Я отвезу тебя домой. Глава 77. Морис

Мориньер получил записку из дома Филиппа де Грасьен в тот час, когда, собрав всех своих воинов в одной из комнат гостевого дома на территории монастыря иезуитов, объяснял, какие именно задачи им придется решать в самое ближайшее время.
Мориньер чувствовал себя удовлетворенным. Он теперь знал их всех: и тех, кто служил ему давно, и тех, кто, возглавляемый Реми Малера, прибыл в Квебек всего несколько дней назад.
Он успел переговорить с каждым. И понимание, которое сложилось между ними, радовало его, придавало ему уверенности в успехе им задуманного.

Они сидели перед ним, внимали каждому его слову. А он, скользя взглядом по обращенным к нему лицам, вспоминал недавнее изумление Филиппа, которого тот не смог, да и не пытался скрыть.

*

Разговор в тот раз коснулся Реми.

Услышав, кого именно Мориньер отправил с заданием в Труа-Ривьер, Филипп вытаращил глаза.
- Разве вы не прогнали его прочь? – воскликнул. – Я помню: в прошлый раз, когда мне довелось видеть его, вы и говорить с ним не желали! И не понимаю, как можете вы рассчитывать на то, что этот человек исполнит ваше поручение, если от одного слова «ирокезы» он впадает в бессознательное состояние?
Мориньер выслушал тогда друга с легкой улыбкой. И ничего не ответил.

Когда Реми, наконец добравшись до Квебека, явился доложить о выполнении поставленной перед ним задачи, Филипп, бывший в тот момент рядом с Мориньером, потерял дар речи. Долго всматривался в осунувшееся, усталое лицо юноши.
Дождавшись, когда они останутся одни, спросил:
- Как вам это удалось? Если бы я встретил этого парня в городе, я не узнал бы его.
Мориньер пожал плечами:
- Я тут ни при чем. Я только дал ему возможность сделать собственный выбор.

Мориньер и сам не находил теперь в Реми ничего от того мальчишки, что совсем недавно трясся за столом таверны при мысли о возможной встрече с индейцами. Но в отличие от Филиппа он точно знал причины этой трансформации.
Позволив Реми самостоятельно решать свою судьбу, он освободил того от ощущения бесправности и бессилия. Оставшись на службе, Реми больше не чувствовал себя овцой, ведомой на заклание. Освободившись от этого унизительного чувства, он одновременно избавился и от  иррационального страха, который мучил его все то время, что он находился в Новой Франции. Он не перестал хотеть жить, но перспектива смерти больше не лишала его разума.

Мориньер думал о Реми и продолжал говорить – о том, чего ждет от каждого из своих солдат. Постепенно вводил их в курс дела. Обрисовывал общее, говорил о мелочах. 
Когда на пороге появился Морис, Мориньер только рукой повел – проходи, садись. Но тот качнул головой. Подошел к нему, протянул записку.
Мориньер взглянул  на листок, который подал ему Морис. И замолчал.

*

Морис явился в монастырь иезуитов прямо из дома графа де Грасьен.

В последнее время он чувствовал себя престранно. Скажи ему кто-нибудь прежде, что он, свободолюбивый и гордый, согласится служить кому бы то ни было – Морис рассмеялся бы тому дурачине в лицо. Однако с недавних пор он не просто был солдатом, слугой. Он был шпионом. Занимался тем, что презирал больше всего на свете.
 И для того, чтобы убедить его в необходимости этого шага – понадобилось всего ничего: несколько слов, один взгляд.

Он вспоминал сейчас первую свою беседу с Мориньером и удивлялся, как быстро сумел тот убедить его, Мориса, поступиться своими принципами. Морис не помнил теперь в точности слов – только общее от разговора впечатление.
Он тогда с удивлением обнаружил, что этот суровый человек, этот высокородный вельможа – ничто не могло бы заставить Мориса засомневаться в последнем, - поставил его, бродягу и бездельника, на один уровень с собой.
Мориньер говорил с ним, как с равным. Поблагодарил за помощь, оказанную госпоже де Грасьен, упомянул о неприятностях, которых удалось той избежать. Рассказал, что еще предстоит сделать, чтобы наказать негодяя, посмевшего строить козни против слабой женщины, лишенной единственного на тот момент защитника его же, негодяя, стараниями.

- Мне нужен человек, который сумел бы проникнуть в дом Клода де Жерве, сделаться тому необходимым. Я хочу знать обо всем, что будет происходить в доме. Меня интересует каждая его мысль, каждый его шаг, - говорил Мориньер ровно.
Лицо его было холодно. Но Морис был уверен: за этой недвижной маской пылает жаркий, беспощадный огонь.
И еще он вдруг стал убежден, - Морис совершенно не понимал, как так вышло, - что никто не сможет выполнить поставленную задачу лучше него. Больше того, он вдруг почувствовал, что не позволит никому отнять у него эту возможность.
- Я готов, - сказал Морис, едва замолчал его собеседник. – Я сделаю это.

*

Он, в самом деле, был готов ко многому. Направляясь в дом Клода де Жерве, Морис знал о своем «хозяине» изрядно. Он был уверен: ничто не могло его шокировать. И все-таки довольно скоро ему пришлось обнаружить, что он ошибался – когда по требованию де Жерве привел в дом военного губернатора проститутку. А потом вынужден был слушать доносившиеся из господской спальни женские крики.

 Тогда, оглядев тихих, ко всему привычных слуг, он слетел по ступеням, выскочил на улицу, хлопнув дверью.
Он явился в монастырь иезуитов, ввалился в  келью, остановился в нескольких шагах от Мориньера - тот сидел за столом, читал.
Мориньер поднял голову, оторвался от своего занятия.
- Что случилось? – спросил.
Бледный от ярости Морис воскликнул:
- Я соглашался служить этому подонку ради того, чтобы помочь вам. Но я не подписывался молча наблюдать за тем, как он издевается над женщинами.
- Над женщинами? – переспросил Мориньер удивленно.
- По-вашему, шлюхи – не женщины? – вскинулся Морис.
- Остынь, - Мориньер поднялся. – Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Он выслушал все, что счел нужным высказать Морис. Потом подошел, положил руку на его плечо:
- Возвращайся обратно. И держи себя в руках.

*

Морис снова появился в келье Мориньера довольно скоро. Притащил на себе истерзанную женщину.
- Вот, - он свалил ее, как куль, на постель Мориньера. – Вот ваш военный губернатор. Цвет общества.
Мориньер одним взглядом оценил нанесенные женщине побои.
– Ей, безусловно, необходимо отлежаться. И ей нужен лекарь. Но я – не он, – сказал он спокойно. - Зачем ты принес ее сюда?
- Затем, что этот горячий мужчина велел мне избавиться от нее – «чтобы никто и никогда о ней не услышал», - процитировал Морис холодно. – Вы уж простите, монсеньор, но убивать женщин – не мое ремесло.
- Возможно, глядя на меня, в это трудно поверить, - ответил ему в тон Мориньер, – но и я этим никогда не занимался.
- И что вы мне с ней прикажете делать?

Мориньер помолчал какое-то время. Потом качнул головой, вздохнул.
- Отец Лалеман будет в восторге, - произнес, наконец, не вполне понятное Морису. – Подожди меня тут. Побудь с ней.

*
   
Они устроили пострадавшую в гостевом монастырском доме – в самой дальней комнате, на верхнем этаже. Пронеся ее по пустынным коридорам, опустили на узкую постель. Уложили, укрыли меховым одеялом, - в комнате было невообразимо холодно. Она пришла в себя. Глядела на них с ужасом, едва шевелила разбитыми губами.
Мориньер запретительно поднял указательный палец.
- Помолчи, - сказал спокойно.
Подал женщине воды. Сидел на краю постели. Держал у ее рта кружку. Следил, чтобы она не проливала воду на себя. Потом сказал одному из собравшихся в комнате людей.
- Рене, ступай за Натаниэлем, - сказал. – Пусть захватит с собой все, что нужно для обработки ран.

И именно тогда, наблюдая за Мориньером, глядя, как явившийся на зов старик-лекарь, молча взялся за дело, а Мориньер, поднявшись, сказал женщине:
- Ничего не бойся. Я вернусь позже – поговорим, - Морис понял, что впервые в своей жизни готов признать кого-то властным над собой.

*

Морис никогда не считал себя особенно наблюдательным. Когда Мориньер, отправляя его в дом Клода де Жерве, объяснил, что еще от него требуется, Морис покачал головой:
- Навряд ли я сумею быть вам в этом полезным. Я вижу только очевидное.
Мориньер улыбнулся тогда. Сказал:
- Я тоже.
Усадил Мориса перед собой. И в течение получаса учил его смотреть.

И теперь, передавая Мориньеру записку, Морис только применил на практике полученные знания – взглянул на пальцы, принимавшие из его рук бумагу, посмотрел в лицо. Удивился, заметив, как в одно мгновение пронеслись по нему беспокойство, оживление, надежда. Что-то еще – чего Морис не распознал.

Дочитав, Мориньер скомкал записку. Посмотрел на сидевших перед ним воинов.
- Все свободны. Отдыхайте. Вернемся к нашему разговору позже.

И, не дожидаясь, когда присутствующие разойдутся, первым покинул комнату.

*


Мориньер отправился к Филиппу сразу же. Вошел в дом, кивнул отворившему ему дверь Антуану. Сбросил с головы капюшон, уже поднявшись до половины лестничного пролета. Антуан едва успевал за ним.
- Господин в кабинете.
- А госпожа?
- Там же, должно быть.
Мориньер кивнул – хорошо.
- Доложи.

Когда Мориньер появился на пороге, оба, - и Филипп, и Клементина, - поднялись со своих мест. И Мориньер, только коснувшись взглядом стоявшей в нескольких шагах от него женщины, с огорчением понял - ничего не изменилось. В глазах Клементины по-прежнему таилось жесточайшее напряжение.
Он выдохнул. Памятуя о сутане, что была на него надета, ограничился тем, что склонил голову, приветствуя хозяев.

*

- Жосс! Какими судьбами? – воскликнул Филипп, направляясь в сторону гостя.
Мориньер не успел ответить. Клементина произнесла церемонно:
- Я благодарю вас, сударь, что вы так скоро откликнулись на мое приглашение.

Филипп замер. Обернулся.

- Приглашение? – переспросил Филипп. - Вы объясните, что это значит?
- Разумеется, - ответила вызывающе Клементина. – Вы не захотели выслушать меня, я сочла необходимым сообщить о том, что рассказала мне Ноэми, вашему другу, который, насколько я успела заметить, к слухам относится с заметно большим уважением.
Филипп бессильно развел руками. Мориньер рассмеялся, надеясь, что смех его звучит непринужденно.
- Вот так, Филипп, и работают на нас наши репутации.
Повернулся к Клементине.
- Я к вашим услугам, сударыня. И я рад, что вы в этой ситуации подумали обо мне.
Клементина посмотрела на него холодно.
- Поверьте мне, господин д’Эмервиль, если бы я могла избежать встречи с вами, я сделала бы это, не колеблясь. Но, как бы туманно ни звучала информация, которой поделилась со мной девушка из дома господина д’Авогура, мне она кажется достаточно важной. Впрочем, если и вы решите, что все это не имеет значения, значит так тому и быть. Я, по крайней мере, буду знать, что со своей стороны сделала все, что могла.

И снова Филипп возмущенно вздохнул. Мориньер же только кивнул.
- Не будем, в таком случае, терять понапрасну время. Итак, что вы хотели мне рассказать?

*

Когда Клементина закончила говорить, наступила гробовая тишина. Клементина сидела красная от смущения. Уверенности ее хватило на первые несколько минут. Потом, с каждым последующим словом, она все больше ощущала, как мало действительно важной информации во всем том, что она теперь рассказывала. Если бы не упрямство, она замолчала бы уже давно. Но сдаваться -  было не в ее характере. И она договорила до конца. До последней точки. До того самого момента, за которым больше ничего не следовало. Она сказала все.
Мориньер все то время, пока Клементина говорила, сидел, не глядя на нее. И теперь продолжал оставаться в той же позе.
Филипп же поднялся сразу, как только замолчала его жена. Прошелся по комнате, хмыкнул. Потом отчеканил холодно:
 - Я все-таки был прав, когда отказывался слушать вас. Во всей этой вашей речи нет ни одного значимого слова! Одна вода.

Тут поднял голову Мориньер.
- Подождите, Филипп.
Он посмотрел на Клементину.
- Как, вы сказали, называется форт?
- Я не знаю. Не уверена. Что-то вроде Бон… Бонтон? - Клементина закусила губу, пыталась удержать злые слезы, вдруг прихлынувшие к глазам. – Ноэми сказала, что не расслышала толком названия. Но поняла, что военный губернатор хочет заманить могавков в какой-то форт, который соединяется подземным ходом с лесом. Там не ход – так, узкий лаз. Но со стороны реки, - сказал губернатору де Жерве, - где, наверняка, расположится племя, никто не заметит, как в форт проникнут солдаты. И тогда можно будет спровоцировать бой снаружи и одновременно захватить в плен тех, кто окажется внутри.
Мориньер кивнул.
- Прекрасная идея. Наш военный губернатор – гений.
Повернулся к Филиппу.
- А вы говорите – ничего определенного. Вы бывали в форте Бонтон?
- Нет. В самом начале, когда мы только задумывались о перемирии с могавками, Клод де Жерве упоминал о нем. Но тогда я отказался даже обсуждать этот его выбор. И он не стал настаивать.
- Почему вы отказались?
- Форт расположен слишком близко к Квебеку. И не надо быть провидцем, чтобы догадаться, что, направляясь на переговоры, могавки, скорее всего, выберут путь по реке. А вы можете себе представить, как это будет выглядеть – когда полчища индейцев на своих каноэ будут продвигаться по Святому Лаврентию. Мимо Квебека. Такая картина может напугать жителей города, спровоцировать их на агрессию. И тогда нам не избежать битвы.
- У вас есть карта?

*

Мориньер просидел, склонившись над картой, довольно долго. Не столько разглядывал ее, сколько размышлял, не отводя взгляда от вырисованных бурыми чернилами линий и значков.
И Филипп сидел рядом. Молчал.
Наконец, Мориньер поднял голову. Посмотрел на своего друга.
- И все-таки если Клод де Жерве предложит вам еще раз Бонтон – соглашайтесь.

Он не стал больше ничего объяснять. Почти сразу распрощался с хозяевами дома. Отправился к себе.

Возвратившись в свою келью, сказал дожидавшемуся его Морису:
- Ты говорил, что де Жерве много пишет?
- Пишет, рисует. Черт его знает. Господин военный губернатор не выпускает пера из рук. Я не интересовался, что он там карябает – все равно я не знаю грамоты.  Но весь стол его завален какими-то бумагами – точно.
- Мне нужно попасть в дом.
Морис посмотрел на Мориньера.
- Я узнаю, как это можно сделать.