День шестой. 4

4

 Дверь в квартиру Сенцовой была приоткрыта.
– Вот вы где, голубчики! – добравшись до ванной, воскликнул Григорий голосом каменного гостя из преисподней.
– Гриня! – разводной ключ из рук Алексея выпал и звякнул о новый кафельный пол.
– Привет, Гриша, – сказал Петро Борщевич.
Он, очевидно, не был в курсе сложнейшего четырёхугольника со сторонами из любви, дружбы, предательства и соперничества. Борщевич недовольно посмотрел на Алексея:
– Ты осторожней, – тихо молвил он, – полы побьёшь.
– Гриша, – Алексей немного оправился, – как ты сюда попал?
– Как я сюда попал! – засмеялся Григорий. – На метро приехал.
Он был готов низвергнуть предателя в ад, предав его вечным мукам совести, но его остановил тихий, вкрадчивый голос.
– Здравствуйте, Григорий Иванович.
В дверях гостиной стояла Светлана. Бог мой, как была она хороша.
«Эта женщина будет моей», – решил Григорий. От этого простого решения злость испарилась без следа, и стало ему легко и весело.
– Здравствуйте, Светлана Сергеевна, – Григорий открыто улыбнулся.
– Алексей Михайлович сказал, что вы болеете и не можете прийти на работу.
– Алексей Михайлович ошибся, – Григорий глянул на смущенного Лёху, – мне запломбировали зуб в поликлинике, и я здоров.
– Да. Это хорошо. Ну не буду вам мешать, – и Светлана удалилась в гостиную.
– Работайте, – бросил Григорий на ходу в комнату.
– Чего это он, – удивился Борщевич, – у него с головой всё в порядке?
– Не знаю, – пожал плечами Лёха, – может мышьяк так действует.
– Ладно, – махнул рукой Петро, – давай работать. Зажимай гайку.

Григорий, войдя в гостиную, затворил за собой дверь. Он твёрдо решил завоевать Светлану без применения категорического императива, но как это сделать совершенно не представлял, ибо привык за полдня встающие перед ним проблемы преодолевать быстро и эффективно. Быстро в данном случае не выйдет, а про эффективность и говорить нечего. Светлана стояла спиной к нему, сложив руки на груди. Светлое окно, обрамлённое тёмными тяжёлыми портьерами, смотрелась, как рама и фон полотна. Григорий невольно залюбовался картиной. А Светлана, почувствовав чьё-то присутствие в комнате, оглянулась.
– Вы что-то хотели, Григорий Иванович? – спросила она, убирая с лица непослушную светлую прядку.
– Нет. То есть да.
Григорий стал медленно приближаться к Светлане, делая вид, что рассматривает стеллажи с книгами и картины на стенах. Он мучительно соображал, как быть и что предпринять. Со времени ухаживания за Машей прошло пять лет, и Григорий совершенно забыл, как это делается. Потерял навык, так сказать. Светлана терпеливо ждала, заметив непонятную робость Григория.
Он остановился в метре от Светланы. В задумчивости Григорий погладил мягкий бархат штор. Он как бы находился в тени кулис, тогда как Светлана – на сцене в потоке льющегося света.
– У меня сегодня день рождения, – сказал Григорий.
Ничего убедительней в цейтноте он выдумать не смог.
– Я вас поздравляю, – Светлана легонько наклонила голову влево.
– Я хочу пригласить вас в ресторан, – выпалил Григорий.
– Меня? В ресторан? – удивилась Светлана. – На свой день рождения?
Григорий кивнул, почувствовав, как наливаются жаром уши.
– Вы только не обижайтесь, Григорий Иванович, но мы с вами едва знакомы. Пойдите в ресторан с женой, с друзьями.
– У меня нет жены, то есть – есть, но… – на этом месте мелькнула мысль, что рассказ о сбежавшей в монастырь Маше мог помочь, но Григорий не захотел разменивать свою боль, – в общем ушла она от меня, – жар от ушей перебрался на щёки, – а друг… был один, да весь сплыл, – лицо горело стыдом.
– Мне очень жаль, – сказала Светлана.
Григорий не понял, кого ей жаль: такого несчастного со всех сторон его, сбежавшую Машу, или печалится она  о предательстве друга. Он стоял перед трудным выбором: отступить или приказать Светлане подчиниться. Он выбрал первое.
– Извините, Светлана Сергеевна, – тихо произнёс он и направился вон из комнаты.
– Постойте, – окликнула его Светлана.
Ей вдруг стало безумно жаль этого сильного, волевого человека и стало стыдно за своё бессердечие, за равнодушие, за то, что она невольно заставила краснеть Григория до самых кончиков ушей.
– Хорошо, я пойду с вами в ресторан. Когда вы планируете?
– Прямо сейчас, – Григорий остановился и повернулся к Светлане.
Краска стыда на его лице стала бледнеть.
– Но я не могу сейчас, – растерялась Светлана, – вдруг рабочим что-нибудь понадобится.
– Я сейчас вернусь, – улыбнулся Григорий.

Петро и Лёха заканчивали монтаж полотенцесушителя. В ванной на застеленном полу в беспорядке лежали куски упаковки и инструменты.
– Петро, – обратился Григорий к вислоусому Борщевичу, – ты ведь недалеко живёшь. Знаешь поблизости приличный ресторан.
– Значит так, – Петро нахмурил лоб, – на углу кулинария, с другой стороны пивнушка. Больше ничего не знаю. Гриня, тут такое дело, мы немного коцнули полотенцесушитель.
– Где, покажи?
Петро показал. Лёха стоял в сторонке, не вмешиваясь в беседу.
– Блин, плохо! – воскликнул Григорий, – надо чем-нибудь замазать. Есть белая краска?
– Да откуда.
– Хоть мелом замажьте.
– Мелом замажем. Вспомнил, – обрадовался Борщевич. – Возле моста иду я сегодня утром, и вижу вывеску "Бродячая Собака". Я ещё подумал: какого хрена называть ресторан собакой. Совсем кооперативщики с катушек съехали.
– О! Годится. Значит так, други мои, я пригласил Свету в ресторан, а чтобы она не отказалась, сказал, что у меня день рождения.
Петро засмеялся. Лёха ухмыльнулся.
– Но она не хочет идти, – продолжал Григорий, – вдруг вам что-то понадобиться. Нужно пойти и уговорить её.
Григорий как мог избегал всякого императива.
– Я не пойду, – сказал Лёха.
– Почему?
– Не хочу врать.
– Вах, вах, вах, – покачал головой Григорий, – от кого я слышу.
– Хлопцы, хватит вам собачиться. Я схожу. Не вопрос.
Петро отсутствовал пять минут. За это время Григорий и Алексей не произнесли ни слова, не посмотрели друг на друга.
Вернулся Борщевич.
– Иди, Казанова, она согласна.
– Ну Петро, ну выручил, дружище.
Григорий крепко пожал Борщевичу руку. Выходя, он всё-таки не удержался и категорически мотивировал коллег:
– Работайте аккуратно, но с огоньком.