Галинка

гл. 1 Детство на Воломах.
 
 - Дедушко, пошто снял зыбку? Я спать хочу-у! – сонно тянет   беленькая девочка лет 4-х.
-Не стыдно тебе, Галинка, в зыбке то качаться. Скоро глянь замуж отдавать. Иди, на печь залезай, подсоблю. А то на полати?
Дед встает с неизменного места у окна, из которого видна речка, луг и далекие очертания  деревни Погост, помогает девочке залезать по приступочкам печки на полати. Галинка устраивается на  толстом ватном одеяле из лоскутков. Лоскутки разные, этот от дедовой рубахи, которая порвалась, когда дед рубил новую избу. А этот лоскуток красивей всех – это рубашка мамы. Девочке начинает казаться с высоких полатей, что она раскачивается в тесной зыбке, слышны голоса бабушки  «О-о-о…Спи дитятко, спи…» Гале снится большая река, нет она очень большая, много больше Кичменьги. По реке идет пароход, но он чуть больше лодки. В лодке сидит мама  и ещё какие то люди. Они машут Гале рукой, кричат что то, им весело. Но лодка быстро исчезает в молочном тумане. Теперь Галя бежит по дороге, дорога широкая, кругом лето, цветы, птицы поют, рожь высокая. Хорошо - то как! Взмахну ручками и… полечу-у.. И летит она над  своей деревней, над полем, к другой деревне со старой черной мельницей, где чистая вода и плавают угри, темные, длинные и жуткие рыбы. А ей не страшно, ей хочется обнять всё внизу и крикнуть всем: «Вот она, я! Я высоко, мне хорошо!

  «Галя!»-что это, кто зовет её. Это бабушка. «Вставай, паужнать будем. Максимко глянь, кого принес. Она приняла Галю с полатей, и подала одежду. На полу у печи, неуклюже подвернув голову  с красной короной, лежала большая темная птица. Дед часто ходил в лес, проверял поставленные силки и ловушки. В них попадались зайцы, тетерки, даже лоси. Осторожные глухари и тетерева попадались редко. Гладкое на ощупь перо птицы , хотелось потрогать, но смущала завернутая неловко голова. Галя попыталась исправить, чтобы птице было удобно лежать. Неподвижный взгляд птицы ударил, как пуля. Девочка выронила голову, она стукнулась об пол, испугав её ещё сильнее. Галя залезла на колени к деду и отсюда с содроганием следила, как бабушка ощипывает перья  птицы и складывает их в корзину. И вот уже то, что  осталось, совсем не похожее на птицу, голое и тощее, белое и в мурашиках, бабушка уносит в кут. Слышны тюканье и  звон чугунов, плеск воды и треск поленьев. Сейчас она поставит в печь и к ужину будет готово вкусное жаркое из птицы.
 
  А пока, бабушка выносит кринку молока и большую буханку белого хлеба с красивой коричневой корочкой. Помолившись на иконы, сели в красный угол за стол. Дед никогда не пил молоко, он хлебал его ложкой. Накрошив хлеб в миску, ел аккуратно, небольшими порциями. Но и это причиняло ему неудобства. Дело в том, что с прошлой войны у него остался шрам от виска по всей щеке до подбородка. Тонкое место щеки было перерезано насквозь. Рана зарубцевалась, остался красный шрам и небольшое отверстие в щеке. Жидкая пища просачивалась, причиняя неудобства. Поэтому дед постоянно носил белую повязку, завязанную на голове узлом. У незнакомого человека могла возникнуть мысль, что у него болят зубы. Здесь деда знали все, и Галя гордилась своим дедушкой и очень его любила. Она часто просила рассказать ей о войне и   дед, в который уже раз, рассказывал ей, как они с  тезкой, пулеметом Максим громили врагов, пока их обоих не накрыл вражеский снаряд. И оба сразу пришли в негодность. Его  покорёженный «Максим» остался лежать на поле, засыпанный землей  и гильзами. А пулеметчик Максим попал в госпиталь, где его попытались спасти. Осколки снаряда и пулемета изрешетили верхнюю часть его тела. Из тела осколки удалось извлечь, а  из головы не решились. Она пострадала больше всего: один осколок  безобразно разрезал щеку, другой перебил нерв глаза. Глаз его не видел и не закрывался ночью, когда дед спал. Было жутко, казалось, дед постоянно следит, даже во сне. А третий осколок так и остался в голове. Раны долго гноились, шов на щеке не срастался, мокнул, еда застревала в ране, мешала излечению, превращалась в гнойное место. Врачи ничего не могли сделать, так как это ведь не рука, которую можно отрезать. Сообщение о его пребывании в госпитале шло долго, едва отыскав затерянную в лесах деревушку Мартыниха. Бабушка, получив известие, собралась в дорогу. Где  на лошади. где пешком, где пароходом добралась она до госпиталя, где лежал её раненый муж. Врачи отдали его под расписку, что нет к ним претензий, и не будет. Они сделали всё, что могли. И если он умрет от ран, не доехав до дому, или умрет через неделю дома, это не их вина.
- И вылечила меня, моя ведунья! – сообщает с радостью дед.

-Дедушко, а почему её ещё колдуньей зовут?- осмелев,  спросила Галя. Она знала, что бабушка лечит, но чтобы она колдовала, она никогда не видела. Когда приезжала мама и привозила Гале книги, она читала про колдунов и ведьм. Но они были злые и ужасные. А бабушка была строгая, но справедливая, даже мягкая и чуткая.
Дед перестал  есть, оглянувшись на кут, куда ушла бабушка за горячей картошкой, тихо сказал.
-От колдуньи у неё разве что темные  глаза да черные вьющиеся волосы, а остальное от ведуньи. Она все знает и ведает, хотя почти неграмотная. А ведает словом и травами, знает молитвы и заговоры, знает, когда и какую траву собрать и отчего эта трава помогает.
-Вот врачи отпустили меня умирать домой. Спасибо им за это. Дома всё легче, чем на чужой стороне. А она, Дарья Васильевна, голубушка моя, ручками меня погладила, слово твердое сказала : «Вот погодь ужо, я тебя на ноги поставлю. Худо мне без мужика в деревне» И заваривала, настаивала, поила, прикладывала. Спать стал спокойно, раны  после рук её не болели, голова переставала гудеть звуками войны. Даже когда не мог спать, заставляла одним словом «Спи!». И я спал, спал как младенец и чувствовал, что она дает мне силу, и я наполняюсь желанием жить и быть полезным в хозяйстве. Она  укладывала меня на правый бок, кормила меня  с ложки, а я старался жевать за правой щекой и проглатывать жидкую пищу. Полоскание травяными отварами, деревенская еда  и сон сделали своё дело.  Вскоре я мог держать топор, ходить за скотом. Ловить рыбу в реке и дичь в лесу. Но это было давно, когда мне было 39 лет, а сейчас скоро 60. Вот и считай, сколько я живу.

  Галя мысленно представила деда молодым и красивым, но теперешний образ деда стоял перед глазами. Галя очень любила рисовать. У неё получались дома, деревья, небо и солнце, деревянные качели, чуть похуже получались животные и люди. Но желание рисовать захватывало её всё больше и больше. Рисовать было не на чем. Дед  снимал лампу, опускал ниже с помощью крючков  и зажигал фитиль.  Фитиль коптил сажей и дымом. Пузатое стекло, протертое чистой тряпочкой, хватало огонь в ловушку, и огонь переставал коптить, затихал, и только еле заметная струйка тепла и копоти выходила с верхнего узкого конца лампы. Лампа висела над столом в красном углу перед иконами. По бокам избы лавки с двух сторон. Огоньки лампы отражались в посудном шкафу, поблескивая в стеклах. В нижних ящиках шкафа лежали Галины вещи. Здесь были рисунки, книжки которые привозила мама.

  Мама! Теплое, ласковое слово, далекое и нежное. Бабушка. Бабушка, вот она рядом, родная и близкая. Дедушко Максим добрый и интересный. А мама… Лицо мамы Галя пытается изобразить на  обложке старой книжки, но оно уплывает из  сознания. Мама скоро приедет. Скоро октябрьские праздники и дед вспоминает революцию 1917 г. Галя многое не понимает, но одно она точно знает, что после праздников приедет мама. Вот и бабушка  садится  рядом и заводит разговор о приезде дочери, гладя Галю по светлой головке с длинными, но тоненькими косичками. Косички бабушка не расплетает Гале на ночь, чтобы не «заполстились», а то суседко свои косы заплетет.
- Скоро мама приедет. Забыла поди ко маму то, Галя?
И видя, что девочка молчит, притихла под бабушкиной ласковой рукой, продолжила:
- В чемодане с серебряными уголочками, тебе подарки привезет. Куклу или может книжки, а может обновку каку ни есть.

Галя бежит к кровати, берет в руки куклу и снова садится рядом с бабушкой. Куклу ей привезла мама. До этого у нее были игрушки, которые делал ей дед из чурбачков и веточек, бабушка из соломы. А эта кукла была  настоящая с ручками, с ножками, как ребенок. Но только похожа она была на мальчика. Галя назвала куклу Коля. У Коли были голубые глаза, светлые волосы. Волос правда не было, кукла была гладкая литая. Но руки, ноги и голова двигались. Внутри они были связаны резиночками. Как здорово, что кукла могла сидеть, стоять, поднимать ручки. Она как бы говорила: «Возьми меня на ручки». Это была единственная отрада, т.к. в деревне детей больше не было и иногда было очень скучно. А Коля слушал её рассказы, смотрел её рисунки и никогда не обижался. Она любила его, пеленала, носила гулять. Кроме Коли был ещё кот Васька. Но он не всегда был послушный и очень ленивый.  Когда он лежал и еле открывал глаза после еды, его можно было пеленать, укладывать спать в зыбку, в деревянную тележку, а то и в корзине носить. Завернутый в платок, зажмуренный, без  ушей, он выглядел очень смешным. Но в самый разгар игры он вдруг вскакивал, стаскивал лапой платки и убегал по своим делам, волоча за собой не развязанные тряпки. Убегал на печь, если надоедало, мяукал и просился на улицу у дверей, летом прыгал в окно. Убегал он и после того, как она учила его ходить на задних лапах. Он не хотел идти один. Пока она вела его за передние лапы, просила «Шагагай, Вася!», Васька смешно переставлял лапы, как человек, но как только она отпускала, он убегал на всех четырех на печь.

 - Знать бы, когда приедет, встретили бы – вслух произнесла бабушка, думая о своем.
- Поди тяжело ведь ей отец, чемодан то нести. Пешком верст 30 надо идти. Ох, дитятко моё, привыкла ко всему. Домой, не из дому, ноги сами несут, ноша не тянет.
   Осень была поздняя.  Река долго не замерзала. Прошли октябрьские праздники, а лед на реке был только у берегов. Но вот ударили морозы, посыпал снег, снова мороз.
                *      *    *
      Галя сидит за столом, на лавке и рисует мамин чемодан. Бабушкины разговоры о маме, заставляют сжиматься маленькое сердце девочки. Но мысли о чемодане, почему то занимают больше, чем сама мама. Лицо мамы почти забылось, ведь она не видела её с весны.  Она ушла  работать на свой пароход. А чемодан Галя запомнила. В нем мама привозит игрушки, книги с картинками. Чемодан,  почему то похож на  большую коричневую коробку. Только чемодан кожаный, как дедовы хромовые сапоги. А на уголках чемодана светлые стальные уголочки прибиты. Дед объяснил, чтобы углы не бились. Уголочки блестящие  и замок в чемодане есть, тоже блестящий. И ключик есть маленький, на тонкой веревочке, но настоящий.

  Вдруг дед  отрывается от окна и  говорит: «Идет кто-то, может  Калиста?». Распахиваются двери, и  с клубами холодного воздуха, в избу торопливо входит молодая женщина, светлая от мороза, веселая от предстоящей встречи, одновременно уставшая, судя по стукнувшему об пол чемодану и большому заплечному мешку. Бабушка всплескивает руками, помогает снять мешок, который как назло не снимается. Он втянулся в плечи от дальней дороги , оставив вмятины на пальто. Обнимаются. Дед поднимает чемодан с пола на лавку. Мама подходит к дочке. Галя сидит, не вставая с места, не зная, что делать. Бабушка суетится, толкает её с лавки к маме. Она прижимается к ней, такой холодной, не знакомой, пахнущей морозом, и ещё чем - то незнакомым. Бабушка несет на стол самовар, мама достает подарки, продукты, которых не купишь здесь в магазине на Погосте. Бабушке - новый платок, мамино платье, хорошее, темное в цветочек, толстый материал, деду курительную трубку. Он просил её давно, вспоминал, надеялся, что не забудет. Не забыла! Он дует в трубку, пробует пальцем.  Бежит за табаком, набивает трубку, садится на лавку к окну и пытается прикурить.  И уже молча, с удовольствием потягивая, посасывая конец трубки, наблюдает за происходящим. Бабушка ворчит на него:
-За стол надо садиться, а он дым пускает». Мама с довольной улыбкой успокаивает её:
-Пусть немножко покурит в своё удовольствие. Дед крякает, цокает языком и благодарит маму:
-Ну, спасибо! Теперь будет у меня приятное занятие, посидеть и покурить без мусору табачного. А то кручу, кручу, а табак все равно сыплется, руки не те стали. На, покури Дарья, тоже поди охота?. Бабушка отмахивается: «Не теперь». А мама уже достает и протягивает бабушке маленькую красивую коробочку, как сундучок. « И што энто?»- удивленно спрашивает бабушка. «Красивая какая. Драгоценностей мне не надо». «А ты открой!» -говорит мама, улыбаясь. Бабушка открывает очень осторожно, потом потягивая ноздрями воздух, тихо говорит: «Пахнет то как! Вот это подарок!- разглядев, произносит она?  окая, нараспев. И взяв щепотку из коробочки, сует её в нос. Сначала в одну ноздрю, потом в другую  и поднимает голову. Глаза её закатываются от удовольствия, нос втягивает оставшийся аромат, рот широко раскрывается и бабушка громко, протяжно, от всей души чихает, как будто ахает от удовольствия.
 
   Бабушка рассказывала Гале, что почти никогда не бывала у врачей, лечила сама.  Но  свою «большую золотуху» (так она называла почесуху на ноге) никак не могла вылечить. Только вылечит, болезнь отступит и опять сильный зуд в сгибе стопы рвет, заставляет чесать кожу до крови. И вот ради интереса  решила зайти в больницу  в одну из редких поездок  в город.
   Врач осмотрел ногу, спросил, как и чем лечила, помолчал, покачал головой. Зачем то посмотрел руки, язык, зубы. Уверенно спросил: «И давно курите?» «Да уж годов 10-20 «.
- Курить не надо, нельзя. А уж если очень хочется, то я пропишу нюхательный табак. Нюхайте, он очень приятный и голова светлая  будет. Выкупите мазь от экземы и смазывайте в период обострения. Попробуйте определить, после чего обычно начинает чесаться. Может это аллергическое? Бабушка поняла не со слов, а по наитию. Теперь все для неё стало ясно. Она сама теперь знает чем и как лечить. Мазь она выкупила в аптеке в городе, а вот нюхательного табаку в аптеке не оказалось. Рецепт отдала дочери и вот надо же, привезла, не забыла.

  Галя смотрела на них во все глаза. Дед крякал. Бабушка чихала, мама  смеялась.  Ей тоже стало вдруг так просто, весело. Она запрыгала и заглянула в заветный чемоданчик. Мама присела рядом и, вытащила, откуда - то снизу, со дна, стопку книг. Галя прижала их к себе ручками, и, стараясь не уронить, понесла их к столу. Стол был высокий, и книги съехали по животу на лавку. Она забралась на лавку сама и переложила книги по одной на стол. Девочка не умела читать, но мир в книгах был такой интересный и необычный, а книг было так мало. Мама доставала еще, что -то красивое, вкусное и шуршащее. Но то, что было изображено на картинке, так приковало  её внимание, что она ничего уже не слышала.  На картинках жили удивительные звери, которых она никогда не видела, с длинными носами, огромные и толстые. На них сидели маленькие черные человечки. И эти огромные животные брали носом толстое бревно, как спичку. Деревья, люди, животные – все было другое, чужое и странное, но интересное. Вот бы узнать, прочитать. В другой книге картинки были цветные, понятные. Здесь жили  Принцессы в красивых платьях с коронами на голове. А третья книжка была толстая, у неё никогда такой не было. Она была твердая и тяжелая. Наверно очень серьезная книга – подумала Галя. Она отвела взгляд от книги, позвала деда и ткнула пальчиком в большие красивые буквы. «БУКВАРЬ»- прочитал дед. «Хорошая, умная книжка. На 2 зимы нам с тобой хватит. А там, глядишь и в школу пойдешь» - вслух размышлял дед. С книжками  были ещё два альбома для рисования и цветные карандаши. Мама знала про страсть дочки к рисованию.  Она доставала из чемодана красивые платья, бантики шелковые и атласные, теплые шаровары с начесом, такую же теплую кофточку и сладости. Стали пить чай. Взрослые говорили, перебивая, переспрашивая, уточняя непонятное.

  Засиделись долго.  После чая, на столе появилась бутылка. Взрослые выпили, громко заговорили. Бабушка запела. Голос у неё звонкий, сильный поплыл по тихой  деревне. И он был услышан. В дом потянулись немногочисленные соседи: Фрол, Онисья, Аксинья,  Марфа. Стало весело. С книжками в руках Галя убежала на большую деревянную кровать, но света  от лампы  здесь почти не было, и она смотрела на этих  дорогих ей людей. Они все жили вместе, одним кланом.
 И вдруг все обернулись на неё. Бабушка подошла, взяла её на руки, а кто -то подставил табуреточку. Уже в который раз она читала им стихи наизусть.  Дедушка смотрел на неё и шевелил губами. Это дед читал её сказку Пушкина «О рыбаке и рыбке» и теперь она знала её наизусть, водила пальчиком по строчкам и читала, как будто умела. «Сейчас  я расскажу вам стихотворение Некрасова.  «однажды в студеную зимнюю пору….» - начала она тихонько и  замолкли мужики, а бабы, взяв уголок платка, прикрыли рот и иногда вытирали глаза. Бабушка  светилась от счастья и гордости. А  серьезное лицо деда говорило «Вот как наши то!». Мама смотрела, не отрываясь, лицо её побледнело, она подалась вперед, всматриваясь в  лицо дочки, которая выговаривала трудные слова, не понимая их смысла. Потом был «Генерал Топтыгин», потом снова Пушкин «…выпьем с горя, где же кружка, сердцу будет веселей». А потом долго и от души хлопали, а Галя кланялась, наклоняя одну головку, боялась упасть с табуретки. Мама хлопала громче всех. Дед Фрол хвалил деда Максима, за то, что научил внучку. Грамотных  в деревне не было. Дед отнекивался, кивал на Галю, мол, сама всё. Только почитать и запомнила.

   Галя устала. Залезла на кровать снова и, обняв кучу подарков, незаметно заснула.
Проснулась рано. Деда на печке уже не было, бабушка гремела ухватами у печи. Мама спала рядом, обняв Галю рукой, большая и теплая.  Она ощутила мамин запах, вот оно родное. Только теперь по запаху она узнала маму ближе, роднее. Совсем маленькая она забиралась маме «под мышку» и тонкими маленькими пальчиками перебирала волосинки, вдыхая мамин аромат пота. Он  был для неё любимым, он запомнился и теперь вошел в неё с чувством чего то родного, она прижалась к теплой маминой груди, как раньше, закрыв глаза, и слушала. Как бьется мамино сердце. Мама проснулась, поцеловала головку дочки и стала одеваться. Наступал новый день. Так повторялось из года в год. Весной мама снова засобиралась в дорогу, в город на заработки, на пароход. В деревне работы не было.  Довольно большая масса  людей работала на речном транспорте.

    Прошел год. В деревне появился мальчик. Его  мама купила дом и переехала жить из более отдаленной деревни Дор, поближе к школе. Его мать все звали Танька, она была грубая и крикливая женщина. Мальчишку тоже все звали Колька Танец. Был он бойкий, рос без отца. Мать часто орала на него, и Колька убегал от неё, стараясь не попадать ей под горячую руку. Это был Колька, но он совсем был не похож на  Галину куклу, с тем же именем. Это был драчливый и сопливый пацан, но ….с ним можно было поиграть. Они вместе бегали на речку, ловили «подкамушников». Эти маленькие рыбки жили под камнями в речке. Отвернешь камушек, а  там рыбка и не уплывает сразу, а крутится на месте, ищет свой дом, свою крышу. А ручки ребят, вот они, тут как тут. Скользкая колючая большая голова и мелкий хвостик отправлялись в банку. Они станут едой для кота Васьки. А Васька был её ровесником,  это был довольно старый кот. Он уже не ловил мышей, лежал на солнышке и спал. Но его надо было кормить. И Галя старалась, бегала от камушка к камушку. И в её банке было больше рыбок, чем у Кольки.   И Колька отреагировал очень неприятно. Он взял и выбил  банку из рук у Гали. Банка упала в речку, рыбки бросились в рассыпную. Галя отвернулась от него, ушла подальше. Слезки капнули в воду маленькой капелькой. Долго ещё искала она «подкамушников», но их было слишком мало. Кот ждал её на завалинке. Привычно мяукнув, потерся об её ноги и потянулся носом к банке. Галя вылила рыбок на травку, кот съел и, облизнувшись, посмотрел на девочку: «Мяу-мало». Галя виновато улыбнулась. Кот  сел на крыльцо и стал умываться. Вышел дед и, увидев кота, сказал: «Гостей намывает». Кот сидел мордой к двери, лапой как  бы приглашая в дом.
- Чего нос красный и брови тоже? Опять Колька обидел?»-взглянув на Галю, спросил дед.
- Я ему когда-нибудь крапивы в штаны напехаю!- собирая  её сопли в свой кулак, сердито говорил дед.  Дед редко видел внучку плачущей. Из глаз капало, из носа текло, а ни звука.

    Дома Галя села у окна. Дед взял сеть, примостился рядышком с Галей и стал завязывать дырки. Он часто ходил на речку Кичменьгу, чтобы набродить рыбы. «Васька сытый, пора и нам рыбки поесть. Опять гостей намывает. Да откуда гости то?» - балагурил дед, взглянув в окно на улицу.
- А вот и гость… - он указал пальцем в окно и глаз его брызнул от смеха. Бабушка удивилась, подскочила к окну и всплеснула руками «Срам то какой!» Колька, сняв свои старые штаны, крутил голым задом в окна. Услышав вскрик бабушки, он торопливо надернул штаны, успел вытянуть свой язык и его голые пятки уже сверкали по дороге в конец деревни.
-Вот обормот! Отца у него нет, надрать бы ремнем по голой заднице, может не вертел бы налево-направо.
- Теперь дня три не придет – подала голос бабушка.
- Ну и шут с ним. Ну- ко, внучка, покажи картинки да расскажи, что тут нарисовано – говорил дед, сам плел свою паутину, заделывая дырку за дыркой.
- Я сегодня на качелях качалась….они меня долго не слушались, большие очень и тяжелые. А когда раскачалась, ветер, откуда - то появился, дышать мешал. А высоко совсем не страшно, как будто летишь. А я часто во сне летаю…
- Это ты растешь во сне - тихонько, что бы не перебить рассказ девочки, говорит дед.
- Мне кажется, что я стала высокая, высокая. И расту, расту…Вот крышу нашего дома вижу, речку, лес за рекой, а если ещё сильнее раскачаться видно церковь и избы Погоста. Я сегодня всё это нарисовала. Вот посмотри! 
Дед откладывает уток, берет в руки рисунок, цепляет на нос очки и внимательно рассматривает рисунок.
-Здесь всё понятно, очень хорошо! А вот это что такое? Там за лесом, точно не Мокеиха, дома не наши.
- Это город большой и дома большие! Мне мама рассказывала, что там за Мокеихой есть дорога в город. Я не знаю, какой он, но дома там наверно выше леса. Вот их и видно.
- Нет, с качули их точно не увидеть. Ну да ладно. Вырастешь-увидишь.
- Расскажи, что там за лесом?- тянет девочка.
- За лесом, ещё лес, деревни кое-где, потом снова лес. Зимой и дороги то нет, одна тропиночка. Ребятишки их интерната с Полдарсы домой бегают на выходные. Пешком 30 км. Да в мороз.
- А зачем в Полдарсу? На Погосте тоже школа есть, я туда пойду учиться. На Погост или в Полдарсу?- Сначала на Погост, потом на Полдарсу. Здесь ведь только 4 класса.
- А сколько надо?
- А надо 8 классов, а может и больше теперь. Ты у меня гляди, какая вострая. Тебе ещё многому надо учиться.
-Я деда не хочу в Полдарсу, а как же вы с бабушкой одни будете?
 А со скотом бабушка как одна будет?
-Ишь, какая заботливая. Она и сейчас одна, без тебя  управляется.
-А забыл, на Березкин день как было?- смутила деда своим замечанием Галинка.

И вспомнил этот день. Ушел он на Петров день, на Погост за хлебом, да и загулял. Выпил с другом-товарищем и про всё забыл. Бабушка ждала его и хлебушек к обеду, да ни деда, ни обеда. А время идет. Паужнать пора, а его всё нет. Собралась бабушка и отправилась за ним, оставила Галю с котом Васькой да с курами во дворе. Бабушка ушла и тоже пропала. Время идет, часы тикают, гирьки опускаются до полу, а никого нет. Солнце к вечеру пожелтело. Вот уж овцы прибежали, Галя застала их в загородку во хлеве. Чернуха брякнула боталом-колокольчиком, призывно промычала: «Пришла я, хозяюшка, чего не встречаешь?
- Иду, иду, ласковая моя - пропела девочка, подражая бабушке. Чернуха удивленно скосила большим черным глазом на маленькую хозяйку, но неторопливо переступила порог хлева, бережно неся своё полное молока? вымя. Закрыла Галя корову, загнала кур, села на крылечко и стала смотреть за реку. Дом их на высоком угоре. Внизу течет речка Кичменьга, за ней чистый луг, потом редкий пролесок, а за ним другая деревня Погост. Это центр. Там есть магазин, пекарня, школа,  почта, клуб и ещё старая церковь. Подперев кулачком щеку, смотрела Галя в темнеющее небо, лес на другом берегу казался больше и шире. Чернуха ревела всё громче и призывней. И Галя не выдержала. Заскочила в избу, схватила подойник, баночку с теплой водой тряпочку, всё как делала бабушка. В хлеву было тепло и пахло навозом, но быстро темнело, на небе ходили тучки. Открыв двери хлева настежь, Галя нашла маленькую скамеечку и поставила её рядом с коровой. Чернуха удивленно оглянулась и замычала. Галя погладила её по задней ноге, а потом легонько погладила вымя. Оно было большое  и твердое с голубыми жилами. Молоко почти лилось из сосков.
-Ей наверно больно - вслух подумала Галя и села на скамеечку. Сидя, корова казалась огромной тушей, а  она чувствовала себя крошечной. Казалось , ступит корова на неё и раздавит. Корова снова призывно и жалобно замычала, прогоняя Галин страх и вселяя уверенность.  Из баночки теплой водичкой вымыла соски у коровы. Они тоже были толстые, но теплые и мягкие. Обтерла тряпочкой лишнюю воду, взяла подойник. Маленькие колени еле удерживали большое светлое ведро. Ведро мешало дотянуться до вымени коровы. Галя поставила его на пол под корову.
- Сейчас, милая, сейчас золотая моя! – уговаривала она корову. Двумя руками взялась она за сосок и потянула на себя. Тугая струя брызнула на её голые коленки, мимо ведра. Корова нервно переступила, чуть не опрокинув ведро. Хвост больно ударил по лицу.
- Ну чего дерешься? Успокойся, я же тихонечко. – уговаривала она  корову и себя. Обеими руками , но осторожно, направляя струю в ведро девочка доила корову.
- Первые два соска,- думала она, - я выдою, а задние мне не достать.
Пока молоко лилось легко, бежало как будто само. Потом стало труднее, сил в ручках уже не было. Затекли плечики, руки задрожали. Корова занервничала, переступала с ноги на ногу и вот, задев ведро, она опрокинула его на табуреточку. Звякнув дужкой, ведро выплеснуло с трудом надоенное молоко в навозную жижу. Галя смотрела на него с широко открытыми от ужаса глазками, из которых брызнули слезы отчаяния. Она поплакала тихонько, но увидев глаза животных, смотревших то ли с упреком, то ли с жалостью. Это её ещё больше расстроило. Она выскочила на улицу, встала на берегу, сложив руки ладошками внутрь у рта, и как в рупор закричала «Ба-буш-ка-а-а! Эхо донесло длинное «а-а-а-а», тоненькое «а-а-а-а» с плачем пополам и вернулось «Иду-у-у-у!  Галя, я иду-у-у-у!» А потом следом сразу же звонкая песня ворвалась в тихое пространство наступившего вечера «Имел бы я златые горы и реки полные вина, все отдал бы за ласки, взоры, чтоб ты владела мной одна….».  Не зная, радоваться или огорчаться из-за того, что дед и бабушка выпили, Галя побежала снова в хлев. Она подняла  подойник, успокоила Чернуху и побежала встречать бабушку с дедушкой. Они шли, обнявшись, покачиваясь. Она боялась одного, как они перейдут лавы, два, брошенные через реку, толстые строганные бревна, без  перил. Но все обошлось хорошо. Бабушка подоила корову, так и не заметив, что два соска наполовину выдоены. Но девочка познала ещё один урок жизни, надо быть сильной и самостоятельной. Утром дед спросил, как она одна справилась. «Корова тебя не обидела?- дед внимательно смотрел в лицо девочки. «Да нет, что ты?- отвернулась она. И дед понял. Девочка не умела врать.

    И вот теперь, неловко теребя концы кисета с табаком, захотел покурить. Значит вспомнил.
Наступила пора уборки урожая. Бабушка берет Галю с собой выдергивать лук. Огород в стороне от дома, за конюшней, чуть ниже. Земля пропитана навозом, все растет хорошо.  Там раньше  стоял старый дом. Здесь растет много черемух, и пока бабушка поливает огурцы в парничке, Галя собирает черемуху. Стали выдергивать лук. Луковицы крупные, отделяются легко, почти все на поверхности. Бабушка и Галя складывают их в корзину и несут к амбару. Амбар на берегу реки. Напротив огорода. У амбара есть приступочек, как скамеечка. Они садятся на него, бабушка дает Гале ножницы и они начинают обрезать лук. Тихонько заводят разговор. Сначала про избу. Вспоминается старая изба.
-Да откуда ты помнишь старую избу, тебе, поди два всего и было то – возражает бабушка.
-А я помню – настаивает девочка. И подняв глазки к небу, вспоминает.
- Я лежу на полатях. На улице зима, темнеет, за окном летят огромные хлопья снега. Я заметила, что они падали красиво, не сразу, а толкались туда-сюда, как танцевали друг с другом. Замирали на окне и таяли на стекле. А потом….
Девочка остановилась, вспомнив что-то, перестала стричь луковые волосья.
- А потом открылись входные двери, громко хлопнули подо мной и в избу с шумом затопали мужские валенки, сапоги и послышались  тревожные голоса.  Что - то несли, звали тебя, бабушка. Я знала, что дед с мужиками рубят сруб новой избы выше по берегу. Там было много лесу навалено, потом кору очистили, а теперь сруб уже высокий стоит. Галя  бегала туда, играла щепочками. Все затихли за столом, а на лавку положили дяденьку, который стонал. Бабушка засуетилась с водой, мужикам велела снимать или резать сапог. Залезла на печь за травой, строго взглянула в испуганные глаза Гали и как приказала: «Ничего, Галя, всё ладно!» Мужики стащили сапог, разрезали штанину, мокрую от крови. Мягкое место голени было глубоко рассечено, и рана от топора развалилась, как широко открытый рот, из которого пузырилась и текла кровь.

  Штанину завязали туго выше колена. И бабушка, помолившись перед  иконами, встала на колени перед ногой  раненого мужика и стала что-то делать и говорить. Она, казалось, никого не видела и не слышала. Она разговор вела с больной ногой, с кровью и с мясом. Кровь постепенно перестала течь, рану промыла отваром травы, залили края водкой (так предложили мужики). Наступил черед складывать рану. Тихонько стянули края, соединив их. Завернули тонкой марлей с травой. Сверху опять слой травки. Потом снова тряпкой, уже туже и сильнее. А потом бабушка читала молитву, шептала слова заговора, который знала только сама. А, повернувшись к уставшему от боли мужику, глядя в глаза, сказала четко и внятно (ткнув пальцем в лоб): Сейчас ты уснешь и будешь спать ровно сутки. Мужик закрыл глаза и не то что уснул, а захрапел громко. Остальные мужики вздохнули, уважительно посмотрели на бабушку и,  виновато оправдываясь, рассказали, как было. Оказалось, мужик (его звали дядя Коля) попросил топор, чтобы срезать сучок на бревне у другого, что рубил угол дома. Не дотянувшись до него, он легонько  подкинул топор. Мужики часто хвастались своей ловкостью. Вечерело. Ошибся маленько. И топор вонзился в голень.
- Идите с Богом! Всё будет хорошо! Утро вечера мудренее – успокоила всех бабушка.  И мужики тихонько, один за одним, оглядываясь на лежащего на лавке товарища, выходили из-за стола.  «До свиданьица!», «Спокойной ночи, хозяева», «Ну бывайте»- прощались  мужики.

     Мужик храпел всю ночь, не давая Гале спать. Ей снился жуткий  сон: страшная нога с широкой пастью говорила хриплым голосом. Галя просыпалась и успокаивалась, слыша мерный храп мужчины. Он проспал весь следующий день до вечера. Мужики тоже собрались к этому времени, пришли попроведать.  До этого они, молча, рубили дом, только изредка переговариваясь на перекурах.  Мужик проснулся, сел на лавке, оглядел всех, вспоминая что-то своё. Поглядел на завернутую ногу, вспомнил, улыбнулся и тихонько притопнул. «А ведь не болит!»- оглянулся он на бабушку. Бабушка опять встала на колени и стала развязывать ногу. Галя подошла ближе, держа в руках кринку с отваром трав. Последние тряпочки присохли, пришлось мочить из кринки отваром. И вот отпала последняя тряпочка и листик закрывающий рану. Белая нога и ровная полоса, как ниточка скрученной пряжи, пролегла сверху вниз. Бабушка потрогала пальчиками вдоль правого, потом левого края полоски.  Но ни в одном месте полоска не разошлась, как будто была накрепко склеена самым крепким клеем бабушкиных слов.
- Ну, вот как славно – сказала бабушка.
- Теперь снова завяжем с травкой, и посиди дома, никуда не ходи, для пущей уверенности. А у в следующий четверг приди, милок, покажись. Ну а на Новый год ты мне спляшешь, а я спою. Договорились?  Мужик неловко обнял бабушку, поклонился и сказал: «Спасибо Дарья Васильевна! А я ведь побаивался тебя. Разное говорили про тебя. А теперь ты мне как родная стала. Дай тебе Бог здоровья на долгие годы». И вышел, почти не хромая. Это событие четко всплыло в памяти девочки, и она снова начала отстригать луковые перья и корешки.
- А помнишь, бабушка, как ты рассердилась за морковку – вспомнила Галя и покаялась,  увидев, как  строгие брови бабушки сошлись к переносице.
- Кто из вас додумался то?- спросила бабушка,  хотя знала наверняка, что это проделки Кольки.

      В самом начале лета, когда в огороде все буйно зеленеет и цветет, Галя и её единственный друг по родной деревне Мартынихе Колька Танец  накупавшись, уставшие и голодные шли домой с речки. В руках несли подкамушников коту Ваське, но до дому не дошли. Зашли по пути в огород, зелени огурцовой травы пощипали, луку перышки сорвали, поискали в парничке огурчиков, но не нашли, цвели огурцы ещё. Грядка моркови выделялась обильной высокой зеленью.
- Глянь, морковь какая большая – сказал Колька и выдернул одну морковку.
- Фу, какая мелкая попалась, давай поищем крупную, ты с  той стороны, я с этой.
И Колька пошел вытаскивать одну морковь за другой.                - Опять мелкая - огорчилась Галя. –Бабушка  ругать будет.
- А мы её обратно посадим – уверенно произнес Колька и посадил свою морковку обратно. Галя аккуратно засыпала землей свои морковки. Крупную морковь они так и не нашли и уныло поплелись домой. Чуть отойдя, Галя оглянулась, думая заметит ли бабушка, но ничего подозрительного не было, если не считать несколько сломанных веточек, да 2-3 веточки в борозде. Она вернулась, подобрала их и выбросила по дороге у конюшни в крапиву. Назавтра она совсем забыла про морковь, а когда вечером они с бабушкой снова пошли поливать огурцы, бабушка, зайдя в огород, так и ахнула.  Буйная зелень моркови заканчивалась на другом конце грядки странным образом. Как будто часть моркови устала и легла отдохнуть, полежать, а большая часть весело качала зелеными верхушками, радуясь теплу и солнцу. Бабушка подошла к грядке, потрогала травку моркови, чуть потянула и морковь, тонкая и мягкая повисла у неё в руке, безжизненная и жалкая. Сердце Гали остановилось и замерло от испуга.

  Бабушка  строго посмотрела на неё, потом на морковь и тоном, не терпящим возражения, спросила: «Опять вы с Колькой?» Галя, опустив головку, коротко мотнула головой.
-Да что же это такое!? Что же вы наделали, изверги!?-заголосила бабушка на весь огород, так, что две овцы, привязанные к забору, в испуге шарахнулись, подняли головы и перестали жевать траву.
- Ну, нет, жалеть я вас не буду. Завела себе дружка, морковью угощаешь, голова неразумная. Вот ужо сейчас ума то прибавится».
Бабуля сорвала крапиве и резко хлестнула сзади , попав под коленки. Колючки больно щипнули ожогом загорелые ноги. Короткое платьице цеплялось за ветку крапивы, словно хотело удержать, защитить, но только больше оголяло нежную кожицу, которая сразу же покраснела и стала зудеть. Рука потянулась почесать зудящее место.
-Подумай, прежде чем сделать» - ругалась бабушка и снова ударила, попав по руке. Давно бабушка заметила, что внучка не из плаксивых. Что бы ни случилось, внучка никогда не убегала, выслушивала крик спокойно, терпеливо, только губки и брови краснели от слез, но ни одного всхлипа. Это остановило её.
- Да и откуда ей знать про морковь  то, мала ещё.  А я -то, я -то расшумелась на  мою мышку-норушку - подумала бабушка и, взяв двумя  толстыми пальцами нос  внучки, выдавила сопли-слезы и смазала ими, покрасневшую и  покрывшуюся пузырями, кожу на ногах у девочки.  А вслух добавила:  «Ну, поняла теперь?». Галя, шмыгнув носом, опять кивнула, потерла рукой под носом, смазывая пузыри.
- Полечились, и хватит – для себя говорила бабушка. «Теперь ножки болеть не будут, крапива страсть какая полезная»- говорила  бабушка и  одновременно наливала воду для полива Гале в банку. Она ещё чего - то говорила, то ли себе, то ли с огурцами разговаривала, свеклу хвалила. А Галя поливала и думала «Хорошо, что у меня такая бабушка…хлопнула всего - то раза три, это же пустяк. А вот Кольке сегодня попадет от мамки. Бабушка обязательно пойдет к Таньке, она очень любит на Кольку жаловаться. И правда, когда бабушка встречала корову, пришла домой возбужденная, ругала на чем свет стоит не только Кольку, но и его мать Таньку.
- Одного поля ягода – ворчала она. «Ещё кричит и сравнивает, дурная баба. Вот вас двое с дедом учите свою Галю, а я одна – одинешенька… и ведь парень у меня…- речитативом    имитировала бабушка Таньку. А на улице доносился крик   Таньки и рев Кольки.  А вот  и он, размазывая сопли, проскакал к конюшне от разгневанной матери. Наверно не крапивой попало, а ремнем, а то и табуреткой.

    Завязав дырки в сети, дедушка собрался бродить с Фролком рыбу. С ними напросился Сашка Коточа. Колька опять был тут как тут. Ребята шли по берегу с пестерями для рыбы. Мужики спустились сразу у брода, где ребята ловили подкамушников. Здесь было самое мелкое место, лошади переезжали с телегами. Мужики пошли против течения. Заходили тихо, осторожно растягивая бредень дальше середины реки. Сама речка Кичменьга не широкая и не глубокая, но были, как говорил дед, омуты и глубокие темные места, закрытые старыми ивами, поросшие камышом и осокой. Водились там крупные щуки. На светлых местах блестела чешуей сорога, попадались окуньки и  ерши. Вот они тихо начинают сводить палки, за которые держат сеть, идут к берегу. А у самого кошеля начинает хлопать по воде Сашка Коточа, пытаясь напугать рыбу. Испуганная рыба мечется в кошеле и только больше запутывается в сетях. Тихонько выходят на берег, помогают теперь все, даже ребята.  Бредень стал тяжелый, мокрый, полный рыбы и водорослей. И вот он на берегу. Ребята хватают прыгающую, бьющуюся  рыбу и быстренько кладут её в пестери. Огромная, со  страшной зубастой пастью щука, пугает их. Сашка хватает её, стукает пару раз о камень и щука моментально засыпает. Два больших пестеря рыбы наловили,  дойдя до поворота реки у Мокеихи. Вернувшись обратно, стали делить рыбу. Вывалили. Самые живучие рыбки всё ещё прыгали, молотили хвостами и широко  открывали  рот.  Мелочи не было, их отпускали сразу же. Пусть растут. Щуки покрупнее раскладывались первыми на 4 кучки. Щук было довольно много. Получилось по 5 больших и много довольно крупных щурят. Остальной рыбы набралось по целому тазу каждому, да ещё 2 кучки для Гали и Кольки. Потом дед отворачивал Кольку спиной к рыбным кучкам и говорил:
- Из этих больших куч, эта - кому?
- Вам, дед Максим! - выкрикивал звонко Колька.
- Эта кому?
- Эта деду Фролу.
- Эта кому?
- Дядьке Сашке!
-А из этих маленьких – эта кому?
-Это мне дед Максим! – оглянулся Колька, посмотреть, какую  выбрал он себе.
Колька собирал рыбу в кепку, она не влезла, стал собирать в рубаху и оттопырив живот побежал домой довольный  уловом и предстоящей  жарёхой.
Дед подбросил в Сашкину кучу от себя ещё несколько рыб покрупнее  и добавил:
- Это на девок тебе!»  А потом выбрал  щуку побольше и, подбрасывая в кучу, пошутил:
- А это на парня!
Сашка стал  отказываться, но дед строго решил: «Бери! Не отпирайся, я сказал!»

      Сашка Коточа недавно построил дом на Мартынихе и собирался перевезти семью из старого дома на Мельнице, где жили всего три семьи. Дед рассказывал Гале, что у Сашки есть три девочки: старшая Валя, примерно её возраста, средняя Маня и младшая Александра, которой  нет и году, и зовут её все Олькой. Сашке очень хотелось сына, но после рождения дочери он снова подумывал о сыне.
   На следующий день на лошадях Сашка  перевозил всё и всех в новый, пахнущий деревом и смолой дом. Всё в доме было белое; гладко струганный пол, стены, стол  и лавки.  Жена Сашки, бабушка и три его дочери старательно носили, ставили, раскладывали по местам нехитрое деревенское барахло и старую мебель.  Встал на место в кут посудный шкаф, наблюдник на стенку и посуда.  В темный угол поставили кровать. Дед, взяв Галю за руку, пошел помочь Сашке. Жена его стояла с наблюдником, пытаясь определить его место у печи. Сашки не было, он в который раз уже снова уехал в старый дом, подбирать оставшееся. Она сунула деду молоток и гвозди, ткнула пальцем место, куда следовало прибить наблюдник, и убежала на улицу. Галя осмотрела дом и тоже вышла на улицу. Старшая девочка собирала по приказу матери щепки вокруг дома, кору и опилки. Средняя, тоненькая светленькая девочка тоже пыталась помочь сестре. К ним присоединилась и Галя. За работой девочки познакомились ближе.  Старшая Валя была не похожа на свою сестричку поменьше. Валя  была очень похожа на маму, а Маня на папу Сашу. У Вали круглое, как блин лицо, узкие смеющиеся глаза и застенчивая улыбка. Темнеющие волосики заплетены в косички, сама она полная и маленькая ростом. Маня, полная противоположность, беленькая, худенькая, остролицая, светлые большие глаза и с сестрой она была почти одного роста, хотя разница в возрасте была два года. Валя на год была младше Гали, а маленькой Оленьке было около года. Она плохо ходила, то и дело запиналась на щепки. Но за ней следила бабушка, поднимала, играла с ней. Собрав щепки, взялись подметать. Валя принесла два веничка из прутиков ивы и они с Галей подмели двор, собирая кучки мелких щепочек. Маня ручками собирала их в ведерко и носила на огород. Так подсказала бабушка.

   Дома их стояли почти рядом, один позади другого. Галин в первом ряду у реки, а Валин  дом сзади, ближе к лесу. С этих пор девочки были неразлучны. Колька напрасно искал встречи, маячил под окнами, кидал «биту».  Очередной «чиж», пущенный Колькой, попал по правой скуле девочки. Хорошо зубы остались целы, а шрам справа  на подбородке долго был виден. Долго болела кость нижней челюсти. Этот шрам долго напоминал дружбу Гали и Кольки, если это можно назвать дружбой. Так, бегали вместе. Так уж получилось, что переезд Сашки Коточи совпал с переездом  Таньки  на  Погост. Дом её остался стоять заброшенный. Колька стал жить на Погосте.

    Новую подружку Валю часто заставляли водиться, гулять со своей маленькой сестричкой Оленькой. Она была  толстенькая и таскать на руках её было тяжело. Девочки носили её по очереди, а потом придумали  оставлять в большом пестере, как в манеже.  Пестерь стоял у конюшни. Он был плетеный, из ивовых прутьев, в нем носили сено лошадям. Девочки положили на низ немного сена, положили  туда чурочки-игрушки и посадили Оленьку. Она играла, а девочки убегали на реку купаться, ловить подкамушников, лазить по стропилам новых домов, забирались в старые, немного страшные дома, качались на качелях. А когда вспоминали  про Олю, прибегали, то  она уже мирно посапывала на сене с чурбачком под щекой. «Бедная Оленька! – они хватали её и скорей несли домой. Ничего не подозревающая бабушка хвалила их, укладывала Олю спать в зыбку, а девочки получали по шаньге и глызке сахару. Они бежали на конюшню, ставили на место пестерь. Если в стоиле  на отдыхе стояла,  какая- нибудь  лошадь, они кормили её сеном, гладили по гладкой  грудке, а у лошади с жеребенком подолгу смотрели на маленькое с  кудрявым хвостиком существо, сосущее маму – лошадь. Во время еды он  махал от удовольствия своим хвостиком. У жеребенка были тоненькие ноги, которые его плохо слушались, он родился сегодня ночью. Но прошло всего несколько часов, а он пытается сосать, навалившись к животу мамы, чтобы не упасть. Наевшись, пытается взбрыкнуть игриво, но в это время неловко падает. Мать толкает его мордой «Вставай, сынок! Вставай!» Девочки тянули к нему руки, он испуганно отскакивал в дальний угол, ножки его дрожали, а лошадь резко мотала головой в их сторону, переставала жевать сено и укоризненно смотрела на девочек.
 
   Хорошее время лето. Зимой было скучно длинными вечерами. Днем катались с крутого берега реки на санках. Ходили по снегу на широких самодельных лыжах. Дед  сам делал сани. На печи прела гнутая черемуховая, березовая и осиновая заготовки  для дуг, саней и лыж. Лыжи он делал широкие, чтобы не проваливались в глубоком снегу. Ещё когда был Колька, они   ставили   на окраине деревни силки для клестов.  Клест- птица зимняя. Кто придумал охоту на них, никто уже не помнит, но бабушка не запрещала, а пойманных птиц жарила целую сковородку.
  Колька рубил тоненькую ёлочку, срубал с неё все веточки, кроме одной чуть пониже середины ствола. Сгибал её к верхушке в виде буквы «Р». Буквы она знала по маминому «Букварю». Затем делали силки. У них был с собой крепкий конский волос от хвоста лошади Карюхи. Колька нарезал кусочки от крепких, негнущихся   веток березы, как на свистульки и сделал на них надрезы. Конский волос привязал к  вершинке еловой ветки, согнул буквой «Р» а другим концом волос осторожно закрепил сверху. Конец волоса уложил буквой «О» на свистульке, закрепив в надрезы. Делали обычно 5-8 таких букв «Р» и ставили на опушке в снег.  Рядом крошили семечки льна, а Колька оставлял свой проверенный знак. Он просто посикал у своей буквы. Прятались где-нибудь рядом.

Клесты налетали на еду, а потом садились отдыхать на верхушки новых ёлочек. Силок срабатывал, ветка с силой пружинила и распрямлялась. Конский волос крепко обхватывал ножку клеста.  Клест бил крыльями, пытался взлететь и не мог. За полчаса  около 20 птиц уже лежали в сумке. Колька безжалостно крутил им головы. Довольно часто прилетали крупные птицы: ронжи и вороны. Попадались чаще ронжи. Они орали, били сильными крыльями,  больно клевали руки, вытаскивали из снега всю конструкцию, волочили её по снегу. Освободить их было совсем нелегко. Их отпускали, гнали, а они всё лезли. С Валей Галя не ходила больше на клестов. Жаль было красивых птиц. Бабушка говорила, что в войну их варили большими чугунами.

       Этой зимой Галя ждала маму, а не чемодан. Она уже не путала её с бабушкой. Раньше обращение начиналось со слога «ба»…и получалось «ба…мама». Ей многое хотелось у неё спросить, но она пока не находила слов для вопроса. Деревенька Мартыниха утопала в снегу. Скоро февраль закончит свои метели и опять солнышко растопит снег и лед, зазвенит капелью, зажурчат ручьи, звонко падая с крутого берега  в речку Кичменьгу. Они просачиваются в песке и глине, пробивая ходы в старой пожухлой траве и размывая лед у берегов. Мама собирается уезжать. В этот год Галя пойдет в школу.  Мама не увидит этого события. Её надо уехать задолго до ледохода, надо готовить пароход к предстоящей работе всю летнюю навигацию. Пароход надо чистить, шкрапить и красить.  Успели отметить день рождения Гали, ей 15 марта исполнилось 7 лет, и на следующий день мама сразу уехала. Но  Галя не скучала по маме так, как скучала по бабушке. Бабушку она боялась, но очень уважала, а дедушку просто любила. Он отвечал ей тем же. Бабушка была строгая, но быстро отходила. Как- то раз Галя пыталась стащить с печи кота Ваську. Он не хотел слезать таким способом. И всеми лапами и коготками своими цеплялся, но печь была гладкой. Но вот он удачно вонзил свои коготки в корзину, стоявшую на краю печи.  Корзина была легкой и полной куриных перьев. Они упали втроем. Сначала Галя с невысокого приступочка у печки. Потом кот, ловко на все четыре лапки. И следом за ними летела, кувыркаясь корзина, выхлапывая из своих недр пух и перья, как хлопья снега. Пустая корзина звонко хлопнулась об пол, вытряхивая последнее содержимое. Оно белым облачком  тихонько осело  у ног. Пух кружился по избе, залетая везде, и покрыл пол белым пушистым одеялом. Минуту Галя сидела на полу, мучительно соображая. С одной стороны это было восхитительно красиво, падающие медленно пушинки кружились, сталкивались, оседали на предметы, сваливались на пол. С другой стороны, она вдруг осознала, что вот сейчас зайдет бабушка… она вскочила, схватила корзину и бросилась собирать пух. Но не тут- то было. Резкое движение вызвало движение воздуха и вся масса пуха всколыхнулась, как живая. Она бросилась в гущу, схватила большую кучу пуха и отправила в корзину. Но в руке оказалась зажатой в пальчиках маленькая кучка пуха. Она в растерянности остановилась и огляделась. Пух лежал везде. В ведрах, в чугунах и кринках, на половиках, на столе и лавках, на подоконниках и лампе. Он лежал даже на стенах, зацепившись за выступающий в пазах мох. Так, стоящей посреди этого  белого тумана, и застала её бабушка. Она вошла быстро и поток воздуха потянул к ней в двери волну пуха. Она остолбенела, отмахнулась от летающих пушинок, видимо соображая, что сейчас предпринять; закричать, схватить ремень. Зрелище не из лучших, она тихонько двинулась к внучке. Подошла, взяла её за руку, вывела из избы и, поставив на дорогу сказала: «Иди!»  И Галя пошла… Была дорога  мимо дома тети Юли Петрушихиной, потом мимо дома Кольки Танца, потом виден дом Геннадия…а ведь дальше дорога ведет в лес… Бабушка стояла и глядела, как она идет не оглядываясь, понуро опустив голову. Не видя её лицо, она не знала, что слезы текут по щекам, но её Галинка плачет от обиды на бабушку, на себя, на глупого кота Ваську, который сейчас спит снова на теплой печке. Бабушка догнала её в конце деревни, также молча взяла за руку. И так вместе, рука в руке, молча  дошли до дому и собирали по перышку полдня, до позднего вечера. И долго ещё находили эти перышки: в трубке у деда, в лампе, в  валенках, даже за божницей, приклеенное к лампадке.

      Наступила осень. Листья пожелтели уже в августе. Галя готовилась к школе. Пересматривала свои тетради, карандаши, ручки с острыми перышками. На перышках ярко блестели звездочки, а ручка была красная и зеленая. Перышков тоже было много. Мама привезла. Галя уже умела читать и писать, даже письменными буквами. Тетрадей было много. Она взяла одну тетрадку,  и  ей очень захотелось подписать её своим именем. Она задумалась… Фамилия  деда, бабушки и мамы была Сухинские. Галя вспомнила, как бабушка проговорилась тогда…в амбаре… В амбаре  кроме муки, в сундуках хранились тканые и вышитые вещи; полотенца, скатерти, наволочки, накидушки, думки, вязаные крючком покрывала и половики. Очень было интересно, когда бабушка открывала огромный сундук, выше Галиного роста. Весной к лету все вещи бабушка просушивала, вывесив тут же на огороде. И взору Гали представали диковинные вышитые и нарисованные звери, птицы, картинки жизни, цветы и даже портреты. Вышитое было понятно, бабушка вышивала зимними вечерами на пялах полотенца крестиком и  накидушки и наволочки гладью. А вот роспись была непонятна. Галя задала вопрос: «Кто это рисовал и как?».  Мама привезла, отец твой придумывал - ответила бабушка и оглянулась на Галю. Лицо внучки выражало недоумение: «Мой отец? А кто он? А где он?» И видя, что бабушка торопливо начала перебирать вещи, укладывать, бережно поглаживая складочки. 
-«А разве можно рисовать на ткани?» - спросила она, вызывая бабушку на разговор.
-Это не нарисовано, а выбито. Сначала надо изготовить шаблон, ну образец такой вроде штампа. Уж и не знаю из чего. А потом, намазав его краской, прикладывать крепко к полотенцу, чтобы остался след, оттиск. И полотенце должно быть тканое, гладкое.
- «Красиво! ОН тоже наверно любит рисовать…как и я..»- вслух подумала Галя.
- Кто? – спросила бабушка.
- Мой папа…
- Ну, не знаю…раз такие вещи придумывает..значит любит..
- «Значит он добрый…и красивый» - решила девочка.
- Откуда ты знаешь? Ты же не видела его.
- Я чувствую…и знаю, что люди, которые любят всё красивое …и сами красивые…и добрые…
- Ой, да что же ты можешь чувствовать, дитятко моё?
- Бабушка, милая, расскажи мне про папу! Где он сейчас? Почему он не приедет ко мне?
- Да нет его уже… вот и весь сказ.
- Как нет!?- глаза её широко открылись.
- Да вот так. Нет его. Утонул.
-…………
Галя смотрела на бабушку, полными недоумения голубыми глазами. В них  был испуг, вопрос и растерянность одновременно. Она замолчала, отвела взгляд и в голове её мелькали картинки-образы. Большой красивый мужчина, плывет по реке и начинает тонуть…
- Но этого не может быть! Бабушка! Мужчины сильные, умеют плавать, он не мог утонуть. Ты меня обманываешь…- уже тихо  закончила своё громко начатое выражение Галя.
- Ну вот…не верит.. ничего я не обманываю.. Слушай!
- Мама познакомилась с ним на пароходе. Он пришел работать   сразу после армии, молодой, красивый, плечистый.  Пароход был пассажирский, большой, трехпалубный. Он курсировал между Котласом и Архангельском. Мама  работала проводницей. Убиралась в каютах, стелила постель, принимала пассажиров. А он работал матросом и одновременно кассиром. Когда наступало время получки, выдачи значит заработной платы, пароход  приходил в Котлас и он шел на берег, в кассу  пароходства.  Получал там деньги на весь состав парохода; на матросов, рулевых, проводниц  и даже на капитана, нес деньги на пароход, чтобы их потом выдать  тем, кто их заработал – бабушка замолчала, обдумывая, как говорить дальше.
- Ну, бабушка?  И что дальше? – торопила  Галя.
-А дальше…вот в один такой день получки…он ушел на берег в Котлас, за деньгами и исчез…
- Как исчез? Люди не исчезают…исчезает радуга, когда дождик кончится… Бабушка! Он украл эти деньги!!! И убежал???? Нет!!!- она ужаснулась своему предположению.
- Да нет! Что ты, Галя! Как ты могла такое придумать! Нет! – удивилась бабушка.
- А что же?  Говори скорей – теребила   она за рукав бабушку.
- …его искали долго. Нашли на  пятый день, в речке у Лименды , унесло течением – бабушка посмотрела на Галю. Она сидела и молча обдумывала то, что говорила бабушка.
- Тело пролежало в воде долго. Трудно было узнать его. Мама твоя узнала его  только по платочку в кармане, который сама ему вышивала.  Денег при нем не было. Но были на теле следы  от  ушибов. Видимо деньги у него силой взяли, а его в речку… - бабушка сильно вздохнула, отвернулась и вытерла кончиком платка край глаза и нос.

         Галя обдумывала сказанное. Слезы жалости щипали в носу. Несправедливость, жестокость людей и алчность к деньгам – это все путалось в детской голове и вызывало страх и недоумение.
- Это произошло в сентябре, а ты родилась в марте…не случись такого, все бы  хорошо было…,и  свадьбу бы сыграли зимой, и сраму бы не было – вздохнула бабушка.
- Какого сраму? – удивилась Галя.
- Да…так…ребенок без отца, срам для его матери.
- А дальше что было? – торопила Галя, пытаясь выведать побольше.
- А что дальше..родила тебя мама в Устюге в марте. А  уже весна, пароходы готовят, надо ей работать идти. Куда тебя деть? К нам, в деревню… Ох и боялась она отца, для нас в деревне это тоже срам. Получили письмо..так и так мол…мама и тятя…пожалейте, примите…и не корите сильно…Отец конечно ни в какую, как сумела так пусть и выпутывается. Уговаривала, стыдила, ни в какую… А потом говорю, внучка Галинка приедет, водиться будем, даст бог нам здоровья за это. И веселей будет..Подумал, помолчал, и только головой кивнул и  рукой махнул. Стали ждать.
  Весна холодная в марте. Снег  уже таял на пригорках от солнечного света, но дул холодный  ветер. Речка ещё стояла хорошо, забереги были не большие.  Но в конце марта бойко побежали ручьи, и прилетели грачи.
- Бабушка, а почему меня Галинкой назвали – спросила Галя.
- Потому и назвали, что в марте родилась. 23 марта именины  всех Галин.  Вот на именины свои ты к нам и пожаловала…ох и вспоминать не хочется…- вздохнула бабушка.
- А что такое, почему? – вопросы  внучки не давали бабушке обдумать, как и что рассказать.
- Взяла твоя мама тебя на ручки. На спине мешок с пеленками и еда, какая ни есть…
- А ты бабушка, откуда всё знаешь подробно? - спросила девочка.
- Я ведь, как и ты, любопытная! Всё, всё тогда у мамы твоей узнала, порасспросила.
- И что дальше?
- Так вот… доехала она до Подарсы…потом на лесовозе довезли до отворотки в лес на Воломы.

Все что ни есть тепло было и ей и ребенку, тебе значит. Но маленькие детки имеют привычку часто писать и какать в пеленочки. Менять надо. В машине тепло, сменила пеленки и пошла лесом  домой. Идти надо долго. Меняла пеленки на солнышке, на кочке, где снега не было, защищала от ветра спиной…а как защитишь, если ребенок только рожден и беззащитен ещё  в нашем  мире. Измученная от усталости, жалости к ребенку и  боязнь, что отец завернет её обратно…она дошла до дому и тихо постучалась в родные двери. Дитятко моё..Я не узнала её. Худая, уставшая, серая вся какая то, испуганная. Зашла она, села на приступочек печки и плечики её затряслись от плача.
- Мамочка, помоги Галечке, она кашляет и хрипит. Не дышит, а выдыхает. Что же я наделала!!! – запричитала она.
Схватила я ребенка из рук, унесла в кут, развернула и слезы закапали на маленькое, худое тельце ребенка. Оно  дрожало от хрипов, свистело в горле, но ребенок спал, а может не спал, а уходил уже… Достала отвары, внутреннее сало, золу из печки…Намазала, напоила, приложила к горлышку золы, завернула в теплую пеленку и вынесла из кута в избу. Дед молча сидел и нервно курил самокрутку, руки его дрожали, махорка сыпалась на пол. Мать  плакала у печки, так и не раздевшись.
- Даст Бог! Все будет хорошо! Раздевайся, грейся сама. Груди поди застудила, поди помажь там  баночка стоит.
И когда она ушла бабушка подошла к деду, молча показала  сверток, покачала головой и оба посмотрели на печь. Идея пришла одновременно. На печи было высыпано зерно для прогрева. Внутри оно прело, шел запах хлеба. Подойдя к печке дед сделал углубление в зерне, а бабушка положила сверток с ребенком, и  завалила теплым зерном.  Удивляло  и пугало то, что ребенок не плакал, и дыхание слышалось только в свисте и хрипах. Бабушка принесла самовар, малиновое варенье, горячую картошку с  квашеной капустой. Моча сели за стол, молча ели и прислушивались к звукам с печки. Еда не лезла в горло, попили чай, одновременно посмотрели на иконы в углу, чтобы поблагодарить бога за еду. И вот тут раздалось звонкое кашлянье и плач ребенка. Мама и бабушка одновременно бросились к печке, дед привстал и снова сел на лавку. Бабушка вытащила ребенка из зерна, развернула, чтобы достать золу с горлышка. Тряпочка с золой местами сняла тонкую кожицу ребенка, доставляла боль. Мать принесла мазь в баночке с полки у печи, на ней корявыми бабушкиными  иероглифами  было написано «от любых ожогов». Смазали горлышко, напоили отваром от кашля, смазали тельце ребенка  и  уложили на печь. Долго и надсадно кашляла девочка, долго и упорно молилась бабушка, поила и натирала девочку отварами трав и снадобий. Прошло  две долгих недели. Уже  давно наступил апрель, сильно таяло, река поднялась.  Девочка шла на поправку, щечки стали розовые, кашель мягким, глазки открылись широко, а самое главное она призывно просила есть. Звонко причмокивая бычьим пузырем  вместо соски, пила  коровье молоко из бутылочки. Дед повесил зыбку на огромный березовый очеп. Очеп одним концом свисал у стола, проходил в крупное кольцо на матице, другим упирался в потолок,  почти у  входной двери. Зыбка была большая, но легкая. Одним пальцем можно было привести  её в движение сверху вниз. Внизу привязал петлю для ноги, чтобы можно было качать, вязать и вышивать, чистить картошку и многое другое. Девочка была спокойная, плакала редко, веселилась звонко. Мать стала собираться в путь, на работу. Скоро ледоход, пароходы  уже готовы выйти  в навигацию. Дед проводил её за реку через мост, бабушка перекрестила с крыльца и, мать долго оглядываясь на дом, пошла по дороге  в далекий город.
- Бабушка, как зовут моего папу? – твердо задала следующий вопрос Галя.
- Николай Мальшуков. Ты у нас Галина Николаевна.
- Но я Сухинская.
- Да, Сухинская. Это фамилия деда, и мы все будем носить эту фамилию. Пока ты не выйдешь замуж – пошутила бабушка и,  закончив, работу они пошли  от амбара в дом.
    И вот перед ней чистая тетрадь, рука сама выводит надпись «Мальшуковой  Галины», ученицы 1 класса Воломской начальной школы.

           1 сентября 1961 г. Этот год запомнился полетом Юрия Гагарина и Галинка пошла в школу.
«Поехали!»- сказал Гагарин, дед шутливо утром  тоже сказал «поехали что ли?» и, взяв внучку за одну руку, портфель её в другую руку, они вышли за порог дома и отправились в школу за знаниями.
Погост – центральная главная деревня Стреленского сельсовета. Здесь есть церковь, школа, почта, магазин, пекарня и многое другое. Нарвали по дороге полевых цветов букет и за разговорами о предстоящем учении, с дедовыми наказами, как себя вести в школе, они незаметно подошли к зданию школы. Здесь уже толпились ученики, родители и стояла учительница, в темном костюме и белой рубашке, с букетом цветов. Она встречала, отдавала  какие- то распоряжения и расставляла учеников в одну сторону, родителей напротив. Женщина вышла на крылечко школы и позвонила в колокольчик. Учительница ступила на верхнюю ступеньку крыльца, и её громкий четкий голос  зазвучал в наступившей тишине. Она от всей души поздравила всех с праздником , особенно родителей первоклассников и  выпускников 4 класса. Это был для одних первый, а для других последний выпускной год.  Первоклассников  повели в  класс первыми, усадили на первую колонку парт, они заняли три парты, сидели парами. Затем вошел второй класс, их было меньше, всего четверо, последняя парта  осталась пустой. Третий класс заняли третью колонку, их было трое. А четвертый класс разместился на последней колонке и занял последнюю парту третьего класса. Их было 8 человек. Всего в школе  20 учащихся.
 
   Снова раздался звонок в коридоре. Учительница выпрямилась, выпрямились все глядя на неё.
- Меня зовут Дарья Ивановна Маклакова.  Повторите.
-Дарья Ивановна – повторил недружный хор голосов.
- Я буду учить вас первоклассники,  все четыре года. Я научу вас читать, считать и писать, как это умеют  уже  ученики 2,3 и 4 классов. Вы будете сидеть все вместе, но слышать мы научимся только себя и учителя. Разговоры и ответы ребят из другого класса вас не должны отвлекать. Второй класс откройте учебник «Родная речь» и прочитайте первую страничку, что не понятно, приготовьтесь задать правильно вопрос. Третий класс откройте учебник русского языка на первой страничке и напишите сочинение по картинке. Четвертый класс в учебнике арифметики в главе «Повторение» решите примеры и задачу, вспомните прошлый материал третьего класса и проверьте себя. А я займусь первоклассниками.
-Кто помнит, как меня зовут? – сказала она тихо, подходя к каждому и наклоняясь, слушала ответ.
- Как тебя зовут? – спросила она Галю.
- Галя..-еле слышно ответила Галинка.
- А полное имя и фамилия?
- Галина…Сухинская…
-А почему на тетрадке ты подписалась Мальшукова? – обратила внимание учительница, взяв в руки тетрадь.
- Это фамилия моего папы – уже увереннее сказала Галя.
-Но в журнале 1 класса  у меня нет Мальшуковой, есть Сухинская Галя. Тетрадь больше этой фамилией подписывать не надо. Ты поняла, Галя?
- Да! Поняла.
Галя Сухинская  поняла, что учительница  в школе, это  ВСЁ и этим все сказано. Она слышала её, слушала, ловила каждое слово и считала её второй после бога. На перемене в коридоре она открыла второй мир знаний, мир книжных шкафов, где стояли и лежали книги и журналы. В первый же день учительница записала ей книжку домой, узнав, что она любит и читает.

  Дома  Галя взахлеб рассказывала деду и бабушке о прошедшем школьном дне, об учительнице, о девочках в классе и школе.
- Нас шестеро в классе. И Колька Танец с нами в классе. А одна девочка, её зовут Надежда. Правда интересное имя, Надежда. Так вот она дочка нашей учительницы.  А сегодня мы писали карандашом. И ещё долго будем писать простыми карандашами, а не ручками. И кончик карандаша надо держать так, чтобы он указывал на плечо. И пальчик указательный был сверху карандаша, нажмешь слабо, получится тонкая линия, нажмешь посильнее, получится яркая жирная линия. И долго ещё она вспоминала, не упустив ни одной мелочи.
  Последующие дни были ещё интересней. Учительница знала огромную массу интересного и неизвестного для Гали материала. Она учила их шить, растить цветы, узнавать, где север, где юг, знакомила с приборами. Галя училась на одни пятерки. Она переходила из класса в класс, читала книги  в шкафу, одолев  в конце третьего класса оба шкафа, принялась читать повторно  понравившиеся книги. С Надей зашла она к учительнице в дом. И очень удивилась, увидев в углу полную божницу икон.  Дарья Ивановна рассказывала о природе, её законах и говорила, что бога нет. Бог может жить только в душе глубоко верующего человека. Но иконы…у учительницы… Это заставляло задуматься. Она увидела Дарью Ивановну  через секунду и не узнала. Учительница только что пришла их хлева, в грязном переднике, волосы не уложены, торчат из под съехавшего платка, ноги в обрезанных сапогах. Она увидела простую крестьянку. Образ учительницы, как образца  для подражания, потух. Дарья Ивановна, увидев растерянность девочки, подошла к зеркалу, сняла платок, поправила прическу, повесила на крючок передник и  пригласила их к столу. Девочки сели за стол пить чай из самовара. Дарья Ивановна говорила про занятость, про сдачу каких то гос.пошлин, про  то, что в нашем магазине одни топоры да вилы.

   Снежной зимой было трудно ходить в школу, дорогу заносило так, что валенки оставались в снегу. Приходилось  идти с дедом, он вытаскивал её валенок из сугроба, а то и её, застрявшую в снегу обеими ногами. Во второй класс Галя ходила уже с Валей, а Колка Танец остался на второй год. Танька с завистью кричала «Ну конечно, Гальку дедко Максим учит, а я чего научу баба неграмотная». Дед в ответ только усмехался в усы.

     Осенью мама приехала не одна, а с красивым молодым парнем. Бабушка ворчала на неё, говорила про какие - то 9 лет разницы. У него были красивые брови и голубые глаза. Мама тоже вся светилась и громко разговаривала. Парень колол с дедом дрова, а Галя смотрела и не понимала, зачем он здесь, чужой. Через месяц он уехал. Бабушка разговаривала с мамой о нем, мама спорила, что возраст её совсем не помеха, что он её любит. Дед вроде бы был на стороне мамы. Что надо за него держаться, что он нормальный парень, спокойный. Все легче.

    Зимой Галя заболела тяжело корью. С большой температурой, вся  она горела и корчилась от красных колючих болячек на горячем теле. Ей казалось, что вся крапива деревенская вонзилась своими колючками в тело, руки и ноги. Бабушка заворачивала её в какие то красные тряпки и красное одеяло. Становилось чуть лучше, но вновь красная горячая волна охватывала её и уносила и швыряла, и трепала, как красную тряпку на горячем ветру. Холодная бабушкина рука всегда была на её воспаленном лбе. И выздоровление пришло. Остались некрасивые крапины у носа на лице и на теле.
 
 В четвертом классе их было пятеро: две Гали, Нина, Люба и Леня. А в первом классе один мальчик Алеша. Всего в школе 12 человек. В четвертом учиться стало труднее из-за того, что не решались задачи. На уроке, думать  над задачей, мешал первоклассник Алеша. Он был громкоголосый  и, повторяя буквы, тянул их  звонко, гласные пел, шипел согласными. И задача никак не решалась…
 И вот наступил май, последний месяц учебного года. На «хорошо» по математике и «отлично» по другим предметам закончив школу, Галя с грустью думала о предстоящей учебе в Полдарсе, о далеком интернате, и дальней тяжелой дороге. Но впереди было лето, речка, рыбалки и веселое беганье, прыганье и качание на качелях.

    Галя проснулась от странного звука, это был голос бабушки. Но он был не такой…она просто выла, как пес у Фролка  Нестерко. «У-у-у….а-а….ой-ёё-нюшки….что ты-ы  надела-ал…Максимушко-о-о… ты зачем меня-я-я    кину-ул…что я одна делать  бу-уду-у-у….» Галя поднялась на локте. Летом все трое спали на полу. Сначала дед, потом Галя в серединке, потом бабушка. Дед лежал рядом, бабушка сидела  с его стороны на лавке и выла, как Нестерко. Жутко стало Гале, дед не слышал, не шевелился и глаз, который не закрывался, был теперь закрыт.
- Вставай Галя, одевайся и поди в Вале, посиди маленько там. Я деда мыть буду, помер наш дед, оставил нас, сиротинушек, одних.
Не было смертей в жизни Гали, страшно стало. Испугалась она, просидела сначала у Вали, смотрела в окно на избу свою. Там входили и выходили старушки в черных платьях, пели молитвы, отпевали покойника, потом мужики несли гроб, положили  его на телегу и повезли на кладбище на Мокеиху. Бабушка прибежала, позвала Галю на кладбище, но увидев испуганные, мокрые от слез глаза, махнув рукой, побежала за повозкой, вытирая слезы. Так и не проводила деда в последний путь Галинка.  Бегая на Мокеиху к Соболевым, видела рядом у дороги свежий бугорок, старалась пробежать мимо. Какой - то дикий страх гнал её от кладбища. Уже потом, став старше, сжималось сердце Гали, от  того, что и могилу  то уже не найти, не прийти к родному деду Максиму, который был ей вместо отца.
 Смерть деда изменила, все планы матери и бабушки.  Мать приехала, не успев на похороны. Говорили долго, решали с Галиной судьбой. Мать собрала Галю и повезла её с собой в поселок Кузино в интернат, бабушку предполагалось забрать позднее.

 
"...Все мы деревень забытых дети,
Кто мы — в городах легко забыть.
Перед прошлым больше не в ответе,
Рады безоглядно жизнь прожить.
Громче глас о брошенном наследии!
Вглядываясь жадно в новый день,
Вижу свежий том энциклопедии
Уходящих русских деревень..." (не автора)

                Гл.2      ИНТЕРНАТ.
    Сколько  дум и образов было в головке Гали о далеком городе. С заплечным маленьким мешком рядом с мамой шла она трудные пешие километры  по  глухой  вологодской тайге с её дикими зверями: трещал валежник - шли лоси, шарахались с дороги серенькие зайчики, лисица мелькала  рыжим огнем  в  редком лесочке. Край непуганых птиц и зверей. Галин край, родиной своей она его называла. Не чувствуя усталости, шла и шла  маленькая девочка в большую жизнь.

    Вышли на большую дорогу, которая была выложена плитами. По дороге навстречу им шли, грохоча всеми своими железками, огромные машины, они торопились  за лесом. А  сзади их догоняли груженые доверху лесом такие же огромные машины. Они торопились уступить им дорогу. Галя казалась такой маленькой по сравнению с ними. Вот одна машина замедлила ход, открылась дверца, и мужской голос  позвал их. «Садитесь, дамы, подвезу». Смешно сказал «Дамы», подумала Галя. Сели. Шофер спрашивал, узнавал, чьи они, куда идут, качал головой, узнав. Доехали незаметно до поселка Полдарса. Шофер пожелал  им счастливого пути и поехал на нижний склад леспромхоза разгружать машину, чтобы снова ехать обратно в лес. Столько больших и длинных домов Галя ещё не видела, везде и всюду люди, машины, дети  катаются на двух колесах (прямо чуть не упала, загляделась на такое диво). Мама шла вперед быстро, чтобы не опоздать на пароход. Гале тоже хотелось посмотреть, и она бежала за мамой вприпрыжку. Вот и река. Пристань. Длинная большущая лодка, нет лодкой - ЭТО уже не назовешь.

 Мама сказала, что это самоходка. Значит, ходит сама. Ног нет, по воде плыть надо, а называется самоходка…странно. По широкому трапу  прошли вверх на железную палубу, здесь сидели люди, стояли нагруженные лошади с телегами. Мама повела её к дверце, которая вела по крутой лесенке вниз.   Спустились, нашли место, сели отдохнуть. Мама пошла к кассе за билетами, а Галя огляделась вокруг. Довольно большое помещение с круглыми окнами и толстыми стеклами пропускали мало света, в основном блики солнца, отраженные от воды. Скамейки почти все были заняты пассажирами, которые с мешками и чемоданами усаживали детей, садились и вставали сами. Кто-то ругался матом, рядом заплакал ребенок, испугался прошедшей рядом и обнюхавшей его собаки. Галя прогнала собаку, успокоила ребенка. Подбежала мать ребенка, сунула ему глызку сахару. Ребенок с удовольствием захрустел, не обращая внимания на Галю. Подошла с билетами мать, устало села на скамейку. Галя  встала на край скамейки и вытянувшись к круглому окошку стала смотреть, как самоходка медленно отходит от берега. Дальний берег оказался  далеко. Река была широкой, не Кичменьга.
- Мама, как называется эта река?- спросила Галя.
- Сухона.
Галя стала смотреть, как медленно движется противоположный берег.
- А куда она течет? - снова спросила она маму.
- Туда…махнула рукой мама в сторону, куда плыла самоходка.
- Мы  плывем по течению?
-Да.
Но плыли долго, долго приставали к пристаням, к берегу без пристани. Люди выходили, входили другие, менялись лица и вот, наконец,  мама сказала, что сейчас будет Устюг. Вся оставшаяся масса народа зашевелилась, засобиралась, у входа на лесенку образовалась очередь. Крутая и узкая, лесенка не вмещала людей с баулами, мешками и чемоданами.
-Не торопись. Успеем. Будем ждать другого парохода, ещё есть время.
- Мы  едем не в город?
- Нет. Мы будем жить в поселке на другой стороне  реки от города. Там есть школа-интернат, где ребята речников живут и учатся в школе, пока  не кончится навигация на реке и не вернутся родители.
- А потом где мы будем жить, когда ты приедешь совсем? Тоже со мной в интернате?
- Нет. Что ты. Там живут только дети. Мы с Борисом сняли комнатку на берегу затона у дяди Васи Вологдина.  Вот приедем,  я тебе все покажу.
 
   Они вышли на верхнюю палубу, и Галя ахнула так, что все, кто стоял рядом с ними, обернулись на нее. Она, не отрываясь, смотрела на  проплывающий берег. Такой красоты и величия она ещё не видела. Белые церкви  сплошной стеной с белыми большими домами, обнявшись зелеными ветвями деревьев, вели по высокой набережной свой хоровод. Это была незабываемая картина. Это была любовь с первого взгляда. И Галя влюбилась в этот город. Но красота  проплывала и появлялась новая. Справа и слева церкви, много и разные. Большие дома и большая пристань.

  Галя ходила по пристани, как по огромному дому. Она была двухэтажная. На втором этаже были комнаты. Где можно было отдохнуть, дождаться своего парохода.  Их пароходик «А.Аксаков», небольшой, но более удобный, чем самоходка причалил к пристани. С пароходика вышло много народу, которые направились вверх по широкой лестнице на набережную города, часть из них отошла в левую сторону пристани. Они будут ждать пароход из Котласа, так сказала мама.
 Через несколько минут матрос пароходика открыл проход, положил трапик  для перехода и пригласил пассажиров. Они прошли  на палубу, сели на удобные скамейки.  Галя  вертела головой направо и налево.
- Я пошла за билетами в кассу.
-…она только мотнула головой и снова устремила взгляд на красивый берег города, на большую реку Сухону, несущую воды   свои в ещё более широкую и полноводную Северную Двину. 
Пришла мама, а пароходик уже принимал пассажиров на другой пристани, небольшой с деревенским названием Коромыслово.  Река несла пароходик по течению до пристани Аристово, и вдруг он развернулся и пошел обратно.

- Мама, мама! Мы плывем обратно…
- Сейчас  пароход  развернется и  заплывет вон в тот залив. Это затон. На зиму сюда заходят отдохнуть и сделать ремонт пароходы. На берегу этого затона и стоит поселок Кузино, где мы будем жить.
- Он большой, больше деревни Погост?
- Он  вместит  5-6  таких  деревень.
Вошли в затон и через несколько минут вышли на берег. По  деревянным  мосточкам  шли около высокого забора.
- За забором завод и нефтебаза – пояснила мама.
Большая толпа народа с парохода постепенно рассыпалась по улочкам, закоулочкам поселка, а   Галя с мамой  прошли мимо красивого двухэтажного здания с длинным балконом посередине на втором этаже. Мама остановилась и пояснила:
- Вот это и есть интернат. Здесь ты будешь жить. Сейчас детей здесь мало, каникулы. Родители забрали их к себе на пароход отдыхать, там, где разрешает  капитан.
- А где школа?
- Сейчас пойдем дальше, я покажу.
Они повернули на большую и длинную улицу, у которой не видно конца.
- Как много домов!!! – вслух воскликнула Галя.
- Это только одна улица. Улиц здесь тоже много – сказала мама.  – А вот это школа.
Они перешли улицу, и подошли к красивому скверу. В центре сквера стоял памятник Ленину, фонтан и ровные аллеи акции, спиреи украшали весь сквер. За сквером стояло темное двухэтажное здание, на которое показывала мама.
- Оно такое большое! Здесь много ребят?- спросила Галя.
- Да. Здесь очень много ребят. Наверно больше тысячи.
- Больше тысячи!!!!.....
-Да. И учатся они в 2 смены. Первая с 8 утра, а вторая после обеда. Не хватает классов, хотя  недавно построили ещё одну школу – пояснила мама.
- А где новая школа? – с интересом  огляделась Галя.
- Пойдем дальше.
Слева напротив мама показала магазин, киоск, столовую, где ребята из интерната обедают. Прошли рынок, где торговали старушки. За рынком мама показала почту.
Впереди  виднелось новое здание, красивое, украшенное  декоративными колоннами и надписью вверху  «Равенство. Братство. Счастье».  Вокруг ещё  было много пустого  места. Но вокруг школы красовался новый заборчик. Они обошли школу вокруг, Галя задавала много вопросов. Они крутились в её головке, путались, сбивались в кучу. Она вытаскивала их вразнобой, непоследовательно. Мама смотрела на неё и улыбалась. Надо ответить на все вопросы её, пока они рядом, вместе.

   Пошли дальше по улице. Широкая улица с большими двухэтажными домами привела к повороту направо. Впереди за широкой аркой высокого забора красовалось большое здание.
- Это больница – пояснила мама. А сейчас пойдем прямо до затона.
- Что такое затон?
- Это река, но она имеет один выход в большую реку, там, где мы с тобой приехали на пароходе.
- Но это не река. Речка течет, шумит, её я слышу, а здесь нет шума речки.
- Здесь затон, здесь зимой стоят пароходы и их ремонтируют. Я же тебе уже говорила.
- Тогда это залив – решила Галя.
Они вышли на берег затона. Он жил своей жизнью. Женщины полоскали бельё, рыбаки удили рыбу, с  катера доносился звон железа, кричали чайки и с Сухоны слышны были гудки пароходов. Галя стояла с широко раскрытыми глазами и смотрела на дальний луг, на виднеющуюся церковь на косогоре и дальние кусты.
- Церковь на Погосте – подумала она вслух.
- Нет. Здесь нет Погостов. Они только с деревнями. Это монастырь на Морозовице. Очень красивый иконостас, может, увидим когда-нибудь…
- А где река, по которой мы приехали на пароходе?
-Она во-он за теми кустами – показала мама.
- А здесь можно купаться?
- Наверно можно….но ты не ходи одна. Будете ходить все вместе, слушайся воспитателей – беспокоилась за неё мама.

По берегу затона они подошли к аккуратному домику с номером 8, а на табличке ещё была и надпись: Вологдин В.Н. Зашли в калитку, постучались на крылечке в окошко. Вышла пожилая женщина, провела их в дом. Мама и женщина говорили о комнате, о цене, об огороде и грядках, о дровах и ещё, о чем- то важном только для них. Затем мама взяла Галю за руку, и они вышли на улицу. За хозяйским крылечком оказалась ещё одно крылечко.
- Это наше крылечко, сюда заходить к нам в комнату.
Они зашли в темный коридорчик и мама открыла двери. Галя переступила порог и оказалась в комнате с печкой. Но это был не кут, а комната. Здесь стоял стол, стулья и буфет для посуды. Другая дверь вела в комнату, где у окна стол  комод, у стены диван и дальше во всю стенку кровать. Комнаты Гале понравились. Мама принесла немного дров и затопила печку.
- Давно не топили. Жилым будет пахнуть. Да и чайник поставим, перекусим немного с дороги – говорила она, поджигая бересту в  печку.

   На следующий день они пошли в интернат. Интернат Гале тоже понравился, но только тем, что здесь было много места, большой коридор, широкая лестница на второй этаж и главное комнатка, из которой вела дверь на широкий балкон. Галя долго стояла там, любуясь видом. Мама нашла заведующую, заглянула на балкон, наказала не наклоняться на перила, чтобы не упасть, и убежала писать заявление. Внизу шли люди, справа из двери здания женщина несла  новое ведро, девочка рядом с ней  несла тоже ведерко, но такое красивое и желтое с красным цветочком. В другой руке она держала  совочек  с красной деревянной ручкой.  «Как все здесь интересно!» Впереди виднелось большое поле, мужчины бегали по полю и  играли  ногами в мяч. Но самое страшное -мужчины были в трусах….???? Она отодвинулась от перил и посмотрела влево. Здания почти не было видно из-за деревьев и построек, но там были слышны детские голоса. Смеялись звонко две девочки, одна видимо что-то изображала, а другая над ней смеялась, да так откровенно, что  улыбка сама появилась на лице. Кто-то заплакал, раздался  твердый женский окрик, разговор и плач стих. Там наверно малыши учатся, подумала Галя. Но пришла мама, и пришлось покинуть территорию балкона.  Их проводили в комнату. В комнате стояло три кровати, стол и шкаф.
-Здесь ты будешь жить - сказала мама. Здесь ещё две девочки, Люся и Наташа. Они пока у мамы на пароходе, но  перед началом занятий они приедут, и ты познакомишься. Тетя дала им ключ и они, оставив в комнате вещи, вышли на улицу. Выйдя со двора интерната, они свернули вправо и оказались на площадке из досок, посередине площадки  стоял колодец,  так объяснила мама. Но, как доставать воду было непонятно. Не было никаких приспособлений: ни ручки, ни ведра.
- Как я буду здесь жить, я же ничего не знаю… Но я же не из века динозавров и первобытных людей?- подумала она,  успокоив себя. А у мамы спросила:
- А как люди достают здесь воду?
- Да, это пожарный колодец. Если пожар, приедет машина, бросит  в колодец  длинный шланг-трубу и качает воду.
- Чем качает? – удивилась Галя.
- Ну не знаю…насосом или вручную… Хватит вопросов. Сейчас мы зайдем к тете Насте и дяде Мише Марковым. Очень хорошие люди. Потом, когда я уеду, а ты останешься учиться, ты можешь заходить к ним в гости. Я оставлю немного денег  им. Если что, купишь батон себе, попьешь чаю. А так в столовой хорошо кормят.

    Перешли улицу, зашли в подъезд дома и налево у лестницы наверх постучались в квартиру. Открыла им полная женщина, пригласила в комнату, расцеловала обоих и быстро заковыляла на кухню. Видно, что ей тяжело было ходить, но через минуту чайник и чашки стояли на столе. Пили чай, разговаривали. Галя смотрела вокруг. Красивые вещи и статуэтки на комоде, радио на стене. В деревне радио не было, у деда стояли две квадратные батареи, и иногда  Галя слушала новости из Москвы. Слушали, как полетел Гагарин в космос, но там было почти не слышно, глухо и  часто пропадал  звук.  А здесь четкий голос диктора рассказывал про  работу в совхозах, про начавшийся сенокос и про надои коров в совхозе. Тетя Настя подошла к динамику и выключила звук. Продолжая говорить, она взяла со стола конфету, подала Гале и налила ей ещё чаю. Спросила:
- Может поесть принести?
-Нет, нет – успокоила мама.
Но тетя уже убежала на кухню и несла через минуту  холодец и хлеб. Поели   холодца. Было очень вкусно. В комнату зашла красивая пушистая кошка, потерлась о Галины ноги. Кошек с такой пушистой шерстью Галя тоже не видела. Она посмотрела на маму, видит ли она такую красоту. Мама посмотрела, улыбнулась, а тетя сказала:
- Это наша  Василиса! Думали Васька, а оказалась кошка – пояснила, увидев их взгляды, тетя Настя.
- Да где же Михаил? Ушел за хлебом в магазин… -только  сказала она и тут хлопнула дверь и  в комнату вошел улыбающийся мужчина лет 50-55. Он вместе с сумкой подошел к маме, весело поздоровался, положил сумку на стул и подошел к Гале.
- Значит это ты Галя. А у нас есть Андрюша. Он поменьше  тебя будет. Ну  что, Кузинская будешь, наша. Заходи потом, не обидим – похлопав по плечу, сказал он.

    Всё, показав и рассказав, стали собираться. Предстояло ехать на пароход. Маме надо было на работу, и  Гале до школы оставалось целых два месяца. Галины вещи оставили в интернате, попрощались с  тетей Настей и дядей Мишей и снова речные просторы поглотили Галино воображение. Река заняла все свободное время, и Галя любовалась  проплывающей красотой. Они сели на красивый белый пароход  «А.В.Гоголь». У мамы здесь было много знакомых. Им выделили  маленькую  каюту и они очень уютненько  устроились. Мама повела её показать пароход. Много чудес увидела Галя за этот короткий период, но они продолжали удивлять её всё больше и больше. Пароход, как дом, тоже был  двухэтажный. У него было две палубы ( так объяснила мама),  огромные колеса, которые шумели водой и стучали шлицами (так мама называла лопасти  огромных колес) и наверху рядом с рубкой, где находилось рулевое управление, огромная труба выпускала черные клубы дыма и иногда пароход  ревел, как  бык Борька у бабки Анисьи с Мартынихи. Они  по лесенкам  залезли на верхнюю палубу, куда не пускали пассажиров, в рубке у большого  штурвала (руля) стоял  молодой матрос-юнга.  Рядом  постарше сменный рулевой, что - то говорил  юнге. Они вошли в рубку.  Рулевой поздоровался с мамой, а юнге показал на дальние створы на берегу и велел держать курс на них. Они говорили о ней, она слышала, но смотрела на реку, створы и бакена с вехами. Эти названия прочно входили в их лексикон с мамой. Юнга был совсем молодой мальчик. 
- Он наверно учится на рулевого - подумала она. А потом он будет капитаном такого парохода. Как это интересно.
 
     Но самое интересное было кругом. Река расширялась, берега были далеко, правый берег был высокий и крутой, на срезе были видны разноцветные полоски земли: красноватые, светлее и совсем серые. Вода подмывала берег, сверху талая вода  видимо весной образовывала овраги, и такие  береговые раны  то тут,  то там  мешали  деревьям и кустарникам. Вот сверху упала ель, овраг отрезал корни, и дерево умирало внизу у кромки воды. Высокий берег постепенно сменился низкой равниной. Большие стада коров паслись на дальних лугах, кругом небольшие деревеньки  появлялись и исчезали за деревьями.  Впереди показался пароход, он дал громкий гудок и замигал огоньком слева. Это значит, дал пароходу знать «Проходи с этой стороны». Пароход  был низкий, но очень широкий и он тащил за собой длинный-предлинный плот из  бревен. Мама обрадовалась, сказала что-то рулевому и, взяв Галю за руку, повела в каюту. Они собрали вещи, и пошли на выход, где уже стояла кучка людей с чемоданами и сумками. Пристань и пароход сближались. Капитан говорил в рупор матросу, который швартовался. Бок  парохода тихонько толкнулся в черные резиновые шины – круги, а матрос ловко закрутил канат на двух прочных металлических  стояках (кнехтах). Вышли на пристань. Все  пассажиры ушли, пароход «Гоголь» звонко свистнул, прощаясь. Галя помахала вслед рукой, мама махала рядом.
- А  зачем мы здесь? Куда мы пойдем? – спросила Галя.
- Мы никуда не пойдем. Видишь вон, лодка плывет сюда?- мама показала в сторону реки, у самого буксирного парохода.
В самом деле, от парохода отделилось черное пятно и стало приближаться к пристани. А пароход шлепал плицами и очень медленно продвигался вперед. Лодка вскоре пристала к берегу и мама с Галей сели в неё. Двое матросов, один с веслом оттолкнулся от берега, а второй завел мотор, и лодка, рявкнув, дернулась вперед.
- Интересная жизнь у людей…и столько всего неизвестного мне предстоит узнать…здорово!- подумала Галя…

                Гл.3  Пароход
               
Лето  было в разгаре. Трудяга - пароход и его команда работали каждый по - своему. Пароход молотил шлицами по воде и тащил, как бурлак, тяжелые баржи и плоты. А команда во главе с капитаном стояли круглосуточные  вахты за рулем, сменяя друг друга, в машинном отделении и в кочегарке, а в каютах отдыхали от работы на вахте, у плиты на кухне варили для команды еду, стирали бельё и выдавали в каптерке продукты. Мамина работа была не по- женски трудной, она спускалась  от солнечной жары в ещё более жаркое помещение кочегарки и  лопатой бросала в горячее жерло печи уголь. Пламя пожирало его и, вырываясь из печи, просило ещё. Мама смотрела за уровнем воды в котле, чтобы не дай бог выкипит вода и котел может  выйти из строя. Следила за температурой в печи. Затем шла  наверх, на палубу, чтобы выполнять другую не женскую работу матроса. Она драила палубу тяжелой шваброй, бросала швартовые канаты и ловко накручивала их на кнехты.

 Из детей Галя была не одна. По разрешению капитана родители, если не с кем было оставить детей дома, брали их на каникулы на пароход.  Познакомилась Галя с  двумя девочками, сестры Марина и Наташа часто жили с папой и с мамой на пароходе. Они были ещё маленькие, старшая Марина была моложе Гали на 7 лет, ей было 3 года, а Наташе 1 год.  Она с удовольствием возилась с ними, пока мама была занята работой.  Но то, что находилось в воде и на берегу, занимало её больше. Менялись картинки природы, шли навстречу и перегоняли их другие суда, буксиры и пассажирские большие и красивые, стремительная «Ракета» на  подводных крыльях, все это вызывало восхищение. Наперерез плыли лоси, переплывая широкую  Двину. Над водой видны были только рога. Шли дни один не похожий на другой.

 Лето было в разгаре.  Было жарко. Молодые ребята –матросы, свободные от вахты дурачились, как маленькие, обливали друг друга. Галя тоже включилась в игру, бегала, хохотала, обливала из кружки водой, подкравшись сверху. У одного матроса в руках была обычная жестяная банка из - под  консервов с острыми краями. Палуба уже была обильно полита и на повороте матрос, подскользнувшись, упал на сырую палубу прямо на банку. Острые края банки порезали переносицу. Увидев кровь, Галя ахнула и побледнела. Матрос улыбнулся ей, придерживая нос, и быстренько убежал куда- то. Через некоторое время появился на палубе с  заклеенной переносицей. «Зашили!»- весело сказал он, и снова улыбнулся, как ни в чем не бывало. Оказывается жена капитана, которая тоже приезжала к мужу, работала в аптеке и имела медицинское образование. Она вовремя оказалась здесь и оказала помощь матросу. Шрам от пореза остался. Но матрос не унывал и часто отшучивался.

   Много интересных случаев происходило тогда и для Гали они были необычны и важны. Один раз смотрела она на берег, реку и пароходы и вдруг услышала крик сверху из рубки: «По правому борту животные!». Матросы и дети в один миг оказались у правого борта и взглянув на реку увидели барахтающегося в воде медвежонка. Берег был далеко, медвежонок был мал и устал… Матросы бросили на воду лодку, в лодку фуфайку и быстро стали грести к  уставшему животному. Но, увидев людей, медвежонок (откуда силы взялись) повернул в сторону и усиленно заколотил лапами, теряя последние силы. Догнали, но схватить его было не так- то просто. Ухватив его за мохнатый загривок, матрос затащил медвежонка в лодку, другой матрос, бросив весла, схватил фуфайку и обхватил медвежонка так, чтобы он лапами не смог поцарапать. Так в фуфайке и  принесли его на пароход. Нашли ремень, обвязали вокруг шеи, к ремню привязали веревку. Около  входа в кочегарку к железному столбу привязали медвежонка и все бросились его угощать, кто чем. Но он рычал, повизгивал от страха, тянул веревку в сторону, запутывался, но не ел. Решили оставить его в покое. Галя спряталась и с болью в груди следила за диким животным, которому место в тайге с мамой-медведицей. Медвежонок  успокоился, но нервное раздражение было видно в его странных прыжках с задних лап на передние. И как маятник прыгал он поднимая то задние то передние лапы…прыг-прыг-прыг-прыг….и так час ….и другой…  «Ты же устал …» - думала Галя..   «Перестань, я не могу больше это видеть и выдержать …» - она отвернулась и ушла в каюту. Прошла неделя, медвежонок уже брал еду, любил рыбу, которую ловили матросы специально для него и живую отдавали медвежонку. Прыгал он реже, но прыгал….взад-вперед-взад-вперед…Веревку сменили на цепь, перегрыз  веревку и чуть не убежал. А потом подрос к осени, цепь убрали совсем. Разгуливал по пароходу медвежонок важно переваливаясь с боку на бок. Ребята его немного боялись, а матросы шутили и играли с ним, хотя руки и открытые плечи оставались в длинных царапинах. Любил медвежонок камбуз, там вкусно пахло, в тазу и ведре лежала рыба и другие продукты. Сытый медведь только балуется …оторвал головы у рыб, опрокинул  продукты из коробки, пожевал клеенку на столе и …ушел, оставив беспорядок. Нашел другое развлечение. Вывесили белье для просушки на корме парохода. Шумит на ветру, машут простыни белыми полотнищами, привлекают своим шумом медвежонка - «поиграй с нами». Он тут как тут. Давай хватать простыни, когти выставил острые, поймать пытается. Поймал,  и простыня превратилась в полоски. Полоски ещё больше затрепетали на ветру. Медвежонок запрыгал между простынями, замахал лапами, и полосок становилось всё больше и больше. Прибежала с камбуза  Рита, закричала, что испортил всю рыбу и продукты, а тут ещё и простыни изорвал… «Убирайте его куда-нибудь. Это уже не медвежонок. У нас дети маленькие, до беды недалеко». Снова посадили на цепь. Стали думать. И по приезду в город Архангельск решили сдать его в зоопарк. Вся команда вышла провожать его на борт парохода. Пришли люди, одели на нос Мишке намордник и красивый ошейник и увели его в город. Больше мы его не видели.

   На обратном пути взяли баржи до Тулубьева и отправились в обратный путь до Котласа. С пустыми баржами, но против течения, шли довольно быстро.  На обратном пути уже с длинными плотами по течению пароход двигался очень медленно, но в этом были и преимущества. Свободная от вахты команда, захватив с собой корзинки и короба, выезжали далеко вперед, и выйдя на берег в лес, успевали наполнить их грибами и ягодами. А наполнив, выходили на берег  к лодке, когда  родной пароходский  дом  проходил совсем рядом.  Таким образом, собирали полные запасы на зиму. Путь от Котласа до Архангельска долгий…  Много опасных поворотов речных надо пройти, чтобы не посадить плот на мель, не сорвать хвост плота на повороте.

 Недалеко от Архангельска есть пристань с названием Звоз. Справа по курсу  открываются белые-белые берега высокие и крутые. Иногда даже видны провалы-пещеры.  На берегу видны белые камни. Она спрашивала маму, почему берег белый, а не красноватый и глинистый. Ответ пришел из рассказов рулевого матроса, который  дарил им  маленькие раскрашенные фигурки кукол.  Видя, как она рисует, сидя на палубе, он подошел и  попросил разрисовать  чистую белую заготовку куклы. Галя с большим интересом взялась за дело. А потом они ездили в лодке на белый берег  Звоза. Собрали большое количество небольших белых камней и привезли на пароход. Камушки разложили  ровным слоем на противень и поместили сушиться в горячую духовку на камбузе. Через сутки камушки стали крошиться, и они легко раздавили их в муку. Муку тщательно просеяли от мелких комочков, которые ещё давили и толкли толкушками.  Приготовив, таким образом,  муку, а это был гипс, матрос показал Гале  технологию изготовления фигурок. У него были уже сделаны формы из того же гипса, но были и глиняные. Внутри формы были полые. Они состояли из двух половинок, которые матрос смазал маслом. Вверху  в отверстие заливался жидкий гипс и две половинки,  какое- то время лежали, дожидаясь своего часа. И когда приходило время их открыть, Галя заворожено ждала его. Волшебный сундучек  открывался, и из него выкатывалась на тряпочку маленькая куколка, зверюшка, свистулька. Она была ещё тепленькая, чистая, рука так и просилась её погладить. Но это была очень хрупкая вещь. Она крошилась, иногда трескалась, с ней надо было обращаться очень осторожно. Затем её украшали красками, дарили и любовались сами. Процесс рождения красоты из обычного камня, был волшебным, хотелось узнавать и дальше эти красоты природы. На пароход Галя ездила каждое лето. Но это первое лето она запомнила на всю жизнь.
   Наступил август. Мама договаривалась с капитаном и матросами о замене её, чтобы увезти Галю в интернат. Скоро в школу.

         гл.4     1 сентября  1965 г.  ШКОЛА.

       Лето уступало свои права, появилось редкое золото листьев  деревьев у дорог, но было ещё тепло, речка  манила, но вода стала остывать. После Ильина дня купаться запрещено, говорила Гале бабушка в деревне. Поселок встретил их дождиком. Прибило дорожную пыль, воробьи купались теперь не в пыли, а в лужах.  Такие картинки Галя искала везде. Всё, что связывало её с деревенским, это была природа и её проявления. Это радовало, накатывались воспоминания, но мама действовала иначе. Её первая задача была, устроить  Галину жизнь, чтобы самой потом было спокойней жить и работать. До школы оставалось 10 дней. Написали заявление в школу. Директор смотрела на Галю, а ей хотелось спрятаться под стул от этого взгляда. Но слова « Прилежные ученицы нам очень  нужны…молодец…но, первое время будет трудно…и  тем более без Вас мамочка», - её чуть успокоили. В неё верят, и она будет стараться. Трудности не заставили себя ждать. Директор записала её в 5 «в», объяснив, что в 5 «а» и в 5 «б» уже по 40 учащихся. В её классе  пока 35 чел. Галя открыла рот от удивления ( её школе в деревне было всего 12 учеников из них 2 мальчика) и чуть не переспросила, но удивленно посмотрела на мамино выражение лица. Мама  спокойно спросила:  «А в какую смену класс учится?»  «Пятые классы учатся в первую смену, остальное всё объяснят в интернате, все воспитатели в курсе и всё знают» – ответила директор и велела позвать с коридора следующих.
  Они пошли в интернат, по пути зашли в магазин, посмотреть  школьную форму. В деревне форму не требовали, и Гале очень хотелось её увидеть. Обновка все - таки, а новые вещи всегда радуют. Продавщица посмотрела на Галю, определив её размер, подала три платья коричневого цвета  с белыми воротничками.  Все были одного цвета, но все разные. Отличались платья по фасону: у одного юбка в узкую складочку, у другого в широкую, а третье было  чуть расклешенное, с пояском и кокеткой на груди. У последнего воротник был «стоечка» и  белый воротничок по краю с  узким кружевом. Такие же были и манжеты.  Два другие были очень красивые, особенно их украшали большие кружевные воротнички. Но мама выбрала третье, сказав : « Будешь гладить платье сама, пришивать  воротнички тоже сама, это платье проще, со складочками тебе не справиться». К платью купили ещё два фартучка, один фартук шерстяной  черного  цвета, другой белого  и очень красивый  с оборочками у карманчиков и по груди.  Прошли в обувной отдел, но денег у мамы не хватило на красивые ботиночки. Посмотрев на свои чуть поношенные, но  ещё хорошие с виду ботинки, Галя вздохнула, и они вышли из магазина.

Интернат оказался рядом. Галя ходила по поселку за мамой, боялась отстать и заблудиться. Прошли по широкой красивой лестнице на второй этаж, нашли  комнату, где оставили вещи. Дверь оказалась незапертой, две девочки сидели за столом у окна. Женщина средних лет  складывала  что - то в шкафу. Оглянувшись на входивших, закрыла  дверцы и поздоровалась.  Видимо мама знала эту женщину, потому что они сразу завели разговор о пароходах, работе и школе. Девочки с интересом разглядывали Галю,  а маленькая худенькая подошла и спросила:
- «Ты здесь будешь жить?»   Галя кивнула.
 Другая девочка, смуглая, с черными волосами, и круглыми щечками  громко спросила:
- А как твоя фамилия?
- Как тебя зовут? – тихо переспросила худенькая. И сразу же представилась:
- Меня зовут Наташа. А это Люся.
- Галя….и посмотрев на Люсю, добавила …Сухинская.
Её кровать, справа от двери была  красиво заправлена. Рядом стояла тумбочка. Мама всё подробно объясняла Гале. Наказывала заправлять кровать так же аккуратно, в тумбочке держать порядок, зимние вещи взять у тети Насти  Марковой.  Зашла женщина-воспитатель, представилась, спросила, как звать девочку, мама подробно объясняла ей, что девочка деревенская,  многого не знает, но учится хорошо. Воспитатель в свою очередь  рассказывала про режим дня, что  утром в коридоре будет зарядка, затем приводят себя в порядок, одеваются, берут портфель, и в столовую на завтрак. Первая смена после школы обедает в столовой, затем отдых и  с 14-16 час. приготовление  домашнего задания. Выходить  в коридор в это время нельзя, только в туалет.  Ужин в 18 час. и в 21 час. сон. В красном уголке проходят собрания, старшие девочки гладят бельё и можно готовить уроки с воспитателем, если есть трудности, например в решении задачи.

     Вскоре мама уехала, и Галя привыкала к режиму. Это слово «режим», как замок в круге событий, закрывал то, что хотелось, и открывал то, что надо было делать. Это смущало, и  девочка замкнулась в своих мыслях, воспоминаниях и болях. Она  очень боялась сделать не так как принято здесь, боялась спросить, боялась громко говорить и смеяться, боялась мальчиков (их было так много).

   1 сентября воспитатели разбудили всех пораньше, заплетали девочкам в косы белые атласные, а кому то и капроновые ленточки. Осмотрели форму, с вечера проверили учебники в портфелях и всё содержимое. Все вместе отправились на завтрак и в школу. В сквере у школы было столько народу, что Галя даже растерялась. Но девочки Наташа и Люся не отходили от неё. Они тоже были в 5 «в» классе. Воспитательница тоже была рядом и отвела их на построение к своему классу, передав классному руководителю Березиной Нине Николаевне. От белых  фартучков рябило в глазах, у всех в руках были цветы. Гале  воспитатель  дала букетик из трех полевых цветочков, уже отцветающих, от обиды защипало в носу…И вдруг рядом откуда то снизу возник красивый букет, слеза не успела капнуть на него. Галя подняла глаза и увидела тетю Настю Маркову. Она, улыбаясь,  протянула Гале букет и поправила пионерский галстук. Галя протянула тете Насте полевые цветочки, виновато улыбнулась.  Подняв повыше свой красивый букет, она подняла повыше и свой носик. Зазвучала барабанная дробь, послышались звуки горна, прозвучала команда «На вынос знамени дружины им. Сергея Тюленина стоять смирно!» Все замерли. Проплыло рядом красное полотнище знамени с изображением маленького Ильича и лучшие ребята школы № 13 встали в почетном карауле у памятника Ленину. Потом говорили, выступали, поздравляли и  наконец, подошла очередь, когда первыми ушли в школу первоклассники. Но вереницы ребят долго и медленно заходили в школу, часть ребят ушла в другое здание. В начальных классах было  16 классов почти по 40 человек. Это было невозможно представить….она думала, что такого количества просто нет. И это в одной школе. Что же будет дальше…????

  А дальше прошли в класс, большой и светлый, было много больших окон и парты стояли почти от доски до противоположной стены. Учительница  взяла Галю за руку и посадила на первую колонку на  вторую парту рядом со светлым мальчиком, который вертелся во все стороны и разговаривал направо и налево. Учительница положила  её портфель в парту и подтолкнула сесть. Галя  присела на край сидения, обратив внимание, что мальчик при виде её сел, положив ноги на сидение. Её ноги оказались в проходе. Прозвенел звонок. В класс вошел…учитель – мужчина… Это тоже было не так, это тоже не укладывалось в её головке. Её учительница Дарья Ивановна была  первой, она никогда не говорила, что бывают учителя-мужчины. Учитель был красив, но весь седой, его слегка вьющиеся волосы лежали на голове красиво, как волны. Он назвал себя Иван Павловичем,  сказал, что первый урок будет рисование. Будем печатать слова «НАША ШКОЛА». Галя достала линейку, простой и цветные карандаши, резинку. Аккуратно отчеркнув две линии, рассчитала буквы, чтобы вошли в строчку, и стала соединять точки от руки. Рисование было любимым предметом в школе и самым простым. Мальчику  рядом часто давали замечания, и Галя узнала, что его зовут Миша.  Он заглянул через её руку в альбом и шепотом убил все её старания: «У нас так не рисуют!» она побледнела, но докрасила последние буквы и обвела края. Перед концом урока учитель ходил по рядам и ставил оценки. Подойдя к Гале он, внимательно осмотрел её работу и уверенно вывел какую -то загогулину.  Это была никак не цифра, не оценка, это больше походило на какое то слово…но какое? Это был конец всем её надеждам на успех. Прозвенел звонок, почти все выбежали из класса, а Галя сидела и тупо смотрела на рисунок…,мысли проносились в голове разные…
- Ты новенькая? – услышала она рядом.
-Да…шепотом проговорила Галя.
- А почему не идешь на перемену?
- ??? «Двойка…»-Галя молча указала пальцем на «загогулину».
Девочка засмеялась.
- Это вовсе не двойка. Это же пятерка! – пояснила она.
- Ну а это что такое? –Галя провела по всей длине загогулины.
- А-а-а….это Иван Павлович так ставит оценки. Сначала оценка и сразу за ней роспись. А пятерка очень похожа на первую букву его фамилии Брюхов и он её не пишет, а сразу ставит следующие буквы. Вот так! А ты расстроилась?  Убирай все и пошли  на перемену, а я сейчас форточки открою.
 
     Прошел первый день. На неделе Нина Николаевна  пришла в класс, чтобы выбрать актив. Сначала выбирали старосту класса. Никто не хотел быть старостой, пытались свалить на другого. И вдруг кто- то предложил её. Она замерла, вдавив голову в плечи. Все обернулись на неё. Кто- то прокричал: «Она согласна!» Учительница недоверчиво покачала головой, пытаясь возразить, но лес  рук поднялся вверх. Она пробормотала : «Ладно, поможем,,,» и записала что-то на листочке. Затем выбрали звеньевых, ответственных за труд, санитаров, физруков и ещё кого то…Галя уже ничего не понимала…она и слов некоторых не знала, не знала о чем они говорят.

  После уроков гурьбой шли в интернат. А потом строем в столовую. Столовая была большая, на две половины левую и правую. Дежурные разносили суп. Девочки Наташа, Люся и Галя сели за свой стол и неторопливо стали есть суп. Всё было очень вкусно, так, во всяком случае, показалось Гале. Но Наташа водила ложкой по тарелке, отодвигая капусту. Люся ела хорошо. Гале суп понравился, принесли второе, картошку с котлетой. Котлет бабушка не делала, но Галя их попробовала на пароходе. В деревне в основном варили в печи, почти ничего не жарили, а пекли. Например, картошку в печи пекли в мундире. И первое, и второе в чугуне. Ко второму подали красный  круглый плод. Галя взяла его в руки. Он был красивый, яркий и гладкий.
-Что это, яблоко? –недоверчиво спросила Галя, хотя яблоко она уже пробовала.
-Это помидор…-сказала Люся и надкусила свой помидор, обильно посыпав его из солонки.
-Попробуй, только не соли, а песочком посыпли, так вкуснее – посоветовала Наташа.
Галя  поднесла помидор ко рту, понюхала и откусила кусочек. Вкуса совершенно не было. Она откусила побольше, вытекла в рот безвкусная мякоть…Галя выплюнула всё на тарелку и тут же положила оставшуюся часть помидора.  Он ей совсем не понравился, и с тех пор все помидоры доставались девочкам.  Она не пила и томатный сок. К остальному она привыкла. Очень многие продукты она не встречала в деревне. С удовольствием пила «Лимонад», хотя первые ощущения от лопающихся пузырьков были неприятны и она  сначала испугалась. Но на вкус «Лимонад» понравился.

 Проходили день за днем. С наступлением холодов пароходы приходили в затон на зимнюю стоянку. Наконец приехала мама с отчимом. Интернат остался позади. Галя скучала по бабушке Дарье. она училась хорошо, хотя были и трудности. Она познала совсем другую жизнь, становилась старше, думала иначе. Детство её закончилось с переездом в поселок. Детство её звучало от слова "дитятко", "Галинка" осталась там, в далекой лесной деревушке. Здесь она была просто Галя, девочка, школьница, "интернатская".