Лесной праздник

Я  задумался…  Былое…  Доброе,  светлое…  Окутанное  дымкой   ностальгии,  оставившей  в  памяти  всё  самое   яркое.  Среди  оставленного  мне   -   картина   праздника,   что   назывался      отдыхом   в  лесу.
 
С   раннего   утра   мама    и  папа   готовят  корзину  со  снедью.   Я   в   предвкушении   встречи   с  сестрой   все   тороплю  их,  бегая   от   ворот   к   навесу,  под  которым   складывается  подготовленное.   Серёжка   через   забор   переговаривается   с   соседом,   уточняя,   кто   идет   и  что  надо  взять   для   игры.   Игра  будет  на  славу -  сегодня   мы   устроим    землянки,   что   пригодятся   в   будущих   сражениях   с    противниками   из   соседней   улицы.   Поэтому   у   благодушно   настроенных   родителей   выпрашиваются   старая   одежда,   куски   войлока,    посуда,   ножи   и,  главное,     лопата.   Последняя  выдается   с  таким  условием,  что   использовать   ее   можно  будет   только   глубоким   вечером,  после   вечерней   службы  в  церкви,   ибо  в  воскресенье   работа   под   строгим   запретом.   Мы  на   все   соглашаемся. 
А   тем   временем   подходят   тетя   Поля  и  дядя   Ваня  с  Олей  и  Васей  (старший  брат  Оленьки).  Радости   моей   нет   предела.   Мы  с  сестрой  сразу  же   убегаем   к    кроликам,   где   я   вытаскиваю  ей   понравившихся   пушистиков,  невзирая   на   строгий   запрет  папы    делать  это.   
С   приходом   тети   Наташи   и  её   многочисленного   семейства    подготовка    близится   к  концу,  и   мы   отправляемся    в   лес.   Дорогой   папа   заглядывает   в   ворота   к   соседям   и   уточняет,  скоро  ли   они   будут,  потому   что  «отдыхать   компанией»   на   то  время   означало   собраться   почти  всей   улицей,   а  это  не  менее  десяти  семейств   вместе  с  детьми.
Место   для   отдыха   никогда   не   менялось.  Это  была   красивая    поляна,   окруженная   буковым   лесом,   под   названием   «Данилова   чаща».  Не  знаю,   почему   именно   так   она   называлась,   но   это  название   ей   удивительно  шло.   Из-под   мощного   бука   выбивался   небольшой   родник   с   постоянно   холодной   хрустальной   водой,   и  в  нем  всегда   жила   жабка –  как  показатель   чистоты   родника.  Вода  из  него  считалась   целебной,  а  лягушка   родника -  чуть  ли  не  священным   животным.   
От  нас  до   Даниловой   чащи   было   не   меньше    километра,   и   путь  этот  был   так   интересен!   По  дороге  мы  играли  в  прятки ,  собирали  землянику   весной   и   ежевику   осенью,  забегая   далеко  вперед   неспешно   идущих  родителей,   занятых    взрослыми   разговорами;  обрывки   этих  бесед  порой   сильно  врезались  в  сознание,  но  чаще  всего   пролетали   мимо   ушей.
  Еще   издали   слышны   были   голоса   детей,  чьи   родители   пришли  раньше  нас.  Они   играли  в  догонки,  в   футбол,   просто   пищали  и  кричали   так,   как  можно   только  в  лесу   и   только   под   боком   папы  и  мамы,   упиваясь  своей   защищенностью   и   свободой.  Детская   компания  была   весьма   разновозрастной  -  от  года   до   пятнадцати.   На   то  время   мне   было   лет  7- 10.   В  более  старшем   возрасте    такого   счастливого, привольного   и  шумного   отдыха   уже  не   было,  а   в   младшем   возрасте   я  его  не  помню  столь  отчетливо.
Когда   приходили  все   соседи  -   а  это  было   человек   под  двадцать   взрослых  -  количество   ребятни   достигало   не  менее   тридцатника.  Эта   орава   группировалась   в   более   мелкие  стайки,   и  у  каждой  была  своя  забава.  Думаю,  нас  слышно   было   чуть   не  в  селе.   
Почетным   считалось   натаскать   сучья   для   костра.   Мы  прочесывали   лес,   принося   сухие  ветви, и  сваливали   их   в   кучу.  Из   неё  мужчины   выбирали   подходящее   для   костра  топливо.   Костер   разжигался  еще   до   общего   сбора   теми,  кто   пришел    раньше,    поскольку  нужно  было  время,  чтобы   испекся   картофель.  Иногда  клубни  заворачивали  в  фольгу,  и   тогда   женщины   чистили   их   прямо  на   лужайке,  не  забывая   перед  этим   перекреститься  и  произнести   стандартную  фразу:  «Хоть  и  грех,  но...»   Звучало  это   многозначительно,   и   сразу   становилось   понятно,  что  работа  эта  вынужденная   и  продиктована   общими   интересами,  а  значит,  подлежит   отпущению.
Вырезать   прутья   орешника   для   шампуров  поручалось   старшим   ребятам,   и  делали  они  это   с   полным   осознанием   важности   доверенного   дела.  Гибкие,   длинные   прутья,  в   палец   толщиной,  обтесанные   с  одной   стороны,   удобно  ложились  в  мужскую   руку,   и   аппетитное   потрескивание   стекающего   тонкой   струйки  жира   с  куска   копченного   сала,  нанизанного   на   импровизированный    шампур,   будило   зверский   аппетит.  Есть  хотелось   при   самом  взгляде   на   хлеб,   пропитанный  этим   жиром.  Именно   со  времен   общего   отдыха   тянется   у  меня   ощущение   неудержного  желания   съесть   такой   вот   кусок.  И  никакие  майонезы,  бутерброды,   даже  шашлык,  не   могут  его   заменить.

Пока   мы   шастали   по  лесу,  а   избранные    пекли  сало   и  шашлыки,  не   занятые  полезной  деятельности   мужчины   принимались   за   карты.   Делалось  это   степенно,  без  спешки  и  суеты.  Сколько  себя  помню,  никогда  не  были  на  кону  деньги  -  всего  лишь  азарт  и  самолюбие.  Помнится,  папа  был  в  середнячках,  а  вот  дядя  Ваня  -  ближайший   наш  сосед – выигрывал  часто.  Женщины  неодобрительно  посматривали  на   игроков,  делая  язвительные   замечания,  но  чувствовалось,  что  это  больше  для  проформы.   Впрочем,  чаще   всего   папа  был  у   костра,  занимаясь   шашлыками.

Порой   мужчины   принимались   играть  в  футбол,  и  трогательно  было   видеть,  как  эти   грузные   люди   бегают  по   лужайке,  как  лица  их   зажигаются   азартом,   а   в  глазах   появляется   блеск   юности.
А  затем  -  общая   трапеза  (иначе  это  и  не  назовешь),  когда   оживление   взрослых   переходит  в   веселье.  Рассказываются   смешные  истории,  анекдоты,   раздаются   остроумные   шутки,   подхватываемые   взрывами   смеха.  Вино   наливается   в   стопки,   а   вода   из   родника  – в   стаканы.  Наперегонки   мы  бегаем   за   той   водой,  набираем   ее    в   канистры   и   приносим   к   «столу»...   Хлеб,  пропитанный   смальцем,   нарезанное   мелкими  кусками   сало,     шашлык,   печеный   картофель,  брынза,  огурцы,  помидоры  -  все   сметалось   нами   с   таким   аппетитом,  что   мамы,    одобрительно   улыбаясь,   после  первого   часа   застолья  то  и  дело   повторяют:  «Ну,  теперь  я  о  тебе  не  переживаю  -  точно  не  голоден»...

День   медленно   перетекал   в  вечер,   а  вечер   приближался   к  ночи…  Шумное  веселье  постепенно   утихало,   переходя   в   усталость.   Взрослые    собирали   посуду,   оставшуюся  еду,   мусор…    мужчины   гасили   огонь,   заботливо   проверяя,   не   тлеют  ли  угли   под  золой,   а   мы   под  шумок    торопливо   рыли   землянку.   Весь   скарб   оставляли   там   же,   прикрыв    ветками.
 
Возвращались   большой   компанией.   Уход  каждой   семьи   сопровождался  шутками   и   словами   прощания... Я  упивался  этой   сплоченностью,  хоть  и  не  знал   тогда,   что   мои   ощущения   описываются   именно   таким   словом.   
Подходили   к   нашим   воротам   -  и   родственники   заходили  во   двор.   Праздник   продолжался  до  поздней   ночи.   Мы  с  Олей   не   теряли   времени   зря  -  сразу  же   забирались  в   сенницу,   прихватив   с   собой   кой-что  из  еды.  Остальные   группировались   с   Серёгой,   и   шумное   веселье   перетекало   на   улицу.  Меня   он  даже   после   драки   в  такие   вечера   от   Оли   не  отрывал,  лишь   для   приличия   спрашивая  у   обоих:  «Вы   с  нами   или   кроликов   мучить  будете?»   Оленька   заливисто   смеялась   в   ответ,  я  улыбался,   и   все   становилось   понятно   без  слов.

Замечательное   то   было   время!  Хоть   и   помню,  что   таким   его   тогда   не  считал.  Мелкие   обиды,  недоразумения   казались   значимыми,   и   ощущения   счастья,   полного   и   надежного,  не  создавалось.  «Большое   видится   на   расстоянии...»  Это  расстояние   уже   достаточно   велико,   чтобы   понять  -  все   же   детство   мое   было   счастливым.