ч. 2. 2000. гл. 4. Женский День

07.03.00.

Папа достал «заначку»:

-  Ну, женщины, с праздником вас! Иди, мать, купи дочери туфли, подарки и чего-нибудь на стол.

Я пересчитала деньги:  400 рублей – почти пенсия! Господи, сколько же месяцев наш папка их копил?!

А как же долги? Я смотрю в глаза отца и читаю в них:

- Аня, я устал!

Вздыхаю:

- Отец небесный, имеем ли мы право на праздник или лучше деньгами этими оплатить электроэнергию?

Боженька «щиплет» моё сердце: мол, давай праздник.

Я ещё раз вздыхаю и начинаю прикидывать в уме, что на что хватит.

«Получаются» туфли (тебе скоро выступать в филармонии – не в драных же!) и «подарки».

Опять вздыхаю: может, папе повезет, и он к вечеру что-нибудь добудет  «к столу».

Идем с тобой в магазин. Я давно присмотрела тебе Книгу для девочки «Мои секреты». В детстве мы сами себе такие делали из обычных тетрадок.

Я листала накануне эту  книгу и приятно удивлялась её содержанию: мудрые мысли,  подборка стихов, песни, странички для автографов, анекдоты, сонник, гадалка, гороскоп…

- Господи, хоть бы не раскупили! – помолилась я, когда мы с тобой вошли в  сувенирный отдел.

Вот  о н а! Нарядная, дорогая – 50 рублей. Ты берешь её в руки и … не радуешься.

Я волнуюсь:

- Не нравится? Может быть, краски? 18 цветов, смотри – цвет морской волны…

Ты находишь в Книге желанные анкеты для друзей и киваешь головой:

- Берем. Краски тоже.

Отдаем 75 рублей. Я извиняюсь перед тобой, что неудачно  сделала подарок:

- Утром бы, 8-го, в кровать!

Но, увидев твои довольные глаза («Оценила?»), облегченно вздыхаю.

Твой счастливый восторг передается мне, и мы, веселые, как две весенние пташки на воле, летим на рынок.

Туфлей нет. Мы обошли все закоулки, даже во «Вторые руки» заходили: нет, не сезон!

Мне это не нравится, я ворчу:

- Зачем нам западные традиции в смысле сезонных продаж? У русских сани готовят летом, а телегу зимой. Почему мы должны ждать лета, чтобы купить летние туфли?

Я советуюсь с тобой:

- Давай сойдем с ума и купим твоей учительнице по музыке не коробку конфет, а большую палку колбасы?

Ты соглашаешься, потому что мы обе помним 8 Марта двухлетней давности, когда мне благодарные ученики подарили аж шесть коробок конфет, а зарплату не дали, и дома не было даже хлеба.

Мы ели в тот праздничный вечер конфеты на голодный желудок. Сначала было вкусно, потом нас затошнило.

Итак, мы купили колбасы, а потом отправились за цветами.

С сердитой и грубой девицей, которая искусно купировала розы, и они из вторсырья  на глазах превращались в первосортные,  я ругнулась: дорого. Да и завянут  цветы  быстро, коль злые и жадные руки их касаются.

Идем к  цветочному киоску, а там удача: недорогие тюльпаны с короткими ножками.

А нам с длинными и не надо: с ними в автобусе ехать неудобно.

- Вот как, - делаю вслух для себя открытие, - цена от длины ножек зависит, а я всю жизнь их обламывала: для меня «голова» важнее.

Я слышала, как ты вчера приказывала папе купить для меня цветок.  Пытаюсь объяснить тебе, почему не хочу цветов:

- Розы, доча, я не люблю, даже ненавижу – капризные очень  и колючие. Тюльпаны не пахнут, да и как лепестки начнут осыпаться, грустно становится. Георгины ничего – покрепче, но такие строгие, торжественно-траурные. Гвоздика – революционный цветок… А тебе, доченька, какие нравятся?

- Я ещё не  знаю, какие,  папа мне только полевые дарил.

- Ох, люблю я один цветок, да только где его папа наш достанет? – начинаю хитрить я и уводить  разговор  от неприятной  «темы».- Какой? Багульник – называется.

Кустарник такой на Дальнем Востоке растет, типа наших вербочек. С него зимой веточки срезают.

Берешь охапку прутиков – голик голиком, таким в деревнях валенки от снега обметают, - ставишь в  банку с водой и ждешь.

Однажды утром проснешься, а веник расцвел! Да так богато, так весело! Целый день на душе праздник и какой!

Праздник в о с к р е с е н и я: ты сам невольно, как этот мертвый прутик, оживаешь, а ведь верилось в это с трудом…

Мы снова возвращаемся на рынок, по дороге  я приказываю себе не забыть  вечером  предложить тебе почитать книгу детского писателя Юрия Яковлева «А Воробьев стекло не разбивал», рассказ которого («Багульник») я только что  «вспоминала и  излагала» как собственные ощущения.

А вслух подытоживаю:

- Все твои цветы впереди: и скромные, и богатые, и подаренные, и самой посаженные… Я только почему-то не понимаю женщин, которые сами себе покупают букеты. Хотя, наверное, в этом что-то есть…

На рынке я покупаю себе осветляющую краску для волос за 15 рублей. Смотрим с тобой на торты, переглядываемся: дорого и, если честно, невкусно.

-  Давай испечем сами, – предлагаешь ты.

- Давай, -соглашаюсь я, - только купим орехов.

- Триста граммов, пожалуйста, - обращаюсь я к продавцу.
Беру  взвешенное – полстакана?

- Нет, давайте полкило, - мне досыпают в мешочек  две столовых ложки.

- Да что такое?! –  недоумеваю я и кладу покупку на соседние весы – 270 граммов?!!!

Немая от гнева,  возвращаю мешок и сверкаю глазами. Мне молча досыпают недовес и даже не извиняются.

Обидно: неужели я похожа на женщину, которая не знает, как выглядят 300 граммов  грецких орехов?
 
Бежим с тобой домой. Быстро кормлю тебя и собираю в музыкальную школу.

Заворачиваем колбасу в праздничную фольгу, упаковываем коротышки- гвоздички. 

Боже,  лепестки уже начали чернеть по краям, а ведь только час назад купили!

Я провожаю тебя до лифта, крещу на дорожку и  иду  хлопотать на кухню. 

Через час приезжает папа. В руках «добыча»: килограмм сарделек и … литровая бутылка водки.

- Ой, мать, вари сосиски. Все! Наедимся от пуза.

Беру дрожащими руками бутылку:

-Какая нарядная, вся в блестках…

И не дыша, потому что сердце от страха  ушло в пятки,  тихо спрашиваю:

- До праздничного  завтра доживет?

-Нет, сейчас буду!

Всё, сердце моё оборвалось окончательно. Хочется завыть, но я молчу, зная, что уговаривать бесполезно. Ставлю рюмку, ставлю сосиски, одеваюсь.

- Ты куда?

- В магазин за сигаретами.

По дороге храбрюсь и уговариваю себя:

- Пусть выпьет, он устал, уже на людей бросается, да и пьет теперь редко: три раза в год. А раньше – вспомнить страшно. Поискали пятый угол. Да и Маинька уже большая, всё понимает.

На оставшиеся деньги я купила в магазине  два килограмма  мяса, майонез и сигарет.

Осталась десятка. Эх, была – не была: куплю мороженого. Себе.

Возвращаюсь домой. Папе уже «хорошо». Разговаривает по телефону. Обо мне. Несет чушь.

Сажусь и ем мороженое. Ах, какое оно маленькое.

Звонит бывший ученик, поздравляет с праздником. Я благодарю и торопливо прощаюсь:

- Ой, извини, молоко убежало!

Папа тут же ревнует к «любовнику», потом объясняется в любви:

- Красивая ты, Анька! Скинуть бы мне лет 10, я бы в тебя влюбился.  А сейчас зачем мне влюбляться: ты же моя жена. Эй, жена, пойдем, потанцуем!

Он включает радио  на всю катушку.   Киркоров врывается с «Бегущей по волнам» к нам на кухню, и мы танцуем – переминаемся с ноги на ногу.

Пахнет перегаром, папа гладит мои немытые волосы. Как грустно и смешно. 

Жаль, что торта не будет. За что не возьмусь, папа везде «помогает».

Вечер. Гора немытой посуды. Отец в своем «репертуаре»: сядь – подай – куда пошла?! И это его пьяное - с дымящей сигаретой в руке -  требование закурить.

Ворчу:

- Да куда тебе, в уши что ли?

Наступил час нелюбви, обиды и  упреков. Я не выдерживаю и показываю ему опухоль под мышкой и больную грудь.

Трезвеет:

- Чего к врачам не идешь?

- Зачем?

Начинает плакать, просить прощения и молиться:

- Господи, дай нам дочь поднять, хотя бы до 17 лет!

- Почему до 17? – весело перебиваю его я. – Проси уж до 25!

Вытираю отцу сопли, слюни, слезы, выбрасываю пепельницу с харчком. Иду в туалет.

Грохот. Это папа пошел на поиски меня. Нашел. Почти несу его на себе в зал. Надо же – уснул.

Ты возвращаешься из  музыкалки, папа просыпается, не дает нам пошептаться, садиться на твою сумку, дышит перегаром.

Я кричу на него, он на тебя, ты плачешь. Потом мы плачем все вместе.

Слава Богу, начался фильм про Ермака, и мы втроем у ТВ нашли общее занятие.

Папа опять  уснул, я поставила варить холодец. Потом мы с тобой обсудили прожитый день, и я выпоила тебе таблетку от головы, проветрила комнату.

- Жизнь – работа над ошибками.  Никогда не выходи замуж за пьяницу, - говорю я тебе перед сном.

-Ты же вышла? – усмехаешься ты.

- У меня не было выбора.

- Как это?

-Вырастешь – расскажу, - обрываю я  запретную тему и предлагаю:

- А давай купим завтра тебе брелок: у меня ещё есть 20 рублей.

- Давай.

Мы обнимаемся и желаем друг дружке спокойной ночи.

- Знаешь, у папы было трудное детство, - добавляю я напоследок. -  Он рос в большой многодетной семье.  Если  один ребенок напроказил, всю ораву клали на пол без штанов и стегали розгой.

- Больно?

- Больно. У Горького в «Детстве» такой «Домострой» описан, ты же читала?

- Да, Цыганок, Алеша  и бабушка…Помню.

- Нашему папе нужно время, чтобы понять, что в современной семье можно и нужно строить взаимоотношения по-другому.

-Жалко папу!

- Жалко, доча. Он без нас пропадет и человеком не станет. Надо любить его и прощать,  и тогда он обязательно изменится.

- А он нас любит?

- Конечно, доченька. Он без нас жить не может. Мы для него – свет в окошке. Веришь?

- Верю. Я его тоже жалею и люблю.

- Вот и молодец. Возлюби отца и матерь свою, да продлится род твой.

Я закрываю дверь в твою комнату и иду на кухню.

- Спи, солнышко мое. Ничто не потревожит твой сон. Если надо, я буду не спать всю ночь, выполняя прихоти пьяного отца, но не позволю ему тебя разбудить

08.03.00.

Бог есть, он услышал мои молитвы: ночь была спокойной. И праздник получился.

С утра нам подарили две коробки конфет (мои ученики).  Соседка принесла свеклы, морковки и луку. Я приготовила мясо в горшочках, сделала салаты.

Папа больше не пил и спал весь день.

Я пытаюсь тебе объяснить, что пьянство отца – это уход от проблем: хоть на день забыть о долгах, о страхе за завтрашний день, о физической боли в груди и ногах. 

- А сосед  дядя Саша выпивает? – спрашиваешь ты.

- Да.

- Но у них всегда тихо, и он никогда не шатается.

- Это зависит от культуры питья. Нашего папу никто, увы, не учил быть культурным.

- А мы с тобой его научим?

- Научим, доча. Он уже меняется, становится с каждым годом все лучше и ответственнее.  Человек р а с т е т  всю жизнь.  Каким ты был, таким остался – это про идиотов.  Я верю, что наступит день, когда отец навсегда избавится от этой пагубной привычки и ещё попросит у нас с тобой прощения.

                http://www.proza.ru/2015/03/03/230