Сказка о богатырях - 2

Итак, продолжаем! Ведь, хоть и очутились каким-то непонятным чудом наши богатыри где-то на задворках цивилизации, но приключений на их долю, всё же, хватало...

Как уж было не раз сказано, обозов с довольствием из Стольного града не было уже давно и создавалось такое чёткое ощущение, что жрецы бусурманской веры под богопротивным названием "Бухгалтерия" уже списали героев вчистую, как отработанный материал. А ведь богатырскую силу поддерживать надо, как иначе?! Вот и послали Илья Иваныч с Добрыней Никитичем самого молодого - великовозрастного Алёшу Поповича, то есть - в ближайшее селение за продпайком и топливом градусов так 40 крепости...

 Алёша, хоть и не стар, но зато опыта в молодецких проделках и подвигах уже набрал немало, поэтому сразу смекнул, что дела творятся непонятные, а потому появляться в городище на боевом коне, с копьём, щитом и в кольчуге может быть небезопасно. Поэтому, отъехав от заставы на расстояние, где его с вышки уже разглядеть было нельзя, стреножил он коня, снял и спрятал в придорожных кустах снаряжение и оружие, да и пошёл налегке, благо до селения было оттуда рукой подать. Идёт Алёша, не спеша, с оглядкой, старается заранее  угадать - что будет да как вести себя. Идёт - и диву даётся: даже дорога к этому селу... или городу (не поймёшь - вроде домов много, а ни стены, ни даже изгороди вокруг нет) - и та какая-то странная: твёрдая, сапоги по ней стучат, а ям столько, что под ноги всё время смотреть надобно, чтоб не поломать оных. Когда мимо с рёвом, воем и звуками "бум-бум-бум" проносились круглолапые чудища, младший богатырь даже не шарахался - уж насмотрелся. А вот когда одно из них, завизжав, остановилось рядом, тут-то и пришла пора ему вспомнить, что он, всё-таки, воин и бежать без оглядки, вроде бы, как-то не пристало.

Он уж приготовился, как по молодости, кулачным боем встретить супостата, но чудище будто уснуло. Только сзади огни горели красные (глаза у него на филейной части, что ли?..) да сверху, на горбу, помаргивала жёлтая шишка. Тут произошло вовсе непонятное: у чудища сбоку что-то клацнуло, оно будто крыло развернуло, из-под крыла громче понеслось "бум-бум", а потом высунулась голова. Вроде - человечья, только темнокожая, темнее даже, чем ордынские немытые всадники, и с бородой курчавой и чёрной. Ох, и удивился же Алёша такой оказии: ежели чудище этого бородатого сожрало, то как же он из него выбрался, а ежели нет, то вообще ничего не разберёшь... А голова эта ещё и заговорила! Вроде - по-нашему, но и не так. Понятно всё, но, если б не необычность происходящего, - засмеял бы богатырь того темнолицего. А тот всё спрашивал:
 - Куда едем?

Пока Алёша соображал, как лучше поступить - завести разговор или так постоять пока - бородатый совсем вылез из чудища и сказал:
 - Ти глюхой, щто ли? Вааах, ынастранэц! Тада - сто евро!

Вроде - человек как человек, но портки на нём короткие, аж ноги волосатые все видны, на ногах - будто одна подошва без верха, а на теле - сетчатая рубаха без ворота и застёжек.

 - Эээх, садысь, так довэзу, а то скущно аднаму ехать! - сказал, наконец, пленник чудища и, открыв справа второе его крыло, за рукав потащил богатыря вовнутрь. Алёша, было, хотел воспротивиться, но подумал, что этот бородач жив и здоров, значит, и ему ничто не угрожает. А чудище оказалось всего-то навсего повозкой, только сидеть в нём было мягко и удобно, будто на перине княжеской (один раз не удержался молодой богатырь, улёгся на государеву постель - понравилось, до сих пор вспоминал...)
Сам волосатоногий закрыл за ним крыло чудища, сел слева и что-то сделал, отчего оно заревело и рвануло вперёд так, что сзади только рёв да визг стоял. Понемногу Алёша освоился.

 - Благодарствую, добрый молодец, за услугу, долгонько мне добираться стало бы, кабы не остановил ты свою повозку. А скажи мне на милость - как зовут тебя и какого ты роду-племени? - ну, надо же как-то вежество соблюдать, не молчать же всю дорогу...
 А возница непонятной повозки, заслышав такие речи, рот раскрыл, глаза на Алёшу уставил, круглую баранку, за которую держался, бросил, что аж чудище это ревущее чуть с твёрдой дороги в чисто поле не улетело, но он опять схватился за кругляш и вернулся на изрытый ямами шлях.
 - Эээ, ти щто - псих, щто ли?! Аааай, вихады, я того маму!.. - сказал, наконец, темнолицый и повозка начала останавливаться. И совсем бы высадил ничего не понимающего Алёшу, но тут раздался резкий свист и обозлённый возница уставился вперёд через широкое прозрачное стекло:
 - Вааа, ментяра, блин...
 Вот, поди - пойми его!

 А через стекло стало видно, что повозка подкатывается к ещё более странному молодцу, что стоял на обочине шляха у другого, такого же, чудища, только белого с синей полосой, непонятными буквицами и сине-красной нашлёпкой сверху. Сам молодец был в зелёной рубахе без рукавов, из-под которой видна была другая, голубая, а на голове - сплющенная блином шапка.
 - "Ох, всё хуже и хуже..." - подумал богатырь, - "Как-то выбираться буду?"
  Решив, что об этом пока думать рано, стал он смотреть - что дальше. Дверь повозки возница оставил открытой, поэтому был слышен разговор, где звучали неясные слова: "удостоверение", "разрешение", "превышение", а то и вовсе - "регистрация". Понятно было только то, что возница уже почти кричит, то угрожая, то умоляя, а тот, в зелёной рубахе, - ни в какую. И страшно похоже это было на то, как сам Алёша давным-давно, выйдя из питейного заведения в Столице, разговаривал со стражниками. Только богатырь тогда, не говоря много, их раскидал да спать побрёл, а вот вознице, видимо, грозило что-то посерьёзнее.

 - "Надо бы помочь, услуга за услугу!" - решил Алёша и, кое-как найдя, как открывается крыло повозки, вышел на свет Божий.
 - Уж не прогневайся, служивый, на возчика лихого, он меня, богатыря русского, спешит в городище доставить по важному делу. Изволь, пожалуйста, отпустить его с миром, а то отлагательств не терпит.

Спорившие над какими-то разноцветными бумажками стражник и возница мигом умолкли и с отвисшими челюстями повернулись к нему. Молчание повисло надолго, даже птичье пение почему-то утихло. Зеленорубашечный очнулся первым:
 - Это кого ты везёшь? Артист, что ли? Кино снимаете? Ааа, так бы и сказал. Счастливого пути! - и отдал темнолицему пачку бумажек.

Тот не ожидал такого поворота, но быстро очухался и бегом оказался в повозке. Дальнейший путь в городище был полон непонятных, путаных слов, в которых сквозила благодарность, слышались заверения, обещания  и фраза "мамой клянусь!"

  Когда повозка влетела в город, Алёша и возчик уже почти понимали друг друга, по крайней мере настолько, что повелитель ревущего чудища уразумел, что богатырю нужно закупить много еды, необходимой троим здоровым мужикам примерно так луны на три. Поэтому он привёз попутчика своего к огромному белому домине с большущими красными буквами на крыше. Из букв Попович узнал только два "аза", остальное было непонятно, но бородач, отчаянно размахивая руками, заверил его в том, что здесь нельзя купить только чёрта в ступе, прости, Господи... На прощание он протянул Алёше бумажку с одной  строчкой и сказал:
 - Званы в лубой врэмя, всё здэлаим!

 Потом прыгнул в повозку, она взревела, загудела, подняла пыль и унеслась, пропав в потоках таких же, как она. А богатырь остался стоять и озираться в поисках лотков, лавок и торгованов со снедью. Ничего из вышеуказанного видно не было, но стало понятно, что толпы странно одетого народу входят в большие прозрачные двери, а выходят из других дверей, поменьше, и при этом то толкают перед собой небольшие тележки на маленьких колёсиках, набитые с горкой бело-красными мешочками, то сгибаются под тяжестью этих же мешочков, оттягивающих им руки. Алёша скривился: - "Дааа, измельчал, видать, народец-то, раз это для них - тяжко..."

  Однако делать нечего, пошёл он вслед за смеющейся и галдящей толпой к стеклянным дверям. А в той толпе - кого только не встретишь!!.. Тут тебе и молодцы разного возраста в штанах разной длины и покроя, тут тебе и почтенные старички со старушками, что семенят побыстрее иных молодых, тут и девицы, настолько пригожие и скудно одетые, что не знаешь - куда глаза девать, а то сами под одёжку заглядывают... Шёл-шёл Алёша вслед за толпой и добрался, наконец, туда, где стояли высокие полки с чем-то, что напоминало еду. Народ сновал туда-сюда, хватая с них яркие мешочки с коробками и бросая в тележки, другие выстраивались друг другу в затылок, держась за уже переполненные тележки, третьи (одинаково одетые) ходили и бегали по огромному залу с рядами полок, которому уступал, кажись, и княжеский терем... А Алёша стоял посреди него, рот раззявив, и пытался сообразить - что ж ему взять, ведь ничего из того, что там в огромных количествах лежало, ему знакомо не было. Поди знай - что там в тех шуршащих мешочках? Может - икра лягушачья...

  И долго бы он так промаялся, но тут, видимо, сжалились над ним вышестоящие силы, потому что стряслось вот что: налетела на него, откуда ни возьмись, девица пригожая в такой же одёжке, как у многих, что по залу ходили, но без тележек с мешочками. И откуда только взялась? Ведь не было её поблизости... А вот объявилась, поди ж ты, с визгом ударилась о каменную грудь богатыря, да так и упала бы на твёрдый да блестящий пол, кабы не подхватил он её да на ноги не поставил. Ну, на ноги - это как сказать, потому что на ногах у неё были короткие сапожки с колёсиками, видать, на них-то она и прикатилась, чтобы в Алёшку уткнуться...

  Богатырь смекнул, что от такой обувки добра не жди - свалится-таки или опять на кого налетит, потому, не опуская девицу, снял с неё опасные сапожки, и только после этого поставил на ноги. А ноги у неё были - загляденье! И смотреть было на что, ведь одета она была не в сарафан девичий, а в такие... вроде бы - портки, но будто малы они ей: всё, что под юбкой должно быть сокрыто - наружу!
 Девица, видно, сильно о богатырские телеса ударилась, потому что тихо смотрела, как он её разувает, и лишь встав на босы ножки, пришла в себя и тихонько спросила:
 - Мужчина, что вы делаете?

 - Здравствуй, краса-девица! - в пояс поклонился Алёша, - И кто же тебя, любезная, в такие пытошные орудия обрядил?

  А девица стоит, смотрит на него и всё больше краснеет, потому что Алёша, выпрямившись, возвысился над ней головы на две, но глядел прямо в глаза. Глядел и глядел, ведь отводить взгляда вовсе не хотелось...

  Уж давным-давно упокоилась его любушка Любавушка... Она, хоть и богатырской женой была, но силы и долголетия перенять у супруга не сумела. Алёша долго оплакивал подругу верную, но делать было нечего - возраст... И детишек Бог не дал, одна память лишь и осталась. Богатырь, чтоб не тосковать, с головой бросился в службу ратную - нелегко пришлось тогда ворогам земли Русской... Так и пережил потерю тяжёлую. Но ведь сердце, сердце-то - живое, да и годы ещё далеко не старческие... Взыграла кровь молодецкая, забилось ретивое, как птица, в груди, закружилась головушка буйная от глаз этих зелёных да бездонных... Эх, пропал богатырь! Одна-единственная сила в мире была,  какой он мог покориться, вот она и пришла!

*******************

День начинался, как обычно. Добравшись в переполненном метро и напоминавшем бочку с сельдью автобусе до нового места работы, Аня едва успела пройти проходную до начала рабочего дня и вбежать в раздевалку, пока не появилась грозная Елена Пална. Девчонки уже переоделись. Тихо ругая себя за вечную расхлябанность, она почти бегом, на ходу поправляя форменную жилетку, поспешила в торговый зал. Прокручивая в голове всё то, что было усвоено на стажировке, Аня уже почти вышла, когда её окликнул Митька, супервайзер. Едва сдерживаясь, чтобы не засмеяться, пытаясь сохранить начальственное лицо и тон, он объявил, что Елена Пална, зная об Аниных проблемах со скоростью и пунктуальностью, распорядилась выдать ей ролики для передвижения по залу. Не слушая робких возражений, он всучил ей пару коньков, сказав, что суровая завотделом грозилась лично проверить выполнение распоряжения, после чего унёсся куда-то в подсобку, оставив Аню в недоумении - как быть дальше, ведь за свою недолгую и не слишком бурную жизнь она не успела встать на коньки вообще (и роликовые - в частности) ни единого разу!

 - Ну, просто класс! - под нос пробормотала она и принялась натягивать обновку. Первый опыт передвижения в направлении раздевалки (нужно было вернуть на место рабочие балетки) показал, что день Ане предстоит весьма нескучный... Так и вышло.
  Едва успев появиться в зале и направившись к своему отделу сопутствующих товаров, Аня немного набрала скорость, неумело лавируя между стеллажами и покупателями, тут же не справилась с управлением и благополучно остановилась о какого-то мужика... Уже группируясь перед падением на керамогранит, она вдруг почувствовала, что её подхватили и подняли в воздух, как пёрышко, сильные, но осторожные руки того самого мужчины, который сыграл для неё роль столба. Мысли завертелись, как лопасти вентилятора: - "Надо извиниться,  надо помочь собрать, надо попросить, чтоб не жаловался..." Но потом пришло удивление: - "Не упал!" А он, тем временем, делал что-то невообразимое - снимал с неё ненавистные ролики! Неожиданно, мягко говоря...

  Аня решилась, наконец, спросить - что он такое делает - и поднять глаза на своего вызволителя. Поднимать пришлось довольно высоко, потому что лицо его возвышалось над её макушкой примерно в районе потолка ("Как только балки не цепляет?" - подумала она), а фигура оказалась настолько могучей, что Аня почувствовала себя совсем маленькой, хотя никогда не жаловалась на свои формы... Что-то кололо глаз, наверное - странная одежда этого качка: белая косоворотка с вышивкой навыпуск, подвязанная красным кушаком, грубые штаны (вроде бы - не джинсы) и до блеска начищенные, но пыльные, сапоги с загнутыми вверх мысками. Но всё это в момент вылетело из головы, так как эта коломенская верста вдруг отмочила такое...
 Поклон - ещё ничего, можно было счесть за издёвку, но его речь была ... естественной настолько, что сомнений не оставалось - он так разговаривает всегда!
 - "Ничего себе... Сама - понаехавшая, но такого ещё не встречалось!" - мелькнула мысль.
И вот тут она встретила его взгляд.
 - "Мамочки-мамочки, да это же... Это... Ой. Щёки горят... Я краснею?!"

*******************

 - Это наша завотделом, Елена Пална, сказала... - залепетала девица, её нежный голосок заглушали шум толпы и "бум-ц-бум-ц" непонятно откуда, но Алёше он показался слаще пения птиц на весенней заре. Он даже немного наклонился, чтобы лучше слышать...

 - Это что же? Мачеха злющая над тобой, любезная, измывается? Али боярыня старая зависть свою за молодость да красу избывает? - нахмурился богатырь.
 - Пойдём, краса-девица, я поучу её вежеству! - и он уже двинулся вперёд, но девица тут крепко схватила его за руку...

  Немало видал на своём веку Алёша Попович - и огонь, и воду,и мороз лютый, и копья вражеские на себе испытал, но здесь ему почудилось, что весь он собрался в правой ладони, что стискивала красавица, и что греет это прикосновение его, даже жжёт, но ... не больно, а сладостно, и не руку, а самое сердце.

 Аня вцепилась в него, мало надеясь на успех, ведь такого, наверное, и танком не остановишь, но он, против ожидания, встал, как вкопанный, и осторожненько так сжал её руки. Они обе скрылись в одной его ладони и это было так тепло, уютно и ... безопасно, что в момент забылись все вопросы, причины и возможные последствия.

  Она стояла, подняв голову, и молча смотрела на него. Никогда она не думала, что можно так долго смотреть в глаза, тем более - незнакомого человека, но это не вызывало желания немедленно отвернуться, как с другими, наоборот - время исчезло, пропал бурлящий гипермаркет, остались только они двое.
 Алёша опомнился первым:
 - Ох... Что же это я... Мне же товарищам продовольствие купить надобно!

  Услышав его объяснения, навевавшие мысли о былинах, преданьях старины глубокой и церковно-славянском языке, Аня решила, что помощь этому странному, но неожиданно близкому, человеку входит в её прямые обязанности и, не отпуская его руки, повела его по залу, показывая, где - что... Так, на ходу, и познакомились.

  Оказалось, что список его предпочтений скуден: мясо, крупы (особенно ему приглянулась, почему-то, перловка) и овощи, но в таких количествах, что тележки, набитые вышеуказанным, толкали и он, и сама Аня, да ещё пришлось попросить одного грузчика - третью тележку везти на кассу... И вот на кассе начались проблемы.

 Уже подходила их очередь, когда Аня, то ли в шутку, то ли всерьёз, спросила:
 - У вас денег-то хватит - такую гору оплатить?
 Алёша ответил:
 - У кого - у нас? Я здесь, вроде как, один. Ты, милая, не изволь беспокоиться, меня Илья Иваныч снарядил - как положено, мы ж - не тати какие, чтоб без злата еду брать!
  И достал из кармана небольшой, но увесистый мешочек. Судя по виду, купюрами там и не пахло... Аня, с трудом оставшись в трезвом рассудке и отогнав навязчивые мысли о фантастике и всяких машинах времени, отвела его в сторону от очереди и объяснила, что - к чему. Пока она раздумывала - как быть, надвинулась угроза в виде Елены Палны. Колыхая необъятными полушариями и тряся парой подбородков, она попыталась было устроить подчинённой разнос за отсутствие на рабочем месте, но та ответила, что обслуживает оптовика, и угроза, оценив объём закупки и нахмуренное лицо покупателя, возвышавшегося над ней, миновала. Составив план действий, Аня повела своего нового знакомого за пределы зала, в ювелирный. Ничем она сама себе не могла объяснить - что ею двигало, но вот жутко хотелось ему помочь - и всё тут!

  После недолгой торговли с менеджером, который, было, попытался дать за полновесные монеты времён Киевской Руси цену лома, но оценил ум девушки, размеры парня и заплатил - сколько положено, они вернулись к тележкам и дело было сделано. Аня чуть не спросила - далеко ли он припарковался и влезет ли это всё, но поняла, что эти вопросы явно - не в тему...
 - "Как же он потащит?" - с ужасом подумала она. А Алёша, как ни в чём не бывало, достал из другого кармана сложенный во много раз необъятных размеров мешок, куда всё содержимое трёх тележек благополучно поместилось.
 - И далеко тебе нести, Алёшенька? - сама не замечая нежных ноток в своём голосе, спросила она.
 - Не особенно, Аннушка, - вёрст пять, а там мой конь богатырский пасётся, меня ждёт, он и увезёт.

 - "Пять вёрст - километров восемь-десять..." - подумала Аня.
 - Нет, - решительно сказала она, - машину вызовем!
 - Погоди, краса ненаглядная, тут у меня... На-ко вот! - Алёша протянул ей бумажку, полученную от возчика с бородой и ревущей повозкой.
 - Визитка? И когда ты уже успел?.. - улыбнулась Аня.
Она набрала номер, объяснила - сколько придётся везти, договорилась обо всём...

  И поняла, что сейчас приедет грузовичок, этот неожиданный знакомый погрузит в него свой безразмерный мешок, усядется сам и... Уедет. Может быть - совсем. И такая тоска её взяла! Прямо кожей она ощутила - что чувствовали её пра-пра-прабабушки, отправляя своих мужей и суженых на ратную службу с неизвестным окончанием! А богатырь наш младшенький смотрит на неё, видит, как омрачилось чело думой нелёгкою, но даже не вопрошает о её горести, потому как сам знает - о чём дева затосковала... Ведь он тоже помыслил о том, что нету мочи ему уехать на заставу знакомую, оставив зазнобушку... да, зазнобушку свою... здесь, где её опять пытать будут обувкой какой-нибудь, и служба ратная, богатырская, отныне не мила ему будет без неё, как и сама жизнь! Алёша решился, будто в битву бросился:

 - А скажи мне, Аннушка, скажи, милая, по сердцу ли тебе здесь? Видать, обиды творит тебе та барыня... Что ж батюшка с матушкой, что ж братья твои не заступятся? Куда суженый смотрит?
  Девица, потупившись, ответсвует:
 - Да нет у меня никого, сирота... И с парнем разругалась давно.
 Алёша аж расплылся весь:
 - Так поедем со мною, милая! Обиды тебе на заставе нашей сроду никто не сделает! Илье Иванычу будешь внучкою, Добрыне Никитичу - доченькой, а мне... - тут он сам очи в пол опустил, - невестою!

 - "С ума сойти!" - заметалась Аня, - "А как же работа, квартира?.. Как же?... А что - как же?! Работа - одна нервотрёпка с неясными перспективами, квартира - съёмная хрущёвка на троих в Текстильщиках. А он... Он не обманет. Не такой."

В общем, было у таксиста, кроме груза, два пассажира.

  Подивились, конечно же, старшие товарищи, когда Алёшин конь принёс на заставу двоих седоков. Но недолго. Аннушка быстро покорила сердца суровых богатырей, соскучившихся по  свежим лицам и женской хозяйственной руке.
  Немного времени миновало, но застава преобразилась до неузнаваемости. Богатыри на собственной шкуре узнали - что такое энергия "понаехавшей" молодой девушки, да ещё и влюблённой по самую макушку. Незнамо откуда появились на заставе непонятные поначалу вещи... Сперва труженики ратные не принимали новшеств, но потом поняли, что вода, текущая из блестящей трубы, течёт сама, а не носится вёдрами из колодца, пища гораздо вкуснее готовится на плите, а не в котелках над костром, одежда лучше стирается и свежее пахнет после стиральной машины, чем после полоскания в реке, а доспехи и оружие легче чистятся и ярче горят на солнце после белого порошка, коим Аннушка их потёрла...

  А там и свадебку сыграли, по обычаю, как положено. Добрыня Никитич был за дружка жениха, а Илья Иваныч - за отца невесты и приглашённого генерала. Немного было мёду выпито, но веселились долго,  песни русские - протяжные, светлые - пели, говорили до рассвета... А на рассвете Аннушкин молодой супруг заступил на пост. Потому, что праздник - праздником, а землю Русскую охранять надобно.