The Last - Gestalt

Рейтинг: PG-13
Размер: миди
Жанр: драма, местами юмор
Рисунок с просторов сети, заочное спасибо автору.

Пояснения по названию (вдруг кому-то надо):
Слово гештальт в переводе с немецкого означает нечто целое, полное. Другие более или менее подходящие по смыслу русские аналоги — «целостность», «структура» и «модель».
Целостное восприятие объекта, несводимое к свойствам суммы элементов, называют «гештальтом». Важно, что структура качественно отличается от простой суммы частей.
С другой стороны, гештальт-психология исходит из простой и здравой мысли: недоделанные, незаконченные вещи мешают нам жить. Незавершенный гештальт (какой-то процесс, недопрожитое чувство, нереализованная страсть) может вызвать навязчивое желание вернуться в ситуацию и «переиграть ее», это цепь, которая приковывает нас к людям, местам, жизненным ситуациям.  А люди с незавершёнными гештальтами пытаются завершить их в других ситуациях и с другими людьми, навязывая им роли в своих собственных незаконченных делах, ибо в природе людей стремиться завершить незаконченные действия и достичь чувства целостности и спокойствия.

От автора:
Действие происходит после событий «The Last 3 - Upgrade».

Содержание:
Давно хотелось рассказать подробнее, кто такой Гемоглобин.
Откуда его милые особенности, давшие парню кличку. Как его зовут на самом деле. Почему у него дыра в черепе. Что он не закончил, что тянется за ним по жизни кровавым шлейфом. И какая роль ему уготована в том уголке авторской вселенной, где ему повезло продолжать жить.
А также: что о себе к тому моменту понял бывший Сэт.
И как очень разные части, сидя за одним столом, могут образовать крайне странное целое.




***

Любому другому человеку это место показалось бы адской дырой. 
Нет, с жильем в Квартале вообще ситуация не особо радужная, стремлением к уюту народ не страдал, большинство устраивала формальная крыша над головой, отдельная не кишащая никем кусачим постель и возможность скинуть на грани отруба свои шмотки и оружие в один и тот же угол, без разницы, есть там шкаф, стол, стул или нет. Такого уровня стабильности вполне хватало.
Однако Гемова конура поражала воображение рядовых Хостовских даже снаружи. Жильем в строгом исходном смысле слова она и не являлась, небольшая пристройка хозяйственного назначения к полуразрушенному цеху сама едва держалась вертикально. Одну стену почти полностью занимало с позволения сказать окно, обильно выщербленный массив мутного стекла с пробоинами, беспрепятственно впускавшими ветер и снег.  Переплёты создавали иллюзию тюремной решётки, пустые ячейки причудливо образовывали своим контуром как бы зубастую пасть и хитро прищуренные глаза.  Остальные стены были глухими, только непропорционально большие сдвижные двери из толстого покореженного железа, навсегда застывшие в одном положении, оставлявшем лишь щель для не очень массивного человека, претендовали на то, чтобы радовать глаз наблюдателя ярким граффити сатанинской тематики.
Гем хвастался, что автор он. Ему не очень верили.
Ещё он клялся, что на входе стоит классная сложная растяжка, а это утверждение, зная нрав и стиль Хостовского психа, на своей шкуре проверять не спешили. Вполне может быть.
Негостеприимное панорамное окно начиналось на высоте, неудобной для любопытных глаз, да под ним навалено много разного вроде мотков ржавой колючки, так что мало кто мог похвастаться, что знает, как там внутри. А кто болтал, тот врал.
В принципе, жизнью Гемоглобина не интересовались, от него, наоборот, шарахались, даже вздумай он завести с кем-то разговор дольше пары фраз, ничего бы не вышло. То ли шут, то ли прокаженный, то ли урод, то ли местный юродивый, яркая птица-экзот с мгновенной реакцией и крепким клювом среди воронов, Гем и клетку себе выбрал на отшибе. И к нему не лезли, кто-то из брезгливости, кто-то из опасения, кому-то просто хватало своих проблем.
Но любому человеку, проходившему мимо изредка и явно по ошибке, ибо тупик более мрачный в окрестностях надо было ещё поискать, его обиталище было поводом передернуться и отвести взгляд.
А внутри, между прочим, было неплохо.  Отсутствие нормальной изоляции от внешней среды летом вполне кстати, уж от сквозняка уличный со стажем не загнется, а зимой в центре компактного помещения горит с умом устроенный очаг, постель же в самом надежном углу, пусть и похожая на конструктор, тем не менее тёплая, мягкая и обширная настолько, что хватило бы места троим.
Но Гем гостей не звал и не ждал. Окруженный богатыми завалами разнообразных натащенных с города вещей, среди которых были и книги, и мебель, и ящики фруктовых консервов, телескоп рядом с немытой лопатой, ноутбук на большом фарфоровом блюде, вперемешку игрушки из сексшопа с игрушками из отдела для новорожденных... уютно устроившийся среди своих сокровищ парень знал, что здесь, пожалуй, он может закрыть глаза и отложить скальпель на целых полметра.


Пролезая в щель между косяком и створкой, Гем привычно просканировал взглядом стратегически важные точки: краска на двери не смазана, слой известки на пороге не тронут, тонкая проволока на уровне коленей натянута так же, как всегда. Эти предосторожности шли на автомате, на самом деле парень, устало стягивая куртку и кидая ее на стопку обувных коробок, жаждал одного — спать. Даже есть не хотелось, он вообще был довольно равнодушен к этому делу. Тощие ноги в тяжелых гриндерсах заплетались.
В полутьме раннего зимнего вечера утомленные воспаленные глаза закрывались сами собой, поэтому гостя на своей постели Гем заметил, только практически рухнув на него сверху.
Тот издевательски молчал, не сочтя нужным обратить на себя внимание заранее, потому Гем чувствовал себя вполне вправе воткнуть ему скальпель в горло. Шорох молниеносного колющего движения был пресечен одним таким же звуком шелеста ткани в тишине — его рука была перехвачена и остановлена не менее профессиональным жестом.
Мгновение они оставались так, стоящий напротив сидящего, тонкое запястье в крепкой ладони. Затем Гем демонстративно разжал пальцы и позволил оружию воткнуться в пол между расставленных коленей пришедшего. Сам отвернулся, высвободившись из уже не напряженного захвата, шагнул к набитому чёрт знает чем креслу-мешку у оконной стены и опустился туда, пряча лицо в тени.
Голос, впрочем, вернулся к Гему быстрее всего, плюс характерная фирменная интонация.
— О, как долго я ждал именно этого. Сегодня мой день! Ты в моей постели.
Дэлмор неторопливо откинулся назад, оперся на локти.
— Почему бы нет. Достойный плацдарм.
Гем не позволил себе глупостей вроде поверить в сбывшуюся мечту. Даже такая откровенная провокация — явно повод к чему-то другому. С Вентурой у них всё просто замечательно, так что надеяться не на что, а надоедать неохота уже давно. Приелось. Протухло. Гем любил новые ощущения, независимо от их вредности и потенциальной смертельности, он любил удивлять и шокировать не меньше, чем тот, кто полулежал напротив, и душевный мазохизм, как выяснилось, забавно дополнил коллекцию впечатлений.
Вместо логичного поступка в ситуации, которая сама свалилась с неба — чёртов длинноволосый пуэрториканец в полумиге от смерти, такая удача-перспектива-свершившаяся месть… — Гем нелогично Вентуре жизнь сохранил. Из смеси того же вкусного мазохизма и желания поглядеть, как Дэлмор отреагирует. Показалось, что лучше и интереснее повернуть дело таким боком, чем воспользоваться банальным случаем и быть свидетелем локального армагеддона дубль неизвестно сколько.
Дэлмор без Вентуры становился жадным на кровь куда ярче Гема, и размах имел куда масштабнее. А Гемоглобин ценил свою исключительность.
Задержав дыхание на секунду, хозяин стряхнул прикольную шапочку с помпоном, обнажив мокрые сосульки полинявших малиновых волос с отросшими белыми корнями. Привычное простое действие помогло вернуть на место слишком рано снятую маску.
Следом щелкнула зажигалка, пролетела в прицельном броске пару метров, и в помещении полыхнуло открытое пламя. Бросило отсвет на блеснувшие в широкой лицедейской улыбке зубы Гема, на внимательные глаза Шона. Бесновавшийся в железной бочке огонь дал удушливую волну тепла, и чувствительная кожа Гема отозвалась на скулах нежным тоном. Но и возбуждение тоже давало себя знать, грудь поднималась чаще, чем он хотел бы, и скрыть это не получилось бы ничем иным, кроме как смехом.
— Чему обязан? — Он подался вперед, манерно изогнув бровь. — Тебе скучно? Если да, то…
Дэлмор не слушал. Отметив отстраненным взглядом неловко-развязную позу Гема, его скрещенные лодыжки и грязные обтрепанные штанины, костлявые колени, крепко зачем-то сцепленные пальцы, замершие инстинктивно на уровне худосочного уязвимого горла, Шон, не меняясь в лице, ровно произнес:
— Я знаю, как тебя зовут.
— Вот удивил. Все знают, — фыркнул Гемоглобин, которому с каждым мигом всё труднее становилось улыбаться.
Острое зрение Дэлмора позволило различить в неверном свете костра, как встают у парня дыбом неожиданно темные волоски на руках ниже локтя.
— Ты понял, не прикидывайся. Я имею в виду, на самом деле.
— Что за бред… — поморщился Гем.
Несмотря ни на что, он не мог, не способен был управлять собственной вегетатикой, поэтому побледнел так, словно огонь стал фонтаном жидкого азота.
— Самое прикольное в том, — лениво перебил Шон, — что до вот этого самого момента об этом не знал даже ты, …Даниэль.
Гем не ответил. Не шевельнулся.
Даже не убрал с лица слинявшую, болезненную ухмылку.
Дэлмор потянулся, достал полускрытую складками серого пледа темно-желтую папку официального вида, толщиной листов в десять, небрежно кинул на дорогой с виду журнальный столик, ножками которому служили три пивных кега.
— Да ты у нас этнический немец. Ничего себе. В голову бы не пришло.
В полете из папки маняще выглянули веером несколько документов, но Гем сохранял неподвижность, а куда направлен его взгляд, сказать было невозможно даже с дэлморовской наблюдательностью.
— Тебе девятнадцать. Примерно так я и думал. — Ощутимая издевка вдруг исчезла из интонаций, Шон перешел на более официальный повествующий тон. — Почти восемь лет назад, четвертого октября, семья Шмидт совершила трансокеанский перелет из Берлина в США с концом авиамаршрута в Бойсе, штат Айдахо, чтобы потом отправиться в путешествие по живописным природным богатствам Северной Америки. Такая цель поездки заявлена при пересечении границы. Возможно, это было не вранье, потому что спустя полмесяца взятую напрокат на имя Йена Шмидта машину нашли невдалеке от полузабытой туристической трассы, в глухих горных лесах Айдахо, и никаких следов ни наркотиков, ни контрабанды, ни иного криминала не обнаружили.
Гем только сейчас незаметно выпустил воздух из легких, но вдыхать снова не торопился, словно раздумывал, стоит ли. Он не командовал Дэлмору заткнуться или проваливать, прекрасно осознавая, что если тот что задумал, то до конца доведет. Он не вслушивался жадно, впитывая бесценную ядовитую информацию, которая сама пришла к нему вот так вдруг, нежданная, давно, казалось бы, не нужная. Он просто застыл, будто можно было таким способом остановить и время вокруг себя вместе с тем, что происходило.
— Автомобиль числился пропавшим с десятого числа, когда не прибыл на стоянку в расчетное время. Система слежения за местоположением оказалась неисправна, поисковые мероприятия усложнялись удаленностью от жилых районов и нестабильностью мобильной связи, — явно цитировал Дэлмор, — и тому подобное. В конце концов, двадцать первого, на уже засыпанную листьями железку наткнулся местный браконьер. Внутри он увидел четыре тела, впоследствии идентифицированные как супруги Йен и Магда Шмидт, сорока лет оба, и их дети, Ханна восьми лет и Даниель одиннадцати.
Гем медленно закрыл глаза. Но его звенящее напряжение не ослабло ни на йоту, а значит, он вовсе не отключился, а так же внимал, но, может быть, пытался что-то восстановить.
— Проводилось расследование инцидента, согласно результатам которого авария произошла спонтанно, неожиданно. Явно выделенного тормозного следа не обнаружено, хотя что они искали спустя две недели осенних ливней? Ладно, местным виднее. На основе этого факта сделан вывод, что машина ушла в кювет не вследствие столкновения с другим транспортным средством, следов от контакта с которым, вроде частиц инородной краски, также нет, а, возможно, по причине внезапного отказа механизма неясно от чего. Ведь контакт с десятком стволов американской туи не оставил в механизме, какой бы он там ни был, живого места. Или же в ряд возможных причин инцидента допустимо поставить человеческий фактор. Водитель мог не справиться с управлением из-за фактора внезапности, там дикие олени любят самоубиваться под колесами, и один прыжок наперерез мог снести машину с трассы даже без столкновения. Либо из-за проблем со здоровьем, сердечный приступ или внезапный инсульт за рулем не редкость даже в сорок. Следов, правда, патолог не выявил, но там в гнилом фарше было трудновато на это рассчитывать, сам понимаешь.
Первой внешне осмысленной реакцией Гема стало то, что он пару раз кивнул, соглашаясь. Очень естественно и действительно понимающе. Он всё еще слабо улыбался.
Дэлмор медленно сменил позу, сел ровнее, голос стал едва заметно тише и вкрадчивее.
— Итак, тела. Если без скучных подробностей, то всё всмятку, травм полно, у взрослых на передних сиденьях коллекция смертельных. На задних история творилась более интересная. Разумеется, в отчете отдельно указано, что подросток мужского пола в итоге остался в живых. Мы с тобой это уже поняли. Его так и нашли пристегнутым, потому что сломанные в нескольких местах плечевые, локтевые и лучевые кости не позволили ему справиться с намертво заклинившим замком на ремне. Он не имел по факту возможности ни спасти себя, ни помочь другим, ни даже просто использовать руки.
Гем молча скосил глаза на перекрестья разных по давности, толщине и цвету шрамов на предплечьях. Какие-то из них сейчас обрели причину.
— Он, разумеется, отхватил массивную черепно-мозговую травму, вдавленный перелом черепа с повреждением оболочек и подтеканием мозговой жидкости. В больнице перенес еще и инфекцию, сильнейший менингоэнцефалит, что легко объяснимо обстоятельствами и его беспримерным везением. В результате операции он лишился части мозга, сожранной воспалением, и в качестве бонуса получил генерализованную ретроградную амнезию с охватом момента получения травмы и всего протяжения травмирующей ситуации, что вполне логично. Именно поэтому, — Шон чуть склонил голову и прищурился, — невыясненными остались обстоятельства смерти ребенка женского пола Ханны Шмидт.
То, что оставалось от улыбки на губах Гема, превратилось в странную гримасу. Рот приоткрылся, ряд зубов обнажился, губы, подергиваясь, разошлись, как-то вытянулись вперед, плоский язык мелькнул и скрылся, потом еще раз, еще… так младенец ищет грудь, но никто из них этого раньше не видел.
— Датировка ее смерти отличается от родительских и отстоит от них довольно прилично. Она умерла лишь за несколько дней до обнаружения машины, а значит, больше недели еще жила после аварии. Ее травмы оказались самыми в сравнении незначительными, повреждены ноги, пальцы одной руки, ребра, отбиты легкие, еще по мелочи. Девчонка не могла идти по шоссе много миль до людей, но выбраться из машины была способна. Очевидно, всё это время она оставалась на месте аварии. Багажник вскрыт, сумки распотрошены, ни крошки съестного. Ханна явно была в состоянии минимально заботиться о себе и брате. Скорее всего, она кормила его найденным с рук. Возможно, она пробовала освободить брата, потому что ремень оказался слабо подпилен чем-то, но нифига не вышло. Возможно, от ночного холода они спасались, прижавшись друг к другу рядом с разлагавшимися телами родителей. О тех примерно десяти днях в отчете одни предположения. А потом, Даниэль, еда ведь кончилась, да?
Гем вздрогнул при звуках этого имени.
Конечно же, не ответил. Вряд ли он помнил или сейчас вспоминал те события, но в слова, что звучали страшными смыслами в рваной темноте промороженной комнаты, он верил. Как бы ему ни хотелось обратного.
— Еды не могло быть достаточно. Так, наверняка какие-нибудь крекеры и чипсы. Соплячка не могла добывать охотой, хоть зверья там предостаточно, но у нее были сломаны пальцы, и ей было восемь лет. Ваш отец был легкомысленным идиотом, который не взял в путешествие ни одного ствола. В итоге, скорее всего, вы просто обнялись, вернее, она тебя безрукого обняла, попрощались, как делают вежливые немецкие дети, и начали вместе умирать. Такая красивая трагедия.
Дэлмор кивнул на папку на столе, хмыкнул.
— Там так не написано, конечно. Зато там ясно и чётко указана причина смерти Ханны. Ты не помнишь? Нет?
Гем медленно отрицательно покачал головой.
— А догадываешься?
От утвердительного кивка красные волосы упали на мертвенно бледное лицо.
— Ну да. Прозрачно. Ее тело нашли обескровленным. Почти полностью. Естественная кровопотеря от ранений такой картины не объясняет. Странно, что ничьих укусов, животных, в частности, — преувеличенно тщательно уточнил Дэлмор, — не отмечено, но я, например, не сомневаюсь, что ты был достаточно умен даже в одиннадцать, чтобы не делать новых дырок, а использовать незажившие раны. Или я о тебе слишком высокого мнения, просто сил прокусить кожу не осталось.
— У меня не было зубов, — с легкой хрипотцой подсказал Гем. — Авария же. Эти искусственные, потом уже сделаны. Вот что я знаю точно.
— Ага, — кивнул Шон. — Понятно. Повезло тебе с этим. А то у коронеров были бы вопросы.
— Повезло, — отозвался Гем.
— Мне неясно только одно, — Дэлмор снова откинулся назад. — Факт в том, что на ее крови ты дотянул до спасения. Ты вряд ли его ждал, вы уже должны были потерять надежду. Это был инстинкт. Ты выживал, как сильнейший, не телом, но жаждой жизни, за счет слабейшего, и это нормально. И факт, что ты не мог пить мертвеца. Ты бы умер от этого. Значит, ты пил ее живую. Это поддержало тебя и после того, как она иссякла. Те несколько дней до браконьера. Это понятно. Мне интересно другое: о чем ты думал, Гем? Ты пил ее, потому что она уже явственно умирала, от слабости, от ран и всё такое, и ты разумно решил, что ее ресурс должен пойти в дело, а не пропасть зазря… или же — она умерла от того, что ты начал ее пить, а так вы могли бы дотянуть до браконьера оба?
Долгая тишина нарушалась только треском огня, который плясал отблесками на стенах, на мёрзлом окне, на спокойных лицах двоих, что вели беседу.
— Я …не помню, — ровно отозвался Гем. — Могло быть и так, и так. А как бы поступил ты? На моем месте?
— Некорректная постановка вопроса, — дернул плечом Шон. — На твое место меня принципиально засунуть невозможно. Мне исходно глубоко похер на тупые ваши проблемы типа травм, голода, выживания…  Да и ценность — именно моя кровь, а не чья-то там еще. Так что ответа нет. В любом случае, ты был прав со своей креативной идеей схарчить сестру.
— Да? — Каким-то неживым осторожным движением Гем провел ладонью по лицу, убирая со лба волосы. — Потому что остался?
— Не об этом речь. Оценить ситуацию изнутри ты бы не смог, истина видна только сейчас, спустя время. Вопросами нравственности мы воздух колыхать не будем, голые факты. — Дэлмор встал, прошелся до очага и обратно, остановился перед поднявшим голову Гемом. — Слово «оба» из моей недавней фразы никак не соотносится с тупой и упрямой реальностью, в которой семья Шмидт после того октября в полном составе никак не прописана. Я немножко пошутил насчет возможного хэппи-энда на двоих. Это было такое гипотетическое умозрительное предположение. Дело в том, что, если бы ты ее благородненько не тронул, ты бы железно подох в течение нескольких часов, задолго до спасения. Степень твоего истощения, описанная в отчете, не оставляет сомнений. С помощью ее крови ты прошел настоящий критический момент. Чистеньким ты бы не дотянул. Охотник нашел бы в самом лучшем случае ревущую девчонку в окружении мертвецов. А в отчете о вскрытии ее тела — и вот тут мы подходим к новому захватывающему повороту — была одна строчка: «В тканях правой лобной доли обнаружена глиобластома начальной стадии». Ты знаешь, что это такое?
— Да, — не сразу отозвался Гем.
На его губах снова зазмеилась усмешка, удивленная такая, словно жизнь чересчур щедра на сюрпризы, и очередной из них наглым образом уже идет вперехлест, остается только фыркнуть и расслабиться.
— Эта дрянь стартовала бы через несколько лет максимум, с началом созревания. У Ханны в башке была мина, долгой жизни на твоих морально безупречных костях она бы всё равно не выгадала. В пустом лесу на канадской границе голливудского финала по-любому не планировалось. Или ты, или она, в этом весь прикол. А с учетом дальнего прицела ты, живучая тварь — лучший вариант.
— Приятно слышать, — почесав ухо, ответил Гем. Казалось, ему непритворно польстили не столько слова про его перспективность, сколько определение «живучей твари», так сближавшее обоих присутствовавших.
Он пошарил за своим сиденьем, добыл из надорванной картонной коробки небольшую бутылку дешевого виски. Задумчиво свернул пробку, глотнул, потом плеснул в два из валявшихся под ногами стакана, подвинул севшему на старое место Шону один, а сам обнялся со вторым.
— Круто, что тут скажешь. Прикол знатный.
— Ага. История мне охеренно пришлась по вкусу. — Дэлмор не без удовольствия отхлебнул. Будто вспомнив о чем-то, дотянулся до папки на столе, открыл примерно посередине. — Фото глянь.
Наверное, огонь как-то особенно ярко полоснул по глазам Гему, так что он прикрыл веки.
— Да на эти потом налюбуешься, — Шон небрежно сдвинул в сторону семейные карточки. — Вот. Это недоразумение — ты лет в десять.
Против воли парень, как зачарованный, вгляделся в потрепанное неудачное фото, мутное, хоть цветной принтер был хорош, и печать свежая. Обычный пацан с кривыми зубами в обнимку с невнятным псом.
— Вот к этому я был не готов, — засмеялся Дэлмор. — В тебе куча слоев, чёртова непростая личность. Ты по породе не блондин, оказывается. — У мальчишки на карточке вполне стандартный каштановый. — Ты … седой, Гем.
 

По непонятной причине это оказалось последней каплей.
Внезапно Гем, привстав, послал в дальнюю стену свой стакан, ахнувший там веселым звоном, затем рухнул снова на мягкое, подняв облако сырой пыли, обеими пятернями влез в волосы и дернул так, что красные пряди посыпались на колени.
— И нахера?! — совершенно искренне заорал он на Дэлмора. — Это всё нахера, я спрашиваю?! Ты меня за что наказываешь, бля, я не пойму? Что сейф твой разгрохал? Так вроде ты простил же! Фото за фото, так получается?! Или… Я думал, ты оценишь, что Вентура жив, я что, зря это устроил? Не надо было извращаться, он тебе разонравился? А я влез, и ты теперь?.. Да мать твою, за что?!
Дэлмор замер на миг, глаза сузились, но не от злости на врубного недомерка напротив, а словно от досады на пропущенный удар. Впрочем, он стряхнул странное оцепенение.
— Не дури, — порекомендовал Шон, делая еще глоток. — Я оценил. Правда. Это не наказание, Гем, это наоборот.
— Да неужели? — Уже тише, но тем же тоном: — Это на самом деле классное развлекалово, да? Ну, для тебя-то точно. А мне в какое место всрались эти подробности? Жилось мне без них вполне неплохо, и дальше бы так было. А ты мне тут подарок типа сделал.
— Значит, ты еще не понял, безмозглый в прямом смысле дебил.
— Нечего тут понимать! Да, чёрт подери, мне тогда очень удачно отхавало часть мозгов, и всё свелось на ноль, чудный вариант, на самом деле! А теперь вот это? — Он ляпнул влажной ладонью по хаосу изображений своей семьи. — Ну, плюс, что я чуть больше теперь знаю, но гребаный жирный минус сразу сверху, и не перекроешь. В итоге-то всё равно ноль, а при старом раскладе куда спокойнее дышалось!
— Да брось. Не придумывай себе совесть, Гемоглобин, вот только не надо лепить про это мне. Кому угодно, но не мне, парень. Дышать ты не разучишься даже на дне болота, ты заточен на выживание. Очень знакомо. И вот про эту твою арифметику… Я случайно в курсе. Такие проблемы как раз меня когда-то прямо коснулись. Я старше, у меня комплект важных органов, я уже переварил.
Гем промолчал, но неконструктивную истерику его мобильная психика живо сменила жадной заинтересованностью. Шон покрутил в руках полупустой стакан.
— Я тоже лет в двенадцать стерся. Не травма, меня обработали.
— Кто?.. — выдохнул не верящий в такой уровень откровенности Дэлмора Гем. Вентура вряд ли знает.
— Неважно. Важно, что, осознав себя наконец спустя пару лет, я всерьёз обиделся на судьбу и тоже дал себе волю. Или тому, что из меня сделали. Хотя… нечего кривить душой, особенно при ее отсутствии. Нечего кивать на обстоятельства. Горькая правда в том, что от нас с тобой действительно жизнь порядочно отхавала, это да, только нового-то ничего не добавила. Твоя очаровательная кровавая шиза, мои, хм, особенности характера… мы то, что от нас осталось, Гем. Огрызок от того, что было в исходнике. И уцелело не самое, наверное, лучшее. Жизнь прикололась и порвала нас на куски, а гнить отказалось самое стойкое. Самое звериное. Те, в ком этого нет, в могиле. Если бы сложилось иначе, если б я не встрял и не стал номером 2643, если б твой отец лучше водил… то, что мы творим на этой волне, оно всё равно торчало бы в нас глубоко внутри. Опухолью, понимаешь. Мы всё равно на это способны. По натуре. Мы такие.
— А они? Остальные? Может, все такие, только копнуть.
— Надеюсь, нет, — хмыкнул Дэлмор. — Тогда этой планете хана. Ты спрашивал, нахера я так с тобой? Отвечу. Я в свое время достаточно прожил с нулем за плечами. Так реально проще. Но штука в том, что на отсутствии фундамента, хоть какого, кривого, косого, страшного, ничего не построишь. Это получается просто какая-то пена, дым, но не жизнь. А если запихать в себя все свои плюсы и минусы, игнорируя рвотный рефлекс, переварить их, усвоить, то в итоге можно начинать… — после полноценной минуты тишины Шон еле слышно закончил: — Что-то другое. Дальше идти. …Меняться.
— А это кому-то надо? — вздорный тон, но надломленный голос.
— Надо. Поверь мне на слово. Тебя не оскорбляет собственная неполноценность? А, — махнул он рукой, — и я говорю это придурку со страстью к «горячим» изотоповым татухам и подпиленным зубам.
— Стой, откуда ты про зубы?..
— Дорастешь — еще поговорим.
— Имел я в рот такие разговоры…
Дэлмор прикончил виски, встал, сделал пару шагов к выходу. Огонь в бочке встревоженно заплясал.
— Всегда пожалуйста, Дани-бой.
— Заткнись! — Взрывным броском Гем достал до всё еще торчавшего из досок пола своего скальпеля, замахнулся и швырнул, не рассуждая, вслед. — Не смей так меня!..
Он осекся, наблюдая внезапно опустевшим взглядом, как Шон неторопливо опускает голову, присматривается к вонзившемуся в плоть под ключицей лезвию, подносит снизу руку и вынимает его настолько медленно, что на ладони оказывается порядочная лужица темной крови.
Гем готов, наверное, к чему угодно, но не к усмешке без тени злости и щедрому предложению:
— Хочешь?
Скальпель ненужной железкой летит на стол между ними, а Дэлмор протягивает то, чем Гем давно уже хочет убить свою врожденную жажду.
— Пей, не жалко, не впервой. Поможет, наконец, с формой черепа. Нет? — Ладонь вытерта о штаны. — Ну, потом. Обращайся, серьезно.
Уже от порога он через плечо произносит еще одну фразу:
— Чтобы перестать быть Сэтом, надо, видимо, встретить кого-то вроде… уж точно не меня. Так что пока ты Гем. Я запомнил.
После того, как его шаги затихли, Гемоглобин еще долго сидел, бездумно глядя перед собой, а затем, очнувшись, сделал две вещи: смёл со стола желтую папку, стараясь, чтобы всё ее содержимое попало в огонь, а скальпель подобрал.
Устроился поудобнее на продавленном кресле, подтянул ноги, повертел в пальцах лепесток тонкой стали, все еще запачканный его любимым, несмотря ни на что, цветом.
Он осторожно, аккуратно пропустил его между указательным и большим, полюбовался на то, что осталось на коже, и тщательно втёр себе в десны, стараясь не потерять ни малейшей частички. Блаженно закрыл глаза и замер очень надолго.


Приметная Хостовская достопримечательность в лице Гемоглобина не появлялась на людях так долго, что это заметили не только обычные мишени его подколок и мелких преступлений против собственности и достоинства, но и Ногейра, например.
— Чего этого вашего не видно? — спросил он как-то в пространство, сидя за одним столом с высшими «У Дэна». — Ненормального? То всё лез.
Рамирес молча пожал плечами, Дэлмор, лениво путаясь пальцами в густой жесткой шерсти на загривке нового любимца-монстра, чье законное место теперь было справа от стула лидера, счел возможным ответить:
— Тут он. Никуда не денется.
— Может, он помер давно? — предположил Вентура. — Язык прикусил и захлебнулся ненароком?
— Волнуешься, — утвердительно констатировал Шон. — В порядке твой спаситель, расслабься.
— И не думал, — фыркнул Рамирес. — Вот еще. Зараза такая, на меня косится вечно, то и гляди, в ногу вцепится, если не в горло сразу. Не хуже Тиера. — Пес под столом чуть шевельнул ушами, а так продолжал кайфовать от ласки. — А у тебя еще с ним дела секретные…
— Если и так, — повышением концентрации металла в голосе не принял упрека Шон, — то что?
— Ничего. Пусть лучше он здесь всё-таки ошивается, чем ты к нему ходишь, — честно выдал Рамирес. — Хоть на глазах будет. Я потерплю.
— Я польщен твоим щедрым разрешением выбирать объекты для общения. Место для этого ты мне теперь вознамерился диктовать.
— А вот не подеретесь! — встрял Ногейра.
— Не подеремся, — кивнул Шон, прошаривая Вентуру взглядом такой интенсивности, что у того выступили капельки над губой. — Иначе …пообщаемся.
Канальский незаметно от остальных продемонстрировал оттопыренный средний палец, а Меченый возвел глаза кверху, имитируя озабоченность состоянием потолка.
Спустя пару часов предмет их обсуждения переступил порог людного заведения, чуть прищурился и задержал дыхание с отвычки, но смело окунулся в суету, держа курс на дальний VIP-угол. По пути он сделал пару незаметных движений и в результате предстал перед тамошними обитателями с бутылкой бухла, подрезанной с чьего-то столика, и свежим свертком купюр, только что сменившим карман владельца.
— Приве-ет, — хрипло протянул Гем, казалось бы, в своей обычной манерной интонации, но прозвучало, скорее, как вопрос. Между ним и столом оставался шаг. Вполне можно было притвориться, что шел вовсе даже дальше, к стойке или к компании Эшера неподалеку, а тут задержался лишь поздороваться из чистой вежливости.
— А тебе так лучше, — оценил Шон обновление внешнего вида Гема, белые чистые волосы средней длины без следа краски.
— Старался, — улыбнулся тот. — Чем только не травил.
— Да тебя отравишь, — буркнул Рамирес, закинув за плечо часть своей идеальной смоляной шевелюры.
— Подвинься, Меченый, — скомандовал Шон, но Ногейра уже самостоятельно зацепил стул от соседнего стола и не без скрытого облегчения воткнул его между собой и Дэлмором, отъехав поближе к Рамиресу.
Гем выбрал путь в обход к своему новому месту. Прошел за плечами у Вентуры, обогнул и Шона, только потом опустился на сиденье, чуть медленнее, чем мог бы, и замер на миг. Утвердился.
Рамирес отвел глаза, пробормотал Ногейре нечто, не предназначенное для ушей грингос, которых теперь — за этим столом — стало вдвое больше и вровень с латинос.
Для ликвидации неловкой паузы Гем влил в сопротивляющееся горло ворованное спиртное, но едва не поперхнулся, услышав сбоку от себя:
— Die beiden gehen mir schon riesig mit ihrem Spanisch auf den Zeiger. /Эти двое достали трещать на своем долбаном испанском (нем.)/
Реально не врубившиеся Канальские одинаково выпучили глаза.
— Denken wohl, ich versteh’ sie nicht, — снисходительно подняв бровь, продолжал Шон. — Woll’n wir deutsch sprechen? Nur du und ich. /Думают, я их не понимаю. Почему бы нам с тобой не использовать немецкий? Только ты и я/
— Warum nicht… — произнес Гем так, словно за него говорил кто-то другой. Чужими губами, непривычным тоном. Удивленный куда больше остальных. — Klar, ich sag nicht Nein. /Почему нет… Давай, я не против/
— Ещ-ще не хватало! — непроизвольно выдал Вентура с такой дивной экспрессией, что сам подавился своим возмущением. Он проглотил продолжение, уверенный, что Дэлмор сейчас уроет его за наглость, как минимум обматерит на этом варварском наречии, но тот лишь усмехнулся, салютуя своим стаканом Гему, на лице у которого проявилось такое странное выражение, словно он был готовым клиентом для Джино.
Священник мог заинтересоваться случаем множественной личности в одном тощем теле, покорчить из себя реконструктора-медиевала и провернуть в исследовательских целях обряд экзорцизма.
Но обсуждать полилингвизм далее оказалось невозможным, ибо Гем переключился, радостно завопил:
— Зверюга! — и мгновенно исчез под столом, присоединившись там к проснувшемуся вольфхаунду.
Рамирес скривился, убирая подальше ноги.
А Гем, вдоволь натрепав смирившемуся псу между ушами, вдоль лопаток и под горлом, обнялся с ним и заговорщицки подсунул под холодный влажный черный нос колечко, свернутое в кармане из шелковистых человеческих волос такого же цвета.
— Фас, — прошептал он убеждающе. — Это надо фас, понял?
Пес принюхался, шумно выдохнул и положил голову на ботинок главного хозяина.
— Ну да, — удрученно согласился беловолосый. — Фактор мощный. Понимаю.
И, невзирая на нормы человеческого общества, удобно устроился там же, на полу, головой на теплом собачьем боку, довольно улыбаясь в далекий потолок. Готовый в любой момент взметнуться оттуда и в оскаленном прыжке, и в скользящем броске кобры.
Занявший истинное свое место.
Рядом с человеком, который согласен его терпеть даже таким, который считает их двоих похожими, которому почему-то оказалось не все равно.
У его ног.