Где-то на орбите

— Надеюсь, ты, Петя разобрался с новым гомботроном, — сказал Яков Андреевич, — пора!
— Вы же знаете меня сегодня кинули на оперативное дежурство, совсем времени не было, — я попытался сгладить углы, вышло неубедительно.

Яков Андреевич был для нас незыблемым авторитетом. Это его работа «Ишемическая болезнь сердца. Простое лечение» вызвала фурор на конференции «Бона» в прошлом месяце. Клиника сразу же получила крупный грант на дальнейшие исследования, а наше отделение хирургии международное признание и уважение. Благодаря этому финансовому вливанию в операционную закупили самую современную модель гамботрона. Только вот работать на нём ещё толком никто не умел. Кроме Якова Андреевича конечно.

Мы вошли в просторную залитую светом комнату. На операционном столе лежал грузный Акатонец. Огромная туша килограммов в двести была обездвижена, общая анестезия в действии. Одна медсестра уже натягивала перчатки, вторая ещё мыла руки. Я покорно двинулся к умывальнику вслед за Яковом Андреевичем. Операция кричала быть сложной.

— Ох, — заныл я, — когда же закончится эта война.
— Нам, Петя, до войны дел быть не должно, — напутствовал Яков Андреевич, — есть пациент — есть проблема, можешь помочь — оперируй.
Он ритмично смахнул воду с рук и надел перчатки.
— Только вот Акатония убивает наших, — заметил я почти шепотом.

Уже год прошёл с того времени, как неказистая на первый взгляд планета Акатония напала на Федерацию. Они превосходили нас в мощи, причём как физической, так и технологической. У этой расы совсем не было понятия жалости, люди гибли тысячами. Краеугольным камнем в этом кровопролитном противостоянии стала обычная жажда наживы. Акатонцы желали заполучить контроль над ресурсами наших одиннадцати планет. За время войны, уже трижды Федерация пыталась уладить конфликт миром, но всё безуспешно.

У Акатонца перед нами была пробита брюшная полость: несколько плазменных ожогов, плюс застрявший в теле гарпун. Его то мы и должны были устранить, затем сшить поврежденные нервы и восстановить кожный покров в зоне поражения.

— Пётр, начнём со сканирования, помогите мне — Яков Андреевич подтянул захват робота-помощника и занёс его над израненной плотью.
Вдруг двери операционной распахнулись: на пороге стоял запыхавшийся секретарь главврача.
— Остановить операцию! Доктор Яков, вас вызывает Шульс. Сейчас же.
Робот-помощник вывел статистику сканирования на экран и возвестил о том, сколько у нас времени: — Ориентировочно смерть наступит через три часа.

Я глянул на Якова Андреевича, он на мгновение недоумевающе замер, а его взгляд стал наполняться гневом. Не хотел бы я чтобы когда-нибудь он так смотрел на меня. Сейчас я был спокоен, всю тяжесть этого взгляда принял на себя щуплый секретарь Шульса.

— Во-первых: не кричите во время моей операции; во-вторых: мы уже начали, я не могу сейчас всё бросить, пациент может умереть, — я чувствовал, что Яков Андреевич старается сохранить спокойствие и не перейти на личности, — я полагаю доктор Шульс поймёт меня и сможет подождать несколько часов.
— А он в курсе дел, именно поэтому вы и нужны ему немедленно, мы просто не можем его оперировать!.. — здесь секретарь кивнул в сторону Акатонца, а затем немного замялся, — вам лучше поговорить об этом с доктором Шульсом.

Яков Андреевич серьёзно посмотрел на меня, снял перчатки и прошёл за секретарём. В то же время веки Акатонца раскрылись.
— Эй, ты шлюха, — крикнул он низким дребезжащим голосом в сторону одной из сестёр, — отсоси мне!
Он нервно крутил головой из стороны в сторону, остальное тело, к счастью, всё также не двигалось. Я начал выбирать опцию повторной анестезии с помощью робота-помощника.
— А ты мразь белохалатная, — он достал свой раздвоенный язык и облизнулся в мою сторону, — дай только встать и я вырежу твоё сердце!
Робот прыснул лазерную струйку прямо в зелёнокожую шею разъярённого Акатонца. Последний снова отключился.

Где-то двадцать минут, пока не было Якова Андреевича, я изучал показания сканинга. Дело в действительности было очень плохо, гарпун раскрылся на кончиках щупалец так, что встал в распор между рёбрами, разрезав несколько нервных узлов, артерию и почти добрался до сердца, прикасаясь кованной зазубренной сталью прямо к одному из клапанов. Человек бы уже истёк кровью и скончался, но не Акатонец — строение его внутренних органов немного отличается от человеческого, да и степень выживаемости многим выше.

В операционную буквально влетел Яков Андреевич, на ходу надевая перчатки.
— Итак, начинаем. Первое, возьмите тиммер и облучите рану.
— А что сказал доктор Шульс? — поинтересовался я, принимая от медсестры тиммер, — нам всё-таки можно оперировать?
— Он хотел, чтобы мы дали ему умереть, — Яков Андреевич нахмурил брови, — в двух словах — распоряжение сверху, этих больше не лечить.
— И вы что?
— Послал его к чёрту.

Операция длилась около двух часов. По правде сказать, это была самая сложная работа за всю мою хирургическую карьеру. Мы дважды буквально вручную возвращали Акатонца с того света. Само сшивание можно без преувеличения назвать ювелирным. Яков Андреевич, как и всегда, был на высоте. Пожалуй, самое ценное его качество, он умеет создавать спокойную обстановку вокруг себя. Этим спокойствием заражаешься и даже в самых сложных ситуациях принимаешь трезвое и практически всегда самое правильное решение. Сегодня я ещё раз убедился, что работать рядом с таким профессионалом действительно большая удача. Мне ещё предстоит многому научиться, но я прекрасно знаю на кого буду ровняться и впредь. Последняя обработка тиммером, и мы закончили.

На следующий день придя на работу, я не застал Якова Андреевича. А в его операционной работал другой хирург. Никто не смог мне объяснить, что же случилось с самим Яковом Андреевичем. Одна из сестёр позже сказала, что он взял отгул. Тогда я пошёл в приёмную главврача. В просторной зале с дорогой умной мебелью за огромным столом сидел тощий секретарь доктора Шульса.

— А доктор Яков, — начал я, — он взял отгул на сегодня?
— О, приветствую, — секретарь оторвался от бумаг и приспустил круглые очки ближе к кончику носа — да-да-да, его вызвали на допрос в Элизиум.
— В Элизиум? — военная полиция Федерации пользовалась дурной славой, — что же они хотят от него?
— Да, это по поводу вчерашнего пациента — ответил секретарь, — а я ведь предупреждал и доктор Шульс тоже!

Угнетённый этой новостью, я кивнул секретарю и побрёл к выходу. Мало того, что Элизиум может испортить карьеру Якову Андреевичу, так иногда с допросов вообще не возвращаются. Внезапно меня окликнул приятный бархатистый голос. Он принадлежал доктору Шульсу.
— А вам то чего волноваться? Не вы же принимали решения вчера... ох, а операция то была прекрасна! Вы молодец. Но вот жалко другое...
— Что же? — повернувшись, я прочитал еле заметную улыбку на лице доктора.
— Того Акатонца сегодня утром сожгли.