Автограф космонавта. Полностью

                АВТОГРАФ  КОСМОНАВТА.
                \ Маленькая повесть\

           Виктор Шеверов, командир экипажа космического корабля, с самого утра был недоволен собой. Не было привычного спокойствия, сосредоточенности, четкой нацеленности на выполнение задач, которые предстояло выполнить сегодня.
   А началось все еще вчера, когда поздно вечером, вернувшись домой после очередного затянувшегося занятия, он увидел встревоженное лицо жены. Оказалось, что их сын Костя, ученик десятого класса, впутался в школе в неприятную историю и, вроде бы, даже ударил свою одноклассницу.
   Шеверов устал, разбираться в каких то дрязгах, а тем более спорить, не хотелось и первой его мыслью было: «Бред какой то!» Однако, что-то надо было предпринимать и он, повернувшись к жене, как можно мягче сказал.
   - Балуешь ты сына. Вот и дождалась.
    - А ты! – сразу вскочила со своего места жена, давно готовая к отпору. – Ты не вмешивайся! Эпизодическим папой быть неплохо. Но я не хочу, чтобы меня поливали на каждом родительском собрании в нашей задрипаной школе.
   - А цена спокойствия тебе не важна? – Шеверов все еще пытался быть спокойным.
   - Цена в торговом центре существует. А здесь, сейчас решается будущее нашего ребенка! Нашего! Понимаешь? – Жена нервно заходила по кухне, с раздражением переставляя с места на место попадавшиеся под руку предметы.
   - Но ведь и я о том же, - Шеверов отобрал у жены заварной чайник и принялся колдовать над смесью чая и целебных трав.
   - Все-таки тебе не надо вмешиваться, - неожиданно спокойно произнесла жена, которая успокоилась, поняв, что муж не собирается глубоко вникать в суть конфликта. Однако, она все же сочла необходимым оставить последнее слово в разговоре за собой. И потому, дождавшись когда муж приготовил чай и с удовольствием сделал первый глоток, спокойно, но строго, произнесла.
   -Вообще то, ты можешь не беспокоиться. Спокойно готовься к полету и лети. А уж я как - нибудь сама справлюсь и с домашними делами, и с учителями, раз уж тебе некогда. Вернешься. Тогда и поговорим. Может быть у тебя и время свободное для обстоятельного разговора появится.
   Шеверов, неудовлетворенный разговором, раздраженно махнул рукой, но продолжать спор не стал. Не допив чай, он прошел в комнату сына. Тот спал и Шеверов, постояв немного возле этого крепкого, хорошо физически развитого парня, успокоился, и сама собой к нему пришла мысль о том, что вся эта информация о школьном скандале действительно сплошной бред. Он не стал будить сына для разбирательства, а попытался поскорее уснуть сам. До космического полета, к которому он готовился первым номером, оставалось всего два месяца, а нерешенных вопросов, между тем, оставалось еще достаточно много.
   Жена, однако, не могла успокоиться, прийти к какому то определенному выводу. Она то плакала, то  делала новые попытки заставить мужа сделать какие то шаги для облегчения положения сына, то ненадолго замолкала и вдруг снова, сурово и с раздражением начинала обвинять мужа в бессердечности, в невнимании к семье и сыну. И снова плакала.
   Шеверов молчал. Знал. Его согласие или возражение лишь позволят жене более длительное время проводить с ним «воспитательную работу». Жена была уверена в том, что с сыном она справиться и сама, но для нее важно было не допустить к разбирательству мужа.
Утром, уже собравшись на работу, Шеверов все же подошел к спящему сыну, легко тронул его за плечо.
   - Вставай.
   - Отец? – удивленно повернулся к нему Костя. –  Что - нибудь случилось?
   - Что произошло в школе?
   - А…, доложили, - сын сел в постели, подобрав колени к подбородку, оперся спиной о стену. Взгляд его был устремлен в окно, за которым брезжил рассвет. И, наверное, прошло несколько минут, пока он как то тихо и обреченно сказал. – Не хотелось бы говорить об этом сейчас, - он посмотрел отцу в глаза. – Можно?
   - Нет. – Шеверов на секунду заколебался в своем решении. – У меня мало времени.
   - Как всегда. – Сын засмеялся. – И кажется в этом сегодня мое счастье. Быстро объяснить не смогу, а коротко – бесполезно.
   -Ты в чем то виноват?
   - В том, что родился твоим сыном.
   - Так уж и…, - Шеверов задумался, отошел к окну. Похоже было, что дело могло оказаться гораздо серьезнее, чем он предполагал. Иначе Костя не стал бы так явно уклоняться от его вопросов.
  - А знаешь, папа я вчера сам по городку круг сделал на нашей тачке, - сын уже поднялся и тщательно расчесывал перед зеркалом свою непокорную гриву.
   - На моей машине, надо понимать? – Шеверова неприятно задел тон сына, но он не стал акцентировать на этом своего внимания.
   - Ну да. Мама справа сидела, - радостно подтвердил Костя.
   - И ГАИ тебя не остановила?
   - Так они ж понимают. К тому же, мы никого на этот раз и не встретили.
   - И давно вы так с мамой катаетесь?
   - Да нет. Последний раз это когда мы еще с тобой тренировались.
   - Лады. Но чтобы больше без меня не ездил. Мало ли что может произойти.
   - Хорошо, - Костя понял, что гроза позади и тут же добавил.  А вообще то, папа, твое присутствие на втором сидении не прибавляет чувства ответственности и самостоятельности. А вот, когда мама рядом сидит, то это почти что сам, хотя она тоже имеет права.
   - Я сказал. И больше не обсуждаем. Возвращаемся к школе. – Шеверов многозначительно посмотрел на часы.
   -Хорошо, - сын хитро улыбнулся. – Только мама советует мне поступать после школы в МГИМО, а я хочу в летное училище. Как быть?
   - Поступай.
   - Куда?
   - Куда хочешь?
   - Но ты же знаешь маму!
   - Если ты мужик, так и поступай по мужски.
   - Спасибо, - Костя подошел к отцу, встал прямо перед ним. – Не беспокойся. Свои дела в школе я улажу сам. Да, я виноват, но ничьей помощи в данном случае не требуется.
   - Хорошо. Перенесем разбор полетов на вечер.
   - Придется, - сын тяжело вздохнул и улыбнулся.
   - Добро. Я вижу, что  у тебя есть позиция. Выходит, что ты знаешь, чего добиваешься? – Сын попытался еще раз улыбнуться, но получилось это как то вымученно и он, пожав плечами, опустил голову. – Лады, договорились, - Шеверов хлопнул сына по плечу и добавил уже от двери. – Дождись, если вечером задержусь.
   И вот сейчас домашние дела не отпускали Шеверова на тренировке. Уже в первые минуты работы на тренажере он сделал две ошибки, тем более досадные, что объяснялись они только торопливостью.
   Однако, первую тренировку он в целом все же завершил успешно. Во время обеда и короткого отдыха вроде сумел обуздать свои нервы, успокоиться и на вторую тренировку пришел на тренажер космического корабля «Ветер» даже несколько раньше назначенного времени.
   Войдя в комнату подготовки, Шеверов быстро переоделся в тренировочный костюм, открыл документацию, пытаясь сосредоточиться на предстоящих действиях. Но мысли разбегались. Сосредоточиться не удавалось, и он отложил бумаги, внимательно осмотрелся, стараясь отыскать в знакомом до мелочей оформлении комнаты что-то новое, не запомнившиеся ему. Но нет, все было привычно Стол Диван. Три стула. Зеркало. Шкаф. Дверь. На стене портрет Юрия Гагарина. С другой стороны стенд для объявлений. Шеверов улыбнулся. Вот оно – новое. На стенде висел бюллетень с фотографией, абсолютно незнакомого Шеверову, человека. Под фотографией несколько человек успели сделать автографы.
   Еще вчера Шеверов не глядя подписал бы бюллетень, считая, что о плохих людях  и их недостатках не будут сообщать в подобных бумагах. Другое дело, что у этого человека, может быть, и нет особых заслуг перед Шеверовым лично и космонавтикой вообще. Нельзя же считать регулярный выход на работу и выполнение повседневных обязанностей особыми заслугами. Ну да пусть это будет на совести  тех, кто вывесил этот бюллетень на всеобщее обозрение в комнате подготовки космонавтов.
   Шеверов взял ручку, посмотрел на нижнюю часть листка в поисках более удачного места для своего автографа. Однако, рука так и не поднялась к бюллетеню. Все почетные места были уже заняты этими выскочками Коровиным и Кретовым. Слетали бы в настоящий полет, а не на прогулку, тогда и рвались бы подписывать все и везде первыми. Некоторых подписей Шеверов вообще не мог разобрать. Вероятно, это были коллеги героя бюллетеня. Подписываться ниже каких то неизвестных закорючек, для Шеверова было просто неприемлемо.
   Подписи под поздравлениями, как и под некрологами, имели свою иерархию, и ее нарушение в данном случае означало для него собственное унижение.
   «До чего же бестолковые и беспардонные люди, которые вывесили этот бюллетень, - раздраженно подумал Шеверов. – Знают ведь правила игры, а бумагу все же повесили. Тоже мне перестройщики. Наверное, из тех, кто сначала требовал сделать общим стол заказов, а теперь заставляет подписываться под сомнительным текстом. Ну, уж нет. Попробуем и мы быть принципиальными.
    Шеверов не стал больше напрягать память, снова внимательно осмотрел на зону автографов, и уже окончательно решил, что этот бюллетень обойдется и без его подписи. Он в последний раз посмотрел на лист бумаги, прежде чем возвратиться в кресло. И тут его взгляд невольно задержался на цифре 20 и он прочел: «…более 20 лет в Центре подготовки космонавтов…». Это заинтересовало и он, хоть и бегло, все-таки прочел весь текст. В нем сообщалось, что некий Ларин более 20 лет работал специалистом по электронным вычислительным машинам на тренажерах Центра.
   Шеверов попытался напрячь память, но так и не вспомнил этого Ларина. Даже фамилия ничего ему не напоминала. Он внимательно посмотрел на фотографию, и на миг ему показалось, что где то он его все же встречал. Но где именно вспомнить не мог. Хотя, впрочем, за 20 лет можно было его встретить в Центе не один раз. Может быть, чем то мог и запомниться.
   Переходить от предшествующих мыслей к читаемому тексту было трудно, однако какая то внезапная мысль заставила Шеверова еще раз внимательно прочитать текст. Мысль упорно ускользала и он, усмехнувшись таланту местных юмористов «прятать концы в воду», хотел было уже окончательно отойти от бюллетеня, н взгляд снова остановился на цифре 20. Получалось, что Ларин готовил Шеверова еще и к первому полету. А он до сих пор не знает кто это такой. Не знаком с ним.
   А ведь тогда, в первые годы космических полетов, в Центре подготовки космонавтов все сотрудники знали друг друга н только в лицо, но и по фамилиям. А многих даже по именам.
   Однако, прошло всего несколько лет и обстановка стала меняться. Росли обязанности космонавтов. Росло количество тех, кто участвовал в их подготовке. У космонавтов образовалась своя партийная и комсомольская организации. А с теми, кто их готовил, они встречались либо на тренажерах, либо на общих торжественных собраниях, на которых конечно же много друг о друге не узнаешь.
   Да и на тренажерах космонавт, прежде всего, знакомился и общался с теми специалистами, которые работали у пульта инструктора, а тех, кто, как и Ларин, работали на вычислительном комплексе и другой вспомогательной технике и в основно в других помещениях, он естественно и не встречал вообще. Вспоминать о них приходилось только тогда, когда что - то не ладилось на тренировке. И опять ругать в такие минуты приходилось не конкретно какого то Ларина, а безымянный «вычислительный комплекс» или «имитатор фона Земли». Тех, кто там работал, обеспечивал безотказность работы системы, ни один космонавт не знал. Да и зачем ему знать. Лишние хлопоты.
   Вот и этот любитель автографов, тем более неприятный, что он из нашей среды. Непонятно. Противно даже. Ведь ясно, что, как и в большинстве случаев, подпись так и будет валяться забытой среди старых бумаг, или извлекаться перед гостями – как-то помню, встретился с Героем, он и расписался по старой дружбе. Хотя ничего подобного и не было. Была второпях сделанная роспись на подсунутой, как сейчас, бумаге, или где то на большой встрече, среди огромного скопления людей, когда и подписывающий и желающий получить автограф, даже рассмотреть друг друга, как следует, не успевают, не то чтобы уж запомнить.
   - Черт его знает что, - раздражаясь, подумал Шеверов. = Зачем вообще все это в нашей комнате подготовки? Развесили макулатуру времен застоя. Здесь нужно помещать только то, что успокаивает, настраивает на рабочую атмосферу, деловитость. А это, - он усмехнулся, - Жаль, что толстая бумага. Никакой пользы. А может быть написать тебе, друг любезный, какую нибудь каверзу? – Шеверов даже машинально сунул руку в карман в поисках ручки, но писать вновь расхотелось.
   Дверь в комнату открылась, и на пороге появился инструктор экипажа Глухов. Он подошел к бюллетеню, не читая текст, быстро расписался и, повернувшись к Шеверову, спросил.
  А вы? Не вижу результатов трудов праведных, - Шеверов промолчал, потом не торопясь уселся в кресло, в свою очередь, спросил.
   - А ты где шлялся? Почему до сих пор нет инженера?
   -Он у командира, - Глухов привычно быстро раскладывал на столе необходимые для инструктажа  документы. – Какие то его земляки приехали.
   - Я что же один за всех должен буду отдуваться?! – Уже всерьез стал сердиться Шеверов.
   -Он придет вместе с исследователем. Кстати, у нас есть время обсудить одну проблему.
   - Мне и старых проблем хватает, - Шеверов придвинул к себе бортжурнал.
   -И все же, - Глухов помолчал. – Эта проблема возникла в результате просьбы парторганизации. В год ребенка мы решили школьникам нашего городка сделать подарок. Тем более, что при школе, как и по всей стране, организовывается школа юных космонавтов. Ребята стоят перед выбором дальнейшего пути. Вот мы и решили выделить им время для посещения космических тренажеров. Ведь они не хуже тех ребят, которые приезжают к нам в составе различных делегаций на экскурсии.
   - В показуху решили с пацанами поиграть? – Шеверов усмехнулся, пожевал жвачку, чуть склонил голову набок, изучающе посмотрел на собеседника, продолжая жевать.
 С некоторых пор эта жевательная привычка уже очень прилипла к нему. Вроде бы поначалу помогала не вспоминать о куреве. Но теперь Шеверов стал больше жевать, чем раньше курил, вызывая при этом насмешки и шутливые замечания друзей и знакомых.
   - Извините, - Глухов немного растерялся, не ожидая такой реакции, но потом все же продолжил. – Все это вполне серьезно. Сегодня у нас в гстях первая группа – десятиклассники. И мы просим вас встретиться с ними. Это займет всего несколько минут.
   Глухов говорил что-то еще, пытаясь объяснить свои намерения, но Шеверов уже не слышал его, мучительно подбирая ответ поядовитее, позабористее. В последнее время он уже не мог спокойно слышать два слова – экскурсия и делегация.
   Помолчав, Шеверов усмехнулся, вспомнив один из своих промахов. Как то на одной из своих встреч с рабочими крупного уральского завода, поблагодарив хозяев за гостеприимство, Шеверов, в свою очередь, по простоте душевной пригласил заводчан к себе в гости. Пообещал показать космический городок, технику, на которой космонавты готовятся к старту. Кому то он даже подарил значок «Звездный городок, пояснив, что это своеобразный пропуск на территорию Звездного городка и к нему лично. И надо же –человеческая простота – люди приехали. Кто в отпуск, кто по делам в Москву, но все обязательно к нему заворачивали выразить свое почтение.
   С первыми он поговорил, а от остальных стал просто прятаться за спину дежурного, который не имел права никому давать ни рабочий, ни домашний телефон космонавтов. Пришлось позвонить и руководителям завода. Ездить перестали, но неприятных, беспокойных минут было предостаточно. А главное – уж слишком много времени отнимают эти встречи!  Ради чего?! Чтобы приехавший мог дома похвастаться тем, что побывал в гостях у космонавта.
   Может быть, подобные встречи и не были бы так обременительными, но почему то многие, оставаясь наедине с Шеверовым, сразу или немного помявшись пытались выяснить одни и те же вопросы. Какая зарплата?... Действительно так уж  трудно работать в космосе? Все-таки невесомость, благодать, мечта человеческая. У всех мнение, что все очень легко у них получается. Вот даже Петро, на что друг, а в прошлый раз на рыбалке тянул-тянул да и ляпнул.
   - А за что собственно тебе Героя дали? Я конечно не для печати, но самому хочется разобраться. Ведь я тоже летчик. Н привык блефовать. Да и сын у меня растет. Тоже спрашивает, что да как?
   Нужно было оправдываться, что то объяснять, но Шеверову этого ох как не хотелось. Да и стыдно. О трудностях начать ему рассказывать? Так это для тех, кто и сейчас ничего не знает. А перед своими стыдно. Те кто знает, не скажут, но подумают о том, что теперь мол можно и страху нагнать о полете. Хотя, именно после полета об этом все говорили, писали… Сами заставляли про трудности напоминать и некуда было от этого убежать.
   Кстати, раньше о своих центровских мужиках как то и не думалось, а сейчас нет-нет да и хочется заглянуть некоторым в глаза, понять что они выражают, о чем думают их владельцы. Уж слишком все перепуталось в последнее время. Не поймешь где прежние друзья, единомышленники, а где скрытые противники, от которых можно ожидать  любой каверзы – даже попытки отстранения от подготовки к полету. В прессе появилась куча статей, в которых выражалось сомнение в самой целесообразности пилотируемых космических полетов, высказывалось требование сокращения расходов на освоение космоса. Наивные люди. Пошумят, пошумят, а потом все снова будет как прежде, в старые добрые времена. И почему их только застойными стали обзывать? «Спокойными» это куда ни шло или надежными».
   Глухов  все еще что-то говорил, и Шеверов не выдержал.
   Слушай, Паша, помолчи и ответ мне, только честно. Неужели нельзя было обойтись без всего этого? Ну, решили вы показать им тренажеры и показывайте. Но я здесь при чем?!
   - В принципе конечно можно и без вас. Только, понимаете…, - Глухов не сразу нашелся с ответом. – Ребята очень долго ждали разрешения. Значительно дольше, чем ребята из зарубежных делегаций. А это же наши дети! Нет, Виктор Иванович, - уже решительно и твердо произнес Глухов. – Без разговора с космонавтом просто нельзя.
   - Но хоть предупредить заранее меня ты мог? Что я им буду говорить? – начал сдаваться Шеверов.
   - У вас же такой опыт…
   - Опыт. Где - нибудь я могу много нагородить. Пусть попробуют проверить. А тут бумеранг может быстро вернуться. Консультантов слишком много, да и уважение к мундиру отсутствует.
   - Может быть, все не так и страшно, Виктор Иванович? Он же все-таки дети. Хоть и большие.
   -А ты сам перед детьми когда-нибудь выступал?... То-то.Они такие иногда вопросы задают, что ни один взрослый до такого и не додумается, - Шеверов прошелся по комнате и, наконец решившись, остановился и спросил. – Так какой класс будет?
   Но ответить Глухов не успел. Зазвонил телефон и Шеверов поднял трубку.
   - Да… Понятно…  Да уж куда там. Прыгнешь от вас… Хорошо, - он положил трубку и повернулся к Глухову. – Ты политотдел подключил?
   -Я,  улыбнулся Глухов. – Думал, что и вам так будет спокойнее. В общий котел мероприятие зачтется.
   - Благодетель. У меня и так там через край, - улыбнулся. Ну да ладно. Какой все таки класс мне достался?
   - Десятый. Ваш Костя в нем учится. Олина Аркадьевна классный руководитель, - Шеверов замер при этих словах, внимательно посмотрел на Глухова. – Вы ведь с ней знакомы.
   - Может быть. Хотя…, - Шеверов помолчал. – Вообще, я разговаривал как то с учительницей, но как ее зовут не помню. Может быть она и была. Школой у меня жен занимается.
   - Она у них уже два года. И начала со знакомства с родителями. Моему отпрыску тогда тоже досталось. Она у всех в гостях побывала.
   - Может быть. Может быть, - Шеверов упорно разглядывал какую то закорючку в бортжурнале, пытаясь сосредоточиться. – Мне два года некогда было оглянуться. Не то, что разбираться с учителями. Сам знаешь. И мероприятий, подобных тому, что ты мне сейчас подсовываешь, тоже было несколько десятков. На одну подготовку к ним сколько надо было времени потратить! – Шеверов встал, заходил по комнате, остановился. – Тренировку разве отменяем?
   - Сдвигаем.
   -Ну вот, - Шеверов был разочарован. – Опять до поздна будем сидеть!
  Глухов сожалеюще пожал плечами, но ответить ничего не успел. В комнату осторожно, даже робко, вошел Ивановский – специалист по скафандрам.
   - Простите, Виктор Иванович, -он не отпускал ручку приоткрытой двери.
   - Ты то чего как красная девица мнешься? – Шеверов улыбнулся и сообщил Глухову. – 15 лет меня в скафандр запихивает и ни разу не извинился за грубость. Чего тебе? – Он снова повернулся к Ивановскому.
   -Книгу хотел у вас подписать. Подвернулась по случаю. Редкость. И в основном ваши фотографии, -скороговоркой поторопился сообщить инженер.
   Шеверов нахмурился.
   - Ты, тары ветеран! Ты соображаешь о чем просишь?
   - Да я вообще то в первый раз, - покраснел Ивановский. – Как то не приходилось раньше. А сейчас… Мне уже на пению предложили, вот я и решился.
   - Ты что смеешься? У меня завтра комплексная тренировка! Последний экзамен перед полетом! Ты понял?!
   - Извините. Я совсем забыл об этом обстоятельстве. Извините, - Ивановский попятился к двери.
   - Пусть бог тебя извинит, - Шеверов взялся за документацию, но вдруг чему то усмехнулся. – Погоди. Давай книгу – Он что-то быстро написал в книге и возвратил ее Ивановскому. – Иди.
   -Спасибо! Спасибо, большое! – Ивановский осторожно повернулся к выходу, но не выдержал, раскрыл страницу с автографом, да так и застыл на месте. Лицо его выражало сложную гамму чувств от обиды и растерянности, до возмущения.
   А Шеверов от души хохотал, сбрасывая все напряжение, которое накопилось за целый день.
   Ты ведь в авиации служил? Эти традиции  тоже надо знать, - он перестал смеяться. – Ничего. Зато такого крупного кота – производителя ни у кого нет. Мой фирменный знак. Это уж точно. В полку только я таких котов рисовать мог! Зато память. Ни у кого такого нет, и не будет! Не то, что какой то там росчерк пера.
   Ивановский молчал, потом пожал плечами и, не глядя ни на кого, быстро вышел из комнаты.
   Шеверов окончательно сбросил улыбку с лица, подошел к бюллетеню на стене, повернулся к Глухову.
   - Кстати. Почему эта бумага находится в комнате подготовки экипажей? Мы обязаны ее подписывать?
    - Вы же читали. Сотрудники тренажера поздравляют своего коллегу с юбилеем. - Глухов еще не до конца понял, что произошло с Ивановским, но какую то тревогу он почувствовал. – Я тоже подписал.
   - А мне то это зачем?
   - На память, - Глухов улыбнулся. – А вот интересно, Виктор Иванович, вы сами у кого-нибудь автограф брали?
   -Никогда и ни у кого! Мне сами дарят и пишут по пол листа. Читать некогда. Надоело! Я уже и не смотрю, что там мне суют. Целая куча всего в кабинете скопилась. Все некогда разобрать. Иногда такая ерунда попадается, что и понять не могу, для чего она предназначена.
   В дверь постучали и молодой парень, попросив разрешения, осторожно снял бюллетень и унес.
   -Вот видишь. Все гораздо проще. Они сами поняли, что не ко времени эта бумага. Не то, что этот Ивановский. –усмехнулся. – Жаль. Надо было и ему кота нарисовать.
   Шеверову , однако, было неприятно, что парень вроде б даже и не заметил отсутствия его автографа, не попросил подписать бюллетень.
   -Да, конечно, - начал что-то понимать Глухов, и с плохо скрытой иронией продолжил. – Им в космос не лететь. Им, конечно же, проще.
   - Вот-вот,  - не уловил иронии Шеверов, и вдруг вспомнил. –Слушай. Не тот ли это Ларин, что вышел с предложением объединить стол заказов космонавтов и прочих служащих?
   - Не знаю, - улыбнулся Глухов. – Но, если это он, то я его поддерживаю.
   -Так чего проще, - усмехнулся Шеверов. – Слетай в космос, и получай все эти блага по полной программе. Зачем же болтовней заниматься? Тем более, что знаний у тебя вполне достаточно для полета.
   - Я бы и слетал. Только боюсь, что не допустят.
   - Конечно, - Шеверов был серьезен. – Сначала отбор, подготовка, экзамен. А так просто, без отбора, пока еще рановато. Хотя, это ведь к тебе не относится.
   - Да. Я понимаю, что если уравнять шансы всех желающих полететь в космос, цена вашим полетам может свестись к нулю. – Глухов чуть повысил голос. – Очень многие согласились бы слетать в космос, заранее отказавшись от всех благ, которые вам предоставляет государство. Разве не так?
   - Да не присваивали мы себе эти привилегии! Нам дали, что положено.
   - Верно. Дали те, кто возле вас кормится и друзей не забывает. Все списывают на вас. А в результате обкрадывают не только жителей Звездного городка, но и всей страны. Если не материально, то морально.
   - Дурак ты, и не крестишься. Я никогда в жизни ни у кого не взял, не просил и не попрошу. Мы не для того стремились в космос!
   - Я знаю. Чтобы познать что-то новое, помочь науке продвинуться вперед, - голос Глухова стал сердитым.
   - Вот-вот. Это ближе к и сине, - не уловил иронии Шеверов.
   - Испытать себя в борьбе. Помочь молодому поколению познать себя, - продолжал инструктор, уже вовсе не скрывая иронии.
   - Верно. Вот только он твой мне не нравится.
   - А у этого… Ивановского… язва. Здесь заработал. На этом тренажере. И ни одной медали.
   - Значить плохо работал, и правильно я ему отметку оставил. Надолго запомнит.
   -Что запомнит, так это точно. – Глухов пожал плечами. – Правда, книгу эту он искал полгода и заплатил за нее немалые деньги. Но это его личное дело. Верно А вот Ларину вы личный должник. Только он скромный человек… Во время подготовки к вашему первому полету, именно он сыграл главную роль в успешном завершении вашей комплексной тренировки… Старался, выходит, мужик зря.
   - Ладно, не дави на психику. Он сам выбрал свое дело. И я не виноват в том, что его выбор оказался менее удачным, чем мой. Пусть делает свое дело как положено, а не гоняется за автографами.
   - Да он и не гонялся. Это ребята с бюллетенем постарались. Он многим помог встать на ноги как специалистам., - Глухов сел за стол, перевернул несколько страниц бортжурнала, и вдруг снова, прервав затянувшуюся паузу, тихо спросил, - За рубежом вы тоже возмущались при попытке взять автограф?
   -Там другое дело, - Шеверов сам удивился своему спокойствию, которое пришло именно после этого вроде каверзного вопроса. – Там автограф та же политика. Могут и не понять. К тому же я понимаю, что они никогда меня больше не увидят. И потому желание приобрести что-нибудь на память вполне естественно. А наши доморощенные коллекционеры видят меня ежедневно.
   - И потому вас не интересует, что же все-таки сделал этот Ларин для вашего полета?
   -Не зуди. Надоело. Где все-таки бортинженер?
   -Придет. Вы пока можете подготовить ему свои вопросы.
   - Ну что ты мне все выкаешь! - Рассердился Шеверов – Почему я должен считать, что в неблагополучной судьбе твоего специалиста я один виноват?  Враки! Нет тут моей вины. Да и тебе надо было бы лучше беречь свое здоровье. Может быть, и слетал бы сам. Гляди, и разговаривали бы сейчас на равных.
   Глухов выпрямился в кресле, грустно улыбнулся.
   -Да, мы ровесники. Это верно. Но и близкими друзьями никогда не были. Дистанция. Табель о рангах. Кто выше, тот и друзей выбирает… Не я это установил.
   -  И не я. К тому же, я знаю, что занудой ты раньше вроде не был. Так что давай поровну. Твой авторитет как специалиста я полностью признаю. Тут деваться некуда. Только не надо нагнетать. Атмосфера и так, похоже, грозовая.
   - У вас что-то случилось? – Глухов решил все-таки задать давно мучивший его вопрос, и внимательно посмотрел на Шеверова, ожидая ответа.
   -Почему так решил?
   - Раньше вы вообще не допускали подобных разговоров.
   = Раньше не было перестройки, демократии, гласности, - Шеверов усмехнулся. – Вот и ты, Паша, пользуйся моментом, и выкладывай все без шума, по деловому, по современному, а то я что то уже устал, - он внимательно посмотрел на Глухова. – Так говоришь, что написать что-то на бюллетене надо?
   -Смотрите сами. Хотя, - Глухов подождал, пока Шеверов усядется в кресло напротив. – Еще одну вводную предварительно подкину. Представьте себя на месте Ларина. Приходит к нему дочь и говорит: «Папа, а ты действительно с космонавтами работаешь?» А отец ни сказать, ни показать, ни главное доказать этого факта не может.
   -Ну уж более 20 лет в Центре. Что-то, наверно, и получил.
   - Не получил. Это я знаю точно. Приказы ведь в секретном отделе хранятся. Кстати. Вам на самом деле его фамилия не знакома?
   -Разве всех упомнишь?
   - Жаль. Его бы вам все-таки в своем поминальнике надо было записать, - Глухов  оставил в покое документацию, откинулся на спинку кресла.
   -Ну и зануда же ты! – уже беззлобно проворчал Шеверов, мельком взглянув на часы. – Просто не можешь без нравоучений. Пользуешься служебным положением. Ну ладно уж, валяй. Выкладывай, что он там сотворил героического во время моей тренировки.
   - Подвигом это вряд ли можно назвать, - пожал плечами Глухов, - но обнаружив отказ, Ларин целый час одной рукой держал контактный провод, а другой подрегулировал постоянно параметр, чтобы он был в норме. Иначе был бы сбой тренировки.
   - Я то думал, что он комиссии как то хитро мозги сумел запудрить, а оказывается…, -начал насмешливо Шеверов, и вдруг резко изменил тон, почти закричал. – Надо было технику лучше готовить перед тренировкой! Эти вводные тренажера у меня вот где сидят! – Шеверов раздраженно похлопал себя по шее, и, встав, стал нетерпеливо прохаживаться по комнате.
   -У вас проходил по программе режим стыковки, - будто и не понял недовольства космонавта Глухов. -  Условия, вы помните, были жесткие. Нарушение цикла влекло за собой и срочную посадку. А главное – неясным было возможно решение в этом случае для комиссии. Само устранение отказа было делом нескольких секунд, и никто не смог бы доказать факт самого отказа. Но для членов комиссии все это выглядело бы как грубые действия экипажа по управлению космическим кораблем. В конечном итоге оценка могла  быть даже неудовлетворительной.
   -Он мог честно обо всем доложить членам комиссии. Тренировку бы повторили.
    - Я думаю, что повтор не понравился бы и вам самим, - Глухов улыбнулся. – Кроме того. Некоторые члены комиссии были готовы воспринять его слова как защиту чести мундира, то есть попытки оправдать ваши неправильные действия техническим сбоем. Вы же знаете, что подобное уже бывало.
   - Откуда ты узнал об этом?
   - н не отвечал на вопросы о связи. Я побежал к нему… Мы с ним хорошо знакомы. Я знал, что он не мог уйти с рабочего места без очень важной причины.
   - И все-таки. – Не хотел просто так сдавать свои позиции Шеверов. – Это его обычная работа, за которую он получает зарплату. За особые заслуги наверняка получает премии, а за активное участие в подготовке моего полета, я знаю, всем  тоже выдали премию.
   - Да, конечно. 15 рублей из десятков тысяч.
   - Ну, извини. Премии не я распределяю.
   -А этого и не требуется. Я хотел лишь внести ясность, - Глухов внимательно посмотрел на Шеверова и добавил. – Между прочим, никто об этом кроме меня не знает.
   -Ну и ладно. Просветил меня и достаточно. Не будем возвращаться к дореволюционным событиям. Согласен? – Глухов промолчал, а Шеверов продолжил. – Пусть мужики принесут эти бумаги. Я подпишу.
   - Не принесут Виктор Иванович, - покачал головой Глухов. – Они народ гордый и принципиальный. Если сами их не найдете в одном из соседних помещений. К тому же, - Глухов колебался, не зная как продолжить главную мысль, потом решился. – Мне кажется, что вы не совсем искренни в своем желании поздравить юбиляра. Ребята это сразу почувствуют. Вам же нужно будет, как то объяснить смену своего решения. Так что не надо пока торопиться. Да, вспомнил Глухов. – Полина Аркадьевна хотела с вами поговорить перед встречей со школьниками. Я сейчас посмотрю, пришла ли она.
   Шеверов не успел ответить, как Глухов вышел из комнаты и сразу же возвратился с учительницей.
   - Здравствуйте, - тихо поздоровалась она, и остановилась у двери.
   - Здравствуйте, Полина Аркадьевна. Проходите, садитесь, - и подождав пока она уселась в кресло, Шеверов спросил. – Я правильно вас называю?
    -Правильно. Только это не так важно.
   - Что же важно?
   - Ваш сын и его проступок, о котором, я надеюсь, вы уже знаете.
Глухов тихо, не привлекая к себе внимания, вышел из комнаты.
   -Сын, говорите, - сразу посерьезнел Шеверов. – И лучшего места вы не выбрали для разговора. – Он усмехнулся, и по привычке предложил. – Почему бы вам не прийти к нам домой? Спокойно поговорили бы, без всякой спешки. – Сказал и чуть не прикусил свой язык, вспомнив, наконец, где видел эту симпатичную женщину…
   В тот вечер он был занят срочной работой, когда в кабинет без стука вошла жена.
   -Там тебя ждет дама… Учительница. Ты уж ей втолкуй, куда она попала и с кем разговаривает.
   - А ты что, не могла сама с ней разобраться?
   - Хотела. Ей тебя подавай. Моих способностей оказалось мало.
Она говорила громко, явно рассчитывая, что учительница их услышит, и Шеверову захотелось прервать ее, но не стал. Привык к тому, что в таком состоянии жену лучше не трогать. Молча отложил работу и вышел в гостиную.
   -Здравствуйте. Проходите в кабинет, - сразу же пригласил он учительниц и отступил в сторону, пропуская ее вперед.
   Она вошла, нерешительно остановилась у двери.
   -Садитесь, - Шеверов усмехнулся, подумав о том, что вот и еще одна любительница автографов пришла с ним познакомиться, воспользовавшись при этом своим служебным положением, как великолепным предлогом. – Слушаю вас.
   - Спасибо. Я на минутку, - учительница присела на краешек стула. – Я классный руководитель вашего сына. – Она перевела дыхание, справилась с волнением, и уже более уверено продолжила. – Хочу обратить ваше внимание на поведение Кости. Он добр и жесток, очень контактный мальчик и эгоист одновременно. Надо что-то делать…
   Учительница продолжала свой рассказ, а Шеверов никак не мог сосредоточиться на ее словах. Не мог понять, что же мешает ему сделать это. Толи то обстоятельство, что напротив него сидит молодая красивая женщина, толи срочная работа, мысли о которой он никак не мог отбросить, толи жена, насмешливо посматривающая на молодую учительницу, к которой она чувствовала неприязнь с первых дней ее появления в школе. Эта учительница не сочла нужным, сначала посоветоваться с женой, а уж потом лезть домой со своими вопросами к столь занятому человеку, как знаменитый космонавт Виктор Иванович Шеверов. В школе, как рассказывала жена, она тоже не чувствовала со стороны учительницы никакого почтения ни к ее педагогическому опыту, ни к ее возрасту, ни тем боле к положению родителей, которые были для нее почему то все одинаковыми.
   Суть вопросов, беспокоящих учительниц, Шеверов так и не понял, потому что и не вдумывался в ее слова. В голову почему то упорно лезла мысль: «Слышала ли учительница слова жены? Если да, то, что она думает об этом сейчас?»
   Учительница замолчала, и Шеверов тотчас поднял голову, внимательно посмотрел на нее, и, пытаясь крыть свою невнимательность активностью, отрывисто спросил.
   - Итак. Мы уже много говорим А что, собственно, вы можете сказать конкретно о сыне?
  Учительница покраснела, опустила голову, как провинившаяся школьница, но голос ее звучал спокойно, когда она повторила ранее сказанные, но не услышанные, слова.
   - Мне хотелось поговорить с вами в общем плане о воспитании вашего сына.
   - Общими разговорами я сыт по горло на работе. Так что давайте будем почетче формулировать свои мысли, - Шеверов демонстративно посмотрел на часы.
   - Хорошо. У Кости присутствует этакая снисходительность в разговорах с одноклассниками, - учительница не стала подчеркивать тот факт, что вынуждена была повторяться. Она также проигнорировала ироничную улыбку жены Шеверова, который между тем стал возражать.
   - Ну и что? Может быть, он несколько обогнал их в своем развитии и чувствует это.
   - Нет, не обогнал, - не согласилась учительница. – Хотя это и не самое главное.
   - Есть дети, которые способны за несколько лет закончить и школу и институт, - настаивал на своем Шеверов.
    Смею вас огорчить, - голос учительницы стал увереннее, когда она стала говорить о хорошо знакомом ей предмете. – Ваш сын самый обыкновенный мальчик. Но вести себя пытается  как явный лидер, как человек, от которого все остальные зависят, - она поколебалась немного, но твердо закончила. – В этом виноваты, как мне кажется, вы сами! Слишком многое ему позволяете.
   - Основания для таких выводов? – Шеверов даже не обиделся. – К тому же, в вопросах зависимости бывает очень трудно разобраться. Вы не находите?
   - Нет, - не ушла в сторону от основной темы разговора учительница. – Вы увлечены своим делом, и, кажется, совсем забыли о своем сыне. А по нему, между прочим, люди судят и о вас.
   - Он что, пьяница, хулиган, жулик? – Шеверов начинал злиться. Эта еще не оперившаяся птичка, похоже, решила его попугать.
   -Хуже, - учительница была спокойной, и как бы пыталась вслух рассуждать с отцом о судьбе сына, за чистую монету воспринимая его внешнюю обеспокоенность. – Он может стать самовлюбленным эгоистом. Человеком, который не нужен будет нашему обществу.  Повторяю – виноваты в этом будете только вы, и никто другой!
   - А вы смелая женщина!
   - Я слабая женщина, и даже робкая. Но, когда дело касается моих учеников… Извините, но для меня вы всего лишь отец одного из них, и мы с вами должны принять к нему необходимые воспитательные меры.
   - Хорошо. Я сегодня же поговорю с ним. Зазнайство это, конечно же, нехорошо. Нехорошо, - повторил Шеверов и иронично улыбнулся. – Надо искоренять.
   -Да, да, - не поняла его сразу учительница, и строго продолжила. – Ваш сын вообразил, что вместе с вами и он достаточно высоко поднят над другим. Одним воспитательным разговором с ним здесь не обойтись. Вы должны это понять. Да, у вас разъезды, выступления, встречи, новые тренировки, но ведь и сына надо воспитывать. Вы отец! И не мама должна этими вопросами постоянно заниматься.
   -Какая речь! Никогда не слышал ничего подобного. Даже от академиков педагогических наук, - не выдержал спокойствия Шеверов. – Вы только забыли сказать, что я, кроме всего прочего, еще занимаюсь и делом. Важным делом! Потрудитесь сначала думать, о чем говорите, а уж потом произносить свою пламенную, обличительную речь. – Он встал.
   - Но ведь вы же должны понимать…, - поднялась и учительница.
   - Понимаю, - Шеверов подошел к учительнице. – И потому, извините за повышенный тон. У космонавтов тоже есть нервы. Так что на этом разговор закончим и разойдемся миром.
  - Нет, - учительница нахмурилась. – Я думаю, что очень скор вам будет стыдно за поведение вашего сына, если именно сейчас не принять к нему срочные воспитательные меры со стороны родителей.
   - Согласен, - Шеверов усмехнулся. – Разговор с ним состоится. Вы хотите еще что то добавить? У меня действительно мало времени.
   - Я не уверена, но…
   - Побыстрее и покороче, - перебил ее Шеверов, который чувствовал, как в нем снова поднимается раздражение.
    - Я думала, что вы все поняли. А теперь не уверена в этом.
   - Конкретнее. Чего вы хотите от меня? – Шеверов чуть было не добавил слово «автографа», но сдержался.
   - Прежде чем воспитывать сына, вы должны изменить себя! – Медленно, с паузами, но четко произнося каждое слово, выговорила учительница. – Только так вы сможете повлиять на своего сына.
   - Ни больше, ни меньше! Да ведь вы пришли, кажется, поговорить о сыне! – Шеверов уже не сдерживал своего раздражения.
   - Вообще то, он сам по себе хороший мальчик, но…
   - Вот и прекрасно, снова прервал ее Шеверов. – Это я и хотел от вас услышать. Со мной вы поговорили и довольно оригинально. Я прощаю вас… До свидания.
   - Но ведь вы ничего не поняли, - учительница была в отчаянии. – Мне нелегко были прийти к вам.
   - Я все понял прекрасно. До свидания, -Шеверов склонил голову набок, как бы приглашая гостью к выходу.
   - Извините. Кажется, я ошиблась. До свидания. – После непродолжительной паузы произнесла учительница и резко повернувшись направилась к выходу.
   Закрыв за ней дверь, Шеверов несколько секунд стоял не в силах держать свой гнев. Все-таки не ошибся он. И эта пришла познакомиться с космонавтом, но оказалась слишком наглой особой. « Вы должны. Вы обязаны!». Ничего. Теперь поостережется. А с Костей надо бы поговорить. Пусть будет построже и повнимательнее в школе.
   - Молодец, Витя, - успокоила Шеверова подошедшая жена. – С такими только так и надо. А я еще и в школе с ней поговорю.
   Жена ушла на кухню, а Шеверов вдруг почувствовал, что его почему то не радует поддержка жены. Однако, задумываться над такими мелочами не стал. Прерванную работу надо было заканчивать, а она требовала полного внимания и собранности исполнителя. И Шеверов вернулся в кабинет, отключил телефон, и стал сосредоточенно думать над очередной фразой предстоящего доклада в Академии наук.
    Уже на следующий день он и не вспомнил бы лица этой учительницы, если бы это не потребовалось. Во всяком случае, ни ее имени, ни фамилии он не запомнил и был мысленно благодарен Глухову за своевременную подсказку.
   По этой же причине в самом начале разговора с Полиной Аркадьевной Шеверов ощущал какую то неловкость, даже вину. Ведь он так тогда и не поговорил серьезно с сыном. Однако, как только он понял, что учительница снова хочет начать разговор  сыне, к нему снова вернулось былое раздражение.
   - Итак, - он привычно посмотрел на часы. – Что вы еще хотите мне сказать?
   - Чтобы вы не выступали перед ребятами.
   - Вы что, смеетесь?  Это просьба партийной организации, прошла команда из политотдела. Наконец, это выступление уже записано в плане моей подготовки.
   - Ваш сын ударил одноклассниц, -учительница опустила голу, но фразу сказала спокойно.
   - Не порите ерунды! Костя не мог этого сделать!
   - Я сама, лично, был свидетелем заключительной сцены их разговор. Правда, они до сих пор не говорят о том, в чем были их разногласия.
   - Задали вы мне задачку, - обескураживающе произнес Шеверов. – Ну, Костя! Философ.
   - Извините, но это еще не все. Костя отказался объяснить свой поступок и извиниться перед девушкой. Именно поэтому я прошу вас отказаться от своего выступления перед ребятами. Иначе оно может иметь отрицательное педагогическое воздействие на ребят. Или… - она замешкалась.
   - Или… - подтолкнул ее к признанию Шеверов.
   - Или вы должны показать свое отношение к происходящему. Ваши слова будут иметь значение не только для сына. Может быть, для других мальчиков и девочек они будут значить гораздо больше. Я понимаю – вашему сыну будет неприятно слышать… но вы должны решить. Или не выступать вообще.
   - Вы предлагаете мне покаяться перед учениками за сына? Не слишком ли много на мою голову сегодня?
   - Во всяком случае, вы не должны их сегодня учить, как поступать правильно. Они будут сравнивать.
   - Это дело хозяйское. Пусть себе тешатся. А вот если вы будете их науськивать на меня и мне подобных, тогда многим жизнь испортить можно. Но учтите, - Шеверов уже не сдерживался. – Мы ведь тоже не свинки подопытные для ваших ложных социологических исследований и экспериментов. Так что давайте не будем пугать. Я пуганый.
   - Вы меня неправильно поняли, - Полина Аркадьевна взволновано поднялась со своего кресла, пытаясь что то сказать.
   - Нет. Я как всегда правильно вас понял, -жестко оборвал ее Шеверов. – Со своим оболтусом я разберусь дома. Но и вам пора понять, что вы работаете в школе Звездного городка, а не в частной лавочке.
   - Жаль, - учительница вроде бы даже и не поняла, что ее специально и жестоко оскорбляют. – Костя способный мальчик. Это особенно стало заметно в последнее время. Однако, он все еще продолжает брать пример с вас. И очень жаль, что вы продолжаете губить его как человека.
   - Что-о-о!? – Шеверов  резко всем телом повернулся к учительнице.
   -Да. Именно так. И не кричите на меня!  Я не могу разговаривать с человеком, когда на меня кричат. Да, да. – Она сама чуть повысила голос, но продолжала говорить ровно. – Вы очень высоко стоите над людьми, и ваш дорогой сын усвоил, что и ему принадлежит часть ваших привилегий. Он даже не задумывается над тем, что все это абсурд. Но ведь и вы над такими мелочами не задумывались? А надо бы! Я не могу запретить вам выступать перед ребятами, но в данный момент вы не имеете на это никакого морального права. К тому же, никто никогда не запретит мне честно высказывать перед ребятами свое мнение по любому опросу. Да, да. Именно так! Извините.
   Она быстро вышла из комнаты, и сразу же в приоткрытую дверь буквально втиснулся Костя. Он остановился у входа и молча смотрел на отца.
 Ох! Как  хотелось сейчас Шеверову - старшему взять свой старый офицерский ремень  и хорошенько выпороть своего отпрыска, который совсем не думал о чести семьи, собственном достоинстве и авторитете отца.
   Он знал, что никогда бить Костю не будет – возможное время для такого метода воспитания давно прошло, но что злое, больное сделать ему хотелось. Хотелось потому, что Костя, кажется, совсем забыл былые отцовские уроки и с каждым годом становился самодовольнее и грубее. Почему? Шеверов не мог этого понять. Правда, у него действительно не оставалось времени задуматься над этим вопросом. Как это ни странно, но в последние годы они с сыном и виделись очень мало. Подготовка к полету, отмена, новая подготовка. День и ночь на работе. Практически без выходных. Сына видел только спящим, а жену провожавшей и встречавшей. А сын рос. У него формировалась своя философия ценностей жизни. Об этом иногда успевала сказать несколько слов жена. Да и сам он в редкие минуты случайных свиданий с сыном чувствовал изменения в нем, но относил их на счет естественного взросления, переходного возраста, пусть даже несколько затянувшегося.
   - Папа, - через некоторое время решился напомнить  себе Костя.
   - Во - время явился, - Шеверов уселся в кресло, все также суровый и недоступный.
   - Ты уже все знаешь?
   - О чем?
   - Но ведь Полина Аркадьевна была здесь. Я видел.
   - Была… Почему сам не сказал мне о том, что произошло в школе?
   - Когда? Да и зачем? Ты же говорил, что я всегда должен быть достаточно самостоятельным, чтобы не только принимать решения, но и осуществлять их. Утром я считал, что до вечера сумею уладит это дело.
   - И оскорбление девушки ты тоже считаешь своим лучшим решением?
   -Нет, не считаю. Это мой минус и я его исправлю. Как и обещал.
   - Каким же образом, если не секрет?
   -Не надо, папа, - сын опустил голову.
   - О чем мне сейчас говорить перед твоими товарищами?
   -Я как раз и хотел тебя попросить не выступать перед ребятами.
   -То есть, как это не выступать? – Шеверов внимательно посмотрел на сына. –  По твоему выходит, что я должен испугаться всякой сопливой гвардии?
   - Я не могу сейчас всего объяснить. Но не надо. Пусть твой бортинженер выступит. Ну, кто угодно! Только не ты!
   - Садись.  И изволь четко выразить свою мысль, - Шеверов не ожидал, что может так сильно злиться на сына.
   - Сейчас не могу. Вечером, как договорились, я тебе все объясню.
   - Это тебе не поможет.
   - Поможет, папа.
    - Эх, ты. Тебе что, пацанов мало для драк?
   -  Отец!
   - Что,  сын? Ты не думал ни о чем, когда творил глупость, а теперь хочешь, чтобы тебя лишний раз не унижали? Пора бы понять, - Шеверов раздраженно махнул рукой. – Ну, вот что. Сейчас, в присутствии класса, ты принесешь свои извинения девочке за грубость. В любых ситуациях надо вести себя достойно, по мужски.
   - Ребята подумают, что это ты заставил меня извиниться.
   - Возможно. Но у тебя было достаточно времени для самостоятельного решения этого вопроса. Что ж ты его так плохо использовал?
   - Хорошо, папа, я скажу. Я не хотел говорить, но…,  - он замолчал.
   - Выкладывай, только поскорее, - поторопил сына Шеверов.
   - Я не выдержал, когда она сказала, что твой полет был по существу простой прогулкой, и космонавтов сейчас, что крыс на мусорной свалке…и…, - Костя замолчал, опустил голову, не решаясь продолжать
   - Рассказывай дальше, - уже спокойным голосом поощрил его отец.
   - Она сказала, что ты надменный индюк, а я…
   - А ты?
   - Болван буржуйский недорезанный.
   - И ты в ответ…
   - Объяснил как мог, - Костя пожал плечами, - сначала на словах. А она в ответ ударила меня по лицу. Я схватил ее за руку, и в это время вошла Полина Аркадьевна.
   - Дур-р-ак! – не сдержался Шеверов. – Нашел с кем связываться. И из-за чего?
   - Ты же сам все время говоришь о чувстве собственного достоинства.
   - Не путай божий дар с яичницей. Похоже, что она правильно обозвала тебя болваном. А теперь поговорим серьезно. Тебе что, действительно захотелось отцовской славой побаловаться?
   - Сами они, - не сдержался Костя. – Как ты за рубеж, так все друзья. Как же, вдруг сувенир достанется. А потом снова. Вроде я и не существую.
   - Много ты ей подарков натаскал?
   - Да нет…, - Костя замялся, борясь с собой, но все же соврать не смог. – Она ничего не брала, хотя как раз ей я и предлагал больше всего сувениров.
   - Ты влюбился? – Осенило Шеверова.
   - Еще чего?
   - Ладно. Отложим это пока. Только запомни – пока ты всего лишь Костя Шеверов и никакого отношения к космонавтике не имеешь. А насчет полетов… С тобой мне темнить нечего. Может быть, она и права кое в чем. Летаем мы действительно много…
   - И славу девать некуда? – Костя усмехнулся.
   - А куда ее денешь, если она есть? – Шеверов тоже усмехнулся и подумал о том, что все же приятно, когда тебя хвалят. Правда, потом появляется желание сбежать от всех этих слов восхищения. Не всегда они искренны. Хочется побыть и обыкновенным человеком, делать свое дело самым незаметным образом. Но! Перестают приглашать на встречи, и становится обидно. Неужели забыли? И боязнь появляется, что теперь и в космос могут не пустить. Выработался мол. Знаю, что выдержу любые психологические нагрузки в работе, а в повседневной жизни какие то мелочи иногда так раздражают, что потом очнешься и думаешь: «Да неужели это я?». А тут еще сын со своими проблемами… Шеверов с трудом оторвался от своих мыслей, взглянул на сына.
   - Папа я постараюсь, - Костя опустил голову.
   - Надеюсь. Кстати. Как девушку зовут? – Вдруг вспомнил Шеверов.
   - Наташа…Ларина.
В комнату тихо вошел Глухов и Костя, понимающе кивнув головой, быстро вышел.
   - Наташа…, - Шеверов недоуменно посмотрел на стенд, на котором еще недавно висел бюллетень, мысленно чертыхнулся. – Вот ведь как получается. Здесь Ларин. Там Ларина. Отец?... Да, без отца она вряд ли самостоятельно дошла бы до таких мыслей. Он меня поливает грязью, а я должен был подписывать ему благодарственный бюллетень! Здорово!
   Глухов негромко кашлянул, привлекая к себе внимание, и сказал.
   - Ребята ждут, Виктор Иванович.
   - Подождут, - и, увидев недоуменный взгляд инструктора, добавил. – Ладно уж. Пошли.
     Встреча с ребятами началась привычно тихо и шла относительно быстро, хотя может быть и несколько суше, чем ожидал даже сам Шеверов. Школьники внимательно выслушали его сообщение, послушно и дружно поворачивали головы туда, куда просил посмотреть их Шеверов, но никто ничего не записывал. Вопросов ребята тоже не задавали, и казалочь, что им совершенно безразлична информация, которую так старательно вдалбливал в их головы космонавт.
    Не прерывая рассказ, Шеверов посмотрел вверх на электронные часы. Оказывается он говорил всего 15 минут. Но продолжать выступление не хотелось. Тем более, что как договаривались, дань уважения местным школьникам он уже оказал, и теперь пора бы приступить и к основной работе. Шеверов поискал глазами Глухова, что тот завершит беседу как обычно, но не нашел и тогда сам произнес.
   - Вот и все сведения о тренажерах, которые располагаются  этом зале. Если вопросов не будет, то я…
   Он не успел закончить фразу. Из группы ребят решительно поднялась рука, и высокий парень протиснулся вперед.
   - У меня вопрос, - он оглянулся на товарищей, будто прося их поддержки, и продолжил – Во время выходов в открытый космос у космонавтов происходили различные нештатные ситуации.  Антенну отталкивали вручную, и переходил весь комплекс по несколько раз из конца в конец, и практически вручную стыковали орбитальную станцию с модулем. Я понимаю. Космонавтам повезло в том, что никто из них не получил при этом травму. Помогла, конечно, и их высокая профессиональная подготовка. Но ведь во время этих выходов космонавты не единожды  теряли различные предметы и даже специально сбрасывали чехлы и другую аппаратуру. Однако, ни один из этих предметов так со станцией, и тем более с космонавтом, не столкнулся. Хотя по законам баллистики через виток они должны были встретиться в той же точке орбиты. Почему же не встретились?
   - А вам бы хотелось ? – Засмеялся Шеверов.
   - Что вы. Конечно нет. Но ведь это противоречит законам баллистики!
   - Да-а. – протянул Шеверов, который не ожидал столь серьезного вопроса. –И все таки, мне кажется, что вы сами должны додуматься до правильного ответа, - он сделал паузу, и с легкой иронией продолжил. – Если вы, конечно, всерьез интересуетесь проблемами космонавтики.
   - Я пытался, но у меня не получилось достаточно убедительно, - не смутился и не обиделся школьник.
   - Ладно, - миролюбиво согласился Шеверов. – Законы, о которых вы говорите, существуют для абсолютной пустоты. А на тех высотах, где мы летаем, еще есть атмосфера. Как ни странно, плотность ее неоднородна. Это и есть главная причина изменяющая орбиту утерянных предметов. Если же мы выбрасываем чехлы, аппаратуру, то направляем их в строго определенно направлении, чтобы уплотняющая атмосфера с еще большей гарантией захватила их в свои владения. Есть и другие причины. Но это, для более развернутого разговора.
   Вероятно, первый вопрос придал смелости другим ребятам, и они стали задавать вопросы, опережая друг друга.
   Кого то интересовало, будут ли ребята прыгать с парашютом и ка скоро, другому важно было узнать приобретут ли для юных космонавтов мотоциклы, езда на которых вырабатывает смелость, мужество, решительность, которые так необходимы космонавтам.
  В конце концов, Шеверов не выдержал и спросил сам: «А вы не хотите месяца три покорпеть для начала над теорией?».
   Все засмеялись, будто бы понимая космонавта. И тут один, самый маленький и незаметный, вдруг спросил.
   - А после теоретических занятий нам позволят потренироваться на самых настоящих космических тренажерах?
   - Очень хочется? – Засмеялся Шеверов
   - Очень. – Серьезно подтвердил паренек
   - Сожалею. Но времен вам не хватит. Космонавтам не хватает. Так что вы уж учитесь, как следует, а уж потом, попав в отряд, дорожите каждой секундой работы на  тренажерах.
   - И все же непонятно, - школьник внимательно смотрел на Шеверова. – В Соединенных Штатах Америки в каждом парке работает множество космических аттракционов, и каждый может проверить свои возможности, прежде чем решить идти ему в космонавты или нет. А у нас, выходит, даже для космонавтов тренажеров не хватает. Почему?
   Шеверов вдруг физически ощутил какое то неудобство и вдруг понял, что ребята притихли и слушали очень внимательно. Не слышалось ни реплик друг другу, ни смешков. И эта тишина, заинтересованность ребят почти физически давили на Шеверова, мешая сосредоточиться. Он как бы читал их мысли: «Ну, ну. Посмотрим, товарищ космонавт, как вы будете выкручиваться из этого положения. А потом зададим еще и не такой вопрос.». Вот когда он вспомнил Полину Аркадьевну и ее предложение не встречаться с ребятами. Однако, опыт проведения подобных встреч помог ему быстро сориентироваться и в этой ситуации.
   - Ишь ты, - Шеверов демонстративно взъерошил волосы мальчугана, прижал его к себе. – Такой маленький, и уже в политику подался.
   - А нам Полина Аркадьевна говорила, - мальчик осторожно выскользнул из рук Шеверова, - что в каждом деле нужно искать основу, первопричину. Она нам многое объясняет. Но ведь о космосе и всем, что с ним связано, вы, наверное, лучше знаете?
   - После беседы с вами я, кажется, начну в этом сомневаться, - Шеверов посерьезнел. – А вообще, должен признаться, что на ваш вопрос ответить трудно. Если конечно отвечать серьезно, подробно и обстоятельно. И мы можем даже по этому вопросу подискутировать, но уже в другой раз. – Он конечно же не рассчитывал, что ребята пригласят его на подобную дискуссию. – А если отвечать коротко, то нужно верить в то, что если у нас этого сейчас нет, так будет в самом недалеком будущем. А коль скоро наступит это недалекое будущее, в полной мере зависит и от вас. Вы же и есть наше самое настоящее будущее, - Шеверов усмехнулся. Похоже, что он удачно выпутался из сложного положения.
   Ребята молчали, и он не стал искушать судьбу, а воспользовался этой невольной паузой, чтобы закончить встречу.
   -Что ж, ребята. Спасибо за то, что внимательно меня выслушали. Но программа подготовки у нас жесткая, и я уже видел, как мой инструктор несколько раз поглядывал на часы. Вам я желаю огромных успехов. Будьте достойной нашей сменой. До свидания.
   - Спасибо. До свидания, - вразнобой и с явным сожалением ответили ребята. Они продолжали кружком стоять вокруг Шеверова, не уходя и не решаясь задать ему новый вопрос.
    И тут какая то девочка взяла инициативу в свои руки.
   - Пойдемте, ребята. Мы уже на 15 минут опаздываем на центрифугу, - она первая решительно направилась к выходу.
   Ребята недружно, по одному потянулись за ней, и вскоре Шеверов остался один.
   Подошел Глухов.
   -Начнем работать? Экипаж уже в сборе.
   - Пожалуй, что так. Приглашай их в корабль, -  Шеверов, не оглядываясь, быстро направился к входному люку космического корабля тренажера.
   После занятий, возвратившись в комнату подготовки для разбора тренировки, Шеверов уселся в кресло, и сразу же попросил Глухова.
   - Ругать будешь?
   - Нет, - успокоил инструктор. – Вы и так во всем разобрались. Д и обстановка сегодня была сложной.
   - Особенно перед тренировкой, - не удержался от реплики Шеверов. Глухов промолчал, внимательно посмотрел на командира экипажа, и Шеверов вдруг неожиданно для себя произнес. – Черт возьми! А ведь я их совсем не знаю!
   - Просто вы не настроились, Виктор Иванович, - Глухов говорил тихо, спокойно, стараясь незаметно войти в разговор.  А ребята такие же, как и везде.
   Как же! – Усмехнулся Шеверов. – На всех встречах они по струнке. Глазами едят и «Всегда готовы!». А тут как тревога в собственном доме. Приходишь и не знаешь чего ждать. Почему?
   - Космонавтов они действительно лучше знают. Привыкли к ним. Вот и осмелели. Перешли к очередной стадии самостоятельности.
   - Вот-вот. Знают нас по сплетням родителей. Выбивать все это надо из их мозгов, пока не поздно. Сначала они перестают уважать космонавтов, а потом и родителей в гроб загонят.
   - Конечно, это плохо, когда не уважают старших. Но знаете, - попытался было, что то объяснить Глухов, но Шеверов не обратил на него внимания. Продолжил.
   - Хотя, должен признать, я в школе и похуже творил. Поверьте – учительнице на стул кнопки подкладывал, клей бесцветный намазывал. И это еще не самое худшее. Такие были времена.
   - И без последствий? – Поинтересовался бортинженер.
   - По всякому было. Иногда и самому страшновато становилось. Но нынешняя пацанва до такого и не додумается, - он задумался, весело посмотрел на собеседников. – А вот на Марс именно они полетят, черт возьми, а не мы!
   - Завидуете?
   - Понимаю. Физически ощущаю это понимание. И, честно говоря, завидую. Мои выходки в школе были от избытка дурости. А они… Они гордые! Вот вша безвестная, а уже гордая! Откуда это у них?
   -От вас, - улыбнулся Глухов.
   - Что? – Повернулся к нему Шеверов.
   - Гены! Гены! Из известного вам учения мракобесов от лженауки.
   - Да ну тебя, - махнул рукой Шеверов.- Ладно уж, говори. Что там у меня еще не так было при встрече с ребятами?
   - По моему, вы слишком злоупотребляли техническими терминами. Ребята увлечены космонавтикой, но знаний им все же еще не хватает. Но и разжевывать им все тоже не надо. Пусть кое над чем поработают и самостоятельно. Нужно только дать им направление поиска.
   А ты, я смотрю, всерьез подходишь к их подготовке. Давно начал?
   - Да нет. Как только в нашей стране стали организовывать детское аэрокосмическое общество.
   - А сегодня были практические  занятия после некоторой твоей с ними теоретической подготовки?
   - Выходит, что так…
   - Мог бы и предупредить. А то им кто то наобещал и парашюты, и мотоциклы, и путешествия. А я должен был все это им подтвердить. Но ведь я не банкир!
   - Да. Обещаний пока отовсюду много. А они верят всему.
   - Кстати. Встреча мне не очень понравилась, - Шеверов встал, начал переодеваться. -  Никакой организованности.
   - Да и вы вроде без особого энтузиазма говорили с ребятами.
   - Ну, меня то, как раз и можно понять. Никакой души не хватит на тысячу однообразных выступлений. Я не профессиональный актер. Привычка приходит потом. Иной раз стоишь на трибуне, что-то говоришь и даже сам на замечаешь, что мысли совсем о другом. Да и встречают с каждым годом все равнодушнее. Это тоже не стимулирует.
   - В таких случаях говорят, что пора завязывать. – Засмеялся Глухов.
   - Как же. Отцепишься от вас. Держи карман шире. И не хочешь, а вытолкнут из укромного местечка на всеобщее обозрение. Даже штаны не успеешь одеть.
   - Согласен. В тени всегда спокойнее. Мне, например, нравится чувствовать себя одним из множества людей, выполняющих какую то общую работу, быть членом дружного коллектива.
   - В наш век любую работу уже нельзя считать делом одиночек. Успех зависит от всех сразу, - декларирующим голосом произнес Шеверов, и сразу посерьезнел. – От одиночек тоже многое зависит. И нечего сравнивать, а тем более объединять под лозунгом «Все работы хороши» работу космонавта и дворника.
   - Дворник тоже личность и достоин уважения. И на мусорных свалках кому то нужно работать.
   - Что то больно уж рьяно ты записался в адвокаты к лодырям и бездельникам. Тебе ведь пока не грозит чистка нужников?
   -  я себя защищаю, - Глухов хитровато посмотрел на Шеверова. – Пока есть возможность. Право такое дают. К тому же, я обязан заниматься и воспитательным процессом.
   - Аника воин! Ладно, пошли в класс. Там у нас с инженером будет к тебе несколько серьезнейших вопросов. Посмотрим, как ты будешь крутиться, когда «тебя поджарят на раскаленной сковородке».
   И, продолжая разговор, они направились к выходу из зала.
   Уже поздно вечером, возвращаясь домой, Шеверов встретил девочку, которая увлекла ребят после встречи. Она явно ожидала его и сразу представилась.
   - Наташа Ларина.
   Шеверов даже не удивился. Привык к разного рода объяснениям и извинениям. И потому, чтобы не затягивать разговор, сразу сказал.
   - Суть я знаю. Если есть что-то новое, то даю не более пяти минут.
   - Хорошо, - согласилась Наташа. – У нас с Костей был неприятный разговор о путях и методах освоения космического пространства, о достижениях советской космонавтики. Во многом мнения у нас не совпадали. Особенно мне не нравилось то, что он причислял космонавтов к сверх особенным личностям и возносил свою принадлежность к этой касте. Когда я возразила, он оскорбил меня словесно, а я в ответ ударила его по лицу. Он успех схватить мою руку, и, наверное, мне было бы плохо, если бы в класс не вошла Полина Аркадьева. Ей показалось, что это Костя меня уже ударил, хотя он только хотел это сделать. Дальше все катилось привычно, и оба мы проявили завидное упрямство.
   - Дела. Самокритика в чистом виде. Сюда бы политработника.
   - Я вообще то не хотела его ударить.
   - Хотела погладить, но силенок не рассчитала. Так что ли красавица? Орешек то не по зубам оказался!
   - Костя сам извинился передо мной, - не показала своей реакции на насмешку Наташа. –Без принуждения. В присутствии ребят.
   - Что!? –Шеверов даже остановился, но вспомнив что сам же и предлагал такой вариант, спросил. – Весь класс собрался?
   - Нет. Но были почти все. Как то стихийно все получилось.
   - Да, шустрая ты. Такого парня заломала. Чего же ты теперь хочешь от меня?
   - Я хочу завтра собрать комсомольцев и поговорить о внимании, об уважении друг к другу, об уважении к личности любого человека, о чувстве собственного достоинства. Мы уже взрослые, а о серьезных вещах все еще часто говорим по детски, наивно, робко. Не показалось, что на сегодняшней встрече ребята раскрылись, поверили вам. И, если вы поделитесь с ними своими мыслями по данному вопросу, это будет очень полезно для ребят.
   - И как пример доказательства взаимоуважения ты, милая, приведешь пример собственного мордобития? Или, может быть нетактичного поведения Кости? – Не имея возможности согласиться с предложением Наташи, и не принимая ее идеи, Шеверов начал злиться.
   - Я думала и об этом, - улыбнулась Наташа. – Я скажу всю правду. Не  думаю, что кто то будет над этим смеяться.
   - Будут! Будут, милая Наташа! – Шеверов повернулся и, не торопясь, зашагал к своему дому, как будто и не замечая, старавшуюся не отстать от него, Наташу. Через несколько метров он внезапно остановился, резко повернулся к девушке. – Никакой встречи и ни с кем у меня не будет. Нет времени. Это ты понимаешь, красавица? Н-е-ет! Времени!
   - Я думала, что этим вы и Косте поможете. Он очень переживает.
   - С ним я разберусь сам. Распустил сопли, хлюпик, - он поднял руку, собираясь сказать еще что-то привычно и покрепче, но вспомнил, что перед ним все-таки школьница, махнул рукой. – Иди, девочка. Иди домой к папе, - и быстро зашагал домой, уже больше не оглядываясь.
   Едва войдя в дом, Шеверов сразу спросил встречавшую его жену.
   - Где Костя?
   - В кабинете ждет. Ты вроде ему так наказывал.
   Шеверов открыл дверь кабинета, устало опустился на диван. Разговор начинать не хотелось, но нужно был, и Шеверв, как всегда, начал с главного вопроса.
   - Так что у тебя на самом деле произошло с этой девицей?
   - Об этом знаем только мы двое.
   - Теперь будет третий, - Шеверов улыбнулся. – Кому то ведь надо решать ваш спор.
   - Ты заставил меня все рассказать еще там, на тренажере, - Костя пожал плечами. = Ничего нового добавить не могу, хотя должен признать, что если бы она высказалась, то мне было бы хуже. Вот собственно и все. – Костя замолчал, опустил голову, ожидая решения отца.
   - Ладно. Хватит сопли распускать. Мужик он и есть мужик. Сентиментальность это женская особенность. А ты должен уметь владеть своими эмоциями. Тем более, что ты вроде бы собирался стать летчиком. Подумаешь, лапнули кого-то по физиономии. Делов то, - Шеверов посмотрел на сына. – А может быть это ты лапнул кого то и схлопотал?
   - Как ты можешь? – Возмущенный Костя вскочил с дивана.
   - Могу. Главное, чтобы крови не было, следов. Да ты сядь, - устало махнул рукой Шеверов. – Я в твоем возрасте домой приходил – вся морда в крови. И мать не ахала. А тут каждое слово, междометие, движение мизинцем и то в строку взаимных обид ложится. Уж больно у вас антенны остро направлены.
   - Зат у вашего поколения полный простор. Все 360 градусов захата и никакого восприятия. Порог чувствительности на грани фантастики.
   - Молодец! – Шеверов протянул руку и заставил Костю сесть. – Зря только злишься Ты доказывай. И лучше действием. А то как пенсионер всесоюзного масштаба  аля-ля-ля-аля-ля-ля! У тебя друзья в школе есть?
   - Не знаю, - Костя обижено отвернулся. –Не было случая проверить
   - А сам ты друзей искал? Ну хотя бы среди тех, кому нужна твоя помощь?
   - Я же тебе говорил. Таких после твоих командировок за рубеж много.
   - Плохо. У нас в школе было по другому. Мой друг…
   - Ты можешь даже назвать его фамилию? – Иронично улыбнулся Костя. – Я что-то таких не помню. Давно у тебя в гостях никого не было. Одни подхалимы.



- Всем нужна поддержка. Слабым людям тоже. Ты их прощай, - Шеверов был спокоен.
   - Всех?
   - Ну, хотя бы тех, кто тебе нужен, - Шеверов напряженно посмотрел на сына. Только сейчас, перескакивая с одной темы на другую, он подошел к тому, о чем хотел серьезно поговорить с сыном. И все же, после паузы он не решился развивать эту тему. Снова пустил в ход пробный шар. Задумчиво произнес. – Что-то я просмотрел в твоем воспитании.
   - Да нет, все нормально – Костя усмехнулся. – Мы просто друг друга стоим.
   - Сопляк ты, - постарался рассердиться Шеверов.
   - Вот именно. Тебе просто было некогда, а я старался тебя не подводить. По нашим временам это непросто. И вообще. Я ведь хороший. Хорошо рисую. Хорошо учусь. Активен в общественной работе. А этот случай. Не знаю. Я ведь попробовал, как ты в детстве действовать. Вот только училка помешала.
   - Дурак. Я с девками не дрался.
   - У нас тоже нет девок, но ваши девчонки, наверное, не были такими умными или может быть занудными. Я не знаю, что хуже.
   - Всякие бывали. А в основном хорошо притворялись.
   - И мама? – Костя, чуть склонив голову набок, с улыбкой смотрел на отца.
   - Я в школе именно за такие дела морды бил, - Шеверов снова внимательно посмотрел на сына. – Все-таки, похоже, что ты ее, однако, любишь. Только рано еще сын. Да и скрутит она тебя в бараний рог. Не обрадуешься.
   - Ты груб, отец, - спокойно парировал Костя. – И учил меня, что горлом ничего не докажешь.
    Шеверов облегченно вздохнул. В разговоре с сыном он ожидал более бурной реакции. Особенно в случае несогласия с высказываемым мнением. И в общем то, спокойное поведение сына в течении всего разговора поначалу даже удивило его. Но потом он понял. Бурная  реакция возможна была лишь в том случае, если бы предлагаемые вопросы были неожиданными для Кости. Однако, видимо, он уже не единожды говорил на эту темя с другими, и уж тем более многократно анализировал возможные ответы в споре с самим собой.
   Это понимание успокоило Шеверова, дало ему возможность приводить в доказательство своей правоты более широкий перечень аргументов. Пусть они были не всегда однозначны, но Шеверов и не хотел от сына дубового однозначного восприятия. Сделанные, в конце концов, выводы станут от этого только крепче. Он прошелся по кабинету, вновь подсел к сыну, положил ему руку н плечо.
   - Горло горлом, а опыт и знания всегда вернее, - тихо проговорил Шеверов. – Ты ведь знаешь. Я ведь и раньше не признавал сопливой философии говорливых интеллигентов, а сейчас тем более. Это от них пошло «самоуважение личности», «искоренить из себя раба». Если уж кто хочет быть рабом, так его и кнутом в свободу не загонишь. А хочешь добиться чего-нибудь, и имеешь к тому необходимые данные, так у нас всегда для таких были самые широкие возможности. Требовалось лишь одно – вкалывай. Вот только спать для некоторых было легче и приятнее. А теперь они вдруг проснулись, и, ничего не понимая спросонья, устроили кутерьму. Взбаламутили воду, а для чего и сами не понимают.
   - Ты не согласен с перестройкой? – Похоже, сын был удивлен.
   - Перестройка, - Шеверов улыбнулся. – А кто знает, что это такое? И главное – для кого она и что из этого получится?
   - Тебя не поймут, отец.
    - А я и не стараюсь, чтобы меня поняли. Разве я выхожу на перекресток и кричу до хрипоты? Для меня главное, чтобы ты меня понял и состоялся в этом мире как человек. А для этого моего влияния еще хватит и в годы перестройки. Ты посмотри, сын, кто перестраивается. Те, нищие, которые ничего не имели, и теперь хотят ничего не делая получить все. А власть имущие эту реальную власть отдавать не хотят и не отдадут. Но и те и другие апеллируют к народу: « Лучше работайте. Лучше работайте. От нас самих все зависит». Да ничего от них не зависит! Кто хорошо работал, тот и раньше имел все, что ему требовалось. А, кто был тупоголовым, тот и после перестройки им же и останется.
   Раньше ты не повторялся, папа, но все-равно интересно. – Костя откинулся на спинку дивана, приготовившись к долгому разговору.
   - Согласен, - кивнул головой Шеверов. – Но иногда лучше повторить, чем забыть. Да и повторы мои не точная копия, а с принципиальным оттенком. Так вот, повторяю. Я согласен в принципе с перестройкой. Это хорошая возможность пустить новую кровь в застаревший организм. Вот только зачем она мне лично и именно сейчас?  Я давно перестроен, и снова перестраиваться мне чрезвычайно трудно.  Это как в электротехнике переходные процессы. Слишком много ненужных бесполезных затрат. Да и тебе она сейчас ни к чему. Школу надо спокойно и успешно закончить. И вообще. Без нее у тебя было твердое будущее. А теперь? Многовато придется пошевелить мозгами, прежде чем поступишь в институт.
   - А я в летное училище хочу поступать.
   - А какая разница? Там та же кутерьма и новые принципы. А еще больше демагогии.
   - Некоторые называют это плюрализмом мнений и демократией.
   - Я вижу, что тебя уже здорово подковали в школе. Только не забывай, что плюрализм мнений всегда может перерасти в антагонизм, и тогда твой любимый кот Леопольд не сможет сказать ребятам: «Давайте жить дружно». Хотя, - Шеверов усмехнулся. – Кот останется при этом котом, а мышь мышью, - он снова внимательно посмотрел на сына и многозначительно закончил. – Серой мышью. Так вот ты и определись, кем ты хочешь быть для своего поколения, а уж потом трудись в поте лица для достижения своей цели.
   - А ведь, если послушать тебя, папа, тошно жить становится на Земле. Зачем? Это же оправдание, в конце концов, фашизма, рассизма и »чего изволите»!
   - Это реализм, сын. Во всяком случае, для данного этапа человеческого развития. Есть умные и глупые, есть способные и бездари, есть трудолюбивые и лентяи. Они есть независимо от расы, национальности, государства. И ты хочешь, чтобы они были равными? Пока у нас социализм или, если хочешь, капитализм, а не коммунизм. Пока у нас нет изобилия.
   - Хорошо. Но, если тебе по труду положены определенные блага, то почему ты стремишься получить еще больше? Значить, ты их у кого то отнимаешь. А это уже несправедливо.
   - Да. Похоже, что не зря я с тобой тут распинаюсь. Вбили в тебя трафареты очень крепко.
   - Не зря, папа, - успокоил отца Костя. – Просто, я человек думающий. Вот и возникают вопросы. Вот я и думаю, что многие пьяницы и алкоголики стали такими именно потому, что кто-то забрал себе их долю благ, а они не смогли воспротивиться, потеряли веру в свои способности, махнули на себя рукой. Жалко их. По статистике среди них наибольше число самоубийц.
   - Боюсь, сын, что окажись ты сам в подобной ситуации, то победы не одержал бы. Вот потому и дерусь сейчас за тебя я сам.
   - А я не хочу, папа. – Костя был удивительно спокоен. – Я хочу сам. Понимаешь – сам! Сам хочу строить свою жизнь. Плохо или хорошо, но сам. А в твоей прекрасной, как всегда, программе нет места для моих самостоятельных шагов.
   - Почему же? – Удивился Шеверов. – На каждом этапе твори, выдумывай, пробуй, имея в виду главную цель. Но глупо, при наличии возможности или необходимости, отказываться от помощи близких тебе людей. Не хочешь в институт, иди в училище. Но получить высшее образование надо. Я буду даже рад твоей самостоятельности. Но ты должен помнить, что с отцом можно откровенно поговорить на любую тему. С другими это опасно. Школьный случай как раз и есть тому подтверждение.
   - Я извинился перед Наташей, папа, - Костя замер ожидая реакции отца.
   - Знаю. Твоя красавица успела доложить мне  своей окончательной победе. Ладно, ладно. – Шеверов увидел, как Костя стал подниматься с дивана. – Шучу. У нас был серьезный разговор. И вот что. Объясни й, что у меня действительно нет ни одной свободной минуты. После полета мы можем организовать необходимую встречу. Но не раньше.
   - Хорошо, папа, Только знаешь, - сын засмеялся – Она, по моему, это и сама знала.
   - Как это?
   - Просто она давно хотела с тобой поговорить. Просто так. Считает, что в таком разговоре лучше можно понять человека.
   - Зачем ей это?
   - Наверное, чтобы через тебя лучше понять меня.
   - Ну и бог с ней, - успокоился Шеверов. – Хватит. Уже час ночи. Спасть пора.
    Еще целый час они пили на кухне чай и продолжали разговор. Уж слишком много накопилось вопросов друг к другу.
   Спать в эту ночь Шеверову почти не пришлось. Сначала жена потребовала отчета о разговоре с сыном, и никак не мгла поверить в то, что разговор был чисто философским, на отвлеченные темы. Она ожидала криков и ругани, а за дверью слышался только смех. Потом уж и сам Шеверов долго не мог уснуть. Все пытался соединить в какую то стройную систему прошедшие за день события и разговоры. Он спорил и дискутировал сразу со всеми оппонентами. Но больше всего мешала уснуть мысль о том, что Глухов явно на стороне Ларина, хотя он не из их среды. Бывший космонавт. Ну, не слетал. Ну, не повезло. Но ведь и мы от него не чураемся. Помогли найти свое место. Считаем его за своего. Не помню, чтобы кто-то отказал ему в какой то просьбе. А он… Давно хотел с ним об этом поговорить, да все как то не ко времени было. А сегодня как раз соответствующее настроение. Злой был. Вот и заговорил вечером, в конце занятий . Да так напрямую и спросил.
   -Скажи откровенно, Паша, почему ты за Ларина больше беспокоишься, чем за меня?
   Не ожидал Шеверов, но ответил Глухов сразу и без всякого смущения.
   - Потому что вы стали другим, Виктор Иванович. – Голос Глухова был серьезным и даже грустным.
   - Вот, вот. Уже в который раз говорю тебе о выканьи. А ведь это пример, который подчеркивает твою отчужденность от нашего братств. Почему?
   Долго молчал на этот раз Глухов, и Шеверов не торопил его. Наконец инструктор встал из-за стола, посмотрел прямо в лицо собеседнику и спросил.
   - А существует ли братство, Виктор Иванович? Может быть, оно и был когда начинали летать. А сейчас, - он помолчал, усмехнулся и добавил. – Мы уже не один год с вами тыкаем и выкаем, а вы только обратили внимание.
   - Это ерунда, - возразил Шеверов. – Никакой подлости по отношению к тебе я не допускал
   - Верно. Со мной вы даже разговариваете на эту тему. Но до разговора на эту тему с тем же Лариным не снизойдете…. Вы знаете тех, кто наверху, и ничего не знаете и не хотите знать о «нижних чинах». Нижние чины плохо пахнут. От них можно и заразиться.
   - Похоже, ты уже преуспел в этом. Жаль. Хороший парень был. А твой Парин…
   - Ларин. Именно Ларин, - засмеялся Глухов.
   - Я что-то не так сказал?
   - Беленков никак не мог запомнить фамилии нескольких инженеров. Так и на пенсию ушел. А вы уже и одного запомнить не можете.
   - Да не нужен он мне.
   - Тогда зачем же так волноваться? Делайте хорошо свое дело, и будет полный порядок. А они тоже от вас не отстанут. Хорошо подготовят.В этом я вас гарантирую. И еще.  К вопросу о «ты» или «вы». Если бы я во время не перешел на «вы», вряд ли бы сейчас стоял перед вами. Меня, наверное бы, и в Центре не было.
   - Чушь какая! Вот здесь ты абсолютно неправ! – Шеверов тоже поднялся со стула.
   - Дай то бог. Но не все решаете вы лично. Во вторых. Когда вы только начали подготовку, то готовы были любому коллеге, попавшему в беду, отдать и рубашку и зарплату. А сейчас я в этом сомневаюсь. – Глухов сделал паузу, ожидая реакции Шеверова, и, не дождавшись, спросил. – Сколько вы отдали в помощь Армении после землетрясения?
   - При чем здесь это?! – уже возмутился Шеверов. – Помощь это всегда личное дело каждого. И никто не вправе спрашивать об этом.
   - Ну да, помощь другим тоже стала коммерческой тайной, - засмеялся Глухов. – Раньше вы не возмущались по таким поводам. А люди все равно все знают. Извините, но меня ждут. – Наверное еще минуту он стоял раздумывая, потом медленно вышел из класса.
   Шеверов не остановил его. Продолжать беседу расхотелось. И вот сейчас, ночью, Шеверов вновь мысленно вступил в спор со своим инструктором, которому, похоже, всерьез захотелось урезать часть пирога с космонавтского стола. И похоже, что на этот раз он уверен в своей победе, так как теперь воюет не один. Ведь это же надо! Ему – Шеверову сказать: «Вы космонавты живете как новые капиталисты, новые буржуи. Неужели вы хотите, чтобы народ совершил новую революцию? Хотя у народа вроде и выхода другого нет. Вы ведь добровольно свои привилегии не отдадите. Для вас уже и просто равенство стало унизительным».
   Ну, да бог с ним, с Глуховым. Он богом обиженный. Не повезло ему. Но вот собственный сын! Он, похоже, так себя в разговоре и не раскрыл. Больше молчал. Хотя и старался Шеверов склонить  его к полной откровенности. Почему? От ответа на этот вопрос зависело многое. Хорошо, если все понял и действительно хочет сам во всем разобраться. А если он категорически против, и серьезно не возражал лишь из уважения к отцу?
  Ведь тогда…. Тогда рушились надежды Шеверова еще на один шаг в движении вперед, к лучшему будущему для его семьи. Сын выходит из под контроля. А ему самому остается доживать век в тихости и благости мирного пенсионера. Но ведь он, Шеверов, не хочет этого. Не хочет! И будет бороться! За сына! За семью! За свое будущее!
   Шеверов понимал, что в сложившейся ситуации  надо что то делать. Простым упрямым «нет» или « запрещаю» сейчас ничего не добьешься. Их слишком много на той стороне. И, чтобы не отдать им Костю, надо менять тактику, набирать сторонников. И не торопиться. Время работает на нас. Сколько раз убеждался в этом. А вы горлопаньте, горлопаны, пока голос не сорвете.
    Шеверов медленно ходил по кабинету, куда в конце концов вернулся, бросив остатки недолгого сна. Иногда он останавливался, когда не мог сразу подобрать нужные слова для мысленного ответа собеседнику, несколько раз повторялся в своих суждениях, но не замечал этого. Снова и снова он повторял.
   - Ты что же хочешь, чтобы я по твоей или чьей то воле, даже команде, сразу забыл несколько десятков лет иной жизни? Меня все эти годы перевоспитывали, и видит бог, я сопротивлялся. Но теперь, когда я полностью принял эту жизнь, мне снова говорят: « Вы ошибались. Подвиньтесь». Нет уж. Пусть перековываются другие. А я доживу свой век и так. Да, сейчас можно считать, что я развращен благами и вседозволенностью. Но и ты сам, товарищ Глухов, и Ларин, и многие другие виноваты в том, что  потакали мне, не были жесткими там, где должны были ими быть. Вы все унижались передо мной из уважения, страха или еще черт знает по какой причине. Каждый из вас не поступал как Человек с большой буквы, какими стараетесь быть сейчас, когда все вроде бы разрешено и дозволено.
   Теперь вы хотите, чтобы я сразу же сделался паинькой и относился к вам как к самым достойным представителям своего времени, своего поколения. Но ведь я тоже не хочу унижаться! Не хочу и все тут! Мне абсолютно не хочется повторять ваши ошибки, и я буду бороться за свое право. – Шеверов остановил поток своих мыслей, ища им продолжение, и вдруг выругался вслух. – Я! Я! Я! черт тебя подери!
   Он сел в кресло, невидящим взглядом уставился в стену, снова задумался. Все-таки в чем то они правы. Хочется быть таким как прежде. И тем более видеть сына таким, каким сам был в молодости. Именно в молодости. Но, похоже, вся эта общественность его уже сгубила. Не перед сыном лебезили школьники и учителя, а предо мной. Боялись. Вдруг обижусь. Напакостить мог бы. Это верно. Но ведь я пакостей никогда и никому не делал. Меня никто не трогал, и я никому не мешал. Правда, жена…. Похоже, что она в школе использовала свое влияние на полную катушку. Но ведь она, это все же не я!.... А сын все таки молодец, - Шеверов даже улыбнулся при этой мысли, - В летное училище таки хочет поступать, а не коммерчески-бизнесменную школу, как это модно сейчас. Может быть  я и ошибаюсь, но человек из него вроде получается неплохой. Хотя…, - Шеверов снова почувствовал какую то неуверенность в своих размышлениях. – Институт для него все же был бы предпочтительнее.
   И вновь в силу необъяснимых причин, мысли Шеверова вернулись к последнему разговору с Глуховым, который он сам на свою беду и затеял. Когда Шеверов в очередной раз спросил Глухова о Ларине, тот не задержался с ответом.
   -  Такие как Ларин не запятнали себя в застойный период, хотя и бойцом он не был. Просто работал молча, отлично делал свое дело.
   - Вот и сейчас пусть работает, как положено. Нельзя одновременно и работать и болтать. Что-то обязательно будет плохим.
   - Да не болтает он. Но и не хочет, чтобы его и дальше за человека не считали. Так, небольшой, но необходимый придаток космонавта. Если все оставить без изменений, тогда что такое для него перестройка?
   - Это дело длинное, даже если и увенчается успехом. Не спеешь и благами воспользоваться.
   - Да не о благах он думает! О своем месте в обществе. О детях своих, наконец!
   - Моим и так хватит на безбедное существование. А другие пусть зарабатывают, и на чужой каравай пусть рот не раззевают. Знаешь такую мудрость?
   - Почем же чужой? Работа у нас общая, а цена каждому разная. Не справедливая. По вашему перестройка это кусок сладкого пирога, который надо дать народу, чтобы каждый стал драться хоть за маленький кусочек. А пока они дерутся, вам можно спокойно пожить. Никто не заберет у вас то, что вы успели получить. Но ведь не награды должны определять желание человека лететь в космос, а  само желание  познать неизведанное. У летчиков трудностей и опасностей не меньше, но они такими привилегиями, как  вас, не пользуются. Есть и другие, не менее опасные для жизни, профессии, о которых мы вообще мало что знаем. Однако, вы должны честно признать, что определяющим фактором в принятии решения на космический полет, остаются награды и будущие привилегии, возможная успешная карьера.
    -Какие привилегии? Разве что я теперь могу с большей легкостью попадать в высокие кабинеты. Но ведь и там свою позицию надо доказывать. И Ларин это может делать с таким же успехом. Только ему лень.
   - Его и кабинет никто не пустит. – засмеялся Глухов.
   Ничего не смог тогда ответить инструктору Шеверов, хотя возразить как раз и можно было. Ведь не все космонавты одинаковы. Многие не думали перед полетом о наградах. Но надо признать, что постепенно именно они стали определяющими для большинства.
   А началось все еще с первого отряда космонавтов. Отбор в него проводился по крепости здоровья, а не по уровню интеллекта. И можно только удивляться тому факту, что среди 20-ти отобранных были и по настоящему талантливые люди. Двенадцать человек из отобранных слетали в космос. Девять человек из слетавших живы. И из этих девяти шесть человек уже генералы. Можно с уверенностью сказать, что трое остальных не стали генералами только потому, что сами не захотели добиваться генеральской должности, либо уж слишком некорректным было их поведение после полета. Еще больше космонавтов стали генералами из последующих отборов.
   При рассмотрении этих фактов невольно закрадывается мысль о том, что в этом кроется и одна из причин  того, что тренажерная техника Центра подготовки космонавтов находится в запущенном состоянии. Руководство Центром в лице космонавтов осуществлялось не профессионально, так как они больше думали о должностях, а не о развитии тренажной базы для обеспечения будущих полетов. Сами ведь они уже отлетались.
   Шеверов тяжело вздохнул и подумал о том, Что об этом он все-таки нигде говорить не будет. Не зря ведь ему намекнули, что после удачного полета и ему уже наметили генеральскую должность. Не враг же он, в конце концов, самому себе. Так что надо подождать со своей активностью.
    Наскоро попив чаю, Шеверов собрался уже было уходить, но вновь уселся на табурет возле окошка на кухне, снова задумался. Почему то вспомнилось, как однажды в споре самокритично признал вину космонавтов  в том, что 50% стыковок космонавтов на орбите были неудачными. Согласился, потому что знал факты, а на следующий день руководство официально передало ему кипу вырезок из газет с сообщениями ТАСС, где в каждом случае неудача объяснялась исключительно техническими причинами. Забыли, что в период застоя и пресса наша работала застойно. Обидно конечно, что в результате и по настоящему  профессиональные действия космонавтов  тоже не находили отображения в наших газетах.
   У того же Джанибекова было две аварийных стыковки, и оба раза он отлично справлялся с ситуацией. Малышев в процессе стыковки во-время спрогнозировал отказ прибора, принял верное решение, и осуществил стыковку вручную.
   Да, есть космонавты, которые тоже пытались в аварийной ситуации все же осуществить стыковку. Но недостаток знаний и уверенности, в момент принятия нужного решения, только усугубляли их положение. Последующие решения Центра управления полетом в таких случаях всегда были однозначными – срочное возвращение.
   Не выполнил стыковку на орбите будущий генерал Береговой. У Шаталова во втором полете до процесса стыковки дело вообще не дошло. А в третьем полете Шаталов с таким усердием осуществил стыковку, что согнул стыковочную штангу. Пришлось срочно расстыковываться, да и то эта операция получилась не с первого раза. Но кто знает эти и другие детали многих полетов?  Однако, космонавтов награждали, лелеяли. Разве что при явных ошибках вместо Героя Советского Союза иногда  награждали орденом Ленина. Ведь если признать неудачу, то надо было кого то, может быть на самом верху, серьезно наказывать.
   Все от нас кормились, а теперь отошли и ждут, что и мы сами начнем драку за власть. Только вряд ли дождутся. Мы соваться вперед не будем. Выждем. Сначала посмотрим, кто окажется наверху. Космонавтика это работа на будущее, и без нас, профессионалов, никому из власть имущих не обойтись.
   Эта последняя мысль неожиданно придала ходу рассуждений Шеверова новое направление. Он зашел в кабинет, постоял возле полки с книгами, и, наконец, решившись, взял в руки свои мемуары о первом полете в космос, мысленно проследил за своей рукой, которая могла бы сделать надпись « Ларину на долгую память и с благодарностью за отличную подготовку к этому полету».
   - Интересно, - подумалось ему. – Сколько их там, за стенами работает? Ведь по сути, ни с кем  из них я не знаком. А народу дай только повод.
   Шеверов еще раз прочел аннотацию к книге, в которой расхваливалась метода построения материала, его новизна и глубина анализа выполненных космонавтом работ на орбите и усмехнулся. «Пробить» книгу оказалось рудно. Но все же вот она издана. Он аккуратно полистал книгу, долго вглядывался в свою фотографию на титульном листе, затем медленно вынул из кармана авторучку и вновь задумался.
   -Что ж, тебе все-таки написать мой неожиданный спаситель? На добрую память…. Не годится…. Спасителю от безмерно благодарного спасенного?.... Ерунда какая. У меня таких спасителей тысячи. На фирмах, в Центре управления полетом, здесь. И каждый что-то делал, что-то устранял, в чем-то помогал. А мне теперь всех их искать и поименно благодарить?.... С другой стороны. Это дань уважения коллеге в своем коллективе. Вот и пусть сами ищут способ его отметить. А в принципе все мои поездки и встречи это и есть, самая что ни на есть, раздача долгов. И порой нелегкая раздача. Правда, может быть, она не всегда по адресу. Но ведь не я эти адреса определяю….. Ну, ладно. Хватит! – Оборвал вдруг Шеверов свои рассуждения. – А то так нафилософствуюсь, что действительно начну признавать себя должником, а то и банкротом. Я родителей и профессию космонавта не выбирал. Они сами меня нашли. Да и не мальчик я бегать извиняться после каждой ошибки! Перетерпит. А повод поощрить его найдется.
   Шеверов аккуратно поставил книгу н место, медленно повернулся и тяжело, как будто нес на плечах непосильный груз, вышел из квартиры, и стал спускаться по лестнице, почти автоматически переставляя ноги и выбирая путь.
   На душе было муторно, как после перепоя. В желудке побаливало. Заныло в груди.
   Но! Решение Шеверова было твердым! Менять его именно Сегодня он не собирался.
   Когда ни - будь. Может быть. Возможно, даже завтра. Возможно…. Он сам попросит автограф у своего инструктора или у того же Ларина. И все же…. Все же, это будет завтра! Завтра, но ни в коем случае не сегодня.

                ЛЕСНИКОВ  ВАСИЛИЙ  СЕРГЕЕВИЧ.