Луна для фантазёра

1
               
        Всё начиналось с предчувствия любви.
        В этой истории люди пытались что-то признать, а не сказать, и для этого им пришлось построить реальный корабль на Луну.
        Прогуливаясь, астронавты  покинули здание МИКа.  Противоинфекционная служба объявляла по радио об их проходе, дабы никто из персонала космодрома не попадался на пути. Они вышли под небо, в ночь – звёзды засыпали все тропинки в небесах. Подошвами ног своих, нежно и трепетно, люди ощупывали в последний раз планету.
        Они  сделали первый шаг – ласковое безмолвие объяло их. В тот звёздный час им послышались звуки – они призвали их. Два голоса, мужской и женский, поющих в унисон.
        Люди уже поднимали знамёна, уже возносили своих героев и богов.
        И пришёл предвозвещённый день. О, как они красиво прошли! По светлому коридору, в сопровождении техников и врачей, одетые в тяжёлые  скафандры. А командиром у них был полковник Дейвид Скотт, в третий раз уходивший в космический прорыв.
        Лифтом астронавтов подняли к верхней площадке на 100 метровой высоте, провели к «чистой» камере и здесь они увидали открытый люк командного отсека. Люди в белом стояли возле посадочного люка, ждали их. Приглушённо, потусторонне звучали слова этих последних из людей.
        Астронавты лежали и молчали, а в наушниках слышался голос отсекаемого мира. А пришли они издалека – из пустынь и из времён. Им оставалось сделать только – самый пленительный и плотоядный из человеческих шагов.
        Мальчик, дрожа от нетерпения, уже нащупал ногой свою тропу. Он вошёл в лёгкость необыкновенную, но и сковывающую, как во сне, скафандром все попытки тела. На этой тропе (он всё более наслаждался сновидением) наступило время прежде немыслимых пропорций. Странно казалось, что он шёл по этой тропе ввысь, однако всё проистекало в соответствии с природой.
        Астронавты лежали закрытые, загерметизированные, вне мира, вне людей – люди уже спустились вниз от них и не касались больше их.
        Только смерти не хватало им!
        Теперь они зависели от воли их «Сатурна», а значит стали частицей звёздного гиганта. Чувствуя подрагивание ракеты, они невольно заигрывали с ней. У них было много чего: их кораблик, сложенный хрупким цветком в гигантском теле, их великолепное умение летать, их жёны и дети, стоящие внизу. А как невознёсшиеся, они всё ещё были подвержены смерти, боли и любви.
        Наконец они извергли огонь и оторвались от планеты. И снова пришли к ним два голоса, поющих в унисон. Они начинали осторожно, эти голоса (видели перед собой астронавты), как бы в притихшем зале, зная, как это тяжело отрываться от Земли.
        Уходящие, они оставались по-человечески теплы.
        О, как он боялся неправдоподобий в этот миг! Нарушить любые жест и слово, стартующих к Луне. Он видел, как впереди его, увлекая ракету, бежала давно желанная девчонка. Она бежала и танцевала на ходу, давным-давно, явившись из прошлого, не объясняющего ничего.
        Ракета-тело, слегка раскачиваясь и отбрасывая ступени, преображалось в иное существо. А мальчишка, несмотря на нараставшую скорость, никак не мог нагнать свою девчонку впереди.
        Когда они вышли, то оказалось, древней пылью были покрыты их одежды. Каждый их жест, улыбка и торжествующие гимны в вышине пришли от пославших их людей.

        Теперь у мальчика был свой кораблик (он называл его просто «Друг»), с которым мог постигать законы заёзд. Но обуздать мироздание, не выйти ли это за себя?
        Из этого удалявщегося корабля он видел Вселенную, которую по холоду, чёрному цвету фона, недостижимо далёким звёздам определил, как скрыто враждебную к себе. Из этой же части Мира он видел Землю. Синева – беззащитная, напоминающая ему себя, своё лицо.
        Он был человек искусный, и в гениальные мгновения своей игры, уподоблялся бессмертным выходам богов.
        Слишком иррационален был по своей природе человек. Парадоксы, бессмыслие и кровь – суть истории его. Эта история не возносила его на духовно-разумный идеал. Но именно в этой истории, именно через немыслимую иррациональность, люди построили свой первый корабль на Луну.
        Уходя всё далее, всё выше, он обнажался всё более, превращаясь в человека необычайного, без веса. В произношении это был уже звёздный человек. Он проходил по тропе, на которой мечтал отрешённо и взращивал свои мысли. Соприкасаясь с блаженно-малой тяжестью, он увидал свои, едва весомые шаги. К нему приближались тела абсолютно невидимые, абсолютно нетронутые, абсолютно невообразимые никем. Это были тайны призраков его!
        Весь мир он сводил в один объём – в самом себе – и превращал его в волшебную феерию. Наконец-то мальчик царствовал, наконец-то буйствовал беспредельно – никто не посмел ему мешать.
        Когда «Аполло-15» пошёл в свободном лёте над Луной, он увидел множество кратеров внизу. «Поверхность, лишённая цветов, – подыскивал он слова. – Поверхность голая и испещрённая следами. Никто после Творения не смел коснуться этой поверхности рукой».
        Отсюда астронавты увидали измельчённую, истаявшую Землю. Она была ещё призрачней Луны.
        Мир, предопределённый лишь для них. Что-то уже прояснялось впереди. «В каменных глыбах, – сказали астронавты, – вырисовывался образ Бога». Всевышний был, Всевышний должен был быть, куда они пришли.
        Мальчик начал играть в свои безумно-пленительные игры: на протянутой ладони его распускал лепестки Цветок. Оживал, мигал огнями, принимал в себя людей. Мальчишка выпускал его – и тот, расправив огненные крылья, шёл на посадку, на Луну.
        Он выходил на приключения невиданные и долгожданные: как отсекали огонь – и падали и сминались, замирали. Как высунулся из верхнего люка Скотт и снимал вершины, обточенные метеоритными дождями. Как первый раз коснулся ногой поверхности, словно переступив запретную черту. Как оба тонули в толстом слое пыли. Как нашли два странных зелёных камня, на Земле вдруг обретших невзрачный серый цвет. Как в кратере Спур подняли древнейший, белого цвета образец. Как в первом же выходе начались утечки в скафандрах. Как мчались, подпрыгивая и летя на «Ровере», как падали на скользких склонах Апеннин. Как вышли к разлому 300 метровой глубины – мрачное было дно у того разлома и завалено скатившимися валунами. Как ждали спокойно, почти божественно – заставили себя ждать! – старта с Луны, а затем стыковки с «Эндивером» - и от того и от другого зависела их жизнь. Как вышел из корабля Уорден, как карабкался по двигательному отсеку, а пуповина кислородного шланга тянулась вслед за ним. Как вошли Головой, кабиной, в стратосферу. Как не раскрылся один из трёх парашютных куполов – и все созерцавшие и спасавшие замерли в ужасе, тоске. И как ударились об воду – а были они уже не полубоги, а маленькие человеческие существа. Как бросились к ним все вертолёты и их открыли… они были живы: смеялись, кричали, любили всех земных!
        В тот же миг, в истории маленького фантазёра, они шли по застывшей, сжавшейся планете. Это бала Первозданная Природа, изначальный замысел её. Когда-то из пыли, слипшейся пыли всё произошло.
        Среди перепаханных полей Луны прыгали в белых скафандрах двое – и это была истинно чистая картина! Там же – он продолжал своё движение вперёд – к нему явилось откровение: очень хрупок был человек в кораблике своём и высадился в полу призрачную колыбель. Мир был суперогромен и упруг, а человек в нём непоследователен и пуглив. Вымечтал, выстроил человек кораблик из металла, пластика, стекла, материалов явно не звёздных – пробиваемых, сгораемых и хрупких – и на каких-то обходных траекториях добрался до Луны. А пришёл, и ни единого окрика, ни единого восклицания со звёзд, то, что в тайне ожидал, не услыхал.
        Как Человек, во Вселенной он никакого права силы не имел. Звёздный мир вокруг был в несопоставимой с человеком колоссальности. И чтобы не унизить, утвердить себя, человеку надо было на скорости, громадной скорости пройти по этой бездне.
        Что же касается любви, то что ему было истинно звёздному, до этой субстанции, придуманной людьми!
        Его преследовали болезни – он бежал с отвращением от них. И чем дальше бы он удалялся от Земли (он знал), тем чище, безболезненней становилось его тело. Теперь он мог убежать и от смерти, опять-таки оставив её позади тела своего.
       
        А она вышла совсем не там, где он её искал. Случайность, сошедшая со звёзд. Вытянув руку вперёд, она будто выискивала его. Они
 соприкоснулись, и он передал ей свою дрожь. Оказалось, и она уязвима для ошибок, болезней и смертей. Когда она, после вывода «Аполло», обернулась к нему светлым образом из черноты, он, как и всем явлениям до сих пор, не верил ей, боялся её и неприял. Но она без боязни высветила ему своё лицо. Она вышла к нему именно лицом, и свет должно быть не случайно обежал его за несколько мгновений. И это хватило, чтобы ему онеметь и замереть.
        В густой тьме выявился образ белого лица – и заговорил. Она отделяла слова от себя, она посылала их от плоти. А улыбка её шла через губы, глаза, щёки, нос – от той же плоти. Он  предчувствовал, любовь его будет совсем не от людей, он другое слово изберёт.
       Именно прозревая, он явил перед собой этот образ: на чёрном холсте что-то выстраивалось из белых сегментов. Он не сознавал ещё, насколько это хрупко и болезненно неприкосновенно. Обладая дикой силой, очень хотелось на смятение, на трепет почувствовать под пальцами её лицо.
       А когда они лежали, защищённые покрывалом, соприкасаясь самыми неожиданными точками двух тел, то всё ещё боялись слов, рассказов, сверхисторий. Они ещё не стали одна плоть, лежали  полу обнявшись, и во Вселенной это была восхитительнейшая из поз.
       И вначале, когда они едва соприкоснулись кожей губ, кто-то шепнул ему издалека: «Так ты нашёл её? Или она пришла к тебе? И содрогнулись ли над вами небеса?»
       Но он боялся и не слышал, не хотел слышать ничего. Он боялся возникших откуда-то неточных слов, он боялся за неё, как и за себя. Он не желал ни сливаться с этой сутью, ни этим духом обладать. Всё это были опять слова, слова… В первооснове мир оставался очень прост: человек был одинок, свободен, беззащитен и выразил себя некой силой… для которой уже подыскивал слова.

       И он сойдёт с небес. «Очень сильное напряжение владело этим телом, может, поэтому ему придётся умереть». А придёт – и богоподобен и боголюбив. Но без светлого венца сойдёт, ведь он придёт назад. И будет воображать по-прежнему, как человек. Так, в самом конце пути, в свой вариант, умрёт. Ляжет в гробу один, и ни слева, ни справа не будет никого. Бездность, безудержность, безмерность – всё будет вне гроба для него. Его оденут в холодные чёрные одежды, и это станет его мрак. Очень обезображен, обманут будет человек. Рассмеётся и лопнет наискось его лицо.
      Он попытается вспомнить нечто присущее ему: свой белоснежный, для выхода скафандр. Как был он человеком защищённым, меж светом и ранимым, раненным лицом.
       Как всегда, очень красивыми он постарается сохранить свои одежды.
       Люди искусством создадут в себе людей. Но для прежнего мира им надо будет исчезнуть навсегда, иными словами умереть.
       Вот их новая раса со звёздной идеей красоты: белое, без изъянов тело, гладкое, золотое лико. Фотокамера, смотрящая с груди. Великолепный ранец выходит из-за плеч. Человек плавно скачет по первозданной планете, равно плывёт, летит, витает – на ракете, на луноходе, на белых куполах.
       Есть приключения невыдуманные, есть замыслы божественные – и всё-то у людей. Приняла их Вселенная, но по законам истинно своим. Пришёл человек и сказал, но природой были замыслены его искусство и шаги.
       Вышел в маске золотой Игрок и разыгрывал мальчика, сбежавшего с Земли.

        2

        «А всё-то ниточками сверхдальними управлял я, пропавший мальчик, с лопающимся сердцем, на Тропе.
        И пришли они в тайне, два голоса, мужской и женский, поющих о любви:
        – Ты звал нас, ты очень громко звал – так что все звёзды узнали про тебя.
        – Есть имена полубогов, которые я хотел бы вознести,- ответил я поющим.
         Из музыки тёмной, тихой, выстроился гениально выполненный кадр: в мой тайный замысел врывался  долгожданный корабль на Луну.
         – Из всех шести я выбрал самую дерзкую экспедицию к Луне. – Так и послал из своих уст, так и забросил вас рукой. 
         И они уходили всё далее, к богам, невольно оглядываясь по сторонам. Они и ужасались и надеялись обнаружить присутствие богов. То, что было всегда, за недоступной для людей чертой. И вот эту черту они преодолели только что, сейчас.
         Абсолютно прозрачен оказался этот путь, никто не препятствовал им, хоть и прошли они очень далеко. Ничто не нарушало их счастливого лёта, никто во Вселенной им не угрожал.
        Пролетая, и созерцая вне Земли, вслед за душой я увёл и нелетающее тело. О, эти состояния души и тела! Разумный я человек, неразумный, а всё исходило от моих же слов. Эндивер, Фалкон  и  Хедли – разве эти слова я не назвал своими? Вышагивая и вышагивая по Тропе, я мучительно пытался выявить истину из этих слов.
        Когда «Аполло-15» вышел на лунную орбиту, то вершины гор казались так близко от него, что мои ноги инстинктивно поджимались. А я всё ждал главной тайны – обрисую ли её когда-то? Два тела в скафандрах, с невидимыми под светофильтрами лицами, были справа и слева от меня. На мои запросы из-под забралов никто не отвечал. Как одиночник, я совершенно не придал значения двум этим фигурам. Их действия, поначалу синхронные с моими, уходили всё более вперёд. Вдруг меня осенило: не я, а они вели меня!
         Когда мы высадились на Луне,- всё как положено: один из них пошёл со мной, другой остался на орбите,- то, ради чего я шёл, было где-то здесь, недалеко.
         Всё так же держал я на призрачной ниточке «Аполло». Глядя в иллюминаторы стоящего на Луне «Фалкона», астронавты отметили спокойствие окружавших их долин. Теперь, став полубогами, то есть достигнув мира недостижимого, абстрактного, то есть став существами высшими во всех смыслах, они разверзли тайны смерти, а значит дали маленькую надежду смертным под собой. Сейчас они обладали правом судить, любить, казнить по оценке, названной ими самими «звёздной».
        Вместе со спутником своим я вышел в лунный мир. Мы экспонировали приборы, собирали документированные образцы, уходя всё далее от нашего Цветка, «Фалкона». Между тем, мой спутник со спрятанным лицом настойчиво увлекал меня куда-то за собой. Развернув четырёхколёсный Скиталец, и войдя в бродячий образ лунохода, мы быстро устремились на запад. Нас неимоверно трясло на камнях, нас засыпало пылью, наши ноги немели от утренней стужи на Луне, а я всё ожидал, что из жизни этой, из штрихов её невзрачных, выйдет непостижимая картина.
        Мы остановились. Слева взмывал ввысь таинственный хребет. А мой спутник показывал без слов вперёд.
        Мы вышли из лунохода, поскакав по поверхности Луны, и вдруг глубокий разлом разверзся перед нами. Поражённый, я, однако, фиксировал детали: склоны разлома были из многочисленных слоёв, свет и тени, падающие на дно, рисовали картину вне реалий.
        И прямо на глазах моих, где-то в глубинах этого разлома, вспыхнул свет. Такой яркий свет, что всё небо и весь ландшафт вокруг меня поблёк. Но я совершенно не был ослеплён. «Так вот она, Тайна Тайн!» – промелькнуло у меня. А в льющемся, как сияние, свете, прозвучал ко мне ласковый призыв:
        – Не смущайся, малыш, наступил час откровений, всё преходящее осталось под тобой.
        – Кто ты? Ты сможешь показаться мне? – спросил я, уже предчувствуя блаженство.
        – Ты боишься долгожданного слова – но не за ним ли ты пришёл?
        – Я всего лишь маленький мальчик, который очень одинок, – с облегчением, с выдохом я произнёс.
        Засмеялся с любовью из-за света глас:
        – Тебе только стоит захотеть – и получить, – послал он давно желанные слова.
        И с этим лопнул скафандр спутника моего, и вышла оттуда девушка, давно желанная, давно идущая ко мне. Всё чётче из тумана волшебного проступало её удивлённое лицо.
        Да, она улыбалась мне. Да, она знала, что любима и обожествлена. Но тут я увидел в ней то, что ранее было под запретом для меня: давно, ещё века назад, вот так же она смотрела на царей, либо выходила сюда, на просторы Мира  и принимала поклонения богов.
        Подняв лицо своё, я, ослеплённый, увидел последнее знаменье: раскинув руки, второй мой спутник в скафандре, улетал от основного корабля и от меня всё дальше ввысь