Иллюзия. ru. Часть II. Глава I

                Часть II
                Иллюзия жизни.

                Глава 1
      - Ванесса Хауэр – странное имечко, хотя для певички, возможно, и обычное…
 Старший менеджер ресторана «Лагуна», как рядовой посетитель смотрел на выступление из зала. Клиенты ресторана, кроме завсегдатаев, конечно, его не знали, поэтому в разговорах не стеснялись, предположения относительно певички строили всякие, Кромм не мешал. В зал он вышел, в общем-то,  с разъединственной целью – оценить популярность новой дивы. Свалилась эта самая Ванесса ему  как снег на голову, предложилась сама, самовыдвиженка, мать ее.

      В ресторане певички не держались, Кромм последние два года и не держал – ушла, да ушла, вокал в иерархии своих музыкальных предпочтений он ставил на ступеньку ниже всех остальных жанров. Его гордостью был оркестр. Сам он в недавнем прошлом саксофонист этого же оркестра, перешедший на административную работу по настоятельному совету хозяина.

      Надо отдать должное, Вадим Кромм дважды отказывался от предложений, но когда хозяин привел веские контраргументы, сдался. В самом деле, в последние несколько лет заработки стали не те, нужно было менять стиль, да и омолодить оркестр не мешало бы.

      Скучающий взгляд Кромма выхватил из сутолоки и шума сценку – подвыпивший морячок пробирается  к сцене, то ли для того, чтобы заказать песню, то ли желает пригласить певицу на танец.

     Такие сценки можно было наблюдать ежевечерне. Вадима всегда забавляла роль стороннего наблюдателя-психолога. Нет, он диагностировал не поведение Ванессы, а реакцию клиентов, с особенностями тактики своей дивы он познакомился в первый же вечер, испытал, что называется на собственной шкуре.  А теперь он всматривался в лица мужчин, возжелавших, как и он, в первый вечер знакомства,  попробовать «комиссарова тела». Так вроде в «Оптимистической трагедии» сформулировано?

      Вот он, милок, идет между столиками, а море штормит, но моряк мужественно преодолевает качку, вот он уже у сцены. Глаза его, полные заморского виски, не видят на сцене человека, они видят блестящую синюю ткань, обтягивающую фигуру, глубокий вырез платья, две сиськи, лакомо выпирающие в этот разрез.

      Его рука нашаривает в кармане пятихатку и тянется к этому вырезу с тем, чтобы  пятерня, запихивающая деньги, точно легла на два тугих шарика грудей. Это он, клиент,  так представляет грядущие события.

       В действительности все произойдет несколько по-другому, так, как происходило уже десятки раз за прошедшую неделю: Ванесса наклонится и очень сдержанно спросит, что нужно спеть, возьмет деньги  из его рук и небрежно бросит в коробку, стоящую в ногах ударника. И моряк покорно уйдет за свой столик, как вариант – выслушает песню, стоя рядом  или присев на край сцены.

       Позже он будет утверждать, что женщина пела только для него, что другие не в счет, только потому, что ее непроницаемо-темные глаза, казалось, смотрели прямо в душу, устанавливая некий виртуальный контакт, связь, длящуюся несколько минут и немыслимым образом меняющий нечто в душе слушателя.

        К тому же Ванесса с клиентами не танцует, даже если те заплатят весьма солидную сумму. Однажды Кромм слышал, как она, отказывая мужчине в танце, доверительно сообщив ему, что у нее нога деревянная и ей трудно танцевать. Клиент понимающе кивнул и с сожалением ушел догуливать свой день рождения, Кромм про себя усмехнулся – он видел Ванессу на пляже, с ногами у нее все в порядке.

     С ногами у нее все в порядке, ноги как ноги, вполне пропорциональные и не волосатые, как, например, у него самого. С этим у Ванессы проблем нет, вот с деньгами у бабенки явные проблемы. Он не совсем понял из ее немногословных объяснений: то ли деньги  украли в поезде, то ли потеряли при пересадке, но приехали в Севастополь мама с дочкой практически без копейки.

      Заработки у певиц были большие. Традиционно, хозяин не контролировал деньги оркестрантов, видел в хорошей музыке плюс для себя. Пришел человек в ресторан музыку послушать, заодно и заказ хороший сделает.

      В июне свободных мест не бывает, даже кафе на открытой веранде не пустует. Конечно, Вадим связывает это не только с новой певицей: в этом году сезон вообще удачный, погода  хорошая, в меру жаркая, хотя и дожди – не редкость.

      Кромм перевел взгляд на заоконье. Левый угол витражного стекла затянут серой пленкой облаков – будет дождь – нудный и долгий, а Вадим любил грозу – короткую и бурную. Возможно, это было его внутреннее предпочтение, вполне вероятно, было и химическое объяснение этого внутреннего предпочтения: большой выброс озона при грозе возбуждал Кромма, активизировал его мозг, обновлял чувственность его артистической натуры. Эту самую чувственность господин Кромм пытался держать в узде.
       Вот и сейчас он перевел взгляд на поющую женщину.
- Ничего особенного, - сказал он сам себе.
-
       В ней, действительно, не было ничего особенного. Брюнетка со  темно-карими глазами и матовой незагорелой кожей, не очень высокая, максимум метр семьдесят. На вид ей лет тридцать пять – сорок, определить возраст всегда трудно, тем более у женщин, единственная цель жизни которых – хорошо выглядеть.
      Ванесса выглядела хорошо, это подтверждали и букеты, котор
ые оставались после выступлений, и ее руки, вылизанные до блеска губами пьяных клиентов. А в ответ им - только дежурная улыбка и холодный взгляд  непрозрачных карих  глаз.

       Вадим Кромм был неплохой психолог, возможно, практическая психиатрия или психология, выбери он эту сферу деятельности,  потеряла в его лице потенциальную знаменитость мирового масштаба. Он без особого напряга охарактеризовал улыбку Ванессы, как дежурную,  «голливудскую».

      «Восток – дело тонкое», - произнес незабвенный товарищ Сухов. Физиономистика, поверьте на слово, нисколько не проще. Практический психолог, дремавший в Вадиме, задетый за живое загадочным поведением певицы, не хотел мириться с фиаско. За две  недели ее работы он только и наскреб тот факт, что у женщины всего два концертных платья. То, что она не дилетант, что она профессиональная певица, ему в первый же вечер сказал хозяин Альберт Арутюнян, именно он принял женщину;  складывалось впечатление, что она пришла по чьей-то рекомендации.

      Вадим  Георгиевич сначала рассердился на хозяина за такой демарш: принимать людей для выступлений – это его должностные обязанности; не понравилось ему и то, что хозяин не показал ему документов певицы и непривычно раздраженным тоном велел женщину ни о чем не расспрашивать.

     Хозяин - сама любезность - редко бывал не в настроении, и сначала Кромм отнес резкую фразу в свой адрес, прокручивая в голове все свои тайные промахи, не найдя ничего, что могло разозлить Альберта, он немного успокоился, но почувствовал к новенькой некоторую недоброжелательность.

         Несколько дней Вадим игнорировал диву, но фокус не удался – она сама   игнорировала его, как впрочем, и всех остальных мужчин.

        По большому счету, певица она была странная - по сцене почти не ходила, стояла как истукан на одном месте, так или примерно так ведут себя на сцене слепые, решил про себя Кромм. И эта искусственная улыбка, живущая на ее лице сама по себе – одинаковая для всех.

        Кромма эта улыбка раздражала, другие, по всей видимости, не видели в этом ничего противоестественного. А он придумал целую игру: он, как режиссер-постановщик, расставляя психологические акценты, предвидел моменты, где диве уместно улыбнуться и командовал: «А теперь улыбку, мадам! И – раз, и – два!»

        Это был его внутренний монолог, но, как по мановению волшебной палочки, на счет «раз»  губы Ванессы вздрагивали в уголках, на счет «два» - растягивались в широкой «голливудской» улыбке, обнажая два ряда изумительной работы зубов.

       Скажем так: Вадим Кромм был неплохим музыкантом, но профессионалом он не был, и ему было невдомек, что в консерваториях есть ряд дисциплин, где обучают артистов не только технике вокала, но и технике поведения на сцене. Именно эта техника диктует стиль поведения, манеру  исполнения того или иного произведения, наличие или отсутствие жестикуляции и атрибутики.

      Оставляя в стороне тонкости психологии, Вадим Георгиевич был не против поближе познакомиться с дамой, пусть бы только и бокал шампанского для начала, или просто душевный разговор после закрытия ресторана, пусть хотя бы раз она приняла предложение подвести ее до дома. Ну, хоть что-нибудь из этого мизерного набора, хоть самую малость, чтобы увидеть рядом с собой живую искреннюю женщину, а не «видеоряд» на экране монитора.

       Очередной клиент подходит с просьбой, Ванесса принимает заказ, растягивая губы в резиновой улыбке, и накидывает на себя павлово-пасадскую шаль. Сегодня она в черном открытом платье и бордовая шаль как нельзя кстати. Кромм с волнением наблюдает, как женщина совещается с оркестрантами, как заплетает волосы в косу, видимо, заказали нечто необычное, пианист берет гитару и становится рядом с дивой. Через несколько минут пошел отсчет.

      Вадим Георгиевич от волнения привстал со стула. По вступлению понял, что собираются петь, сообразил, что оркестру не хватает  рук. Через мгновение клавишник сел за фоно, а Кромм  взял на себя партию басовой гитары.

         Ванесса выдохнула: « Мо – сква  зла -то-гла-вая….».
       Ее голос заполнил все уголки большого зала, скатился по ступенькам широкой лестницы, доплыл до бара – оттуда подтянулись люди. Он, голос, не просто звучал, он жил,  переливался в бордово - синем мареве табачного дыма, его хотелось вдохнуть, поддержать, подхватить. Кромм на секунду пришел в себя, оглядел зал, чтобы проверить, не заметил ли кто из окружающих его телячьего восторга, но людям было не до него, почти все смотрели на Ванессу,  многие из стоявших подпевали.

       Аплодировали стоя. Недоволен был только Кромм – прозвучал последний аккорд, и Ванесса мгновенно вышла из образа, а он на миг подумал, что наконец-то увидел улитку, покинувшую свой панцирь. Уже через несколько минут он осознал, что эта разухабистая певичка их Москвы Белокаменной и не может быть сущностью Ванессы – Снежной Королевы.

      Сегодняшний вечер не предвещал, казалось, больше  ничего особенного, Вадиму стало скучно, не просто скучно, а тоскливо. Понять это состояние могут только артистические натуры. Люди ординарные станут пучить глазки: как может быть скучно среди ресторанного бедлама?
         Ну, вот и певичка затянула:
                А в ресторане, а в ресторане,
                А там гитары, а там цыгане,
                И что душа захочет – выбирай!
                И именно здесь начинается рай!
        «Чего надрываешься? – ерничал про себя Кромм. - Все равно Лариса Долина поет лучше! В тебе нет ее живого, … нет, авантюрного начала!»

     Вадим усмехнулся, уж больно заковыристая и напыщенная получилась фраза.
     Фраза, фраза, да что с нее возьмешь, с фразы-то? Где та жизнь: кипучая, могучая, интересная, искрометная? Где интриги, игры, головокружительные адюльтеры? Неужели, все прошло?