Война на Тихвинской

    Когда в приемник привезли бабушку с множественными ушибленными ранами, никакого особого интереса это не вызвало, потому что вызов был, в общем-то, стандартный – таких много. Но, когда на этот же адрес через полчаса поступил вызов с интригующим поводом «огнестрельное ранение» - я, конечно, поехал туда сам.
   «Огнестрельное ранение» оказалось всего лишь царапинами от дроби на груди у милиционера, но зато обстановка заинтриговала. Обычный частный дом был окружен милицией так плотно и всерьез, как будто там засел не больше не меньше, а сам Бен Ладен…
  - Кого завоевываем? – спросил я у служителей порядка.
 - Да, пацан какой-то, раньше у стариков в этом доме на квартире жил, а теперь вот заявился денег занять, а когда те отказали – бабку побил, а сам стибрил ружье, что у деда хранилось, и засел на чердаке…
  - Занятно… - протянул я задумчиво – это значит, что когда наша бригада бабушку забирала – он с чердака наблюдал?
 - А может даже прицеливался, чего у него там на уме – кто ж знает! – милиционер эмоционально покрутил пальцем у виска.
А  между тем с чердака прозвучал еще один выстрел и на дороге заплясали в пыли фонтанчики из пыли. Фельдшер взвизгнула и потащила меня за рукав  -
 - Доктор, давайте отъедим подальше, там вон на другой улице постоим – понадобимся – позовут!
Ответить я не успел, потому что появился еще один раненый, и нам пришлось делать перевязку дробовых ранений и инъекции. Поскольку пострадавший оказался нетяжелым – мы решили отправить его в больницу на милицейском УАЗике, а самим остаться и ждать развязки. Развязка наступила быстро, потому что после очередного выстрела уговаривать парня никто особенно не стал и злополучный чердак подвергся шквальному огню из автоматов. Такое приходилось видеть только в боевиках. Стоял неимоверный грохот от выстрелов, от ломающегося под выстрелами шифера…
  Несколько минут обстрела показались очень долгими, но и они прошли, и наступила тишина, только в соседнем доме залаяла собака, видимо с чем-то несогласная, а может просто впервые увидевшая на своей тихой улочке такое скопление народа и техники.
  «Террориста» несколько раз окрикнули, но чердак молчал и тогда плотного телосложения майор вскарабкался по лестнице на поленицу, с неё перебрался на крышу сеней и уже оттуда опасливо  заглянул в дверь чердака. Прислушался и вошел. Все замерли и облегчено вздохнули, когда он выглянул наружу и крикнул:
 - Эй, медицина, давай сюда – констатировать надо.
Я пробрался на чердак тем же маршрутом: лестница – поленица – крыша – дверь.
На чердаке было еще дымно и пахло порохом или чем-то еще, как должно, наверное, пахнуть поле боя. Кругом в крыше зияли дырки от пуль, валялись обломки шифера, щепки, штукатурка от печной трубы. А за трубой лежал, раскинув руки, молодой парнишка, лет 17 на вид, практически без головы. Его голова в виде мелких фрагментов лежала тут же, рядом лежало дедушкино ружье, из которого он и выстрелил себе в лоб. Все соответствовало законам жанра – что б сделать этот последний выстрел – он разулся и на спусковой крючок нажал пальцем ноги. Заряд дроби снес все, что было выше бровей, поэтому лицо у мальчишки было, а головы не было.
  - Ну, доктор, констатируй смерть – сказал майор и вытер рукавом пот со лба.
 -  А в кого же вы столько пуль всадили? Испортили вон старикам всю крышу, а он взял и сам застрелился. Вот такая война!   

    Нас следующий день, навещая в хирургии знакомого, которого только что прооперировали, я зашел и к бабушке в соседнюю палату
  - Как чувствуете себя?
  - Да худо мне что-то, сынок… голова сильно болит и дышать тяжело – доктора то говорят ребра у меня сломаны.
Старушка задумалась, а потом сказала:
 - А он-то хороший мальчик и в училище на одни пятерки учился и воду нам со стариком носил и дрова колол…. И чего он так на меня осердился…. Ну ты уж передай там милиционерам, что жаловаться я не стану – пусть уж не забижают его… Бог ему судья….