8. В плену сомнений

Маргарите не нравилось её состояние. Имя ему было – сомнение. Но она решила быть честной и поговорила с доном Аугусто начистоту. Он, как обычно помолчал и начал в своей неспешной манере:

- Мне тут недавно сказали, что ты – это я в миниатюре. Разумеется, если бы я был женщиной. Но характер ещё ладно, вот совпадение сценариев – занятная штука. У меня просто был аналогичный случай. Слышала про Хосе Тоа?

- Ещё бы, - воскликнула Марго. – Министр обороны при Альенде, ортодоксальный марксист.

- Ну вот, его тоже тогда арестовали. А жена приходила за него просить, - объяснил генерал. – Её, кстати, тоже звали Виктория – хотя все мы её называли по-свойски, Мой, Мой де Тоа.

Марго немножко царапнуло это «все мы» - хоть она и знала, что Пиночеты и Тоа дружили семьями – пока не дошло до точки кипения и не грянуло восстание.

- А что я мог тогда сделать? Это потом уже у нас в хунте выяснения отношений пошли. У кого какие полномочия и кто, грубо говоря, сверху.

Марго улыбнулась: результат борьбы был известен.

- А тогда у нас и разведка работала кто в лес кто по дрова, - продолжал генерал. - Лётчики себе, флот себе... Ох уж эти лётчики-налётчики, сначала этот Ли заявляет, мол, вырежем марксистскую опухоль, а потом, вишь, в демократа перекинулся, «пару лет и власть гражданским» - ага! – не выдержал Пиночет.

- А сейчас он как? Тихо сидит? – полюбопытствовала Марго.

- Тихо, - проворчал генерал. – Командует своими соколами и счастлив. Маттеи вместо него. Будет вместо, - поправился он. - Пока у нас никаких органов, просто армия. О послевоенном устройстве мы, конечно, думаем, но войну надо не только выиграть, её надо в принципе начать.

- Когда? – веско спросила Марго после двухсекундной паузы.

- Скоро, - ответил Пиночет. – Поэтому у нас сегодня и сборище намечается. Ну, по поводу этого, устройства.

- В «Диего Порталесе»?

- Да нет, здесь. В дружеской обстановке, с чаем и пирожками. И ты лучше не о голодранцах всяких переживай, а о том, как дальше жить, подумай. Не навсегда ведь этот беспредел. А сейчас – время такое. Неприятель таков: если не мы его, то он -  нас.

Марго пожала плечами на эту прописную истину, но, кажется, вполне удовлетворилась и пошла готовиться к вечеру.

Генерал уже рассказывал лейтенанту Контрерас о мистически устроенных укрытиях: дорогу туда знал лишь тот, кому полагалось, остальные кружили возле них, как возле пустого места. К таким сокровенным местам относилось и здание «Диего Порталес», и их особняк в Вальпараисо. Преследуя цели полной конфиденциальности, генерал решил провести приватное совещание у себя дома в виде большого чаепития в гостиной.

Хотя генерал любил уединение, но последнее время в доме постоянно были люди, в основном военные, политики и разнообразные эксперты. Они могли деловито захаживать, являться с мрачной решимостью, суетливо примчаться, деликатно заглянуть - но одни уходили, и их вскоре сменяли другие.

А сейчас Маргарита играла роль гостеприимной хозяйки, надев длинное светлое платье в стиле «Прекрасной эпохи» . Гости расселись в удобных креслах в строгом испанском стиле. Был Хайме Гусман, был профессор права Карлос Крус, был адмирал Мерино, который ещё при жизни прославился как законодатель. Марго жалела, что это всё же не стандартный «вечер», и она не может выцепить его для разговора.

Адмирал ей очень нравился. Он был интересным человеком, настоящим реакционером sans peur et sans reproche , не стеснялся в выражениях и заставлял её заливаться хулиганским жизнерадостным смехом, когда честил социалистов. А ещё увлекался живописью, с ним можно было пообсуждать и картины, и литературу – впрочем, и генерал был не чужд прекрасного, вот только в беллетристике смыслил мало. Зато уж другой член хунты, главнокомандующий карабинеров Сесар Мендоса, с лихвой это компенсировал: так цитировать классическую испанскую поэзию, как он, не мог никто. Романтический полицейский, ну кто бы мог подумать! Марго рядом с ним была полной невеждой. А ещё именно он учил её ездить на пуме. Недаром Мендоса во время оно взял медаль в конных состязаниях на олимпиаде в Хельсинки – а в Ином мире по части выездки тоже был «впереди планеты всей». Сравниться с ним мог, разве что, Краснов, но майор был консервативнее и предпочитал лошадей.

Сейчас говорил как раз Мендоса:

- Режим защищённой демократии оправдал себя, но тоже оказался не без изъянов. Да, сеньоры, демократия была защищена, но не мы с вами! Я думаю, более оправданна формула Хуана Бордаберри . Надо встроить вооружённые силы в контекст конституционного законодательства. Армия станет независимым и мощным субъектом политической жизни, гарантом авторитарной государственности и её неизменных принципов, - закончил шеф полиции и затянулся сигарой, довольный формулировкой.

- Это чудесно, - возразил Крус, - но не кажется ли это полумерой? Это узковатое видение, это касается только армии, но не общих сценариев развития…

- А разве они плохи? – перебил Мерино, отставляя на журнальный столик чашку с кофе.

- Сеньоры, у меня тут сложилось кое-какое мнение, - поднял руку Пиночет, привлекая внимание. – По прошествии лет обнажились несовершенства проводимой нами политики. И сейчас нам их ставят в вину. Разумеется, кроме всей этой бучи с правами человека, но об этом вообще речь не идёт. Речь о пресловутой экономической модели, социальной сфере и образовании. Давайте посмотрим правде в глаза: кое в чём наши противники правы.

- Послушай, Аугусто, - с жаром заговорил адмирал, как обычно, не стесняясь в обращении, - я считаю, что у нас просто было слишком много помех, внимание распылялось: тут леваки-террористы, тут «восстание масс», ими же и инспирированное, тут США суют свой нос, куда не просят – ну где тут нормально страной заниматься!

- А я бы всё равно кое-что изменил, - упрямо возразил генерал и принялся развивать свои идеи, так что Гусман мягко попросил позволения вклиниться и сказал, что, иными словами, Пиночет склоняется к некой форме, близкой корпоративизму.

Наблюдать и слушать было интересно, Марго смотрела на собеседников и заметила, что генерал слишком рассеян, вернее, что он в каком-то смятении. Выражение глаз вдруг сделалось растерянным, панически-стыдливым, он часто задышал и потянулся к воротничку мундира. Но расстегнуть не успел ни одной пуговицы – всё его тело железной рукой схватила одна судорога, он дёрнулся и мучительно выгнулся в кресле, издав едва слышный стон и закрыв глаза.

Хайме Гусман и Марго кинулись к нему одновременно с разных сторон, остальные сгрудились за ними.

- Аугусто, что с тобой?!

Марго упала на колени перед его креслом, схватила за руку и чуть не отдёрнула свою: генерал весь горел, как в огне. Да у людей такой температуры не бывает, любой бы умер, все белки б уже свернулись!

- Ничего... это бывает, - прохрипел генерал. Было слышно, как он скрежещет зубами.

- Увы, да! – резко повторил Гусман. – Что молчите, читайте молитву! – приказал он Маргарите.

- Какую?!

- Любую! Ангельское приветствие!

И он начал первым, а опешившая Марго повторяла вслед за ним, хотя слова разбегались в голове, терялись, словно кто-то пытался стереть на доске то, что она писала. Но она не сдавалась. Генерала била крупная дрожь, на лбу выступил пот, а пальцами он вцепился в обивку кресла до белизны костяшек.

- ...nunc et in hora mortis nostrae. Amen.

Но «Amen» прозвучало так порывисто, что впору было ставить восклицательный знак, как в манифесте.

 - Credo in Deum Patrem omnipotentem... – начала Марго без остановки первую молитву, что пришла в голову следом. Гусман уже замолк, и она читала одна, все остальные, притихнув, молчали. Но краем глаза она заметила, что паники не было, видно, такое случалось не в первый раз. «Молитвы против припадков – оригинальное средство», - подумала она, но уже после, а сейчас смертоносный жар из тела генерала схлынул, температура пришла в норму, и он перестал метаться, точно в руках палача.

Дон Аугусто вытянулся в кресле, глубоко, жадно дышал и не мог пошевельнуться. Он чуть слышно проговорил:

- Простите, сеньоры... это всегда неожиданно... но мы продолжим собрание, не волнуйтесь...

- Слушай, Тито, может, ну его? Иди отдыхай! – вступил адмирал Мерино, отбросив всякие церемонии.

- Нет, Пепе, как хочешь, - уже твёрже произнёс Пиночет, открыв глаза и пытаясь придать суровость взгляду. – Я вас что, зря собрал, получается?.. Мы продолжим обсуждение. Но я перейду на диван.

Там, полулёжа на подушках в расстёгнутом мундире, он и провёл остальное время – впрочем, не такое уж большое: генерал слушал чужие рассуждения, вставлял развёрнутые комментарии, но было ясно, что что-то смазалось, и приглашённые не задержатся так надолго, как планировалось. Марго в это время сидела на диване возле дона Аугусто и держала его за руку – не слишком, впрочем, отвлекаясь от разговора: она то и дело задавала вопросы некому профессору-франкисту.

Когда все ушли, у Маргариты осталось впечатление, что так ни до чего и не договорились. Но, похоже, генерал пригласил к себе славных мужей с одной целью: всех послушать и решить по-своему. В целом, вечер не был испорчен. Но то, что произошло с генералом, произвело на Маргариту тяжёлое впечатление. А тот пытался пошутить, хоть и неуклюже:

- Если бы меня спросили, каков огонь чистилища, то я бы рассказал о своих приступах. Штука не из приятных. Хорошо, что я в этот раз губы себе не раскусил, а то бывало. Но ты не бойся. Это не так уж часто.

- А насколько часто? – упрямо спросила Марго с настойчивой, хмурой интонацией.

- Последнее время раз в две-три недели. А бывало и по нескольку раз в день, - вздохнул генерал. - Вон герцог Веллингтон (1) или наш любимый Бонапарт – у них была падучая, и что, нормально командовали. Но я не мог. Это было слишком... слишком выбивало из колеи.

- Я представляю, - буркнула Марго.- А что это вообще? Я была в шоке, когда потрогала, это какая-то нечеловеческая болезнь!

- А она и есть нечеловеческая, - серьёзно ответил дон Аугусто. – Так что не удивляйся, что вместо таблеток – молитвы. Но через это просто надо пройти. Кстати, спасибо. Ты меня очень здорово подлечила.

- Когда? – робко переспросила Марго.

- Когда приняла решение о своей интенции, - улыбнулся генерал. – Ты хорошая.

Её внезапно растрогала эта простенькая, детски-короткая фраза. Настолько, что защипало в носу, и пришлось им неэстетично шмыгнуть. И – да, ей хотелось, чтобы это было так, но вертелся на языке вопрос: «Да неужели?». Наверное, поэтому щипало в носу.

- Давай спать, - велел генерал.

Марго послушно отправилась мыться. Генерал, утомлённый недомоганием, заснул сразу, так что она даже не дерзнула его обнимать во сне или ещё как-нибудь беспокоить; всю ночь Маргарита переворачивалась так, будто лежала на доске, подвешенной над пропастью.

Назавтра всё было нормально. И послезавтра тоже. Но всё равно что-то грызло изнутри, и Пилар была посвящена в происшедшее, разумеется, с наказом держать язык за зубами. Она, как водится, демонстративно возмутилась, мол, за кого ты меня принимаешь, однако заметила, что это, верно, не такой уж секрет, раз сам генерал не стесняется.

- Ему приходится не стесняться, - вздохнула Марго.

- Ну да, - грустно поддакнула Пилар. – А я вот чего не понимаю. Нет, не отстану от тебя с вопросами про здешнюю вселенную! Вот в этом недуге что-то мистическое, но почему тогда физические страдания? Я до сих пор не могу взять в толк: если при возвращении в обычный мир мы попадаем в тот же момент, в который уходили, то что же находится здесь – душа, разум или тело? И ещё, тут же есть кой-какие преимущества по сравнению с привычной жизнью, разве врачи не научились лечить ту же эпилепсию?

- У дона Аугусто не эпилепсия, - сухо отрезала Марго.

- Ну хорошо, я же фигурально. Меня здесь вот что больше озадачивает, - нахмурилась Пилар. – Почему все наши противники, хоть та же Бачелет, живут не тужат, живы-здоровы, а генерал так болен?

Лейтенант Контрерас помрачнела и ничего не ответила. Этот вопрос звучал риторически, но таковым не являлся. Он и раньше приходил ей в голову. Вернее, она хорошо помнила, что любовь её началась с жалости: она чувствовала, что генерал Там, На Другой Стороне, страдает. Но было неясно, отчего, почему и как. Теперь же напрашивался вывод: у таинственной болезни и корни должны быть тайные, духовные. И тут могли открыться омуты таких гипотез, в которые Марго бессознательно предпочла бы не углубляться. Да ей особо и не пришлось. Любое размышление лучше всего прерывается двумя способами: либо погружением в какое-то дело, в данном случае, в службу и боевые вылазки, либо резкой, непосредственной реакцией. Грубо говоря, должно что-то случиться - и через несколько дней действительно случилось.

Альба отняла руки от заплаканного лица, вокруг розоватых от крови зубов губы её искривились неряшливыми малиновыми мазками, и чувствовалось лёгкое жжение, когда на них стекали слёзы.

- Ну и как я пойду на работу?! – промямлила она и снова безутешно зарыдала. Словно и думать больше было не о чем, лишь о своём внешнем виде. Её плечи сотрясала дрожь, и казалось, что ритм этих судорожных вздрагиваний совпадает с ритмом дождя за окном участка.

- Постарайтесь же успокоиться, сеньорита, - нудноватым, терпеливым голосом увещевал её безусый здоровенный карабинер, похожий на спокойного быка. Он понимал, что девушка в полном шоке. – Постарайтесь вспомнить приметы нападавшего. Ясное дело, в темноте не всё разглядишь – но вы сосредоточьтесь. И успокойтесь, - он повторял одно и то же. Потом кликнул сержанта Санчеса и велел ему поставить чайник, да ещё поискать ромашковый чай – тот начал рыться в ящиках незамысловатой обшарпанной тумбочки. А детине было явно жаль эту молодую дамочку, хорошо одетую, устроенную, явно привыкшую к безопасности и уюту. А тут – ограбление.

Марго примчалась в участок стрелой. Её сразу же провели к сестре. В тот вечер Альба возвращалась из кино одна, а когда уже подходила к дому, в подворотне на неё набросился парень в тёмной джинсовой куртке. Лица было не разглядеть. Он ударил её и пытался вырвать из рук сумочку. Альба инстинктивно вцепилась в неё и закричала. Это разозлило нападавшего – он зло швырнул девушку к стене и нанёс ещё несколько ударов, в том числе по лицу и под дых, чтобы обездвижить. Альба вся сломалась и расползлась, осев на асфальт. Она задохнулась от боли и страха - кричать не могла, только хрипеть. Но тут её окатила новая волна ужаса: она увидела блеск ножа в руках маньяка. Альбу прошило отчаяние: все её движения, всё сопротивление – трепыханье рыбы на разделочной доске.

Её спас случайный прохожий. Он крикнул и бросился к месту происшествия, напугав грабителя. Тот на секунду растерялся и ослабил хватку, привстал, словно не зная, бежать или прикончить жертву – тут Альба заехала ему коленом между ног. Попала удачно – парень скорчился от боли и выронил нож. Мужчина уже подбегал к ним, а тут послышалась сирена: кто-то в доме услышал крик и сразу вызвал карабинеров – участок же находился поблизости.

Неизвестный предпочёл скрыться с места преступления: подхватил с земли нож и сумочку Альбы, рванулся в сторону, кинулся к подворотне, превозмогая боль от удара, а потом вскочил на мусорные баки, перемахнул через бетонную стену и был таков.

Лейтенант Контрерас мрачнее некуда сидела в своём кабинете в «Диего Порталесе» за столом, заваленным бумагами, среди которых были и дела некоторых пленных, содержавшихся теперь в лагере на острове Доусона. Она машинально открывала и закрывала папку с фотографией Луиса Суареса. Уставившись невидящим взором в пространство, в машинальных действиях она словно искала подсказки и поддержки, как в подбрасывании монеты, в обрывании лепестков, в миниатюрном оползне кофейной гущи по белому склону чашки. А может, не подсказки, а отсрочки? Не приходить к выводам и не размыкать губ, не говорить ничего стоящей перед нею сержанту Астуриас, то бишь, Пилар. Но она наконец нарушила молчание и произнесла:

- Наверное, всё-таки я во всём виновата.

- Да о чём ты? – изумилась кузина.

- Хотя бы о случае с Альбой. Такое впечатление, что это... наказание. – Марго похолодела при этом слове. – Или, нет, предупреждение.

- За что?

- За моё поведение с Викторией, да вообще... за всё. Вроде иначе нельзя, но почему я чувствую себя такой сволочью?

Пилар пожала плечами. А Маргарита обрубила разговор. Правда, потом не выдержала и коснулась той же темы в разговоре с офицерами, с которыми уже успела сдружиться, то есть, с Бланко и Красновым. Но, несмотря на приятельские отношения (с Бланко они даже перешли на «ты»), она вела себя неизменно сдержанно, опасаясь впадения в эмоциональный эксгибиционизм.

В разговоре с майором Бланко она сделала вид, что интересуется законами бытия и предположила, что существует некая «карма», не только силой решается то, кто одержит победу. Майор сообразил, куда она клонит, и чуть поморщился, как тогда, в день призыва, когда пришёл падре. Он воспитывался в семье со строгими протестантскими порядками, которые с малых лет были ему не по нутру. Отторжение и бунт сыграли свою роль, и в университетские годы Бланко стал считать себя язычником, правда, никуда себя не относил, ни к викканам, ни к любому другому направлению. У него был свой, сложный синтез верований и своя система координат, впрочем, широкая и дающая поле для манёвра, как и подобает знатоку Традиции, этнологу и историку. Он вообще был во многом либералом. И ему был просто чужд этот комплекс греха, который угнездился даже в такой своенравной, дерзкой душе, как у лейтенанта Контрерас.

Беседа с Красновым строилась чуть по-другому.

- Как считаете, Мигель, что-то назревает? Наш генерал что-то задумал? – озорно осведомилась Марго. Она завела разговор в коридоре здания Диего Порталеса, прямо на ходу для вящей непринуждённости.

- О нём это постоянно говорят, - улыбнулся Краснов.

- Да уж, время сейчас неспокойное. Что думаете о разведке, вам бы хотелось снова этим заниматься?

Краснов пожал плечами. Он всегда испытывал большую склонность не к расследованиям и отлову диверсантов, а к обыкновенной армейской службе. Однако одна и та же тема, служба безопасности, казалось, находила его везде – в судебных преследованиях в физическом мире, в пытливом взгляде этой девушки, чьё имя до смешного напоминало имя его прошлого начальника. Но отношения между ним и генералом, начиная с позорных, кошмарных двухтысячных, были полностью расстроены. Контрерас не перешёл ни на сторону Консертасьон, которую Пиночет иронично обзывал Антантой, ни, Боже упаси, на сторону левых – он просто озлобился и замкнулся, не отвечая ни на чьи обращения. Вытянуть его в Иной мир было нереально.

Служба безопасности как таковая фактически перестала существовать, её заменила армейская разведка под началом Одланьера Мены (2). Не сказать, чтобы децентрализованная: теперь не допускалось случаев, как после переворота, когда левая рука не знала, что делает правая. Однако многие самостоятельные решения, смотря по ситуации, были отданы на откуп командирам.

- Нет, с разведкой у меня кончено, - твёрдо ответил Краснов.

По лицу Марго пробежала тень разочарования.

- Вот как. Но я бы могла обратиться к вам с просьбой о совете?

- Если вам нужен конкретный совет, лейтенант...

- Скажите, ради Бога, - заговорщицким, пониженным тоном заговорила Марго, приподнимая брови, - как вы это делали с арестованными?

- Что именно?

- Добывали информацию, не трогая их пальцем. Это же виртуозно, чёрт возьми!

- Давайте об этом не посреди коридора, - нахмурился Краснов, машинально оглянувшись по сторонам. – И не сейчас. Но вообще, мы к этому вернёмся. Скольких бед можно было бы избежать, если б не приходилось применять силу...

Она извинилась и пошла по своим делам, и изнутри её всё равно глодало беспокойство – она почти притронулась к деликатному предмету, но так и не озвучила то, что прорывалось наружу.

В конце концов, Маргарите пришлось признаться себе же самой: она считала, что болезнь генерала и покушение на Альбу – наказание за жестокость.

Разумеется, жестокость её была относительной и в военных условиях измерялась весьма, весьма скромной меркой. Но слишком уж ей стало страшно за близких. Кто следующий: родители, Пилар? Человек, напавший на Альбу, вполне мог быть связан с левыми, и переживания за Тори Хиль моментально должны бы охладеть – кто будет сочувствовать преступникам или тем, на кого пала их тень? Но Марго теперь и сама чувствовала себя под такой тенью. «Я тут без году неделя, а уже такая ерунда - не хватало ещё превратиться в рефлексирующего изменника!» - ужаснулась Марго: это было вторым, противоположным поводом для переживания. Она терпеть не могла сомнения и метания. Она искренне презирала малодушных, рассусоливающих, «отклоняющихся от партийной линии». Хоть по военным меркам она и была «интеллигент», но с начала своей учёбы затвердила накрепко: солдат не должен иметь сомнений. А уж офицер – тем более, ведь ему-то и предстоит вести за собой рядовых.

Маргарита чувствовала, что запуталась. И решила, что с таким нелепым, огромным клубком терзаний оставалось сунуться лишь в одно место – в церковь. Необязательно было рассказывать падре Саэнсу всё в подробностях, но что-то подсказывало: из этой встречи в любом случае выйдет толк.
_____________________________________________
1.Артур Уэлсли, 1-й герцог Веллингтон (1969-1952) - британский полководец и государственный деятель, фельдмаршал, участник Наполеоновских войн, победитель при Ватерлоо. 25-й и 28-й премьер-министр Великобритании.
2.Одланьер Рафаэль Мена Салинас (1926-2013) – чилийский генерал, глава Национального разведывательного управления в 1977-1980.