Может, оно и получится?

Говорят, я два месяца провалялся в искусственной коме. Время это совершенно выпало у меня из памяти. Как будто было стёрто из мозга большим мягким овальным ластиком Кохинор, вымоченным в керосине. Потом меня осторожно вывели из комы, но продолжали колоть какой-то психотропной ерундой, превращающей дни в ночи, а утра в вечера. Время тянулось вязко, душно, отвратительно тягуче. И я не чаял уже, когда и выберусь отсюда. И молил бога о прощении. Руки и ноги были привязаны к кровати, и я не мог даже потрогать себя. Чтобы понять, насколько меня изуродовали.

На глазах тугая повязка, только мягкие руки медсестёр теребили, ворочали меня иногда. Отдирали повязки и накладывали новые. Мазь ментолово холодила раны. По утрам над кроватью наклонялся профессор. Пахло дорогим табаком и хорошим мылом. Бархатный вкрадчивый тембр произносил что-то и удалялся со свитой под шарканье десятка ног. Сквозь бред рисовался белый потолок с деревянными балками, из окна, казалось, тянул дымок, по стенам скользили тени от елей. Потом я опять проваливался в муть и вылезал из неё только через несколько часов. Совершенно измученный. Как будто исколотый миллионом иголок и истерзанный дебезжащими металлическими звуками и скрипами. Примерно как металлическим скребком нудно скрести по стеклу.

Доктор обращался ко мне " милая" и " моя красавица". Когда сняли повязку, я провёл рукой по волосам. Искал, может какие швы. Волосы отрасли небольшой гривкой. Когда мне разрешили вставать с кровати, в ванной в зеркало на меня глянула молодая женщина. Я с ужасом разглядывал небольшие груди с набухшими кнопочками сосков. Плоский живот и дикие заросли треугольничком под ним. Ко мне обращались "мисс"  и "Маргарет". Доктор сказал, что из-за комы нарушена половая идентификация. Но всё ещё может наладится, и завтра ко мне придут муж и сестра. И направил меня к аналитику.

Аналитик сидел, чиркал механической стальной матовой ручкой в виде сигары. Посоветовал завести любовника. Помоложе.
- Муж-то у Вас, милочка, лет на тридцать Вас старше? Пойдите в клуб, развейтесь. Найдите себе молодого парня своего возраста.
На низкой спортивной машине мы подъезжали к загородному дому. Шоссе неслось через туннель деревьев, сомкнувших свои кроны у нас над головой. Золнечные зайчики скользили по лицу, рукам. Бегали по незагорелой коже. Рядом с высокими витыми воротами с вензелем наверху машина притормозила и мягко закатилась во двор с круглой цветочной клумбой посередине. Зданьице было небольшое, двухэтажное, из тускло розового кирпича. Окна были открыты. Эта половина здания была в тени. Солнце освещало высокие сосны за домом с рыжими просвечивающими стволами.

Дом был полон суеты. В гостиной девушки в белых фартуках и гофрированных наколках на головах накрывали на стол, гремели тарелками из мейсенского фарфора и раскладывали серебряные столовые приборы. В зеркалах отражался я сам, никак не могу привыкнуть к своей смазливой женской физиономии. В узком бирюзовом платье и красной шляпе с широкими волнистыми полями. Пол-лица скрывали тёмные очки, из-под которых выглядывал узенький подбородочек. И это я? Поднялся к себе на второй этаж в свою спальню и повалился на кровать. Солнце жёлтым медовым треугольником падало из-за тяжёлой бархатной шторы на паркетный лаковый пол.

Сказал мужу, что мне понадобится.. ну типа референт для адаптации, и я сам его себе найду. Сел за руль машины и поехал в ночной клуб. На этот раз на мне было белое платье с молочного цвета палантином. Забился в угол с коктейльчиком мутного голубого цвета в коническом стеклянном бокале. И пялился на девиц и парней. Выбрал себе нечто заторможенное, марьяжное, худющее мужского полу. С палевыми, чуть с рыжинкой волосами на косой пробор, свисающими углом на один глаз. Бледной кожей в веснушках. И большими кистями рук на двух тонких веточках. Которые оно не знало, куда деть, и всё пыталось пристроить их у себя за спиной. Нужно привыкать к мальчикам, малыш! Начнём вот с такого.

Я подошёл к рыжику, просто взял его за руку и повёл к выходу. Он пошёл. Как телёнок, заплетаясь ногами в больших узких коричневых туфлях из блестящей кожи. Посадил его на сидение машины рядом с собой. И понёсся домой. Рыжик опустил стекло, высунул голову в окно и ловил лицом встречный ветер. Я смотрел на это чудо, доверившееся мне. На щевелящиеся от ветра низкие рыжие волосики на белоснежной веснушчатой коже рук, и думал:
- Может, оно и получится?