Вторая песнь о вечном

               
                (изыскания культурного человека)

                опять Маргарите Синицыной
               
                о tempora! о mores!  *)

                tempora mutantur et nos mutamur in illis  **)
      
               
      Ценя любознательность наших друзей,
      мы делимся с ними беседой
      и, ложную скромность изгнав без затей,
      решились открыто поведать,
            куда ж занесло нас пыланье страстей
            промеж ожиданий, надежд и затей…

      Годков, эдак тридцать – не меньше! – тому
      (как память на даты нестойка!)… 
      мы честно поведали кое-кому -
      отнюдь не рисуясь нисколько! -
          довольно подробный и честный рассказ
           о том, как искусство нам радует глаз. 

      Нам вдруг приоткрылся писателей ряд
      (их строй был безмерным и тесен!). 
      Мы множество книг прочитали подряд,
      но… Пушкин нам был интересен! 
           Неслабо мы творчество знали его,
           о жизни же личной… почти ни-че-го!...

           Нам очень хотелось «про это» узнать,
           но, где же оно? Разве только…
           рискнуть «пушкинистам» вопросы задать?...
           Но, тут – началась… «перестройка»!
                Во что же она превратилась потом?
                Да в то, что обычно зовётся «фуфлом»!

           Мираж «ускоренья», пустой перезвон
           смутил наши нежные души!
           Страна разлетелась, как стая ворон,
           а «рупь» превратился в полушку…
                И где ж та полушка? Растаял и след...
                Привет вам, ребята, от старых штиблет!
             
                А в чём состоял «перестройки» итог?... 
                Нам щедро и честно отдали
                тех «акций» десяток и «ваучер» тот…
                А вклады в сберкассах - забрали!
                Ещё «дивиденд» был начислен, ей-ей:
                нам лично, аж, пару десятков рублей!

                И надо же!... Именно в этот момент, 
                когда ни страны, ни работы,
                к нам вдруг обращается некий клиент
                бурча непонятное что-то:
                «Давно не трудились? Устали?... Шучу.
                А я… предложить Вам работу хочу»…

                Работу?!… Забытое слово в душе
                взметнуло фонтаны эмоций:
                что значит «работа» не вспомнить уже,
                но… кушать-то всё-таки хоцца!...
                - Работать мы рады б, об том и мечты!!!
                А есди конкретней?... И можно на «ты»!...

                Клиента лицо живописнее слов -
                он нам улыбается тонко:
                «Вас… в Вену послать на работу готов,
                но… вместе с одной… компаньонкой!»
                - Согласны!! Но, там – ты обязан понять! -               
                нам нужно… коллекцию фоток отснять!...   

                Не сразу врубились мы, что и к чему…
                Была «компаньонка»… занятной,
                «мешала наладить свой бизнес» сынку,
                и тем - «не вполне адекватной»…
                Клиент стал предельно понятен тотчас, 
                маманя ж «во всём положилась» на нас!               
          

                Мы с той «компаньонкой» крутились вдвоём…
                Освоившись «боле иль мене»,
                едва лишь проснёмся, как тут же начнём
                метаться и шарить по Вене -   
                на совесть, конечно - не то, что «за страх»!,..
                И множились фотки, ну, как на дрожжах!      

                Есть около Вены гора Каленберг -
                любой туда может забраться!
                Однажды полез на неё Шелленберг -
                тот самый! – решил покататься!...
                Заснявшись напару на горке на той,
                синхронно мы машем вам правой рукой!

                Из Вены во всех направлениях мы
                Европу облазили лихо…
                Варшаву покинув, скромны и немы,
                проникли в Венецию тихо -
                в ней фоном служили для нас, наконец,
                и Пьяцца-дель-Марко, и Дожей дворец…   
               
                Где только мы ни были, не рассказать!
                Повсюду трудились отменно,
                но всё же… увы, нам пришлось завязать
                и с фотками с теми, и с Веной
                и дань увлечениям прежним отдать…
                Тут Пушкин нам в мыслях явился опять!

                Ах, тайное в гениях жутко влечёт!...
                Мы вновь проявили ту смелость,
                с которой Набоков, Андроников тот
                вникали «в те тайны»… Хотелось
                от взоров сокрытое всё же найти,
                бельишком постельным чуть-чуть потрясти…
       
                Припомнили мы, как с портретов глядят
                его современников лица…
                Нам вновь подтвердили, что был небогат,
                в провинции жил и в столицах…
                И был камер-юнкером! Но – не служил,
                а осенью Болдинской - в Болдино жил!

                Да, Пушкин - сказали - опасно шутил
                с супругою Модиньки Корфа…
                Нам было приятно, что  он совратил
                жену самого Бенкендорфа!
                А этот... мог вызвать того, как хотел! 
                Когда б не тянул бы, уж, точно б успел!
               
                Был Пушкин повесой средь прочих повес 
                (писали в записках мы в наших):
                крестьянки, дворянки, пяток баронесс…
                И - Вульфы (две дочки с мамашей) 
                и - Аннушка Керн... Вот такие дела!…
                Наталь Николавна святая была!...
               
                Он в Зимнем свирепствовал боле всего:
                княгини, графини, артистки…
                Статс-дамы частенько любили его,
                семь фрейлин и три камеристки!
                Он всем объяснился прилюдно и вслух
                и всех… осчастливил потом! Кроме двух…

                Его повсеместно и с разных сторон,            
                ругая и резко, и остро,
                считали грозой литераторских жён
                и Гнедич, и даже, Жуковский…
                А сам Карамзин его так ревновал,
                что даже от дома ему отказал!   

                Журнал «Современник» им был учреждён…
                В нём пел он про «сладость мгновений»,    
                и сонмы чужих осчастливленных жён
                вкушали набор впечатлений,
                смакуя публично и «это», и «то», 
                не ставя рогатых мужей ни во что!

                Ветвистый набор, как известно, красив,
                но нравиться может едва ли…
                Владельцы рогов, шалуна подловив,
                ему откровенно пеняли…
                Явись тут Дантес с Геккереном, и вмиг…               
                интрига созрела - страшней всех интриг!         

                С женою жил Пушкин сначала «сам-друг»…
                Но, вскоре - покуда «на время»! -
                своячениц пара явилася вдруг,
                и он… оказался в гареме!
                Но Катенька с Шурочкой (сёстры жены)
                поэту - до времени! - были верны…      


                Дантес же и раньше неслабо шалил…
                Лукавых прелестниц отрада,
                он как-то на Катеньку глаз положил…
                А Пушкин? Ему это надо?! 
                Ты совести без, недоумок Дантес! -
                И Пушкин – понятно! - в бутылку полез…

                Полез! И жене не сказав ни гугу,
                на Чёрную речку поехал…
                Стрелялся, был ранен, лежал не снегу…
                Наташке ж, оно - не до смеха!
                И  был той дуэли печальным итог!...
                А Катьку Дантес уволок! Под шумок…
            
                Похоже, что книга готова в набор,
                издательства ждут в нетерпеньи!…
                Но где-то же есть и другой, до сих пор
                насквозь не просмотренный гений!... 
                Хоть тот же Толстой! И искать ни к чему:
                ох, как Софь Андреевна мешала ему!... 
 
                2008 г.

               
           *) о времена, о нравы  (лат.)
           **) времена меняются и мы меняемся с ними  (лат.)