Иллюзия ru. Часть III. Глава III

                Глава 3

         Ванесса была дома  и, отворив  дверь ванной,  жестом предложила пройти внутрь. Анатолий постеснялся в открытую рассматривать женщину, все, что он уловил боковым зрением, сложилось в картинку – бледная и измученная брюнетка в невзрачном застиранном халате. Она его не узнала и, не поднимая глаз,  тихо произнесла:
-  Кран течет.
- Опять течет? Да сколько он течь будет? – усмехнулся Анатолий.

       Но она, казалось, не слышала,  ушла куда-то вглубь квартиры. Анатолий остановился в нерешительности, он, конечно, понял, что дама  снова  приняла его за сантехника, но сыграть профессионально  роль не мог – не было инструментов.
        «Сантехник»  вошел в ванную, несколько минут покрутил кран, заранее предвидя, что ремонту это допотопное сооружение не подлежит, гораздо проще выбросить. Вошла Ванечка,  что-то произнесла,  подала новый кран.

     Анатолий молча проделал знакомую работу и доложил об этом хозяйке. На этот раз она подняла на него глаза  - темные пятна  в ореоле темных синих кругов. Было очевидно, что женщина тяжело переболела, да и сейчас здоровой не выглядела.   
     Денег Анатолий не взял, и на это Ванечка отреагировала апатично – не берешь, не надо. «Сантехник» оставил на столе свой номер телефона, так и подписав: Анатолий, работы по дому, мелкий ремонт.

     Ванесса  позвонила через неделю – снова потек злополучный кран. На этот раз мужчина ремонтировал непозволительно долго, по крайней мере, любой  мало-мальски сведущий человек заподозрил бы что-то неладное, но Ванечка, вялая и безразличная, занятая своими мыслями и своими переживаниями, не обратила на это ровным счетом никакого внимания.
     В тот раз Анатолий впервые попробовал ее растормошить – что-то спрашивал, вынудил напоить его чаем.

       Ему вдруг показалось, что он может манипулировать этой женщиной по своему усмотрению, столь покорной и потерянной она выглядела. Ему представилось, что она,  словно кукла-марионетка, по велению руки кукловода совершает угловатые и отрывистые движения,  при этом выражение ее нарисованных глаз не меняется, и тонкая красная ниточка рта как бы навеки обозначила одно и то же выражение – то ли скорби, то ли равнодушия, то ли покорности. 

     Только на четвертый раз Анатолий впервые разглядел в Ванечке нечто человеческое, она сказала «нет» его назойливому вниманию и довольно решительно выпроводила из квартиры, заявив, что ей нужно заниматься.
Воистину странна природа человека - чем дальше его посылают, тем больше он боится отойти хоть на сантиметр.

       Как только Ванечка выпроводила Толика за дверь, как он сразу почувствовал, что она ему необходима, что она занимает в его жизни определенное место и ему приятно, что это пустующее дотоле место занято именно ею.

     В его жизни начался период, который в народе называют «конфетно-букетный», время, которое у других, нормальных  людей, начинается до того, то есть  в самом начале  знакомства – Толик начал тосковать, слоняться под окошком возлюбленной, неприметно провожать ее от Консерватории до дома, держа пионерское расстояние.

      Вне всяких сомнений Ванесса видела своего незадачливого ухажера, но ни разу не подала вида, что его манипуляции замечены, и, тем более, одобрены.

     «Молодое тянется к молодому», - говаривала моя бабушка. У Ванечки не было никого, кто бы занимал в ее сердце уголок, отведенный для любимых, да и на горизонте не маячил «прынц на белом коне», так что кандидатура сантехника Толика через определенное время показалась ей вполне приемлемой. Через месяц,  маячивший где-то в двадцати шагах сзади силуэт, вызывал у молодой женщины скорее улыбку, нежели  раздражение.

        Ванесса позвонила и попросила Анатолия отремонтировать кран. Ремонт затянулся на четыре года.
         Анатолий полной мерой вкусил любовь и тернии жизни с представительницей  богемы.   Бог с вами, дорогие мои, Ванечка никогда не называла себя так высокопарно, вполне возможно, что и слова этого она не знала. Но с той поры, как Толик поселился в ее квартире, а к тому времени она получила квартиру от филармонии, да и позже, когда Ваня забеременела, она переложила все заботы о доме на мужа, хотя мужем он ей в юридическом смысле и не являлся.

       Жизнь Толика превратилась в ад. Он во истину узнал, что такое ночи без сна, проведенные у постели больного ребенка, и чем пахнут пеленки и распашонки грудничка, а уж об искусственном вскармливании, прикормах и прививках рассуждал с уверенностью знатока. Жизнь многообразна -  бывает и так.

        Но  было одно «НО». Оно  было такое значительное и весомое, что перетягивало все «за» с лихвой  - Толику все это не нра - ви - лось.
         И однажды вернувшаяся с затянувшихся гастролей Ванесса забрала у  соседей и ребенка, и прощальную записку бывшего «хахиля». Толик был вежлив, но надежд на возвращение не оставил.

            У трехлетней Галинки появилась няня, и Ванесса вынуждена была немного скорректировать свой гастрольный план, точнее, сократить количество мероприятий, напрямую  не предусмотренных никакими планами.

          А мероприятий этих, как-то само собой разумеющихся, при выездах на гастроли было великое множество.  Конечно, людям с опытом  вся эта маята  давно приелась:  и местное начальство, и из ниоткуда взявшиеся фанаты, и просто местный бомонд.  Но Ванечка, впервые чувствовавшая себя звездой и даже мега-звездой на фоне этих обшарпаных городов и городишек, вкушала прелести «звездной болезни» в полной мере.

          Яркая, молодая и манкая, она никак не могла насытиться мужским вниманием и мужскими ухаживаниями. Ей казалось, что ее счастье не может быть таким, ….вот таким… и она кивала в сторону очередного ухажера. А молодые самцы, заваливая красотку недешевыми подарками, никак не могли взять в толк, чего ей еще надо, ведь ни однажды ей предлагались и руки, и сердца, и кошельки.

        Через четыре года из небытия вывалился Толик и пристроился в хвосте очереди ухажеров, но не был удостоен ни ласкового взгляда, ни  сколь-нибудь многообещающего намека на возможные отношения.

        Толик вместе с мамой и …папой стал  разыгрывать козырную карту – Галинку.
          Семилетняя Галка со страхом и удивлением смотрела на невесть откуда взявшуюся родню:  дедушку, бабушку, папу и дядек. Ей не нравилось, что в их уютной квартирке стало бывать много шумных и сердитых людей.

         К слову сказать, Ванесса никогда не водила в дом гостей – ни мужиков, ни женщин, так что ребенок был не приучен к многолюдью и тесноте.
        Ор ни к чему не привел, и дело пришлось решать в судебном порядке. А, собственно говоря,  дело … о чем? Дело о том, как Ванесса препятствует общению отца с ребенком. Смешно, да и только.

        Кстати о судебных разбирательствах. Закон, он конечно, закон, но и человеческий фактор – судьи – тоже люди – со счетов сбрасывать нельзя. Мою подругу развели с мужем за несколько минут, когда на вопрос судьи, за что он избил жену, Колька петушисто заявил: «Вот домой придем, она у меня еще не так получит!» С той минуты он стал абсолютно и навсегда холостым.

       У Толика получился точно такой же прокол: доказывая, что он любит дочь и хочет с ней встречаться, он неожиданно заявил, что Ванесса ведет аморальный образ жизни, а потому у нее надо забрать ребенка и … прописать папу на жилплощадь дочери.

      В зале повисла нехорошая тишина, по лицу судьи было заметно, что истец, дотоле вызывавший сострадание, из разряда жертв перешел в разряд  хищников. Чисто из формальных соображений спросили у Галины, хочет ли она жить с отцом. Естественно, девочка отказалась.

       Ванечка вышла из этой истории с минимальными потерями, приобретя бесценный  жизненный опыт: каждый, кто претендует на ее руку и сердце, автоматически становится соискателем прописки на ее жилплощади. А оно ей надо?

      Позвольте еще раз вернуться к теории Ванессы  с условным названием «У каждого своя мораль. И он имеет на это право»?  За  время,  прошедшее с первого озвучивания этой сентенции, прошло десять лет. Конечно, жизнь прожить – не поле перейти.

     Совсем недавно услышала трактовку  энного события (не важного, какого) известным психологом: те события, которые люди знают, как использовать, они считают подарками судьбы, а те, использовать которые они не могут – подножками той же самой судьбы.

     А,  по сути, то и другое – подарки, надо только научиться извлекать из всего опыт для совершенствования души.

    В жизни Ванессы, по ее глубокому убеждению, подножек было больше, чем подарков, но ее непоколебимая уверенность, что она имеет право жить так, как хочет, не допускала мысли, что на неудачах надо каким-то образом зацикливаться. Она перешагивала через них, скоро (или не так скоро, как хотелось)  забывала. Не видя возле себя достойного мужчины, способного создать для нее и дочери роскошную жизнь, вопрос о замужестве она перестала рассматривать и вовсе.  Ее вполне устраивала такая диспозиция: она, Галинка и няня. 

      Няня Марина Сергеевна настолько сроднилась  с семьей хозяйки, что не мыслила своего существования без этой квартиры,  без этих людей, без упорядоченности жизни в этой семье. И она не без оснований опасалась, что вскоре подросшей Галке наймут гувернантку, и ей, Марине, придется уходить. Все так и случилось. К счастью Марины, гувернантка продержалась только месяц, хозяйка предложила Марине остаться в их доме, но  на несколько другой роли. Марина и этому была рада, необременительные заботы об ужине и уборке  ее нисколько не напрягали, тем более что для Галинки она готовила еду с первого дня.

        Все, что касалось дочери, Ванесса отслеживала с особой тщательностью и вниманием. У Гали была лучшая в городе, естественно, специализированная языковая школа, лучшая музыкальная школа, посещала она также класс хореографии. Всестороннее развитие этому ребенку обеспечивалось на лучшем уровне. Надо отметить, что Галина принимала все занятия охотно и не особенно напрягалась, так как  учеба ей давалась  легко, кроме того, нрава она была кроткого, хотя и себе на уме. Уже в десять лет она понимала, что маме довольно сложно обеспечивать ей обучение и потому о дорогих нарядах даже не заикалась, подсознательно рассчитывая, что мама не захочет, чтобы ее дочь выглядела «бледной поганкой» на фоне обеспеченных одноклассниц.

       Ванесса, и в самом деле, отслеживала тенденции школьной моды, в меру необходимости обновляя гардероб дочери, но всегда осторожничала, боясь, что дитятко зарвется,  и потом с ним уже не совладаешь. И ее минула чаша сия. Галина понимала ограниченные возможности матери и умела держаться достойно.

      От этого  личностные отношения матери и дочери только выигрывали.  Дочка мать, как говаривали в старину, почитала. Мама дочери доверяла и не очень ограничивала, ежедневно напоминая ей, чтобы была осмотрительна и благоразумна.

        Вот так и прожила Ванесса   почти до сорока лет – яркой разноцветной бабочкой порхая по праздничным подмосткам театров, филармоний и ресторанов. Бесплодные, бурные или вялотекущие романы пролетали мимо, не задерживаясь, не фиксируя на себе внимание.

        Прозрение не пришло, пришла усталость от мелькания перед глазами картинок – Толей, Сережей, Саш и разных там Эдиков и Вадиков. Все лица сливались в одно – в темноте спальни едва  различимое, все голоса казались похожими на единообразный похотливый всхлип удовлетворенного самца, остальные части тела тоже не поддавались персонализации, словно все мужики в ее жизни -  клоны Льва Захаровича или Толика. Именно этих двоих выделяла Ванесса, но не потому, что лучшие, а потому, что первые, все остальные повторяли то же, что говорили эти двое, делали то же и так же, как они, если не хуже…

       Что там не говори, было в ее жизни много чего, но не было главного, того к чему стремятся все люди – и достойные, и  не достойные, и добрые и не очень, и честные, и отъявленные стервы  – не было простого женского  счастья. Того счастья, которое ждут все женщины, которое должно бы их посетить просто по праву рождения, рождения женщиной.