Все в памяти моей... Гл. 33. Пожар

     ...Октябрь.  Порой  выпадает  снег,  но  очень  быстро  тает. Я  дома  одна.  Теперь  я почти  все  время  одна. Виктор днюет и ночует с друзьями - приятелями  в  гараже.  Там  застолье  почти  каждый  вечер. Ни  уговоры,  ни  разговоры  уже  не  действуют.  Но  мы  все  еще  семья,  хоть  и  живем  каждый  своей  жизнью.  Сор  из  избы  не  выносим.   Все  те  же  сцены  ревности.   Я  молчу.  По  дому  все  выполняю,  как  и  прежде.   Виктор  все  так  же  утром  уходит  на  работу   начищен,  наглажен...  Но  теперь  я  не  жду  его  разрешения, если хочу  уехать  в  санаторий  или  в  командировку, и вещи  себе  теперь покупаю сама, и  вообще,  покупаю  все,  что  сама  хочу.   Вот  и  сейчас   я  купила  себе  новую   шубу,  искусственную, ( дубленка  уже  кажется  громоздкой  и  тяжелой). И  как  всегда,  перешиваю  ее  по  себе, - я  не  помню ни  одной  вещи, чтобы  я  не  переделала  ее.  Шуба  кажется  мне  широковатой...
               
     Виктор уехал, как  обычно  в октябре,  на  открытие охоты  в  Горный  Алтай.  Уже  неделю  его  нет  дома,  сегодня  воскресенье, к вечеру   должен  вернуться.
               
     Я  включаю  телевизор (цветной, покупали  мы его  с Сережей). Выбор программ
небогат,  всего  три.  Ладно,  послушаю  “Волшебную  флейту”,  оперу.  Усаживаюсь  в  своей  спальне  у  швейной  машинки. В широко  распахнутую  дверь  мне  хорошо  виден  экран  телевизора.
               
     Сегодня  теплый  день, хотя  и  пасмурный. В  большое  окно  просматривается   почти  весь  наш двор, школьный  стадион, за  ним  школа, рядом с ней  гастроном.  Моросит  мелкий  дождь.
               
    Я  почти  не  слышу  и  не  смотрю  телевизор,  музыка,  льющаяся   из  него,  скорее   служит   звуковым   фоном   моим   мыслям.   А  они  текут,  как  ручьи,  смешиваясь,  разделяясь,  обгоняя  друг  друга... 
       
    Летом  приезжал  в  свой  первый  отпуск Сергей,  отдыхал  дома   весь  июль. Был, в основном,  со мной,  отец  редко  появлялся  дома. Мы  успели  побывать  с  ним  на  выставке  собак  с  нашим   Бором:   получили   приглашение  от   клуба  собаководов, -  ведь  пес-то  наш  очень  породистый.  За  год  он  превратился  в  большого,  очень  изящного  красавца  с  серебристо- серой   густой  шерстью  на  спине   и  белой  на   животе  и  лапах.   Серый   хвост   победно  завернут  на  спину  пушистым  кольцом. Лукавая  морда  постоянно улыбается   полураскрытой  пастью  и  сияет  необыкновенной   голубизны   глазами,  что  является  редкостью  у  собак  и  выводит  их  из  родословной  цепочки.   Но  нам  все  же  прислали  приглашение  и  настоятельно  просили  приехать.
            
    Этого   лукавого   нахала  я  зову  голубоглазым  дьяволом!   Он  ведет  себя  полновластным  хозяином  в  доме:  спит,  где  хочет,   скачет,  куда   пожелает.  Если  я сижу  в  кресле,  он  меня  не  обходит, -  может  спокойно  перепрыгнуть  позади   меня   через  спинку   кресла,  пробежать   по   кругу:   диван,  стол,  еще  кресло,  -   и  с  невозмутимым   видом   улечься   у   моих   ног,  положив  морду  на  передние  лапы  и  вращая  своими,-  ну,   прямо   таки   невозможной   голубизны,-  глазами:  посмотрите,  какой  я  хороший!
               
    На  выставку  Виктор  отвозит  нас  на  машине  и остается  там  в  компании  приятелей.  Наш  красавец  проходит  по  всем параметрам,  кроме  одного: голубые  глаза.  Для   продолжения   породы   он  не  годится.  Но  нас  это  не  волнует,  мы  не  заводчики.   Несколько   раз  ко  мне  подходят  охотники - промысловики,  уговаривают  продать  им  пса:  уж  больно  он  хорош!
 
   Мне  жалко:  растила,  растила  и  -  нате  вам!
               
   Вскоре  Сергей  уехал.  А  к  нам  зачастили  с  визитами  охотники  из тайги,  из  Калпашево, - тоже  увидели  на  выставке  Бора.
             
   Виктор   не   вмешивается, -  я  должна   решить  сама,  так  как   сама  его  вырастила.  Но  поддерживает  визитеров:  да,  собака  не  домашняя, -  это  пес  охотничий,  он  должен  жить  в  тайге, должен  работать, одним  словом, - лайка.  Я  и  сама  это  понимаю.  Поддаюсь  уговорам  и  отдаю  собаку.  Платят  щедро -  пес-то  отличный...
               
    А  потом  всю  ночь  не  могу  уснуть.  Виктора  нет,  опять  остался  спать  в  гараже.

    Рано  утром,  зажав  в  кулаке  деньги,  что  получила  за  Бора, выхожу  из  дому:  из  вчерашнего  разговора  помню,  как  охотники  говорили  между  собой,  что  машина  за   ними  придет  через  пару  дней.   Значит,  они  еще  здесь,  в  поселке,  и    должны   выйти  с  собакой   на   прогулку,  обязательно.  И  еще  каким-то  чувством  поняла, что остановились они  где-то поблизости, -  мелькнула  в  разговоре  знакомая  фамилия.
 
   Вот  увижу  их, - тут  же  возвращаю   деньги  и  забираю  Бора  домой!  Плохо  мне  без  него.   Так   хожу  и   вечером,  и  утром   следующего  дня,  пока  не  встречаю   знакомую   из  отдела  главного  конструктора:  это  ее  родственники  купили  мою  собаку,   и,  правда,  они   были  здесь  еще  почти   два   дня,  в  соседнем  доме,  у  нее. Чувствовали, что  я  не выдержу  и  пойду  искать  Бора,   - и  прогуливали  его  только  поздно  ночью...               

   Это  все  было  летом.  А  сейчас  уже  конец  октября. Смотрю  в окно, -  вот  уже  и  снег  пошел,  влажный,  крупными  хлопьями.
               
   Что-то   телевизор   замолчал...   Отрываюсь  от  окна  и  смотрю  на  экран.  Изображение  идет,  а  звук  пропал...  Что  это?   Из-за   телевизора   тянется  вверх,  к  потолку,  тоненькая  прозрачная  струйка.   «Наверное,   перегрелась  изоляция, - подумала  я, - выключу, пусть   остынет».

   Выключила.  Постояла,  подождала:  струйка  все  тянется…  Выдернула  шнур  из  розетки…  Струйка  чуть  шире,  но  как  будто  слабеет…  Страшновато. Все  время говорят,  что  цветные    телевизоры  взрываются...   Хотя  у  нашего  какое-то  особое  противовзрывное  устройство  (поясняли  в  магазине)...

   Пойду  на  кухню,  там  подожду,  пока  он  остынет.
               
     Минуты   две   постояла   у  кухонного  окна.   Возвращаюсь  в   комнату...  О,  ужас!   Над   телевизором   уже  полыхают  длинные   языки  пламени,  а  под  потолком  ползут  черные,  густые  клубы   дыма,  нет,  не  дыма,   а   какой-то   сажи  с  большими  черными   хлопьями!
               
      Выбегаю  на  лестничную  площадку.   Надо  звонить  в  заводскую  пожарную  охрану,  она  обслуживает  поселок (нет  бы  сообразить,  что   можно   звонить  01,  в  городскую  пожарную  службу,  они  сами  передадут  нашим  пожарникам!).  А  телефон    нашей   пожарки   не   помню,   знаю  только  рабочий  телефон  их  начальника  (часто  встречаемся  на заводе  по  работе), но сегодня  воскресенье!

     Звоню  в  дверь  напротив,  Гале,  она  долгое  время  работала  дежурной  в  пожарной  охране  завода,  сидела  на  телефоне.
      
  -  Галя!  Какой  телефон  нашей  пожарки?
               
    А  Галя  уже  в  ступоре,  смотрит  на  черные  клубы,  ползущие    из  моей  квартиры:
               
 -  Я... я... не  помню... - произносит  она, а  из-за  ее плеча уже  выглядывает  Слава,  муж.
               
 -  Что  случилось,  Света?
               
 -  Да  телевизор  загорелся!
               
    Сверху,  с пятого  этажа,  уже  несется  на  шум  другой  сосед,  Костя.
               
 -  Что?  Что  это горит?  -  спрашивает  у  меня.
               
 -  Телевизор! – отвечаем  хором.

    А  черная  жирная  туча  уже  ползет  вверх  по  лестничной  клетке.
               
 -  Давай  быстро  воду! – командует  Костя.
               
    Они  со  Славиком  уже  в  комнате,  где  потолка  уже  не  видно   и  черная  чадная  темень  опускается  все  ниже  и  ниже...  И  только   над   телевизором  колышется  зловещее  красное  пламя...

    Я   бегаю  из  коридора  в  ванную  и  передаю   им   ведро,  таз,  еще  один  таз  с  водой.  Кричу  в  дымную  темноту:
               
 -  Там  рядом  с  телевизором  книги!  В  шкафу!
               
    Слышу   из   комнаты   плеск  воды   и  громкие   голоса  мужчин  (к ним  уже  присоединился  Игорь,  сын  Гали  и  Славика,  ровесник  Андрея):
               
 -  Убирай  букет  со  стола! -  (на  столе  у  меня  букет  из  сухих  цветов  и  листьев).
               
 -  Полас  сворачивай!  Открой  балкон! Выбрасывай  его  туда!
               
 -  Света!  Дай  какую-то  тряпку,  набросить  на  телевизор!
               
   Я  хватаю  с  пола  в  коридоре  дорожку  и  подаю  в  чьи-то  руки.
               
   С  площадки,  уже  с  истерикой  в  голосе,  кричит  Галина:
               
 -  Игорь!  Слава!  Уходите  оттуда!  Он  может  взорваться!
               
    Я  уже  и  сама  пугаюсь  этого:
               
 -  Уходите  все!  Пусть  горит  к  чертовой  матери!
               
    Мои   помощники   выскакивают  на  лестницу  и  в  одно  мгновение  за  ними  захлопываются  двери  квартир.  Я  остаюсь  на  площадке  одна. В открытую  дверь  из  моей  квартиры  ползет  черная  мохнатая  (и  вонючая!)  туча!
 
    Рядом  распахивается  Зоина  дверь, они   живут   за   стенкой, и  на  пороге                появляется  ее  дочка,   тринадцатилетняя   Инна,  она испуганно  и  сочувствующе  смотрит  на  меня, на  дым,  что  клубами   валит  из  моей  квартиры,  где  уже  полная  темнота - горит  пластмасса... 
      
    И   тут   вновь  напротив  открывается   дверь  и  Галина  с  порога  кричит:
               
-  Света!  Вспомнила! -  называет  номер  и  скрывается  за  дверью.
               
   Нет  бы -  самой  сразу  позвонить  от  себя! 
               
   А  к  моему  телефону  уже  не  пробраться,  там  кромешная  тьма.
 
-  Инночка,  я  позвоню  от  вас! -  набираю  номер.
               
   Сразу  же  отвечает  дежурный  и  я  называю  адрес...  Во  мне  нет   страха  за  свою  квартиру,  за  свое   барахло, -  я  только  очень  боюсь,  чтобы  не  загорелись  квартиры  соседей.  А  они  все  попрятались!
               
   Мне  показалось, что  прошла вечность, пока  приехали  пожарные, а  оказалось,  всего  три  минуты...
               
-  Успокойтесь,  покажите,  где  горит, -  проговорил   их  командир  в   погонах  лейтенанта,  быстро  взбежав  ко  мне  по  лестнице. -  Так,   понятно,  давай  к  нам! -  позвал  он  двух  пожарных  в  спецкостюмах  и  масках.  -  Спокойно, -  обращается  ко  мне,  -  опускаемся   на   колени   и   на   руки,  и  вот  так,  спокойно!  двигаемся  в  квартиру,- вы  покажете,  где  у  вас  стоит  телевизор.
               
   И  так,  на  четвереньках, -  пожарные  впереди,  мы  за  ними, - поползли  к  дверям  комнаты.   Внизу   еще  можно   кое-как    дышать.  В  сплошной,   густо-черной  темноте,  в  углу,   где   стоит  телевизор,  тускло   светятся   языки  пламени.
               
-  Понятно, -  лейтенант  быстро   вытащил   меня  снова  на   площадку,  крикнув  пожарным:  -  работаем,  ребята! -  и  ко  мне: - наберите  в  ведро  или  в  таз  немного  воды!
               
   И  снова  к  пожарным:
               
-  Сбрасываем  телевизор  на  пол!  Где  вода?
               
   А  у  меня  ничего  нет  под  рукой!   Тазы   и   ведро  соседи   побросали  в  горящей  комнате!   И  Инночка,  умничка,  тут  же  подает  мне  их  таз:
               
-  Тетя  Света,  возьмите!
               
   Лейтенант  выхватывает  из  моих  рук  таз  с  водой  и скрывается  в комнате,  приказав  мне  на  ходу:
               
-  Выйдите  на  площадку!
               
   И  уже  из  комнаты  слышу  его  голос:
               
-  Сбрасываем  телевизор!  Быстро!

   Дзынь! Звякнуло  стекло.  Легкий  всплеск  воды  и  шипение...
               
-  Закройте  снаружи  дверь! -  кричит  он  мне, - открываем  все  окна,  балкон! – это  уже  я  слышу  из-за  закрытой  двери.
               
   Мы  с  Инной  ждем  на площадке.  Наконец   выходит   лейтенант,  заглядывает  мне  в  лицо:
               
-  Как  вы  себя  чувствуете?   Все  хорошо,  все  потушили.   Не  входите  пока,  пусть  проветрится.  Та-ак... Ребята,  ну,  что  там? Можно?  Пойдемте, тихонько, - и  снова  заглядывает  мне  в  лицо.               
               
   Вдвоем с  пожарником  берут  меня  под  руки  и  заводят  в  квартиру.
               
-  Не  волнуйтесь,  все  хорошо, -  он  не  спускает  с  меня  глаз.
               
   Господи,  да  он  переживает, как  бы  я  не  грохнулась  в обморок! – доходит  до  меня.

   Да  я  счастлива,  что  все  закончилось!
    
   Ладонями  обхватываю  его  лицо  и  целую  в  щеки,  в  нос...  И  тут  только  вижу,  что  он  с  усами,  и  совсем  молоденький!  И  не  замечаю, что  оставляю  черные  следы  от  своих  рук  и  губ  на  его  лице!
               
-  Спасибо!  Спасибо! –  без  конца  повторяю  я,  как  заевшая  пластинка.
               
   Когда  они  уходят,  я,  провожая   их  до  двери  и  все  так  же  повторяя:  спасибо!  спасибо! -  попадаю  глазами  в  большое,  во  весь  рост,  зеркало  в  коридоре:  о  Боже,  кто  это?  Из зеркала  на  меня  смотрит  совершенно  черная  женщина!  Негритянка?!
 
   Лицо,   плечи,   шея,  руки  и  открытые   выше колен  ноги, - все  совершенно   черное! Белки  глаз  и  зубы  словно  светятся  из  этой  черноты! Весь в  черных  пятнах,  в   саже,   легкий   голубой  халатик   высоко   подоткнут   за  плавки (видимо,  мне  мешали  его  длинные  полы   и   я   в   горячке   запихнула   их  под  плавки  выше  колен)...  И  я  начинаю...  хохотать!   До  изнеможения,  до  стона!   Я  изгибаюсь  от  смеха,  слезы  уже  текут  из  моих  глаз,  а  я  не  могу  остановиться:   лишь  гляну  в  зеркало, - начинаю  хохотать  по-новой...

  Представляю,  как  я  в  таком  виде  целовала  лейтенантика, -  и  снова,  и  снова  умираю  от  смеха!  Легкое  чувство  какой-то  эйфории   охватывает  меня.  Я  счастлива,  что  все  позади,  что  все  живы-здоровы!   И   меня   совершенно  не  пугает  ужасный  вид  моей  квартиры!

   Сработала какая-то защита в  организме?  Или  сам   Всевышний  спас  меня  от  худшего?  Спасибо  ему!
               
   И  тут  открывается  дверь  и  передо мной  Надя  Григорьева,  моя   соседка  по  дому  и  с  некоторых  пор  близкая  подруга.  Она  очень  красивая, высокая, статная, со светлыми  вьющимися  волосами и карими глазами. Умница,  рукодельница  и  великолепная  хозяйка. Но...
   
  Как  часто  бывает, -  умным   и   красивым   очень  нелегко  в  личной  жизни:  она  одна  воспитывает  двух  сыновей.   Работаем  мы  с  ней  вместе,  в  одном  отделе.    Надя  с отличным  чувством  юмора,  нам  всегда  хорошо  вместе.  Она  прекрасно  знает,  (единственная),  что  происходит  в  моей  семье, сама  прошла  через  подобное…
               
   Из  сумки,  которую  она  держит  в  руках,  торчит  мокрый  березовый  веник.
               
-  Батюшки!  Свет!  Что  случилось? – широко  раcкрытыми  глазами   она  смотрит  на  меня,  в  глазах  испуг,  вопрос.
               
-  А  вот!  Видишь! – я  все  еще  не  могу  остановить  свой  смех.
               
-  Да  вижу,  уже  вижу!  А  я  иду  из  бани,  смотрю:  во  дворе  толпа,  стоит  пожарная  машина  и  лестница  к  тебе  на  балкон!  А  Лешка  (сын)  и  говорит: - у  тети  Светы  пожар,  вот  пожарники  и  приехали!   Я  бегом  к  тебе,  так  сначала  не  пускали!
               
   Она  проходит  в  комнату,  я  за  ней.
               
-  Ого!  Ни  себе  чего! -  восклицает  она.
               
    И  тут  уже  и  я  вижу,  во  что  превратилась  моя  квартира,  а  вернее,  большая  комната...

    Потолок  совершенно  черный,  словно  старательно  выкрашен  в  черный  цвет.  Стены  покрыты  копотью,  но,  все  же,  светлее  потолка.  Занавеси  и  гардины  на  окне  и  дверях  обгорели  вверху  и  упали  на  пол.   Люстра  оплавилась.  Оба   ковра   на  стенах  только  успели  закоптиться   в  верхней  части.  Рама  балконного  окна  немного  обгорела.   Обгорела  и  тумбочка  под  телевизором.  Но  книги  и  книжные   шкафы – целы,  видимо,   их  хорошо  полили  водой  мои  соседи-спасители. И, главное,- на  балконе, в   вазе,  стоит  мой  сухой  букет, - целехонький!   А   виновник  всего,  -  телевизор, -  лежит  разбитой  “мордой”  в  паркет   посреди   комнаты,   в  маленькой  лужице  воды!    Осталась  только  одна,  здорово  обгоревшая, деревянная  рамка. Полас  мужики  все-таки  выбросили  на  балкон, - вон  он  стоит,  аккуратненько  свернутый!
               
    Обе спальни  только  сильно  закоптились  вверху. И  моя новая  шуба  лежит  себе  на  диване  в  бывшей   детской!
               
     Видимо,   всю   гарь   тянуло  сквозняком  в  открытую  наружную  дверь,  на  лестницу. А  дыма и  сажи  было так  много, что  это  не  дало  огню  возможности  быстро  распространиться  по  всей  квартире.
               
  - А  Виктор-то  где?  А, ну, конечно, охота! – и  Надя берет  все  командование  на  себя.
               
  - Потолки   придется  обдирать,  это  сделает  Виктор,  а  мы  с  тобой  вымоем  стены.  Только  сначала   все  поснимаем, -  уже  действует  она.
               
    И мы сдираем  ковры, подгоревшие  картинки, фотографии, расплывшийся  эстамп.  Собираем  и  выбрасываем  шторы  и  гардины, уносим к  мусорному баку  телевизор,  вернее, то,  что от  него  осталось. Мебель в  комнате  стаскиваем  на  середину.
         
 -  Времени  еще  мало,  только   десять,  успеем  за  сегодня    помыть  стены.  Давай  ведра,  тазы,  что  у  тебя  там  есть?  - велит  Надя.
    
    А  у  меня  все  еще  состояние  дурацкой  эйфории.   Я  смеюсь,  пою,  очень громко  разговариваю.
               
 -  Что  ты  все  хохочешь?  Иди,  хоть  умойся, а то  похожа  непонятно, на что! – старается  осадить  меня  подруга.
               
    После  полудня, в  самый  разгар  нашей  трудовой  деятельности,   появляется  Виктор.
               
 -  У-у,  мамуля!  Что  тут  было? – никакого  испуга,  никакой   тревоги  в  его голосе,  только удивление. – Ты  жива?  Ну,  и  слава    Богу!  -  снимает  меня со  стула,  обнимает  и  крепко  целует.
               
    У  меня  внутри  будто  рвется  туго  натянутая  струна.   Я  слабею  в  его  руках,  с  лица  исчезает  дурацкая  улыбка  и  на  глаза  наворачиваются  слезы.  И  вот  я  уже  сладко  плачу,   уткнувшись  ему  в  грудь,  в  пропахшую  дымом  клетчатую  ковбойку...
               
 - Ну, наконец-то, - вздыхает  Надя - а  то  я  уже  боялась, что она  свихнется!  Хохочет  и  хохочет  все  это  время!
               
 - Все,  все,  хватит,  все  живы,  дом  на  месте! -   он  вытирает  мои  слезы  ладонями  и  от  них  тоже  пахнет  костром.
               
   А  мне  так  хорошо  в  его  руках!   Если  честно,  я  всегда  их  любила  и   любовалась  ими,  такими  большими  и  красивыми  они  были,  такими  умелыми  и  ласковыми  могли  быть, словно жили отдельно  от своего  хозяина.  Обнимая  меня,  он  говорил:
               
  - Вот, - две  мои  горсти – и  ты  вся  поместилась  в  них!
               
    (Что  правду  таить:  много  было  и  хорошего)...               
 
 - Я  тут  уток  привез,  с  охоты, -  однако! -  круто   меняет   он   тему. -  Давайте,  готовьте  их. Сумеете? А я  пока  в  гараж,  привезу  еще  чего-нибудь.
    
               
   Мы  с  Надей  готовим   на  стол.  Правда,  занимается  этим  больше  она,  у  меня   валится  все  из  рук. Появляется Виктор  с  полными  сумками  и  бутылкой  любимого  мной  «Алтын  Келя».  И,  когда  мы  уже  сидим  за  столом,  приходят  две  моих  сотрудницы:  услыхали о  случившемся,  пришли  посмотреть.  «Ого!  Ох!  Вот  это  да!  Ничего  себе!»  –  проходят  по  всем  комнатам,  заглядывают  во  все  углы...  И  никакого  сочувствия, - одно  праздное  любопытство.

   Нам  неприятно.  Надежда  не  выдерживает:
               
 - Алло!  Бабоньки!   Вам  что  тут,  эрмитаж?   Пойдемте,  хозяевам   отдохнуть  пора.  Вон,  уже  ночь  на  дворе!               

   И  правда,  уже  стемнело.
               
   А  ночью... Опять  непонимание, опять  скандал,- я  не  в  состоянии  ответить  на  любовный  порыв  Виктора:  словно  очнувшись,  я  уже  другими  глазами  вижу  нашу   обгоревшую   квартиру,  остро   ощущаю  запах   гари,   вонь  от  горевшей  пластмассы  забивает  дыхание, першит в  горле, перед  глазами  плывут  и  плывут  мохнатые,  густо-черные  клубы  дыма,  давит   темный   от  копоти  потолок...  Я  снова  и  снова  мысленно  переживаю  случившееся.  Запоздалый  страх  сковывает меня...
               
   Виктор  награждает  меня  очередными  «комплиментами»,  злой  и  расстроенный  поднимается  с  постели  и,  одевшись,  уходит  из  дому.

   У  меня  нет  сил  уговаривать  и  удерживать  его.  Я  остаюсь  одна,  ночью,  в  этом  обгоревшем,  прокопченном  бедламе.   Укутавшись   в  одеяло,  открываю  балконную   дверь  и   долго   стою,  глубоко  вдыхая  холодный,  уже   морозный  воздух.  Лишь  под  утро  забываюсь  коротким,  тяжелым  сном...
               
   На   следующий  день,   рано  утром,  звоню  своему  шефу  домой  и,  в  двух  словах  обьяснив  происшедшее,   договариваюсь  об  отпуске  за  свой  счет   на  неделю:  надо  начинать  ремонт.  А  там, - как  покатит...
               
   Оказывается,  есть  еще  хорошие  друзья.  В  это  же  утро  ко  мне  приходит  еще  одна  моя  подруга,  Светлана   Бандурина,   дочь  моих  соседей  по  первой  квартире.  Вся  их  семья  долгое  время  помогала  мне  с  детьми,  -  я  всегда  могла   оставить  на   них  моих  мальчишек,  когда  мы  с  Виктором  уходили  в  кино,  в  театр, на  хоккей. А  их  бабу  Полю  маленький  Андрюша  считал  своей  бабушкой.
               
   Света  в  ужасе  от увиденного. И  вот  уже  Валера, ее  муж,- он  в  отпуске,  - обдирает  мои  потолки,  привозит  краску  и  сам  красит  их.
               
    Виктор  появляется  к  вечеру.   Вид  обиженный.   Собирает  себе  одежду  и  снова  уходит  в  свою  «резервацию»,  в  гараж.
               
    К   концу   ремонта   он  все  чаще  бывает  дома, - помыться,  переодеться.  Иногда  помогает  передвинуть  мебель...   А  вскоре   его  привозят   из  гаража  полуживого,  ничего  не  соображающего.   Я  звоню  его  другу,  наркологу.  Тот  знает   свое   дело:   быстро   усаживает   Виктора  в  ванну,  отмокать,  затем  укладывает  его  в  постель  и  ставит  капельницу:
 
-  Светлана, - обращается  ко  мне,- теперь  давай  ему  побольше  пить. Я позже  еще  зайду.
               
   К  утру  Виктор  уже  чувствует  себя  лучше,  встает  к  завтраку.  Вид,  как  у  побитой  собаки. Прячет  глаза. Я  молчу. Что  слова?   Говорено-переговорено!  Если  сам  поймет....
               
   А  я  уже  оформила  очередной отпуск. Вот  закончу  ремонт  и лечу  к Андрею.  Он   уже  почти   год  служит  в   Кызыле,  столице   Тувы,  в  танковом  полку,  медбратом  в  санчасти.
               
   Пока  я   довожу  в  квартире  все   до  полного   блеска,   Виктор   лечится  трезвым  образом  жизни  дома.    С  нового  места  работы,  из  Агропрома,  его  «попросили» (опять  же,- за  непрогибаемость  и  за скандал  с шефом),  «помогли»  и   прежние  «связи»:   бывшее   начальство   постаралось  и   тут, -  уж  очень  хотелось  убрать  его  подальше (слишком  много  знает!), вплоть  до тюрьмы,  что  и  пытались  сделать  чуть  позже... Но  об  этом  потом.
   
               
          


Рецензии