Федор и Луи Армстронг

Все естество Федора сжалось в какой то йогуртовый коллапс в районе пупка и тихо агонизировало. Он вынул из кармана потрепанную двухгривенную разложил ее на стойке и каким то чужим, бесцветным голосом проблеял:
 - Кружечку «холодненького», - и зачем то добавил - «please».
Миловидная барменша Лариса, не отрываясь от кроссворда, профессионально, в два присеста (дабы осела пена), налила из краника кружку светлого Оболонского, сгребла 2 гривни и выложила 25 копеек сдачи.
  Не без труда Федор пододвинул к себе кружку и зарывшись носом в пенную благодать стал жадно орошать горящее от похмелья нутро. На четвертом глотке Федя сфинктером почувствовал чей то взгляд, сверлящий ему спину и с сожалением оторвавшись от сосуда с живительной влагой, стал медленно поворачиваться.
- Мама! – крикнул кто то в голове Федора и заекало, заекало где то под ложечкой. Да и было из-за чего и «мама» закричать,  и не только.
  Прямо посреди зала, за столиком сидел Луи Армстронг, и лучезарно улыбаясь во все 32 зуба смотрел на Федора. Король Джаза улыбался так, как могут улыбаться только негры.
Его белозубая ухмылка сияла на черномазой физиономии, как свежее птичье дерьмо на начищенном до блеска ботинке.
  Ох как некстати это было, ох некстати!
Феденька на ватных ногах подошел к ближайшему столику и просто обрушился на стул. Его правая рука по прежнему сжимала почти полную кружку, но не до Оболонского было теперь Феде. Он не мигая смотрел на мистера Армстронга, боясь даже перевести дыхание.
«Все, допился. Так вот ты какая – Белка!» - ужом вползла в оцепеневший мозг мысль…
  Луи между тем встал, поправил бабочку, и как был, в отличном, с иголочки смокинге, легко и, даже с каким то изяществом, влез на стол. Выждав какое то мгновение, Луи Армстронг начал бить чечетку. Он танцевал легко и красиво, прищелкивая пальцами и выделывая ногами затейливые коленца. И , что самое главное, по прежнему улыбался, негодяй! Это было уже слишком. Федор почувствовал себя совсем уж нехорошо и стал медленно сползать под стол.
  И тут Феденька заметил, что на Луи Армстронга смотрит не только он! Все немногочисленные посетители бара, а именно: парочка малолеток – парень и девушка, закусывающий толстяк средних лет, в костюме-двойке и галстуке и два совершенно спившихся, бомжацкого вида паренька, - все глазели на выбивающего степ Короля Джаза.
От этого стало как то полегче. Федор вздохнул, перевел дыхание, и наконец разжал побелевшие, мертвой хваткой сжимающие кружку, пальцы.
 И вот тут в уши Федора ворвался звук! До этого момента, в его тяжелой голове, было лишь какое то монотонное гудение, а тут…
Среди множества второстепенных звуков, различалось и два доминирующих. Первым доминирующим звуком был бессмертный музыкальный хит «Hallo Dolly», исполняемый Луи Армстронгом, и под который он же (если верить глазам) выплясывал чечетку, прямо на столе, лыбясь, как майская параша. Вторым доминирующим звуком был обычный шум улицы, вползающий в открытое окно кафе.
Федор замер, превратившись в зрение и слух. Что то непонятное рождалось внутри, что то волшебное, эфемерное и необычайно красивое…
  Тем временем музыка закончилась. Под жидкие аплодисменты парочки малолеток,  мистер Армстронг слез со стола, раскланялся и неторопливо и с достоинством вышел из бара. По телу Феди разлилась невероятная легкость. Он поднялся, отодвинул стул, и оттолкнувшись ногами от плиток пола, начал медленно воспарять к потолку, принимая горизонтальное положение. Тихая и светлая радость заполнила все его естество. Он парил и жизнерадостно улыбался, как всего несколько минут назад, ему улыбался Луи. Правда длилось это недолго. Из состояния эйфории Федора вывела обычная котлета. Пущенная меткой рукой одного из прибомжованных пареньков, она хлестнула по щеке Федьки, как пощечина любимой, и произвела эффект взорвавшегося зенитного снаряда. Федор рухнул вниз, смачно приложившись об пол брюшком, правой ляжкой и првой же стороной лица, издав при этом звук, который издает, падая на прилавок, кус свежайшего свиного сала с красной прожилкой.
- Че ты, Чунык?! – спросил между тем у метнувшего котлету его приятель.
- А че он разлетался, мешает чиста-а-а.
Федор поднялся и избегая чужих взглядов, выбежал из бара, всхлипнув и зажав в руке злополучную котлету.
Чунык же встал со стула, и воровато оглядываясь, как ласточка, подбежал к столику Федора, взял недопитую кружку и вернулся обратно.
- Оболошей полирнемся, чиста-а-а.
- Умеешь ты Чунык провернуться, реально, подеребань!
Они разлили пиво по своим давно опустевшим кружкам и чекнувшись, полирнулись таки, наглецы!