Предупреждение братьев Стругацких

"The uncommon man wants to leave a world different from what the found; a better, enriched by his personal creation. For this he is willing to sacriface much or all of the happiness that the common man enjoys."
«Отягощенные злом»    А. и Б. Стругацкие

В искусстве, особенно в художественной литературе, довольно редко встречаются примеры удачного сотрудничества. Но вспомним братьев Вайнеров, Илью Ильфа и Евгения Петрова, Кукрыниксов, Козьму Пруткова и, наконец, Аркадия и Бориса Стругацких. Последние особенно интересны, как уникальный пример продолжительного художественного сотворчества, которое состоялось и оставило блестящий след в истории мировой фантастики. Вероятно, слияние двух взаимодополняющих ментальных миров и точек зрения, разнообразие изобразительных инструментов, полемические диалоги авторов позволили создать невероятно емкие и яркие произведения, оказавшие серьезное влияние на целое поколение людей, которым выпала участь лично пережить еще одну трагическую страницу в истории своей страны. Поколение это стало свидетелем не только торжества науки, первого полета человека в космос, освоения необжитых просторов севера и их несметных богатств, но и кардинальных изменений в политическом курсе страны, затронувшем главным образом, нравственные и ценностные ориентиры. За последние двадцать лет реконструкции капитализма в России выросло новое поколение, для которого неведомо многое, что вдохновляло писателей Стругацких.

Мне повезло в том, что этих замечательных авторов я открыл для себя еще в шестом классе средней школы. Моя мать случайно купила первое издание сказки для научных сотрудников школьного возраста в 1965 году. С тех пор «Понедельник начинается в субботу» стал девизом моей жизни.  Эта тоненькая книжка с веселыми иллюстрациями Евгения Тихоновича Мигунова была до дыр зачитана моими одноклассниками. В то время мы были уверены, что, получив отличное образование, станем учеными, инженерами, программистами и врачами, придем в двадцать первый век с победой над безнравственностью, тупостью и обывательской близорукостью, сделаем жизнь людей созидательной и интересной. К сожалению, этого не случилось. Пророческими стали повести «Хищные вещи века», «Град обреченный» и «Отягощенные злом», написанные и прочитанные чуть позже.

Книги братьев Стругацких читали все мои одноклассники, знакомые и друзья, но по прошествии многих лет стало ясно, что каждый вынес из этих мудрых книг совершенно разную жизненную позицию. Одни, заразившись авантюризмом героев-космопроходцев и прогрессоров, нашли свой путь в единоборстве за личное счастье. Другие, вдохновленные творческим началом в мире науки и техники, стали блестящими инженерами и учеными.  А кто-то увидел в произведениях писателей-фантастов всего лишь пародию на отягощенное бюрократической партократией современное общество. Судьбы всех этих почитателей творчества Аркадия и Бориса Стругацких сложились по-разному. Большая часть их фанатично и бездумно влилась в горбачевскую перестройку и последующие за ней «демократические» преобразования. Для меня этот факт стал неожиданным откровением. Ведь писатели всем просто кричали: - Остановитесь! Опомнитесь! Задумайтесь, в конце концов! К сожалению, этого почти никто не услышал. Стругацких всегда волновали скрытые в природе человека нравственные и психологические проблемы,  которые вскоре свалились на нас смутой и бездуховностью.

В последние годы своего творчества авторы поняли, что прежде, чем построить гармоничное общество, надо изменить природу самого человека. Сделать это можно только с детьми, оградив их от цинизма и равнодушия, усилив их природную склонность к здоровому любопытству и состраданию. Мучимые проблемами современности, авторы всегда призывали читателя к разуму,  достоинству и чести, к добру и творческому вдохновению, но, не желая того, взрастили в нас совсем не то, к чему вели. В этом плане повесть «Пикник на обочине» оказалась вдвойне пророческой.

Не только чернобыльская катастрофа стала для современников трагическим предупреждением, о чем недвусмысленно напоминали нам писатели:

«Жарило солнце, перед глазами плавали красные пятна, дрожал воздух на дне карьера, и в этом дрожании казалось, будто Шар приплясывает на месте, как буй на волнах. Он прошёл мимо ковша, суеверно поднимая ноги повыше и следя, чтобы не наступить на чёрные кляксы, а потом, увязая в рыхлости, потащился наискосок через весь карьер к пляшущему и подмигивающему Шару. Он был покрыт потом, задыхался от жары, и в то же время морозный озноб пробирал его, он трясся крупной дрожью, как с похмелья, а на зубах скрипела пресная меловая пыль. И он уже больше не пытался думать. Он только твердил про себя с отчаянием, как молитву: «Я животное, ты же видишь, я животное. У меня нет слов, меня не научили словам, я не умею думать, эти гады не дали мне научиться думать. Но если ты на самом деле такой… всемогущий, всесильный, всепонимающий… разберись! Загляни в мою душу, я знаю, там есть всё, что тебе надо. Должно быть. Душу-то ведь я никогда и никому не продавал! Она моя, человеческая! Вытяни из меня сам, чего же я хочу, — ведь не может же быть, чтобы я хотел плохого!.. Будь оно всё проклято, ведь я ничего не могу придумать, кроме этих его слов: „СЧАСТЬЕ ДЛЯ ВСЕХ, ДАРОМ, И ПУСТЬ НИКТО НЕ УЙДЁТ ОБИЖЕННЫЙ!“

13 мая 2013 года