Венские вафли в пражской кофейной

Как-то утром проснулся Кафка в своей многообещающей постели, зевнул, скорее от удивления, нежели от гордости, попробовал руками воздух слева и справа от себя, и обнаружил, что находится в превосходном расположении духа. И сказал вслух:
- А почему бы не написать сегодня что-нибудь веселое, доброе и жизнерадостное?!

Сказано - почти сделано. Уселся он за любимую печатную машинку. Именно за любимую, другие в такой день не годятся. Заправил кремовую бумагу, взмахнул музыкальными пальцами, как пианист, и... замер.
"Нет, так не пойдет. Надо позавтракать, - подумал Кафка и выглянул в окно. - День сегодня чудесный, как раз, чтоб написать что-то увлекательное и положительное. Пойду-ка я пройдусь до ближайшей пражской булочной, съем пирожное, выпью кофе. Или, лучше пива".

Знаменитый писатель оделся: в честь такого благостного состояния белые брюки были вынуты из небольшого комода и разглажены пальцами прямо на себе. Потертый и ношеный пиджак был заменен, по случаю, модной бежевой курточкой на больших круглых пуговицах.
И... кепи.
"Да-да, непременно надену кепи, - подумал Кафка и осмотрел себя в зеркало. - Что ж, прекрасно".

В дверях он столкнулся со своей домоправительницей, фрау Травник. Та, по привычке, обнюхала его, и с опаской поинтересовалась, не нужно ли чего. В ответ Кафка смачно поцеловал ее в губы и объявил:
- Я так рад, что живу здесь. Чувствую себя отлично.
При этом писатель с восхищением осматривал коридор, где происходил данный разговор, и цокал языком.
- Этот светлый коридор заслуживает того, чтобы о нем написали. И вы, моя дорогая фрау, обязательно станете героиней моих писаний. Может быть, даже сегодня, после завтрака.

Затем Кафка упоительно вздохнул и, оставив обалдевшую хозяйку в одиночестве, спустился вниз. А фрау Травник постучала в дверь фройлян Герберт, имевшей виды на Кафку, и, когда та открыла, покрутила пальцем у виска и горестно воскликнула:
- Все, совсем наш Кафка ку-ку!

Но он этого уже не слышал. А выйдя на улицу, весело побрел по мощеной мостовой, аккуратно тыча длинным, угольно-черным зонтом в булыжники на перекрестках. Несмотря на то, что день был солнечным, зонт Кафке необходим, поскольку пражское небо ветренее, чем легкодоступная женщина. И Кафка, как никто другой, это знал. А ведь господин Никто Другой, живший в двух кварталах отсюда, считался знатоком метеорологии.

Так вот, шел Кафка, с любопытством тыкал острым концом зонта в булыжники, и думал:
"Интересные какие штуки эти камни. Унылые, серые и бездушные. Почти как люди. Мы с такой легкостью бросаем камнями друг в друга, словно не понимая, что тем самым швыряем себя в пропасть безнадежно-абсурдного... Ой, стоп-стоп, что это я?! Сегодня мы ведь любим жизнь и пишем потрясающе задорную вещь".

Он улыбнулся и, козыряя белыми брюками, подошел к велосипедисту, мрачно стоящему на углу, возле почты.
- Приветствую тебя, добрейший человек! - радостно воскликнул Кафка, приподнимая кепи.
- Сам дурак, - огрызнулся велосипедист, которого звали Клаусом, и который только что получил письмо от ненаглядной Генриетты, где она выказывала крайнюю степень разочарования в милейшем Клаусе и явную неохоту видеться с ним дальше. Более того, накладывала табу на переписку.

Кафка всего этого не знал, и ответ молодого человека ввел его в легкий ступор. Лицо писателя вытянулось, нижняя челюсть оттопырилась, натягивая губу и обнажая маленькие ровные зубки.
- Я говорю: доброго вам утра, - вновь попытал счастья Кафка, улыбаясь уже не столь ярко.
- А я говорю: козлиную бороду намотай себе на кулак и чеши отсюда! - рявкнул Клаус, садясь на велосипед.
- Эмм... Я...То есть...Вообще не понимаю, - замотал головой Кафка, уже не улыбаясь вовсе.

Клаус начал работать ногами, плавно прокручивая педали, и крикнул:
- И все-то вам, евреям, не так! И все-то вы не понимаете!
Уже проезжая мимо обескураженного Кафки, Клаус пнул его своим пыльным башмаком, измазав тому белые брюки. Напоследок он оглянулся и показал язык. Кафке немедленно захотелось парного языка с овощами. Но он отогнал от себя эту мысль - сначала нужно позавтракать.

- Хм...хм..., - шел и рассуждал он. - Должно быть, этот милейший был чем-то расстроен. И ведь совершенно ясно, что не я тому причиной. Злость - от недостатка ласки в детстве. И еще эта козлиная борода... Налицо психологическая травма, полученная в ситуации, связанной с животными. В велосипеде же он ищет спасение. Пытается убежать от беспорядка системы, породившей его мать злобной и бессердечной сукой, которая била и... Стоп-стоп-стоп. Что за чушь я несу? Это просто парень, день хороший, все прекрасно. Ля-ля-ля. Ля-ля-ля. Ффух.

Он привел себя в норму и вернулся к первоначальному состоянию. Тем более, что почти добрался до замечательной кофейни, блиставшей запахами свежих булок посреди моря церковных шпилей, заражавших благополучием. Своей излюбленной кофейни, хотел сказать он, но вдруг вспомнил, что никуда не ходит, и в этом месте оказался впервые. "Ничего, она скоро станет излюбленной", - подумал Кафка. Птицы пели так, как они никогда еще не пели. А солнце лучилось теплом аж до безобразия. Жаль, брюки уже не такие красивые.

- Зато красива моя душа, - вздохнул счастливый Кафка и вошел внутрь. В кофейне было не протолкнуться: люди наседали друг на друга, много курили и галдели бесперебойно.
"Сколько вдохновения вокруг, - подумал писатель, пробиваясь к стойке. - Кипит жизнь и требует, чтобы о ней написали".

Сорокалетний бармен, без имени и с блестевшей под лампами лысиной, вертелся перед посетителями, поминутно оглашая пространство кофейни мощными и певучими трюками: "Веееенские вафли! Кто хотел веееенских вафель?!"
"Забавно, - подумал Кафка. - Венские вафли в пражской кофейной. Еще бы немецкого пива. Хотя нет, наше лучше. Чем не сюжет для рассказа? Проследить путь вафли от ее создания до логичного конца. Несомненно, всякой вафле понравится жить там, где так вкусно пахнет кофе. И вот она живет среди других вафель, общается с барменом, поет песни и флиртует с чашкой кофе. Какой-нибудь галантный эспрессо приглашает ее на танец... Хе-хе-хе... Потом приходит покупатель, толстая и брюзжащая дама со своим мужем-прохвостом, и маленькая добрая вафля заканчивает жизнь в сумраке ее желудка, прямо на закате цивилизации, в ее пузырящихся кишках, словно в длинных и серых коридорах Системы, погибнет, растаскиваемая миллионами бактерий, которые вцепятся в нее с присущим им бюрократизмом. Нет, милая вафля, история твоя будет пустынной и мрачной, пострашнее, чем у Эдгара По. А бармен, который сейчас стоит и смотрит на меня, он одновременно и надменный судья, и дикий палач... Кстати, почему он так долго на меня смотрит? Кажется, он что-то говорит. Попробую разобрать...эээ...ран...пой...мозглый...ихопат...диот...А, идиот!"
- Идиот безмозглый, ты что тут, залипнуть решил?! - вот уже десять минут орал бармен, глядя на блаженно улыбающегося Кафку. - Вызову я сейчас санитаров, наверное! И давно на свободе гуляешь, придурок?!
- Простите, я замешкался, - признался писатель, и добавил: Мне бы пива. И пирожное "картошка". Пожалуйста.

Бармен заказу не удивился. Хотя пирожное "картошка" и пиво в их кофейне не подавали, многие часто просили того же. Но вот слово "замешкался"...
"Уж не писатель ли он, - с опасением глянул бармен. - Обслужу-ка я его получше. А то, пожалуй, напишет черт-и-что про меня".
- Вы знаете, - сказал он. - пирожное "картошка" еще не изобрели, но вот-вот, на днях изобретут. Могу предложить бисквиты с орехами и творожным кремом. А за пивом я сейчас сбегаю через дорогу, в пивную.
И, действительно, побежал.

Тем временем тучи сгущались в небе, как и брови на переносице у писателя. Кафка посмотрел вслед бармену и пожал плечами:
- Ну, и почему он дурак?! Ведь совершенно ясно, что не я тому причиной. Мало того, что дурак, так еще и лизоблюд. Выслужиться - вот что главное для него. Заработать чаевые. Получить благодарность и продолжать дальше трудиться в таком паршивом, занюханном месте. И дальше мошенничать, скупердяйничать. Прислушиваться к советам непонятно кого. Как и все они. Жаждущие только плоти. Воистину преуспевшие в своей бесчувственности!

Последние слова Кафка произнес с гневом и настолько громко, что его услышали окружающие. Некоторые из них скривились в презрительных ухмылках и спросили у своих собеседников: Вы не знаете, кто это?
Кафка как ошпаренный выскочил на улицу и побежал домой. Потом вспомнил, что забыл зонт, остановился...плюнул и побежал дальше. С неба уже капало, и ветер усиливался.

Он залетел домой, сбросил куртку, сорвал белоснежные брюки и зашвырнул все это в угол. И сел к машинке. Принялся молниеносно печатать. Заглянувшая было к нему фрау Травник удостоилась ледяного взгляда и змеиного шипения - zzzzz.
"Слава тебе Господи, вернулся", - подумала она и всплеснула руками.
Хлынул дождь. Кафка работал.
01.07.2014г.