Тушканчик

                Лучше гор могут быть только горы,
                На которых ещё не бывал.
                В.Высоцкий


  Это маленький эпизодик из жизни большого проектного института  «Таджикгипрострой». Коллектив института представлял собой удивительное содружество разнохарактерных, разноталантливых, равно как и бесталанных личностей. Всех объединяла какая-то необъяснимая аура, способствующая поддержанию благоприятного климата доброжелательности, взаимоподдержки в таком огромном, разношерстном коллективе сотрудников.

 Институт жил своей духовной жизнью: устраивали замечательные вечера, коллективные походы в театры, на кинофильмы. Потом стал развиваться и спорт: настольный теннис, бадминтон, я уж не говорю о шахматах.

Весной и осенью выезжали в ближайшие ущелья на пикники, которые
потом переросли в походы по ближайшим ущельям, к ближайшим водопадам. Сначала походы были однодневные, потом – двухдневные, а потом на две недели, т.е. тратили почти весь отпуск. Тут-то и проявились две неординарные личности: Данила Давидович Гендлин и Эдик Ворожцов. Оба были полны идей, любили горы и девушек, обладали незаурядными организаторскими способностями. Данила Давидович – мужчина средних лет, невысокого роста, щуплый, подвижный; архитектор по образованию и по должности, эрудированный романтик.

 Он любил опекать какую-нибудь молодую особу, появившуюся в институте: так ему хотелось поделиться своими знаниями, мыслями, с кем-нибудь пофилософствовать. Он предлагал что-нибудь для прочтения, приносил книги по искусству – Эрмитаж, например. Приглашал посмотреть хороший фильм, с тем, чтоб потом обсудить его. Ну и т.д. Такого напора, резко повышающего интеллектуальный уровень, ни одна особа долго не выдерживала, и ему приходилось ждать появления очередной жертвы.

   У него было двое детей: сын Дима- это мамин сын, студент мединститута и  дочь Маша- это папина дочка, романтик, склонная к авантюрам.
   Эдик – молодой специалист, высокий, стройный, балагур, увлекающаяся натура. Не могу сказать, чтоб он был красавец, но обаяния была бездна. Его любили все: молодые сотрудницы, пожилые и даже, по-моему, весь мужской персонал, начиная от директора и кончая плотником. Это был молодой талантливый инженер, подающий большие надежды.

  Вот такие две личности сошлись на любви к горам и всему тому, что в них находится: к водопадам, озерам, а пуще всего к самому процессу восхождения, покорения перевалов и вершин.

  Сначала они ходили в горы одной командой: Гендлин, Эдик, чета Степанцевых, мой муж Сергей, ну и молодые сотрудницы и сотрудники. Потом оказалось, что под предводительством Гендлина ходить достаточно сложно: нужно иметь хорошее сердце и выдержку. Данила Давидович сразу брал большой темп, шел так пока кто-нибудь не начинал падать, тогда останавливались, отдыхали и… снова - пробежка.

   Так что, в каждый новый поход ему приходилось набирать новую команду, и со временем это становилось проделывать все труднее. Самым выносливым и постоянным его спутником был Сергей. Эдик отделился и стал сколачивать свою команду. Это не составляло большого труда, т.к. с одной стороны срабатывала молодость и обаяние, с другой - ходить с ним было легче и приятнее. Вел людей он не торопясь, размеренно. Просил сообщать, если у кого в висках будет стучать пульс: «Пойдем медленнее или постоим, пока сердце не успокоится».

 Если бы я выполняла это его предупреждение, то мы  так и стояли бы, не сдвигаясь с места, ибо мое сердце через несколько минут ходьбы начинало стучать и в висках, и в горле, и в ушах. Поэтому, я терпела, молчала и шла, не видя ничего, кроме кусочка тропы, что под носом. Признаться – значит потерять право ходить в горы с мужем, потерять объединяющую нас ниточку, или одну из ниточек, на которых держится семейная жизнь.

 К тому же тропа, идущая на подъём всегда имеет более или менее горизонтальные участки, на которых я и успокаивала свое неугомонное сердечко. Все благодаря тому, что и на этих участках Эдик скорость не повышал. На маленьких привалах Эдик всегда находил какие-нибудь шуточки - прибауточки, чтоб развеселить народ. А уж на ночных привалах, где они с Сергеем брали на себя и костер, и ужин, после которого Эдик пел, а мы подпевали замечательные туристские или, как теперь их называют, бардовские песни.

 Он их знал уйму, видимо от своих друзей - геологов. У костра засиживались допоздна, а утром, хоть и не выспавшиеся, но зарядившиеся хорошим настроением, отправлялись дальше. Поэтому его группа разрасталась. Небольшой костяк был стабильным, а другая часть постоянно обновлялась.
 
   Как-то друзья геологи на вертолете доставили его к Карлюкским пещерам. Эдик заболел ими и заразил значительную часть наших сотрудников, в том числе и наше семейство.
 
   Данила Давидович тоже нашёл пещеры. Однажды он предложил поехать посмотреть свой вариант пещер. Соляные пещеры на юге Таджикистана близ городка Восе. О! Что-то новенькое! Быстро сколотилась небольшая группа. Тогда был еще только один выходной день, поэтому на работу пришли с упакованными рюкзаками. Сразу после звонка, оповещающего об окончании рабочего дня путешественники бросились к подъезду, где их уже ждал наш постоянный шофер - рыжий Леша, бессменный, безотказный, в течение многих лет возивший нас в разные уголки Таджикистана.

 Он знал все дороги, водил машину классно: АСС, одним словом. Тогда он еще ездил на грузовике, передняя часть кузова которого была примерно на метр покрыта брезентом. Лешка не был рыжим, скорее просто рыжеватым, но почему–то: «наш рыжий Лешка» к нему намертво приклеилось. Он был худощав, подвижен с очень смешно оттопыренными ушами.

 Любил веселые компании. Если сели и молча едут, он мог остановить машину и сказать:
   - Ну, так. Что-то мне ваша компания не нравится. Будем петь песни или вернемся? Я после трудовой недели могу и заснуть, и опрокинуть вас в обрыв. Ну что? Едем дальше?

   С группой Эдика обычно таких речей не бывало, ибо Эдик сам большой балагур был. Группу Гендлина он не любил возить, но вследствие величайшего уважения, он ему никогда не отказывал. Да и дополнительная денежка играла свою роль. Ему институт оплачивал, как за работу в выходные, двойной оклад, и мы скидывались понемногу (согласно договоренности). Но работал он добросовестно: знал у каких кустиков остановиться, где освежиться, где попить из родничка. К нашему возвращению он обычно кипятил чай. А если обратный путь сулил быть  долгим, то мог и макароны сварить. Он вел себя как опекун, давая иногда очень дельные советы.

  Итак, поехали дальше. Кто-то стал что-то неуверенно петь. Кто-то поуверенней, запел что-то более озорное. Все развеселились, и как всегда грянула веселая, коротенькая, но в силу многочисленных повторов довольно долго звучавшая песенка про кукурузу:
     Потому, что кукуруза совершает чудеса,
     Потому, что кукуруза - это значит: колбаса.
         Без кукурузы, без кукурузы пропадает организм,
         Без кукурузы, без кукурузы мы не построим коммунизм.
                А почему?
    Потому, что ….и так далее.

   К ночи стали подъезжать к пос. Восе, но ночевать в населенном месте не принято. Лёшка, не доезжая до поселка, свернул с дороги и остановил машину в заброшенном кишлаке.
   -Здесь было жилье, значит должна быть и вода. И кустики есть в отдалении, что тоже немаловажно - резюмировал Лёшка.
 
   Быстро нашли подходящее местечко, стали вытаскивать припасы: все голодные после рабочего дня, да ещё хорошо протряслись, сидя на жестких лавочках грузовика. Солнце село, сразу стемнело, кустики хиленькие, хворосту быстро не наберешь. Решили ужинать всухомятку. Нашлись несколько термосов с горячим чаем. Сергей, всегда предусмотрительный и запасливый, молча с хитроватой улыбкой, достал бензиновую плитку к общему восторгу, т.к. неожиданно появилась приятнейшая возможность «промочить» горло, и замечательная жидкость из термосов мгновенно была разлита по кружкам и плошкам.

 Пока раскладывали еду, делали бутерброды, открывали консервы и т.д., закипел и чай (Сергей захватил и чайник, и кастрюлю). Только расположились уютненько так, как, откуда ни возьмись, вдруг появились собаки: кавказские или, как их здесь называют среднеазиатские овчарки - кучук – огромные псы светлого окраса, хорошо выделяющиеся в темноте. Окружили наш лагерь, сели в отдалении, не приближаются, не лают, сидят тихо. И мы сидим тихо, не знаем, что делать. Кто-то предложил кинуть им кусок колбасы.

 Лёша резко запротестовал:
   - Вы, что? Потом их и вовсе не отгонишь. Это собаки кишлачные, остались здесь. Они умные, охранять им нечего. На их территорию мы, как видно, не попали. Таджики никогда своих собак не балуют, дают еду тогда, когда есть, что дать, поэтому их собаки никогда ничего не требуют. Посидят, поглотают слюнки, поймут, что им здесь ничего не светит и уйдут. Так оно и случилось.

 Мы стали есть, не обращая на них внимания, и, через какое-то время кто-то обратил внимание: «а собак-то нету, ушли, ура!». Сразу наступило оживление. Компания развеселилась. Надо сказать, что хоть народ собрался разношерстный, вместе никогда не бывавший, но компанейский. Поэтому буквально через несколько минут застолья все стали как давние друзья.

   - Не пропадать же хворосту, костер хотим!- потребовали одни.
 Другие их радостно поддержали, и костер вспыхнул как по волшебству.
   - Данила Давидович обещал нам прогулочную поездку, вот и будем кайфовать. Когда теперь выберемся: осень ведь уже. Да? Данил Давидович?

    Гендлин, довольный, что все так ладно и весело получается, радостно улыбался, кивал головой, по-моему, был по-своему счастлив. Долго не умолкали шутки, песни. Нашлись голосистые, знающие много песен современных лирических. Особенно душевно звучат у костра белорусские и украинские песни: «Рушничок», «Березовым соком…», «Беловежская пуща» и др.. Спели несколько песен и загрустили: спать идти не хочется: спать и дома можно.

 Сидят, смотрят мечтательно на костерок. Огонек завораживает. Первую ночь в горах никогда не ложатся рано спать, а иной раз и вообще не ложатся, если не предстоит трудная дорога.
   Вдруг Сергей говорит:
  - А хотите, я вам расскажу одну историю, что случилась с нами в горах?
  - Ой, Сергей Михайлович! Здорово! Конечно, хотим!

   Сергей уловил момент, когда настала очередь слушать байки. Рассказчик он не важнецкий. Обычно, это прерогатива Эдика –мастера слова. Но один эпизод из своей туристской жизни он очень любил рассказывать. Я сразу поняла, какой случай он имеет в виду. Сергей помолчал, собираясь с мыслями, и давая время слушателям, настроится.

  - Ну, ладно – начал он. Я расскажу, как мы втроем съели в горах двух баранов.
  Раздались смешки.
  - Не верите? Честно говоря, мне и самому иногда не верится, но вот перед вами сидит всеми уважаемый Данила Давидович – свидетель и участник всего, тогда произошедшего. Соврать не даст. Итак, Данила Давидович, как я теперь знаю – величайший в мире авантюрист, предложил мне и молодому сотруднику Гипропрома Руслану совершить восхождение на один из самых высоких перевалов – Чимтаргу – 5ти тысячник.

 Высота над уровнем моря 5500м. По карте он «выяснил», что туристы туда ходят, тропы хорошие, дней за 4-5 уложимся. Для нас с Русланом это был первый серьёзный поход, и мы полностью доверились Данилу Давидовичу, который любит ходить налегке. Поэтому, одежды, а, главное, провизии взяли по минимуму. Знакомые альпинисты организовали машину до определенного места, а дальше пошли самостоятельно по карте с обозначенными тропами. Надо отметить, что наши карты весьма не совершенные, и часто заводят в тупик.

 Но, как-то шли. Шли уже двое суток, а перевал впереди и не маячит. Зато маячит голод. Данила Давидович кушает как птичка и не понятно, откуда берет силы. Сверхестественная выносливость. Мы же с Русланом стали испытывать постоянное чувство голода. Из продовольствия мы взяли 8 банок тушенки из расчета по две банки в день. В первый день так и съели: утром банка на троих и вечером. Однако вечером после хорошего перехода нам с Русланом по трети банки показалось мало. Надо бы варить супы или каши с тушенкой, да кастрюля одна.

 Кашу сваришь, чай не в чем кипятить. Беда!
 - А, так вот почему вы теперь такой запасливый.
Все весело рассмеялись, и Сережа продолжал.
 - Мы, конечно приспособились. Не очень, чтобы очень, но все же выход. Мы кипятили чай, разливали по кружкам, ставили ближе к огню, а в остальную воду сыпали манку. Втихоря, от нашего предводителя, мы с Русланом купили вермишель, манку, немного лука, брикет горохового супа, брикет гречки, брикет киселя и, пожалуй, всё. А ещё я захватил маленькую сковородку.

 Если пожарить тушенку с луком и положить на манку, то получается очень вкусно. Только не надо размешивать. Прошло два дня, и пяти банок нет, а перевал и не маячит. Придется по полбанки использовать на раз. Да, рюкзаки легкие, да только ноги тяжелые – сил не будет их волочить. Руслан особенно расстраивался. Он оказался большим любителем плотно поесть.

 Данила Давидович успокаивает: «должны встретиться отрары, нас угостят лепешкой и кислым молоком. Может пару лепешек на спички или мыло выменяем». И правда. На третий день встретили отару. Они уже снимались с места. Данила Давидович хорошо умеет с ними общаться. Побежал к ним поздороваться и разведать возможности. Машет нам. Мы быстренько помчались, предвкушая удовольствие от угощения.

 Но, нет. Это не хошары, где они живут, готовят. Это просто перегон стада на другое место. Пастухи горюют. «Ночью волк двух баранов загрыз. Собаки отбили, но барашки мурдаги – умрал». Вот теперь они сняли шкуру для отчетности и уходят, бросая бедных барашков. Данила Давидович спросил, не будут они возражать, если мы возьмем их себе, а то идти далеко, а еды нет. «Канэшно, зачем бросим? Бери. Тебе можно, нам нэлзя такой кушаем».
 
  Мы спросили у них: «сколько ещё до перевала Чимтарга?».
  - А, радом, радом. Два день без ночь.
   Так, это нам ещё дня три пилить. Может и больше. Это два дня ишачьим шажком. Они километров не знают, да и километры ни о чем не говорят: 1 км подъема совсем не то, что 1 км спуска. Люди тоже ходят с разной скоростью, а ишачок идет, что вверх, что вниз почти с одинаковой скоростью. Вот скорость ишачка и является эталоном.

 Ну что ж, будем насыщать организмы энергией.
  Пастухи ушли, оставив к тому же большой запас дров. Отлично. Ура! Живем! Руслан даже лезгинкой прошелся. Один барашек оказался совсем маленький – сынок, наверно. А папаша - вполне хороший баран. Начали с маленького: молодое мясо быстрей сготовится. Но оно почему-то было жесткое. Тогда мы не знали, что парное мясо сразу нельзя жарить.

 Надо было пару - несколько часов подождать. Да мы бы все равно не смогли  столько выдержать. Ничего, и жесткое прожевали, а что не смогли, то пожевали, пожевали и отбросили подальше. Следующая партия была уже мягче и сготовилась быстрее. А тут мы обнаружили, что, если мясо не солить, то оно быстрее прожаривается и сочнее. А солить перед потреблением. Дело пошло быстрее. Только успеваем отрезать лучшие кусочки, нанизывать на прутики и, пока одну партию едим, другая уже поспевает. Ой, что-то быстро насытились.

 Надо передохнуть. Данила Давидович говорит: «пока все мясо не съедим, отсюда не уйдем». Никто спорить не стал. Стали кушать не спеша, с чувством, наслаждаясь ароматом свежего мяса, смакуя душистый, приятный сок. С маленького все вкусное уже оприходовали, а большой баран что-то стал медленнее уменьшаться. Полежали, передохнули и снова принялись за дело. Наступила ночь.

 Спать не можем. Выработалась какая-то непонятная зависимость: жевать. Мы уже не можем не жевать, хоть абсолютно сыты. Мясо уже лезет из ушей, но стоит немного полежать, как тянет пожевать. Ходить уже не можем. Подползаем к костру, достаем очередной кусок и жуем, жуем. Установили очередь: кто следующий нарезает кусочки, нанизывает на прутик и, лежа ворочает мясо. Потом берет свои кусочки и отползает, чтоб спокойно их прожевать. Остальные, время от времени тоже подползают к костру за очередной порцией.

 Так прошла ночь. Кто сколько поспал и поспал ли – никому не известно. Но зато известно, что трапеза продолжается. Я предложил сделать передых, нажарить впрок, т.к. дорога неизвестно насколько окажется долгой. Начали жарить в дорогу, не переставая, однако, потихоньку жевать. Упаковали кастрюльку. Потом клеенчатый мешок, в котором был брезент, который я взял, чтоб подстилать под спальники.

Сейчас этот брезент служил нам в качестве тента, наброшенного на палки, воткнутые около барашков, защищая их от солнца и от мух. Да и вообще приятнее кушать мясо, не видя перед глазами кости, с которых оно снято. Лежим, дожевываем нажаренное, а больше уже не сможем. Мы даже пошевелиться уже не можем. Руслан говорит:
  - Может, чуть-чуть отдышимся, да пойдем? Идучи, все быстрее перевариться. А то, как бы заворот кишок не получился. Надо бы подвигаться.
 
  - Нет - сказал Данила Давидович.- Договорились, что не уйдем, пока все не съедим.
  - Так ведь одни косточки остались - говорю я. А время уже к закату. Надо решать: или быстро собираемся и хоть немного продвигаемся вперед, или продолжаем валяться.
  Вдруг послышались голоса, смех и, как тридцать три богатыря вышли из воды, так и группа туристов вдруг разом появилась на нашем плато. Мы замахали руками, приглашая их к себе.
 
  - Сюда, сюда - какими-то слабыми голосами кричали мы. Двое ребят отделились от компании и подбежали к нам.
  - Вам плохо? Помочь чем-нибудь?
  - Да, нам плохо, помогите, пожалуйста - тихим голосом сказал Руслан.
  - Что с вами? Чем помочь?
  - Мы…объелись, но нам надо доесть баранов.

   Ребята остолбенели. Не знают, как реагировать. Вроде солидные люди, а то ли шутят, то ли бредят, то ли разыгрывают.
  - Откиньте брезент,- говорим мы - и все поймете.      
   Не тут-то было. Они, как откинули брезент, так чуть не откинули концы. Теперь они ещё и онемели. Глаза вытаращили, уставились на бараньи скелеты и молчат. Тут стали подходить остальные.

  - Что случилось? В чем дело?
  Мы поняли, что надо толково им все объяснить. Девочки первыми поняли, в чем дело. Стали хохотать, прыгать и, наконец, распорядились, чтоб ребята быстро соорудили очаг, наносили дров, воды. Достали огромную кастрюлю –
плановые туристы. Заставили ребят порубать ребра, загрузили их в воду и через некоторое время разлился по всей округе изумительный запах бульона из свежей баранины. У них оказался и лук, и лавровый лист, и перчик.

 Когда суп был готов, мы попросили налить нам чистого бульону в миски. Боже! С каким мы удовольствием пили этот божественный напиток. Мы же больше суток никакой жидкости не пили. Этот благоухающий бульон мы выпили вместо чая. А потом еще соблазнились и съели по ребрышку. Какое приятное нежное, душистое мясо на ребрышках. Мы не чувствовали себя объевшимися.

 Видимо: чем больше ешь, тем больше можешь съесть. Ночь спали, как убитые. Утром позавтракали вместе с туристами. Повеселились, вспоминая вчерашнее. Попрощались и пошли покорять свой перевал. Теперь с уверенностью можно сказать, что сил у нас хватит и припасов – тоже.

  Наступила тишина. Гендлин, сидевший, и безучастно, с легкой улыбкой слушавший Сергея, как будто не с ним это было, вдруг оживился:
  - А почему ты дальше не рассказываешь, что было?
  - А что было? Кое-как преодолели перевал и вернулись домой.
  - Да? А как мы шли на перевал? - подхватил рассказ Гендлин.- Представьте себе перевал с вечным ледником и снежником.

 Стали подниматься, время к полудню, вдруг резко похолодало, пошел снег, поднялся ветер. Началась пурга. Мы надели все, что было на себя. Укутались, но холод пробирал до косточек. А Сергей идет с голой грудью. Штормовка под рюкзаком. В рукава-то он потом влез, но не застегнул. Грудь нараспашку, вся покрыта ледяной коркой. Мы говорим:
 
  - Ты что, Сергей, воспаление легких хочешь получить?
 А он смеется и утверждает, что ему тепло. Вообще-то руки теплые, зубами не лязгает. Может и правда – ему не холодно.

  - Эх, вы! Сразу видно – теплотехнику не учили. У какого материала самая низкая теплопроводность? У воздуха. У меня образовалось между ледяной коркой и телом воздушное пространство, и мне, поэтому, тепло. Сначала от холода волосы стали дыбом, на них застрял снег, который превратился в прочный ледяной панцирь, и мне не холодно. А потом, как я на него одену свитер? Надо его сначала соскоблить.

  Мы попробовали – это не реально. Решили идти, пока терпится. Перевалили на другую сторону. Как? Это отдельный рассказ. С трудом. Где на пузе, где на пятой точке, где ступеньки рубили. Перебрались. На этой стороне, хоть и снег идет и холодно, но хоть этого ветра нет. Сережа созрел, чтоб одеться потеплее. Может груди и тепло, но руки, спина лишь штормовкой прикрыты. Синеть стали. Снег из снежника слежавшийся, грубый. Им не разотрешь ничего. А, главное, никак не снять этот панцирь.
 Только немного раскрошим, а наледь снова образуется. До земли ещё спускаться и спускаться. На снежнике костер не разведешь. Не меньше часа мы возились с его ледяной коркой. Говорим:
 
  - У тебя отличный ножик с ножницами, давай срежем лед. Ну, будет твоя грудная шевелюра чуть короче.
 Не согласился. Так мы раскрошим кусок и буквально с каждой волосинки стаскиваем кусочки льда.
  - Ну да, вместе с волосинками. Представляете, какой ужас, когда по одной волосинке тебе скальпируют грудь? Пытка. Я думал:  у меня теперь голая грудь. Нет, сжалились, оставили немного.

  Все засмеялись.
  - Ну все, пора отдыхать – начал Лешка. Что день грядущий вам готовит, неизвестно. Так, что предлагаю отдохнуть. Слушай, Серега. А что это я эту байку никогда не слышал? Чего ты её никогда не рассказывал? Забавно, ведь.
  - Рассказывал Леша. Я часто её рассказываю. Просто как-то не пришлось.
   Ночь была теплая. Многие легли просто на спальники: и мягче, и возни меньше.
 
 Утром встали поздно. Сергей встал много раньше, и они с Лешей сварили «бурдючку». Так называли мы варево, когда варится все, что есть, вместе: сосиски, колбасы, лук, помидоры, вермишель, остатки вареной картошки, вареные яйца, остатки тушенки, плюс перчик, лаврушка и другие приправы дополняют это замечательное блюдо. Некоторые, наблюдая как все съедобное кидается в кучу, сначала воротили нос, но потом замечательный запах и вполне приглядный вид соблазнили и их.

 Конечно, основная масса народа на такие пиршества не рассчитывала, и потому посудой не запаслась, но тут Сергей очередной раз всех удивил, достав и раздав всем по алюминиевой плошке. Надо отметить, что это все на мою бедную голову, т.к., почему-то, люди считают, что это не их миска и, потому мыть ее не надо: хозяева помоют.

 Странный народ у нас. Ну, а пока общий восторг, чествование Сергея, поедание душистой «бурдючки» с большим аппетитом и, наконец, сборы в дальнейший путь. Выехали поздно, уже жуткая жара. Проехали меньше часа, а Лёшка останавливает машину:
  - Не хотите ли искупаться? Дальше уже Восе, сользавод.
   
   Место он выбрал превосходное: река Вахш здесь разлилась, течет спокойно, берег пологий, спуск к воде удобный и, что самое приятное, так это - зеленая лужайка. Поздняя осень, трава везде жухлая, а тут – райский уголок! Ай, да Лёшка! Чудесник! Все попрыгали с машины прямо в воду. Дно песчаное – редкость на Вахше. Вода чистая, аж, голубая! Боже мой, как этим молодым, да и тем, что чуть постарше доказать, что в годы моей молодости эта река была наполнена грязно -рыжей водой.

 Если наберешь ведро воды, то через пару недель, осторожно отцедив, отсосав через камышинку, можно было  получить примерно третью часть ведра относительно чистой воды. А теперь! Какая замечательная вода! Но это только после Нурекского водохранилища, являющегося как бы отстойником, перед Нурекской ГЭС. Выше по течению вода всё так же представляет собой взвесь из песка и красной глины. Накупавшись вволю, поехали дальше. Вот и сользавод!

 Что это такое? Это довольно длинное одноэтажное кирпичное здание, побеленное. Обычно в кишлаках белят только здание сельсовета, школу, медпункт, магазин и кибитку или дом председателя колхоза. Так, что это здание вполне уважаемое. В нем располагаются: администрация в лице директора, бухгалтера и кассира в одном  лице, пара - тройка рабочих низкой квалификации, экскаваторщик –рабочий высокой квалификации, ну и, пожалуй, всё.

 Около здания земля разбита на карты: такие квадратики, отгороженные друг от друга глиняными валиками. Сюда напускается вода, идущая по ручейкам из пещеры. Когда одна карта заполняется, воду перекрывают и направляют в другой квадратик. Вода представляет собой пересыщенный солевой раствор. Пока заполняются соседние карты, в первой вода испаряется и кристаллизуется соль.

 Верхний слой аккуратно убирают в мешки или ведра лопатами – это первый сорт, а дальше экскаватором убирают следующий слой, прихватывая и глину – это уже низшие сорта. Примитив жуткий. Но они горды - рабочие т.е.. Из поколения в поколение передается их заслуга в победе в Великую Отечественную войну.

 С какой гордостью и достоинством они рассказывают, что, когда «фашист захватил Урал, в стране не было соли. А как будут кушать солдаты несоленую еду? Как они голодные будут воевать? Тогда из Таджикистана везли в Россию восейскую соль. Вся страна тогда выжила благодаря таджикской соли и победила фашистов».

  Поэтому свою работу они считают очень нужной и полезной для нашей страны. Поэтому в 50ти градусную жару, они безропотно ходят по этой соленой земле ворочают глину с места на место, сыплют и пересыпают соль в мешки, бочки и наконец, в приезжающие машины, которые увозят это «белое золото» в далекие города на радость людям.

   Похвалили их, поблагодарили, узнали направление, ведущее к пещерам, и отправились. И сразу заблудились. Идти вроде бы проще простого: иди по ручейкам, вверх по их течению: ведь они все вытекают из пещер. Но ручейки то теряются, то поворачивают куда-то не туда. Нам - то нужна одна и из пещер, вполне определенная, ибо другие или менее интересные и, или более мелкие. Наконец нашли устойчивый, достаточно большой ручеек и пошли по нему.

 Шли, удивлялись, что по берегам ручейка попадаются замысловатые рисунки, узоры из закристаллизовавшейся соли. Периодически ручей разливался на массу мелких ручейков, и тогда мы не знал, куда идти дальше. Разбредались по ручейкам, пока  кто-нибудь не обнаруживал, что ручейков стало меньше, а один из них наиболее крупный, т.е. произошло частичное слияние мелких ручейков. Тогда брали его за основу и шли дальше, доверившись логике.

 Так, потратив довольно много времени на преодоление совершенно незначительного расстояния, мы, наконец, добрались до желанной пещеры. Вход нас вдохновил: это был вход в замок снежной королевы. По контуру вход был украшен сверкающими снежными сосульками из кристалликов соли. Будучи как бы ограненными, и так как грани их расположены к солнцу под разными углами, то сверкание этих сосулек было поистине сказочное: просто глаз не оторвать.

 Полюбовавшись на вход в сказочный грот, мы вошли в пещеру. Ничего интересного: темный туннель, достаточно высокий и широкий, с гладкими, относительно, конечно стенами и потолком. Стены, иногда закругленные, иногда почти вертикальные не имеют никаких соляных сталактитов или каких-нибудь сосулек. Ничего. По середине пещеры течет, журчит наш ручей - большой, полноводный.

 Вода идеально прозрачная. Под лучом фонарика кажется, что она искрится. Душный воздух, пропитанный солевыми парами, начинает разъедать глаза. Иногда ручей разливается, и почти нет сухого места, чтоб наступить ногой. Приходится прижиматься к стенке и идти по узенькой-узенькой тропочке. Кто-то поскользнулся и попал ногой в воду. Сразу  защипало. Другой - попал в соленый рассол. Третий. Ничего интереснее, судя по всему, впереди не будет и принимается решение - возвращаться, пока соль не разъела ноги, особенно между пальчиков. Сказано, сделано.

 В темпе выползли на свет божий и снова удивились красоте входа. Попытались отколоть по кусочку сосульки на память, но они оказались очень прочными, а прилагаемые усилия привели просто к их разрушению. Так, что эту затею бросили и пошли назад. Вот тут-то и осенило нас, что можно найти изумительные образцы из соли, которая накристаллизовалась на листочках, веточках, камешках. Вот тут-то и начался азарт. Все забегали по ручейкам, заглядывали под каждый сучок, под каждый камешек.

 Мало найти что-либо стоящее, надо ещё очень аккуратно снять с сука или листочка. Мне больше всего понравилось находить елочки. Это просто чудо - елочки. Значит так: надо найти махонький водопадик, где водичка, стекая с верхнего камешка на нижний, разбивается, или, скажем, разливается. Вода со временем испаряется, а кристаллики, располагаясь один над другим, образуют кристаллическую пирамидку – «ёлочку», совершенную по своим пропорциям. Я первая это чудо обнаружила, но найти, больше одной штуки, не смогла.

 Сереже повезло больше: он - поглазастей. Зато я нашла «грибок», который аккуратно удалось снять с камня. Нашли большую «розу» - это с точки зрения Сережи. А мне это больше напоминало головной мозг, т.е., когда сняты с головы кости и оголены все извилины. Этот образец до сих пор хранится у меня, как и грибок и какое-то еще сооружение. Но, конечно шедевр - это ёлочки.

 Когда к нам приходили гости, и мы показывали каменные друзы с Карлюкских пещер и образцы из соли, все смеялись, и никто не верил. И тогда мы предлагали их полизать, чем приводили всех в восторг. В надежде, что в Восе можно в любое время организовать поездку, и теперь уже грамотно подготовиться к упаковке образцов, да и методика поиска их уже известна, мы хвастливо одаривали ёлочками своих знакомых, которые просили их, не оставив себе ни одной.

 Даже в Польшу одну отослали, чем очень удивили наших польских друзей, не столько тем, что мы им что-то послали, сколько тем, ЧТО мы им послали. Им никак не верилось, что это солевые ёлочки, и они тоже всех заставляли её лизать. А мы, кстати, тоже были приятно удивлены тем, что наша крохотная бандеролька благополучно, в целости и сохранности добралась до места назначения.
   
   Бегая по ручейкам, мы так увлеклись, что не заметили, как проскочило время. Надо было срочно возвращаться. Путь к сользаводу мы прошли довольно быстро, хотя, как оказалось, пещера, где мы были довольно далеко от него. Тепло попрощались с рабочими и быстрее в машину.

   - Лёша, скорее к воде, а то завтра не обуться будет!
   Приехали на полюбившееся нам место и тут-то по достоинству оценили Сережину инициативу накормить народ плотным завтраком. Только сейчас почувствовали страшный голод. Пока мылись и стирали свои кеды те, кто попал в солевой поток, остальные быстро накрыли дастархан из остатков еды: сыр, рыбные консервы –то, что не вошло в супешник. Быстро помылись, пока чай закипает. После выхода из пещеры казалось, что из нас вылезает соль. Кто-то, смеясь, спросил: «У меня соленая корка на коже ещё не образовалась?» Да, это ощущение было у каждого. Быстро сполоснувшись, перекусив, сели в машину. Домой! Скорее домой! Уже сумерки, а путь предстоит не ближний. Мы с Сережей оценили по достоинству наличие у нас кастрюли, в которую мы положили смятые газеты, солевые образцы и, кой-какие, тряпки: полотенце, носки, например. Так, что наши образцы оказались достаточно надежно упакованы. Нашему примеру последовали и другие, у кого были какие-нибудь кружки, миски и т.д. Те, у кого ничего не было, в общем-то, ничего в целости и не довезли.
  Итак, сели в машину и поехали, держа образцы в руках. Гендлин забился в уголок кузова у заднего борта. Дескать, на ветерке он скорее просохнет. Однако, стало быстро холодать. Данила Давыдович попросил спальник, влез в него и сидел в уголочке такой маленький, сжавшийся в комочек. Как ни уговаривали его перейти к нам, ближе к кабине – ни в какую.

 Упертый такой оказался. Подъезжая к перевалу Шар-Шар, мы стали замерзать: подул пронизывающий холодный ветер, пошел приятный мягкий снежок, который, не долетая до земли, таял. Подставляешь ладонь, а она - сухая: от тепла руки снег у самой ладошки испаряется. На нас влажные купальники. Очень холодно!

 Слезли со скамеек, устроились на полу кузова, подстелив рюкзаки со спальниками, прижавшись, плотно друг к другу. Завязался какой-то разговор, какая-то спорная проблема возникла.
  --Данила Давыдович, а вы как думаете?
   Тишина в ответ.


   - Заснул, наверно? Данила Давыдович, вы спите?
   Тишина.
   - Господи, да его там нет.
   - Как это? Куда ж он мог деться?
  Ничего не понимая, крикнули хором: «Данила Да-вы-до-вич!»
  - Да, он, никак, выпал.

  - Ты, что, с ума сошла? Как это- выпал?
   Мужчины уже тарабанили по кузову. Лешка остановил машину.
  - Ну, что у нас стряслось? Кустиков нет, и не скоро будут.
  - Лёша, Гендлин потерялся.

  - Да, Леша, поехали домой. Если вывалился, то его давно подобрали. Вон сколько машин нас обогнало.
  - Ты, что? Серьёзно так говоришь? Молите бога, чтоб нам не пришлось мешочек с косточками из обрыва доставать – сказал Лёша.    - Сейчас попробую развернуться.

  Эти дороги не предназначены для разворотов: здесь только - только разъезжаются встречные машины. Но в скалах периодически сделаны выемки-ниши, где засыпающий водитель может перекимарить, или при необходимости что-то починить в машине. Т.е. как бы расширенная обочина, за счет которой расширяется и дорога. Вот до такого места и поехал Лешка.

  Оно оказалось на счастье недалеко и Леша начал разворот. Женскому полу велено было, отойдя по обе стороны дороги светить фонариками, для подъезжающих машин. А мужскому населению смотреть под колеса и, при необходимости, подкладывать камешки под них. Начали. Леша, как я говорила, - АСС. Очень аккуратно, по сантиметрам он начал маневры: чуть - вперед, чуть - назад.

 Подает назад, останавливаясь буквально в двух сантиметрах от края дороги. Дальше - пропасть. Леша спокоен, сосредоточен. Вдруг из-под правого заднего колеса выворачивается камень. Цок –цок-цок – поскакал вниз. И… колесо зависло над пропастью.
  При первом же вскрике Лешка остановил машину.
- Камень, Сережа!

 Но Сергей сам сразу же подложил камень под левое колесо.
  - Молодец, Сережка. Что будем делать? Я буду подавать тебе и ребятам рюкзаки. Положите их у скалы: пригодятся еще. Попробую доразвернуться. Бог милостив. Авось, обойдется.

  Очень осторожно влез он  в кузов. Аккуратно передал (все слева, конечно) рюкзаки. Слез. Казалось, он невесомый. Машина не шелохнулась. Сергей с двумя ребятами с трудом срезали несколько кустиков, торчащих из скалы. Подложили их под правое висящее колесо, запасли камешков, чтоб подкладывать под  левое колесо. Здесь остался один из ребят, а Сергей с другим пареньком пошли к правому колесу.

 Леша последний раз предупредил, чтоб близко к краю не подходили, и при открытой дверце, стал манипулировать, священнодействовать. Очень спокойно, буквально по миллиметру, он неуклонно продвигался вперед и влево. Еще чуть-чуть вперед и влево. Еще. Еще. Опять камешек вывернулся. Слава богу, махонький. Сергей говорит:
 
 - Леша, колесо зацепилось за прутья, до земли сантиметра три-четыре осталось. Леша вышел так же аккуратно из машины, как влезал, и долго (нам так показалось) смотрел под колесо. Потом сел в машину, резко скомандовал: «всем отойти» и… рванул. Скрип, рев мотора и…Урра! Урра!

  Машина на твердой земле. Леша закончил маневр, поставил машину в нишу и молча, деловито вышел к нам, делая вид, что все обычно, нормально. Но наши девушки – народ эмоциональный – стали его обнимать, целовать. Лешка, смущаясь, напомнил, что надо бы ехать искать Гендлина.

  - Предлагал же я в начале поездки вернуться, ну как чувствовал - бормотал он.- А теперь я же за всех за вас отвечаю.
 Поехали назад, пристально вглядываясь в обочины дороги, чтоб не пропустить нашу потерю. Леша предположил, что, если он вывалился, то, скорее всего на том, крутом повороте. Так, что ехать придется как минимум, до него. Так и получилось.

 Кто-то глазастый вдруг закричал:
  - Вон он! Вон! Сидит на камне!
  На камне на обочине, что со стороны пропасти сидит какое-то существо, ничем не напоминающее человека. Он же в спальнике, поэтому представляет собой что-то странное. Все хором закричали: «Данила Давыдыч!»
Существо встало и запрыгало радостно вдоль дороги.

  - Ой, смотрите! Ну точно – тушканчик!
   Это было так метко, так выразительно, что все покатились со смеху. «Тушканчик. Ну, вылитый - тушканчик. Надо ж как похож!»
  Гендлин прыгал на двух ногах как в соревнованиях: «бег в мешках», что проводили в домах отдыха, пионерских лагерях затейники. Только там мешки держат у пояса, а тут, поскольку холодно, а он в мешке в одних трусах, то он держал спальник у лица, точно так, как тушканчик держит передние лапки.

 Тушканчики любят свет фар и часто выскакивают на дорогу и прыгают  перед машиной точно так, как сейчас прыгает Данила Давыдович.   
Леша остановил машину, открыл задний борт, и Гендлина просто таки закинули в машину. Он так замерз и перенервничал (но в этом он не признался), что у него зуб на зуб не попадал. Одел он все свои одежды и снова залез в спальник.

 У Леши, всегда предусмотрительного и запасливого в термосе оказался горячий чай, очень к месту. Мы, кстати, пока Леша разворачивался, тоже очень замерзли, но нам горячего чаю не дал. Просто было не до того. А теперь главное было: согреть нашего тушканчика. Затолкали его в середину нашей кучи, прижали со всех сторон и потребовали рассказа о том, как он умудрился вывалиться. Это чудо, что он не скатился с дороги в обрыв.

  - Все весьма прозаично - начал Данила Давыдович. – Стало очень холодно, и я решил застегнуть спальник до верху и встал. Стал застегивать молнию, а её что-то слегка заело, и я присел на борт. Тут резкий поворот и я – на дороге валяюсь. Все так неожиданно произошло, что я даже не испугался. Вскоре подъезжает машина, я выскакиваю на дорогу, кричу.

 А машина резко сворачивает, объезжает меня и увеличивает скорость, спасаясь от неведомого существа, которое в сумерках он принял неизвестно за что. Так проехали ещё две машины. Потом машин стало меньше, а потом и вовсе перестали ездить. Вся надежда была на вас. Но и вас долго нет. Я решил, что вы там в уютной куче уснули и спохватитесь только, приехав на место и решил ждать. Нашел камень, чтоб хоть посидеть можно было. Все не мог решиться раздеться, т.е. вылезти из спальника.

 Тогда увидят, хоть и голого, но все же человека, и подберут. Но ветер все не утихал. И я не решался вылезти из спальника. Тем более, что здесь поворот и машины появляются неожиданно, да к тому же теперь очень редко. Сидел и размышлял о том, что я в рубашке родился. Ведь, если б за нами шла машина, я бы был под её колесами. Опять: упал мягко – ничего не сломал, в пропасть не скатился, значит и дальше бог поможет – надо только набраться терпения. А тут и вы. Все хорошо, что хорошо кончается – заключил он.

 
  Вот и наш родной институт. Приехали. Кто живет поближе вышли. Кто в микрорайоне, Леша повез по домам. Данила Давыдович жил неподалеку от института, но Леша говорит: «вручу лично жене в целости и сохранности».

   Утром все были на работе. Гендлин был здоров, даже на насморк ни малейшего намека. В институте о происшествии особенно не распространялись, считая, что Даниле Давыдовичу это будет неприятно. Между собой говорили: «Вон, наш тушканчик побежал куда-то».
  Такая вот история!