Иллюзия. ru Часть III. Глава II

                Глава 2

      Вечером Ванессу увезли в больницу. Практически до срока родов Ванечка регулярно лежала на сохранении, но Владик родился раньше срока и очень слабенький.

    Это время не прошло для Ванечки даром, никогда прежде не обуреваемая философскими размышлениями, она попыталась на своем примитивном уровне разобраться в сложившейся ситуации и выстроила довольно стройную доказательную базу своей невиновности в инциденте.

      Держитесь, каноны морали, а с ними все те, кто требует от бедных обывателей быть честными, порядочными и справедливыми!  Откройте шире свои невидящие глаза, разуйте зенки, наконец, раз по культурному не понимаете! Оглянитесь! Что видите? Пьяницу-соседа? Так не пьяница он, он порядочный, но только по-своему, у него своя мораль, своя правда! И соседка, изводящая собственную семью криками и скандалами права, потому, что правда у нее такая, и … Продолжать?

       Не буду утомлять. Ванесса рассудила так: никто не имеет никакого права ее осуждать, обсуждать, а тем более упрекать, или калечить. Она – живет так, как считает правильным, и, кстати, не возражает, если каждый будет жить так, как считает нужным.

       Скажу по честному, у Ванессы были, есть и будут единомышленники, заманчивая идея вседозволенности и безответственности была привлекательна определенной категории людей во все времена. Если рассмотреть по сути, что такое мораль, порядочность, честность?  Как не крути - это определенные обязательства человека перед человеком.

      Ванесса  на интуитивном уровне понимала это, и не отвергала эту суть в той ее части, что обязательства людей по отношению к ней должны иметь место, вот только она  никому ничего не должна. Вот так-то: никому и ничего! Это вам не шалям-балям!

      И ее теория не давала сбоев целых три года. История с покушением сошла на нет. Клавдия Анатольевна перенесла инфаркт и к вопросу о любовнице  мужа больше не возвращалась, Толик тоже поправился, но встречаться с Ванечкой не горел желанием.

    Грех сказать, что жизнь Ванессы была сладкой. Да, Лев Захарович оплачивал няню для Владика, но няня была с ребенком только шесть часов, все остальное время Ваня оставалась с проблемой один на один, не считать же  серьезной помощью двухчасовые набеги Левушки.

    К тому же стресс, перенесенный Ванессой в самый ответственный момент беременности – в то время, когда формируется нервная система человека, дал свои сбои – мальчик был крикливый и беспокойный.

    Именно такое тяжелое семейное положение Ванессы сделало работу и учебу раем, отрадой для души, неземным наслаждением. Здесь Ванесса расцветала, отдавалась пению вся, была богиней и просто счастливой женщиной. То ли резкий диссонанс между тяжелым бытом и любимым делом так расцвечивал ее творчество, то ли желание быть где-то и в чем-то лучшей давало такой эффект, но Ваня действительно была перлом в короне голосов консерватории, была лучшей, или одной из лучших, что впрочем, ее не тяготило.

      Совершеннолетие Ванессы по западному стилю, то есть время, когда ей исполнился  двадцать один  год, ознаменовалось тройной трагедией.   
     Ранней весной по неосторожности матери мальчик простудился. Кололи антибиотиками, но через месяц на ягодичке на месте укола образовалось уплотнение, а затем опухоль. Хватило всего трех дней, чтобы сделать соответствующие анализы, убившие в  молодой матери всякую надежду. 

     Ванесса забрала ребенка из больницы и последние месяцы его жизни не спускала Владислава с рук. Неожиданно глубоко и сильно она ощутила боль расставания с сыном, боль и отчаянье от мысли, что столько сил  - и физических, и душевных, потрачено впустую.
      Эти два месяца состарили Ванечку на десяток лет - трагедия глубоким рубцом легла на сердце, дала пищу к размышлениям.

        Логичная теория,  всецело устраивавшая Ванессу, дала первую трещину. И это был отнюдь не тот дефект, который требует косметического ремонта – треснуло само основание. Оказалось, что кругом люди, не считаться с мнением и желанием которых практически невозможно.  Ванесса приняла смерть ребенка  как наказание за то, что живет во грехе с чужим мужем.

       Несколько неестественно для столь молодой и незрелой  женщины и столь глубокая скорбь, и столь жесткое самобичевание, еще более неестественно, что под влиянием невосполнимого горя, мнение женщины изменилось едва ли не на противоположное.

        На моем веку молодая пара, потерявшая ребенка при трагических обстоятельствах по своей собственной вине, уже на поминках несколько беспечно повторила чьи-то с сочувствием сказанные слова  - дескать,  молодые и у нас будут еще другие дети.

       Раскаиваясь и ощущая свою вину за гибель мальчика, Ванечка незамедлительно устранила причину своего грехопадения – спонсора Левушку, ни мало не заботясь о том, что Лев Захарович был отцом  Владика и скорбел нисколько не меньше ее самой.

       Это обстоятельство как - то вообще не принималось  в расчет,  и Левушка получил по полной  с той и с другой стороны. Ванечка отказалась с ним встречаться, Клавдия Анатольевна  объявила полномасштабный бойкот.

     Время, прошедшие после инфаркта, изменили деспотичный характер матери не к лучшему. Ко всем придиркам добавилась новая тема для репрессий – насколько мама больная, и насколько семейные неблагодарные. Тема сожительства отца с Ванечкой не поднималась, но прослеживалась, как вечно присутствующий укор. И только стало известно о смерти мальчика, как Клавдия пошла в атаку. Перво-наперво она выложила парням все, что знала, добавив все, что думала.

      Парни молчали, словно сговорились, во многих семейных неурядицах они  обвиняли мать, державшую в руках всю семью. Первым заговорил  старший – Анатолий:
-  И кто тебе все это рассказал?
-  Да тетка ваша, Наташка, - всхлипнула мать.
-  И что делать собираешься? – подал голос младший.
- Я пойду и кудри этой пташке повыдергаю! – выпалила Клавдия Анатольевна.
- Ты уже раз ходила. Ничего хорошего из этого не получилось. Да ты же сама его не раз выгоняла, может и хорошо это, пусть идет! -  Толик пытливо посмотрел на мать.

-  Да говорила я ему, молчит!
-  Сын у него умер, переживает, наверное! – перебил младший.
-  Какой он ему сын? – взвизгнула Клавдия.
- Родной и любимый. И маленький!  Ты же сама говорила, что папа нас маленьких очень любил, баловал и везде с собой таскал.
- Так это вас, а этот…
- Этот просто не твой, потому ты так и говоришь. Не злись, малыша уже нет.
- Зато есть его мать, - подал голос Анатолий.
- Не ходи, мама, совсем не ходи, или подожди немного. Ей, наверно, плохо сейчас! – младший был сентиментальным мальчиком.

Клавдия Анатольевна кивнула и  некоторое время разговор о муже - распутнике не заводила, намереваясь в самом ближайшем будущем  возобновить атаку.
     Жизнь распорядилась по-другому. Лев Захарович стал молчалив и проводил дома почти все свободное время, как бы показывая, что он абсолютно чист и открыт. Это не походило на заискивающее поведение нашкодившего  мужика, старающегося загладить свою  вину. Скорее было похоже, что ему некуда и не к кому идти.

       Анатолий выпытал все подробности у тетки Наташки, младшей сестры отца. Наташка была изгоем в родне  – шалаболка беспутная – другого имени для нее у родственников и не было. И эта беспутная шалаболка неожиданно  тепло отозвалась о любовнице отца и очень сочувствовала ей по поводу  смерти  сына. Тетка как-то доверительно поглядывала в глаза племяннику, и  в потоке ее слов сквозило  желание облегчить тяжкую ношу  бедной Ванечки.

       Анатолий услышал все, что хотел:  не любит Ванечка его отца и никогда не любила. На этом можно было бы и поставить точку, по крайней мере, логика вполне была соблюдена, но природное любопытство победило, и Анатолий на свою беду решил еще раз посмотреть на папину пассию.