Без вести пропавший

     День Неизвестного Солдата.
     Каждый декабрь в России вспоминают всех, кто сражался за Родину, но не снискал ни почета, ни славы. Тех, кто остался лишь в памяти родных и близких...

     ...
     Вот они лежат передо мной, солдатские письма, письма с войны, той, которую называют – Великая  Отечественная. Письма Саши. Девять аккуратно сложенных в конвертик, пожелтевших от времени тетрадных листов бумаги.  Они потерты по углам, карандаш выцвел, текст, штамп почты, военной цензуры, практически обесцвечены. Но даже спустя семьдесят пять лет, письма можно читать.
     Я их, эти девять писем, перечитал не один раз. И каждый раз чего-то ждал от прочтения. Ждал с нетерпением, волнением, с необъяснимым чувством тревоги. Ждал. Всё же более семи десятилетий прошло.
     Кто он, этот парень? Что он чувствовал, когда в дребезжащем вагоне, склоняясь над школьной тетрадкой,  писал домой эти строки?
     «Дорогобуж. Дня 28.08.1944 г. Здравствуйте дорогие!!! Сегодня в день православного нашего великого праздника я пишу до вас, уже не помню которое письмо. Вы наверное этот праздник проводите вольно, бо уж наверное окончилась самая горячая уборка…» 
     Лето, август. Всего несколько недель его нет рядом с ними.  О чём он мог думать? Он,  восемнадцатилетний  мальчишка,  видевший в этой жизни лишь свою деревню, двор, домашнюю работу и, изредка наезжающих из района гостей.  О чём он мог мечтать?
     Когда он родился, деревенька была под Польшей. В тридцать девятом пришла Советская власть. Но что менялось для него, для его семьи, соседских пареньков и девчонок?
     Ничего!
     Около двух десятков дворов. Вокруг бедность и труд, адский крестьянский труд. Мальчуганы, едва родившись, знали, чем им в хозяйстве заниматься. Малышки с пяти лет с недетским мастерством доили коров, стирали бельё.  В деревне практически всё держалось на женских и детских руках. Большинство мужчин уезжали на заработки. Вот и их отец с тридцатого года жил и работал в Аргентине, затем в Литве. Был он на редкость мастеровым человеком. А где мастерство свое применить? Вот и трудился за границей. Приветом от отца были редкие денежные переводы, да посылочки с мелочевкой. Но эти подарки были настоящим праздником в их доме.
     В этих краях самыми почитаемыми, сильными и волевыми людьми были хозяйки дворов. Женщины всё знали, всё умели. Никто и никогда не учил их пеленать и кормить  детей, шить, гладить белье, готовить пищу. Это был как бы врожденный инстинкт. Войдя в дом, женщина всё знала и всё умела.  Это на свадьбе про любовь, да про любовь. А в жизни… Первая брачная ночь – и к плите, в огород, к малышам. Где уж тут про любовь, да нежность? Работать надо.
     В деревню редко заезжало волостное начальство. Их староста был таким же бедняком. 
     Не  заметили жители и новую власть, уже немецкую. Да, где-то там грохотало, урчали машины на большаках. По ночам сначала на западе, затем и на востоке хорошо было видно зарево.  Женщины перешептывались, ворота покрепче на ночь закрывались.
     Война пришла.
     А что им детишкам, и подросткам до войны?  Всё одно по зорьке встань, дела твои по дому никто не отменял.
     Первый настоящий испуг пришёл, когда немчура в деревню пригнала грузовик и по дворам, уже новый староста, не свой, пришлый, стал собирать молодежь для работы в Германии. Но не опытен, оказался прихвостень фашистский. Пока он бегал по дворам да кричал, девчата и парни в лесу попрятались. Леса родные в них и отсиживались. Ещё два раза наведывались полицейские за молодью, но вновь без улова уезжали в район.
    Тихо в деревне.
    А между тем война шла. Нередко выезжающие в район для торговли на базаре жители слышали передаваемые из уст в уста рассказы о зверствах фашистов, о казнях заложников, о появившихся в их краях партизанах и, конечно, о наступлении немцев. Слышали разное: и что Москва пала, и Ленинград окружен, что немцы хозяйничают в Сибири и прочие небылицы.  Даже старухи стали разбираться в географии. Единственная  карта Советского Союза, что лежала в подполе у  соседей Попков, после всех этих слухов и сообщений тщательно исследовалась жителями.
     Но вот вновь слышен гул, грохот, канонада, вновь приближается зарево. Теперь уже с востока. История говорит о том, что Поставщина  была освобождена в первых числах июля 1944 года. Может быть и так, но деревенские день своего освобождения не заметили. Слишком мала в стратегическом плане их родная деревушка. Их Бедунки мизерная точка на карте.
     Появился уполномоченный Советской власти, вновь назначен староста. Для их деревни война закончилась.
     А закончилась ли?
     Нет.
     Война ушла на запад. Нужны парни, молодежь, защитники Родины. Отечество должны защищать молодые.
     В конце июля 1944 Сашу призывают в армию. И не его одного. Многих с освобожденных территорий взяли на войну. Только с их деревеньки ушли трое, да на пункте сбора он увидел ещё десятки таких же, как и он парней. Земляки – с ними уже веселей.
     «Вязьма.  Дня 3.08. 1944. Родные мама и Хельтя (Елена). Я написал вам письмо и подал вам адрес, не пишите по нему, бо этот адрес неправильный. Нас перегнали в другие лагеря. Мы были определены к первой стрелковой роте. Но вчера выбрали нас в артиллерию и сегодня отправляют дальше.  Так что адрес я тогда пришлю, когда приедем в настоящий полк.  Кого оставили в пехоте, того уже откомандировали. А нам приказ, здесь обмундирование не давать. Виктор тоже со мной…»
     Август сорок четвертого. Пока их определяют по военной специальности, обучают, одевают, одним словом превращают в бойцов. Убывают земляки: Виктор, Сашка Груздовский. Новых знакомых по Поставщине, поляков по национальности Тадека, Адольфа, Людвига, отправляют в Куреницу,  на Смоленщине. Видимо туда, где формировались соединения и части Войска польского.
     А в мыслях, это по письмам чувствуется, уже некая растерянность, тоска, грусть, они видны в каждой строчке…
     «Дня 3.09. Я пока жив и здоров, чего и вам от Бога желаю. Ожидаю от вас ответа, но дождаться не могу…» 
     «Дня 5.09.  Я как-то тревожусь по вас, но только то, что еще никто не получил с нашей местности письма,  как-то успокаивает. Но даже может быть и не получу в скором…»
     Нет весточки из дома, нет.
     Почему? Он себя спрашивает, почему? «Из Сибири всего десять дней идут письма…»
     Почему?
     Он отправляет записки через попутчиков из Минска, «Кураневскую женщину, Сморгоньскую землячку». Дважды попутно посылает свою красноармейскую справку. Саша понимает, справка эта – защита его семьи, его мамы и сестрички.
     А писем так и нет.
     Война.
     Он всей своей душой с домом, с родными, чувствует, плохо без него. Отца уж нет, весточку о его кончине получили еще в 1942 году. На хозяйстве мама и сестра. Выдюжат ли, справятся ли?…
     «У вас наверно много недостатков в хозяйстве, но на меня не обижайтесь, если в чем и тяжело будет. Например, чего не хватает, или тупой плуг. Как-нибудь, все помаленьку сойдет.  Быть может скоро и увидимся…»
     Его всё интересует, каков урожай, сняли ли жито, не сгорела ли под солнцем сено?… И вновь тоска и грусть.
     «Дорогие мои, я нахожусь от вас далеко на западе и с дороги посылаю вам письмо. Не знаю, получили  вы хоть одно, бо я от вас не получил ни одного. Ну, теперь не скоро и получу,  бо адреса точного нету. Так что вы ко мне не пишите. Я пока жив и здоров чего и вам от Бога желаю. С Виктором до сегодняшнего дня были вместе, но сегодня разлучили, быть может навсегда. Скучно очень о том что от вас не получил письма не знаю о вашей жизни. Пока более не имею чего писать. Больше напишем, когда больше проживем. Затем до свидания, привет всем родным и знаемым.  Целую вас крепко, до свидания…»
     Это предпоследнее письмо.
     А вот и последнее. Оно датировано 1 октября 1944 года.
     «Здравствуйте мама и сестра. Уведомляю вас, что я жив и здоров, чего и вам от Бога желаю. Сейчас я очень ожидаю ответа…»
     Конечно, он ждет ответа на свои письма, надеется, он ещё ждёт.
     Мать выплакала все слёзы, ежедневно просила Господа вернуть их Сашу живым с фронта.  Она вглядывалась вдаль в сторону большака, не едет ли почтальон?
     Она ждала.
     Его письма пришли в декабре. Радости не было границ. Письма читали все, и знакомые, и соседи, и Сашины друзья, кто не ушел на фронт.
     А потом тишина.
     Отгремела война, потянулись к дому фронтовики, лишь Саши не было видно.  Мать засыпала запросами военных, объясните, где мой сын, почему его нет дома? Нет похоронки? Значит, жив, значит ещё приедет, прижмёт, обнимет маму, чмокнет в щеку красавицу сестренку.
     Он обязательно приедет.
     Нет похоронки?
     Значит, есть надежда!
     И вот он пришел, этот ответ. Ответ, которого ждала мать, ждала и одновременно боялась.
     «Ваш сын рядовой Попок Александр Иванович, в бою за Социалистическую Родину пропал без вести 5 октября 1944 года».  И уж совсем по будничному: «…настоящее извещение является документом для возбуждения ходатайства о назначении пенсии по приказу НКО №138…»
     Это был февраль 1948 года. Три с половиной года мать ждала, надеялась, мечтала увидеть сына. Она не была готова к тому, о чем говорили эти строчки.
     Его нет, но он и не погиб.
     Его просто нет…
     Как такое может быть?
     Это необъяснимо.
     Что значит, нет?
     Но где-то он, есть! Может в плену, вон из Германии до сих пор люди возвращаются.   А может к лучшей жизни ушёл, в другие края. Мать и об этом думала. Она только отгоняла мысль о его смерти.
     Нет, только не это…
     Окончилась война, отгремели бои. Люди стали налаживать жизнь. Многие их соседи потянулись в район.  Их  деревенька доживала своё. Кто погиб на войне, кто сам ушел в мир иной. Молодежь  потянулась к знаниям, к заработку. Вот уже пять хат пустуют. А вон и ещё три  стоят с забитыми крест-накрест окнами. Надо уезжать.
     Мать, распродав живность, собрав немудрёный скарб, перекрестив напоследок  жилище, вместе с Хельтей  уехала в город.
     В новой хате появились уютные занавески, во дворе клумбы с цветами, зацвёл молодой сад, аккуратно возделаны грядки, здесь и бульба и морковь и свекла, зеленушка. То там, то здесь весело стучат топоры. Вот уж и у соседей к дому пристроено небольшое уютное жильё, видать молодых отселяют, скоро детишки пойдут.
     Её красавицу-дочь Хельтю, молодой офицер сосватал. Родились в молодой семье двойняшки. Жизнь продолжалась.
     О войне народ стал понемногу забывать. Горечь утрат притупилась, это естественно, годы идут, жизнь берёт свое.
     Но не кончилась для матери война.
     Нет, не кончилась.
     Она не говорит о сыне. Она просто думает о нём, живёт мыслями о нём. Он всегда с ней рядом, и в шорохе яблоньки, и в случайном скрипе половицы, в мелькнувшем на секунду в окне почтальоне на велосипеде: не от сына ли весточка.
     По выходным мать идет в церковь. Не ближняя дорога, километров пять будет.  Но она идёт, идёт неспешно, несёт Богу тяжесть дум о сыне…
     «Господи Всесильный, Господи Всеблагой, коленопреклоненно молю Тебя о великом чуде. Даруй, Господи, возвращение пропавшего сына моего, раба Твоего Александра... Слезно прошу и молю тебя, пусть раб Божий сынок мой Сашенька найдется, на порог дома вернется. Господи, молитву мою прими, каждое слово благослови, и раба Божьего отыщи. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Ныне и присно и во веки веков. Аминь.»
     Поставила свечу. Помолчала.
     Стало немного легче.
     И домой. Теперь шаг более уверенный, быстрый…
     Вновь к очагу, к дому, к доченьке и внучатам. Теперь о них все думы и заботы.
     ____________________
     Я вновь и вновь перечитываю эти девять солдатских писем. Но нет в них ничего особенного. Нет о подвигах, о героизме, о войне, нет патетических и высокопарных слов о Родине, о Победе, о любви.
     Наверно об этом он и не мог писать.
     Жизнь на войне коротка.  И ему на этой проклятой войне было отведено всего восемьдесят дней и ночей.
     Семьдесят пять лет прошло, а что мы знаем о нём. Солдат. Восемнадцать лет. Белорус. Не женат. Хороший сын и добрый брат. Две плохоньких фотографии, девять солдатских писем, извещение, пару справок и квитанций на получение пенсии по потере сына.
     Это всё.
     И некуда пойти поплакать, нет его могилки, память постепенно стирает всё, что было известно о нём.
     И это уже не Саша.
     Это уже просто Пропавший Без Вести Солдат. Миллионы таких по всему миру разбросаны.