Вечера на потолке

   Хочу, чтобы, когда я проснусь, вокруг было уже темно. А в голове стало пусто. Чтобы исчезло то чувство, которое всё чаще волнами охватывает меня. Хотя бы, чтоб оно скрылось за толщей отстраненных мыслей. И я забыл о нем. Думаю, что человечество еще не придумало ему название. Нужно просто переждать эту «волну».
   А пока что солнечный свет пробивает свои лучи через тонкие щели штор. Каждый луч воспаляет мое сознание и напоминает мне о бессмысленности этого существования. Сегодня снова всё в этой большой комнате давит на меня. Люстра покачивается от сквозняка, будто смеётся надо мной. Я закрутился в одеяло так, что оставалось только отверстие для глаз. Я хочу смотреть в лицо этой злорадной люстре.
   Скорее бы уснуть. Алкоголь – чушь. Разговоры – чушь. Сон – единственное лекарство, которое помогает мне жить. Обычно я просыпаюсь под вечер в надежде, что «волна» отойдет, и мне будет спокойно. Изо дня в день я пытаюсь скрыться от этого чувства. Но в последнее время и сон перестал помогать.

   Вчера я тоже спасался от своих мыслей. Напросился на ужин, в гости к товарищу. Он собрал целое застолье из незнакомых мне людей. Мы ели за большим круглым столом. Они рассказывали истории, шутили и смеялись. Я пытался концентрироваться на их разговорах. Слабо получалось. Будто читал книгу в автобусе, а меня постоянно просили передать за проезд. Только я отвлекался, мысли уносили меня в мою комнату, где каждый день качается люстра. Сердце начинало биться по-иному. Их разговоры превращались в фоновый шум. Каждый запах становился отличимым. Каждый кусок пищи проваливался в меня, наполняя голову кучей пустой информации, от которой я не в силах был избавиться. Я слышал, как соседи хлопали дверью, и шаркали обувью по ступенькам. Как где-то за окном жестяная банка покатилась по асфальту. И я судорожно чесал шею, чтобы отвлечься от всего этого.
Один раз за вечер меня всё же прервали от моих мыслей.
 
 - Как ты думаешь, что это такое «свобода»? – спросил один из них. В комнате воцарилась тишина. Всё ждали моего ответа.
   Я махнул плечами, мол, не знаю.
 - Свобода – это когда тебя ничего не держит, ты можешь встать и уйти. А завтра собрать свои вещи и уехать, куда тебе захочется. Свобода – это крылья. Свобода – это воздух.
   Я смотрел ему в глаза, но ничего не отвечал.
 - А как ты считаешь, в чем смысл жизни? - он решил меня просто побить свои интеллектом.
   В ответ я приподнял плечи, всем видом показал, что даже не догадываюсь.
 - Я думаю, смысл в том, чтобы развиваться. Чтобы искать знания. Чтобы учиться чему-нибудь новому, а не прожигать  жизнь, как это делают многие из нас.
Я махнул головой в знак согласия. А подумал: «какого черта?». Если тебе угодно, будь самым умелым и умным. Пусть кто-то пьет пиво во дворе, а кто-то смотрит сериалы. Каждый коротает время до смерти, как хочет.

   После застолья я предложил свою помощь хозяину и его жене: убраться после гостей. Он согласился. Когда мы стояли в коридоре и проводили всех ребят, я ощутил что-то до боли знакомое. Мне стало немного грустно. Не мог понять, откуда оно взялось. Оно распространялось по коридору, словно какой-то знакомый аромат. А я не мог вспомнить, откуда я это знаю. И вот-вот. Еще немного и кажется, зацеплюсь за нужный отдел памяти. Все весело начали обниматься, прощаться и по одному выходить из дверей. Отчего-то мне становилось всё досаднее. Жена моего товарища закрыла дверь и тяжело выдохнула.
   И вот, с хлопком двери всё начало всплывать из глубоких недр. Вспоминаю, как еще в детстве после больших праздников мы с родителями стояли в коридоре и провожали гостей. Они долго одевались. А мне было очень грустно. Казалось, в жизни не будет больше веселья. Гости соберутся и оставят нас наедине с кучей грязной посуды и с этим неприятным смешанным запахом. Запахом парфюма, пота и постоявшей еды. В квартире станет пусто и тихо. У родителей пропадет улыбка. Глаза станут сразу уставшими. Они медленно начнут носить посуду из гостиной на кухню и убирать раскладной стол. Хотелось скорее уснуть, чтобы проснуться снова веселым и беззаботным. 
   Как бы я не хотел избавиться от одиночества, но на «такие» приемы гостей я не готов его сменить. С каждым прощанием вокруг что-то умирает. Сон – единственное лекарство. С этими мыслями я уснул.

   Проснулся от глухого удара окна. Сквозняк раскидал мои листы и фотографии по комнате. Волосы немного подпрыгивали от потоков воздуха. Я лежал в спрессованном коконе одеял, не замечая стихию, воцарившуюся в моей комнате.
Было уже темно. Темнота начала мельтешить маленькими красными точками. Легче совсем не стало. Ко всему еще добавился сильный голод. Чем дольше я игнорирую голод, тем меньше сил, чтобы встать и сделать себе еду. Я собрался с силами и распахнул одеяло. Присел на край кровати. От холода по коже побежали мурашки.

   Снова в голове вспыхнули обрывки прошлого вечера.
«Расскажи немного о себе. - Попросила жена моего товарища, пока мыла посуду.- Ты весь вечер молчал. Что ты за человек?» .
   Я протирал бокалы полотенцем и не мог выдавить ни слова. Пытался найти, хоть что-нибудь, в чем я был уверен в своей жизни. Я точно знал, что живу один, и каждый вечер надо мной раскачивается люстра, которая когда-нибудь упадет мне на голову. Что я боюсь высоты. И что ни разу в жизни не заводил будильник. Но думаю, она ждала не эту информацию. Может она вообще ничего не ждала. Просто искала фоновый разговор для того, чтобы скрыть свое существование от тусклой работенки. Я отшутился, что люблю помогать мыть посуду. Она посмеялась. Конечно же, я соврал.

   В моей раковине, много немытой посуды. Она издает специфический неприятный запах. Раз в неделю я нахожу силы, чтобы помыть ее. Сегодня не этот день. Пусть еще постоит немного. Из окна доносится тихий гул шоссе. Но на переднем плане шершавый звук моего дыхания. Вдох. Выдох. Вот она - жизнь во всей красе. Вдох. Выдох.
   В холодильнике немного сливочного масла и два десятка яиц. То есть рацион на неделю был уже распланирован. Неважно, что есть, чтобы жить, но яичница уже начала приедаться. Как начали приедаться эти вечера со скрипучим маятником над головой.
   Вспомнил, что когда-то покупал тушенку. Порылся в ящиках над столом. Вот и она: блестящая банка. Несколько секунд я осматривал переливы цветов на ней, и после оперативно вспорол ей брюхо. Пока проворачивал банку по кругу, зацепился пальцем об острый край. Резкая неприятная дрожь пробежала по всему телу. Я осмотрел палец – на нем была неглубокая царапина. Чем дольше я смотрел на приоткрытую плоть на подушечке, тем больше чувствовал процессы, которые происходили внутри. А ведь и они со временем замедлятся. Кожа обвиснет и сморщится. Но пока еще что-то сообщается и пульсирует внутри. Вот она - жизнь во всей красе.
   А тушенка вязнет в жиру. Она не торопится жить. Застревает на моей вилке. Ей нет дела до меня. Но она помогает мне сегодня существовать. Корова прожила жизнь, чтобы дать пищу нескольким десяткам людей. А я? Смогу ли я что-то оставить? Да и есть ли в этом смысл? Эта неопрятная банка занимает меня куда больше, чем моя жизнь. Она намного полезнее меня.

   Обрывки памяти заполняли голову. После вчерашнего застолья и помощи хозяевам я возвращался домой на последнем автобусе. Автобус без обмана пришел по расписанию. На то он и последний: чтобы приходить вовремя. Как только я зашел в него, всё внимание забрали чьи-то громкие напевы, которые доносились из глубины транспорта. Звонкий мелодичный голос вытягивал на поверхность безысходность и отчаяние. Меня всегда манили люди, которые вот так вот просто говорят своей душой вслух. Возможно, манили оттого, что я никогда не решался что-либо громко сказать. А за душой уже накопилось. Я потянулся по звуку.
   Это была старенькая бабушка. Она сидела в хвосте автобуса и пела с закрытыми глазами. От ее голоса сердце сжималось. Медленно и больно. Рядом с ней никого не было. Чем ближе я подходил, тем больнее сжималось сердце. Я шел словно против ветра, еле передвигая ноги. Когда я оказался совсем рядом, над ней, она, почувствовав мое присутствие, приоткрыла глаза. Бабуля слегка улыбнулась и, не прерывая песни, махнула головой на соседнее сидение. Я по ее велению сел рядом. Она закрыла глаза, улыбка сразу исчезла с ее лица, и дальше потекли грустные ноты. От нее веяло затхлой кожей. Запахом старости. Сколько бы ей еще не осталось: оставалось не так много. Ее песни несли последние вздохи отчаяния. Голос старушки, словно струна скрипки, которая отвечает за дрожь в моем организме. Она тянет смычком, а я содрогаюсь. Я отчетливо ощущал как всё это, словно пыльцой, оседает на мою кожу. И понимал мне уже не отмыться. Пела она о любви к Иисусу. О страшном суде и спасении. Очевидно, она видит конец. И надеется, что там будет гореть свет.
   Ее руки были изрезаны глубокими морщинами. Я сравнивал их со своими. И видел безысходность глупого Времени. Когда мои руки станут такими же, уже будет неважно, что они делали сегодня. Просто открываю глаза и начинаю жить. Этот маленький промежуток времени, до того момента пока мне придется их закрыть. Я едва смогу вспомнить любой миг из своей жизни.
   Уже не понимал, куда едет этот автобус. Вокруг что-то поменялось. Ощущал чье-то назойливое присутствие. Кто-то сидел рядом, за спиной. Я оглянулся. Никого. Никого видимого. Ручаюсь, там точно кто-то был. Еще раз очень быстро обернулся, и еле видимая тень быстро скользнула куда-то к двери. А песня старушки оседала на мою кожу. Мне не отмыть ее.
 
   А блики на банке от тушенки заставляют поднять голову вверх. Свет слепит меня, я щурюсь. А ведь кто-то коротал свои вечера, чтобы придумать лампочку. Чтобы мне было уютнее поедать ночью тушенку. Или чтобы вписать свое имя в учебник.
Вот если бы я придумал лампочку или открыл какой-нибудь закон, это утешило бы мой азарт, которого уже нет? Что было бы? Я бы купался во славе или искал новые законы? Просто для того, чтобы следующие поколения жили комфортней. Скорее, чтобы отвлечься от приближающейся старости. С этой тушенкой мне комфортнее. Знать, что корова жила для меня. Может, не хотела, да и не догадывалась, но всё же выходит именно так.
   Старость забирает всех. Кроме тех, кто сходит с этого автобуса раньше. Болезни впиваются в тело, от кожи начинает веять затхлым запахом, и все мотивы забываются. Здоровье? Хранить здоровье причуда людей, которые хотят отвлечься от смерти весьма изощренным способом. Мне нет дела до этого.
Страшно от незнания. Нужно ведь кому-то верить. Вера отвечает на многие вопросы, на которые сложно найти логическое объяснение.
   Нужно верить. По-другому никак. Есть же какая-то сила, которая выше нас. Иисус, Аллах или Будда…. Каждый называет ее, как ему захочется. Я порой ее чувствую, эту силу. Говорю с ней. Чувствую ее влияние надо мной. И мне не хочется верить, что она запрещает мне убирать, если утром началось воскресенье….

   Снова меня что-то сбивает. Видимо, рядом новая «волна». И вряд ли мне удастся ее подавить. Страшно представить, что будет, если я поддамся. Я устал убегать. Устал скрываться.
   Я начинаю ощущать все в округе. Она приближается. Маленькая кухонька начала давить на меня своим объемом. Своими запахами и звуками. Я слышу машины, которые разгоняются по шоссе. Кажется, я даже вижу звуковые волны, которые долетают до меня. А когда наступает тишина, она оглушает своим писком, от которого не удается отвлечься. Запах тушенки смешался с пылью и немытой посудой. И она заставляет меня им дышать. И всё это одним пучком информации занимает весь мой мозг.
Потряс головой, чтобы избавится от писка в голове. Дернул головой сильнее, табуретка подо мной скрипнула. Так по-настоящему. Безо всякой лжи. Единственный мой собеседник сегодня. Всё стихло. Такая правдивая тишина. Без писка.
 - Спасибо,- прошептал я табуретке.
   Она старенькая, но, вероятно, она еще пригодится. Счастливая. Сел на пол, опершись о стену спиной, чтобы табуретка отдохнула. Рассматривал ее ножки, на которых вспухнувшие трещинки впились в нее словно морщины.
Я помню эту табуретку с детства. Мне кажется, она уже тогда скрипела, словно откашливалась, придерживая людей над полом. Сколько лет ей? Наверное, даже она уже не помнит. Но ведь и она когда-то была новая. Стояла на складе или в магазине с себе похожими.
 - Скажи, ты устала?
Она ничего не ответила, и я приобнял старушку. Сильно прижался щекой к холодной поверхности. Она немного прохрустела мне в ответ. Сил больше нет убегать от этих «волн». Сегодня я впущу это в себя. Никакого сопротивления, подумал я и понес табуретку в спальню. По пути захватил железный таз из ванной.  Поставил таз посреди спальни на стопку книг. Перевернул табуретку набок и без лишних слов надавил ногой на ножки. Она затрещала неистовой болью. Освободил ножки от гвоздей и аккуратно сложил их «домиком» в таз. После принес бутылочку со спиртом, оставшуюся от прежних хозяев. Кинул пару листов бумаги в «домик». Обильно полил всё спиртом. Открыл окна по всей квартире. Занавесил шторы. И выключил свет. После сел на пол и чиркнул спичкой о коробок. Последний раз оглядел блестящую под слоем спирта конструкцию и кинул спичку. Пламя вспыхнуло. И начала разъяренно шипеть краска.
   Иногда ночью я прогуливаюсь по дворам. Меня занимает одно окно, за шторами которого всегда мелькает свет ночью. Всегда было интересно, что же там происходит. Неужели там тоже жгут табуретку, подумал я и усмехнулся.

   Табуретка в сговоре с огнем начала трещать. Но так тихо и мягко, будто прощалась с этим миром. Я поджег от огня сигарету. И всматривался в пламя. По стенам прыгали тени. Люстра всё так же качалась. Всё в этой комнате смеется надо мной. Над моей нелепой жизнью. А я толком и не помню, как я к ней пришел. Живешь и не помнишь, как всё поменялось. Поменялось так, что сегодня я сижу и жгу в квартире табуретку. Я же раньше умел жить. Умел мечтать. И хотел семью. Хотел зарабатывать и копил на автомобиль. А сейчас единственное желание - избавиться от чувства, которое заставляет меня слышать каждый шорох, ощущать все поверхности, цвета и запахи. Чувство моего существа.
   Помню, однажды я доверился товарищу рассказать об этих ощущениях. Я рассказал про эти «волны». Про люстру. Про то, как я спасаюсь сном.

 - У меня тоже такое бывает,- сходу ответил он.- Я всё это чувствовал. Прекрасно понимаю, о чем ты говоришь. Я пережил это.
   Мне стало спокойно на мгновение. Его лицо отогнало во мне страх, и зародило маленькую веру.
 - Просто возьми и выбрось всё из себя. Одним рывком. Размажь о стену и освободись.

   Он одним рывком размазал веру, созданную за несколько секунд. Стало ясно, что он ничего подобного не ощущал. Это нельзя так просто выбросить. Это как отмывать водой мазуту. Вмиг не смоешь. Мне кажется, люди, избавившиеся от этого чувства, не могут давать такие глупые советы. Один вопрос навис: «Избавляются ли люди от него или нет?». В тот день этот человек хорошенько пошатнул мои надежды.
Дым заполнил комнату и побежал дальше по квартире. Покашливая, прикрыл нос кофтой и долго смотрел на пламя. Тело слабело от усталости и дыма. Я закрыл глаза.

   Утром проснулся посреди комнаты, скрутившись волчком от холода. Голова ужасно тянула спазмами. Дыхание стало еще тяжелее и громче. Вдох. Выдох. По квартире гулял сквозняк, гоняя по углам горелый запах и подкидывая разбросанную по полу бумагу. Я сел, поджав к себе колени, и потряс головой. В тазе лежали обугленные остатки от былой табуретки. Достал из-под таза энциклопедию и покромсал ею всё оставшееся в черный порошок. Почерневший таз жалобно смотрел на меня. Аккуратно пересыпал пепел и отдельные комья в банку. Напоследок посмотрел на люстру, которая всё так же качалась, вдохнул запах горелого и вышел из квартиры.
Когда я поднялся и открыл дверь на крышу, холодный воздух ударил мне в лицо. На улице бушевал разъяренный ветер. То, что нужно, подумал я. Погода подыгрывает мне. Ей тоже интересно. Я открыл банку и резким движением тряхнул ею над парапетом. Ветер подхватил пепел, закружил его между домами. Остальные комья я с размаху бросил вдаль. А тот тип спрашивал меня, что такое «свобода».
Еще некоторое время я смотрел в сторону, где скрылись остатки пепла.
   А после, не знаю, что шептало моему телу. Я встал на парапет обеими ногами, наперекор своему страху высоты. Убрал с глаз волосы, и смотрел вниз. Ветер разъяренно подкидывал мою одежду громкими хлопками. Под девятью этажами кружили бездомные собаки на площадке. Кто-то парковал свой автомобиль. Деревья беспомощно прогибались. Вот она - жизнь во всей красе. В колене затряслось. Потом всё это перешло в плечи. Грудь загорела. Ноги подкосились. У корней волос выступил пот. Я спрыгнул обратно.
   Постоял немного, в колене снова дрогнуло, и я свалился на смолистое покрытие. Сердце стучало, как рыба, выброшенная на берег. Я схватился за парапет. И посмотрел в небо на серые облака.
   «Боже, зачем? Зачем я тут? Меня ничего не держит и что-то не отпускает… Скажи, дай знак… Я еще нужен? Почему мое сердце еще стучит, когда я смотрю вниз? Мне нужен хотя бы один смысл. Хотя бы зацепка, чтобы я забыл мысли о своем существовании…  Хотя бы один смысл…».
   Я несколько раз стукнул кулаком по парапету. Глаза взмокли от отчаяния. Положил голову на выступ. Волосы хаотично развевались над девятью этажами. Я чувствовал крупинки песка, вдавленные в кожу моего лица. Как пахнет смолой. Какая шершавая стена с маленькими трещинками. Зачем мне всё это знать?
Холодная капля разбилась о мою щеку. Я ощущал большую неровную кляксу, которую она оставила. После еще одна упала мне на тыльную сторону ладони. Через несколько мгновений капли начали чаще и чаще приземляться на меня. Я поднял голову и посмотрел вдаль. В течение минуты дождь шторой завесил дальние дома. Вместе с домами, казалось, дождь завесил всё. Всё то, чем был Я. Не разглядеть. Ни черта не видно.
   Все мышцы вмиг расслабились. Вода стекала по одежде. От меня слегка тянуло горелым. Я встал и пошел. Спустился во двор. И двинулся. Не чувствуя холода, не слыша звуков, я шел. Просто шел. В голове звучал голос той бабули из автобуса. Она держала меня за руку. Я ощущал ее морщины. Ее холод. И запах затхлой кожи. Внутри было пусто. Даже не помню, где я был.
   Вечером я оказался возле своего подъезда. Словно лунатик. Стоял, как брошенный котенок. Не знаю сколько стоял. И где я был весь день. Одежда просохла и стала терпкой и твердой. Запах пропал. Снова поднялся на крышу. Встал на парапет посмотрел вниз: всё так же затряслись ноги, и разожгло в груди. Понял одно: «волна» отступила. И я уже соскучился по люстре над головой, что меня ужасно испугало. Один шаг вперед: за табуреткой. Один назад: к люстре.

https://vk.com/igorrubtsow