Сирота сибири том 1 - 256 стр. нарымский край - та

Воспоминания выпускников и воспитателей,
учителей и директоров о жизни и судьбе
беспризорников и сирот, воспитанников
приютов, детских домов и интернатов  Сибири
                ТОМСК  -  2015
               
70 – летию Победы народа Советского Союза
   в Великой Отечественной Войне 1941 – 1945 годов.   
   
 Памяти отцов, которые погибли на полях сражений.      
               
 Памяти Матерей, Отцов, братьев и сестер, которые   
 погибли во времена репрессий, гонений и ссылок.

25 – летнему Юбилею создания  организации «Союза ВДДИ» - «Союза воспитанников детских домов и интернатов Томской области»

Воспоминания «СИРОТА СИБИРИ» посвящаются ветеранам детдомовского движения на территории Томской области 1990 – 2015 годов, памяти соратников единения выпускников и воспитанников детских домов и школ – интернатов Советского Союза и России:

Аввакумовой Римме Петровне, Гаврилову Владимиру Ивановичу, Бушманову Владимиру Дмитриевичу, Волкову Георгию Ивановичу, Кашаеву Владимиру Михайловичу, Новожиловой Лидии Федоровне, Пелявину Юрию Александровичу, Переверзеву Валерию Альбертовичу, Соловьевой Наталье Викторовне, Яхину Якову Захаровичу, … и многим, многим другим активным сторонникам и участникам движения под девизом:   

               
                « СПЕШИТЕ ДЕЛАТЬ ДОБРО!» 
               
 
                Мы помним!

Над Россией все небо померкло,
Над Россией большая беда.
Эшелоны уходят в военное пекло,
А назад возвратятся когда?

Похоронки, летят похоронки…
Почернела душа матерей.
Шлют проклятья фашистам вдогонку,
Провожая своих сыновей, дочерей.

Полыхали зарницы кровавою раной,
Не для всех наступал рассвет.
Эту скорбь не унять словами-
Только криком на целый свет!

У станков - старики и подростки
И случался в полях недород.
Русских песен родных отголоски
Нас спасали, да вера в народ.

После этой немыслимой боли
Нам дороже всего во сто крат.
Золотистые перлы восходов,
Ослепительный мирный закат.

Будем помнить! Как пули косили,
Как слеталось на нас воронье.
Берегите великое имя «Россия»
И огромное доброе сердце Её!         







             




                ТОМ ПЕРВЫЙ    часть первая

   Выписка из материалов Союза ВДДИ Томской области 
      
   Слет выпускников детских домов и интернатов Томской области проходил с 28 по 30 сентября 1990 года в пионерлагере «Чайка» г.Томска. Принимали участие в Слете более 300 человек, представители 43 детдомов. Гости Слета ВДДИ: из г. Днепропетровска – «Клуб взрослых детдомовцев» сопредседатели Арошенин Михаил Михайлович и Баженова Людмила Ивановна, а также депутат горсовета Ребрин Анатолий Федосеевич. В августе 1990 года у них был Всесоюзный Слет выпускников детдомов под названием «У Днепровских порогов».    Гостями были представители детдомовцев других городов Симферополя, Абакана, Киверцы, Минска, а также детдомовцы из районов Томской области. Подготовили и провели собрание актив выпускников детских домов и интернатов при участии Томского отделения Детского фонда им. В.И. Ленина.
   Выбраны Совет объединения выпускников детских домов и интернатов в количестве 32 человек и три Сопредседателя Правления в лице:
1. Лунина Елена Григорьевна, от Детского Фонда, т. 22-30-70,
2. Егоров Виктор Иосифович, г. Северск, т. 4-92-95,
3. Терехов Борис Иванович г. Томск, т. 26-78-24.
    Первое заседание Совета объединения выпускников детдомов (оргбюро) состоялось 30 сентября 1990 года.
     Протокол № 1 от 30 сент. 90 г. (оргбюро:).   Повестка дня               
1. Доработка Устава Союза детдомовцев.
2. Распределение обязанностей членов оргбюро.
3. Вопрос о трудоустройстве и жилье выпускников – инф. Шевченко Е.С.
Принято решение: Союз детдомовцев остается при Томском отделении Детского Фонда им. В.И. Ленина, но имеет свою статью расходов и приходов.
   Оргбюро приняло следующие направления в работе Союза:
1. Группа поиска - Кочева В.А., Соловьева Н.В., Пшеничкин А.Я.
2. Группа переписки и связи – Прушинская Н.П., Венедиктова В.А.
3. Группа милосердия    - отв. Гаврилов В.И., Макар Н.А.
4. Группа доверия          - отв. Свиридов М.И., Нехорошева П.Я.
5. Группа агитации и пропаганды - Переверзев В.А., Домнин Н.Г.
6. Экономическая группа - Егоров В.И., Кашаев В.М., Аулова Н.Я.
7. Группа шефства              - отв. Шевченко Е.С., Холодов В.И.
   Дежурный день Луниной Е.Г.  – вторник с 9-00 до 18-00 часов,               
                обед с 13 до 14 часов.

 
28-30 сентября 1990 года участники 1 - го Слета  выпускников
детских домов и интернатов Томской области.


 
1990 г. выпускники Колпашевского детского дома.


                А ЧТО ЗА ПОРОГОМ?

Вениамин КОЛЫХАЛОВ,   писатель Сибири.  28 мая 1991г.


ДЕТИ АРБАТА. О них написано и наговорено больше, чем о юном по¬колении сибиряков. По грозной воле вершителей судеб, по беспощадному приговору «троек» исчезли в жуткой пучине беззаконий отцы, матери, братья, сестры. Нагрянувшие на Россию лжетеоретики, шулера от поли¬тики играючи тасовали жизни-карты. Вовлекали в гражданские войны. По¬дстрекали на красный террор. Пе¬реселяли народы. Расказачивали. Раскрестьянивали. Люди погибали от свинства и штыков. От тифа и звер¬ства палачей. Преступлений не счесть. Сколько их сокрыто в землях и во¬дах нарымских и по всей Сибири?!
Сибирь для государства - огром¬ное лобное место. С великого перело¬ма здесь исковеркано, искалечено столько человеческих судеб, столько изничтожено «врагов народа», что для перечня имен не хватит мемори¬альных досок. Заведомо очернялись, подвергались гонениям преданные отечеству офицерство, дворянство, интеллигенция. Здесь вершили рас¬праву над вольным казачеством и кре¬пко сидящим на земле крестьянст¬вом.  И множились, множились сироты.
Потом отгрохотала война. Четы¬ре тяжких года длился подвиг на по¬лях битв, в тылу. И вновь покале¬ченные детские души. И вновь сиро¬ты. Вновь детские дома. Они до сих пор существуют. Их до сих пор мно¬го. Это вечный укор обществу, дря¬хлой системе. Кремлевские мечта¬тели не переводятся. Прорывается но¬вый тоннель к светлому будущему...
Какой рынок мы ждали? Если спе¬кулянтский - он давно воцарился, окреп. Подогревается многими государственными законами, разными пунктами и подпунктами. Между строк подобных законов можно прочесть: успевай - наживайся! Это для определенных кругов. Для всего народа прочтение другое: спасай себя кто может.
Недавно читал письма бывшего во¬спитанника детского дома поселка Тогур Колпашевского района. Скор¬бные строки. Рукой человека двига¬ли безысходность, отчаянье, смерт¬ная тоска. Много пришлось перенес¬ти земляку лишений и унижений в сибирской глубинке, если вырвался крик души: помогите получить ста¬тус беженца и перебраться за гра¬ницу. Письмо адресовано нашему «Союзу Воспитанников Детских Домов и Интернатов» (Союз ВДДИ). Правление разберется, постарается помочь товарищу по судь¬бе сделать все возможное, чтобы он обрел на родной земле уверенность в жизни, душевное равновесие.
«Союз ВДДИ» изыскивает возможности, чтобы облегчить участь малоимущих, социально незащищен¬ных. Средств пока мало. Предприятия, кооперативы не торопятся «отстегивать» суммы от своих накопле¬ний. Большинство детдомовцев не отча¬ивается. Со временем они откроют малые предприятия. Найдут иные пути для пополнения пока тощей казны. Правление ведет поиск воспитанников, покинувших гнезда детских домов и интернатов в разные годы. Дело трудное. Что происходит с питомцами за оставленным порогом детских домов и школ-интернатов, мало кого волнует. Зачастую следы теряются на большаках жизни. Разве трудно в детдомах, интерна¬тах завести Книгу Судьбы?..
Хотя бы в течение двух-трех лет, а может и более - проследить путь воспитан¬ников, как и чем обернулись для них учеба, трудоустройство, жизнь. Неужели надо пускать следопытов, чтобы они искали адреса детдомов¬цев, затерянных в безбрежье кусучего бытия, в песках забвенья? Надо не отслеживать воспитанников - сра¬зу точно знать их координаты, проч¬ность жизненных позиций. Теперь же группы «Поиск» и «Переписка» на¬ходятся в затруднительном положе¬нии. Не всегда удается напасть на след мальчишек и девчонок и стар¬ших товарищей по многодетным домам.
Кому не хватает кадров в детских домах, интернатах - обращайтесь в правление «Союза»: бывшие воспи¬танники готовы работать воспитате¬лями, поварами, нянечками. Они помогут. Они быстро проникнут в ранимые души ребят. В одной из школ области был на празднике: для многих звенел пос¬ледний звонок. Позже родилось стихотворение, в котором есть такие строки:
Многим соколятам и орлятам
Школа крылья крепкие дает.
Между первым классом и десятым
Только испытательный полет...
 Дальше начинаются иные высоты. Надо уметь покорять их. Безотцовщине каждый виток жиз¬ни дается с великим трудом. Пусть сиротство черпает силы в единении выпускников. Знайте, есть при об¬ластном детском фонде такое брат¬ство. Вливайтесь в него. Пишите письма. Заходите в трудный и в радо¬стный час.
Выполняю социальный заказ Дет¬домовского Братства, поэтому и на¬писал письмо-обращение и напоминание: беспризорных у общества быть не должно.
            
               
               

                ДЕТДОМОВЦЫ  В  ГОДЫ  ВОЙНЫ

 В годы военных  испытаний подростки, отцы и старшие братья которых ушли на фронт, подставили свои слабые и неокрепшие плечи, работали за взрослых, заботились о слабых детях. Дети, чьи отцы погибли, оказались трудовым резервом страны. Архивные документы - свидетели жизни воспитанников и выпускников детдомов и интернатов - детей  войны.
               
                СПРАВКА
Томского Гороно о состоянии детских домов
в городе 1 января 1945 г., г. Томск (в сокращении).

   На 1 января 1945 г. в системе Томского гороно имеется 7 детских домов, считая 3 дома специальных (для слепых детей, глухонемых и детский дом с особым режимом). Санитарно-гигиени¬ческим условиям ни один детский дом города не отвечает полностью, тем требованиям, которые должны быть предъявлены к детскому учреждению.
Всех учащихся в дет¬домах 681 человек, из которых не успевают в учебе 78 человек, отлич¬ников - 58 человек. Во всех детских до¬мах имеется детское самоуправление. Детсоветы играют большую роль в организации учебно-воспитательной и хозяйственной работы детдомов. Они контролируют учебу ре¬бят, оказывают помощь отстающим, организуют дежурства, помогают в хозяйственной работе детдома.
Обеспеченность детей одеждой и обувью во всех детдомах неудовлетво¬рительная. Во всех дет¬домах не хватает обуви и одежды на 50%. 102 чело¬века учатся при детдомах № 12 и 9, так как не могут из-за отсутствия обуви и одежды ходить в школу. Во всех детских домах имеется только одна сме¬на постельного белья, а в детдоме № 12 на 120 человек детей имеется 51 одеяло, 55 простыней, 60 подушек, 50 матрацев. Кроме того, белье все ветхое. Необходимо отметить, что очень часто получает¬ся очень некачественный товар. Например, ботин¬ки, сапоги, которых хватило на 3-4 недели.
По решению бюро Томского горкома ВКП(б) от 13 сентября 1944 г. обязаны приготовить для детских домов следующие товары: юбок - 500 штук, свитеров - 500 штук, чу¬лок - 3000, трусов - 1600 штук, веревки - 250. Получено от них: юбок - 700 штук, свитеров - 330 штук, чулок - 830, трусов - 560 штук и веревки -250.
С 25 ноября 1944 г. для питания детей дет¬домов установлена сле¬дующая норма расхода продуктов на ребенка в месяц: мясо-рыба - 2700 г, жиры - 1100 г, крупа или макароны - 2250 г, сахар - 1000 г, сыр 2 0 0 г , сметана 3000 г, хлеб - 500 г в день, мука для подбелки - 300 г, хлеб для мясного или рыбного фарша - 13 г, сухофрук¬тов - 3000 г.
Кроме того, расход картофеля, овощей, кру¬пы, молочных продуктов, жиров, мяса и других продуктов, получаемых от своего подсобного хо¬зяйства, производится по своему усмотрению сверх установленной нормы. Детдома на зимние ме¬сяцы топливом не обеспе¬чены. До января месяца почти во всех детдомах то¬пливо совершенно отсут¬ствовало и не было электрического освещения. В январе электричество включили всем, но быва¬ют частые выключения из электрической сети.

      Заведующий Гороно              (Зайцева)      ЦЦНИ ТО.
      Ф.80. Оп.З. Д.487. Л.1-2об. Подлинник. Машинопись
               
               
                Ленинградский Зырянский детский дом
                в годы Великой Отечественной войны

          В сентябре 1942 г. эвакуировали из блокадного Ленинграда детей-сирот и детей, родители которых сражались на фронтах Великой Отечественной войны, в с. Зырянское Томской области. Суровые будни жизни в эвакуации не сломили коллектив детского дома и его молодого директора Евгению Андреевну Мамонтову – ныне ветерана, жителя Невского района Санкт-Петербурга.
         Конец 30-х годов... В Чердатах начато строительство двухэтажного здания школы-семилетки. Завершить строительство помешала война. Но школа успела выпустить своих первых учеников. Это был 39-40 год. В 1941 году школа-семилетка, потеснившись, представляет площади для размещения детского дома для детей, прибывших из фронтовой зоны...
        В 1942 году в Зырянский район прибывают дети из блокадного Ленинграда, которые также были размещены в Чердатском детском доме. В 1943 году Чердатский детский дом был окончательно сформирован и заявил права на своё существование. К этому времени в нём проживало 250 детей разного возраста...
        В 1965 году детский дом был расформирован и на его базе открылась вспомогательная школа-интернат. Первому директору детского дома №5 Евгении Андреевне Мамонтовой, вывезшей осенью 1942 года эшелон с детьми из блокадного Ленинграда в сибирское село Зырянское посвящены строки:
Шел состав в Сибирь. В теплушках -  дети,
на ногах стоявшие с трудом...
но не на ребят похожих внешне,
а на измождённых стариков.

До костей в блокаду истощавших,
(кое-кто ходил пешком под стол,)
вместо диких воплей источавших
под обстрелом тихий-тихий стон...

                Валерий  Шумилин

   Жительница Невского района Санкт-Петербурга, участник блокадного противостояния Евгения Андреевна Мамонтова:
«В 1941 году я училась на последнем курсе Ленинградского Педагогического института имени А.И. Герцена. В декабре 1941 в бомбоубежище  сдавала государственные экзамены, в феврале 1942 года получила диплом учителя физики.
     9 сентября 1942 года 6 воспитателей и 50 детей  из детского дома №5 были эвакуированы  из Ленинграда. Дети были больны дистрофией.  Их родители умерли  в блокадном Ленинграде, погибли под   бомбёжками или сражались на фронте.  Самому младшему было три года,  а самому старшему - двенадцать.  Старались не разлучать детей из одной  семьи, если они уцелели. В нашем детском доме было несколько  детей из таких семей. (О том, как наш эшелон бомбили по дороге в Сибирь,  позднее написал В. Шумилин).
    25 сентября 1942 года эшелон прибыл в Новосибирск.  К нашему детскому дому добавили ещё   100 детей. На барже плыли по  Чулыму. 3 октября 1942 года прибыли в село Зырянское. 13 октября я стала директором Зырянского (Ленинградского) детского дома. Мне было 23 года,  я была самая молодая из воспитателей, единственная имела высшее  образование.
     Барак, который был выделен под детский дом, первое время был без фундамента. Для отопления взрослые вылавливали брёвна из Чулыма, пилили и кололи их, а дети по одному полену переносили  дрова к детскому дому. Летом мы завели подсобное хозяйство. У нас было 10 коров, 7 лошадей. Для них взрослые заготавливали сено.  На 5 гектарах сажали картофель,  сеяли просо и гречиху.  Воспитатели работали по 12 часов в группе с детьми, а на следующий день по 12 часов  на подсобном хозяйстве. Без выходных.
      Дети, ослабленные блокадой, не болели инфекционными заболеваниями.  Нам удалось сохранить  всех детей.  50 из них вернулись в Ленинград. Остальные остались в Томской области, уехали в другие города.  Сейчас многих из них уже нет,  а остальные каждый год  встречаются у меня дома».
     Сейчас, директор детского дома Шайдо Татьяна Николаевна заочно, через Интернет и переписку,  познакомилась с Евгенией Андреевной Мамонтовой. Свой архив Евгения Андреевна передала в Зырянский детский дом. По ходатайству Татьяны Николаевны в 2005 г. за свой вклад в сохранение жизней детей-блокадников Евгения Андреевна удостоена медали «100-летие профсоюзов России».

Авторы:  Сергеева Мария,   Шишкин Алексей,  Шахматов Влад.       Начальная школа    № 689 Санкт-Петербурга.
 Руководитель  Крастина Т.М.   2006 г.

                «Родом из блокадного Ленинграда»

     Машеньке было 6 лет, когда началась война. Большая и дружная семья Васильевых жила в Ленинграде. Отец, ушедший на фронт, вскоре погиб в бою. И на семью одна за другой посыпались блокадные беды:  от голода умерла мать, потом одна за другой Машины сестренки. Маша осталась жива, потому что ходила в детские ясли. У военного лихолетья много ликов беды, один из них - обездоленное детство...
     При первой возможности раненых и детей начали вывозить через Ладожское озеро на Большую землю. Осень 1942 года, она навек запомнилась шестилетней девочке, ее сверстникам. О том, что они пережили, лучше всего расскажут строки стихотворения, написанного участником этих событий, ленинградцем В. Шумилиным.

 «Ах, если б можно жизнь начать сначала
   И никогда о том не вспоминать,
   Как нас в бомбежку Ладога качала,
   Как мы спаслись — рассудком не познать.
   Друг к другу молча в ужасе прижались,
   Когда  навстречу ринулись беде:
   Суда с детьми в пучину погружались,
   А куклы... куклы плыли по воде!»,

     Оставшихся в живых после жестоких бомбежек (на Ладоге и в дороге фашистские изверги специально охотились за транспортом с красным крестом) ленинградских детей приютила, согрела, накормила Сибирь.
    Поздней осенью детей - сирот привезли в Зырянку. Вспоминая годы, проведенные в сибирском селе, Мария Михайловна через 30 с лишним лет скажет: «Мы всю свою жизнь помним и будем помнить всех тех, кто заменил нам матерей, отцов, бабушек и дедушек». Зырянку она считает своей второй родиной, но Ленинград забыть не может...
     После окончания войны Мария Михайловна приехала в Томск, здесь окончила ремесленное училище №1, поступила на Сибирский  электромоторный завод. Здесь нашла свою судьбу - вышла замуж, появились на свет два сына. Многие на заводе знают этy миловидную, энергичную женщину, Марию Михайловну Попкову, ее мужа Александра Ивановича и двух сыновей, которые трудятся в цехе № 1 рядом с отцом. Лишь немногие знают, какой черный след в жизни Марии Михайловны оставила война. И рана эта не заживает никогда.
      Долгие годы Мария Михайловна питала надежду, что разыщется все-таки кто-нибудь из их большой семьи. Может быть, что-то она напутала, и не все ее сестрички и братья умерли. Когда ребята подросли, поехали всей семьей в Ленинград. Вспомнила улицу, где жили,  вспомнила дома, мимо которых ходила с мамой и папой. Но их дома не было, на месте построено новое здание. Не нашла и родных... Нет никого ближе и дороже у Марии Михайловны, чем бывшие детдомовцы, с кем столько пережито в суровое время войны.
    Фашистская чума не истребила, не могла истребить всех ленинградцев. У тех, кто жив, выросли дети, которые уже сами могут постоять за свободу Родины. Сергей Попков, старший сын Марии Михайловны, служил на границе. Честно нес службу рядовой Попков. О нем, о его товарищах, задержавших нарушителя, писала армейская газета. А сейчас младший сын Володя, служит в рядах Советской Армии. Крепко держит оружие, доверенное ему. В сердцах сыновей живет материнская боль, материнская память, звучат стихи, любимые матерью:

Седины нам накладывает вьюга,
В сердца вселяя грусть по временам.
Как прежде, мы по-прежнему друг друга
Зовем по кличкам, как по именам...
Запомните, мы родом из блокады,
И потому нас старость не берет.   

                Е. ПОНОМАРЕНКО.
          
 

Коллектив Ленинградского Зырянского детского дома.

 

      
         Е.А. Мамонтова на практике в школе  до войны.
Мария Попкова 1936 г.р.  с подругой по детскому дому.


   

        “Я видел войну. Фронтовые испытания научили
          меня  нести людям радость и добро!”
                Федор Тимофеевич Бондаренко

               
               Родители -  Ульяна Терентьевна и Тимофей Кузьмич.
               
               Мама - Ульяна Терентьевна Бондаренко.   1941 г. май, 
          Федор 15 лет, 8 класс, старшая сестра Татьяна Тимофеевна.
            
  1944г. апр. 9 класс, Федор Т.  Бондаренко – 1 ряд, второй слева.

                Детство

   Я, Бондаренко Федор Тимофеевич, родился 12 января 1926 года в Купинском районе Новосибирской области. В документах написано - в деревне Нижний Боган, а мама утверждала, что я появился на свет в Апалихе. Был четвертым ребенком по счету После меня еще родились четыре сестры и четыре брата. Всего было нас двенадцать. Родители занимались сельским хозяйством. Мама, Ульяна Терентьевна, оказалась в Сибири, переехав из Воронежской области по столыпинской реформе, папа, Тимофей Кузьмич, был коренной сибиряк. В начале 1930-х гг. как зажиточных нас переселили из Новосибирской области на север, в Каргасокский район Томской области. Мой папа не унывал, он был очень умный человек, работящий, умеющий приспособиться к обстоятельствам. Ему удалось взять с собой плотницкие и столярные инструменты, чтобы легче обжиться на новом месте. Так мы оказались на спецпоселении в деревне Большой Подъельник Каргасокского района.
   Рос я мальчиком любознательным, живым, озорным, хотел сразу все понять и уметь. Любил быть в гуще событий и не быть последним. Как и все дети: играл в прятки, десять палочек, лапту, бабки (кости от животных), городки, кулика на столбике, догоняшки, в третий лишний, ручеек и другие игры. Соревновались в беге, прыжках в длину, высоту, в плавании, лазанию по канату, работе на турнике (перекладине), брусьях, в прыжках через «козла» и «кобылу», лыжные гонки...
  К праздничным датам каждый класс готовил свои художественные номера самодеятельности. Я читал стихотворения, пел в хоре, играл на балалайке и в интермедиях. Писал лозунги (порошок зубной + молоко), писал заметки и рисовал в классной стенгазете. В четвертом классе я уже четко понимал, что плохо и что хорошо. В конце учебного года был виден результат: учебный год закончил на отлично.
   Родители были верующие, перед едой обязательно все крестились, но когда папа узнал о полете Гагарина в космос, то молиться перестал. Я же считаю себя атеистом, хотя в душе каждый из нас о Боге думает. В рядах КПСС не был, а в комсомол на фронте вступил, был секретарем батареи.
       В 1941 году наша семья перебралась в деревню Мизуркина, ближе к районному центру. Места там красивые: полноводная река Обь с многочисленными притоками, озера и поймы, обширные луга для покоса и пастбищ, кедрач дремучий с множеством зверей (медведи, волки, лисы, белки, соболи, бурундуки и другие) и птиц (глухари, копылухи, тетерева, казары, боровые сороки и пр.), непролазная тайга с небольшими и бескрайними болотами, усыпанными клюквой, морошкой, а на возвышенных местах - брусникой, черникой, голубикой.
   По берегам рек и лугам росли смородина: черная и красная, черемуха, боярышник, калина и рябина - только собирай, не ленись! В каждом доме рыбы было  вдоволь,  рыбачили на реке и озерах. Жизнь набирала силы, молодежь поднималась на ноги.

                Известие о начале войны

  Электричества и радио в Мизуркине не было, все новости привозили на обласках и лодках из Каргаска, что находился в 18 километрах вниз по течению Оби.
  22 июня 1941г. немецко-фашистские полчища без объявления войны вторглись на нашу территорию. Над Родиной нависла смертельная опасность. О нападении фашистской Германии на Советский Союз жители деревни узнали только утром 23 июня. Весть о войне громом и молнией пронеслась по домам. Люди стихийно стали подходить к конторе рыболовецкой артели. Все понимали, что настала большая беда. На общем собрании было решено - призывному году немедленно выехать в райвоенкомат, а их рабочие места восполнить женщинами и подростками.
- Сын, бросай пока учебу и будем помогать фронту, чем можем. Скорей всего рыбой. Создается артель государствен¬ного лова рыбы (ГОСЛОВ), - сказал отец, - в нее и запишемся, а после войны ты продолжишь учебу. Хотя фашистские изверги бомбят наши города и села, уничтожают всё живое, грабят дома, колхозы и совхозы, поверь мне, что германца мы одолеем, как бы ни было нам трудно и тяжело. Время показало, что слова отца, бывшего красноармейца Гражданской войны, оказались пророческими.

                Все для фронта! Все для победы!

   Мне было 15 лет, и я вышел на работу в образовавшийся «Гослов» вместе с отцом. Все думы были о том, как помочь армии. Ежедневно, несмотря на жару, осеннюю слякоть или 40-градусные морозы, мы добывали рыбу, солили и отправляли обозами в город Томск. На всех работников «Гослова» была наложена «бронь» - нужно  работать в тылу.
  В теплое время года ловили рыбу неводами стрежевыми и курьевыми, сетями, атармами (в весенний разлив реки Оби), фитилями, мордами, катцами, самоловами, плавёжными сетями. Летом рыбу сдавали на засольные пункты, а в холодное время года морозили ее, укладывали в плетеные корзины (100x80x60 см), погружали на сани-розвальни, формировали обозы и гужевым конным транспортом, с остановкой на постоялых дворах (переночевать, накормить, напоить лошадей) увозили.
  В зависимости от погоды обозы с Каргаска до Томска добирались за две-три недели, преодолевая путь в 500 километров в морозы, снегопады и метели. В обратный путь обозы шли нагруженные товарами народного потребления и везли раненых из госпиталей. Вокруг саней с ранеными собиралась толпа женщин, которые спрашивали:  - Вы не видели моего Степана или Ивана. Вы же уходили в армию вместе?
А мы подростки допытывали фронтовиков о пулях:
- Сколько пуль враг выпускает?  - Как сколько? Вот у меня нет ноги, а у Николая нет рук. Вот и соображай.
Мы не отставали с вопросами: - Ну, хотя бы примерно скажите, сколько пуль на один квадратный метр?
- Если примерно, то пуль 25 будет точно. У них же, сволочей, автоматы, да пулеметы.
 Мы прикидывали этот метр в своем воображении, двадцать пять пуль, и делали вывод: не проскочишь между пулями, но может, ранят, я в госпиталь, вылечусь и опять в бой с врагами. Если не Я, то КТО?? Так мы думали и просились на фронт.
Чем мы виноватые, что сжигают наши города и села, грабят добро, убивают стариков и детей, насилуют женщин. Это бесчеловечно, так жить нельзя! Родину надо спасать от извергов, и мы шли в военкоматы, чтобы нас отправили на защиту Отечества! А если пока не берут на фронт, будем ловить рыбу и отправлять защитникам Родины.

                На фронт! Родина-мать зовет!

      Я твердо решил, что обязательно пойду воевать, бить проклятых фашистов. Учась в школе, мы знали, что наша молодая Советская Россия — единственная в мире страна рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции, окруженная странами капиталистическими, которые не дадут жить нам спокойно. Война обязательно будет, только не знали, когда это произойдет, и мы к ней готовились - развивались умственно и физически: бегали, прыгали, лазали по канату, работали на турниках (перекладине), брусьях, плавали, ходили на лыжах, т.е. занимались спортом. В 5 классе я был уже Ворошиловский стрелок, потом сдал на значок ГТО («Готов к труду и обороне»), ГСО («Готов к санитарной обороне»), ГХО («Готов к химической обороне»).
  И 30 апреля 1944 года, прямо со школьной скамьи (я заканчивал 9-й класс), не говоря о том, что я рыбак «Гослова» и имею «бронь», воспользовавшись общей суетой, царившей в Каргасокском военкомате, я оказался в команде для отправки на фронт. Заметил, что стоят ребята-призывники в очереди на стрижку, присоединился к ним и дальше от них уже не отставал.
 Не успел я попрощаться с родителями, братьями и сестрами. Они даже не подозревали, что я добровольцем поеду на войну, и, проплывая на пароходе «Карл Маркс» мимо родной деревни, мысленно попросил у них прощения: «Я поехал защищать Родину. Жив останусь, сообщу. Простите меня...».
               
                г. Томск 15 февраля 2015 г.

            
       В боях за Родину выпускники детских домов 

     Собирая материалы по истории детских домов Томской области, я долго не мог найти хоть что-либо о бывших детдомовцах, участвовавших в Великой Отечественной войне. Хотя я точно знал, что бывшие детдомовцы воевали: сам  участвовал в проводах в 1943 году из Кругловского детского дома (Колпашевский район) двух бывших воспитанников, которые после детдома работали у нас подсобными рабочими. Провожали мы их всем детдомом до пристани Березовка, где посадили на пароход, идущий в Томск. Имен и фамилий я их, к сожалению, не помню. Вернулись ли они с войны или геройски погибли - тоже не знаю.
     В детском доме у нас одной из любимых книг была повесть "Атаман Пузырь", изданная Западно-Сибирским краевым издательством в 1936 г. Авторами ее были бывшие воспитанники трудовой коммуны УНКВД «Чекист» Е. Дульнев, Б. Иртышский, В. Корнев. Коммуна располагалась в пригороде Томска в районе нынешнего г. Северска. В повести описывается история перевоспитания бывших несовершеннолетних беспризорников и правонарушителей 20-х годов, которых собирали по всей Сибири.  Книгу мы зачитывали до дыр, ее героям подражали, т.к. судьба героев повести нам, детдомовцам, была близка и наша жизнь детдомовская чем-то была похожа на жизнь в коммуне «Чекист».
     Недавно, с интересом перечитывая любимую повесть, изданную Томским книжным издательством в 1960 г. И в Послесловии авторов обнаружил несколько историй участия бывших воспитанников трудовой коммуны "Чекист" в Великой Отечественной войне. Прототип главного героя повести Валентин Спичкин  старший сержант Иван Бочкарев в годы войны, будучи командиром орудия, исходил тысячи километров по военным дорогам, проявил себя бесстрашным и находчивым артиллеристом. На подступах к границам Венгрии он с группой бойцов орудийного расчета взял в плен немецкого генерала. За что был удостоен правительственной награды. После войны Бочкарев вернулся в Томск. Работал на стройках каменщиком. Не один дом "помнит" тепло рук почетного строителя города Ивана Бочкарева.
    Сергей Корочкин был прообразом обаятельного Витьки Золотого. Сергей начал свой путь в коммуне в сапожной мастерской подмастерьем. Был он отличным танцором и участвовал в художественной самодеятельности коммуны. Выступал с концертами перед трудящимися Томска, Новосибирска, Москвы.  Накануне войны Сергей по комсомольскому набору из Томска был призван в  ВМФ и попал в Краснознаменную Амурскую военную флотилию. Службу на боевом корабле матрос Корочкин начал дальномерщиком. Но вскоре был отозван политотделом в матросский ансамбль песни и пляски. В 1945-м мичман Корочкин в составе  Второго Дальневосточного фронта участвовал в боевом походе против японских захватчиков. За боевые заслуги перед Родиной мичман Корочкин награжден правительственными наградами. После войны был солистом в Дальневосточном флотском ансамбле песни и пляски.
    Василий Блинков - Вася-сорванец из повести «Атаман Пузырь», вихрастый курносый пацан, несколько раз пытался бежать из коммуны в родные Минеральные Воды. Но каждый раз его возвращали. После выхода из коммуны Вася Блинков работал шофером в одном из совхозов Новосибирской области. Позднее окончил с отличием пехотное военное училище. Войну коммунар "Чекиста" встретил на передовой. Храбрый офицер Блинков дошел со своей частью до Будапешта. Был не раз ранен, но снова возвращался в строй. Он был награжден многими боевыми орденами и медалями. После войны Василий Павлович работал на Томском шпалопропиточном заводе мастером.
    Один из героев повести «Атаман Пузырь» Василий Васильевич Васин (вероятно, это не настоящие фамилия и имя, а придуманные им в далекие беспризорные времена) после трудовой коммуны 15 лет прослужил в рядах Советской Армии. Если коммуна была для него хорошей школой, то армия, особенно в годы Великой Отечественной войны, стала академией. За боевые заслуги он был награжден многими орденами и медалями. После войны, демобилизовавшись, В.Васин окончил Томский политехнический институт. Работал в  лаборатории института, был партгрупоргом.
    Коммунар «Чекиста» Иван Погодаев не попал на фронт. Была бронь. После выхода из коммуны с аттестатом зрелости И.Погодаев стал оперативным работником милиции. За отличную службу его назначили начальником отделения милиции Туганского райисполкома Томской области. Затем его выбрали председателем колхоза имени ХХ партсъезда в этом же районе.
    Авторы повести «Атаман Пузырь» все стали журналистами. Были активными участниками Великой Отечественной войны. Они были награждены многими боевыми наградами. Ерминингольд Васильевич Дульев пал смертью храбрых воинов под Москвой. После демобилизации Виктор Тарасович Корнев  работал корреспондентом в Новосибирске, Борис Васильевич Иртышский был корреспондентом ТАСС по городу Ленинграду.  Бывший воспитанник, а затем воспитатель Чичка-Юльского детского дома Леонид Федорович Антюфьев ушел добровольцем на фронт и погиб смертью храбрых.
     В 1991 году посчастливилось мне побывать в гостях у бывшего воспитанника Владимировского приюта, который располагался рядом с тюрьмой (9-й корпус ТПУ) на Тюремном переулке (ныне ул. Аркадия Иванова) Александра Владимировича Алисова. Оказывается, одно время воспитателем у него был (как сейчас бы сказали - по совместительству) Андрей Григорьевич Савиных (студент-медик), будущий знаменитый хирург с мировым именем. Более 30 лет отдал службе в рядах Советской армии майор в отставке Алисов. В атаки ходить ему не пришлось - он занимался обеспечением боевой техники войск горюче-смазочными материалами. Орденами и многими медалями отмечены заслуги Александра Владимировича. По стопам отца пошли и три его сына - Борис, Юрий и Михаил и два внука - Сергей и Анатолий, сыновья старшего сына Бориса, генерал-лейтенанта артиллерии. Целая офицерская династия.
     К сожалению, очень многих участников Великой Отечественной войны, бывших детдомовцев области, мы не знаем. И, вероятно, не узнаем: без отца и без матери - кому их помнить? Но мы, бывшие детдомовцы, помним. И памятник Неизвестному солдату в Москве, и памятник погибшим воинам-томичам в Лагерном саду – это и  им памятники...
               
      Анатолий Яковлевич Пшеничкин,
 Кандидат геолого-минералогических наук, Заслуженный геолог РФ,  выпускник 1951 г.  Кругловского детского дома.   9 мая 2010 г.               


   
                Приходите в наш дом.

              Аникина Валентина, выпускница 1952 года.

 Сегодня, точнее 17 сентября 1988 г., в детском доме № 9 г. Томс¬ка была организована встреча выпускников-воспитанников детско¬го дома, на которую я, Аникина Валентина, выпускница 1952 года, летела из г. Горького самолётом. До Томска билетов не было, хотя приобретала я этот билет заранее, поэтому я решила добраться до Новосибирска, но в Новосибирске застряла и ни на чём не смогла добраться до Томска.
День был субботний, людный, никто не хотел внять моим моль¬бам и просьбам, никто не хотел даже выслушать либо взглянуть на открытку, которая хоть как-то удостоверяла льготу на мой проезд. А когда, наконец, тот, кого я убеждала и слёзно просила помочь мне добраться до Томска, понял - все оптимальные сроки прибытия на эту желанную встречу истекли. По расчётам выходило, что добраться до Томска я смогу только в 23 часа. Естественно, в такое время меня никто ни на какую встречу не ждал, и я вынуждена была купить би¬лет на обратную дорогу, потому что представила себе мытарства, которые ждали меня в самом Томске. Горько на душе, и написала я об этом не для того, чтобы пожаловаться, а для того, чтобы мой голос, полный благодарности, соучас¬тия, услышали те, с кем очень хотелось встретиться.
Для всех Солнце светит одинаково, но вдвойне оно светит тем, у кого есть Родина, родной дом. Таким домом для меня и других пяте¬рых девочек (Татьяны Бочкаревой, Антонины Алиной, Валентины Грималюк, Тамары Махневой, Марии Сапоговой) был 9-ый детский дом, который не только вырастил нас до 18-летнего возраста, но и дал нам путёвку в жизнь, ибо у всех нас были дипломы об окончании педучилища.
36 лет прошло с того далёкого, но памятного нам года. За это вре¬мя прошла моя трудовая деятельность на ниве народного просвеще¬ния (работаю я в школе и по сей день) на горьковской земле, вдали от родного города и детского дома. Но краски того, что дал для меня дет¬ский дом, остались самыми яркими, ибо это краски детства и Родины.
Мне хотелось рапортовать своему детскому дому о том, что я, Аникина Валентина, добросовестно трудилась все эти годы, честно жила, была требовательна к себе и людям, уважала людей, памятуя такую истину: По праву человека, за плечами которого жизнь, полная проб и ошибок, нелёгких путей, которые все-таки я преодолевала, по¬тому что никогда не была игрушкой в руках судьбы, я хотела об¬ратиться к воспитанникам 80-х годов, ныне живущих в детском доме.
Дорогие ребята! Любите свой дом, дорожите тем, что у вас есть сегодня. Никакая самая хорошая мебель и прочий комфорт, который создают для вас и шефы, и те, кто работают с вами, не сделают этот дом родным и тёплым, если вы не почувствуете себя хозяевами всех благ, которые создаются для вас.
Помните, что в вашей трагедии не виноваты работники детского дома. Ваше будущее счастье - в ваших руках, ибо «дорогу осилит идущий». Поэтому вашим наипервейшим долгом является, прежде всего, добросовестное отношение как к умственному, так и к физи¬ческому труду. Приучайте себя с детских лет к бережному отношению к тому, что имеете. Помните прекрасные слова, они помогут вам в труд¬ную минуту:      
               
            
                «Как неспокойно на душе!?
 Добрее надо быть, добрее.
 Как неспокойно на душе?!
 Умнее надо быть, умнее...»

«Стремись вперёд всегда без остановки,
В любой житейской сложной обстановке,
Умей не растеряться и гляди на горизонт,
Он вечно манит и зовет нас впереди.

Умей в начале жизни убедиться:
Гниёт в пруду стоячая водица?
Есть конь - верхом, а нет коня – пешком.
Ступай вперёд, учись, трудись
И славен будь добрым трудом!»


 

Воспитателям желаю добра и здоровья, терпения и хороших достойных уважения воспитанников детских домов и интернатов.


P.S.: Извините за сумбурное послание. Горечь, несостоявшаяся радость сковали ум. Пришлось писать на вокзале, стоя, за несколько минут до отправления моего поезда в г. Горький. Хотелось бы, чтобы некоторые строчки из письма в книге о выпускниках напечатали.      


Пусть навечно в сердцах
И в душе этот миг остаётся.
Как экзамен с названьем
«Кем стал ты на этой земле?»

Приходите в наш дом!
Приходите, здесь ждут вас и помнят.
С замиранием сердца
На вас ребятишки глядят.

Вы им очень нужны,
И поверьте, что это не просто.
Что любовь их сыновняя –
Лучшая всех из наград!  ...
               






                ОБРЕТЕНИЕ КАШАЕВА 

              Вениамин Анисимович Колыхалов        23.04.91 г.

   На Шегарке-реке работливый дед Павел имел «личную» мельницу. Медленно вращались без устали жернова. Весело лопотала у запруды вода. Далеко окрест разносился сытный запах мучной пыли. Тянулись подводы помолыциков. Довольные убранным урожаем мужики без спора и ругани устанавливали очередность: чье зерно засыпать в бункер. Степенный, рассудительный мельник в просторной навыпуск рубахе зорко следил за немудрящими механизмами мукомольного заводчика. По веснам рьяно защищал плотину от размыва. Казалось, вечно будет сыпаться в мешки запашистая мука, а  стайки голубей раскормленных и воробьев никогда не перестанут вспархивать с крыш и ограды. Стали долетать слухи, что власти принялись основательно шерстить зажиточных мужиков, бесстыдно отбирать нажитое богатство.

               

Надвигались колхозщина и ссыльщина. Чернели, сгущались грозовые тучи. Начался повсеместный насильственный сгон крестьян в артели.
И гром грянул. Не обнадеживающий, сулящий зеленям нужный дождь. Прокатился ураган небывалой силы, страшного разора. Вырывались вековые корни крестьянства. Крепкую корневую систему безжалостно рубил наотмашь острый топор пресловутой коллективизации. Мельницу у дедушки Павла отобрали, передали в собственность наспех сколоченному колхозишку. Собственника раскулачили, сослали. Страшились: пустит мельник «петуха», быстро «прокукарекает» бесплатное артельное приобретение. Судьба сама распорядилась строго: через год в половодье беспризорную мельницу смыло. Никто не сторожил плотину, не подправлял. Паводок отомстил. Хозяин по воле непримиримых властей отбывал ссылку. Свежеиспеченные колхознички не углядели за мукомольней.
Принудиловщина катилась дальше. Не стало у крестьян своих жнеек, молотилок, мельниц, кузниц, земельных наделов. Произошел неслыханный случай: трутни одолели пчел. Прослеживаю жизненный путь бывшего детдомовца Владимира Кашаева. Думаю: не случись того далекого явного грабежа деда Павла, как бы сложилась судьба мальчугана из деревни Федораевки Шегарского района. Ведь за одним насилием последовало другое. За одним порванным звеном цепи нарушились и другие. Раскулачили главу семьи, стали подбираться к сородичам, имеющим крепкое хозяйство: лошадей, коров, овец, птицу. Горел у властей зуб на трудолюбивую семью единоличников. Не терпелось поскорее разбавить их мирное подворье безвкусной колхозной водицей. Самой отчаянной супротивницей всеобщего строя была в деревне сноха мельника Татьяна Митрофановна. 
Подбирались к ней руководилы и так и эдак. Отнекивалась она. Отбрыкивалась. Пугали. Грозили. Обещали послать по этапу вослед за раскулаченным свекром.   Женщина эффектно приподнимала подол, ухмылялась: «Вот вам колхоз!»  - «Пишись в артель!» - орали законники.  – Все равно доконаем! Откольница! Усадьбу заберем. Землю по крыльцо обрежем!» Хохотали, скалили зубы. «Оставим тебе земли на развод – под могилку!»…   Доконали гады.   Накаркали вороны….
 Не вынесла Татьяна Митрофановна каторжной житухи в колхозе. Насильственно втянули ее в строй самой последней, да в числе первых отпустили вынужденно в мир иной.
 Когда умерла мать, Володе не было и пяти лет. Гляжу в корень его исковерканной судьбы. Роковые случайности. В размеренный деревенский уклад грубо вмешались темные силы, расшатали древо жизни крестьян. Словно опущенные семена, гони¬мые резким, холодным ветром, раз¬летались мальчишки и девчонки по различным приютам и детским домам. Страна обездо¬лила и наспех замаливала свои гре¬хи.
Знакомство наше состоялось трид¬цать лет назад. Из разных детдомов стекались ребята в деревянное общежитие горнопромышленного училища Томска. Ныне - СПТУ-1. Владимир азы электро¬техники постигал. Я овладевал слесарным ма¬стерством. Оба пристрастились к парашютному спорту. На прыжки выезжали рано, вставали в четыре часа. Нас выручал безотказный Иван Иванович Тихонов, комендант - бу¬дил в назначенное время. Нам про¬сто повезло, что человек, заменяю¬щий отца, жил в общежитии, и мы находились под его добрым присмот¬ром.
Небо тянуло друга больше, чем меня. Кашаев выполнил на «отлич¬но» семьдесят пять прыжков, полу¬чил первый разряд по парашютному спорту. Вдобавок изучил самолет, наслаждался покорением высоты на учебном ястребке ЯК-18.
Потом была совместная стройка - ГРЭС-2. Возводили третью очередь. На ударной комсомольской ударяли по труду и заключенные. Они вы¬полняли бетонные, кирпичные, плот¬ницкие работы. На головокружитель¬ную высоту их не потягивало.
На перекурах делились с нами впечат¬лениями: « - За страх платят вам?  - Нет.»
«- Пусть намотают нам еще по сроку — мы туда не полезем».
Самая высокая отметка там име¬ла пятьдесят четыре метра. Через полтора года высотно-мон¬тажных работ меня призвала армия. Владимир в общей сложности шесть лет занимался электромонтажом на ГРЭС-2. Его помнят - подстанция, ко¬тельная, турбинный цех.
   Десять лет бригадирствовал в «Сибэлектромонтаж» уп¬равлении. С ну¬левого цикла начинал строительство приборного завода. Через шесть лет вместе с другими сдавал объект под ключ. Вел электромонтаж на жил¬массиве приборного завода, в поселке Бактин, на многих томских пред¬приятиях. В настоящее время - слесарь на¬учно-исследовательского института высоких напряжений. Его жизнь - тоже постоянное высокое напряжение. До пенсии восемь лет, а трудовой стаж уже исчисляется внушительной цифрой – 37. На рабочем месте он и слесарь, он и механик. Обслуживает множительную техни¬ку. Много в ней сложных узлов.  Вве¬ренная машина сумела обрести вто¬рое дыхание: вместо  положенных семи лет исправно служит десять. Мастерство - самое дорогое обре¬тение.
Выражая полное доверие и пони¬мание, обычно говорят о человеке: с ним можно идти в любую разведку. Такого высокого отзыва заслуживает и Владимир Кашаев. Новая общественная организа¬ция - Союз воспитанников детских домов и школ-интернатов (Союз ВДДИ) выдвинул из своих рядов  претен¬дента на парламентское кресло кандидатом в депутаты областного Совета Каша¬ева Владимира Михайловича. Понимаю, весьма надоели народу выборы-довыборы, баталии кандидатов, пере¬чень их платформ. Заседаний, говорильни в областном парламенте много, дел маловато. Жизнь ухудшает¬ся. Приходится вертеть на ремне но¬вую дырку, подтягивать животы.
Владимир Кашаев состоит в Прав¬лении Союза ВДДИ. При его непосредственном участии разраба¬тывались Устав и обращение к избирателям. Там, в частности, говорится: «...Не обязательно быть предсказателем, чтобы предположить, что ждет (в настоящее время) многих бывших воспитанни¬ков детских домов, особенно пенсио¬неров, многодетных, инвалидов. Ни для кого не секрет, что выпускники детских домов уже сейчас являются в нашей стране самой социально не¬защищенной частью общества. Пере¬ход к рынку еще более усугубит и без того нелегкое положение этой малообеспеченной категории людей...». Увы, это так.
Союз ВДДИ Томской области уяснил: без своего активного участия в битве за существование придется туго. Нуждается в защите природа. Нуж¬дается в защите детство. И миллио¬ны людей, стоящих у черты и за чертой бедности. Экология призвана рассматривать не только взаимоотно¬шения человека и окружающей сре¬ды, но и взаимодействия людей меж¬ду собой. Тут изъянов - тьма. На¬батный колокол должны слышать все.
В прошлом году посетил Средне-Васюганский детский дом. Впечатле¬ние осталось удручающее. Корпуса обветшали. Новое здание строится черепашьими шагами. Переводить в долгострой детские и дошкольные учреждения – грешно. Неужели Каргасокские власти забьют тревогу тогда, когда на ребячьи головы начнут обрушиваться потолки и стены?! На территории детдома красуется инвалидное изваяние: пионер уродец. Ему иа шею кто-то намотал провод. Полузадушенный юнец подчеркивает изничтоженной временем фигурой отцовско-материнскую заботу взрос¬лых о своих питомцах.   Рано благодарить государство за такую заботу. Оно в долгу перед детьми. Не должно забывать и о птенцах, выпархивающих из гнезд детских домов. Поэтому так нужны в областном парламенте люди, прошедшие акаде¬мию, нужны и люди прошедшие суровые испытания безотцовщины. Они всячески будут поддерживать законы и постановления, направленные на защиту трудового народа, материн¬ства и детства.
               
               
                Детдомовское братство

 Зинаида Куницына, журналист. Сент 2001 г.

     "НЕДАВНО знакомая, работающая в столовой техникума,  поведала историю о том, как родная тетка одного из студентов, которого она опекает как сироту, пришла со странной претензией. Она заявила, что ее племянник слишком много... кушает". –
 из письма Галины Теущаковой.      
      Как выяснилось, ее беспокойство было вызвано отнюдь не заботой о фигуре подопечного. Парень как раз был очень даже худенький. Просто у внучки опекунши предстоял день рождения, и она хотела за счет племянника набрать продуктов для угощения гостей. Работники столовой стали присматриваться к парнишке и заметили, что его эксплуатируют подобным образом постоянно. Тетка даже квартиру дочери сдала квартирантам, а ее с внучкой поселила у себя, чтобы вместе пользоваться средствами, выплачиваемыми государством сироте. А парень боялся противоречить, чтобы не потерять последних близких людей.  “Как подумаешь, - пишет читательница Теущакова, - сколько находится еще людей, готовых обидеть сироту, так становится не по себе. Писали же в прессе, как их обманывают, отбирая путем мошенничества полученные квартиры. Целый бизнес на этом паразитирует. Неужели нет какой-нибудь общественной организации, при помощи кото¬рой выпускники детских домов помогали бы друг другу. Им это сподручнее, ведь свои пробле¬мы они, что называется, знают изнутри?”
Как  удалось устано¬вить, такая общественная организация в Томской области есть. Называют ее “Союз воспитанни¬ков детских домов и интернатов” - (Союз ВДДИ). Мы попро¬сили ответить на вопросы на¬шей читательницы  предсе¬дателя Правления Союза ВДДИ Томской области Николая Долдина.
- Наш Союз, - рассказывает Николай Иванович, - был со¬здан в сентябре 1990 года по инициати¬ве кандидата наук, преподавате¬ля политехнического универси¬тета Анатолия Яковлевича Пшеничкина и других неравнодушных к проблемам сирот людей. До этого мы как-то случайно находили друг дру¬га, общались как близкие родственники. Здесь важны и со¬чувствие, и совет, и пример в жизни. У каждого бывшего дет¬домовца - обычно сложная судь¬ба. Они трудно адаптируются в окружающей жизни. Нередко и супругов себе находят из своей же среды. Но, когда пришли ры¬ночные отношения, выживатъ стало совсем сложно. Вот мы и решили создать собственную организацию. Она, кстати, в отличие от многих других не имеет налоговых льгот. Но нам удалось привлечь внимание гу¬бернатора В.М. Кресса и получить от него кое-какую помощь.
    Не для простого времяпрепровождения Союз ВДДИ  был создан. В нем - че¬тыре сектора. Всего в органи¬зации официально числится двести человек, а на уче¬те более двух тысяч выпускни¬ков. Когда люди приходят за помощью со стороны, им не отказывают - всякого рода формальности в сиротском деле не в счет.
    Первый из четырех секторов объединяет ве¬теранов Союза. Его возглавляет Римма Петровна Аввакумова. Сре¬ди его актива есть очень интересные люди, жившие в детских домах еще в воен¬ные и довоенные годы, бывшие в свое время сиротами и беспризорниками, пережившие немало драматических момен¬тов в своей жизни. Мы регуляр¬но встречаемся, отмеча¬ем праздники, помогаем друг другу.
Второй сектор (социальной и ¬правовой защиты) под руковод¬ством Галины Захаровны Шрайнер бес¬платно консультирует и дает со¬веты бывшим детдомовцам по вопросам получения жилья, трудоустройства, учебы. Его участники могут вместе с обра¬тившимся пойти в администрацию и областную прокуратуру, написать заявление в суд или в  правоохранительные органы.
    Третий сектор – молодежный. Возглавляет его бывший выпускник из Асиновского детдома Сергей Персов. Он на¬зывается “Отроки”. Недавно, на¬пример, его активистам удалось оказать реальную помощь в получении комнаты Елене Скударновой. Но чаще всего им приходится “воевать” с желающими воспользоваться сиротской беззащитностью, когда мошенники или вымогатели пытаются лишить их жилья. Кстати, и тому парню из письма они могли бы помочь, если, конечно он захочет. Дело это деликатное решаться должно такими органами, как опекунский совет. Он существует при областной администрации.
    Четвертый сектор в Союзе - производственный, - говорит Николай Долдин. - Им руководит Борис Терехов. При секторе создан производственно-торговый центр. Сначала мы планировали на самом деле заниматься производством, солить и консервировать грибы, заготавливать ягоды, орехи. Но это дело не пошло, поэтому вынуждены были переориентироваться на торговлю. По поручению гу¬бернатора В.М. Кресса ОГУП “Област¬ной сельскохозяйственный тор¬говый дом” построил для нас на рынке возле площади Южной торговый павильон, в котором за¬нимается Сергей Персов. Вме¬сте с ним работают четыре-пять бывших детдомовцев. Злопыхатели рассказывают об этом предприятии ле¬генды. Особенно это выгодно конкурентам, ведь мы не задираем цены.
    Живет производственно - торговый центр очень скромно. Впро¬чем, материальную помощь особо нуждающимся он в со¬стоянии оказать. Для этого надо написать заявление на имя председателя Союза ВДДИ.   Его рас¬смотрят и примут соответству¬ющее решение. Суммы, как правило, выделяются неболь¬шие. Однако за последние ме¬сяцы одному человеку все же помогли в покупке квартиры, другому - в оплате за учебу.
 Так и живет Союз ВДДИ Томской области, крепя брат¬ство. Не поворачивается язык назвать братство детдомовцев сиротским.       
               
               
               
                «ВОСПИТАТЕЛЬНЫЕ ДОМА»

   Первый «сиропитальный» приют в России открыл в 1706 году новгородский митрополит Иов. «Святым» митрополитом руководил трезвый расчет: монастыри получали в дар от государства землю без крепостных и нуждались в рабочих руках. И сироты становились крепостной рабочей силой.
   В 1715 году был издан Указ об открытии «госпиталей» для «зазорных младенцев». За каждого принесенного ребенка власть назначила плату – 2 рубля. Дешево рассчитывало правительство приобрести рабов! Вокруг этих госпиталей развился посреднический промысел. Специальные комиссионерши привозили туда детей целыми партиями. Страшные были учреждения, эти воспитательные дома! Уход за детьми там был такой, что из 100 детей умирало 50-60 человек даже в лучшие годы. В обычное время смертность была 80-100 процентов. А те, кто выживали, то выходили в жизнь физическими и нравственными калеками.
 В воспитательном доме в Москве (теперь – здание Дворца труда), была такая ужасающая смертность детей, что дом этот получил прозвище «фабрики ангелов». После 1864 года часть воспитательных домов перешла в ведение земства. Местные власти пытались отдавать детей на воспитание в семьи за плату 3 рубля в год. Однако это мероприятие не уменьшило смертности детей.

               
                ДЕТСКИЕ ПРИЮТЫ В ТОМСКЕ

   Приюты, как форма призрения покинутых детей, впервые возникли в начале XVIII века при монастырях. Первый немонастырский приют открыт в С-Петербурге в 1837 году при Демидовском доме «призрения трудящихся» для дневного надзора за детьми «оставленными матерями, идущими на заработки».
   Рост безнадзорности и беспризорности детей беднейших слоев населения побудил правящие круги Росси увеличить количество приютов в стране, для руководства которыми в 1838 году создается Комитет главного попечительства под руководством графа Строганова. Через год, под руководством члена этого Комитета писателя-демократа В.Ф.Одоевского, разработано «Положение о детских приютах», в основу которого было положено требование: «не выводить детей из того сословия к коему они предназначены по своему званию».  Главная задача приютов заключалась в том, чтобы с раннего детства приучать детей к труду, повиновению и опрятности.  Надзор и управление приютами в столичных городах возлагались на особые Советы, а в губерниях и уездах – на губернские и уездные попечительства. Большинство детских приютов входило в Ведомство учреждений императрицы Марии. При этом же Ведомстве действовал особый приют для подготовки смотрительниц, выпускницы которого направлялись для организации и руководства приютами в губернских и уездных городах.
   В Сибири существовали различные типы учреждений призрения детей, которые чаще всего содержались на благотворительные взносы.  В Томске, весной 1843 года инициативная группа горожан начинает работу по подготовке и открытию первого приюта с целью «призрения детей и привития первого нравственного образования низших классов общества». 
    В Комитет Главного попечительства приютов от имени общественного губернского управления сообщается, что действительная статская советница Завилейская жертвует для  приюта свою загородную дачу, а ее отец, томский предприниматель Андрей Попов, сделал первоначальный взнос из своих средств – 8 тысяч рублей ассигнациями.    В ответном письме, за подписью графа Строганова, приветствуется открытие детского приюта, но рекомендуется дачу госпожи Завилейской продать, а на вырученный капитал нанять в городе помещение, чтобы дети бедного населения могли ходить в приют ежедневно. Кроме того, предлагалось для поддержания  приюта использовать не только единовременные и постоянные приношения имущих граждан, но и находить средства с помощью устройства благотворительных спектаклей и концертов, базаров и лотерей.
   Особая рекомендация касалась подбора и назначения смотрительницы приюта, которая должна иметь соответствующую подготовку к этой деятельности, так как на нее ложатся обязанности, которые не могут быть выполнены без предварительной подготовки. Смотрительница должна знать, как проводить занятия с детьми, преподавать им различные предметы и управлять приютом.
   Для приюта, открываемого в г. Томске, Главным попечительством была избрана девица Екатерина Ивановна Рекс, закончившая образцовый приют, снабжавший смотрительницами все губернские города.  В сопроводительном письме указывалось, что девица Рекс совершенно способна к управлению заведением, которое ей будет вверено. Поведение и способности ее совершенно удовлетворительны. Она снабжена необходимыми пособиями и будет полезной при устройстве приюта. Смотрительнице полагалась особая комната в приюте, право пользоваться пищей и 300 руб. ассигнациями жалования ежегодно. При необходимости она сама подыскивала себе помощницу.
   Девица Рекс, пользуясь отъездом ее брата С.И.Рекс на место службы в Томск, прибыла вместе с ним к новому месту назначения в конце 1843 года.
      В январе 1844 года в Томске организовано Губернское попечительство детских приютов в составе: гражданского губернатора С.П.Татарского, Епископа Томского и Енисейского Афанасия, председателя томского губернского управления А.Виноградова, председателя томской казенной палаты П.Гаузенберга, председателя губернского суда коллежского советника Н.Сомова, городского головы  И.Филимонова и правителя дел А.Ефремова.  Супруга коллежского советника, золотопромышленника И.Д.Асташева - Александра Павловна «с особым удовольствием» приняла на себя обязанности попечительницы приюта и готова была содействовать устройству столь благотворительного учреждения.
      Загородная дача Завилейской была продана за 3100 руб. и в одном из районов города нанят для приюта деревянный дом, рассчитанный на 25-30 детей. К.И.Ливанову, директору приюта, поручено отыскать среди бедных жителей, желающих поместить своих детей в приют.  Отношение к приюту в городе неоднозначное: состоятельные люди не видели в нем пользы и были равнодушны, а среди бедных, еще до открытия приюта, распространилась молва о том, что после обучения в  приюте мальчиков отдадут в кантонисты (военные поселения), а девочек – работницами на фабрику. Открыт приют 21 мая 1844 года и по соизволению Государем Цесаревичем наименован Мариинским в честь  Высочайшего имени ее Императорского Высочества. Наблюдателем (директором) томского детского приюта от имени Цесаревны назначен статский советник Н.Логинов (С-Петербург). Сохранились отчеты деятельности Мариинского приюта за 1845-1847 г.г., которые свидетельствуют о том, что с 1844 по 1845 гг. в приюте проживало 24 воспитанника от 4 до 8 лет (9 мальчиков и 14девочек), да ежедневно приходящих – 4 детей. За двоих детей приплачивали родители, остальные – содержались бесплатно.
   Существовал приют на благотворительные взносы имущих граждан. Значительные суммы вносили супруги Асташевы и другие состоятельные жители Томска. В зависимости от своих возможностей и рода деятельности граждане жертвовали не только деньгами, но и вещами, продуктами питания.
  В нанятом помещении приют просуществовал не более года. Большой пожар, случившийся в Томске летом 1845 года, не пощадил и его деревянное здание. Попечительница приюта А.П.Асташева размещает оставшихся без крова детей во флигеле своей усадьбы, который был перестроен в соответствии с новым назначением: особая столовая, спальни для мальчиков и девочек, комнаты для смотрительницы и ее помощницы. Кроме того, А.П.Асташева снабжает детей и служащих приюта необходимой одеждой, обувью и посудой.
      В новом помещении у приюта появилась возможность увеличить число воспитанников на 27 человек. Большинство из них приходят в приют только на день. В приюте учат читать и писать, считать и вычислять на счетах. Дети изучают Закон Божий, молитвы, Священную историю, символы веры. Особое внимание уделяется хоровому пению, так как оно «умягчает  нравы и приносит успокоение сердцу». Через хоровое пение приходит к детям принятие всех служб, молитв и народного гимна – «Боже, царя храни!» Для занятий с детьми приобретаются учебные пособия, шерсть, нити для рукоделия. Воспитанники учатся вязать чулки, шарфы, шапки, плести кружева, изготовлять ватные одеяла.
    Приют был доступен для граждан всех сословий, но чаще это были дети из мещан (мастеровые люди свободных званий), немало детей было из обедневших дворян, чиновников и низших военных чинов. Посещали приют дети крестьян, крепостных (живущих по паспорту), церковных  служителей, кузнецов. По возрасту это дети от 4-х до 8 лет. Выпускались из приюта – в десятилетнем возрасте, но иногда «по уважению и крайней бедности родителей и по видимой помощи, приносимой приюту, дозволено находиться в приюте двенадцатилетним».  Постоянно проживали в приюте дети совершенно бедных горожан, сироты из деревень и даже из других городов Восточной Сибири. Количество воспитанников приюта возрастало ежегодно. Так, если в 1845 году в приюте числилось 25 воспитанников, то к концу 1846 года их стало вдвое больше, а к концу 1847 года достигло 80 человек.
   Изменилось и отношение к приюту со стороны томичей. Если в первый год его существования родители опасались за будущее своих детей, то, как свидетельствуют ежегодные отчеты о деятельности приюта, за короткий срок «видимая польза приютского воспитания быстро увлекла за собой мнение всех классов жителей губернии. Даже более образованное купечество намерено отдавать детей своих с платою».
«Достижения детей стали возможны в силу благодеяния попечительницы А.П.Асташевой, обновившей жизнь детей и ставшей им второй матерью.  Смотрительница приюта госпожа Рекс своими неусыпными трудами и примерным вниманием к своим обязанностям приобрела общую доверенность в публике. С полным усердием и похвалой исполняли свои обязанности и ее помощницы: госпожи Аникина и Кочетовская.
   Управление приюта признает повсеместную пользу от учреждения детского Мариинского приюта и отмечает, что учреждение их в Сибири принесет пользу для главной массы народа, требующего в детях своих просветления и своевременного очищения от природной грубости их, невежества и всех прочих наклонностей. Четырехлетнее же влияние и заботливости Попечительницы об усовершенствовании вверенного ей заведения упрочили народное мнение и известность Томского Мариинского приюта в соседствующих губерниях».
   На этом заканчиваются ежегодные отчеты, отражающие период организации и первых лет работы детского Мариинского приюта на территории усадьбы Асташевых. К сожалению, о последующих годах работы этого учреждения мало что удалось выяснить.
   Из других источников известно, что А.П.Асташева оставалась попечительницей приюта до конца своей жизни (1853 г.), после чего его содержание принял на себя И.Д.Асташев. Капитал приюта к этому периоду достиг 31618 рублей. 23 июля 1865 года И.Д.Асташев приобрел земельный участок, на котором на свои средства выстроил двухэтажное каменное здание стоимостью 25000 рублей и подарил его Мариинскому приюту. Ныне это здание расположено на углу ул. Люксембург 17 и пер. Совпартшкольный. При И.Д. Асташеве на полном содержании находилось 25 детей и 75 детей, приходящих на день, которых он снабжал зимним теплым платьем, а аптеки бесплатно отпускали лекарства. Воспитание детей приходящих обходилось в 30-4- рублей, а пансионеров – в 50-70 рублей в год.  За свою благотворительную деятельность И.Д. Асташев был пожалован орденом Св. Анны 2-ой степени (1848 г.),  а в 1859 году получил орден Владимира 4-ой степени и, кроме того, назначен почетным попечителем Мариинского приюта.
   С 1869 по 1874 годы приют находился на содержании наследника И.Д.  Асташева – сына Вениамина, который расходовал на эти цели в год по 3-4 тысячи рублей и пожертвовал земельный участок, где его отец построил здание для приюта. 
   В дальнейшем содержании приюта значительная роль принадлежала супругам Цибульским.  Захарий Михайлович  Цибульский общественный деятель, меценат, почетный гражданин Томска еще с 1847 года, по своему желанию, возложил на себя обязанность старшины приюта и уже через год получил Высочайшую благодарность «за ревностное содействие делам приюта». Высочайшие «особые благоволения» он получал неоднократно и в последующие годы, а в 1871 году ему пожаловали орден  Св. Святослава II степени за постоянные пожертвования в пользу приюта. В 1875 году по предложению полковника В.И. Асташева, Цибульский дал согласие содержать Мариинский детский приют на собственные средства, а его жена – Ф.Е. Цибульская была назначена попечительницей приюта.     С этого периода в Мариинский детский приют принимали только девочек (60 человек), а мальчики, нуждающиеся в призрении, воспитывались в Томском Владимирском приюте.
   З.М. Цибульский содержал приют до 1886 года. Вместе с женой он устроил для детей загородную дачу за 5281 рублей и произвел на земле приюта новые постройки на сумму 24000 рублей. В течение ряда лет супруги Цибульские пожертвовали 143 тысячи рублей на приют. За оказание щедрой помощи и увеличение уставного капитала приюта в 1881 году они были удостоены Высочайшей благодарности Императрицы. Стараниями Ф.Е.Цибульской была значительно улучшена программа обучения воспитанниц, расширенная до размеров курсов сельских учительниц. С 1875 по 1888 годы такое звание было присвоено 40 выпускницам, а это в 10 раз больше по сравнению с 1875 годом.
   Капитал приюта составил 130 тысяч рублей к 1 января 1889 года, воспитанниц было 46 человек в возрасте от 4 до 18 лет. В приюте была небольшая больница на 5 коек. За 50 лет существования в приют принято 1224 ребенка, из них умерло 30, это свидетельствовало об относительно хорошем уходе за детьми. Для сравнения: в подобных учреждениях других территорий смертность детей доходила до 40 процентов.
   Томский детский Мариинский приют был известен в столичных городах России не только по результатам благотворительной деятельности горожан. Работы рукодельниц приюта отправлялись в Петербург в дар Государыне Императрице и  по достоинству оценены. В разное время приют посещали Великие князья Владимир (1862г.) и Алексей Александровичи (1879 г.). Детский Мариинский приют, хотя и содержался на благотворительные взносы, но находился под началом губернаторской власти. 
     Кроме детского Мариинского приюта в Томске существовали и другие учреждения подобного типа. В 1855 году Тюремным комитетом был открыт приют исключительно для детей арестантов. В честь Великого князя Владимира Александровича, посещавшего приют, был назван Владимирским.  В 1869году этот приют был преобразован так, что в нем воспитывались не только дети арестантов, но и дети свободных горожан. Приют посещали 100 детей: 50 мальчиков и столько же девочек. Обучение здесь шло по программе начальной школы. Штат работников состоял из смотрительницы, ее помощницы, надзирателя  для мальчиков, священника приютской церкви, двух учительниц, врача, фельдшера, регента (учителя пения), учителя сапожного и переплетного мастерства и прислуги.  На выходе из приюта воспитанники получали по 50 рублей, а наиболее способным детям выдавали средства для дальнейшего обучения. Содержалось это заведение за счет процентов с капитала приюта, взносов почетных членов, прибыли от ежегодно устраиваемых лотерей. К этим средствам добавлялась плата от Тюремного комитета за содержание арестантских детей по 80 рублей в год за каждого. Общий капитал приюта к 1 января 1875 года достиг 63167 рублей. Недвижимое  имущество оценивалось в 40000 рублей.
   Братья Королевы в 1874 году открыли в Томске приют для детей, в котором воспитывались 20 мальчиков. Содержались дети в приюте до 12 лет, а после чего возвращались родственникам или отдавались для обучения в ремесленное училище. За 20 лет существования приюта Всеволод и Евграф Ивановичи Королевы потратили на содержание  приюта 20000 руб.
      При Томском Благотворительном обществе в 1886 году был создан приют, средства на содержание которого пожертвовал неизвестный гражданин. Через председателя общества М.А. Гилярова он передал 39100 рублей с условием, чтобы 4000 рублей были израсходованы на постройку здания, которое бы носило название «Приют устроенный и содержимый на пожертвования благотворителя Богу известного». В созданном приюте дети обучались как изготовлению обычных вещей, так и созданием изящных предметов, продавая которые в 1911 году заработали 1263 рубля.    При Томском Иоанно-Предтеченском женском монастыре существовал детский приют трудолюбия, в котором находилось 53 девочки в 1912 году. Их обучали кройке и шитью, вязанию, типографскому и переплетному делу, а также ведению домашнего хозяйства.    Особая роль в создании учреждений для воспитания детей бедных слоев населения г. Томска принадлежала обществу «Ясли», организованному гражданскими лицами. Возникновению этого общества предшествовало существование детских приютов при церковных попечительствах. Об одном из таких приютов опубликован материал томского журналиста Э. Стойлова (газета «Красное Знамя» № 43 от 20 июня 2000 г.).
   «…Ясли», располагавшиеся в двухэтажном кирпичном особнячке по теперешнему адресу: пр. Фрунзе 14  представляли в 1900 году уже совершенную по тому времени форму организации такого учреждения…  В них находились дети в возрасте от пяти недель до семи лет с 5-6- часов утра и до 8 часов вечера. Надзирательница осматривала приносимых детей, сомнительных в отношении здоровья отправляли в больницу с особым бланком. Принимались только дети с привитой оспой. Детей мыли каждый день, одевали в приютское платье. Детям давали ржаной кофе с молоком и хлебом, в обед давали суп с мясным фаршем и молочную кашу, на ужин молочную кашу и кофе. За дневное содержание плата составляла 5 копеек, ничтожно малая даже по тем временам».  Приют осуществлял дневное призрение детей, различный уход, снабжение пищей и одеждой
       Так как средства на содержание детского приюта и деятельности общества «Ясли» были ограничены, то сразу же начинается сбор пожертвований. Для этой цели   в разных учреждениях и у частных лиц были выставлены кружки для пожертвований и рассылались письма, которые приглашали горожан к оказанию помощи детям.  Приют ежедневно посещали от 15 до 40 детей. По званию преобладали дети крестьян, мещан и чиновников. По вероисповеданию были православные, католики, иудеи.
   Из отчета общества «Ясли» за 1910 год видно, что приют в центре города остро нуждается в средствах для крупного ремонта здания, особенно необходимо провести водопровод. Ибо водовозу переплачивать приходилось ввиду частой стирки детского белья. За этот год было 285 приемных детей в приюте. Общее число посещений составило 5451, т.е. 19 детей в день.  По сравнению с 1909 годом упало число на 770  посещений. Объясняется это тем, что в помещении приюта почти все лето производился ремонт, а также тем, что успешно функционировал детский приют на «Песках». В эти годы в Томске наблюдается интерес к созданию приютов дневного пребывания детей дошкольного возраста. Местное общество попечения о народном образовании, учрежденное П.И. Макушиным в 1909 году, избирает особую комиссию. Она предложила в фойе здания бесплатной библиотеки устроить школу для детей, а в зале – детский сад. Кроме того, комиссия предполагала ходатайствовать об уступке Пушкинского сада под детскую площадку. Общество «Ясли» посчитало, что для решения намеченного плана необходимо объединиться, так как у Общества попечения о народном образовании не хватает средств, а у общества «Ясли» имеются деньги, но нет помещений.  Была ли эта, значимая по тем временам, инициатива реализована, не удалось выяснить.
         Купцы Р.Х. и А.Н. Пушниковы в 1898 году открыли в Томске Мариинский сиропитальный приют, в который принимали круглых сирот и подкидышей. Приют располагался по ул. Белозерской 32 (ныне дом № 26). В нем содержались дети до 6 лет, а после этого отдавались частным благонадежным людям, либо во Владимирский приют. При приюте состояли смотрительница, доктор и няньки. Данное заведение отличалось высоким уровнем смертности. Так за 1893-95 г.г. в приют поступило 102 младенца, из которых 84 детей умерло.  После 1911 года в Пушниковском сиропитальном приюте стали содержать детей до 14 лет. Старших детей обучали по программе начальных училищ. Девочек обязательно учили всем видам рукоделия. Попечительский совет приюта в своих действиях подчинялся губернскому попечительству. Членами попечительского совета состояли А.Е. Кухтерин и городской голова Н.М. Некрасов. Городская управа в конце года выдавала приюту значительные средства на содержание сверх плана, так что приют был наиболее обеспеченным.
      В 1905 году в приюте начала работать воспитателем Анна Степановна Мягкова, а уже с 1906 года она становится его заведующей. По свидетельству ее современников это была умная, волевая женщина, которая развивала у детей приюта трудолюбие, аккуратность и музыкальные способности. Вместе с ней в  приюте работали ее взрослые дети Мария, Екатерина и Иван. Это была  известная семья, в которой царили тепло, взаимопонимание и стремление к знаниям. Ее сын Иван Мягков впоследствии стал известным исследователем Сибири. Одним из воспитателей приюта была Мария Григорьевна Сергиева, в последующие годы работала врачом клиники Савиных. После 1917 года Пушниковский приют преобразован был в школу-коммуну № 10 г. Томска, в которой А.С.Мягкова остается директором. Долгое время она заведовала детскими домами № 4 и № 5  г. Томска. Более четверти века она отдала труду на педагогической работе.  За многолетнюю добросовестную работу с беспризорными детьми А.С. Мягковой в 1928 году присвоено звание «Герой труда».  В поздравительном адресе ее воспитанников есть такие слова: «Ваши советы и Ваш труд для детей, Анна Степановна, дали нам возможность прийти к самостоятельной жизни… Мы сумеем оправдать Ваши заветы».     (газета «Народная трибуна» № 46 от 4 марта 1993 г.)
   Детским приютам, которые существовали в г. Томске почти 75 лет,  принадлежит значительная роль в развитии учреждений народного образования. При отсутствии необходимого количества начальных школ приюты взяли на себя функцию обучения грамоте детей бедных слоев населения и подготовку их к трудовой деятельности. В существовании приютов были заинтересованы различные слои населения.  Для неимущих людей это была реальная возможность дать детям приобщиться к знаниям, приобрести трудовые навыки.  Для состоятельных граждан – проявить свои гражданские качества и, по мере своих сил и возможностей, оказать благотворительную помощь нуждающимся детям.  Детские приюты, логично, можно рассматривать как прообраз детских дошкольных учреждений, так как в приютах воспитывались дети от 3 до 8 лет и общая программа обучения детей предусматривала возрастной подход к воспитанникам младшего возраста. К концу XIX  века уже наметилась тенденция открытия отдельных учреждений для детей раннего и дошкольного возраста, которая в XX веке получила свое дальнейшее развитие.
                Ираида Романовна Рященко,
      доцент Томского государственного педагогического института               
               

                Открытие приюта для бездомных детей

                из газеты «Сибирский вестник» № 86 от 22.04.1903 г.
          В воскресенье, 20 апреля, совершено освящение одного из симпатичнейших учреждений – приюта для бездомных и нищих детей города Томска, основанного городским общественным управлением в ознаменование десятилетия со дня посещения  г.Томска Его Императорским Высочеством Наследником Цесаревичем, ныне благополучно царствующим Государем Императором Николаем Александровичем. К часу дня в помещение приюта на Белозерской улице прибыл г. губернатор князь С.А. Вяземский с супругой, старший советник губернатора М.А. Еремеев и представители городского управления. Ровно в 1 час дня прибыл Его Преосвященство преосвященнейший Макарий. Всех прибывших любезно встречали попечительница приюта баронесса М.Г. Дельвиг и Директор приюта И.В. Хмелев. Перед началом молебствия Его Преосвященство обратился к присутствующим с прочувственным и назидательным словом, в коем указал на задачи вновь учреждаемого приюта, а также и на средства к осуществлению таковых. Молебствие совершено Его Преосвященством в сослужении ректора семинарии архиепископа Иннокентия и архиепископа Ионы.
          По окончании молебствия присутствующим было предложено шампанское и чай. Г. Губернатор провозгласил тост за Государя и весь Царствующий дом, покрытый громогласным «Ура!». Затем Его Сиятельство обратился с кратким приветствием к Его Преосвященству и к городскому голове. Городской голова предложил тост за Его Сиятельство г. Губернатора и за Его Преосвященство с пожеланиями многолетия.               
Г. Губернатор предложил тост за городского голову и общественное управление, городской голова – за учредителей и жертвователей приюта и за лиц, стоящих во главе его, за попечительницу приюта баронессу М.Г. Дельвиг и за княгиню Е.А. Вяземскую. Во время чая был предложен подписной лист для пожертвователей приюту: собрано 250 рублей.
          Теперь о самом приюте. Благодаря благосклонному вниманию попечительницы приюта баронессы М.Г. Дельвиг мы детально осмотрели приют.  Здание двухэтажное с подвальным помещением, сухим и светлым; в нем будут помещаться кухня, умывальня и столовая. В первом и втором этаже по 7 чистых, светлых комнат. Приют предполагается на 25 человек детей, пока принято 4 детей, хотя прошений подано масса. Несмотря на короткое время (последняя неделя поста) оборудование приюта производит приятное впечатление и не оставляет желать лучшего. Пожелаем и мы полного успеха и процветания юному учреждению,  продолжения благотворной деятельности руководящих лиц.

                Корр. М. Николаев       
               
               

Губернатор Томской области Виктор Кресс заявил, что в 2012 году из областного бюджета на обеспечение жильем детей - сирот будет выделено 150 млн. рублей. Это в 2,5 раза больше, чем объем финансирования текущего года, который составил 60 млн. рублей.

    «Жилье для детей-сирот — это системная проблема, которая в России не решена даже в регионах с высокой бюджетной обеспеченностью, таких как Москва или Санкт-Петербург, — отметил Виктор Кресс. — Я еще в 2009 году вносил предложение запустить федеральную программу, аналогичную обеспечению жильем ветеранов Великой Отечественной войны. Мы надеемся, что Федерация начнет подключаться, но уже сейчас существенно увеличиваем финансирование из областного бюджета».               
 Сегодня в Томской области 850 детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, которые имеют право на получение жилья. В ближайшие годы, по прогнозам областного департамента по вопросам семьи и детей, их число увеличится до 2,5 тыс. — очередь ежегодно растет более чем на 150 человек. В 2011 году квартирами будут обеспечены порядка 110 детей, в 2012-м — более 200.
   «Мы должны ставить задачу не сокращения, а ликвидации очереди, и для этого нужно работать всем уровням власти, искать новые подходы», — подчеркнул Виктор Кресс. Губернатор привел пример Кожевниковского района, где строятся малогабаритные квартиры-студии для детей-сирот. Он также напомнил, что и в Томске сегодня появилось экономичное жилье площадью 18-22 кв. м. «Конечно, положенные сироте по закону 17 квадратных метров — это немного. Но это крыша над головой, ребенок не остается на улице! Поэтому нужно искать проекты, проработать все меры, чтобы максимально эффективно использовать имеющиеся ресурсы», — поставил задачу глава региона.

                Сведения о приюте в Томске 1920 года               

              В подотдел Правления Томского               
              отдела Социального обеспечения

                Сведения о 1 – ом  Городском приюте      Дело 108 лист 37
               
Название приюта   1 – ый Городской, для бездомных детей Приют
Время открытия приюта    с 1903 года
Задачи             Воспитание и образование призреваемых
Количество                38 человек
Состав                Возраст             от 4 до 18 лет
Призреваемых      Младший               7 чел.
                Средний                21 чел
                Старший               10 чел.

Источник содержания:
Содержался Приют на средства Городского самоуправления

                Состав служащих

Должность     Фамилия И. О.    Возраст     Образование      Семейное положение
1  Заведывающая      Резанцева         40 л.    Среднее и         имеет  дочь 9 лет
               
      Приютом             Мария                окончила         1 марта  1920 г.р.               
                Викторовна                Московские      
                Педагогические
                Курсы с
                Фребелевским
                Отделением           1 дек.   1919 г.               

2. Помошница          Чернавина       19 л.      Окончила 8 кл.      одинокая
   Заведывающей         Лидия                Женск. Гимн.       1 дек.  1919 г.               
                Николаевна
3. Учительница           Петрова         27 л.      Окончила 8 кл.    одинокая
                Аполлинария                Гимназии        2 окт. 1919 г.               
                Васильевна
4. Дворник            Дубау  Иосиф      41 л.      Низшее                одинокий
                15  авг. 1918 г.               
5. Кухарка                Дробышева     34 л.      Неграмотная    имеет сына 2 лет               
                1 дек. 1919 г.
               

            13 янв. 1920 г.  Заведывающая Приютом      Л. Чернавина      

                (подпись)   

              Тепло сердец детского дома № 2

… первый выпуск факультета дошкольного воспитания в Томском педагогическом пединституте ока¬зался и последним. Факультет был переведён в Казанский педагогический институт. Это было вызвано отсутствием специалистов высшей квалификации, способных обучать студентов методике дошкольного образования, соответственно факультет не пользовался авторитетом у молодёжи, о чём писала газета «Красное знамя» 12 июля 1938 г. «Очень плохо обстоит дело с дошкольно-педагогическим факультетом, куда подано всего три заявления». [31]
   Среди студентов второго курса, переведённых в Казань, - Н. И. Галахарь, В. Я. Голосова, А. С. Андрушко. Н. И. Галахарь вспоминала, что встретили их по новому месту учёбы хорошо, но вначале местные студенты говорили: - «Пойдем посмотрим на сибирских дикарок». Однако вскоре убеди¬лись, что «дикарки» и внешне хороши и учились успешно.  В 1941 году томички, обучающиеся в Казанском пединсти¬туте, возвратились домой и в последующие годы занимали ключевые посты в системе дошкольного воспитания города и области. В.Я. Голосова - руководила детским садом, была методистом городского методического кабинета, А. С. Ан¬друшко — длительное время преподавала в дошкольном педагогическом училище, Н. И. Галахарь заведовала методи¬ческим кабинетом, руководила дошкольным учреждением в годы Великой Отечественной войны, долгие годы заведо¬вала санаторным детским домом № 2 г. Томска. Все они стали «Отличниками народного просвещения», имеют правитель¬ственные награды.
   Перевод в Казань факультета дошкольного воспитания ТГПИ почти на 50 лет лишил возможности томичей на месте получать высшее специальное образование, а потребность в таких работниках оставалась большой, так как в Томске не только открывались новые детские сады, но шло и упо¬рядочение воспитательно-образовательного процесса в них. Впервые в Томске (1937 г.) были построены специальные ти¬повые здания для санаторных детских садов №1 по ул.Пуш¬кина и №14 по ул.Красноармейской…
…Во время войны в Томск эвакуировались не только детские сады промыш¬ленных предприятий, но и отдельные дошкольные учрежде¬ния со своими педагогическими коллективами. Так, в город приехали два детских сада: один из Смоленска, другой из Ленинграда. Томичка Н. И. Галахарь стала руководить объединённым детским садом. В сентябре 2006 г. в газете «Томский учитель» (орган Учё¬ного совета ТГПУ) опубликован её рассказ о своей работе.
« Нина Иннокентьевна, откуда и как были эвакуиро¬ваны дети?
- Детей привезли в Томск из разных городов. Так, 50 ребятишек доставили из Смоленска, 25 детей - из блокадного Ленинграда. Когда в Томск передислоцировался завод «Богатырь», то нам передали ещё восемь малышей. Наш детский сад фактически был детским домом - дети здесь находились постоянно. Их родители либо воевали на фронтах, либо работали на предприятиях в других городах в прифронтовой полосе. Детей своих они с оказией смогли отправить в Си¬бирь. Их путь сюда, к нам, был трудным и неблизким. Что им только не пришлось испытать! Так, смоленские дети, прежде, чем попасть на поезд с эвакуированными, примерно две недели прятались на городском кладбище. А ленинград¬ские дети! Они были самыми маленькими — трёх-четырёх лет, и на ручке у каждого была привязана деревянная бирка с именем и фамилией. Крайне истощённые, они напоминали маленьких старичков.
Самым тягостным было то, что дети разучились улы¬баться. Поэтому персонал делал всё возможное, чтобы со¬греть детские души. Но ещё долго малыши прятались под кровать, если за окном раздавался заводской гудок. 
 - Имелась ли связь с родителями воспитанников?
- Связи были, но далеко не со всеми. Воспитатели сочи¬няли им письма от имени их маленьких детей. Приходили и ответные письма, вот одно из них: «Товарищи воспита¬тели! Большое спасибо вам за письмо о моём сыне Гене Гордееве. Я всегда был уверен, что он находится в надёжных руках советских воспитателей. Передайте Гене, что его мама и папа делают всё возможное, чтобы скорее победить врага».
- Как складывалась Ваша судьба после войны?
-После окончания Великой Отечественной войны мне пришлось возглавить детский дом № 2. Его директором я проработала с 1948 по 1974 годы. Дети у нас воспитывались с трёх до семи лет. Случалось, и часто, что, кроме детдо¬мовской, они не знали другой семьи. Они накрепко привязы¬вались душой к воспитателям, считая женщин своими ма¬мами. Но перед школой детей переводили в другие детские дома, и расставание было трудным. Они потом присылали нам письма, в которых нередко спрашивали, когда же они вернутся назад. А повзрослев, навещали нас. Однажды к нам зашёл парень в солдатской форме. Мы с трудом узнали в нём нашего Ваню Плетнёва.
Оказалось, что он демобилизовался из армии, и ему некуда было идти. Вот и пришёл он к нам, как к себе домой. Какое-то время работал у нас подсобным рабочим, потом устроился на одно из предприятий города. И так продолжалось год за годом. Наши воспитанники подрастали и уходили в жизнь своими дорогами. Каждый  уносил в  сердце частицу детдомовского тепла, со¬храняя навечно в памяти этот родительский дом.
Приятно, что в 1971 году мне вручили орден Трудового Красного Знамени. И сейчас я часто вспоминаю годы, отдан¬ные детям. Нет, не зря я выбрала профессию педагога».
…В городской исполком часто приходили письма томичей с просьбой помочь нуждающимся многодетным семьям. Если речь шла о дошкольниках, то мне поручалось создать специальную комиссию, проверить условия воспитания де¬тей в семье и, по возможности, помочь. Обследуя условия жизни детей в проблемных семьях, приходилось решать не только вопрос устройства ребёнка в дет¬ский сад, но и изыскать возможность помочь материально, так как иногда малышам не в чем было выйти на улицу. Как-то стало известно, что в районе Белого озера прожи¬вает семья, нуждающаяся в помощи. Знакомиться с услови¬ями жизни семьи я пошла вместе с Н. И. Галахарь, директо¬ром детского дома № 2.
В семье пятеро малышей от младенца до первоклассника. Из одежды и обуви - одни обноски. Надо было устраивать детей в дошкольные учреждения, но как решить вопрос с одеждой? На помощь пришла Нина Ин¬нокентьевна. Оказалось, что в то время в детском доме шло списание вещей, срок носки которых истек.
Как правило, списанные вещи уничтожались в присутствии комиссии но избежание злоупотреблений. Н. И. Галахарь пообещала как-то договориться с членами комиссии о том, чтобы часть детской одежды, ещё годной к носке, не уничтожали, а пере¬дали в нуждающуюся семью.
       Через несколько дней она позвонила и сказала, что кое-что приготовлено для детей. Это «кое-что» было связано в два больших узла, которые на телеге отвезли в семью. Там было все необходимое и для лета, и для холодного времени года: пальтишки, шапочки, обувь и белье.
Как-то к нам зашёл заместитель председателя гориспол¬кома И.Я. Яворский и рассказал, что, проверяя по долгу службы дорожное строительство, обратил внимание на то, что вместе с одной работницей находился её сын 3—4 лет. Дома его было не с кем оставить, а в детский сад она его и не пыталась устроить. Иосиф Яковлевич попросил помочь ей. С трудом уговорили одну из заведующих принять ребёнка.
Получив направление в детский сад, мама как-то сму¬щенно положила на край стола что-то завернутое в клочок старой газеты, сказав: А это Вам! Купите себе конфет, - и быстро вышла из кабинета. Развернув сверток, я увидела там монеты - 78 ко¬пеек. Присутствующая при этом Анна Зиновьевна сказала: Да не смущайтесь!  Это ведь не взятка, а от чистого сердца…
                Из книги «Страницы истории развития дошкольных   
                учреждений в Томске». И.Р. Рященко, 2010 г.      


          

    Нина Иннокентьевна Галахарь, директор детского дома №2 г.Томска. Ираида Романовна Рященко – инспектор ГорОНО (1958г.) и доцент Томского государственного педагогического института (2010г.)


       

1963 г. Накануне дня космонавтики в детском доме №2 г.Томска




 
               
БЕСПРИЗОРНИКИ - СИРОТЫ на просторах Российской империи

 



 

 
               



             
 


   
1937г. Ребята детского дома института физических методов лечения.
1930г. Слушатели курсов подготовки работников дошкольных
учреждений.
   

 

1937 г. Группа студентов дошкольного отделения Пединститута г. Томска накануне перевода в Казань для дальнейшего обучения. Н.И. Галахарь – сидит слева, В.Я. Голосова – вторая справа, верхний ряд.
1943г. Педагогический коллектив детского дома, созданного из двух детских садов, эвакуированных из г.Смоленска и г.Ленинграда. Н.И. Галахарь, заведующая – нижний ряд в центре.               
               
                ОТЦА ЗАБРАЛИ У МЕНЯ…

выпускницы детского дома № 9  г. Томска
 Риммы Петровны АВВАКУМОВОЙ (Воробьевой)

       …Моего отца Воробьева Петра Александровича, 1884 года рождения, осужденного 25 сентября 1937 года тройкой УНКВД по Запсибкраю за контрреволюционную деятельность, арестовали 17 сентября 1937 года. Мне тогда было всего 3 годика.  Я, конечно, глубоко этот день не помню, так как была еще слишком маленькая. Поэтому события тех далеких трагических лет описываю со слов моей мамы Евдокии Фоминичны.
Этот сентябрьский вечер 37-го был теплым. Отец вернулся с работы и отдыхал дома. Мама повела меня погулять на улицу. Я, конечно, резвилась и играла с другими детьми нашего двора, а мама сидела и разговаривала с соседями. В это время к нашему дому по ул. Подгорной, 9 (в настоящее время дом снесен) подъехала машина черного цвета, из которой вышли двое мужчин в одинаковых серых костюмах. Они направились к нашему подъезду.
У мамы невольно замерло сердце: она уже знала, что приход таких «визитеров», обычно, заканчивается арестом людей. Из нашего дома такая участь уже постигла нескольких самых интеллигентных, умных и порядочных мужчин, которых увозили на таких  машинах.  У мамы стучало, вырываясь из груди сердце. За кем приехали в этот раз?  Кто следующий? Мужчины подошли и спросили, кто в доме является председателем домкома. Моя мама как раз и была именно им. Мужчины потребовали пройти с ними в квартиру № 9. У мамы буквально отнялись ноги — это был номер нашей квартиры. Значит, это пришли за моим отцом.               
Соседка помогла маме подняться со скамейки, и мама повела этих мужчин к себе домой. Я осталась на улице с соседкой. Вначале был обыск, а потом отца увели. Когда его выводили на улицу, отец шел посредине, а с двух сторон его сопровождали мужчины. Отец прошел мимо меня, он даже не взял меня на руки - такого никогда не было. Я была поздним ребенком, и меня родители очень любили и баловали.  Я с криком «Папа, папа!» бросилась за ними. Они шли, не оглядываясь. Мама бежала за мной, а я с криком и слезами бежала за отцом, упала, разбила коленки и еще больше заплакала.
Тогда один из мужчин сказал отцу, чтобы тот простился с ребенком. Отец взял меня на руки. Я крепко-крепко обняла его за шею, и с криком «Папа, папа!» целовала его лицо, обливаясь слезами, как будто мое детское сердечко чувствовало, что я его больше никогда не увижу. Отец не мог разжать мои руки, так крепко я за него держалась. Потом маме сказали забрать меня у отца. Мама еле оторвала меня от него. Отца посадили в машину, и больше мы его не видели.
Мама ходила в НКВД, передавала передачи. Отец в записке попросил маму принести мою фотографию. Через месяц маме сказали, чтобы она больше не приходила. На ее запросы, где он, никто ничего не говорил. Потом сказали, что его отправили из города. Мама в течение четырех лет писала, разыскивала отца, даже написала письмо самому Сталину. Но ответы на ее просьбы не приходили. А через три года арестовали саму маму, и я осталась жить одна в нашей комнате. Два месяца меня кормили соседи, в это время уже шла война.
В доме меня все жалели, кроме одной жены следователя. Я ее боялась больше всего, и когда она приходила на кухню, я убегала домой. Она меня называла «врагом народа», говорила, что мои родители «враги» и чтобы меня не кормили. Я до сих пор помню эту злую вредную следовательницу. Когда отца арестовали, она издевалась над мамой. Остальные соседи жалели меня и подкармливали. Затем бабушка Гусарова из нашего коридора стала оформлять меня в детский дом. Вначале я попала в детприемник, затем меня определили в детский дом № 9 по ул. Бакунина.               
В этом детском доме я пробыла 5 лет. Я безмерно благодарна коллективу девятого детского дома. Это были очень трудные годы, когда все пять лет шла война. И кто знает, как бы сложилась моя жизнь без детского дома. Здесь нас одевали, учили, кормили три раза в день, хотя, конечно мы голодали. Хлеба в день давали всего два тоненьких кусочка. Летом на даче мы знали названия всех съедобных трав, но и ими мы не могли заглушить голод, все время хотелось кушать, есть...
Мы ходили в госпиталь, помогали ухаживать за ранеными, кормили, стирали и гладили бинты. Я им пела любимую «Катюшу», для этого меня ставили на стул. А еще я пела им песню «Мама». Раненые бойцы давали мне кусочки сахара-рафинада. Это было такое счастье сосать с наслаждением кусочек сахара. А еще мы любили дежурить на кухне. Когда резали хлеб, оставались крошки. Бывало, аккуратно соберешь их в ладошку, потом положишь в рот и сосешь - такое блаженство! Хлеб военной поры многие запомнили на всю оставшуюся жизнь.
Я сильно любила читать. У меня в матерчатой сумке лежали 8 книг, которые я берегла, а также фотографии мамы и моя. Всё это богатство носила с собой, оставить было негде, и однажды у меня эту сумку украли. Боже мой, какое это было горе, я плакала все дни, а потом находила свои порванные фотографии. Среди нас были и такие озлобленные войной и голодом дети.
Помню, у меня была наставница из старших детей Наташа Тухина. Она всегда жалела меня, заступалась, когда меня обижали. Я много лет переписываюсь с этой доброй подругой  нашего детства, она сейчас живет в г. Екатеринбурге (Свердловск).
Когда окончилась война, в то утро мы еще спали. Пришла воспитательница на смену и сказала нам с радостью, что войне конец. Что здесь началось! Сколько было всеобщей радости: мы бегали, громко кричали «Победа!!!», «Ура!!!», бросались подушками, распахнули все окна. Все сразу же стали ждать своих родителей с войны. Я тоже ждала, мне ведь не говорили, где мои родители, какова их участь.
Дети военного лихолетья... Что же оставила нам  память о минувшей войне, как выживали осиротевшие дети? Ведь у нас был свой особый мир, который чужд и непонятен современной молодежи.  Когда кончилась война, было легче, но не намного, по-прежнему, было голодно, хотелось домой. Но это уже не воспринималось так трагически, как в суровые годы войны. Мы жили надеждой, с особым нетерпением ждали родителей...
И вот летом в 1948 году мы были на даче. Утром меня вызвала к себе директор детского дома Анна Матвеевна Худякова и сказала, что меня нашла мама, что она завтра придет ко мне. Я всю ночь не спала, и утром сидела уже на дороге, которая шла к нам из города. Сидела, наверное, часа четыре. Я не позавтракала, мне сильно хотелось есть, но я упорно вглядывалась вдаль на дорогу. И вот на горизонте показалась фигура женщины, которая шла ко мне навстречу. И что-то такое знакомое было этой походке. Я не видела маму пять лет с момента, когда ее арестовали. Но, видимо, родное узнаешь сразу, когда так сильно и долго ждешь.
Я бросилась бежать ей навстречу. А мама остановилась, как будто бы у нее отказали ноги, она тихо осела на дорогу. Я всем тельцем прижалась к маме, и мы долго, крепко сжимая друг друга в объятиях, сидели на дороге и, не стесняясь слез, плакали...
Через три месяца мама забрала меня  из детского дома. У нас не было квартиры, нас приютила к себе мамина приятельница. Маме приходилось начинать жизнь с чистого листа. Все вещи и наша комната пропали - ведь мы всего лишились, когда арестовали маму. Было очень тяжело, но мы были вместе, преодолевая все трудности жизни, понимая, что надеяться надо только на себя.
Мама и я ждали  отца. Мне мама долго не говорила, где он. Я всем говорила, что мой отец погиб на войне. И только, когда мне исполнилось 17 лет, мама сказала, что наш отец арестован по линии НКВД  и, чтобы я об этом никому не говорила.
Прошло много лет, мама умерла в 1967 году, так ничего и не узнав о трагической судьбе моего отца, своего мужа. Только с приходом к власти в 1961 году  Н.С. Хрущева началась широкая масштабная реабилитация арестованных «врагов народа».  Отец тоже был признан невиновным. Из документов, которые мне выслали органы КГБ, я узнала, что отца арестовали в сентябре 1937 года, а 8 октября его расстреляли.  Напрасно мама писала  И. Сталину, чтобы узнать о судьбе отца, за что сама пострадала, ее арестовали и сослали в Магадан,  где   каждый   день   земля   была  усыпана  трупами.               
Люди здесь умирали от голода, холода и цинги. Мама не могла спокойно рассказывать о тех страшных днях. Она вернулась из ссылки вся больная, ноги и руки опухли так, что их нельзя было  нормально согнуть. Но надо было как-то жить, работать и поднимать меня на ноги. Зачем память так настойчиво возвращает нас в те далекие годы? Наша память - наша совесть. Хочется низко поклониться моим сверстникам, воспитателям детского дома, детям войны и воспитанникам детских домов тех далеких лет, которые были вместе со мной в детском доме.
Многие наши воспитанники прожили честную трудовую жизнь. Вырастили детей, помогают поднимать внуков. Мы достойно выдержали все испытания и не сдались.
Мы, ветераны-детдомовцы, до сих пор встречаемся в нашем Союзе ВДДИ. Скоро в 2015 году ему исполнится 25 лет. Дружба, искренняя привязанность, забота друг о друге, чуткость готовность поделиться последним хлебом, трудолюбие — вот далеко не полный перечень нравственных качеств тогдашних сирот-воспитанников детских домов.
25 лет наш Союз помогает выжить многим нашим выпускникам детских домов. Будем и дальше продолжать нашу неутомимую работу в Союзе Воспитанников Детских Домов и Интернатов, пока хватит сил и здоровья. Пусть нет у нас обеспеченной старости, но это уже не наша вина. Всё выдержим — нам не привыкать!

           Пусть наша трудовая жизнь и активная старость
           будет ярким примером для нашей молодежи!






               


               
               

                Римме Петровне Аввакумовой,

                пути земные 1 окт.1934г. – 6 сент. 2014г.               


      ОНИ УХОДЯТ
       
Они уходят, с нами не прощаясь,
Не высказав своих последних слов.
Возможно, в дальний путь не собирались,
В ту светлую дорогу грёз и снов.

Они вчера нам мило улыбались,
Глаза их излучали яркий свет,
И как всегда, нас в гости дожидаясь,
Мечтали дать свой дружеский совет.

 Они как все мы, очень жить хотели,
И каждый миг, им радость приносил,
Всё, что хотели сделать, не успели,
У них ещё так много было сил.

В какой-то миг у сердца оборвалось,
Им Сила свыше срок свой назвала.
Душа в смятении с болью заметалась,
Прощанья слов сказать нам не смогла …

татьяна афанасьева, 6 сент. 2014 г.


 

      


      
    
   
    

 


      

 


        Воробьев Петр Александрович 1884  - 1937 г.г.   
 Офицер верный присяге «Служу царю и Отечеству России».

Списки жертв политических репрессий «Мемориал»
•  Воробьев Петр Александрович
Родился в 1884 г., Минская губ., Бобруйский уезд, д. Плесы; белорус;              образование начальное;    б/п;    ТМИ,    землекоп.    Проживал: Томск.
Арестован 18 сентября 1937 г.
Приговорен: 25 сентября 1937 г., обв.: "Союз спасения России".
Приговор: расстрел.     Расстрелян 8 октября 1937 г.                Реабилитирован в июне 1961 г.                Источник: Книга памяти Томской обл.

СПРАВКА НАЧАЛЬНИКА УНКВД ЗАПАДНО-СИБИРСКОГО КРАЯ С.Н.МИРОНОВА В КРАЙКОМ ВКП(Б) «ПО ДЕЛУ ЭСЕРОВСКО-МОНАРХИЧЕСКОГО ЗАГОВОРА В ЗАПАДНОЙ СИБИРИ».     17 ИЮНЯ 1937 Г.
Реквизиты   Тема:  Репрессии    Направление:  Суды и правоохранительные органы.     Тип документа:  Справки и отчёты   Государство:  СССР  Датировка:  1937.06.17  Метки:  НКВД  1937
Архив:  ГАНО. Ф. П-4. Оп. 34. Д. 26. Л. 1-3. Машинописная заверенная копия.     Источник: Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание Документы и материалы Том 5 1937 -1939 Книга 1. 1937 Москва РОССПЭН 2004. Стр. 256-257.

Справка  № 142  начальника УНКВД Западно-Сибирского края С.Н.Миронова в крайком ВКП(б) «По делу эсеровско-монархического заговора в Западной Сибири*39
УГБ УНКВД на территории Западно-Сибирского края вскрыта кадетско-монархическая и эсеровская организации, которые по заданиям японской разведки и «Российского Обще-Воинского Союза» готовили вооруженный переворот и захват власти. Кадетско-монархическая организация, именовавшая себя «Союз Спасения России», была создана бывшими князьями - Волконским и Долгоруковым, бывшими белыми генералами - Михайловым, Эскиным, Шереметьевым и Ефановым, по заданиям активных деятелей РОВСа за рубежом - Оболенского, Голицина и Авралова. Контрреволюционная организация создала крупные филиалы в городах: Новосибирске, Томске, Бийске и Нарыме, куда вошло белое офицерство и кадетско-монархические элементы из числа бывших людей и реакционной части профессуры и научных работников. 
         Контрреволюционная организация руководствовалась указаниями Харбинского и Пражского филиалов РОВСа и официальными японскими представительствами в СССР. Связь с зарубежом контрреволюционная организация осуществляла путем нелегальных переходов границы. Эсеровская организация возглавлялась так называемым «Сиббюро ПСР», в составе - Петелина, Осипова, Занозина, Евстигнеева и Горох. По заданиям «Центрального бюро ПСР» и японской разведки, организация широко развернула вербовочную работу и создала целый ряд террористических и шпионско-диверсионных формирований - в Новосибирском, Томском, Барнаульском, Тогучинском, Ояшинском и других районах. Эсеровская организация, также как и организация «Союз Спасения России», готовила повстанческие кадры для вооруженной борьбы с Советской властью. На этой основе в 1935 г. между «Сиббюро ПСР» и штабом «Союза Спасения России» был заключен блок. Руководство всей боевой и повстанческой работой эсеров, по договоренности с Петелиным, взял на себя Эскин.       Базой для формирования повстанческих кадров штаба «Союза Спасения России» и «Сиббюро ПСР» являлись кулаки-спецпереселенцы, размещенные в Нарымском округе и городах Кузбасса. Командные кадры для руководства повстанческими формированиями вербовались из числа белого офицерства. Если учесть, что на территории Нарымского округа и Кузбасса расселено 208 400 чел. высланного кулачества и находится в административной ссылке 5350 чел. бывших белых офицеров, активных бандитов и карателей, станет ясным на какой широкой базе была построена повстанческая работа.
Повстанческие формирования создавались по принципу войсковых подразделений (дивизии, полки, батальоны). Показаниями капитана Эскина, Долгорукова и бывшего штабс-капитана Пироцкого, уже вскрыты 26 таких войсковых подразделений, сформированных ими в районах Нарымского округа и в Кузбассе. Штабом был разработан план восстания, приуроченного к началу войны и на все эти повстанческие формирования был назначен командный состав из числа участников — бывших белых офицеров. Вооружение повстанческих формирований штаб намечал произвести путем захвата артскладов СибВО. Обвиняемый по настоящему делу, бывший начальник отдела военных сообщений штаба СибВО, старый японский агент, активный участник эсеровской организации - Берзин, показал о принятых им мероприятиях и плане захвата артскладов СибВО. По делу «Союза Спасения России» и «Сиббюро ПСР» арестовано 382 чел. Выявлено агентурно-следственным путем 1317 чел. участников организации.
              Начальник УНКВД Западно-Сибирского края Миронов.
39 В документах карательных органов 1937 г. данный «заговор» обозначался вначале как «эсеро-монархический», затем как «эсеро-ровсовский» или «ровсовский». По надуманной версии его «ядро» составляли две организации - «Сиббюро ПСР» и «Союз спасения России». «Сиббюро ПСР» - несуществующая организация, материалы о которой, согласно определению Военного Трибунала СибВО от 15 июля 1958 г., «были сфальсифицированы бывшими работниками органов НКВД вследствие чего были необоснованно арестованы и репрессированы многие ни в чем не повинные граждане» (Архив Управления ФСБ по Новосибирской области. ДП-3767. Л. 111). Первые аресты по указанному «делу» карательные органы произвели в октябре-ноябре 1936 г., арестовав ряд бывших в прошлом известных деятелей ПСР И.Х.Петелина, И.Л .Гороха, В.С.Осипова-Занозина и др. Практически все они еще в начале 1920-х годов отошли от активной партийной деятельности и являлись одними из инициаторов проведения легального съезда бывших членов ПСР (1923), признавших советскую власть. И.Х.Петелин и др. обвинялись в том, что по заданию «Всесоюзного объединенного бюро ПСР в течение 1932 — 1934 гг. создали «Сиббюро ПСР» и руководили через него «сетью антисоветских эсеровских организаций», занимаясь «шпионажем и диверсиями».               В результате длительной «обработки» арестованные (за исключением И.Л.Гороха) дали «требуемые» признательные показания, согласно которым «Сиббюро ПСР» уже с середины 1935 г. установило через немецкое и японское консульства в Новосибирске связь с разведками этих стран.  Центром другой мифической «контрреволюционной монархической организации «Союз спасения России»» сибирские чекисты объявили г. Томск, а его организаторами бывших князей А.В,Волконского, М.М.Долгорукова и бывших белых генералов В.С.Михайлова, Н.А.Эскина и др. По сценарию данная организация объединяла бывшее офицерство и кадетско-монархические группы. Считалось, что сама организация была создана в 1934 г. по заданию эмигрантского «Российского общевоенного союза», имела повстанческий характер. Позднее «кадетско-монархическая повстанческая организация совместно с «Сиббюро ПСР» приступила к формированию отрядов прежде всего в районах дислокации спецпереселенцев». (Из истории земли Томской. Год 1937... Томск, 1998. С. 135 - 136, 147). За принадлежность к мифическому «эсеро-монархическому заговору» весной - летом 1937 г. на территории Западной Сибири были произведены массовые аресты, затронувшие не только «руководителей» несуществовавших организаций, но и практически всех сколько-нибудь известных политических ссыльных, находившихся в городах и селах региона, прежде всего социалистов-революционеров.  Подверглись аресту и затем расстрелу все бывшие в разные годы члены ЦК ПСР: Е.А.Иванова-Иранова, М.С.Цетлин, Г.Д.Каценеленбоген, В.Л.Утгоф (не дожидаясь ареста осенью 1936 г. покончил с собой Д.Д.Донской). За принадлежность к «Союзу спасения России» был арестован и расстрелян отбывавший ссылку Томске известный поэт Н.А.Клюев, та же участь постигла известного ученого-почвоведа, бывшего активного деятеля ПСР Р.С.Ильина. Что касается крестьян-спецпереселенцев, то они были объявлены повстанческой «низовкой» РОВС, среди них летом-осенью 1937 г. прошли массовые аресты. В спецпоселках Западной Сибири в 1936 г. подверглось осуждению 720 чел., в 1937 - 2 105, в 1938 г. - 1 671 чел. (ГАРФ. Ф. Р-9479. Оп. 1, Д. 89. Л. 212 - 213). Не менее половины из них были осуждены тройками УНКВД за «принадлежность» к «эсеро-ровсовскому заговору» (прим. С.А. Красильникова).
‹ Справка ГУ ГБ НКВД СССР «Контрреволюционная организация правых в системе Наркомзема СССР». 11 июня 1937 г. Сводка об осужденных судебной тройкой при УНКВД по Западно-Сибирскому краю по «эсеро-ровсовскому заговору». 4 окт.1937 г.›               
               
             
               
               
                Кругловский детский дом.

                Анатолий Яковлевич Пшеничкин,
                1936 г.р., выпускник 1951 года  детдома. 

В детский дом попал в сентябре 1943г. вместе с братьями Володей (1938г.р.) и Петей (1941 г.р.). Вначале нас определили в Колпашевский детприемник, а в конце мая 1944г.„ когда стали ходить пароходы, перевели в Кругловский детский дом всех троих, который располагался в ceлe Круглое Колпашевского района. Но потом младшего Петю, в августе перевели, Тогурский детдом.  В Кругловском детдоме я закончил 7 классов шкоы и поступил в Томский техникум в 1951г. В 1953г. нашу группу геологов перевели в горный техникум Осинниковский, который окончил в 1955г.
До 4 класса я учился плохо, был "непослушным мальчиком" и меня воспитатели часто за это наказывали. Но с 4 класса, как говорится "взялся за ум ", полюбил математику и литературу. Очень много читал. Книги давала учительница литературы Болотова, которая окончила ТГУ. Математику у нас вел добрейший учитель Шехель Михаил Иванович, страстный охотник. Он иногда брал меня на охоту на уток, т.к. у меня была собака-лайка Дамка. Держать собак в детдоме не разрешалось. Мне щенка подарил деревенский друг Бородин Юра. Все ребята знали, что у меня есть собака. Меня воспитатели ругали за неё. Требовали, чтоб я её убрал из детдома. Ловили ее, но она была нами - пацанами натренирована и как мы крикнем "воспет!" - она сразу убегала и скрывалась. В 6 классе я Дамку отдал Михаилу Ивановичу Шехель. До детдома у меня в Колпашево тоже была собака. Звал я её «Рыжий». Когда нас определили в детдом, то Рыжего взял бывший начальник кордона на Болотной улице. Он мне рассказывал в начале 60-х годов, когда я его встретил в Томске, что мой Рыжий вместе с ним ходил на медведей и с его помощью Морозов убил 2-х медведей.
Когда к нам в детдом перевели заместителем директора (а потом он стал директором) Федорчука Андрея Никифоровича (по-моему, в 1948 или 1949г.), то жизнь в детдоме резко изменилась. Во всех сферах. Его методика воспитания была основана нa системе Макаренко. Он создал отряды. Командиры отрядов. Совет отрядов детдома. На первых порах он назначал "начальников". Потом демократическим путем выбирали их. Меня он назначил, уж не знаю почему, в совет отрядов детдома ответственным за учебу, где я и пробыл до выхода из детдома в 1951г. Отряды, особенно в летнее время занимались хозяйственными работами: посадка картофеля и овощей, прополка, уборка, заготовка дров и сена для детдомовского стада коров и быков; помощь в сельхозработах колхозу. Кажется, колхоз назывался "Путь Ильича". Председатель колхоза был Чуйков. В колхозе летом мы занимались в основном прополкой. А осенью старшие ребята работали на уборке урожая и заготовке сена. С приходом Федорчука у нас резко повысилась дисциплина, кружки организовались.
 Духовой, хор, драматический кружок. Этим всем руководил хороший музыкант, который играл на всех струнных, духовых инструментах Пархоменко. Его откуда-то пригласил Федорчук. Мы, вдруг все заболели спортом, особенно футболом и волейболом. На территории детдома было болото. Мы его осушили, разбили футбольное поле, сделали волейбольную площадку, обустроили полосы препятствия. Первый раз на спартакиаду детских домов области в Томск мы поехали в 1949г., заняли где-то 20-25 место. На второй год - одно из первых. А с 1951г. Кругловский детдом постоянно занимал первые места, пока его не расформировали и не перевели в Тогур.
В детдоме нас обучали труду. Я занимался в сапожной мастерской - подшивкой валенок, ремонт ботинок. Я даже сшил "от и до" одну пару сапог. Занимался зимой и в столярной мастерской. Ребята любили здесь строгать, пилить, делать табуретки, столы. А для спартакиады в Томске я сделал столовый с инкрустированной столешницей гарнитур: стол и 4 фигурных кресла. Под руководством столяра Похлебина Федора Федоровича моя работа на выставке в Томске была отмечена наградой. Работал одно время я и в кузнице молотобойцем, несмотря на свой халявый вид. А кузнец у нас был высокий кряжистый мужик. Он на покосе одним навильником целую копну сена забрасывал на стог. Меня на покосе часто забрасывали на стог для завершения стога. Пришлось работать мне и пастухом. Пас телят, коров и свиней детдомовских. Любимое моё, да и большинства пацанов занятие - это сенокос, который у нашего детдома располагался на правобережье Оби, у речки Чаржа. Воспитателей там не было. А был завхоз Марухин, который нами руководил. Он был строгий, но справедливый. На сенокосе мы отъедались. Было мясо - кололи бычка, рыба постоянно. Да и мы сами рыбачили. Ягоды, особенно много было  черной смородины и черемухи. Черемуху мы ели прямо с косточками.
В детдоме у нас были дети из Белоруссии, Ленинграда, даже два брата грузина - Татико и Арчико (фамилии их не помню). Их в 1947 и 1948году забрала их тетка, которая приехала в Круглое из Грузии.  Была такая сцена. Мы с ребятами (человек семь) по дороге из детдома шли в кедрач за шишками. Навстречу поднимались две женщины, одетые во все черное и босые, через плечи перекинуты сумки-баулы. Спрашивают нас:
-Где тут Круглое, детдом?
Мы им говорим, что надо еще идти с километр.
-А там есть грузины?- спрашивают. - Да, двое - Татико и Арчико.
-Да, вот они,- мы показываем на двух смуглых пацанов.
Женщины запрыгали, запричитали.
-Ай! Вай!- пляшут, поют по грузински, обнимают Татико и Арчико, целуют их. Сбросили свои баулы с плеч, высыпают из них яблоки, виноград, сыр. - Угощайтесь, ешьте дети.- А сами смеются и плачут. Они пробыли у нас для три. Одели Арчико и Татико в красивые матроски и увезли в Грузию.
Кажется в 1948г. Мы из детдома провожали человек 10-12 ребят и девчонок из Белоруссии. Провожали их всем детдомом до пристани Березовка. Многие дети плакали - жалко было на них смотреть. Наш класс был, по-видимому, самый сильный в истории Кругловского детского дома. После окончания 7класса, насколько я помню,7 человек поступили учиться в техникумы, 4-5 ребят - в технические училища, 7-8 человек окончили институты, один (это я) стал кандидатом наук.

Вот наш 7-ой класс выпуска 1951г.
1.Базаугин Степан Дмитриевич  2.Бондарь Анатолий Федорович
3.Волков Юра - техникум и строительный институт
4.Волкова Надя - педтехникум, пединститут
5.Волкова Люба – педтехникум и пединститут
6.Субботин Володя - педтехникум
7.Родикова Рита -педтехникум, пединститут
8.Родиков Гера       9..Беклемишев Гриша
10.Пшеничкин Толя - горный техникум, университет
11Токарева Лида - педтехникум, пединститут
12.Зубарева Нина -живет сейчас в г.Донецке, Украина .
Из поселка учились
1 Жиданов Коля  2.Бородин Юра 
3.Печенкины - две сестры, дочери завхоза детдома.

 Выпускники 7класса -  1950г.
1. Майоров Саша,    2. Гаврящова Женя,    3. Крючкова Валя
4. Гребенюк Миша,   5. Устинов Петр
6. Мещерянов Вася - окончил индустриальный— техникум
7. Ланщаков Илья,   8.Сухущина Нина, 9.Дорофеева Рая  10.Назарова Ира  11.Ивченко Маша,12.Авсеева Аня,
13.Николиева Аня 14.Евтищенко Женя

Кого еще из ребят помню:
I.Засухин Витя, 2.Монойленно Юра, говорят утонул в Тогуре.
3.Петров, мы его звали «Петруха », он всегда ходил один.
4.Кологривов Юра, упал с кедра и разбился насмерть
5.Коткины Юра и Вася - двоюродные братья
6.Иванов Коля (по прозвищу «Смоленский», хорошо рисовал).
7.Спесивцев Шура, после детдома работал на ъЛампочке'1в Томске.
8.Маннанков Никита,  9.ХОХЛОВ ВОЛОДЯ по кличке «Хохол».
Ю.Ушлаков Миша, отравился вехом, похоронен в Круглом.
II.Гуртовенко Ваня,  12.Митрофанова Нелли,  13.Кузнецов Коля
14.Чебоненко - братья Юра и Коля     15.Митрофановы
16.Чучерин Коля вместе с моим братом Володей Пшеничкиным в 1952г.  Был отправлен в колхозов д. Старо-Короткино
17.Кортусова Дуся,  18.Коровин Вася,  19.Мурзина Галя.
20.Скоробогатовы Лиза и Лиля.    21. Сорокина Юля .
22.Бородин Николай Пантелеймонович, живет в г. Новосибирске
23.Культинов Анатолий Мартемьянович - жил после детдома в Челябинской области, г.Миасс.
24.Маркелов Виктор Маркелович, выпускник 1949г. Живет в г.Абакане, родители были из рода князей, фамилию имя и отчество ему дали в Тогуре, куда он попал в двухлетнем возрасте.

Из работников детского дома еще помню
1.Наумов Шура - был немой, рабочий   2..Завялов Александр - Конюх
3.Чернова Катя, была свинаркой в детдоме. 4.Борщов Вениамин
5.Чуйков - председатель колхоза «Путь Ильича» в с. Круглое
6.Марухин - завхоз детдома.   7. Кайдалова - воспитательница ,.
8.Каширский Михаил - разнорабочий, фронтовик, обучал нас езде на лошадях, которых дали детдому после войны.
9.Болотов - директор единственного магазина в с. Круглое, которому мы приносили пойманных щук в обмен на конфеты «Киевская помада»
10.Юрист Майя - выпускница 1953г., окончила Томское музучилище в 1960г., а потом консерваторию во Владивостоке.
Может некоторые фамилии и имена неправильно написаны. Помню, что директором, когда нас привезли в детдом в 1949г. был Иосиф Александрович Устинов.



          
               
Ольга Нелюбина(Мошкина) и Лидия Резаева выпускницы  детских домов № 9 г.Томска и Новиковского.

                Судьба  Мошкиной Ольги. 

   Детства своего я не помню. Я его узнала из архивных документов. Меня нашла добрый человек инспектор АГЕЕВА на Томской пристани осенью 1933 года 2 сентября и передала в дом малютки г. Томска, который находился на углу улиц Карташова и Белинского. Она считала, что меня подбросили-оставили спецпереселенцы,  которых угнали на Север в Нарымский край.  Наверное, на шее у меня была бирочка, где было написано, что я Мошкина Ольга Витальевна, возраст один год и восемь месяцев. По паспорту день рождения у меня считается 1 июля 1932 года, а когда я обратилась в Дом ребенка, то там нашли документы в трех книгах с записью, что я родилась 15 января 1932 года. В доме малютки я жила до трех лет. Помню, как мы спали на соломенных матрасах и как нам ставили горшочки в кровать, как нас, детей, садили на пол и давали розовые конфетки и репу. Я, почему-то, всегда плакала. Когда стало мне три года, нас повезли в дошкольный детдом № 4 в белых шапочках на лошади с телегой. Там нас встретили очень хорошо, мы сидели на персидском ковре и нам показывали сказку «дедка за репку» и читали сказку о золотой рыбке. Сильно жалко было деда рыбака, а бабку – нет. Летом нас отправляли на дачу за город, там было хорошо жить. Воспитатели уложат нас спать, а сами под окнами сидят и так хорошо поют, что мы быстро засыпали. Я не знаю, с какого возраста,  но я любила мыть посуду, убираться в комнатах. И как-то раз, я вытирала столики и стулья и невзначай уронила с этажерки головку Ленина. Я так напугалась, думала меня убьют, но обошлось, ничего не сказали. Ведь нам так внушали все хорошее про Ленина.
   У нас была воспитательница тетя Лиза, она меня любила, и когда я плакала, то она заворачивала меня в мокрую простынь, чтобы я не плакала. Я помнила доброту тети Лизы и после детдома долго мы с ней общались, пока она не умерла. В 1941 году весной меня отправили в школьный детдом № 16. А началась война и директора детдома Воробьева забрали на фронт, а мы всем детдомом провожали его воевать. Хороший он был директор. Каждый выходной день нам стряпали и пекли большие пироги с картошкой, и я до сих пор люблю пироги с картошкой.
    Подросла я немного и меня отправили в детдом № 9 , где я прожила до лета 1946 года. Здесь директор была очень жестокая женщина, так как заставляла простаивать на линейке всех детей из-за баловства мальчишек. На лето мы переезжали на дачу в Куташово. У нас было большое хозяйство:  лошади и коровы, свиньи и быки. А огороды были большие и мы с первого класса школы на даче все делали сами. Пололи и окучивали грядки, даже охраняли поля с картошкой.  Было нам страшно охранять картошку: залезем на дерево и сидим-дрожжим, ждем воров, а они не приходят. Видно жалко детдомовских детей было обижать. Все мы очень любили копать картошку. Уж тут-то  мы наедимся вдоволь печеной на костре картошки!    В детском доме уборщицы не было, и мы сами мыли полы, а на кухне дежурили по порядку. В общем, приучали нас с детства к труду, и это нам очень помогло, потом в самостоятельной жизни. Спасибо за это воспитателям детдома.
    Помню, все праздники проходили весело, так как способных детей у нас было много, каждый выступал со стихом либо песней, а то и с танцами под музыку. За это всегда давали вкусные подарки, несмотря на то, что шла Отечественная война.  В детдоме был тогда свой духовой оркестр, который всегда играл по праздникам.  У нас были хорошие воспитатели, медсестра  тетя Лизочка, повар тетя Лида. Мне запомнилась особенно воспитательница Клавдия Александровна Татаурова, заслуженная ветеран труда. Таких людей теперь и не найдешь. Что только она не умела делать: пела и рисовала, шила и вышивала, и всему этому она учила нас до четвертого класса. Благодаря ее заботе, я и теперь с удовольствием вышиваю по рисункам и вяжу любые вещи для своих друзей и знакомых. А по вечерам зимним она, как артистка с ролями, рассказывала и читала нам всякие сказки и рассказы.
   Хотели меня отправить в ремесленное училище в 1946 году, а Клавдия Александровна взяла меня к себе домой. Говорит, ты все умеешь делать и будешь мне хорошей помощницей. Направила меня учиться в профтехшколу, где я получила профессию строчевышивальщицы. Так мы и жили с ней четыре года. После окончания профтехшколы, я не работала по специальности, а в 1950 году поступила работать на швейную фабрику и проработала здесь до 1990 года сорок лет. Работала с большим удовольствием, никогда не отказывалась от любого дела на фабрике. За такое отношение к труду надавали мне столько всяких значков: медаль Ленина и медаль ветерана труда, знаки победителя социалистического труда, много памятных подарков и разных грамот. Со всеми работниками фабрики часто ездила в колхозы и совхозы добровольно и там получала благодарности за помощь в сельском труде. Правда, не удобно хвастать перед людьми, но в моей жизни все это было и запомнилось на всю жизнь. И теперь с благодарностью я вспоминаю, в первую очередь, детский дом и воспитателей, всегда говорю спасибо им за обучение и воспитание доброе. Ведь это они меня приучили к труду, дали образование, а мне это пригодилось на фабрике и в жизни.

                О.В. Нелюбина,  1 июля 2010 года, г. Томск




               
               
                Валентина  ВОРОНОВА (КОЧЕВА)

                ДОБРО ДЕЛАТЬ СПЕШИ

               Посвящается 80-летию детского дома № 9 г. Томска.               
Воспитателям и техническому персона¬лу детского дома №9 г. Томска, учителям, всем, кто бескорыстно дарил нам тепло сво¬их сердец, самым преданным, моим друзьям по военному детству посвящаю эти страницы.
            
                Страницы из прошлого

В марте месяце 1921 года был организован (открыт) детский дом № 9. Он принял первых своих питомцев, сирот, беспризорников, что остались без родителей в результате гражданской войны и пролетарской революции. Кто не общался с беспризорниками, тот не поймет, как бывают отзывчивы и благодарны они, с виду ершистые и злые. Если уж к ним с добром и по совести, то и они ответят тем же.
Сиротское сердце более чувствительно и отзывчиво на любые явления в жизни (будь то доброта или зло), чем сердца сверстников, живущих с родителями. Всякое, даже незначительное участие к их судьбе запоминается ими надолго, на всю жизнь!
В 30-е годы детдом пополнялся в основном за счет детей из числа людей репрессированных, так сказать, “врагов народа”. Но какие это были интересные дети! Благородные, талантливые, с вы¬сокими понятиями о чести, справедливости и доброте, с твердыми навыка¬ми труда, рукоделия, рисунка, некоторые владели музыкальными инструментами и с интересом учились. Эти качества детей “врагов народа” отмечали воспитатели, работав¬шие тогда в детдоме.
Именно они, дети 30-х годов, являлись, так сказать, родоначальника¬ми благородных неписаных законов, по которым жили и мы позже в детдо¬ме № 9. Помню их заботу и шефство над младшими воспитанниками, трудолю¬бие, аккуратность, стремление к знаниям, любовь к чтению, прекрасному, особую честность во всем.
Некоторые старшие воспитанники 30-х годов запомнились на всю жизнь. Это Алла Бржезицкая, Тамара Цаунит, её братья Юра и Слава, сестры Завершинские, Галя Никонорова, Валя Трапезникова, Гутя Максимова, Галя и Гена Жук, Лида Шмелева, Аня Попова, Алла Покатило, Валя Серебрякова (“Бряка”), Тамара Кравченко, Валя Помыткина и др.
  Поколение 30-х и 40-х годов оставило после себя добрую память в детдоме. Именно этот контингент детей установил порядок, твердые традиции, по которым мы жили и позже. Конечно, воспитатели играли не последнюю роль в детдоме. Но они, воспитатели, работали по 5 часов в сутки и, конеч¬но, не смогли бы глядеть за всеми. А старшие дети находились в детдоме постоянно, т.е. все 24 часа, обогревая под своими крыльями малышей-подшефных, показывая своим примером, как нужно поступать в том или ином случае. Они учили нас каждую минуту, каждый час своим примером “де¬лай, как я”. И таким образом сложились наши неписаные законы:
      1. Будь честен и справедлив.   2. Не обижай младших.
      3. Защищай слабых.  4. Умей постоять за себя и товарища.
      5. Трудись на совесть, не сачкуй. 6. За добро плати добром.
      7. Будь ловок и смел.      8.  Лежачего не бьют.
      9. Научи товарища тому, что умеешь делать сам.
     10. Стремись к знаниям. Учеба - твое спасение в жизни.
11. Двое дерутся - третий не лезь ( так выяснялись отношения).
30-е годы породили новых сирот - детей “врагов народа”. Отовсюду в Томск хлынули партии детей. Их везли из Новосибирской области, с Украины. Прибалтики. Много было томичей. Дети были разных возрастов: пер¬вый год жизни, дошкольники и школьники. Срочно потребовались места для этих сирот, чьи родители были арестованы, расстреляны или этапированы в лагеря на долгие годы.
Существовало нечеловеческое предписание свыше: детей из одной семьи помещать по разным детдомам. Так терялась последняя связь с родными. Фамилии, отчества, даже имена заменялись. Ведь многие дети еще не умели говорить. Некоторые знали только свое имя (это 1,5-2-летние). Родители не знали, где их дети, а дети не ведали о том, что у них есть родители. Так среди детей моего поколения появились фамилии: Комиссаровы, Генераловы, Капитановы, Майоровы, Нелюбины, Нехорошевы, Непомнящие, Безымянные, Неизвестные.
В личные дела детей 30-х годов вместо сведений о родителях стояло унизительное слово “неизвестно”. Место рождения - “неизвестно”. Год рождения определялся на глазок. День рождения - “неизвестно”. Мне пришлось пожить в доме малюток, в детдоме № 3, в детдоме № 2, а позже и в детдоме № 9 (1941 - 1948) г.Томска.
Нужно сказать, что в детдомах мы жили дружно, как в большой семье. Но анкетные данные многим моим однокашникам испортили дальнейшую жизнь, отрицательно повлияли на дальнейшую их судьбу. Одних не при¬нимали в вузы, т.к. они дети “врагов народа”. Другие не смогли по-своему выбору завести семьи. Печально, но факт, что, добывая себе право на жизнь, некоторые стали преступниками...
Поведаю читателю невыдуманную историю. Среди детей “врагов народа” были у нас дети Цаунита, латышского стрелка, беззаветно защищавшего Советскую власть, ею же разжалованного, репрессированного и расстрелянного. Старшей, Тамаре, было 8 лет. Среднему, Юре - 6 лет. И маленькому Славику - 10 месяцев. Вот тогда все они были оторваны от матери и жили в детдомах г.Томска. Мать этапировали в лагерь на 10 лет. Отца расстре¬ляли. Дети были в разных детдомах, но в 1943 г. их соединили в детдоме № 9. Пришло, наконец, разрешение, которое позволяло теперь жить в од¬ном детдоме детям из одной семьи. Это шла Великая Отечественная война. Она же способствовала воссоединению детей из одной семьи.
Тамара, старшая, была очень интересная девочка с яркой внешностью, умом и талантом. Училась хорошо, большая рукодельница (еще от мамы), много читала, прекрасно рисовала. Она была очень заботливой сестрой. Ухаживала за братьями Юрой и Славиком. Делилась с ними всем, чем мож¬но было поделиться в условиях детдома. Директрисе было жаль одаренную и красивую девочку, и Тамаре пер¬вой посчастливилось учиться в педучилище, живя в детдоме.
В 1947 году Тамара закончила педучилище. Все 10 лет, будучи в детдо¬ме, она имела переписку с матерью. В 1947 г. закончился 10-летний срок её заключения, и они (все оставшиеся Цауниты) с нетерпением ждали встречи с родным человеком, с матерью. Встреча должна была произойти в Оренбургской области. Две радости в одном 1947 году. Дочь получила диплом учителя, мать - свободу!
Все мы очень любили Тамару за ум, талант, справедливость, доброту, внешнее обаяние и очень хотели походить на неё, дружить с ней. И, конечно, свою любимицу провожали в самостоятельную жизнь всем детдомом. Тамара уезжала из детдома, ставшего ей родным на 10 лет жизни и учебы в нем, оставляя 120 названных сестер и братьев. Она рвалась к маме.
Помню, как всем детдомом мы провожали её. Тамара взяла с собой 10  летнего Славика, самой же ей было всего 17 лет. Им с братом выдали недельный паёк: несколько булок черного хлеба, рыбные консервы “Мел¬кий частик”, конфеты-подушечки, — все это было сложено в наволочки, т.к. не было ни сумок, ни рюкзаков. В чемоданчик из фанеры уложили 2 смены белья. Вот и все богатство, что мог тогда дать ей детдом.
Из Куташова пешком мы шли до станции Томск-I. Оттуда Тамаре пред¬стояло ехать к маме. Тоскливо и радостно было наше расставание. Плака¬ли и смеялись. Жаль было расставаться с нашей гордостью — Тамарой, но и радость переполняла всех. Тамара едет к маме! Она взяла с собой 10 летнего Славика в неведомый мир. Юра же (средний брат) уже был в РУ.
Неделю добиралась Тамара до мест назначения. Поезда тогда ходили медленно, билеты достать было трудно. Первая самостоятельная дорога, где все зависит от тебя. Через 10-15 дней после проводов Тамары в детдом пришло письмо, где она сообщала, что увидеть маму ей так и не пришлось. Она опоздала. Мать умерла, не дождавшись своих детей всего б дней. К могильному холмику приехала Тамара со Славиком, чтобы, не поздоровавшись, попрощаться с мамой... От мамы ей в наследство достался большой моток цветных ниток “му¬лине”. Мама была прекрасной рукодельницей. Получив такое печальное известие, мы всем детдомом оплакивали злую судьбу-разлучницу. Но, что поделаешь? Жить как-то надо!
Тамара устроила Славу в московский детдом, сама пошла на работу в одну из школ столицы. Прописалась у тетки. Тамара работала и училась на вечернем отделении Московского пединститута. Проведовала младше¬го братика Славу. Но нет худа без добра, как говорится. Там, в Москве, она встретила бывшего воспитанника детдома № 9 Сашу. Саша учился в Институте международных отношений. Их симпатии, еще со времен детдо¬ма, переросли в настоящую любовь.
Саша тоже был очень талантливым мальчиком. Он прекрасно рисовал, отлично владел игрой на фортепьяно, стремился к знаниям, серьезно учился. Собой он был очень хорош. Высокий, стройный, кудрявая светлая шеве¬люра, выразительные глаза, к тому же скромный, интеллигентный. Очень они подходили друг к другу. Учились, работали, встречались, мечтали о том, как они будут жить, когда поженятся. Все между ними было оговорено и решено на будущее. Только бы скорей закончить учиться, получить выс¬шее образование.
1952 год - год защиты диплома Саши, год осуществления планов на будущее. Саша должен был ехать за границу по окончании института, а потом должен был жениться. Анкета будущей жены проверялась в КГБ. Он с ра¬достью сообщил своей невесте Тамаре об этом. Но анкета будущей жены Саши “не прошла” в КГБ. А сроки уходили. Сашу ждала работа в посольстве, за границей. Но прежде он должен был жениться, оставляя на Родине “в залог” жену.
Тако¬вы были правила для тех, кто уезжал на работу за границу. Саше при¬шлось срочно искать невесту и оформлять брак с той, чья анкета подойдет в КГБ. Так и случилось, что рухнули планы и надежды на большую любовь с Тамарой. Еще один страшный удар уготовила им судьба. Как только вы¬держала Тамара?! Тамара приехала в Томск, на свою малую Родину, по¬кинув столицу, где так безжалостно и жестоко наказала её судьба. Не согнулась наша гордая Тамара под ударами судьбы! Выстояла, пережила. Помогла детдомовская закалка. Вышла замуж, родила 2 детей, прекрасных дочек. Выучила их. Её девочки получили высшее образование в Томске. Ирина (старшая) закончила мединститут. Людмила - универ¬ситет. Но это было уже позже. А пока вернемся, к событиям по хронологии.
Наступил 1953 год - год смерти “отца народов” И.В.Сталина. Наступило время политической оттепели. Родителей Тамары реабилитировали посмертно. Тамаре же выдали какую-то сумму за конфискован¬ное имущество и месячную зарплату отца. Эти горькие деньги она вложи¬ла в подарок своим девочкам в память о своих безвинно погибших родите¬лях.
Пишу эти строки, вовсе не затем, чтобы тебя про¬шибла слеза, хотя они стоят у меня в глазах и сейчас. Подкатывает ком к горлу, сжимается сердце от боли и безысходности. Люди! Не будьте равнодушными и жестокими к судьбам своих и чужих детей! Боритесь против лицемерия и лжи, против жестокости!
Я несколько отступила от порядка повествования, но возвращаюсь к 30-м годам жизни моего дома, куда прибыли дети “врагов народа”. В детдоме были прекрасные воспитатели, руководители кружков, хорошая мас¬терская для мальчиков, подсобное хозяйство в Куташове.
Много талантливых, неординарных ребят и девчат довелось мне встретить в детдоме. С какой-то особой жадностью они стремились к учебе, очень хотели не просто учиться, а именно хорошо учиться. Многие имели навыки живописи и музыки, владели кистью и музыкальными инструментами, хо¬рошо пели и танцевали. На редкость талантливыми были воспитанники 9-го детдома 30-х годов. И немудрено, ведь многие из них были выходцами из приличных и интеллигентных семей. Дети врачей, профессоров, военных начальников, артистов, сельских тружеников, раскулаченных за то, что были не просто тружениками, а талантливыми, умелыми, неординарными личностями (как об этом мы узнаем теперь, через десятилетия). Воспитате¬ли, работавшие подолгу в детских домах, дружно отмечали неординарные способности воспитанников 30-40-х годов. Ведь это были дети нормальных родителей из нормальных семей, не по своей воле вырванные из родных гнезд и помещенные в детские дома.
Поэтому на всех выставках технического и художественного творчества работы воспитанников детдомов 30-40-х годов отличались особым талан¬том, выдумкой и мастерством. Многое дали и мастера-воспитатели этим де¬тям в детдоме. Здесь они продолжали учиться музыке, живописи, танцу, пе¬нию, вышивке, приобщались к труду. Как-то получилось, что наши воспитатели все умели, всему были основательно обучены в учебных заведениях. Например, Татаурова Клавдия Александровна, закончившая гимназию, имела твердые навыки нотной грамоты и игры на фортепьяно, умела работать с хором, прекрасно разби¬ралась в живописи и учила всему этому воспитанников детдома, у кого был к этому особый талант и тяга. Не отказывала в этом и остальным, кто хотел приобщиться к миру прекрасного.
Помню сказку “Снегурочка”, поставленную ею в детдоме. Декорации, музыкальное сопровождение, хоровое пение и хореография к сказке - все готовилось под руководством Клавдии Александровны. С этой сказкой мы выступали в Доме офицеров и на смотре во время школьных каникул в 1946 году. Было задействовано в ней что-то около 50 человек сразу: хор, хореог¬рафическая группа, солисты и др.
Клавдия Александровна умела, кроме этого, шить, вязать, плести необыкновенные вещи из соломки, камыша, прутьев, телеграфной бумажной ленты. Она прекрасно знала природу, растительный и животный мир, окружающий нашу дачу в Куташове. С ней мы собирали различные лекарственные травы в годы войны, сдавая готовое сырье в аптеки по 2 тонны (в сухом виде), каждый сезон. Она лечила детей травами, владела мастерством различной вышивки, мережки, лепки, папье-маше и всему этому щедро обу¬чала нас. В детском доме Клавдия Александровна работала учителем на¬чальных классов (обучали прямо в детдомах, т.к. детям не в чем было хо¬дить в школу), была воспитателем и руководила несколькими кружками.  Целую неделю она жила и даже спала в классной комнате на столах, т.к. работа с детьми заканчивалась намного позже отбоя. Отбой - в 11 часов, но она до 2 часов ночи клеила, лепила, рисовала, мастерила с небольшой группой ребят. Все праздничное и повседневное оформление в детдоме в те годы было сделано руками одаренных детей под руководством Клавдии Александровны. Сделано мастерски, на большом художественном уровне. Домой она появлялась 1-2 раза в неделю. Все остальное время она отдавала нам, детям детдома.
С ней было интересно. Мы с нетерпением ждали по вечерам (это было редко, но незабываемо!) рассказов Клавдии Александровны, таких как “Маленький оборвыш”, “Сибирячка” и др. Такие вечера она дарила всем детям. А было это так. В одной из самых больших комнат детдома собира¬лись сразу все. Усаживались за партами по 4-5 человек. Кому не хватало мест за партами, несли с собой стулья и табуретки или устраивались прямо на полу. Собирались, таким образом, сразу по 100-120 человек, то есть прак¬тически все дети, не занятые дежурством. И замирали. Было тихо так, что слышно, как пролетит муха, и Клавдия Александровна начинала свой рас¬сказ. В течение 3-4 часов подряд слушали мы ее, не шелохнувшись. Ведь других развлечений не было: ни кино, ни телевизора, ни книг. Рассказчиком Клавдия Александровна была эмоциональным, артистичным. Останав¬ливалась на самом интересном месте, и мы с нетерпением ждали нового ве¬чера, когда будет продолжение рассказа.
  Но, такие вечера были редкими, т.к. нужно было много работать всем: и воспитателям, и детям. В детдоме в годы войны, мы делали буквально все сами: мыли, стирали, гла¬дили, дежурили по кухне, носили воду с Ушайки в гору на Бакунина. (Во¬допровод не работал, перемерзал, канализация тоже). А наносить воды на мытье полов 3-этажного помещения, на кухню для 150 человек, на стирку белья (а стирка была ежедневно) - это большой труд. Носили ведрами на руках. Особенно изнурительной эта работа была зимой, рукавичек-то не было, а морозы стояли, словно на заказ, испытывая нас на выносливость, таких маленьких, плохо одетых. Лошадей в ту пору не было у нас.
Сами на себе возили уголь в холодные ночи (1943-1944 гг.). А было-то нам по 11-13 лет. Ночью часа в два раздавалась команда дежурного воспитателя: «Подъем! Пришел состав с углем!» Быстро поднимались в потемках (электричества не было, керосина тоже), старались одеться, пока еще горе¬ла лучина в руках дежурного воспитателя. Гурьбой высыпали на улицу. По свободному принципу сами делились на компании 5-7 человек в зави¬симости от тары, которую придется заполнить углем и везти в гору. Исполь¬зовалось в качестве тары все: бочки, ведра, ящики и др. Это устанавлива¬лось на большие сани и саночки, в них впрягалась компания ребят и вози¬ла уголь с улицы Розы Люксембург в детский дом на улицу Бакунина, 7. Тянуть уголь в гору тяжеловато. Ноги скользили, руки мерзли. Валенки были не у всех, кто в ботинках на берестяной подошве (были такие в годы войны), кто-то в опорках, кто в чем.
Почему вставали быстро? Да потому, что ждали этот уголек  - единственный источник тепла, который расходовали очень экономно, чтобы хватило на всю зиму. Почему не хныкали и не роптали, тянувши ношу в гору голыми руками, без рукавиц в морозные ночи? Да потому, что пони¬мали, что уголь нужен нам, чтобы приготовить пищу и обогреться.
Извест¬но, что холод хуже переносится, чем голод. Шла война — там, на фронте было труднее - это мы тоже понимали, и еще понимали многое, чего непонятно теперь детям.
Но уж когда ехали порожняком с горы, то вся компания помещалась на санках, что тянули в гору с углем. Держась друг за друга, съезжали мигом с горы. Тут нужны были еще и ловкость, и сноровка, чтобы вовремя затормозить и не слететь с крутого берега в Ушайку. Это нам удавалось с тру¬дом. Даже в такую тяжелую работу в холодные зимние ночи вносились элементы веселья, чего так недоставало нам в годы военного детства. Не было праздного катания на санях с горы, не доставало на забавы времени тог¬да, зато мы с лихвой использовали его во время работы, когда вывозили уголь. Никому и голову не приходило сачковать или прокатиться на пус¬тых санях с горы дважды, не притянув свою долю угля домой, в гору.
 Толь¬ко строго после выгрузки угля можно были прокатиться с горы. А там трус¬цой, чтобы не застыть, добежать до вагонов, где работники детдома насы¬пали нам уголь в тару лопатами, выгружая вагоны. И так всю ночь, пока не вывезем то, что занаряжено для детдома. После такой ночи расходились на дежурство по самообслуживанию: мыли полы, убирали помещения, чи¬стили картофель, носили воду, стирали, гладили, готовили уроки, посеща¬ли занятия. Шли обычные будни, заполненные до отказа трудом. И тем желаннее были вечера, о которых речь шла выше, когда можно было послу¬шать Клавдию Александровну и просто отдохнуть. Так была организована наша жизнь зимой, а летом ждала уже другая работа. Но об этом, уважаемый читатель, чуть позже. Наши наставники на редкость были умелыми, внимательными, справедливыми, отзывчивыми. Все молодые, энергичные, как и Клавдия Александровна, добрые к нам. 
Вспоминаю Шкумат Галину Дмитриевну, она была большим мастером по части постановки классического танца. Но так же, как и Клавдия Александровна, прекрасно шила, вязала, рисовала, вышивала - словом, все могла и умела. Сама она воспитывалась в одном из приютов г.Томска, где позже размещался 5-й детдом. Быстрая и легкая, смелая и правдивая, она всегда резала “правду-матку” всем в глаза, этому научились и мы у нее. Талантливая, трудолюби¬вая, неутомимая наша воспитательница.  Она со своим боевым характером не могла смириться с любой несправедливостью, которая касалась детей. В буквальном смысле “воевала” за каждого ребенка, наживая различные неприятности для себя.
Она была предана детям - всю жизнь посвятила воспитанию детей. Работала в разных детдомах г.Томска по причине бескомпромиссного характера. Но все, кто встречался с ней, кто имел счастье по¬знакомиться с этим человеком (это мы, детдомовцы), вспоминаем ее только добрым словом. Она многому научила нас, была не только воспитателем, а душой и другом для нас. Умная, талантливая, гордая и справедливая, она ни перед кем не ломала шапку, не унижалась, не терпела подхалимажа. От нее мы унаследовали эти качества и не жалеем об этом. 
Где-то живут в Томске ее дочка Неля, внук и внучка. Они могут гордиться своей матерью и бабушкой, так как Галина Дмитриевна была и нам доброй, взыскатель¬ной матерью, старшим другом и помощником. Она руководила танцеваль¬ным кружком, учила нас шить на руках удивительные вещи, учила што¬пать и чинить одежду, обметывать петли, вязать. Каждого из детей она по¬нимала, имела подход к любому ребенку. Рядом с Галиной Дмитриевной, такой искренней, трудолюбивой, умелой, просто нельзя было быть другим, и мы старались быть похожими на нее, старались меньше огорчать (насколь¬ко нам это удавалось) свою воспитательницу - словом, жадно перенима¬ли все, что она нам давала тогда в детстве.
Очень ответственно она относилась к часам, когда мы готовили уроки. Никто из ее группы не уходил из школы, не повторив заданного на дом. А было это, скажу, нелегко. На 30 человек были часто 1-2 учебника. Тетрадей не было вовсе. О качестве чернил, перьев и деревянных (часто самодельных) ручек уж и говорить не приходится. Да и способности схватывать на лету, что называется, у нас были разные. Но Галине Дмитриевне все-таки уда¬валось и объяснить (кому нужно), и проверить у всех задание. В этом ей помогали сами дети. Собирались группками по 5-6 человек, учили стихи, пересказывали прочитанное, проверяли друг у друга таблицу умножения, решение задач и др. Все нужно было держать в голове, т.к. писать было не на чем, кроме как на доске да, кому посчастливится, на старой газете. На ум приходят нехитрые строчки о том времени, как и чему мы учились:
               
                ...Была одна книжка на группу,
                Холщовая сумка одна на двоих,
                Подшитые старые валенки.
                Посменно ходили мы в них.

                Мерзли ноги и руки синели.
                Не было часто света.
                В классах в пальто мы сидели,
                А писали на старых газетах...

                Но никогда “не пищали” -
                В трудностях закалялись мы,
                Выросли, возмужали, на ноги крепко встали
                Мы, дети суровой военной поры...

Но до того, пока мы “встали крепко на ноги”, были обыкновенные детдомовские будни, заполненные до отказа трудом и учебой повседневной               
               
                Война

Шла Отечественная война. Гибли люди. Прибывали новенькие в детдом. Я помню, как прибывали эвакуированные дети, так сказать, третья волна сирот, рожденных новой войной. Это были напуганные бомбежка¬ми, обстрелами и пожарами маленькие испуганные существа, скорее похо¬жие на старичков, чем на детей. Ведь на их долю свалились такие испыта¬ния, которые не под силу вынести даже взрослым.
Помню, как за обедом в детдоме они как-то странно вели себя. Ели молча, торопливо, а хлеб откладывали на потом (видимо по привычке), остав¬ляя небольшой кусочек, уносили с собой. От завтрака до обеда хватало им этого кусочка, который они, смакуя, ели буквально по крошке, не обронив ни одной. Особенно ленинградцы. Крошечки хлебные они не жевали, а по¬долгу во рту держали, словно сладкие леденцы.
Томичи помнят, сколько беженцев и эвакуированных принял наш старый город, разместил их в семьях, обеспечил работой и питанием. С особым вниманием и теплотой относились томичи к этой категории людей. И мы, маленькие хозяева нашего дома, тоже старались сделать все возможное, что¬бы детям войны было тепло в нашем коллективе. Старшие взяли под свою опеку прибывших. Водили их в баню, столовую, школу, помогали зани¬маться, постепенно вовлекали в кружки, следили, чтобы их никто не оби¬жал, чтобы они меньше плакали, вспоминая про своих родителей, родной дом.
Первую волну эвакуированных принял наш детдом сразу, в 1941-м, в первый же год войны. Среди них были дети разных национальностей: украинцы, евреи, белорусы, немцы, калмыки, латыши, эстонцы, латвийцы, поляки. Многие не знали русского языка, но мы все прекрасно понимали друг друга, помогали им, как могли, оберегали в детдоме и на улице от драчунов и злословов. Детдом наш был похож на маленький союз, в кото¬ром поселилась разноязычная детвора.
Крепкая дружба, рожденная в детдоме, связывает нас и сейчас. Мы не потерялись в круговороте жизни. Тесно связаны между собой и сейчас. Дружим мы. Теперь дружат наши дети и внуки. Радуемся успехам, удачам каж¬дого, переживаем за тех, кому что-нибудь не удалось. К месту сказать, мы дружим не только с теми, кто воспитывался с нами в детдом № 9, а со всеми воспитанниками детдомов Томской области, принявших в годы войны эвакуированных детей.
Тогда в Томской области было более 40 детдомов. Был ленинградский детдом, смоленский, даже польский и др. Нас связывают узы более чем род¬ственные. Мы пережили вместе страшную войну, голод и холод. Мы тогда мечтали о лучшем будущем, мечтали о дружбе на веки вечные.
Трудно, со скрипом, что называется, но возвращаются к нашему народу вековые традиции христианства, коротко обозначенные в 10 заповедях религии. Все: и русские, и татары, и белорусы, и украинцы, и калмыки, и узбеки, и латыши, и эстонцы, и немцы - словом, все народы большой на¬шей Родины хотят жить в мире, никому не нужна война, несущая много бед любому народу. Мы хотим жить в мире и согласии! И сумеем организовать¬ся, если будет необходимо, чтобы доказать это на деле, дать отпор тем, кто пытается погреть руки на национальной розни. Мы - за сотрудничество, мир и процветание всех малых и больших народностей. Нам нечего делить! Мы - за такие общественные отношения, где будет тепло, сыто и хорошо любому народу. Много теплых и хороших воспоминаний всплывает сейчас из жизни нашей в детдоме (я бы сказала в самое трудное время в годы войны). Но были и негативные моменты, которые тоже нельзя забыть.               
 Темная. Так объявился у нас среди мальчиков “король”, который был силен, стар¬ше других. Он заставлял малышей выносить их пайки хлеба из столовой и отдавать ему. И фамилию его помню, как сейчас, - Волынцев. Ухитрялись малыши, прятали им причитающийся хлебушек и отдавали своему нена¬вистному “королю”. А тот, забывши про стыд и совесть, жирел на чужой пайке. Малыши же, недоедая, были похожи на “живые мощи”. Самостий¬ный царек жирел на дармовых харчах, избивал тех, кто по какими-то при¬чинам не сдавал ему свой паек. Долго так продолжаться не могло. Доходяги-шкеты, объединившись, ночью устроили “темную” своему вампиру. Навалились все разом и избили своего мучителя досками (на кроватях были доски вместо сеток) так, что навсегда отбили охоту собирать чужие пайки. Было это в 1942-м. И опять сработал неписаный закон в нашем детдоме: “Не смей обижать младших, заступись за слабого, помоги ему!”.
Наши справедливые традиции продолжают жить и сейчас. Малышей и слабых не обижают. В коллективе детдома № 9 жили и живут и другие традиции, присущие (как я понимаю) нашему народу испокон веков. Уважают тех, кто честен и справедлив, кто талантлив и смел, кто добр и умен, кто способен помочь ближнему, ничего не требуя взамен. Вот по таким законам жили мы тогда в детдоме. А наши старшие наставники незаметно, исподволь, поддерживали за¬коны детского коллектива, развивали и направляли их умело и тактично.
Более 20 лет, начиная с 1941 года, проработала в детдоме № 9 Саликаева Мария Дмитриевна. Очень интересный человек и, как все наши воспи¬татели, не без таланта и умения. Мария Дмитриевна прекрасно шила. Имен¬но она готовила реквизиты, костюмы к нашим постановкам и праздникам. Ее руками были раскроены и сшиты изумительные по своей выдумке и кра¬соте, сочетанию цвета и фасона парадные платья, комбинированные из синего атласа (лиф) и белого шелка (юбка); коричневого атласа (лиф) и кремового шелка (юбка). Томичи помнят спортивный парад воспитанни¬ков в 1948 году, колонну детдома, одетую в нарядные платья, которые сши¬ла Мария Дмитриевна. Красивые наряды были, как вы уже догадались, уважаемые читатели, позже, после войны.
А пока вернемся к военным годам, о них еще не все сказано. Тогда в военные годы мы с Марией Дмитриевной шили из бязи постельное белье: наволочки, простыни, рубашки и др. Чинили, латали старую одежду, переживали трудное военное время. Самым страшным в те годы (как мне помнится) был холод. Недостаточное количество топлива, отсутствие электричества и замерзший водопровод куда как хуже, чем скудный паек.
Ведь, прежде чем вымыть полы, нужно было занести воду из реки, и во¬дой холодной мыть полы в комнате, где температура была не выше 9-10°С, а порой и ниже. В холодные темные (помещения без электричества и керо¬сина) зимние вечера трудненько приходилось дежурному воспитателю. Ему надо было спрятать боль и сострадание, чтобы обеспечить влажную убор¬ку и помещения детдома силами дежурных воспитанников, чтобы поддер¬жать ритм жизни коллектива, чтобы ни одно звено не выпало из этого рит¬ма - подъем, завтрак, занятия в школе, подготовка к урокам, обед труд и т.д. были бы вовремя. Все рассчитано было по минутам.
Так вот, на долю Марии Дмитриевны выпадали нелегкие часы. Часто ей самой приходилось брать тряпку, макая в ледяную воду, начинать убор¬ку помещения, потому что нам (чего уж тут скрывать), вовсе не хотелось делать это, а хотелось как-то согреться. Мы, натянувши платья на колени, усаживались плотно друг к другу вечерами и ждали, когда будет отбой, чтобы скорее согреться под одеялом. Ни в какие игры играть не хотелось по той же причине: темно и холодно, холодно и темно. Дежурный воспитатель зажигал лучину, чтобы накормить нас в столовой, проследить, чтобы не обидели малышей. А случалось, что какой-нибудь шустрик стремился на ужин 2 раза, пользуясь темнотой. Тут уж воспитателю нужно держать ухо востро, чтобы накормить всех, обеспечить порядок в столовой, затем убор¬ку помещения и отправить всех спать после отбоя.
Кстати, о “сервировке” столов в то суровое время. Ели мы из глиняных чашек, и 1-е и 2-е блюдо в одну и ту же чашку. Называли мы эти чашки корчагами. Ложки были самодельные деревянные. Их делали наши мальчики в мастерской сами. Дерево для ложек тоже заготавливали мальчишки сами. Случалось, что попадет некачественное дерево, и ложка получалась ворсистая, этакая лохматенькая. Но ничего, черпать ею еду из корчаги было можно. Свои корчаги после еды мы тщательно вылизывали языком. Стуль¬ев не хватало, и ели мы в столовой стоя. Даже такой нехитрой посуды недо¬ставало на всех, поэтому кормили нас в три смены. Сначала малышей, по¬том детей постарше. В детдоме тогда было 120-150 человек в возрасте от 8 до 16 лет в основном. 14-15-летние были большим исключением, всего человек 10-12 на весь детдом. Делились все дети на возрастные группы так:  1-2 классы (малыши), 3-4 классы (средние),  5-6 классы (старшие).
Семиклассников было совсем мало, человек 8, не более. Вот теперь, пожалуй, уважаемый читатель, вы можете себе представить, как нелегко было справляться со всей физической нагрузкой, выпавшей нам на долю в годы Отечественной войны. Заготовка дров, вывозка угля на санках, куда впря¬гались мы сами, доставка воды из реки, очистка двора от снега, ежедневно 2-разовое мытье полов, чистка картофеля, глаженье тяжелыми литыми утю¬гами, нагретыми на плите в кастелянной, и др. - все это делали сами дети. В годы войны у нас было 2 повара, техничка, прачка, кастелянша, сторож, истопник, т.к. отопление было печное. Вот и весь обслуживающий персонал. Да еще директор детдома, медсестра, завуч и 5 воспитателей. Как в пчелином улье, шла повседневная работа в детдоме. Никому ни¬каких поблажек, кроме больных. Все в меру своих сил выполняли поручен¬ную работу.
В деревне Куташово у нас было подсобное хозяйство. Мы там обрабатывали 5 га картофеля, 2 га овощей, 3 га свеклы, 2 га проса, 5-6 га овса. Еще помогали в прополке и заготовке сена соседнему колхозу “Рассвет”. Для своих коров и 2 быков-волов заготавливали тоже сено. И все это вруч¬ную, работали тяпкой, косой и граблями. А самые маленькие  - это 1-2-е классы - заготавливали лекарственные травы. В сенокосную страду 1-2-е классы ворошили сено, 3-4-е классы  греб¬ли его, 6-й класс были косарями, пастухами и т.д. Параллельно (в летнее время) шли ремонтные работы в здании детдома в Томске: белили, красили, мыли полы, окна, относили глину и песок после ремонта печей на носил¬ках, после чистки подпольев, которые углублялись, чтобы засыпать карто¬фель на предстоящую зиму. Штукатурили фундамент, белили его и т.д. За лето перетряхивали все матрасовки, стирали их, потом снова наби¬вали и стежили матрацы, стирали одеяла, сушили подушки, пальтишки и т. д. Вот, пожалуй, не совсем полный перечень работ, чем занимались мы летом.   
 Я не помню праздного шатания по даче. Подъем был в 7-00 утра, отбой в 11-00. 4 часа днем (с 9-00 до 13-00) и 4 часа вечером (с 16-00 до 20-00) мы ежедневно работали. Все дети делились на бригады по 10-12 человек. За каждой бригадой закреплялось поле с картофелем. Овощи пололи все вмес¬те, и сразу после завтрака и утренней уборки помещений мы расходились по своим участкам работы. Самое интересное было то, что никто нам об этом не напоминал лишений раз. Каждый знал и четко выполнял свой уча¬сток работы. За порядком и работой в поле следили бригадиры из числа воспитанников. Дежурный же воспитатель был занят (летом воспитатели были в отпуске, и работали только 2 воспитателя) на территории детдома и только наведывался на поле, чтобы пересчитать нас по головам (все ли живы, не потерялся ли кто в лесу и т.д.).
Работа шла на совесть. Каждый день вече¬ром бригадиры на общей линейке отчитывались о проделанной работе, и отмечали, кто шел впереди, кто отставал и почему. Такой порядок исклю¬чал всякую возможность отлынивать от работы. Каждый человек, каждая бригада отчитывалась перед коллективом на вечерней линейке и получала задание на следующий день. Пололи картофель руками, не применяя тяп¬ки, чтобы вырвать с корнем сорняки. Потом огребали кусты тяпками на 1-й раз. А через 5-6 дней окучивали ряды сплошняком, оставляя только макуш¬ку куста. Поле было красивым и чистым до самой уборки урожая. И, конечно, урожай был отменным. Так до сенокосной поры мы успевали прополоть все овощи, злаковые культуры и на два раза окучить вручную картофель. На зиму мы обеспечивали себя картофелем и овощами полностью.
Если в первую половину лета у нас был дневной отдых - “тихий час”, то во время сенокосной поры всякий отдых, тем более дневной сон, отменял¬ся. Нужно было поспеть в погожие дни заготовить сено. На сенокос выхо¬дили дружно все. Косари (это воспитатели, работники подсобного хозяй¬ства, несколько человек 6-го класса) уходили рано, где-то в 6 часов утра. Косили с утра и до позднего вечера. Готовую кошенину ворошили первоклассники и второклашки. 3-4-е классы гребли сено с утра и допоздна, пока оно “шумит”, т.е. пока не упадет роса. 5-е классы вместе с несколькими ра¬бочими подсобного хозяйства стоговали сено.  В работе в виде тягла были только два наших вола. Все же остальное делалось вручную. Сенокосные угодья нам выделял соседний колхоз “Рассвет”. За это мы обязаны были половину убранного сена отдать колхозу, т.е. работали с “половья”. По¬ловина - детдому, половина - колхозу. Очень утомительно было в сено¬косную страду. Солнышко жарит сверху, колет босые ноги жесткая стерня после скошенной травы, руки в мозолях от граблей. Вся-то одежонка - это трусы. Голое тело за покос обгорало до пузырей, они лопались, обсыхали, кожа сходила лоскутами и снова обгорала под палящим солнцем. Так, бывало, 2-3 раза облезала загоревшая кожа с каждого из нас.
Воды нет. Хорошо, где случится ручеек, так можно напиться из него вволю. Но не на каждом участке был такой счастливый ручеек. Жара и жажда утомляет пуще, чем голод. Поля располагались в радиусе 8-10 км. Сразу после завтрака отправлялись пешком на поле, пока дойдешь, нужно уже вплотную работать, т.к. роса уже сошла, сено “шумит”, а значит готово. Нужно успеть сгрести как можно больше, чтобы обеспечить работу мет¬чикам, что стогуют сено. Обеденного перерыва не было. Да и обед нам ник¬то не только не привозил (было не на чем его везти в поле), а даже почему-то не давали с собой хлеба, той самой “пайки”, 200 г, что причиталась нам на обед. Спасала трава в околках: пучки, пеканки, саранки, щавель - все это ели мы, что называется, от пуза, сколько влезет.
Как только упадет вечерняя роса, мы собирались в обратный путь, т.е. домой, на дачу, где ждал нас в столовой обед и ужин сразу. Бывало, за вечерней “трапезой” некоторые засыпали прямо за столом, утомленные трудом на солнцепеке. Так как сенокосная пора была самым ответственным моментом в летнем труде, то организовать его приезжала из города (где шли ремонтные работы) сама директриса Ходакова Анна Матвеевна. Мы очень не любили, когда она приезжала. Без нее как-то было лучше, проще, ритмичнее работалось. Она же требовала, чтобы после ра¬боты мы шли непременно с громкой песней после трудового дня.
Прошло уж где-то 45 лет с той сенокосной поры, а я с содроганием вспоминаю эти “авралы” директрисы. И никак до сих пор не укладывается в моей голове та дикость, когда требовалось громко и бодро петь, возвращаясь натощак после такой утомительной работы на покосе, когда весь день проведешь на ногах под солнцем без питья и еды практически (трава не в счет) до самого позднего вечера. Какие песни, когда едва передвигаются от усталости и голода ноги, исколотые стерней, болят руки от мозолей, пыла¬ет все тело, обожженное солнцем?! А ведь знали порядок - пели-таки. Прав¬да, пение получалось какое-то заунывное, а не бодрое, как того требовала директриса. Иногда ей на ум приходило развернуть назад детей, которые так тоскливо пели. Тогда мы поджидали всех отставших товарищей, дого¬варивались, что будем петь, чтобы “хор” получился, и снова с песней пле¬лись на дачу.
Придирчивая директриса восклицала: “Вы что, 3 дня не ели, что ли? Почему плохо поете. У меня чтоб все пели дружно, как у Макарен¬ко!” и т.д. Макаренко мы все знали и почитали очень. Зачитывались “Педагогической поэмой”, “Флагами на башнях”. Но вот такое дикое (друго¬го слова не могу подобрать даже сейчас) применение наследия великого педагога и мыслителя, что практиковала наша директриса, мы никак не могли понять. И однажды, когда она завернула нас в третий раз по причи¬не нестройного пения, мы не выдержали - забастовали. Решили спать на мостике, у ручья, т.к. уже не было сил терпеть это издевательство, хотелось отдыхать. Прижались мы друг к другу поплотнее, чтоб не было холодно, сели прямо на обочину дорожки. Кто плакал молча, кто ворчал, проклиная жестокость директрисы, а кто-то запел:
                “Горит костер дрожащим пламенем,
                Там беспризорные сидят,
                Они ведут о том беседу,
                Как будут дальше проживать... ”
Эту невеселую песню подхватили все. Как-то незаметно дружно она пол¬ностью захватила поющих о горькой сиротской доле. Выразительно, вызы¬вающе эту песню сменила другая:
“В лесу, при долине, громко пел соловей...”
Теперь уж наши песни было хорошо слышны не только на нашей даче директрисе, но и на даче глухонемых и всем, кто жил тогда в Куташове. Не знаю почему, но директриса, видно, поняла наш бунт, и послала за нами посыльного, чтобы мы шли домой. В тот поздний вечер мы не пошли в сто¬ловую (есть уже не хотелось), только бы добраться до постели, забыться сном, на другое не было никаких сил. После нашего песенного бунта директриса перестала возвращать нас с дачи, но пение все же не отменила, а мирилась с тем, какое мы ее преподно¬сили. Она же все равно отпускала свои замечания по поводу нашего пе¬ния.
Из рассказанного выше, вы уже имеете представле¬ние о характере нашей директрисы. Остается добавить, что она нередко и рукоприкладствовала, наказывая за различные нарушения, лишением пищи или устраивала линейки, как она выражалась, “накладывала арест” на всех. За одного кого-нибудь провинившегося смирно должны были сто¬ять на линейке, молча, все дети часа 3-4, а случалось, и больше. Не в пример директрисе, все воспитатели и другие работники были добры к нам, никог¬да не обижали, учили добру, честности, справедливости, подавали сами пример нам в этом и труде, за что им всем низкий поклон и большое спаси¬бо!
Читая эти строки, многие мои друзья-товарищи просили добавить еще, что, хоть и жесткой была наша директриса, но они на нее зла не держат. Не в обиде за то, что было. Что я и делаю по их настоятельной просьбе. Ее поз¬же сняли с работы, судили даже, и она переехала в Новосибирск. Многим выпускникам детдома Анна Матвеевна помогла потом определиться в жиз¬ни, устроиться на работу. Принимала всех у себя в Новосибирске, кто заез¬жал к ней. По семейной традиции многие из выпускников детдома вместе с ней отмечали праздники в ее новосибирской квартире. И тогда в праздничные дни застолья, в открытые окна из квартиры бывшей директрисы был слышен стройный хор собравшихся выпускников. Пели отменно, от души, что называется на 2-3 голоса. Каждый голос вел грамотно свою партию, и прохожие останавливались, чтобы дослушать песни до конца. А кто был посмелее, даже спрашивал: “Откуда приехали артисты, и когда и где бу¬дут выступать?” А песен мы знали много - и минорных, и мажорных, и народных, и классических. Ведь руководителем хора у нас с 1947 года ра¬ботала Эди Петровна, известный в Томске специалист по вокалу и хору, окончившая Варшавскую консерваторию.
   Она дала нам крепкие понятия по части грамотного исполнения музыкальных произведений разного ха¬рактера. Сама сочиняла музыку и слова к песням, работала с хором и соли¬стами, их было много: Катя Машкова, Алла Бржезицкая, Оля Матвеева, Света Лязгина, Галина Роковская, Нина Савичевская, Катя Сокова, Ти¬мофеев и др. Эди Петровна мастерски работала с хором, солистами, дуэта¬ми, трио, квартетам. Хор в детдоме был 4-голосный. Занятия хоровые нам нравились. С песней мы дружим и по сей день. И собираясь вместе сейчас, мы непременно поем - этого требует теперь душа. А петь от души, от сердца - это совсем другое дело, и пение получается интересным, соответствую¬щим настроению поющих и характеру произведения и настроения. Какие бы песни ни пели, собираясь вместе, начинаем с той, какую разучили с Эди Петровной:
                “Дует ветер молодо во все края,
                До свидания, школьная скамья!
                Впереди дороги, встреч веселых много,
                Новые хорошие друзья!
                Не грусти, не грусти, песню пой, песню пой!
                Песню пой, жизнь хороша, друг мой!
                Слышишь, сердце говорит:
                Впереди простор открыт,
                Крылатый ветер путевой!.. ”

Песня получится стройной, артистичной, если она поется от души, от сердца. И это узнали мы от Эди Петровны. Нужен эмоциональный настрой, жить тем, о чем поешь. Это уже позже, где-то с 1946 года.
Многие из моих товарищей продолжили свое музыкальное образование в специальных учебных заведениях. Это выпускники Томского музы¬кального училища Рита Савельева, Миша Черепанов, другие окончили “культпросвет”, а многие стали постоянными участниками художествен¬ной самодеятельности на своих производствах, получив образование по раз¬ным специальностям. Это: Тамара Казак, Маша Вострецова, Оля Кабако¬ва и др. С 1945 года в детдоме был кружок духового оркестра, которым руково¬дил Исай Вениаминович. Очень практичный, интеллигентный, знающий и любящий свое дело человек.
Все праздники в детдоме, спортивные парады, танцевальные вечера обслуживались доморощенными музыкантами. Часто наш духовой оркестр выступал на смотрах художественной самодеятельности в Томске, на избирательных участках и т.д. Репертуар оркестра был обширный и разнообразный. Были и свои баянисты-любители, что учились в топографическом техникуме: Костя Шубкин, Тимченко. Кстати, ежедневная утренняя заряд¬ка шла тоже под музыку, ее обеспечивала Рита Савельева. Одаренная при¬родой, не знающая тогда ни одной ноты, она на слух могла точно воспро¬извести любую мелодию хоть на баяне, хоть на фортепьяно. Позже она окон¬чила музыкальное училище. Владела игрой на баяне, аккордеоне, форте¬пьяно, скрипке.
 Всю жизнь (одной строкой в трудовой книжке) она прора¬ботала преподавателем музыки и пения в одной из школ на станции Обь Новосибирской области. О Рите Савельевой следует рассказать подробнее. В 1943 году она была переведена из детдома Новосибирской области в наш 9-й детдом, на перевоспитание, т.к. отличалась особой недисциплиниро¬ванностью, была среди сверстников предводителем всех раскованных пред¬приятий. Как отчаянный мальчишка, она лазала по кедрам, пробовала ку¬рить сухой лист, заставляла это делать других, отменно дралась с обидчи¬ками. И ее побаивались не только дети, но и директриса. В новосибирском детдоме она швырнула на стол директора дохлую крысу в знак какого-то протеста - словом, целый набор различных нарушений, что скрупулезно было изложено в отрицательной характеристике на Риту из Новосибирско¬го детдома. К тому же по причине плохого зрения, недостатка учебников и бумаги она плохо успевала по всем предметам.
 Учение давалось ей с тру¬дом. Я дружила с Ритой с того самого 1943 года, сидела с ней за одной партой (она сама меня выбрала) все время, пока мы не окончили семилетку. Рита теперь упорно занималась, наверстывая упущенное. Потом пути наши ра¬зошлись: она выбрала музыкальное училище, я же пошла в педагогичес¬кое. Но связь с ней, дружбу мы сохранили на всю жизнь. Дружат теперь наши дочери. Даже позже, будучи взрослой, Рита никогда не вспоминала о “героическом” прошлом из жизни в новосибирском детдоме. Видимо, все, что было там, ей хотелось забыть и вычеркнуть из памяти, как кошмарный сон, навсегда. Но так ведь не бывает. Человеческая память тем и знаменательна, что помнит все: и хорошее, и плохое. Но как бы то там ни было, мы старались (и нам это удавалось) не напоминать о том, что неприятно това¬рищу.
 По-своему, по-детски, мы с участием относились к Рите, помогали ей учиться. Читали статьи по истории, географии и другим устным предметам, которые она не могла прочесть по причине своего слабого зрения, а очков у нее не было до 1947 года. Решали задачи, доучивали стихи по школь¬ной программе, но при этом делали так, чтобы она не почувствовала свое¬го физического недостатка. Случайное напоминание ей о слабом зрении приводило ее в настоящее бешенство, и тогда плохо было тому, кто ненароком напоминал ей об этом. Не напоминали ей и о ее “боевом” прошлом, чего она сама теперь так стыдилась... И сейчас для нас это запрещенная тема, раз она неприятна самой Рите. Мы совсем мало знаем о ее “подвигах” в Новосибирском детдоме, разве только то, что описано в характеристике на Риту, когда она поступила в 9-й детдом.
Пользуясь случаем, хочу обратиться к родителям и всем тем, кто стоит у истоков воспитания и обучения детей: берегите детские души от всего, что напоминает им о каких-то неблаговидных поступках их самих и близких. Это неприятно и больно для них. Побольше внимания, доброты, такта и терпения во всем, что касается воспитания и становления характера. Каж¬дый ребенок хочет быть хорошим, но не всем это удается сразу. Реже, а луч¬ше никогда не напоминайте о промахах. Вот тогда успех в воспитании обес¬печен. В этом я убедилась, воспитываясь в детдоме, позже работая с детьми в детсаду и школе. Коллектив сотрудников детдома и воспитанников ока¬зался на высоте решения тех задач, которые стояли перед ними. Ведь благо¬даря им, их бережному отношению к детям из таких, как Рита, и ей подоб¬ных выросли надежные хорошие люди, отличные специалисты своего дела.
А ведь (чего греха таить!) ой как непросто было с нами, такими разными, ершистыми, с виду грубыми и неуправляемыми, порой ранимыми, но отзывчивыми на добро и ласку. Низкий поклон, благодарность и вечная память всем, кто работал с детьми в детдоме № 9! Именно им мы обязаны тем, что не потерялись в жизни, выбрали верную дорогу и стали людьми. Их преданность своему делу, любовь к детям дали благодатную почву для здоровых всходов.
Не только воспитатели, но все, кто работал в детдоме: повара, кастелянша, кладовщик, прачка - все, кроме своей работы, были причастны к нашему воспитанию. Были больше положительные моменты, хотя встречалось и обратное. Но мы умели еще тогда, в детстве, отличать первое от второго. С уважением относились к настоящему труду обслуживающего персонала, к ним самим, и не пропускали случая посчитаться (рас¬считаться) с теми, кто не заслуживал нашего уважения. Таких было мало. И они работали недолго, не приживались в нашем дружном коллективе, уходили.
Помню, как-то в годы войны, недолго работал у нас кладовщиком Анатолий Ефимович, хитрый такой, прижимистый, жуликоватый. Сэкономлен¬ное им от нашего скудного пайка он порой уносил в своей сумке домой. Это приметили дежурные девочки. За это мы невзлюбили кладовщика и про¬звала Мусье.
И наоборот, помним нашу прачку тетю Надю Гулину, сгорбившуюся над корытом с мыльной пеной, где она стирала для нас белье. Никаких стиральных машин тогда не была. Но тетя Надя ежедневно приходила в детдом, затопляла печь, грела котел с водой, стирала, парила белье. Приходи¬ла она рано, уходила поздно. Топлива было недостаточно, мыла катаст¬рофически не хватало. Она экономила и топливо, и мыло, молча, горбясь над корытом с мыльной пеной. Сама готовила щелок, цедила, в нем зама¬чивала белье для следующей стирки. Мы всячески старались помочь ей: при¬носили дрова и уголь, воду, стирали мелкие вещи из пестрой ткани, но бе¬лое она нам не доверяла. Жалела нас и стирала сама. Ритмично двигалась ее рука вдоль стиральной доски, взбивая мыльную пену.  Тетя Надя долгое время - несколько лет - одна стирала белье.
Позже стала работать посменно с тетей Васеной, потом с тетей Паной. А ведь труд этот был нелег¬ким. Нас в детдоме было порой от 120-130 человек. От того, что тете Наде приходилось горбиться над корытом, отстирывая белье, ее фигура была со¬гнута, словно коромысло. Тетю Надю, молчаливую, трудолюбивую, и мы любили тоже молча. Жалели ее, как могли, помогали, как умели, часто забегали в прачечную, чтобы только поздороваться с ней.
Мыло для стирки тетя Надя получала у кладовщика Анатолия Ефремовича. Он из бочки наколупывал застывшее жидкое мыло, черное, как де¬готь, взвешивал на больших весах, в которых тетя Надя ничего не понима¬ла. Она была безграмотной. Но мы-то видели, что он бессовестно недове¬шивает. На стирку шло много мыла. Было все из белой бязи: попробуй — постирай его на руках. И вот однажды, когда мы чистили картошку в под¬собном помещении, что находилось рядом с кладовкой Анатолия Ефремо¬вича, тетя Надя пришла получать мыло для стирки белья. Анатолий Ефре¬мович, встретив ее неприветливо, не хотел давать ей мыла, т.к. она якобы уже выбрала норму. Тете Наде нужно было упрашивать кладовщика, но она забыла, как его зовут.
Она подошла к нам. “Девчонки, как его зовут - то?” - окая, спросила тетя Надя. Мы переглянулись и, моментально решив хоть как-то разделаться за себя и за тетю Надю с нечестным человеком, ска¬зали, что зовут кладовщика Мусье, а не Анатолий Ефремович. Ничего не подозревая, тетя Надя стала упрашивать кладовщика отпустить ей мыла, на все лады повторяя его прозвище Мусье. Взрывом хохота сопровождали мы каждую реплику тети Нади, где она, обращаясь к кладовщику, назы¬вая его Мусье. Чтобы не слышать своей клички, кладовщик с ворчаньем отвесил ей мыла.
Долго еще в наших импровизированных концертах, что разыгрывались в спальне, среди своих, без постороннего глаза, пользовались большим успехом сценка “Мусье и тетя Надя”. Роль тети Нади и Мусье в одном лице исполняла Галя Ходакова, признанный среди нас юморист и пародист.  Точно воспроизводя голос, мимику, интонацию и особенности  действующих лиц.
- Мусье, у меня мыло кончилось, - сильно окая, подражая тете Наде, говорила Галя.
- Я узе вам давал. Вы узе все получили,- скороговоркой продолжала Галя, очень похожей на А.Е.
- Мусье, а, Мусье, ну хоть немного...
- Вы тгатите, совсем не бережете мыло, доложу директору.
- Я что, на хлеб мажу, что ли, твое мыло, Мусье…  И так далее.

Взрывом хохота встречали мы каждую реплику Гали, так похоже она воспроизводила картинку, коей мы сами были свидетелями. При всем том сама оставалась очень серьезной, перевоплощаясь в героев, которых изображала. У Гали, несомненно, был к этому талант. На официальных вечерах в детдоме она прекрасно изображала сатирических героев, выступала с юмористическими стихами до того мастерски и неподдельно, что, пожалуй, ни¬кому больше из наших не удавалось это сделать, хотя мы все почти любили быть артистами, участвуя в самодеятельных концертах. Жаль, что Гале не привелось в дальнейшем развить столь яркий талант пародиста. Ее прежде времени, где-то в 1946 году, выпустили из детдома в швейное ФЗО.
В военные и первые послевоенные годы ФЗО и РУ пополнялись обычно воспитанниками детдомов. Приходила в детдом разнарядка на определенное количество детей, коих необходимо было послать в такое-то РУ. Никому не хотелось попасть в список выпускников в РУ. Но нужного количества детей катастрофически не хватало по той простой причине, что детей такого возраста, который требовался для отправки в РУ, в детдоме не было. Тогда добавляли по году- другому (ведь точной даты рождения мы не знали) и набирали нуж¬ную группу для РУ.
Многие из моих сверстников помнят этот механизм при¬бавки лет. Тех, на кого выпала доля быть выпущенными, вели в мединсти¬тут на экспертизу, якобы для установления возраста. Их взвешивали и из¬меряли, на глазок ставили год рождения, выдавалось новое (“повторное”) свидетельство о рождении. А выглядели мы все почти одинаково внешне: и 12-13-летние, и даже 14-летние. Отставали в росте, весе и физическом разви¬тии, одинаково стриженные наголо, одинаково одетые...
Целым горем была для нас каждая новая весть о том, что кому-то нужно было готовиться в РУ, потому что многие из ранее отправленных туда сбегали, попадали в сомнительные компании, терялись, пропадали без вести. Некоторые пошли по скользкой дорожке преступности. И никому из нас не хотелось оказаться на их месте. И конечно, счастливчиками были те, кому удавалось в детдоме закончить семилетку, дожить в детдоме до 14-15 лет. Вот такие не терялись в жизни, им же не по 12-13 лет. Это как раз тот воз¬раст, когда под ударами судьбы не каждому удавалось устоять на ногах, уберечься от соблазнов и дурного влияния. А в целом, все, кто был выпущен в РУ, были хорошими девчатами и ребятами, но только в трудную минуту им некому было помочь ни советом, ни материально. И детдом не располагал такими возможностями. Места детей отправленных в РУ заполнялись новыми сиротами. Война продолжалась, а, следовательно, и в нашем полку прибывало.
Каждую партию отправленных в РУ мы оплакивали, словно провожа¬ли покойников. И на то были, повторяю, дорогой читатель, веские основания. Во-первых, жаль было расставаться, во-вторых, не хотелось терять та¬ких близких и верных друзей, что стали родными в детдоме. И, конечно, по взрослому переживали за их дальнейшую судьбу, уготованную кем-то свы¬ше, против их воли и выбора. Немногим нашим, отправленным в РУ, по¬везло в жизни. Но те, что выдержали испытания, выпавшие на их долю в РУ, общежитиях, стали настоящими мастерами, лучшими производствен¬никами, которыми гордятся заводские и фабричные коллективы. Это Аня Цицина, Зина Мясоедова, Маша Мещанская, Кузьма Узелтиков, Лида Талаева, Оля Мошкина и др. Все они, как правило, отработали на одном месте, куда пришли из РУ и ФЗО, т.е. имеют одну строчку в трудовой книжке. Были и такие, кто окончил РУ, работали на заводе и мечтали учиться и учились дальше даже тогда, когда, казалось, было невозможно: не было свободного времени, ни средств для продолжения учебы. Тогда выручала взаимовыручка, наше детдомовское братство.
Вот пример того, о чем шла речь выше. В начале войны были выпущены из детдома Валя Серебрякова (Бряка) и Гутя Максимова. Валя работала на хлебозаводе, Гутя на заводе и продолжала учиться в вечерней школе. Они где-то вместе снимали комнатушку, питались вместе. Все расходы на нехитрые обновки делили поровну. Между ними был заключен устный до¬говор. Пока Гутя училась в институте, в Кемерове, Валя, продолжавшая работать на хлебозаводе, платила за квартиру, куда Гутя приезжала на каникулы, помогала ей деньгами. Вели одно хозяйство на двоих. Расходы их, соответственно доходам, были скромными. Покупалась только одежда и обувь, крайне необходимое. Экономилось на всем, даже на питании.       Окончив институт, Гутя получила направление в Томск. Теперь она работала в качестве инженера на трикотажной фабрике, позже директором фабрики, и помогала Вале, которая наконец пошла учится в медицинское училище, о чем мечтала с детства. В 27 лет Валя окончила медицинское учи¬лище, одновременно посещая студию классического танца при Доме профсоюзов. Многие томичи видели и знают Валю как прекрасного мастера, исполнителя различных танцев. Теперь она уже учит танцу детей, продол¬жая работать медсестрой в Штаммовском институте. Гутя же долгое время работала директором Томской трикотажной фабрики. Вот так, помогая бескорыстно друг другу, верные данному слову (без расписок и юристов), Гутя и Валя смогли выбрать правильный, но далеко не легкий путь в жиз¬ни. Восхищаюсь вами, мои старшие сестрицы, и горжусь тем, что я знакома с вами лично, что жила в том детдоме, где раньше воспитывались и вы.
Нам абсолютно ничего не было известно в детдоме о половом воспитании. Мальчиков мы боялись, называли их баранами. Они, в свою очередь, называли нас козами. В лучшем случае называли представителей проти¬воположного пола по фамилиям, поэтому имен многих мальчиков я сейчас не помню. Только фамилии. Постоянная рознь между девочками и мальчи¬ками, пронизывавшая всю жизнь в те годы в детдоме, сказалась отрица¬тельно на формировании дружного коллектива в детдоме и дальнейшей нашей жизни.  К тому же и школы в годы войны были раздельными (мужские и женские) - все это деформировало общепринятые понятия и традиции. У нас, например, считалось верхом геройства нахамить человеку только за то, что он является представителем противоположного пола и пригласил на танец.
Когда нас (сразу 12 человек) выпустили из детдома в общежитие педагогического училища на самостоятельную жизнь, то поселили в одну ком¬нату, где мы продолжали жить по неписаным законам детдома. На вечерах в педучилище мы танцевали только друг с другом, грубо, с насмешками отказывали молодым людям, кто отчаивался вдруг пригласить кого-нибудь из нас на танец. А после случая, когда мы в буквальном смысле нахамили студентам соседнего техникума, зашедшим к нам в комнату на новогодний огонек (по традиции, идущей из детдома, у нас была в комнате нарядная маленькая елочка), нас и вовсе все студенты обходили стороной, называли монашками и дурами.
А мы еще и гордились этим. Стыдно вспомнить все это, но от фактов никуда не уйдешь. Именно поэтому (так мы считаем) многим в жизни, как говорится, не повезло. Распались семьи, не сумели сделать правильного выбора, не смогли вовремя ответить на искреннее предложение и т.д.
Сегодня порой излишне много говорят о сексе, показывают эротику, различных “мисс” и прочее. Я же, вспоминая свое поколение и наши ошиб¬ки, связанные с ущербностью полового воспитания, теперь еще как педагог скажу следующее по этому поводу. Не нужно “изобретать велосипед” - он давно имеется. Стоит только обратиться к истокам морали наших пред¬ков, когда дети прислушивались к мнению родителей и близких (ведь у них жизненный опыт), когда брачные союзы освящались церковью. Недаром говорится, что “браки совершаются на небесах”. Именно одним из важных моментов заключения брачного союза является то, под какой звездой, ка¬ким знаком рожден человек - это объективный закон природы, который неведом  был нам, нашим детям.
Слава Богу, хоть внуки имеют теперь возможность приобщиться к старине, имея понятие о небесных светилах, гороскопе, совместимости и несовместимости характеров людей, рожденных под разными знаками. Мы толь¬ко сейчас возвращаемся к тому духовному богатству, что было накоплено человечеством, несправедливо разрушено, растоптано и забыто. Во всем, тем более в половом воспитании, нужна мера. Она четко сформулирована в морали, по которой жили наши предки, которую охраняла и проповедовала православная церковь многие века.
Вот такие мысли и суждения занимают меня и других, кто воспитывался в детдоме и лишен был доброго совета близких людей на первых порах самостоятельной жизни. Выпускники детдомов трудно адаптируются в трудовых коллективах по причине прямолинейного характера и недостаточного житейского опы¬та. Да и откуда ему, опыту, взяться? Ведь из детдома, обычно, выпускают¬ся в 15-16 лет. А в годы войны выпускали в 13-14 лет. И жили мы в детдоме изолированно как-то от общества. В своем малень¬ком коллективе, словно в коммуне со своими традициями, честными и от¬крытыми.
В годы войны, когда было особенно трудно с государственным продовольствием (1943 г.), нам на каждого выдавали хлеб, соль, сколько-то грам¬мов овсянки, растительного масла и немного сахара. Картофель, капусту, морковь мы выращивали сами в Куташове на всю зиму. Но, как и в любом хозяйстве, к весне запасы приходили к концу. Так вот, весной особенно го¬лодно бывало. Суп с капустой, приправленный немного овсянкой, на вто¬рое - капуста тушеная, вечером — опять мороженая капуста, тушенная на воде, чуть приправленная растительным маслом. Картофель берегли на семена. За такое частое повторение капусты в наших блюдах мы прозвали ее “стахановкой”. “Стахановку” готовили, шинкуя капусту, кочерыжки и зеленый лист, нужно было экономить. Ведь и запасы капусты к весне приходили к концу. Все наши мысли в том, голодном 1943 году были о пище. О ней говорили, ложась спать, а подымаясь по утрам, снова думали о еде. Вспоминали блюда, какими нас кормили до войны, складывали песни опять же о ней, о еде. Очень хотелось всегда есть. Отходов от стола никаких не было. Все съедалось дочиста и быстро. Корчаги облизывались, а бачок, в котором варили, выскабливался до блеска. Мы занимали очередь, чтобы выскоблить и вымыть бачок.
Помню до сих пор автора шуточной бесконечной песни о еде. Миша Черепанов, что позже закончил музыкальное училище и институт военных дирижеров, в детстве, в 1943 году сочинил песню-шутку и дирижировал хором мальчиков, который ее исполнял. Гуценко (по кличке Гусь) тоненько с упоением, закатывал глаза, начинал: “Суп-суп-суп...” Хор дружно подхватывал: “Каша, каша, каша, каша, каша...” И опять те же слова для запева, и тот же повтор. Песня эта была шуткой. Миша был непревзойденным мастером всех веселых мероприятий, сочинял куплеты, стихи. Мастерски их рассказывал. Его шутки помогали скрасить трудные наши будни. Смышленый, талантливый мальчишка прекрасно рисовал с натуры. Был незаменимым помощником Клавдии Александровны в оформлении дет¬дома, и его берегли, не отдавали в РУ. Так он закончил семилетку, пошел учиться в 8-й класс. Но тут его словно какая-то “муха укусила”, не захотел дальше учиться, оброс двойками. Вместо учебников носил с собой “Спра¬вочник шофера”, читал его и перечитывал, готовясь стать водителем.
Директриса по-своему, сурово и мудро расправилась с Мишиной затеей. Раз не хочешь учиться, иди паси скот в Куташово. Миша и тут не уны¬вал. Исправно вставал рано, гнал скот на луга, а поздно возвращаясь к отбою, в спальне балагурил,           Я окончил курс науки,
                Сдал экзамен в пастухи,
                Взял полено в обе руки,
                И повел коров пасти... ”

Перед сном он еще успевал подирижировать хору мальчиков, лежащих в постелях и исполняющих его бесконечную песню “Суп-каша...” Но уста¬лость брала свое, и все засыпали.
Так, проработав весну и лето пастухом, Миша распрощался навсегда со “Справочником шофера”, сдал экзамен в музыкальное училище. Успеш¬но закончил его, а позже - и институт военных дирижеров в Москве. Прослужил Миша в музыкальном взводе Советской Армии 25 лет, не раз был за границей, но часто приезжал в Томск, город своей юности, в детдом и Куташовку, где в годы войны пас коров, пилил дрова, бегал купаться на речку.
Босоногое, полуголодное военное детство, - незабываемая, но милая пора! Больше всего из своего детства мы любили Куташовку, где жили летом, отогреваясь на солнце после зимней стужи в Томске. В деревне к скуд¬ному военному пайку в нашем распоряжении были дары природы: пучки, щавель, саранки, ландыши, ягоды и орехи. Здесь мы не чувствовали голо¬да, даже поправлялись. Блаженствовали, купаясь в чистой воде на Ушайке после трудового дня.
Купались даже поздней осенью, когда копали картофель, в период “бабьего лета”. Холодная вода обжигала тело, захватывала дух - это было похоже на долгое прощание с летом, речкой, дачей до следующего лета. Сушились и обогревались у костра, в котором пеклась картошка. Костер “от¬дыхал” только ночью, как и мы, натрудившиеся. Днем же, наш добрый костер “работал”, ярко горели угли, пахло дымом и печеной картошкой на всю окрестность милой Куташовки. Я и сегодня ясно вижу тот добрый костер, осязаю божественный его аромат, густо сдобренный запахом печеной картошки. Вижу лица моих друзей, слышу их голоса.

                Горячую, рассыпчатую, вкусную картошку,
                Запеченную у костра в золе,
                Предпочитали самым лучшим блюдам,
                Какие есть на всей земле.
                Без соли и без хлеба ели,
                Порою, сидя прямо у костра,
                Мы слаженно, негромко пели...
                Была чудесная пора!
                По праздникам теперь пеку в печи картошку,
                И отвожу почетное ей место на столе.
                Она, как память мне о детстве,
                О милой и незабываемой поре!
                Давно мы разлетелись из нашего уютного гнезда.
                Но дым костра, печеная картошка,
                Друзья, товарищи по детству
                Со мной остались в жизни навсегда!

Долгое время заведующей подсобного хозяйства была в Куташове Королькова Капитолина Михайловна. Грамотный интеллигентный человек, проучившаяся в мединституте 6 лет, но так и не ставшая врачом по той причине, что в 1937 году репрессировали ее мужа и расстреляли. Ее же отправили в Мариинск, в женский лагерь, как жену врага народа, где она пробыла 8 лет. Ее дочка Людмила была сначала в 2-м детдоме, потом в 9-м. Ляле (так мы звали Людмилу) было 3 года, когда ее определили в дет¬дом. Так получилось, что мне пришлось быть с Лялей с одной группе во 2-м детдоме и в 9-м. Вместе с ней из 2-го детдома в 9-й “кочевал” огромный сундук с добром, где было множество детских платьев, белья, бантиков, во¬ротничков, платочков, фартучков, шапочек, белая меховая шубка, красивое стеганое из бирюзового шелка одеяло, подушка и др.
 Ляля жила в дет¬доме, но носила одежду, сшитую и украшенную заботливыми руками сво¬ей матери. Уместно сказать, что все, что было в сундуке, Капитолина Ми¬хайловна сделала своими руками. Удивительные по своему художественному исполнению, неповторимые и красивые вышивки, мережки, кружева украшали наряды Ляли - предмет нашей тайной зависти. Капитолина Михайловна умело руководила нашим хозяйством. Знала сроки и время различных сельхозработ, какие мы выполняли под ее руководством, осо¬бенно в осенний период.
Немногие  помнят о том времени, когда в годы войны, занятия в школе начинались с 1 октября (для учащихся 5-10-х классов). Мне же пришлось всего один год заниматься с 1 октября (это 1944-45 г.). В эту осень мы до 1 октября жили в Куташове. Сначала заготавливали и сушили опята, которых было море в нашем лесу. Мальчики заготавливали дрова, хворост, пасли скот, потом копали картофель, убирали морковь, капусту.
Всего под началом Капитолины Михайловны было где-то 45 детей. Она одна очень просто управлялась с нами. Никогда не повышала голоса. Да¬вала заданию на день и только вечером проверяла его выполнение, следи¬ла, как мы укладывались на ночь, проверяла, все ли на месте. В остальном, нам была дана полная самостоятельность. Никто не подгонял нас в работе, не было необходимости. Потому, как никому и в голову не приходило сачковать. Мы привыкли к труду с раннего детства, а тут нам, как взрослым, (в 11-12 лет) доверили работать самостоятельно на уборке урожая 1944 года.
На работу выходили, лишь рассветает, еще до завтрака. На траве иней, утро по-осеннему холодное, солнце еще не обогрело землю, а мы уже в поле. Ходили босиком, на себя натягивали старые пальтишки (без рукавов, во¬ротников) из тех, что давно списали, но не выбросили. Они пригодились осенью во время копки картофеля. На ноги нам выдали старые калоши, но они были велики, хлопали по босым пяткам, набивая мозоли. В них насыпалась земля, было неудобно ходить. Поэтому мы шли по полю босиком, благо, некому было требовать, чтобы мы непременно обулись.
А как обогревало солнышко, то и мы чувствовали тепло земли босыми ногами. Во время работы было даже жарко, скидывали свои драные пальтишки, и, что называется, без перекура работали до тех пор, пока не стем¬неет. Прерывали работу только на время приема пищи. Копали картофель в любую погоду: и в ведро, и в дождь. В стороне где-нибудь горел наш спаситель-костер. Около него обогревались, когда усиливался дождь. Спали на свежей соломе, подушки были набиты тоже соломой, укрывались теми же пальтишками, в которых ходили на работу. В повседневное однообразие сельхозработ мы вносили элементы детской выдумки, что помогали нам скоротать длинный рабочий день.
Например, с утра мы договаривались, что все, что нужно нам будет сказать друг другу в процессе работы, будем петь. Мелодию к своей неприду¬манной “арии” каждый выбирал по своему вкусу из знакомых песен. По¬лучалось длинная своеобразная “опера”.
          1-й:   Дай, лопатку подкопать, подкопать,
                Чтоб картошечку достать, да достать...
              2-й:   На, лопатку, подкопай, да назад ее отдай...
              3-й: Ой, смотри, что я нашла…
(показывает всем картофелину удивительной формы).
                Как похоже на козла…
Не припомню всех “арий” сейчас, но самодеятельная “опера” продолжалась целый день. Было весело, интересно, работа спорилась, день шел на убыль. Другой день объявлялся днем песен советских композиторов и т.д.
С нами в поле иногда была молодая работница подсобного хозяйства Лида Кипушова. Веселая, озорная, красивая-девушка, лет 16-17. Позже она работала на кухне в детдоме и кладовщиком. Добрая, отзывчивая душа, неутомимая, труженица, умелая в любой крестьянской работе.
Осень 1944 года я вспоминаю с особой теплотой. Она продлила наше общение с природой Куташовки. До этого времени мы видели Куташовку только в летнем наряде. А тогда она нам показалась, славно улыбнулась еще во всей красе осеннего убранства. Яркими, золотыми красками пламенели осиновые колки вокруг наших* полей. Гнулись к земле ветки с аппе¬титными гроздьями калины и рябины. Шумели таинственно сосны, пихты и ели под осенним ветром. А на убранных полях красовались горы выко¬панного картофеля, огромные кочаны капусты и бурты отменной по вели¬чине моркови. Природа дарила нам свою неповторимую красоту и богатство. Сентябрь 1944 года пролетел незаметно, и 1 октября мы пошли в 5-й класс. Шел последний год Отечественной войны.
Еще в 1943 году в детдом пришла работать Борст Конкордия Павлов¬на, первая воспитательница с высшим образованием. Вскоре ее назначили завучем детдома. В этой должности она проработала до 1961 года. Позже работала директором детдома до последних дней своей недолгой жизни.
В детстве мы считали Конкордию Павловну черствым человеком. На ее долю завуча выпала нелегкая задача готовить документы на всех выпус¬кников детдома и на тех, кого отправляли в РУ или трудоустраивали. Обыч¬но именно завуч сопровождала до нового места жительства выпускников из детдома. Воспитатели плакали, прощаясь со своими питомцами. Кон¬кордия Павловна же оставалась внешне спокойна. Мы никогда не видели ее слез, и это утверждало нас в том, что она черствая и безжалостная. Мы были несправедливо грубы с ней.
Но сейчас я вижу все другими глазами. Сколько нужно было иметь ей такта, терпения, чтобы не ответить нам тем же (грубостью). Со всеми равная, строгая, тактичная, терпеливая, аккуратная и последовательная, не¬многословная и интеллигентная, Конкордия Павловна заслуживала наше особое уважение. Она не имела личной жизни. Свою молодость и всю жизнь она подарила нам, детям, отдав ее всю без остатка девятому детскому дому. Конкордия Павловна все годы, кроме прямых своих обязанностей завуча, отвечала за выпуск стенгазеты, которая выходила регулярно и была инте¬ресной, красочно оформлена, содержательна. На общественных началах заведовала библиотекой. Организовывала все дежурство по детдому. Курировала работу детского совета. И первые самостоятельные навыки в общественной работе мы получили именно от Конкордии Павловны. 40 лет она работала в детдоме.
Среди всех воспитателей и других работников детдома всеобщей любо¬вью и непререкаемым авторитетом была наша медсестра Толстоброва (Ефи¬менко) Елизавета Константиновна, пришедшая к нам в детдом в 1943 году. До нее медсестрой работала Мэри. Отчества и фамилии ее не помню (таких людей не воспринимали мы, и в памяти не держали). Зато хорошо помню ее прозвище Жаба. Этакая неприятная особа с претензией выглядеть краси¬во. Она полностью была занята только собой, своей внешностью. Лицо ее, густо напудренное, на губах толстый слой яркой помады, тонкие черные чулки, сквозь которые ясно видны какие-то коросты - все буквально в ее внешности было отталкивающим и вульгарным. От всех болезней, кто бы к ней ни обратился из детей, она лечила черной, дурно пахнущей чесоточной мазью. Словно ничего о медицине она больше не знала, кроме часто бытовавшей в то время чесотки, да еще пробы блюд на кухне. Так и звали мы ее “Проба-Жаба”. Ее не волновали никакие обыденные вопросы, какую воду пьют дети. Пили мы сырую воду с Ушайки.
 Бывало, пойдешь за водой к реке, черпнешь воды, посмотришь в полынью, а там проносит вода то бин¬ты, то остатки гипсовых повязок или еще что-нибудь. Не ведая опасности, таившейся в речной воде, мы пили ее. Часто болели. Целыми партиями ле¬жали наши дети в городской больнице по причине дизентерии, диспепсии, кишечных заболеваний и др. Много больных было и изоляторе, и в спаль¬нях. Но к ним и близко не подходила “Проба-Жаба”. Так и лежали боль¬ные, за которыми ухаживали сами дети. Они приносили пищу, питье и ле¬карственные настои, приготовленные из трав Клавдией Александровной Татауровой. Кто поправлялся быстро, а кто продолжал болеть и лежать в спальнях без присмотра медсестры. Кишечные и простудные заболевания среди детей были настоящим бедствием в том 1943 году. Кишечные и про¬студные инфекции в буквальном смысле выводили из строя порой более по¬ловины детей от общего числа воспитанников. Немало было и смертель¬ных случаев. Хоронили прямо из больницы, где умирали дети. Их никто не провожал в последний путь...
В 1943 году я, как и другие дети, часто болела то в детдоме, то попадала в больницу по причине кишечных инфекций. Попала в очередной раз в боль¬ницу, после курса лечения меня выписали оттуда. Пробыла я там больше месяца. Увезли зимой, а выписали весной. Таял снег, текли ручьи, за мной приехала “подвода” (санки), которые тянули вместе две старшие девочки Оля Матвеева и Зина Соловьева. Тянуть санки, особенно в Бакунинскую гору, было непросто. С санок я сойти не могла: не было обуви. Ноги были укрыты одеялом, а Оля с Зиной были обуты в разбитые валенки. Так они шлепали по мокрому снегу и весенним ручейкам, что говорливо и дружно текли по всему пути следования от больницы, что на Московском тракте, и до самого детдома. Общественного транспорта в ту пору в Томске не было. Не было транспорта и в детдоме. Выручали зимой и весной саночки и наши старшие товарищи.

                Тетя Лизочка

Вот в такое неблагоприятное время, когда свирепствовали различные заболевания среди детей, пришла к нам в детдом тетя Лизочка. Молодая двадцатилетняя девушка в скромном ситцевом платьице, так ладно сидевшем на ней, в простеньких парусиновых туфлях и с пышной копной кашта¬новых волос, отливавших золотом. От добрых ее глаз, умелых рук, золотых волос и милых веснушек на лице шел теплый, исцеляющий свет. Ее прикос¬новения, добрые слова участия, внимания лечили, порой, лучше лекарствен¬ных препаратов, которых катастрофически не доставало в трудном сорок третьем году. Тетя Лизочка знала все лекарственные растения, чем богата Томская область, готовила часто сама настои из кровохлебки, подорожни¬ка, сосновой коры и др. Сразу, как только она появилась в нашем детдоме, в вестибюле навсегда прописался установленный на столе огромный, пузатый, трехведерный самовар, наполненный кипяченой водой. Его медные бока были начищены до блеска. Теперь мы пили только кипяченую воду. С дистрофией и кишеч¬ными заболеваниями она справилась легко и просто, наведя везде настоя¬щий санитарный порядок.
Настоящая беда была впереди. После глубокого медицинского осмотра с рентгеном, которого тоже с трудом добилась тетя Лизочка, была выявлена большая группа детей с различными формами туберкулеза. Несколько че¬ловек были с острой формой туберкулеза. Выявлены были неединичные слу¬чаи больных с различными осложнениями после ревматизма и т.д. Что-то около 40 человек с начальной формой туберкулеза были помещены в сана¬торный дом г. Томска. Группа детей с открытой формой туберкулеза была помещена в тубдиспансер, которые оттуда не вернулись больше в детдом, умерли через год. Остальных больных Елизавета Константиновна изоли¬ровала от здоровых, поместив их на даче в Куташове. Сама по утрам по¬ила их парным молоком, кормила, что называется, с ложечки, так как у многих больных был плохой аппетит, лечила подручными средствами и медикаментами, измеряла регулярно температуру.
Хлопот с больными и ослабленными детьми было много, и ей помогала во всем Нюра Цицина, трудолюбивая, аккуратная и веселая девчушка, чем-то очень похожая на тетю Лизочку. Нюра мыла полы, посуду, приносила больным пищу и питье, по¬могала тете Лизочке во время приема других больных, ловко перевязывала наши ссадины и раны под присмотром тети Лизочки. Стирала, кипятила бинты, сушила и гладила их, ловко скатывая после этого в рулончики. Многому научила ее тетя Лизочка, но с очередным набором в РУ ушла наша доморощенная медсестричка на завод. Аккуратная, умелая и привычная к труду, она всю жизнь (одной строкой в трудовой книжке) проработала на одном из заводов г. Томска. Лишалась тетя Лизочка помощницы не по сво¬ей воле, не по своей и Нюра стала не медсестрой, а рабочей. Зато какой!
Теперь все приходилось делать одной тете Лизочке. Правда, несколько полегче стало с медикаментами и перевязочным материалом. Их мы полу¬чали на нужды детдома прямо из аптеки, куда сдавали лекарственное сы¬рье по договору.
А пока, как белка в колесе, крутилась наша тетя Лизочка. Она жила в детдоме, ночевала вместе с больными в изоляторе. Вставала рано, вместе с зорькой. До завтрака и обхода больных (пока мы спали еще) она успевала до поту наработаться на покосе. Все взрослые, даже шестиклассники, летом становились косарями. Как я уже рассказывала выше, сено заготовляли вручную с половья на полях соседнего колхоза “Рассвет”, чтобы было чем прокормить наш скот в долгую предстоящую зиму.
Никто из косарей не мог угнаться за нашей тетей Лизочкой. Ручки она брала широкие, прокосы были чистыми, трава лежала ровно и рядами. Тетя Лиза брала первую ручку, за ней шли остальные, тоже умелые косари. После косьбы тетя Лизочка приходила к нам в изолятор, мокрая от пота и росы. Быстро переодевалась, измеряла температуру, раздавала лекарства, кормила, меняла постельное белье, следила за дневным сном и питанием детей всего детдома. Снова прибегала в изолятор, ведь больные требовали постоянного ухода и внимания. Я не помню, чтобы тетя Лизочка ходила не спеша. Походка ее была быстрой, легкой, она не шла, а, казалось, летела на крыльях. Ведь ей везде нужно было поспеть! Выходных дней у нее не было. Естественно, никто ей и не платил за работу в выходные дни. Часть своего выходного дня она тратила на посещение больных, что лечились в томских больницах. На свои деньги она покупала им молоко, сливочное масло, чтобы дети скорее поправлялись. После таких посещений мы замечали, что тетя Лизочка чем-то расстроена и удручена, и старались предупредить малейшую ее просьбу. Здоровые дети приносили ей свои угощения в виде кедровых шишек, еще незрелых, но вкусных, испеченных в костре, или несколько стебельков земляники с отменно крупными ягодами, или ветку лесной смородины.
   Всем нам очень хотелось чем-нибудь порадовать неутомимую нашу любимицу тетю Лизочку. За угощения тетя Лизочка благодарила детей, но лакомиться ими не спешила, а раздавала слабым детям, что лежали в изоляторе и не имели сил ходить в лес. А когда прозвучат последние сигналы горна, зовущего к отбою, и наш куташовский муравейник затихал до утра, тетя Лизочка снова возвраща¬лась к больным в изолятор, долго рассказывая им на сон грядущий что-нибудь интересное из прочитанного ею. Рассказчиком она была прекрас¬ным, как, впрочем, и косцом, и медсестрой, и человеком. К отдельным про¬изведениям «золотого фонда» русской литературы 19-го века, а также Дик¬кенса и других писателей я приобщилась еще в детстве, через рассказы тети Лизочки. Мы засыпали под ее рассказы и ждали целый день, когда наступит поздний вечер, чтобы снова слушать тетю Лизочку.
Под влиянием тех далеких ночных рассказов я и по сей день испытываю голод по настоящей книге. И профессию выбрала на всю жизнь, связанную с нашей русской и советской литературой. А тогда, в детстве, хотелось боль¬ше знать, уметь, читать, слушать, чтобы хоть чем-то походить на нашу тетю Лизочку.
Вот пишу я сейчас эти строки и думаю, сколько было сил, доброты, уменья, настоящего милосердия у этой молодой девушки, которую мы звали тетей Лизочкой. Нам казалось она необыкновенной, а потому ей вроде и не подходило обычное обращение по имени и отчеству.
Для всех нас она была, есть и останется милой тетей Лизочкой. Со всеми она была равна, добра и благожелательна, но с особым вниманием относилась к больным детям. Я помню, с каким упорством она отстаивала вторую группу больных туберкулезом детей, чтобы их не поместили в тубдиспан¬сер, где уже умерли дети первой группы. Как радовалась она всякому улуч¬шению здоровья детей при очередном медицинском осмотре специалистами. Как неотступно она следовала всем рекомендациям специалистов-врачей, как умела договариваться на очередное обследование, и, не дай бог, про¬пустить его. Все удерживала в своей цепкой и последовательной памяти: и санитарный режим детдома, и питание здоровых детей, и усиленное пита¬ние слабых и больных, и амбулаторные приемы, очередные медицинские осмотры для детей с разными заболеваниями - вот такая беспокойная, от¬ветственная и добрая наша тетя Лизочка. Она знала каждого ребенка, даже малейшее отклонение от здоровья.
У Миши Дмитриева, Вали Лазаревой, Сени нужно следить за глазами и зрением. Рите вовремя выписать очки. У Гали, Вити болят зубы, нужно сводить к зубному врачу. У Нины Толмачевой течет из уха. У Вали осложнение после ревматизма. У Лиды С., Зины Л., Ани Л., Ирочки, Нины Щелкиной и др. - остаточные явления после туберкулеза. И так о каждом из 150 человек. Даже не работая уже в детдоме (она уехала в Первомайское к больному отцу), она помнила про всех нас.
Однажды, будучи в командировке в Томске, а дел у командировочных много своих, она случайно встретила нас на улице и узнала, что теперь мы живем не в детдоме, а самостоятельно, в общежитии педучилища, на сти¬пендию. Среди нас (12 человек) четверо были из тех, кого отстояла и выхо¬дила тетя Лиза в 1943 году от туберкулеза. На свой страх и риск (даже подписала какую-то бумагу) она изолировала больных и вылечила их. Теперь же (а шел 1947 год) студенческая жизнь со всеми ее лишениями могла способствовать новой вспышке старого недуга. Тетя Лизочка, повторяю, будучи в командировке в г. Томске, договорилась с Москвитиной И., извест¬ным специалистом по туберкулезу, чтобы обследовать наших девочек, сама сопровождала их туда и обратно. Все обошлось хорошо.
Казалось, чего в этом особенного? Но стоит только вспомнить, что тетя Лизочка заботилась совершенно о чужих детях, которым ничем не обязана, и совершенно бескорыстно. Она не только не работала теперь, а даже не жила уже в Томске. Вот он - истинный пример милосердия, участия к чу¬жой беде. Помочь делом, а не разглагольствованием о милосердии.
О нашей тете Лизочке всего не расскажешь в коротких воспоминаниях данной повести. О ней достойно написать отдельную книгу. И о том, как она пешком порой, буквально на себе (не было никакого транспорта), с помощью старших девочек, попеременно несла безнадежно больных детей с дачи детдома, что в 12 км от ст. Томск-I), по бездорожью, по колено в глине, под дождем - в любую погоду, чтобы спасти умирающего ребенка. Так было, когда Алю Мошкову укусила гадюка в лесу. Она едва добрела до дачи и лишилась всяких сил. У нее открылась рвота, Аля теряла сознание (яд уже распространился по организму). Так в бессознательном состоянии ее несли на руках попеременно две старшие девочки и тетя Лизочка. В пути они не отдыхали, спешили, сменяясь на ходу. Аля была очень плоха, нога посинела и распухла, она бредила. Как сейчас помню, шел нудный неперестававший дождь (мы называли такой дождь гнилым). Мы знали, какой путь предстояло проделать тете Лизочке с живой ношей. Переживали очень за нее и Алю, часто выглядывая на улицу, заклиная всех Богов, чтобы они помогли тете Лизочке спасти Алю, чтобы перестал этот проклятый дождь, что расквасил дорогу, которая и в хорошую погоду не просыхала, кроме тропинки, в низинах же стояла постоянная вода, заблудшая скотина проваливалась там по брюхо. Как-то провалилась в зыбун лошадь, да так и смогла выбраться. Ее уши только некоторое время торчали из болота...
Но, слава Богу, тетя Лизочка успела вовремя. Из Томска-I вызвала “Скорую”, которая увезла в больницу Алю, где она пробыла целый месяц. Вернулась Аля в детдом бледная, слабенькая, нога ее еще была опухшей, синеватой. Но все обошлось, благодаря самоотверженности тети Лизочки Аля была спасена. Елизавета Константиновна после детдома 20 лет отработала еще в районной больнице с. Первомайского в качестве главной операционной сестры. Преданная своему делу, увлеченная работой, она творила чудеса на своем рабочем месте. Она находила время для семьи и для самодеятельного драмкружка, где была постоянным артистом в течение многих лет). Первомайцы хорошо помнят Елизавету Константиновну и как медсестру, и как артиста драмкружка, и как мать Димы, признанного комсомольского во¬жака - словом, все, кто имел счастье прямо или косвенно быть знакомым с нашей тетей Лизочкой, отмечают ее трудолюбие, эрудицию, скромность, доброту, интеллигентность, увлеченность и верность своей профессии, при¬званной творить милосердие. Но возвратимся к событиям по хронологии.
Особенно хочется остановиться и на поварах детдома, что готовили нам пищу из тех скудных продуктов. Это тетя Лида Шамова, тетя Мотя, позже - Елена Владимировна, тетя Соня. От их мастерства, добросовестности зависело качество нехитрых блюд, даже “стахановки”. И надо сказать, они успешно справлялись с нелегкой работой. Нужно было, кроме того, в срок подать и завтрак, и обед, и ужин. А было это ой как непросто. Сырые дрова не горят жарко, уголь плохого качества. Печь они топили сами. Мы, дежурные воспитанники, только подносили топливо, воду, чистили картофель, мыля посуду, выносили помои. Канализация не работала все воен¬ные годы. Дежурили наши повара посменно: день - одна, день - другая. Тетя Лида после обеда, приставив бачок с пищей на ужин, минут на 10-15 отлучалась домой. Ведь на работу она приходила в 6 часов утра до 10 вечера. Хозяйничать в кухне она доверяла дежурным в эти 10-15 минут. Она знала, что никто из детей ничего не возьмет. Оставался хлеб на ужин и про¬дукты на следующий день. Иногда оставались несколько порций с обеда, т.к. кое-кто задержался в школе и не обедал еще.
И, конечно, никто не смел из дежурных съесть то, что было оставлено опоздавшим к обеду детям. Но вот дядя Вася (сторож) являлся на кухню как раз в тот момент, когда отсут¬ствовала тетя Лида (10-15 минут), и заявлял дежурным детям, что тетя Лида велела отдать ему чугунок с супом, что стоял на плите. Дети верили - отда¬вали. Тетя Лида, не обнаружив чугунок с обедом - супом и выслушав объяс¬нения дежурных, хмурилась. Тогда мы пошли на хитрость. Когда в очеред¬ной раз пришел дядя Вася, заглядывая в чугунок (а там на этот раз были помои после мытья посуды) и сказав дежурным, что тетя Лида разрешила ему взять это, мы переглянулись, отдали чугунок с помоями, которые дядя Вася схлебал прямо в подсобном помещении. Мы поняли, что дядя Вася обманывал нас, тетя Лида ничего ему не разрешала. Не объясняла она ниче¬го и нам по поводу нечестности дяди Васи. Весть о том, что д. Вася неоднок¬ратно обманывал дежурных по кухне детей, мигом разнеслась по детдому. И мальчишки решили его наказать за это. Врать и красть у нас считалось самым непростительным грехом.
Так вот: пацаны окружили во дворе дядю Васю, кто-то дал подножку, кто-то подкатил пустую бочку из-под навеса, “поместили” туда дядю Васю. И покатили бочку по двору с гиканьем и улюлюканьем, а сверху на бочке балансировал какой-то шустряк, выделывая немыслимые коленца. От хо¬хота выбежали взрослые, не зная истинную причину “веселья”. Бочку ос¬тановили, оттуда вылез дядя Вася, пацаны растерянно и виновато глядели на взрослых, стараясь объяснить причину своей выходки.
Помнится, что мальчишек не наказали, а объяснили, почему так нечестно поступал дядя Вася. Он, оказывается, потерял свою семью под Орлом во время бомбежки, долго голодал, пока добрался в числе других эвакуированных в Томск, и жил только на сухой пайке хлеба, что получал по кар¬точкам  это 500 г. в день. А домом была у него коморка “на каланче”, где жили и другие эвакуированные. Вот почему тетя Лида не осуждала при дежурных детях нечестное поведение дяди Васи, а только хмурилась. У тети Лиды у самой дети были на фронте - это сын Гриша и дочь Таня. После войны мы их видели обоих. Дети тети Лиды вернулись с фронта живыми. Урок пошел впрок как детям, так и дяде Васе. Ребята стали внимательны к нему, а, он, дядя Вася, в свою очередь, больше не обманывал детей. Был еще казус с тетей Мотей (вторым поваром).
У тети Моти муж был на фронте, трое дочерей. Недоедали, голодали, мерзли тогда многие семьи. Как-то дежурные заметили, что тетя Мотя отливает растительное масло в “чекушку” и прячет ее в зело русской печи, которая топилась только в дни праздников, потом уносила ее домой. Посовещавшись, мы решили вылить масло в готовую «стахановку». Вместо масла налили в чекушку заварен¬ный чай и поставили бутылочку на место. Операцию готовили втайне от взрослых. Через сутки была смена тети Моти. Она решила узнать, кто так зло подшутил над ней. Ведь дома на раскаленную сковороду она налила вместо масла холодного чаю и обожглась. Тогда мы моментально подклю¬чили всех, кто обедал в столовой, рассказав о случившемся. Ребятишки поочередно подходили к раздаточному окну со своими корчагами и проси¬ли у тети Моти добавки. Она не давала. Тогда проситель, этак хитровато глядя на повара, говорил: «Тетя Мотя, в печку масло жи!» Чтобы не слушать дальше, тетя Мотя быстро насыпала добавку в корчагу... Долго ходила веселая сценка на наших импровизированных концертах. Она так и называлась «Тетя Мотя, в печку масло жи».
Следует обратить внимание,   как выглядели, детдомовцы, тогда. Худые, стриженные наголо, все, как один. Одеты в одина¬ковые гимнастерки и юбки цвета хаки, кое-как обуты. И не секрет, что из- за внешнего вида в школе и городе нас сторонились, даже побаивались, потому что обидчиков мы часто поколачивали. Приходилось все время быть, что называется, настороже. Но среди нас, особенно в нашей группе девочек, было много талантливых и способных к учебе детей, наделенных природой особым даром. На¬пример, Наташа Тухина хорошо рисовала, Зоя Сторохева и Галя Можаева отличались пластикой в танцевальных номерах, Ира Москвина, Валя Самсонова и другие девочки прекрасно учились. Аня и Зина Литвиновы хорошо рисовали или вышивали, без труда хорошо успевали по всем пред¬метам, особенно по математике. Рита Савельева играла на фортепьяно и баяне на слух, позже она закончила музыкальное училище. Лида Сидо¬ренко имела прекрасную внешность и фигуру, позже окончила спортивный факультет Томского пединститута. Она тоже любила шить и вышивать. О достоинствах моих подруг по детдому можно продолжать и продолжать - все девочки были очень талантливы. И обидно, что нас сторонились в шко¬ле, боялись на улице домашние дети. Мы держались друг за друга по по¬словице “Один за всех, и все - за одного” и довольствовались своим обще¬нием.
Младшие дети (1-3 классы) учились в детдоме, в школу не ходили: было не в чем. Дети постарше (4-6-е классы) посещали 6-ю и 9-ю школы, которые в годы войны, работали в 3 смены. Обучение было раздельным - девочки учились в 6-й женской, мальчики - в мужской 9-й школах. Обуви (особен¬но зимней) катастрофически не хватало. Валенки выдавались 1 пара на дво¬их. Одни уходят в школу - другие дожидаются товарищей, чтобы пойти в школу...
Питание было (как я уже говорила) однообразным, по скудному военному пайку. И частенько за какую-нибудь провинность директриса детдо¬ма наказывала нас, оставляя без обеда или ужина. К тому же из-за неблагоприятных санитарных условий (не было воды, канализации, достаточного тепла, электричества в детдоме) мы часто болели простудными и ки¬шечными заболеваниями. Все это сказывалось на внешнем виде и росте. Дети детдома отставали в росте и весе от сверстников. Как я понимаю сейчас, при такой кормежке, но было б вдоволь тепла и воды, дети, конечно же, выглядели бы нормально, а не как мы тогда. Помню, будучи 11-летней, я весила 22 кг. Но некоторые весили и меньше меня - по 20-19 кг.
Иногда по большим праздникам, 2-3 раза в год, нам давали выпечку. Вот однажды, в одно из воскресений (не помню, какой был праздник), была редкая, но долгожданная выпечка. На второе блюдо в обед давали по од¬ной шанежке с картошкой. Как мы ждали такого обеда! Да, видно, вошли в столовую несколько возбужденными, т.е. шумно. Откуда ни возьмись, появилась директриса и наказала нас (весь 4-й класс, все 28 человек!) — оста¬вила без второго блюда, т.е. шаньги нам не дали. Похлебали тогда мы ба¬ланду с мороженой капустой и пайкой хлеба - и все. Третьего блюда (в войну) к обеду не полагалось. Обиженные - ведь так вкусно пахло шанежками, когда их пекли! - мы покинули столовую. Кое-кто даже всплакнул, кто-то бурчал, ругая потихоньку директрису в классной комнате, где мы собрались после, лелея мечту получить шанешку, может быть, во время ужина...
И вдруг вбежала Галя X. и сообщила сенсационную весть, что наши шанежки пронесли в квартиру директрисы. Это ошеломило всех. Наперебой заговорили девчонки громко о том, что делать, как заполучить желан¬ную шанежку. Решение пришло мгновенно. Пойти всем классом и потребо¬вать у директрисы шаньги! Все приободрились, утерли слезы. Пошли! Ди¬ректриса жила при детдоме. Вход через зал и 2-й ход - с улицы, через пара¬дное крыльцо - это для гостей. Кто-то пришел и сказал, что к директрисе через парадное крыльцо прошла гостья из обл ОНО (Т.Ф.З. - с дочкой Та¬ней). Это не остановило нас в “битве за шанежку”, а напротив, сулило победу. Потихоньку мы прошли через зал, встали у дверей квартиры директрисы, что были закрыты на внутренний замок и зашептались: “Как быть?”. Кто-то предложил: “Давайте крикнем хором: “Давай шанъги”. Так и по¬ступили. Несколько раз мы дружно прокричали у дверей квартиры директ¬рисы. “Шаньги” Молчок. “Что же предпринять еще?” - думали девчонки.
И вдруг дверь растворилась, показалась разъяренная директриса (она была маленькой, толстой, что вдоль, то поперек). Испугавшись, девчонки ринулись из зала врассыпную. Но не тут-то было. Миновав зал и плотно прикрыв двери (чтобы ее гости не слышали), директриса приказала построиться всем девочкам 4-го класса в вестибюле (холодный нижний зал), а пока “раздавала шаньги” направо и налево, одаривая оплеухами нас, приговаривая: “Вот тебе шаньга! Вот тебе другая! Вот тебе третья! Получай четвертую шаньгу!”. И как только со счету не сбилась она, до сих пор не приложу ума, как не запнулась и не упала на лестнице?! Так она спус¬тила нас с 3-го этажа по лестницам. Внизу было холодно. Нас построили, кое-кто еще получил зуботычину, и “наложила арест” (так она выража¬лась) - стоять смирно в холодном коридоре до отбоя и без ужина, сама же удалилась к гостям. Как она объяснила наши выкрики своим гостям, мне неизвестно до сих пор...
Мы же в тот день намерзлись, не получили ни шанег, ни ужина. Мы были рады, чтобы нам позволили удалиться спать после отбоя. Позже, через несколько лет, мы смеялись над нашим “бунтом”, вспоминая, кто какую по счету “получил” шаньгу. Я получила — самую первую, самую “горя¬чую” шаньгу по правой щеке, аж в глазах потемнело, как только устояла на ногах.
Однажды меня лишили обеда и ужина, закрыли одну в спальне (в том же 1944 году) за то, что я боялась уколов (прививок)... Поплакав в подушку, укрывшись одеялом, я крепко уснула в тот короткий зимний день. Проснулась я оттого, что кто-то толкал меня в бок, стараясь разбудить. Было темно (электричества не было), наконец, проснувшись, я узнала своих под¬ружек и среди них Риту Савельеву. Девчонки испекли в печке картошки и принесли мне поесть. А было это нелегко. Нужно было испечь картошки в печи, на кухне, где они чистили картофель на завтрашний день, чтобы не заметила повариха. Милые, хорошие мои девчонки - мои верные подружки! Они сами с удовольствием бы съели эти картофелины - нашу мечту в те годы. Ан нет, не¬сли голодной, то бишь мне. Как раз та Рита Савельева, “сосланная” в 9-й из новосибирского детдома за строптивый нрав как трудновоспитуемая.
День Победы! Как мы его ждали! Казалось, с Победой уйдут все наши беды. Многие, у кого родители были на фронте, вернутся домой. Ну а остальные заживут по-человечески, как до войны, т.е. в мирное время. А пока мы, старшие, поочередно и тайком от взрослых дежурили у единственного репродуктора, что был в детдоме, слушая голос Левитана: “Го¬ворит Москва! Работают все радиостанции Советского Союза...” Не прозевали мы сообщения о Победе по радио. Мигом разнесли радос¬тную весть по детдому рано утром 9-го мая. Распахнули настежь окна спальни 2-го этажа, где были, и громко восклицали: “Победа! Победа! Победа!”
А вечером, на пл. Революции было городское гуляние в честь Победы. Был салют, гремела музыка, вся площадь и скверы были полны народа. Люди танцевали, пели, обнимались, плакали. Город ликовал, народ праздновал Победу, которую так долго ждали все. Она действительно была желанной, такой нужной. “Одна на всех”, и за ценой не постояли советс¬кие люди, как на фронте, так и в тылу... Было мне тогда 12 лет, но помню я этот праздник Победы как сейчас. Тайком с девчонками мы сбежали на пл. Революции и наблюдали всеобщее ликование города по случаю Великой Победы над фашистской Германией.
Наше отсутствие в детдоме (до 11 вечера), конечно, было обнаружено, но обошлось без наказаний, ограничились внушением. Ох, как непросто было с нами, ершистыми и своевольными, нашим воспитателям, учителям - никогда не угадать, что за ЧП преподнесут их питомцы. А жизнь с По¬бедой стала радостней и веселей.
Уже в 1946 году нам пошили школьные формы (х/б), выдали добротную новую обувь, но эта радость была омрачена тем, что из 25 девчонок, что закончили 5-й класс, в 6-й пошли только 12 человек. Кого забрали родители, пришедшие с фронта, кого отправили в РУ и ФЗО. Жаль было всех, с кем пришлось расстаться, и молча мы благодарили судьбу за то, что нас миновала печальная участь товарищей, отправленных в РУ и ФЗО, что можем жить в родном детдоме и продолжать учиться, и, если повезет, то за¬кончим семилетку, а там непременно будем учиться дальше, как бы ни сло¬жилась жизнь... В мае детдомовцев перевели из 6-й в 5-ю, мальчиков - в 7-ю школу. В 5-й школе нас встретили внимательно, не то что в 6-й, где мы учились раньше.
Помню классную руководительницу Арзамаскову Лидию Николаевну - удивительного, доброго, порядочного, справедливого и строгого педагога, Кругляк Нину Владимировну - директора школы № 5, и других учителей. Сколько сил, внимания и такта было у них в повседневной рабо¬те с нами: чтобы нас не обижали словом в детском коллективе, чтобы мы стали мягче, воспитаннее, не ершились, не грубили... Кстати, теперь нас стали звать воспитанниками, а не детдомовцами или инкубаторными.
     Пришел солдат с фронта, путем еще не огляделся вокруг, а спешил забрать с собой своих детей. Тощий вещмешок да истосковавшиеся по мирному труду руки - вот и все, что имелось у отца, кроме горячего любящего сердца, что рвалось к детям. Долго фронтовики не задерживались в детдо¬ме, но я помню их и теперь. Помню москвича - отца Оли Матвеевой с братиком. Он был в детдоме только сутки. Помню, как приехал отец за Валей Фаломкиной и увез ее на Родину с братишкой. Матери этих детей не дожили до такого счастливого дня. Хорошо помню отца Вовки Кочергина, этакого высокого генерала, вернувшегося с войны израненным и больным. Он часто навещал Вовку, своего меньшенького.


Старшая дочь, сестра Вовы, жила вместе с ним. Младшего же генерал Кочергин взять не мог, т.к. сам был очень болен, страдая от ран и чахотки. Высокий, подтянутый, в форменной шинели и брюках с крас¬ными лампасами, в серой каракулевой папахе генерал Кочергин часто про¬ходил мимо нашего детдома (видимо, жил недалеко, на улице Бакунина), заходил к Вовке, о чем-то с ним говорил, держа его на коленях. Очень хоте¬лось услышать, о чем говорит генерал Кочергин с сыном, но мы не смели подойти близко, чтобы не помешать степенной беседе мужчин: бывалого фронтовика с сединой в волосах и нашего Вовки, маленького, худенького и серьезного не по годам.
Радостными были наши встречи с фронтовиками-отцами, тоскливыми были прощания с друзьями. С чувством какой-то щемящей зависти к тем, кого забирали домой, с примесью горькой обиды на свою судьбу, что нас- то никто и нигде не ждет. Некому прийти за остальными детьми, чьих родителей унесла война и 30-е годы сплошных репрессий.
Всплакнув о своей сиротской доле (сейчас можно признаться), чтобы не заметили старшие, молча сглотнув соленые слезы, мы без слов хорошо понимали друг друга, почему плачем, стараясь ободрить друг друга. Мы шли за ворота детдома и “выбирали” себе родителей из проходящих мимо нас людей. Это несколько отвлекало от мрачных мыслей и превращалось в своеобразную, даже интересную игру. Кто-то даже придумал бодрую концов¬ку этой игры, остроумно сказав: “Родина - моя мать, а Сталин - наш отец (теперь-то мы знаем и другое)”. Эту фразу мы с пафосом повторяли в лицо уличным обидчикам, обзывавших нас “инкубаторскими” и другими обидными словами.

                Да, детский дом стал для нас родным Домом:
                И матерью нежной и строгим отцом,
                И потому крепко помним, гордимся
                И любим его мы всем сердцем, и всею душой...

Послевоенная жизнь в детдоме стала не только сытой и теплой, но и наполненной новым содержанием, как то: работой кружков, хора, духового оркестра, танцевального, сольного пения и др. Незабываемыми и яркими были спартакиады и олимпиады среда воспитанников детдомов Томской области. В самый разгар лета, в июле, съезжались в Томск участники спартакиады из всех детдомов области. Это был настоящий яркий праздник для всех нас и запомнился на всю жизнь!
Целый год мы готовились к этим праздникам. Придумывали эмблему, готовили оформление колонны. Шили спортивную и парадную формы всем участникам. И, конечно, упорно тренировались в ловкости, отрабатыва¬ли приемы спортивных игр, двоеборий, бега, прыжков в длину и высоту. Стучали по настилу биты городошников, выбивающих фигуры. Духовой оркестр упорно отрабатывал музыкальную программу. Хористы, солисты и танцоры не пропускали репетиций. Шились праздничные костюмы для художественной самодеятельности. Даже обувь (легкие сапоги из кожи для танцоров) шил самодеятельный мастер Сеня Фоменко, студент топографического техникума. Реквизит с каждым годом обновлялся, пополняясь но¬выми костюмами, программы концертов не повторялись.
На спартакиады выезжали в Томск с дачи почти все воспитанники детдома № 9. На даче оставалось человек 20-25 из 130 человек. Кто был задействован в духовом оркестре, кто в концерте, кто представлял спортивную команду, но все вместе были обязательно участниками спортивного пара¬да, с которого начиналась спартакиада и заканчивалась. Яркие, незабываемые спортивные летние праздники помнят воспитанники всех детдомов Томской области! На них состязались в мастерстве, лов¬кости и умении представители 40 детдомов области. Спортивная програм¬ма в эти дни чередовалась с культурной развлекательной программой в го¬родском саду, посещением спектаклей и представлений профессиональ¬ных артистов, музеев, совершались прогулки по Томску, завязывались зна¬комствам дружба с воспитанниками других детдомов. Первая спартакиада была в 1947 году. Этого праздника ждали все дети Томской области. Шли наши спартакиады долго, около 10 лет подряд.
Из детдома нашу группу выпустили осенью 1948 года. Но каждый год, пока существовали спартакиады, мы спешили летом на стадион, где шли спортивные состязания среди воспитанников детдомов области. В городской сад, чтобы посмотреть концертную программу своего детдома и дру¬гих. Их художественное мастерство с каждым годом росло, поднималась и культура исполнения, культура поведения в залах и на сцене. Спортивные показатели росли тоже. Уходили с арены старшие воспитанники, их сменя¬ли младшие, защищая спортивную честь своего детдома. Кубки, грамоты за спортивные победы, подарки победителям заполнили у нас уже целую комнату.
Особой культурой, мастерством в исполнении программы концерта художественной самодеятельности, дисциплиной и красочным оформлением спортивной колонны отличался Тогурский детдом (я не говорю о своем, 9-м). У нас, живших в областном центре, было больше возможности в совершенствовании спортивного и художественного мастерства. Стадион, горсад, драмтеатр - все было в нашем распоряжении. Мы были здесь как дома. Нам знакома была каждая спортивная площадка, каждая щербинка на полу сцены, где приходилось выступать. Все исхожено, обжито на репетициях и тренировках задолго до предстоящих состязаний. “Дома и стены помога¬ют!” Это не раз выручало нас в упорной борьбе за победу. Ежегодно спортив¬ная команда нашего детдома по большинству набранных очков выходила в первую тройку победителей. Ну, а в концертной программе с нашим коллективом было бесполезно состязаться всем, кроме тогурцев.
Всякий раз мы и наши воспитатели учились у своих соперников чему-нибудь, зорко подмечая необычность в оформлении спортивных колонн, костюмов и прочего. Верно, и у нас подмечали что-то новое, неординарное представители других детдомов для себя. И все-таки, когда всю улицу Ленина (от старого универмага до площади Революции) заполняли колонны спортивного праздничного парада 40 детских домов, то наша колонна детского дома №  9, выгодно отличалась от других.
Приходят на память рифмованные строки:

"... И когда по улице Ленина,
     Плыл нарядный спортивный парад,
Все прохожие безошибочно
Узнавали Колонну наших ребят.
      Головы гордо подняты,
      Строго шаг печатая,
 Шла под собственную музыку
 Колонна ребят Девятого... ”

Это и понятно. У нас все было под руками: и количественный состав, и духовой оркестр, и полевые цветы (накануне привезенные из Куташовки), и отменные парадные костюмы (пошитые руками Марии Дмитриевны) из материала, добытого на базах Томска. Да и самый “цвет” детских талантов мы невольно черпали из других детдомов области. Подрастая, дети раз¬ных детдомов шли учиться в томские техникумы, а жили в 9-м детдоме. А с периферии всего не привезешь. Да и пока везешь, что-нибудь поломаешь, испортишь при транспортировке... А вот тогурцы всегда были на высоте. Этот коллектив для нас был серьезным соперником. Они первыми стали учить своих воспитанников. Низкий поклон вам и признательность, милые люди! Они берегли своих талантливых и способных детей, кто хотел учиться дальше. Я не помню, чтобы кто-нибудь из Тогурского детдома жил потом в 9-м. У них были свои крепкие традиции и здоровая обстановка в детдоме, которая позволял, развиваться всем ее питомцам.
Нужно отдать должное и культуре их поведения. По своей воспитанности, скромности, они выгодно отличались от всех, от девятовцев тоже. Нам было чему поучиться у Тогурского детдома, и мы не упускали такой воз¬можности. Есть чему поучиться нам у них и теперь. У них есть свой музей, свой Совет воспитанников детского дома. Всех своих питомцев они держат в поле зрения. Помогают советом и делом молодым выпускникам и непременно слетаются в родное гнездо периодически, чтобы порадоваться успехам друг друга, помочь в решении проблем, что накопились в родном детдоме и друг у друга.
И все-таки с друзьями сверстниками из других детдомов области мы познакомились через спартакиады и спортивные состязания, что выливались в настоящие, огромные зрелища, красочные праздники. Уместно будет вспомнить тех, кто организовывал эти праздники для детей детдомов области. Это областной отдел народного образования, сек¬тор детских домов: Лидия Николаевна Муратова, инспектор облОНО, Шикулин Митрофан Дмитриеиич (он тогда заведовало облОНО) и другие.  Нам, питомцам Девятого, эти праздники дарили все работники детдома, начиная с директора Андроновой Лидии Николаевны, воспитателей Бубес Валентины Васильевны и Саликаевой Марии Дмитриевны, завуча Конкордии Павловны Борст, кастелянши Глафиры Ивановны, нянечки тети Паны, Исая Вениаминовича - руководителя духового оркестра, Эди Пет¬ровны — руководителя хора и вокала, балетмейстера и других.
За спортивную подготовку обычно бралась отвечать Конкордия Павловна. Она умела договориться, с кем нужно, и наша команда тренирова¬лась на стадионе “Труд” под руководством квалифицированного тренера. Конкордия Павловна готовила нужную документацию на участников со¬ревнования, согласно Положению о спартакиаде. Она же обеспечивала повседневное руководство наших спортсменов. Лидия Николаевна, дирек¬тор, приобретала обувь, мануфактуру для спортивной формы и парада. Валентина Васильевна готовила праздничное оформление колонны, Ма¬рия Дмитриевна кроила и шила парадную форму для всех участников и костюмы для концерта. Глафира Ивановна утюжила готовое и складыва¬ла реквизит, чтобы все было на месте. Тетя Пана занималась стиркой.
 Ру¬ководители кружков готовили праздничную программу концерта, отрабатывали все номера с “артистами”. И, конечно, вместе со взрослыми дети принимали самое активное участие: художники помогали Валентине Васильевне, несколько швей сметывали раскроенное около Марии Дмитриев¬ны. Помогали стирать тете Пане, носить воду, дрова. В кастелянной посто¬янно работали старшие девочки, помогая Глафире Ивановне, - словом, работа кипела. Я помню эти месяцы на даче (в ожидании спартакиады). Они были в радость. Очень хотелось каждому хоть как-нибудь приобщить¬ся к этим домашним хлопотам перед предстоящими праздниками. И, конечно, читатель сам уже представляет, чем жили дети, ожидая спартакиаду. Время было занято до отказа, и новый день ждали с радостью, не замечая за приятной суетой, как один день сменяется другим.
Попутно шли работы по самообслуживанию: уборка в корпусах, на территории, дежурство в столовой и кухне, работы в огороде. Но, с этой работой старались покончить побыстрее. Скорее прополоть грядки, вымыть пол, подмести площадки, убрать мусор, наносить воды на кухню и в баню, где стирали белье, чтобы непременно успеть заглянуть вниз, в домик, где была кастелянная, и хоть что-нибудь еще сделать там: погладить или принести дров для печи, где горели угли. Ими заправляли утюги. Словом, хо¬телось еще приятной работы...
Никакого сравнения не было в организации жизни детей летом в послевоенные годы с теми, что прожили мы в 1941-1946 годах. Существенно со¬кратилось подсобное хозяйство, а, следовательно, и поля, что мы обраба¬тывали в годы войны. Продукты и топливо теперь в Куташово подвозили на автомашине. Сено еще заготавливали, но теперь уже не с “половья” с соседним колхозом, а только для своего подсобного хозяйства. Теперь по¬явилось время для спортивных игр. Не пустовала волейбольная площадка. Вечером пацаны играли в футбол по всем правилам. Шла подготовка к спар¬такиадам и олимпиадам. Один раз в неделю организовывались танцеваль¬ные вечера, благо своих музыкантов было предостаточно: Рита Савельева, Костя Шублин, Тимченко. А потанцевать любили все. Теперь ежедневно, в хорошую погоду, дети со своими воспитателями просто гуляли по окрестностям Куташова. Составляли красивые букеты из цветов, купались, загорали, играли - словом, отдыхали, развивались, радовались летнему солнышку.
Мы, бывшие выпускни¬ки, нет-нет, да забегали на нашу бывшую дачу, в Куташово. Манила она к себе, ведь с ней столько связано дорогих воспоминаний!   Шли годы, уже у нас появились свои дети, но Куташовка не пустовала. Давно кончилась война, выросли ее сироты, покинув уютное гнездо, где окрепли их крылья для самостоятельного полета. Детей же в нашем детдоме (как, впрочем, и, других детдомах) не стало меньше. Переполнены детдома, школы-интернаты, а сироты все прибавляются, их столько же, сколько было в годы войны. Правда, у большинства имеются родители, которые перело¬жили свои обязанности и заботу о детях на плечи государства. Вот почему, я считаю, нужны повсеместно советы бывших выпускников детдома, чтобы помочь тем, кого сейчас воспитывает государство...
Именно здесь мы набирались сил, здоровья, росли и развивались, становились крепче. Куташовка закалила нас, и мы смогли перенести все труд¬ности, связанные с войной. Куташовка нас не только баловала своей при¬родой и чистым воздухом, но и кормила “подножным” кормом: различны¬ми травами, кореньями, ягодами, орехом... Детский дом в Томске время от времени менял местонахождение. Кто-то жил на Коммунистической улице, кто-то на Бакунина, кто-то теперь живет на улице Сибирской. Но Кута¬шовка была для всех нас одна! Она славно связывала все поколения, что воспитывались в детдоме № 9.
Здесь, в детдоме, мы жили, трудились, учились. Здесь учились добру, дружбе. Здесь подарила нам жизнь незабываемые встречи с отличными людь¬ми - нашими воспитателями, сотрудниками детдома, старшими товари¬щами, которые не прошли для нас бесследно на всю жизнь. Это (кроме на¬званых выше) Клара Петровна Карлова, Мария Львовна Шарамова, тетя Соня, Полина Яковлевна Нехорошева, Валентина Александровна Неборак, Анастасия Петровна Климовская, Татьяна Ивановна Сперанская и другие. Отдельно следует сказать и о коллективе педучилища г. Томска, что исподволь, терпеливо учил и воспитывал своим примером выпускни¬ков детдомов в стенах педучилища, это Осокина Галина Петровна, Вы¬соцкая Людмила Константиновна, Вологдина Нелли Августовна, Доли¬нина Ангелина Сергеевна, Блинова Антонина Васильевна, Гнедова Клав¬дия Никитична, Балакина Александра Семеновна и другие. О них достой¬но написать отдельную книгу. Интеллигентные, эрудированные, мастера своего дела, строгие и добрые - такими запомнились они нам, всем воспи¬танникам детдомов области. 
    Низкий вам поклон!

                Письмо к Сталину

В сентябре 1948 года нас, 12 девчонок, выпустили из детского дома в самостоятельную жизнь. Учились мы тогда в Томском педагогическом училище, и, следовательно, жить нас определили в общежитие, на стипендию. При выпуске нас из детдома нам выдали одежду: одну смену, что было оде¬то на нас, обувь по сезону. А вместо второй смены белья выдали товар: бязь белую и серую фланель по 1,5 метра, чтобы мы сами пошили себе из нее сме¬ну нижнего белья, что и было сделано позже. Дали старенькие пальтишки (демисезонное и зимнее), что носили наши старшие девочки до нас, еще в военные годы. Бедно, очень бедно экипировали нас в самостоятельную жизнь для продолжения учебы; обещали, однако, пошить новые зимние пальто, даже сняли мерки в пошивочной мастерской и выполнили заказ к следующей зиме за счет казны, но новых пальто не выдали к зиме, как обе¬щали.
Трудно жилось нам в студенческом общежитии на стипендию 140 рублей. Помочь-то нам материально было некому, так как не было родных. Да и годы то были тяжелые, послевоенные... Но жили дружно. Очень ску¬чали по детдому, где остались младшие воспитанники, где прожито было по 7-8 лет, где многое сделано нашими руками во время трудовых буден. И очень надеялись мы закончить педучилище в стенах детдома (ведь нам ос¬тавалось по 2-3 года учебы). Но, увы! Пришлось перестраиваться на само¬стоятельную жизнь. Обслуживать себя мы научились еще в детдоме, а вот как “растянуть” 140 рублей, чтобы хватило и на питание, и на помывку со стиркой, и на методическую литературу? О каких-то обновках (кроме чу¬лок) речи не было. Но вот на кино, театр выделить было необходимо. Мы же готовились стать воспитателями и учителями, а, следовательно, нужно было больше знать. Много читали, один раз в неделю ходили в кино, один раз в месяц в театр. Покупались, конечно, самые дешевые места на галерке. В свободное от занятий время вышивали, перешивали свои “наряды”, что¬бы поприличней выглядеть.
В первое свое самостоятельное лето 1949 года мы дружно “двинули” на заработки, чтобы подзаработать на обувь: ведь предстоял еще один год учебы... Как поработали самостоятельно летом 1949 года, что заработали, какие невероятные истории случились за это время - разговоров об этом нам хватило на целый год, когда мы собрались осенью снова в своей “общаге” для последнего года учебы.
И однажды осенью к нам в общежитие нагрянули высокие гости - это представители областного отдела народного образования в сопровождении дежурного учителя из педучилища. За разговорами о том, как нам поработалось летом и что заработали (а “свободных” денег после дорожных расходов и истраченных на питание осталось совсем немного), кто-то очень смело и прямо спросил представителей облоно о том, выдадут ли нам обещанные зимние пальто, которые шились для нас по меркам. Отрицатель¬ный ответ ошеломил нас: ведь мы так рассчитывали на обещанные пальто! Старенькие пальтишки пришли в негодность. Они отслужили нам (и не только нам!) уже 8 лет. В чем ходить зимой? А ведь еще предстояла трехме¬сячная государственная практика в школах г. Томска, и выглядеть учителю-практиканту нужно было прилично. Как только закрылась дверь за ушедшими представителями из облоно, мы шумно заговорили, обсуждая создавшиеся положение. Как быть? Что предпринять, чтобы завершить уче¬бу? Ведь мы бедствовали весь предыдущий год! Жили на сухом пайке; ла¬тали, перешивали и перетряхивали свой “гардероб”; стипендии катастро¬фически не хватало на скромные наши расходы... Шумели, гомонили, даже плакали, вспоминая прошлую жизнь в детдоме и обсуждая проблемы сегод¬няшней ситуации. Кто-то предложил обратиться к Сталину. И вдруг стало тихо. А что? Почему бы и нет? У других студентов есть родители, а у нас нет никого. Снова загомонили наперебой, приободрились, на столе появились лист бумаги и карандаш, избрали секретаря, который записывал все реплики, обращенные к Сталину. Плакали и смеялись над своей дерзкой вы¬думкой, а секретарь тем временем “строчил”... Уж тут каждая из нас, 12 дев¬чонок, высказалась, как хотела и умела. Все!
Запал прошел, вытерты сле¬зы, а письмо-то готово. И в нем все-все: как мы жили в предыдущий год, куда тратили стипендию, сколько нам осталось учиться, куда истрачены заработанные за прошедшее лето деньги, не забыли перечислить и то, ка¬кие вещи нам выдали при выпуске из детдома и т.д., и т.п. Но ни слова выдумки, обмана какого-то — все сущая правда, даже приложен точный реестр расходов на месяц. Теперь уже спокойно отредактировали все вместе черновик письма, переписали набело каллиграфическим подчерком, каж¬дый поставил свою подпись, кроме Наташи Т. (она побоялась, что ей попа¬дет). Запечатали письмо в конверт, надписали адрес: “г.Москва, Кремль, И.В.Сталину”.
Решили отослать “заказным” письмом с главпочтамта, а денег-то на марки нет (это было перед стипендией). Кто-то вспомнил, что у нас на платьях, юбках и кофточках в качестве пуговиц пришиты монеты достоинством 2 и 3 копейки, обернутые материей в тон одежды. Быстренько срезали пуговицы-монеты с одежек и ссыпали в одну кучу на стол. Пересчитали “медяшки” - оказалось, что денег достаточно, чтобы отослать “за¬казное” письмо по указанному адресу. Что было и сделано.
Сначала мы считали дни, ожидая ответа. Но прошел месяц - ответа не было. До сих пор не знаю, дошло ли письмо до Сталина? Но однажды, ког¬да мы уже перестали ждать ответа, педучилище посетила большая комис¬сия из обкома КПСС во главе с Горбачевым Сергеем Матвеевичем. Вызва¬ли Зину Соловьеву - это ее имя значилось на конверте в адресе отправите¬ля письма Сталину. По классным журналам отыскали остальных 10 чело¬век, кто подписывал письмо. Разговор о фактах из письма уже шел в обще¬житии в нашей комнате, без лишних свидетелей...  Сергей Матвеевич на память знал содержание нашего письма и умело задавал нам вопросы, проверяя изложенные факты. Поинтересовался даже личной библиотекой каждого из нас (книги тоже значились в реестре расходов из стипендии, изложенном в письме к Сталину). Таким образом, все изложенное в письме подтвердилось. Только тогда, на третий день провер¬ки фактов по письму, Сергей Матвеевич “открылся” нам, что было письмо, а мы догадались об это еще раньше, еще при первой встрече - беседе.
Сергей Матвеевич посоветовал нам на будущее, что при возникновении вопросов надо идти более коротким путем, т.е. не через правительствен¬ные адреса, а местные. Значит, попало все-таки наше письмо в Москву! Ну а каков результат? О-ше-ло-ми-тель-ный!!! Оказывается, в Правительстве давно были приняты хорошие законы относительно сирот-выпускников детдомов. А именно: всем, кто выпускался на учебу в средние учебные заведе¬ния, было положено (кроме стипендии) 300 рублей на питание плюс расхо¬ды на одежду по сезонам и нормам, а это уже не кое-что, а шикарно, против того, что мы пережили за год, существуя только на стипендию. Нам стали выплачивать на питание, кроме стипендии, ежемесячно положенные нам 300 рублей; выдали, наконец, зимние пальто, пошили на заказ шерстяные платья, выдали теплые валенки и кожаную обувь. Мы стали самыми обеспеченными из числа всех живущих тогда в общежитии студентов. Вместе с нами (бунтовщиками из 9-го детдома) подобных благ удостоились и дру¬гие воспитанники из других детдомов области, а их было немало. Только в педучилище их обучалось 50 (!) человек. Были и в других техникумах та¬кие же, как мы. Зажили мы безбедной жизнью в студенческой общаге целых 6(!) месяцев. А год и 3 месяца нищенствовали, хотя закон о сиротах уже был принят и лежал под сукном у чиновников облоно без действия.
Много хороших законов есть и сейчас в России относительно детей-сирот, но почему-то они не работают; зажимают чиновники разных рангов. Вот почему нужен нам Союз воспитанников детских домов и интернатов.
 Чтобы своевременно помочь тем, кто в этом нуждается, - это, прежде всего, дети - сироты. Они должны быть достойными гражданами, среди них столько талантливых!
О судьбах воспитанников детдома №9 можно писать и писать. Кем они стали? Как сложилась их жизнь? Скажу только, что дружим мы по сию пору. У нас растет уже третье поколение. Дружили мы, дружили наши дети, те¬перь уже наши внуки встречаются как родные.
А что наши бунтарки из общаги педучилища? Да все выбрали свой путь, не затерялись в круговерти жизни. Это:
1. Соловьева Зинаида Степановна - режиссер школьной   
    программы на Томском телевидении;
2. Леваневская Лариса Алексеевна - заслуженный учитель;
3. Литвинова Анна Николаевна - учитель математики в 
     педучилище;
4. Литвинова Зинаида Николаевна - начальник почты Чукотки;
5. Москвина Ирина - учитель математики в Томской области;
6. Сидоренко Лидия Сергеевна - учитель физкультуры;
7. Позднякова Екатерина - учитель литературы;
8. Тухина Наталья Семеновна - художник-оформитель завода
     “Строймашина” г.Свердловска;
9.   Булаева Наталья - учитель начальных классов;
10. Федотовская Антонина - учитель начальных классов;
11. Воронова Валентина Алексеевна - учитель литературы;
12. Савельева Маргарита Васильевна - учитель музыки.
Среди нас есть работники посольства, дирижеры, директора фабрик, начальники УВД, отличные работники заводов и фабрик г.Томска. Это: Мещанская Маша, Мясоедова Зина, Цыцина Анна.  Особо хочется отметить Олю Мошкину (Нелюбину). Это удивительный человек, мастер на все руки. У нее квартира, что музей рукодельного твор¬чества. 40 лет проработала на Томской швейной фабрике. Одной строкой в трудовой книжке: “Принята и уволена”. Зато благодарностей не перечесть.
О многих хотелось бы рассказать... Всех помню!
В 1947 году проводил детдом в Москву Сашу Хохлова для продолжения учебы в Институте международных отношений. Саша - первый вы¬пускник, кому посчастливилось окончить 10 классов. Он же еще художник и музыкант, а позже дипработник. С того памятного 1947 года мне так и не довелось увидеть Сашу, хотя он как-то приезжал в Томск, был на даче дет¬дома, в нашей Куташовке.
И вдруг через 50 лет в 1997 году зимой почтальон приносит денежный перевод от Саши. Адрес мой он узнал от Миши Черепанова, с которым я была связана через письма. Не знаю уж, что написал Миша Саше обо мне (жила я тогда в Новосибирской области), но лелеяла надежду выпустить в свет свои записки о друзьях-товарищах моих по детдому. Черновик записок был готов уже 10 лет назад... Но корешок денежного перевода от Саши с коротким сообщением “для письма” растрогал меня до глубины души. Это ж надо! Через всю жизнь пронести и сохранить верность нашему детдомов¬скому братству!

Март, 2000 год, Томский район.
КОЧЕВА Валентина Алексеевна.





               
               
                Здание детского дома № 9. г. Томска.
          Михаил Черепанов – военный дирижер, 1сент 1977 года.



 

 Колонна детского дома № 9 на спортивном параде 1949 года.


         
На 3- ей Спартакиаде детских домов Томской области. 1949 г.

    
         Валя Серебрякова (Бряка) – мастер классического
        танца и медсестра Штаммовского института.

 
Первая встреча выпускников детского дома № 9
 г. Томска, 1959 год.

 

Вторая встреча выпускников детского дома № 9
 г. Томска, 1971 год.               
               
               
                СИРОТА  СИБИРИ

                Том первый часть вторая

                ПРОСТИТЕ НАС, ПОТОМКИ.   Вен. Колыхалов

Овраги. Перелесок дальний.
Ночная наползает мгла.
Невыносимый звук кандальный
Земля внезапно родила.

Он исходил из недр, от неба,
От топких мест, где мокнет гать.
Я захотел краюшку хлеба
Земле - кандальнице подать.

Стоял с неразрешимой думой.
Представив зримо у овса,
Как по Владимирке угрюмой
Бредут селенья и леса.

Бредет зверье. Плетутся степи,
Никто из них не виноват.
И неснимаемые цепи
Укором горестным гремят.

Своя в Отечестве Антанта,
Свой доморощенный вампир,
До положенья арестанта
Мы довели природный мир.

Простите слезно нас, потомки,
И ты, Россия, нас прости:
Вам по матерчатой котомке
Смогли в наследство припасти.
                * * *
Богатство тоже множит скорбь,
Платите богачам за вредность...
Поеду на родную Обь,
В Нарымский край, где правит бедность.

Вконец обобранный народ
Не покидает эти дали.
А почему - душа поймет
Хотя бы в Тымске и Киндале.

Я свой среди своих болот,
Во мхи там вправлены рубины.
И не промерит эхолот
К земле родной любви глубины,

Я свой среди своей тайги,
Мне чутким сердцем слышать надо
Речную музыку шуги,
Прощальный шепот листопада.

Я свой среди-своих лугов,
Где спят туманы беспробудно...
Давно не делаю долгов,
Ведь отдавать сегодня трудно.

Какой могучий корень – Р о д!
Как тяготеет он к свободе!
Чем держит этот край народ?
Любовью истинной к Природе.

                * * *
Самородное счастье – природа -
Ты со мной до доски гробовой.
Никакая глухая невзгода
Не потушит тот свет зоревой.

Омертвею без чистой опушки,
Без раздольных болот и лесов,
Без веселого соло кукушки,
Без росистых шумливых овсов.

Я под свод материнского сердца
Был положен природой, храним.
Девять месяцев стоило греться,
Чтобы справиться с лютостью зим.

Звезды, звезды, из страшной эпохи
Прилечу к вам туманной порой.
Все земные печальные вздохи
Унесу в заколдованный рой.

Отправляя в межзвездные недра,
Выйдет лес на заре провожать.
Буду хрупкую веточку кедра
На прощанье, как свечку держать…
               
                * * *
Мы на Родине, словно в изгнании
Что же с нацией нашей стряслось?
Нас отдали на поругание.
Сильно гнется державная ось.

Снова люди, как ржавые винтики,
И опять окаянные дни.
Опоили дурманом политики,
Кукловодят умело они.

Так привычно им дергать за ниточки,
Свистопляску кругом поднимать.
У чужой непристойно калиточки
Побирушкой России стоять.

О царе вспоминаем, купечестве.
ДЕМ- приставку заменим на ДЫМ.
Нет народу свободы в Отечестве.
Был бесправным, остался таким.

А Россия в военном и в штатском
По второму заходу во мгле.
И уже в королевстве не датском –
Все прогнило на русской земле.

Век текущий горазд на причуды.
Мало нам отпустил он побед.
Злые гении с ликом Иуды
Натворили неслыханных бед.

И по-прежнему жаждут мучения
Белым, красным... каким еще там.
Станем сильными от сплочения,
Не позволим делить по цветам!

Россияне - и этим все сказано.
Остановим сползание в ад?
Если наша история смазана,
Пусть хоть внуки ее различат!...

               
                СЫН HАPЫMА.   Лев Пичурин

    Имя Владимира Анисимовича Колыхалова мне стало известно с момента выхода в январском номере «Роман-газеты» за 1969 г. нашумевшего романа «Дикие побеги». За¬мечу что регулярное знакомство с «Роман-газетой» было в те годы лучшим способом знать хотя бы приблизи¬тельно о том, что происходит в советской и мировой литературе. Подписка на него сто¬ила гроши, а печатались в нём только уже более или менее признанные отечествен¬ные и зарубежные произведения. Вот я и обратил внимание на близкий мне по духу своему рассказ о «диких побегах», подрост¬ках, взрослевших в трудные военные и предвоенные годы, о моём поколении (Владимир родился в 1935 году, я на семь лет раньше).
  Я и сейчас с волнением перечитал роман, но сорок лет тому на¬зад он произвёл на меня очень сильное впечатление, хотя тот год был «урожайным». Достаточно вспомнить, что именно тогда были опубликованы повесть Бориса Васильева «А зори здесь тихие», ро¬ман Федора Абрамова «Две зимы и три лета», повесть Юрия Трифонова «Обмен», масса произведений приуроченных к предстоящему 100-летию со дня рождения В. Ленина (читать сегодня некоторые из не столь интересно, сколь поучительно). Ещё не утихли чита¬тельские споры по поводу недавно вышедших «Денег для Марии» Валентина Распутина, «Деревенского детектива» Виля Липатова, «Прощай, Гульсары» Чингиза Айтматова, «Солёной пади» Сергея Залыгина» и многих, многих других. Весьма символично, что имен¬но тогда на литературном небе заблистали звёзды, так сказать, провинциальные, причём более всего - звёзды азиатские. Чингиз Айтматов из Киргизии, Валентин Распутин, Александр Вампилов из Иркутска, наш Виль Липатов, Юрий Рытхеу с Чукотки, десятки других талантливых авторов. Короче говоря, книга дальневосточника, издававшегося ранее лишь в Благовещенске и Хабаровске, вышла в московской «Молодой гвардии» на серьёзном литератур¬ном фоне.  Точности ради замечу, начинал-то В. Колыхалов в «Молодом ленинце», удивительной томской молодёжной газете, давшей путёвку в публицистику и серьёзную литерату¬ру десяткам авторов.
Замечу ещё, что серьёзными были тогда не только издательские и авторские достижения. В 60-70-е годы прошлого века инте¬рес к литературе ещё не был замещён вниманием публики к теле¬сериалам и блокбастерам, люди более или менее внимательно от¬носились к изящной словесности, и, например, на кафедрах физи¬ко-математического факультета ТГПИ вопросы вроде: «А вы читали бондаревский „Горячий снег"?... симоновское „Последнее лето"?,... новый роман Анны Зегерс?» - звучали едва ли не ежедневно и не казались искусственными.
Не обратить внимания на «Дикие побеги» было тогда просто невозможно, тем более что за этот роман автор был удостоен недав¬но учреждённой премии имени Николая Островского. Но дело не только в официальном признании. К тому времени вышло немало разного уровня произведений о подвиге советских людей на фрон¬тах Великой Отечественной войны. Но о том, что единство фронта и тыла было вовсе не партийным лозунгом, а сутью жизни народа, написано было очень мало. Кстати, по-моему, долг перед нашими рабочими и крестьянами за подвиги тех лет искусством и сегодня оплачен далеко не сполна.
Роман Владимира Колыхалова был одной из книг, пробел восполнявших в литературе. Наш суровый север, Нарым, реки, озёра и бо¬лота, остяцкие и русские деревушки, в который уж раз для России отдали делу защиты страны лучшее из того, что имели - сибирских мужиков. А тыл, женщины и дети? Автор ничего не выдумывал, ибо он, деревенский мальчишка-сирота, воспитанник детского дома Усть-Чижапского, сам испытал все тя¬готы своего времени. Он рас¬сказал о воспоминаниях мужиков о Гражданской войне, о колчаковских ка¬рателях, о жизни, труде, быте и нравах таёжной деревни, о судьбе дезертира (заметьте, задолго до Андрея Гуськова из распутинской повести «Живи и помни»!). Поведал о детском доме с его воспитанниками и педагогами, о деталях быта, часто вовсе не героических. И рассказал об этом не просто бесхитростным, невы¬думанным языком, но ещё и языком сочным, русским, сибирским.
Сегодня мы, восторгаясь современными достижениями томского Севера, добычей нефти и газа, почти забываем о десятках тогдашних смолокуренных и спиртовых заводиков, об изготовлении так нужно¬го стране пихтового масла, о добыче рыбы, о заготовке и отправке на военные заводы в Тулу и Ижевск сотен тысяч болванок для изготов¬ления прикладов винтовок и автоматов. А едва ли не с себя снятые теплая одежда и обувь для солдат? А тонна сибирских пельменей, отправленных на фронт из Нарыма? Пустячки? Мелочь? Возможно, но это была частичка всенародного подвига, обеспечившего нашу По¬беду. Это жизнь, жизнь, описанная в романе без надрыва или особой героизации, описанная такой, какой она тогда была.
На Западном Урале, где я провёл своё предвоенное и военное детство, многое, конечно, было не так, как в нарымском крае. Мно¬гое в деталях, но не по сути своей. И, читая у Колыхалова о детском труде, о постоянном чувстве голода, о мальчишках, не испытавших отцовской заботы, о несчастных деревенских женщинах, взявших на себя мужской труд, я вспоминал наше село, наших мальчишек и девчонок, наших женщин. Колыхалов написал книгу не только о Максиме и Егоре Сараевых, но и о миллионах таких же, как они, та¬ких же, как друзья моего детства.
Есть такая мысль - каждому человеку от Бога дано написать одну книгу. Но многие пишут не одну, а десятки. У каждого автора среди написанного есть эта одна, его книга, остальные написаны «за других», и поэтому они слабее. Не берусь утверждать, то  что написал Владимир Анисимович после «Диких побегов», создано,  за счёт других, но этот его роман, данный ему свыше, и поэтому он останется в русской литературе.
Не буду преувеличивать - за дальнейшим творче¬ством Вл. Колыхалова я следил не очень внимательно, хотя в своё время не без интереса прочитал «Июльские заморозки», «Крапив¬ное семя», «Охотник» и некоторые другие произведения.
А о самом авторе поначалу не задумывался. Но в 1971 го¬ду он вернулся в Томск и вскоре был избран ответственным секре¬тарём областной писательской организации. Тогда мне и довелось с ним познакомиться. Незадолго до его приезда вышла в свет моя первая книга «Путь к „Битве..." Страницы жизни Галины Николаевой», и руководитель томских писателей стал считать меня при¬частным к своему цеху, стал приглашать на всякие писательские посиделки. Отношения у нас были товарищески ровными, но осо¬бой дружбой с ним я всё же похвастаться не могу. Лишь один эпизод хорошо мне запомнился.
Но сначала - небольшое отступление. В 60-80-е годы прошлого века в стране и, естественно, в нашей области, существовал очень неплохой элемент культурно-просветительской жизни, эта¬кое «хождение в народ» на советский лад.
Общество «Знание» соз¬давало небольшие отряды из деятелей культуры, иногда - из пред¬ставителей разных областей науки, просвещения, искусства, ино¬гда - только из писателей или учёных. Такой десант выезжал дней на десять в какой-либо отдалённый район области, там он попадал в распоряжение местных властей и, разумеется, отдела пропаганды райкома КПСС. И в довольно напряжённом режиме участники по¬ездки работали в разных сёлах и деревнях, клубах и школах - чи¬тали лекции, проводили беседы, диспуты и так далее. Работа эта, хоть и скромно, но оплачивалась, а вузовским преподавателям по¬зволяла не без гордости ещё и вписывать особую строчку в годовой отчёт. Принимали гостей повсюду приветливо и внимательно, хотя я прекрасно понимаю, сколько волнений мы доставляли местному руководству.
Сидя всю жизнь на двух стульях - преподавательском и журналистском - я оказывался то в группе томских учёных, то в компании томских писателей. Все эти поездки до сих пор вспоминаю с самыми добрыми чувствами, хотя бы потому, что иначе мне едва ли удалось бы познакомиться с просторами нашей области, со Стрежевым и Пионерным, с Бакчаром и Тегульдетом, да и с более доступ¬ными Колпашевом и Асином. А с какими замечательными людьми довелось встретиться в этих поездках! Какие интересные дела уда¬лось увидеть! Добыча нефти на Вахе. Заготовка леса в Батурино. Вылов рыбы на Оби...
Вот на Оби и произошло незначительное со¬бытие, связанное с Владимиром Колыхаловым. Под его командой мы, человек восемь, будучи на севере области, приехали к каргасокским рыбакам и увидели (я - впервые) изумительно красивую кар¬тину - выбираемый из реки гигантский невод с сотнями попавших в него сверкающих серебром язей и сырков. Потом рыбаки угостили нас обедом, и тут, конечно, нужны Франсуа Рабле или Иван Андре¬евич Крылов, ибо я не в состоянии описать происходившего. Икра, уха, снова икра, смородиновый чай, неторопливые разговоры, в то время, когда по реке снова шёл невод… Блюстителям нравственно¬сти докладываю: горячий чай был самым крепким из употребляв¬шихся за обедом напитков, ничего другого на столе не было...
По всем правилам, после беседы с рыбаками нам надо было уезжать, но Валентина Кудрявцева, детская писательница, потомственная сибирячка, дочь охотника-селькупа, попросила нас задер¬жаться и ещё раз посмотреть, как «на рыбалке, у реки, тянут сети рыбаки». Большинству это было вроде бы уже и неинтересно, но кое-кто всё же поддержал Валентину Ивановну, явно обладавшую особым рыбацким чутьём.
...Мне показалось, что в неводе запутался здоровенный чёр¬ный чурбан, но когда я увидел, с какой осторожностью и усердием рыбаки вытаскивают его из сети, понял - осётр! Его завернули в мешковину и положили на дно одной из лодок, а мы отправились в райцентр.



На берегу Владимир Анисимович отозвал меня в сторону. - Лев Федорович, у вас сегодня есть ещё встречи? Лекция в шко¬ле? Вот и хорошо, я вас прошу сразу же после лекции зайти ко мне. Колыхалов остановился не в гостинице, а у своих родственников.
Не очень хорошо понимая, зачем это, я всё-таки не стал возражать. Пришли. ...На полу кухни лежал тот самый «чурбан» — осётр, показавшийся мне огромным, но видавший виды Колыхалов небрежно бро¬сил: «Бывают и покрупнее». Оказывается, Валентина Ивановна шепнула рыбакам какое-то остяцкое слово, после которого они подарили нам этого красавца. Я попытался что-то сказать о браконьерстве и соблюдении законов, но Владимир Анисимович ответил: «Они бы его всё равно даже до рыбозавода не довезли, припрятали бы в прибрежных кустах, а по¬том специально за ним приехали и потихонечку продали». - Понимаете, я хочу сейчас разделить подарок между братьями-писателями, вот вы и будете свидетелем и, если понадобится - подтвердите, что сделано всё по справедливости. Вам поверят. ...В нашей жизни иногда возникают самые неожиданные ситуации. Мелочь, пустячок, баночка свежей икры... А в памяти осталась глубокая зарубка об интересном человеке, так рано ушедшем из жизни. В моей памяти о В. А. Колыхалове осталась и другая зарубка...       
  Жизнь любого из тех, кто занимал в XX веке более или менее активную позицию, была тесно связана с советской властью и ком¬мунистической партией. Идти против течения было и нелегко, и опасно. А соглашаться со всем или изображать согласие было выгодно. Официальное признание, награды (В. А. Колыхалов награж¬дён орденом «Знак Почёта»), бытоустройство, путёвки в санатории, публикации - всё зависело не только от реальных заслуг, но и от умения быть удобным и угодным власти. Это было тогда, это есть сегодня, это, увы, будет и завтра.
Нашему поколению время послало тяжелейшие испытания, жизнь заставляла отказаться от убеждений, от веры, от друзей. Од¬ни выдержали эти испытания, другие - нет. В 1993 году Вл. А. Ко¬лыхалов издал книгу «Когти дьявола» (тайны томского «двора») - о времени правления Егора Лигачёва. Не стану анализировать худо¬жественные или иные достоинства и недостатки этой книги. С моей точки зрения, ею просто перечёркнуты прошлые заслуги талантливого писателя.
  Спасибо ему за искреннюю любовь к Сибири, за «Дикие побеги», за другие произведения, не забудем того доброго, что он сделал для всех нас, пишущих и читающих. А всё остальное пусть останется с ним...
               

         

  Писатели и поэты Сибири  Владимир Колыхалов, Лев Ошанин,  …, 
   Виктор Астафьев,  … ,   Вениамин Колыхалов.
      
       

               

                Владимир и Вениамин сыны Анисима Колыхалова. 

    
1951 г. 25 дек. – Вениамин сын Анисима Колыхалов
в свои13 лет, детский дом в Усть-Чижапке.
1975 г. с. Богашево – молодой поэт, творческий отдых.
2015 г. г. Томск – «матерый» писатель и поэт Сибири.

      
1958 г. Владимир М. Кашаев, друг и брат Вен. Ан. Колыхалова по
обучению  и воспитанию в детском доме и во взрослой жизни.



             
2015г. Лидия Павловна Пикулева и Анатолий Яковлевич Пшеничкин – ветераны детдомовского движения –  основатели Союза ВДДИ Томской области.    
               
Вениамин А. Колыхалов, Галина П. Сартакова, Анатолий Я. Пшеничкин и Николай И.Долдин. Союз ВДДИ,Томск 5.01.15г.
   
Братья Колыхаловы из Томска            
               
  …Томская писательская организация почувствовала заинтересованное и требовательное внимание Первого Секретаря Обкома Коммунистической партии Советского Союза (Обком КПСС) Лигачева Егора Кузьмича. В то время её ответственным секретарем  Союза писателей области был Иван Елегечев. Писал он професси¬онально, однако лидерскими качествами - увы! - не обладал. А Егору Кузьмичу хотелось видеть на этом посту человека более энер¬гичного, более известного.
 Таким человеком стал бывший томич, член редколлегии журнала «Наш современник» Владимир Анисимович Колыхалов (1935-2009 г.г.). Родился он в селе Алатаево Каргасокского района, рано родителей лишился, вместе с братом Вениамином воспитывался в Усть-Чижапском дет¬ском доме. После окончания Томского автодорожного техникума работал на строительстве дороги Томск - Шегарка, нештатно сотрудничал в газе¬те «Молодой ленинец». Затем судьба забросила его на Дальний Восток. Там он стал журналистом, а позже ушел постигать таежную жизнь рабочим геологической партии.   
  Первая книга Владимира Колыхалова «В долине Золотых ключей» вышла в Амурском книжном издательстве в 1962 году. За ней последовали «Ближний север» (1963), «Идти одно¬му запрещаю» (1965), «Ночь, полная шорохов» (1966). На Читинском совещании молодых писателей Сибири и Дальнего Востока он был принят в Союз писателей, а в 1968 году в издательстве «Молодая гвардия» вышел его роман «Дикие побеги», удостоен¬ный литературной премии имени Николая Островского. В 1969 году этот роман был переиздан «Роман-газетой», после чего имя сибиряка-дальневосточника получило всесоюзную известность.
В предисловии к роману «Дикие побеги» большой советский писатель-сибиряк Сергей Залыгин написал: «Нынче Нарымский край, это среднее течение Оби, стал известен каждому. Геологи открыли там огромные богатства - нефть, газ, руду. Строители возводят по берегам таежных рек города. Прокладываются железные дороги, нефтепроводы, линии электро¬передачи. Пилоты бороздят небо в разных направлениях. Но ещё не так давно - лет десять-пятнадцать тому назад - мы знали об этом крае меньше, чем о Заполярье. Художественная литература как будто бы просмотрела этот огромный край. Редко-редко по¬являлись из Нарыма сообщения «собственных корреспондентов», ещё реже какой-нибудь журнал давал оттуда «материал». Но вот и ещё большая редкость: книга оттуда. Тот край уже далеко не тот, но не прошел интерес к недавнему прошлому, к быту людей края, каким он был совсем недавно.
 Даже поучительно - как там жи¬ли люди до прихода геологов, строителей, пилотов и радистов. И этот недавно минувший быт, недавняя жизнь и как бы предчув¬ствие крутого поворота в жизни переданы в книге молодого писа¬теля Владимира Колыхалова „Дикие побеги"... Книга страница за страницей развёртывает перед нами трудную, сиротскую судьбу Максимки Сараева... И мы уже чувствуем, знаем, какой это будет человек... Мы верим в него, догадываемся, что в нынешнем Нарыме это строитель. Строитель городов, железных дорог, а главное строитель жизни». В 1971 году Владимир Колыхалов переехал в Томск и вскоре возглавил Томскую писательскую организацию. Затем на родину стали возвращаться другие литераторы.
          Вслед за Владимиром Колыхаловым в Томск вернулся его млад¬ший брат Вениамин Колыхалов. Выпускник Томского горнопро¬мышленного училища, свою тру¬довую жизнь он начал монтажником-верхолазом на строительстве второй очереди Томской ГРЭС-2. Служить ему выпало на Тихоокеан¬ском флоте. Так вот и стал дальне¬восточником. Первую поэтическую книжку «Радуга» выпустил в 1963 году, будучи слесарем по ремонту прессового оборудования на за¬воде в Благовещенске-на-Амуре, а сборник очерков «Зейские воро¬та» (1967) - будучи редактором многотиражной газеты на Всесоюзной ударной комсомольской стройке - Зейской ГЭС. Автор книжек стихов для детей «Огурцы- хитрецы» (1969), «Северное сияние» (1974) и многочисленных пу¬бликаций в коллективных сборниках и журналах Москвы, Сибири и Дальнего Востока.
Как и его старший брат, Вениамин Колыхалов стал лауреатом литературной премии имени Николая Островского. Получил он её за книгу очерков «У подножья солнца», вышедшую в издательстве «Молодая гвардия» в 1975 году. В 1976-м - принят в Союз писате¬лей как поэт и прозаик.
Что давало это звание? Прежде всего - возможность профессионально заниматься творческой работой. Заработной платы члены Союза писателей не получали. Её заменял авторский гоно¬рар. Величина его зависела от тиража и объема, а также художе¬ственного уровня опубликованного произведения, но он редко превышал заработок успешного инженера или преподавателя вуза с ученой степенью. Функции профсоюзной организации выполнял Литературный фонд СССР, а также Литературные фонды союзных республик, имевшие свои издательства, журналы, До¬ма творчества, а в столичных городах ещё и свои поликлиники, Бюро по пропаганде художественной литературы и другие про¬фильные учреждения. Но, пожалуй, самым насущным был для нас жилищный вопрос. По положению каждый член Союза писателей имел право получить квартиру с добавочной площадью - под рабочий кабинет, однако далеко не во всех регионах оно исполнялось даже наполовину. А в Томске - по инициативе Лигаче¬ва - это право было подтверждено специальным решением бю¬ро обкома КПСС.
Помним, как завидовали нам писатели из других городов, узнав, что квартирами у нас обеспечены не только чле¬ны писательского Союза, но и авторы, ещё только-только заявив¬шие о себе. Так произошло с Василием Афониным, переехавшим в Томск из Новосибирска с двумя журнальными публикациями в «Нашем современнике», с Борисом Климычевым, Валентиной Кудрявцевой, Сергеем Алексеевым, Александром Казанцевым и другими литераторами. Следующий шаг Лигачева - создание Дома творческих организаций, да не где-то на отшибе, а в центре города. На втором эта¬же старинного особняка, памятника архитектуры, разместились отделения Союза писателей, Союза художников, Союза архитекто¬ров, Театральное общество.   
  Писательская организация получила четыре просторных комнаты с высокими лепными потолками об¬щей площадью в две с лишним сотни квадратных метров, затем машину «Волга» и речной катер. На этом катере бригада томских писателей (Н. Волокитин, С. Заплавный, Вл. Колыхалов, А. Шелудяков и поэт из Благовещенска О. Маслов) в ознаменование 100-летия со дня рождения Вячеслава Шишкова (1973) побывала во мно¬гих сёлах и райцентрах Томского Приобья, где состоялись литера¬турные встречи.               

                А. Шелудяков, О. Маслов,  Н. Волокитин,               
                С. Заплавный, Вл. Колыхалов.
               
           ГРАНИ БИОГРАФИИ  писателя Вениамина Колыхалова

     Среди множества российских сел и деревень есть для моего сердца особенно дорогие и любимые: Нарым, Сосновка, Усть-Чижапка. Они на томской северной земле, где проложены и прокладываются среди Васюганского глухоманья стальные магистрали.
     Названные села не просто точки на карте Родины - это отправные точки в моей судьбе. Суровая, но милая нарымская земля по-прежнему тревожит душу, потому что неусыпная память часто возвращает туда, на берега Оби и Васюгана, где родился, где прошли годы трудного детства. За месяц до начала Великой Отечественной умер отец от ран и контузий, полученных на гражданской войне. Не прожила и года после победного дня мать, подорвавшая и  слабое здоровье от тяжелой жизни в нарымском тылу.               
               
              Пионеры детдомовского движения Томской области
                Н.И. Долдин, В.А. Колыхалов, В.М. Кашаев. 

     На семь лет моим коллективным родителем стали воспитатели Усть-Чижапского детского дома, а врачевательницей души и сердца - северная природа. Она пробудила чувство восторга к тайге, раздольным лугам, радостному, быстро сгораемому лету. Окружающие меня бойкие на язык нарымчане научили чутко прислушиваться к родниковой простонародной речи. До сих пор не перестаю удивляться богатству народного языка, предельной емкости и выразительности поговорок, частушек, пословиц.
       По истечении времени особенно начинаю понимать, какими внимательными и заботливыми были к нам, безотцовщине, учителя и воспитатели. Кажется, они вернее и быстрее пролагали путь к мальчишеским сердцам, чем современные педагоги, вооруженные новейшими воззрениями по части воспитания и формирования вверенных им юных душ. К педагогам макаренковской школы отношу директора Усть-Чижапского детского дома Виктора Александровича Сухушина. Фронтовик-разведчик, он успешно вел и разведку детских сердец.
      Ребята любили его, шли за добрым словом, как к отцу, на попечение которого досталась семейка в сто пятьдесят мальчишек и девчонок. На правом берегу темноводного Васюгана находилось наше подсобное хозяйство. Местечко называлось Успенка. Будто само слово поторапливало маленьких работников: успейте побольше заготовить сена для многочисленных коров, лошадей, овец, успейте вырастить урожай картофеля, капусты, свеклы, огурцов. И дети успевали. Трудовое воспитание в детдоме было поставлено высоко, честь и заслуга в этом педагога В. А. Сухушина. Строжил он нас за провинности не назидательным многословьем, не грозной силой голосовых связок. Посмотрит, бывало, пристально и пытливо сквозь блесткие линзы очков и произнесет спокойно, вразумительно, делая меж слов долгие паузы: «Как тебе не стыдно?! И как тебе не совестно?!»  И все. Гипнотическая сила пронизывающего взгляда, тон спокойный отцовский заставляли воспитанников осознать свой проступок, не попадаться больше под обстрел всепонимающих директорских глаз.
     В его домашней библиотеке были стихи Некрасова, Пушкина, Есенина, Никитина, Фета, других поэтов. Так как я был дружен с детьми Виктора Александровича и его жены, учительницы младших классов Елены Ефимовны, - Геной, Володей, Эльвирой, то пользовался правом брать книги из их личной библиотеки. Таким образом впервые приоткрылся перед мальчишкой необъятный мир русской поэзии. И словно воочию видел слезы на глазах многострадальных крестьянских женщин, разделяя горе и скорбь Арины - солдатской матери, слышал стоны волжских бурлаков, улавливал свист и вой разыгравшейся вьюги, когда вчитывался в колдовские слова:  «Буря мглою небо кроет...»
     Школа в Усть-Чижапке была деревянная, двухэтажная, крепко сработанная нарымскими плотниками-умельцами. Когда думаю об этой школе, где закончил семь классов, то благоговейно вспоминаю любимую учительницу Зою Алексеевну Избышеву, талантливого преподавателя русского языка и литературы. Всегда собранная, нарядная Зоя Алексеевна грациозной походкой входила в класс, теплым светлым взглядом одаривала учеников: самые гомонливые ребятишки не могли теперь раскрыть рта, пошептаться друг с другом. Думается, что учительница сначала покорила нас своей чистой русской красотой, потом приворожила мастерским чтением стихов — их она знала множество помимо школьной программы. Под ее руководством всегда интересно проводились вечера поэзии, ставились пьесы, устраивались походы. В пути, на привалах, Зоя Алексеевна раскрывала перед ребятами богатство и новизну щедрой нарымской природы.
     Обаятельная личность педагога оказала на многие ребячьи души огромное влияние. Не потому ли так часто память, словно яркая зарница, высвечивает то далекое, по-своему счастливое время?! В школе потянуло к сочинительству. Пробовал писать стихи, сказки: их на сон грядущий рассказывал в многоместных детдомовских спальнях ребятишкам и они засыпали под страшные выдумки новоиспеченного сказочника. Подробно останавливаюсь на учителях не случайно: они заслуживают благодарности, потому что щедро тратили на безотцовщину жар молодых сердец, знания и неиссякаемое богатство души.
     После окончания семилетки директор детдома устроил меня в старейшее учебное заведение Сибири - училище Томское горнопромышленное. «Слесарем будешь, - сказал на прощание Виктор Александрович, - считай, что... доктором по станкам...»   Позже «ставил диагнозы и лечил» токарные, шлифовальные, строгальные и другие станки. В училище испытал муки первой любви. Решив, что для покорения сердца девушки - она училась на токаря - надо избавиться от веснушек, усиленно сводил я их ядовитой ртутной мазью. После подобного химического вмешательства лицо походило на красно-медный чайник.
     Овладевал специальностью слесаря-ремонтника. Одновременно посещал школу рабочей молодежи, занимался в аэроклубе парашютным спортом. Раздобыв где-то словарь русского языка, пристрастился к составлению кроссвордов. Настойчиво относил их в областную молодежную газету, но их так же настойчиво не печатали. Продолжал писать стихи. Первым слушателем и критиком был товарищ по училищу Володя Кашаев - тоже бывший детдомовец. С этим мировым парнем мы ходили по вечерам в школу, прыгали с парашютами с юрких самолетов «кукурузников», вместе работали до ухода на армейскую службу на строительстве третьей очереди Томской ГРЭС-2, он - электриком, я - монтажником-верхолазом.   Несколько месяцев на потеху опытных монтажников ползал по балкам на четвереньках. Боязно было ходить на пятидесятиметровой высоте по узким балочным перекрытиям, ощущая под собой пропасть. Внизу шли бетонные и сварочные работы, ползли по эстакадам груженые самосвалы, торчала арматура будущих фундаментов. Занятия в аэроклубе помогли быстрее преодолеть высотобоязнь. Вскоре коренастый бригадир говорил тоном приказа: «Полезай на верхотуру, снимешь с гака и фермы строп».   
     Эту опасную операцию после установления очередной многометровой фермы доверяли только опытным монтажникам. Позже выяснилось - на высоту посылали по другой причине. Узнав, что у меня нет родителей, монтажники с рабочей прямотой и бесцеремонностью выпалили однажды: «У нас семьи, дети... отцы, матери... ты башку свернешь - некому будет оплакивать...»  - «Брат есть», - возражал им. - «Брат - не отец... шуруй давай на небо...» Карабкался, перебирал ногами и руками стальные укосины, стараясь поменьше смотреть вниз... приходила в голову грустно-смешная мысль: как замечательно, что наши далекие предки были цепколапыми обезьянами...
     В моих книгах главной является тема труда. Побывал на многих ударных стройках - Братской, Красноярской, Зейской, Саяно-Шушенской, Бурейской гидростанциях, на стройках по освоению Томского Приобья. Отношусь к рабочему человеку с симпатией. После службы в армии внештатно сотрудничал в дальневосточных газетах, на радио. Потом восемь лет работал штатным корреспондентом различных газет.
     Закончил отделение поэзии Литературного института им. Горького. Занимался в творческом семинаре известного советского поэта Александра Алексеевича Жарова. Это была интересная поэтическая студия, руководимая человеком, в котором писательской и душевной энергии, задора, молодости хватило бы на десятерых. Таков А. А. Жаров был в жизни, таковы его полные свежести, романтики и оптимизма поэтические творения.
     Журналистика - главная, крепкая ступенька на пути к литературе. Сотрудничал в газетах Сибири и Дальнего Востока, был первым редактором многотиражки на строительстве Зейской ГЭС. Создал серию художественных очерков: два из них были напечатаны в 1973 году в журнале «Молодая гвардия» - их отметили премией. Получил одобрение и поддержку одного из своих любимых писателей - Анатолия Степановича Иванова, редактора журнала «Молодая гвардия». Он дал мне рекомендацию в Союз писателей.
      Два года спустя после журнальных публикаций в столичном молодежном издательстве вышла книга «У подножия солнца». За этот труд еще по рукописи был удостоен звания лауреата литературной премии имени Николая Островского. Из восемнадцати выпущенных книг семь вышло в столице. Печатался во многих центральных газетах и журналах, которые принято называть «солидными».
     Был участником Всесоюзного совещания молодых поэтов России, участником 6 Всесоюзного совещания молодых писателей, делегатом 4 съезда писателей РСФСР. Занося в свои блокноты, записные книжки сотни и тысячи фамилий, цифр, фактов, никогда не ленился записывать все интересное - разные житейские случаи, прибаутки, откровенные рассказы из многоликой жизни современников. Постоянно держу в памяти слова из дневника Жюля Ренара: «...Записывай, записывай и побольше - будет жвачка на зиму». Приходилось в полном смысле загребать идущий в руки словесный материал, чтобы потом откалибровать, провеять, разделить по фракциям: это пойдет для газеты, это надо оставить, авось, захочется «пожевать» летом или зимой, переселить в стихи, рассказы, повести.
        Не терял надежды сбросить когда-нибудь нелегкую газетную ношу, отвоевать время для более глубокого творческого осмысления действительности. Если многогранную жизнь принять за гору, под которой таятся полезные ископаемые, то газетчики выполняют трудные вскрышные работы. Каждый может копать глубже, чтобы дойти до залежей каких-то руд. Считаю, что пока не дошел до своей главной рудной жилы, но не сомневаюсь, что веду раскопки в нужном направлении.
     Моя «методика поисков» человеческих судеб, характеров такова: подолгу живу, иногда работаю с людьми, о которых собираюсь написать. Большое видится не только на расстоянии, но и во времени. Работал грузчиком, сучкорубом в амурской тайге, ходил с поисковыми отрядами геологов, заготавливал орехи, ягоду для коопзверопромхозов. Бок о бок жил с гидростроителями, лэповцами, мелиораторами, речниками, нефтяниками. На поездах, пароходах, оленьих упряжках, самолетах, вездеходах, вертолетах, лошадях, аэросанях намотал астрономическое число километров, но по-прежнему испытываю «вечный зов» новых дорог.
     Современная литература мне видится как покрытое лесом предгорье, над которым высятся Толстой, Горький, Пушкин, Чехов, Достоевский, Бунин, Некрасов и другие заоблачные вершины. Но и предгорье не бывает, как говорится, под одну гребенку. Среди современных литераторов идет невиданный не так по силе, как по объему процесс плавки. В писательские тигли бросаются вроде бы и те же русские слова, но иногда получаются произведения, стоящие по шкале прочности высоко, другие же книги время отбрасывает в шлак. Так было и так будет во все времена.
     Коллективные летописцы века создают биографию своего поколения. Возможно, огромные скорости передвижения, чрезмерная перегруженность информацией мешают отдельным современным литераторам попристальнее вглядываться в жизнь, в природу, как это умел делать любитель неторопкой ходьбы М. М. Пришвин. В его «магическое поле» зрения попадала и капелька росы на ромашке, и лучик солнца, падающий на муравья. Сквозь призму своего всепоглощающего сердца он пропускал любые явления природы и воспринимал человеческие взаимоотношения.
     Время - строгий, непримиримый судья. Оно выносит тягостный, молчаливый приговор, не подлежащий ни оспариванию, ни обжалованию. И в литературе время сумеет отнести в разряд забвения все то, что посчитает нужным.  По мере сил и возможностей стремлюсь постигать сложные жизненные явления, постоянно помня о том, что вечной школой для любого писателя является народ. Веду также постижение самого себя: собственное сердце - самый близкий и нелегкий объект для изучения...
     Когда-нибудь человек откроет планету, не знавшую войн. На нашей Земле должна продолжаться неостановимая борьба за красоту человеческой души, за раскрытие тайн, возможностей общей нашей праматери - Природы.      На службе, на вооружении всего человечества призвано стоять только Слово - единственное орудие, которое никогда не должно умолкать...
                Вен. Колыхалов,
 выпускник  Усть-Чижапского детского дома, писатель Сибири

Сочихин Никон Васильевич 
родился в 1939 году в деревне Коларово (Спасское) Томской области в семье врача. Еще ребенком лишился отца.  Воспитывался в детском доме в деревне Усть-Чижапка, ныне несуществующем, который в 1940 – 1950 годах находился на реке Васюган.          Служил в армии в Приморье и на Камчатке. Закончил Тюменский индустриальный институт. Горный инженер по бурению  нефтяных и газовых скважин. Работал бурильщиком эксплуатационного и разведочного бурения, а также капитального ремонта скважин на месторождениях Среднего Приобья.
Автор нескольких поэтических книжек, изданных в Москве и Томске. В 1996 году принят в Союз писателей России.               

               
                ДАЛЁКИЕ ГОДЫ

                Далёкие годы... На тесных вокзалах
                Родню узнавали мы чуть ли ни в каждом -
                Нам хлебца немножко и кожицу сала,
                Не жулики мы обворовывать граждан.

                Глядишь, пожалеет солдат на протезе,
                Старуха, согбенная богом нелепо.
                И счастлив, и плачешь, и хлеб, как железо,-
                Нет горше на свете сиротского хлеба.

Не знали мы радость дарёных игрушек.
Видать, отродясь не носили обновок.
По грязным подвалам, как будто зверушек,
Отлавливал нас старшина - участковый.
 
Мы в цепких руках его бились: Не троньте!
И в слёзы. Навзрыд. Не успели. Попались.
Как жаль, что отцы наши сгибли на фронте,
А мамы в дороге от нас потерялись.

Потом нас помыли. Сменили одежду.
И сытыми спать положили. И этим
Отняли. Отняли. Отняли надежду -
Когда-нибудь где-нибудь маму бы встретить.
А нам бы те годы поврозь не осилить.
Поврозь и желтуха бы нас доконала.
Мы стайкой пугливой к подолу России
Припали... И нас она не выдавала.
   Тете Лизе, няне
Тетя Лиза, дорогая няня,
Как ты? Где? Подай скорей ответ.
Пролегло меж нами расстояние
В десять быстро пробежавших лет.

Я помню, помню нашу Усть-Чижапку.
Было холодно. Была зима.
Куда ни глянешь – снеговые шапки
На всех заборах и всех домах.

Вижу все, глаза прикрыв немножко -
Спальня, холодно, ребята спят давно.
А за окном, как стая белых кошек,
Скребется вьюга в стены и окно.

По крыше бегают. В печи голодно воют.
В комочек сжался, ведь такая жуть,
Не то уж чтобы шевельнуть ногою,
А страшно даже и вздохнуть.

Как половодье,  стая нарастала.
Казалось, стенам их не удержать…
Я выскочил как мышь с-под одеяла
И к тебе в каптерку прибежал.

Постелила ты мне на скамейке,
Подставив стулья, чтоб я не упал.
Чем-то близким пахла телогрейка
И песню тоже где-то я слыхал.

Тогда мне снилось, что я снова дома.
Меня целуют мама и отец –
То я, сыновней нежностью ведомый,
К твоей руке прижался как птенец.

Было утро, когда я проснулся.
Солнца луч смотрел в мои глаза.
Я вновь к своим товарищам вернулся,
Тебе спасибо даже не сказав.

Года, как птицы в осень, улетели.
Их возвращения встречать уже не нам.
И умом окреп я, да и телом,
А на тебя какой лег вещий знак?

Наверно, мне цветов к твоим ногам не сыпать,
Но, как бы ни было, хочу тебе сказать:
Спасибо, няня. Доброе спасибо!
И прости. Ведь ты могла прощать.

Российский уголок

Сибирская деревня, Российский уголок,

Где вот они - деревья, Лишь выйди за порог.
Там реки в перекатах.  Озёр - не перечтёшь. 
 А шишек там, ребята,  А ягод там, ребята,
А рыбы там, ребята,  Соври - и не соврёшь!
Суровых лет сироток   В семью ты приняла:
-Пускай живут, чего там,  И на руки взяла.
А у самой немало   Забот и о своих...
Спасибо тебе, мама,  От всех друзей моих.
Ведь нам твои крестьяне  Хлеб отдавали свой.
Не зря же нас так тянет  В Чижапку - дом родной.
И вам поклон наш низкий,  Родные земляки.
Пускай, мы далеки,  Но вы у сердца – близко.
Васюганский ручей
По колено засучены гачи,
Хлеб в карманах да банка червей.
Идут пацаны рыбачить
На Васюганский ручей.

Идут. За их голые плечи
Солнце, как мама, берёт.
Прислушалось, что щебечет
Круглоголовый народ.

Маленький, самый маленький,
Ему и шести ещё нет:
- Ребя, сегодня мамочка
В ночь приходила ко мне.

Не верите! Честное слово!
Ни капельки я не вру.
В платье таком, какого
Нигде не найти вокруг.

А какую она игрушку
Потом подарила мне.
Я положил её под подушку,
А утром смотрю -  её нет.

Ребята не засмеялись,
Чудак, мол, ведь это же сон.
Они к нему крепче прижались,
Какой-то особенный он.

Худенький. Голова, как мячик,
И весь, что птенец-воробей.
Мальчик, детдомовский мальчик,
Их брат по мечтам и судьбе...

В прохладе просёлочной пыли
Уснула ребячья пора.
Но сердце ничто не забыло.
Всё помнит. Как будто вчера:

По колено засучены гачи.
Хлеб в карманах да банка червей.
Идут пацаны рыбачить
На Васюганский ручей...


               

                Писать надо для памяти


       

В.Г. Морозов выпускник 1953 г. Бакчарского детского дома.    
     Для  тех, с кем бедовал в тех временах. Много в голове и мыслей, и чувств, и эмоций. Пишу про то, как мы, дети, жили-были  во время военное,  и что сохранила моя память о жизни нашей семьи.    
     Стандартная схема для того времени. Отец пропал без вести на фронте, была такая формулировка во времена войны: мать умерла от голода, добывая для нас пропитание. В Новосибирске было. Наш адрес того времени: город Новосибирск, Кировский район, улица Песочная, дом номер один.  Нас трое детей. Старшему брату Ивану семь лет, мне пять и младшей сестре Тамаре два года. Брат и сестра ныне покойные.
      В конце октября или начале ноября 1943  привезли   в детскую комнату милиции. Нас со старшим братом отправили в Томский  детский приемник; такое заведение в те времена в милиции было. Описывать обычаи и нравы заведения не буду. Из   детского заведения меня отправили в Бакчарский  детдом, а брата в Белоярский детский дом Томской области. Сестру отдали в частные руки в Усть-Тарский район Новосибирской области. Не понятно, почему нас отправляли по разным  местам.  Если братья и сестры растут рядом, они вырастают с чувством родных людей в сердце и чувством достоинства, что они – люди. Да ладно, Получилось, как получилось. Все во вселенной закономерно. Все делается в свое время и на своем месте.
     Отца забрали на войну 19 января 1942 года. Куда,  в какое военное формирование? Ответа нет до настоящего времени. Смотрел  амбарные книги, в которых их записывали, когда призывали  –  сплошные пропуски по всем графам, кроме фамилии, имени и отчеству и года рождения. Там записано: Морозов Гаврил Дмитриевич 1912 год. Ничего больше.
     Торопились очень записывающие.  И в списках погибших не значится отец. Другим повезло больше. Похоронки были, и они вроде как светлые, а у кого нет похоронки - как и не участники войны. Нет никакой информации: ни куда  после мобилизации его  направили, ни места где воевал, в какой должности, в каком звании. Был человек, и не стало его, даже в памяти. Война. Не повезло нашему отцу с матерью, а с ними ни его детям, ни его внукам, ни его правнукам.
       Мать, Морозова Анна Сергеевна 1913 года рождения,  одна мыкалась два года с тремя малыми детьми, и похоронили ее в   деревне Казанка Новосибирской области без гроба, без креста;  просто замотали в старые тряпки люди добрые, которые оказались рядом. Спасибо им. Многие  так жили в те сатанинские времена. Так и хочется сказать Сталинские, и сказать спасибо товарищу Сталину за наше счастливое  детство.
      В детский приемник города Томска доставили в конце 1943 года. По дороге из Новосибирска в Томск, в поезде,  украли бушлат, который дали при отправке. По приезду в Томск снова был гол, как и при появлении в заведении в Новосибирске. На вокзале Томска зима, ночь, темнота, холод, сильный ветер, на мне немыслимый старый пиджак вместо теплого бушлата;  крики и подзатыльники сопровождающей. В месте назначения все успокоилось. Запомнил, что какие-то подарки на Новый год давали и у меня, как и у остальных малышей, их украли. В июле 1944 года  нас (большая группа детей) на фронтовых грузовиках ЗИС-5 необорудованных, попутных везли из Томска в районный центр - Бакчар. Грузовики фронтовые, с орденами на стеклах.  Мода такая была. Машин много, детей тоже много. Пыль, жара. В кузове запасное колесо по кузову пассажиров гоняет; пассажир от колеса, колесо за пассажиром.  Многие не выдерживали.  Пришлось делать остановку, привезли из Бакчара  хлеб и масло. Но кушать было нечего и некому. Масло растаяло от жары, хлеб весь в крошках от тряски, дети в полуобморочном состоянии от жары, тряски и пыли; после остановки жуть от комаров.     Что в детдоме понравилось. Сажали деревья, малину, смородину, даже яблони. Попробовать яблоки не пришлось. Не пришлось пробовать смородину-малину; к какому-нибудь ремеслу  приучали. Могу сделать стол, табуретку, могу подшить валенки, поставить заплатку на ботинки. Сажали картошку, овощи, ухаживали за ними, убирали  урожай. Заготавливали дрова, косили сено, осушали территорию детдома дренажными канавами. Работали в помощниках на кухне. Ухаживали за скотом рабочим.   Конями и быками. Могли их запрягать и управлять ими. Радость большая,  когда на  скотном дворе рождался жеребенок. Тогда прятали пайку и несли жеребеночку. Много времени проводили в лесу, на реке, на свежем воздухе. Чтоб не ходить на обязательные работы мечтали получить какую-нибудь болячку. Не получалось. Да и медицины не было.
     Всегда босяком по любой стерне; и форма летняя  - трусы и майка. Не зависимо от капризов погоды. Жили и развивались сами по себе. В 1947 году, летом многих воспитанников забрали демобилизованные родители. Но повезло не всем. Общее количество воспитанников уменьшилось наполовину. Питание улучшили. В 1949 году построили клуб. Кто руководил самодеятельностью в клубе не знаю. Интересно было. Самым любимым номером был шумовой оркестр. Самовыражение и фантазия без границ. Спектакли тех времен  этого клуба: Тимур и его команда, Золушка, Потерянное время, Двенадцать месяцев. Потом все оборвалось. Игры были групповые: лапта, городки, попа-гоняло, чижик и другие летом, зимой – кавалерия, чехарда-езда в помещении. езда с горы на катушках.  Построили футбольное и волейбольное поле. Играли в футбол и волейбол. С мячами было трудно. Дрались по правилам: драться только кулаками;  двое дерутся третий не подлазь; драка до первой крови; лежачего не бьют. Можно написать большую книгу под названием: жизнь в Бакчарском  детдоме в военное время.
     Электрического света и радио не было. Исключение – маленький дизель-генератор для МТС района.  Электричество и радио появилось после строительства маленькой ГЭС на речке Галка, после того как добавили в ведомство капитана Кыскать, (начальник НКВД  Бакчарского района), очередной партии ссыльных. Их было две больших  на памяти. Одна из стран Прибалтики. Среди них и был человек, который организовал строительство, и построили под его руководством гидрогенератор, пилораму и мельницу на один жернов.
Вторая партия ссыльных (их бабушки называли ассирийцами) любила играть в футбол и занималась сельским хозяйством.
     По делам быта и профессионального ориентира не велось никакой работы. Не знаю кухни, но отправляли работать в колхоз; основную массу воспитанников,  после окончания четвертого класса общеобразовательной школы, увозили в Асинское ремесленное училище №7, профилированное для воспитанников детских домов Томской области, где с общеобразовательным обучением в объеме семи классов научали профессии столяр-краснодеревщик.   Высшее образование (военный хирург) получил Жук Иван Федорович. Второму парню не повезло. Отличник, умер от перенапряжения в период окончания института. Еще инвалид Кутузов Валентин учился на геодезиста и  инвалид Клава Иванкова окончила  сельхоз техникум в Мичуринске. Жандыцай Людмила окончила педагогический техникум, потом институт по специальности – экономист, преподавала где,  не знаю. Давно покойная.   
     Да наш выпуск 1953 года. После окончания приема документов поехали в Новосибирский речной техникум четырнадцать человек. Поступили четверо: Воронов Владимир Иванович, Уткин Виктор Иванович, Шатохин Александр Иванович и Морозов Владимир Гаврилович. Кончили заведение двое: Морозов и Шатохин. Саша после окончания учебного заведения стал инвалидом по зрению от голода.  Проработал по профессии только Морозов, кончил два института, работал на судах, начиная с должности матроса. Общий стаж работы на судах речного и морского флота пятьдесят лет. Из них в должности капитана – тридцать. Как в песне: сколько видано-перевидано, в тихой гавани после плавания будет вспомнить о чем капитану дальнего плавания.
      В настоящее время поддерживаю отношения с теми,
      кого помню,  и которые помнят меня.

                Морозов Владимир Гаврилович, г. Партизанск,
                Приморский край, ул. Садовая 42
               



               
                Пробудить память

       И мы прошли толпою серой
                Былой войны седая прядь
                Но детский дом упрямо помним.
                А что нам больше вспоминать.

Эпиграфом взята последняя строфа из стихотворения «Память сердца» Кокориной Надежды Васильевны. С ней, как и с другими детдомовцами, фамилии и  имена которых будут упоминаться в этих  не радостных воспоминаниях,  принимали азы жизни в военные и послевоенные годы в Бакчарском детском доме Томской области. Начнем со стихотворения. Вот оно.

  ПАМЯТЬ  СЕРДЦА,

                Такие разные, чужие…
                Но объясните, почему?
                При встрече все мы, как родные,
                Забыты горести былые
                И вспоминаем, как шальные.
                Свою нелегкую весну.

                Встречали новеньких и слабых
                Недружелюбно в те года
                И сколько б лет не пролетело,
                Не запеклось, но прикипело,
                Осталось с нами навсегда.

                Своя особая планета, свой  микромир,
                Наш детский дом.
                И только тот оценит это,
                Кто прожил годы в доме том.

                Кормили нас и одевали,
                Но никому не защитить
                От  одиночества, печали,
                Что сердце детское щемит.

                И это держится в секрете,
                Закрыто в самой глубине.
                А если где-то вдруг прорвется,
                То «втихаря», наедине.

                А власть не вспомнила ни разу
                Про нас, детей военных лет.
                Забыли все, как по приказу,
                Как будто нас в помине нет.

                Мы помним все про ветеранов,
                Про внуков их и про детей.
                Машины, льготы им по праву,
                Вопрос квартир, очередей…

                Но те, кто головы сложили,
                Стране дешевле обошлись.
                А их детей напрочь забыли.
                Как ни сложилась бы их жизнь.

                И мы прошли толпою серой -
                Былой войны седая прядь.
                Но детский дом упрямо помним.
                А что нам больше вспоминать?.

       Пишу, что помню, не все, конечно, написал что помню;  пишу что  считаю нужным. Ничего не прибавляю, не убавляю. Как на исповеди. У каждого времени своя картина детства. Автобиографии детей военных лет были примерно одинаковыми: Отец погиб на фронте, мать умерла или бросила. В те времена в детдом брали только при смерти обоих родителей. Поэтому, матери часто шли на самоубийство, чтобы сохранить жизнь своего ребенка.
   
   Отца, Морозова Гаврила Дмитриевича , 1912 года рождения, мобилизовали 19 января 1942 года Кировским, ныне Ленинским  райвоенкоматом города Новосибирска.  Я сам держал, сам листал эту книгу записей. «Книга Скорби и Печали» есть нарезанные листы из оберточной бумаги, разлинованные вручную карандашом. Записи сделаны рыжими, расплывшимися чернилами. Графы: номер по порядку, фамилия, имя , отчество, место жительства, место работы и должность, состав семьи. Графа гибели, У кого все графы заполнены, у кого не все. Внизу каждого листа подпись, должность и воинское звание  записывающего. У моего отца записана графа   Фамилия имя отчество. Далее все пропуски. Очень торопились. Так и остались графы незаполненными по настоящее время. Был человек и не стало человека. Куда формировали команду, на какой фронт, какой должности, какого звания, нет данных,  по время нынешнее.  Обращался во все доступные архивы. Ответ стандартный: в списках боевых потерь не значится, в списках умерших от ран   в госпиталях не значится.
       Ради памяти родителей восполню, что память держит и что установить удалось. Жили в городе Новосибирске, на левом берегу Оби, у железнодорожного моста, по улице Песочной, под номер один или два. Это недалеко от остановки электрички «Левая Обь». Смотрели на проходящие составы. Состав направо - это на запад. Запомнились  составы груженые самолетами. Жили в домишке, кругом песок голый, огородишко на песке убогий. На пространстве, от моста до затона, предприятие по обработке плотов. Звали предприятие в народе «Лесоперевалка». Механизированная бревнотаска дизелем «Болиндер», дизель приводил в действие бревнотаску.
       Жилых домов было несколько. Был пустырь на песке. Отец работал на газоходе... В семье было трое детей. Алкоголь в семье не употребляли, скандалов и драк в  семье не было. Отец был мастеровым человеком и уважаемым. Соседям ремонтировал ходики», лудил-паял кастрюли соседкам. Всегда предупреждал заказчиц, чтобы без воды кастрюлю на горячую плиту не ставили. Вдвоем с матерью сделали печку. Печка была хорошая. При растопке печка гудела отец напевал песню: Эх! загудели, зашумели провода…
    
   Мать, Морозова Анна Сергеевна 1913 года рождения. Установить что-либо о ней, удалось еще меньше. Неграмотная, верующая. Запомнилась ее молитва после приема пищи:  «Спасибо, Бог напитал, никто не видал, а кто видел, тот не обидел.» Умерла в деревне Казанка Коченевского района Новосибирской области. В октябре 1942 года мать пошла за картошкой к родным. Умерла у них в одну ночь. Похоронили без отпевания , без гроба и креста, в чем пришла. Просто закопали и все.   Приснилась она мне перед сложной операцией. На берегу реки сидит спиной ко мне. Света нет,  но видимость четкая. Разговора не было, простое предупреждение: Дальше идти нельзя, не вернешься. Помню, по моим предположениям, последнюю ночь отца в семье. Запах и звуки квашни. Освещение от топящейся печки. Сидят вдвоем. Тихо разговаривают о чем-то. Ни слез, ни причитаний. Провал памяти. За все время пребывания в семье не помню ни одной ласки, ни одного объятия родителей, ни одной детской песенки, ни одного родительского поцелуя ни к одному из троих детей, ни одного доброго, поощрительного слова. Воспоминания далее. 
      Яркий солнечный день. Морозное утро, завернутых в тряпье нас, троих детей, везут на извозчике. Поселили в казенное помещение: диван, покрытый черной клеенкой, телефон, темный коридор, тепло в комнате, электрический свет, за окном тарахтит движок. Это детская комната в милиции. Приходит женщина, кутает сестру в черное покрывало и уносит, сестре два года.  Встретились  с сестрой в 1967 году.
       Был ноябрь 1942 года. Везут в поезде. Тепло. Светло. На мне новый бушлат по размеру. Кормят крошками подростки, укладывают спать, бушлат кладут под голову вместо подушки. Заснул. Будит сопровождающая. Ночь. Прибыли.  Бушлата нет. Вместо бушлата старый рваный пиджак ниже пяток. Брань сопровождающей. Выталкивает меня сопровождающая на перрон подзатыльниками. На улице свирепая метель и темнота. Мне очень холодно и обидно. Провал памяти. Декабрь 1942 года. От Томской области образовали дополнительно Новосибирскую область. Это из документов.
    
   Томский детский приемник. Канун нового 1943 года. Напротив входа запах от туалета без канализации на три дырки, направо маленькая, без окон комнатка, видимо, изолятор, кровать солдатская на постаменте. В комнате тепло и светло от электрического освещения. Вечером, за ужином, давали маленькие подарки в бумажных пакетиках. Запомнились кедровые орехи. Орехи в пакете положил под подушку, но утром орешек на месте не было. Их украли. Горько плакал.  Налево от входной двери, большая игровая комната. Слева, вдоль стены, маленькие скамейки, справа от двери круглая голландская печка. Несколько игрушек: деревянные танк и пушка. Ими дети не играли. Дети играли под руководством Капитона Ивановича одетого в военную форму, доброго человека. Играли в игры: (испорченный телефон), (гуси-лебеди и серый волк), (кабачок-кабачок). Капитон Иванович был добрым, поэтому и играли.
       Иногда в играх дети смеялись. А обычное состояние детей – беззвучные тени, бледные губы с синевой, бледные изможденные лица с желтоватым отливом.  Напротив детских скамеек дверь в столовую. Столовая: стол и у стены скамейка. Запомнился внос хлеба на подносе. Голодные глаза детей. Полторы булки разрезаны на тонкие ломтики. Вроде много, но дают один кусочек.
    
   Большая  Беда тех лет чувство постоянного голода. С этим чувством просыпались, жили день и засыпали. Рядом со столовой комната. Назначения её не знаю. В этой комнате я не был.  Был патефон  в приемнике. Играли единственную   пластинку. Утесова Прекрасная маркиза. Но не понимал, почему все хорошо, когда и  кобыла околела и дом сгорел. По диагонали от печки вход в комнату для больных детей. В этой комнате лежала девочка девяти-десяти лет. Эта девочка рассказывала нам, малышне, страшные сказки на уровне современных ужастиков. В тамбуре при входе было морозно. Здесь встретились с братом. Показал на замерзший туалет и сказал, что это карцер и туда посадят любого, кто плохо себя ведет. Что такое хорошо и что плохо он не объяснил. Сказал, что он живет в большом каменном корпусе вместе с другими ребятами,  и рёбят там много. Этот корпус был виден из нашей столовой.
       Встретились с братом в 1960 году. Рядом с входной дверью было окно, в которое любил смотреть. Видел высокий забор, железнодорожный тупик и старое кладбище. Когда потеплело, стали выпускать гулять. В заборе была дырка и через нее мы ходили на помойку и собирали картофельные очистки. Однажды за этим занятием нас застала женщина с ведром. Мы пробовали бежать, но она попросила нас подождать. Мы поверили ее голосу и задержались. Она принесла нам три маленькие вареные картошки в мундире. Теперь знаю цену этих картошек…
Про путешествие до детдома из  приемника писал ранее. Писал ранее и о начале рабочей жизни.   
               
                С уважением Морозов Владимир Гаврилович,
                казенный человек с  1942 года.

               
               




                Велика беда – начало

…Трудный,  как в сказке у Аксакова «Аленький цветочек», сделали заказ девочки, с которыми пребывал в Бакчарском детском доме Томской области в военные годы: расскажи что-нибудь о море, какое было событие. И о чем сказать не знаю. За много лет чего не вспомнишь. До настоящего момента все истории вспоминаются.
Трудная доля людей на флоте. Трудная, но интересная. Правы финны в поговорке: «Моряки - особые люди». Сами моряки говорят о  своей профессии без романтики и восторга: настоящая работа настоящих мужчин; добровольное  пожизненное заключение строгого режима, разновидность наркотика. На этой работе нет места людям без характера, без воли, без ответственности за свои поступки  перед собой и окружающими. В себя надо верить всегда, а в тех,  кто рядом – больше. Работа на флоте – непрерывная игра и борьба с собой и миром окружающим. Здесь жизнь ставит задачки без компромиссов, на выживание. Когда в аварийной ситуации пребывает  судно, на быструю помощь извне рассчитывать не приходится; расчет на состояние судна, мастерство и сработанность экипажа и его величество случай, что часто  судьбой называют. Радость благодатного исхода сознаешь потом, иногда через десятки лет.
     Все имеет начало. Про него и рассказать можно.
     Теперь я понимаю, что стечение обстоятельств было в мою пользу. Про что рассказываю, было в начале июля 1956 года. Судно, серийный колесный буксирный пароход «Генерал Панфилов», производства Тюменского судостроительного завода, на котором я проходил производственную практику, стоял на ремонте в затоне Новосибирского судоремонтного завода. Ремонта, как такового, не было. Была плановая профилактическая котлоочистка. Штука не совсем удобная, но крайне необходимая. При котлоочистке топки  котла тушатся, давление пара уравновешивают с атмосферным, удаляют воду из котла за борт и судно делается мертвым: ни отопления, ни освещения, ни прочих условий для нормальной жизни людей. Работы на судне заключаются в очистке водогрейных труб котла от накипи, которая образуется в период эксплуатации, машинкой Дорохова. Она подобна многим знакомой бормашине, которой разрабатывают больные   зубы. Только  с машинкой Дорохова управляются двое, полусогнувшись или вытянувшись, при тусклой переноске в коллекторе не остывшего окончательно котла. При этом в замкнутом металлическом пространстве, забитом взвешенными частицами накипи, ужасный грохот не только в котле, но и по всему судну. Замечу, что работа судового кочегара на твердом топливе была одна из самых каторжных мной встреченных и наблюдаемых. Участником этой работы непродолжительное время и мне быть довелось.
     Срок практики кончился, и назавтра я собирался уходить в распоряжение кадров техникума. Но госпожа судьба распорядилась иначе. Вечером капитан приказал явиться в отдел кадров пароходства на улице Щетинина, номера строения не помню, примерно № 36. Утром был на месте, в двухэтажном деревянном здании; опаздывать в детдоме не учили. Кроме меня оформляли командировки Ульянов Владимир Ильич, учащийся четвертого курса и Огнев Василий Иванович,  профорг нашего курса. Написали на нас приказы, оформили командировочные удостоверения с направлением в распоряжение Экспедиции Специальных морских проводок, которой командовал тогда Наянов. Выдали деньги, не бог какие,  и мы стали людьми другого сорта. Жизнь вертеться заставила быстрее: собирайся в дорогу, труба зовет, узнавай маршрут, покупай проездные билеты. Маршрут оказался не сложным, всего одна пересадка в Москве до Архангельска. Сложности возникли при покупке билетов на поезд. Основной транспорт – железнодорожный; у билетных касс мешанина из мешков, баулов, сумок, людей; очереди, давка, склоки, доходящие до кратковременных потасовок. Кассы для    командировочных, кассы для курортников едущих на курорты. Одни кассы работают не по расписанию, другие по расписанию, но не по назначению. Классическая неразбериха, безответственность одних перед другими. Выдержали, получили картонные билетики с проколотой датой отъезда и номером поезда, заветные плацкарты с указанием места в вагоне и  номера вагона в поезде.
      До начала путешествия оставалось немногим более суток. Здесь и стали появляться проколы образования. Надо в дорогу порошок зубной, щетку зубную, полотенце – это у меня с парохода. А куда сложить? Сейчас это можно сложить в пакет и без проблем. Но тогда захотелось купить непременно балетку и дорогую, не за сорок рублей, из кирзы, а за сто двадцать из кожи. Продавщица обманула, вручила из кирзы, денег уменьшилось заметно, что потом аукнулось в Архангельске.  На следующий день,  началось путешествие самостоятельное и ответственное,  строго по расписанию.
     Я не железнодорожник, не знаю, почему на современные электровозы и тепловозы, в знак особых заслуг, традиций, не перенесли свистки паровозные, Что-то есть завораживающее в них, волшебное. Обычная замкнутая вагонная жизнь. Только запомнились побеленные лозунги, выложенные вдоль полотна железнодорожного из осколков кирпича, падение скорости движения на подъемах, духота вагонная и задымленность от трубы паровозной, когда направление выброса дыма совпадало с направлением в открытые окна. Путешествие до Москвы было не долгим и запомнилось проездом мимо Казанского кремля. Красота, мощь, загадки старины. После Казани совсем короткая дорога до Москвы. И скоро началось медленное движение по стрелкам, со стуками, качаниями, резкими торможениями.
     «Москва - город большой…», как говорил Чехов. Привезли машинисты пассажиров своих на Казанский вокзал, вышли пассажиры на площадь трех вокзалов.
     Нашли мы для себя вокзал нужный, оформили дальнейшее право на передвижение от Москвы до Архангельска. Времени,  до отъезда  из Москвы в Архангельск хватило, чтобы добраться до Красной площади, посмотреть на мавзолей Ленина-Сталина, придти в ужас от очереди из любопытствующих и «верующих» у мавзолея, посмотреть в ГУМе  на первые телевизоры -  большие тумбочки с маленьким экраном за пять тысяч пятьсот сталинских  рублей и постоять у телевизора в ожидании чуда появления изображения в этой тумбочке. Чуда не случилось. И прокатиться на трамвае от площади вокзалов в сторону высотного здания университета  до конца  маршрута и обратно всего за шесть копеек: три копейки от вокзала  и три копейки к вокзалу. Вечер наступил, время убито, и нас пропустили по билету в вагон. И после определения места и получения постели за рубль, заснул сном праведника.
     Проснулся от странных, для меня, говоров: интонаций, меняющих смыслы слов до неузнаваемых. Потом догадался, что это вятский говор. Вятский или какой другой. От Москвы до Архангельска путь короче, чем от Новосибирска в два раза, потому и приехали в два раза быстрее. Привезли нас в приполярные широты. Вышли из  вагона и почувствовали разницу в географическом положении города: солнце светит, а холодно; ночь по времени, а светло.
     Моста через  реку Северная Двина в Архангельске  еще не было. Оно и веселее. Переехали на правый берег на «макарке». Так любовно называли местные жители  шустрые паромные пароходики со времен дореволюционных купеческих. Предположительно был такой купец по фамилии Макаркин, паромную переправу содержавший. Поселились мы в доме колхозника. Это самая дешевая ночлежка. Заплатили за неделю вперед. Деньги расходовали экономно, очень экономно. Архангельск город старый, служивший России со времен древних, и знакомиться с ним интересно даже нищим, если интерес сидит в душе. Грунт, как часто случается в притундровой зоне, плывет, и надеяться на ровные дороги не надо. По краям дорог, местами, деревянные тротуары, по которым ходить очень даже опасно, особенно в темное время, но в этом необходимости не было по причине белых ночей.
     Запомнился Дом с таблицей. Низкий, деревянный, и на нем доска мемориальная, в ней информация, что в этом доме, бывшей редакции газеты такой-то, жил и работал редактором советский писатель Аркадий Гайдар. Хороший был писатель. Почему был? Хорошим писателем он и остался и останется. Легко поверить и проверить, если прочитать хоть одну книжку, им написанную. Напротив дома - английский танк времен первой мировой войны, застрявший в России в период войны гражданской и, как сообщалось  на белой фанерке, помещенной рядом, подаренном трудящимся города Климентом Ворошиловым.
    Плотов много поступало на лесную биржу. На лесной бирже лес распиливался, сортировался, грузился на пароходы. Красивые были эти пиломатериалы. Досточки, ровные, без сучков, грамотно высушенные - одно загляденье.
    Пароходы приходили за пиломатериалами со всей близлежащей Европы и, не только близлежащей. Запомнил флаги Финляндии, Швеции, Норвегии, Дании, Англии, Греции. Пароходы многих стран были переведены на мазут. Отличались чистотой своей и изяществом.
    Фарватер неглубокий, поэтому и подходили к причалам корабли без балласта, на треть винты на поверхности, и при подходе, как у китов, фонтан. Красота, только у мертвого сердце от такой красоты не затрепещет. Подходили корабли большие во время прилива, когда  приливной волной несло буксиры с плотами в сторону противоположную от устья.
     Да, большое удовольствие, посмотреть со стороны на швартующийся корабль. Весь украшен флагами: флаг своего государства, флаг государства пребывания, позывные судна, сигнальные флаги присутствия на борту лоцмана. Никакой бестолковой суеты, никаких пустых разговоров. Исполняется команда: по местам стоять, швартоваться.
     Вечером вся эта красота, только в другой форме, повторялась в интерклубе. День на убыли, смеркается, сумерки скрывают окружающее людское убожество. А интерклуб сияет цветными огнями, музыка; к дверям непрерывным потоком подходят нарядные, возбужденные молодые люди; смех, непринужденные громкие разговоры. У дверей кучки нарядных девушек, мечтающих проникнуть внутрь. Но свободно проходят только те, у кого паспорт моряка. Тогда я впервые заметил, что девушки красивы. От их красоты мутится разум, ты переходишь в другое состояние. Этот разум и подсказывает, что здесь и сейчас, среди них нет  тебе места в наряде Гавроша и с правами нищего.
     Наша береговая жизнь закончилась в день военно-морского флота. Сходили на набережную, поглазели на военные корабли с их передвижениями,  построениями и вечерней стрельбой. По приходу в ночлежку с нас  потребовали очередную плату за проживание. Но платить было нечем, о чем честно признались. Приказали назавтра покинуть занимаемые места. Все по правилам: аванс при отъезде получили небольшой; траты, хоть и нищенские (каждый день на скудное разовое питание), новых финансов не было, и мы перешли на положение бомжей.
     На другой день проблему с проживанием решили очень хорошо для нас. На рейде болтался в ожидании погрузки и отправки рейдовый буксирчик, почти без экипажа, без запасов топлива и воды. Здесь стало наше новое пристанище. Совсем неплохо. Мы на корабле, корабль на воде. Только есть нечего по причине отсутствия финансов. И здесь было неплохо: приедет из Москвы начальник отдела кадров и привезет деньги. Нерешенным остался один вопрос: когда приедет начальник отдела кадров. Появилась и новая личность – Володя. Кроме имени, информации никакой. Года на три старше меня. Одет в робу моряка того времени: рабочие кирзовые ботинки с длинными шнурками, брюки и куртка из хлопчатобумажной ткани неопределенного и неприятного цвета, фуфайка цвета такого же. И запоминающаяся часть туалета – белый чехол от форменной флотской фуражки вместо головного убора. И еще запоминающаяся деталь образа – гитара на шнурке через плечо. Успел он, Володя, сходить в один рейс нормальный и поэтому имел право петь популярные песни про море, корабли и моряков, про шторма и про правила поведения во время шторма, про любовь верную и неверную, про морскую этику. Песни простенькие начала двадцатого века, которые поют и по настоящее время.
     Свершилось! Приехал начальник отдела кадров Ершов. Мужчина симпатичный, молодой, энергичный. Колесо событий начало раскручиваться быстрее. Главное, выдал аванс на пропитание. До этого мы сидели на подпитке благими намерениями; я давно продал в комиссионном магазине свою недавнюю гордость – балетку, вырученные деньги  проели. Благодаря им,  с питанием проблем не возникало. Один батон на день на троих и рыба из банки консервной или кусок трески соленой, реже копченой. Других деликатесов в виде чая, печенья, сахара или пряников не полагалось. Весь ассортимент - при условии наличия минимума рублей в кармане. С приездом Ершова они, рубли, появились. Отдельно замечу, что в 1956 году в Архангельске, как и во всей великой стране, уже не было жутких карточных условий военных лет и голодных послевоенных 1945-1950-х. В магазинах трески и другой рыбы всякой - в изобильном ассортименте, про рыбные консервы, которые сейчас принимаются за деликатесы, и говорить грешно: икра красная, икра черная, печень трески; про бычки в томате, или другую закуску выпивох говорить не буду. Замечу отдельно, что про спиртное и в голову никому не приходило. Один Володя, наш бард, как потом выяснилось, имел склонность, но с особенностями. Пил он только на свои, пил немного, только для вдохновения исполнительского, пил только коньяк трехлетней выдержки. Это был ритуал.
    В иллюминаторах сумерки. Все механизмы выключены, поэтому ничто не шумит и не грохочет, слышен плеск воды. Начинаются просьбы к Володе спеть песню. Володя не соглашается и придумывает разные отговорки. Далее наступает момент кризиса: общество устает упрашивать, исполнитель устает отнекиваться из боязни лишиться слушателей, и следует ультиматум: без коньяка петь не буду. К решению этого вопроса слушатели готовы и требование певца быстро удовлетворяется. И начинается концерт. Концерт свой, простой. Голос у Володи был приятный и пел он песни о жизни моря. Песни были про море, про моряков, про морскую дружбу, про верную и неверную любовь. Песни эти и поныне пользуются успехом у слушателей. Концерт оканчивался внезапно.   
     Исполнитель без всяких предупреждений снимал гитару с шеи (она висела на шнурке от рабочего ботинка) и произносил одну и ту же фразу: «Вы не моряки! Вы волосаны. Но все будет оки-доки, как говорят старые друзья-англичане». 
     После приезда Ершова дела приобрели смысл и значение; сразу появились обязанности, которые надо выполнять четко и без промедления. Получил направление в бассейновую поликлинику моряков для прохождения медицинской комиссии на  пригодность исполнения должности матроса несамоходного судна. Пройти медицинскую комиссию в восемнадцать лет - не проблема, пройти инструктаж по технике безопасности и сдать экзамен по технике безопасности - тоже.
    После выполнения простых заданий получил назначение на лихтер, который стоял в Соломбале на экипировке перед походом. Поход не большой и простенький: с грузом на палубе на буксире от Архангельска до Салехарда всего через три моря. Чтобы попасть на судно - снова на «макарку». Но теперь - с направлением, с указанием должности. Должность -  это не только права, но и обязанности. 
 На судне приняли хорошо. Без тычков, без  зубоскальства. Определили место на судне и определили круг служебных обязанностей. Расписался за проведенный инструктаж по технике безопасности на рабочем месте. Я на судне, я член экипажа!
     Докеры делали свое дело. На крышках люков построили фундаменты из деревянных брусов под груз, поставили на эти фундаменты мото-завозню и пассажирский теплоход пригородных местных линий, занайтовали груз основательно. С морем всегда разговаривать надо на «Вы». Море уважать надо.     На палубу опустили бухту стального запасного аварийного буксирного троса, диаметром сорок два миллиметра, размотали и трос разложили вдоль борта. Был назначен день отхода.
     Настроение перед отходом всегда приподнятое. В таком настроении командир принимал доклад у артельного о наличии запасов и провизии. На все вопросы командир получал оптимистичные и положительные ответы с обязательной ремаркой: «так точно, мой командир, все в порядке». Переход определил, что не все в порядке оказалось, как рапортовал артельный.
      Маленькая справочка. В экспедиции специальных морских проводок, которая была организована сразу после войны, для перегона речных судов из стран в той войне побежденных, первым командиром был назначен Наянов.  Наянов был военным моряком, хорошо воевал, но имел роскошь иметь в те времена собственное мнение. Даже хуже, не только имел собственное мнение, но позволял себе его высказывать. И что совсем страшно, он отстаивал свое мнение. За все вместе взятое ему и «сделали иди туда, не знаю куда и делай то, не знаю что»: направили организовать работу заведомо опасную и трудновыполнимую – гнать старые изношенные суда на сибирские реки - Енисей, Обь, Лену – Северным морским путём. Но он был настоящий мужчина. Молодой, энергичный, умный, порядочный. От страхов не убегал, свои промахи на ближних не сваливал. Про него говорили: «Настоящий командир. Дело знает. Надо будет - и доску проведет через северный полюс». Так, на примере хорошего командира появилась традиция не называть капитанов, шкиперов, старшин табельными наименованиями, Называли ответственным словом: командир.
     О качестве финского судостроения говорить – время тратить.
Качество и надежность судов, построенных на финских верфях, прослеживаются  задолго до начала официального финского судостроения. Пример тому  парусно-моторная шхуна с деревянным корпусом «Заря», на которой Эдуард Толь со своим экипажем  искал землю Санникова и исследовал Ляховские острова задолго до революции в арктическом море Лаптевых. Эта самая «Заря» верой и правдой служила в гидрографии до 1945 года и была по халатности сожжена в бухте Тикси. Ее именем назван один из заливов в этой бухте.
     Прекрасный стальной сварной корпус лихтера, электрогенератор, системы осушения, пожаротушения, служебные и жилые помещения, не исключая санузел и сауну, все отделано и сделано с большой ответственностью рабочих за свой труд. Скрытым дефектом проектирования оказался дизельный привод якорного устройства. В условиях холодной сибирской осени возникало много проблем при работе с этим устройством. Дефект устранили путем замены дизеля на якорном устройстве, электродвигателем и установки в машинном отсеке дополнительного и, большего по мощности электрогенератора.
     После установки и закрепления палубного груза был назначен день отхода. Команда на борту, согласно судовой роли, больных и увечных нет. Точно в назначенное время на борт поднялся инспектор портнадзора. Как и положено: образец касты моряков и учтивости. Как и положено, все внимательно проверил: крепеж груза, качество и количество судовых запасов и провизии, даже понюхал запах керосина в емкости для судовых сигнальных фонарей, оштрафовал командира за нестандартный государственный флаг (флаг не стандартного размера), на судовой роли поставил большую печать на право отхода, пожелал счастливого плавания и покинул судно.
    У носовой части уже посвистывал и попыхивал портовый буксирчик. Стали подавать буксирный трос, а меня спать отправили (перед вахтой должно выспаться). После выхода из порта на вахте должна быть свежая голова. Главная задача вахтенного по уставу: непрерывное и качественное наблюдение за окружающей обстановкой. Пошел в каюту и завертелся вдруг окружающий мир – буксировщик стал буксир набивать.
     Проснулся от неизвестного ранее ощущения. Пространство окружающее находилось в непрерывном хаотическом движении. Догадался – качка. Быстро поднялся на палубу, осмотрелся и душа ахнула  восторгом от нахлынувших ощущений.
     Ветер небольшой, волна небольшая, воздух прозрачный прохладный свежий; море красоты, которую никто никогда не сможет описать. Красоту эту можно только ощущать и впитывать всеми чувствами, которые в человеке имеются. Вода за бортом завораживала прозрачностью. Не верилось, что она может быть соленой. Без посторонних глаз решил провести тест на соленость. Взял хозяйственное ведро с темляком и в нарушение инструкции по технике безопасности, закрепил темляк на кнехт и выбросил ведро за борт. Темляк на руку не наматывал, находился в направлении «вперед по движению», за борт тело не перевешивал. После нескольких попыток удалось поднять некоторое количество воды. И после дегустации убедился: вода была горько - соленой.
     Буксировал наш лихтер пароход «Жан Жорез». Пароход типа «Либерти», они поставлялись в Советский Союз Америкой по лендлизу.   Энергоносителем был мазут флотский, а не каменный уголь. Что позволяло кораблям этого класса совершать дальние рейсы без захода для бункеровки углем, уменьшить количество экипажа и значительно облегчить труд людей корабля. Командовала «Жан Жорезом» единственная в то время женщина-капитан Щетинина.  Пароход «Жан Жорез» ей подарило американское правительство в 1943 году, когда она была направлена от Дальневосточного морского пароходства в Америку на получение очередного парохода. В состав каравана входил еще один корабль с лихтером. Корабль был современным по тем временам - дизель-электроход «Маршал Говоров». Корабли шли со строительным грузом для Анадырского морского порта. Обычная схема для тех лет: Архангельск – весь Северный морской путь. Очень тяжелые рейсы при той погоде, климате и навигационном оборудовании берега и кораблей. Рейсы в тех широтах были,  навсегда останутся мерилом силы духа человека.
     Началось изучение географии не в классе за школьной партой, а на местности и воочию. Во время, когда присутствует вся команда: общие палубные работы, которые всегда есть на любом судне; в местах отдыха и приема пищи бывалым есть что рассказать молодым. Рассказы эти неторопливы и доверительны. Так стало ясно, что в Поморье мыс называют словом нос, что проливы называют словом шар или ворота, личные имена присваивают приметным местам или акваториям по фамилиям или именам первопроходцев или именам  или фамилиям их спутников, родных или близких. Когда человек бывает в таких местах и знает историю места или местности, с ним происходит много непонятного – оживает прошлое. Так Канин нос является условной точкой перехода из одного моря в другое, проливы Маточкин Шар и Карские ворота отделяют  «условно» второе море от третьего.   
     Остров Вайгач был одним из самых страшных лагерей Гулага, на этом острове заключенные добывали свинцовую руду на военные нужды. Условия пребывания были невыносимы, вспыхнул мятеж, во время которого убили большое количество  заключенных людей и лагерь вынуждены были закрыть. В районе этого же острова вел неравный морской бой советский буксир с фашистским военным кораблем. В бою буксир был потоплен. Позднее установили памятное сооружение в районе боя. Запомнился, как сон, как наваждение, обгон буксирного состава в проливе Маточкин шар. Состав простой. Сам буксировщик и на гаке у него в балласте морской финский лихтер - сооружение солидное.
    Ночная вахта. Время ночь – не ночь. Все пространство в состоянии фантазии, твои чувства вне тела: нет источников света ни луны, ни солнца, пространство просматривается четко во всех направлениях, цвет серый на слабом голубом фоне. Все пространство заполнено тишиной, которую чувствуешь физически, всем телом. Как на берегу реки времени. На буксире и лихтере играют драгоценными камушками ходовые огни. Громадные грузовые мачты на лихтере соединены ажурной связкой  и с расстояния воспринимаются двумя великанами, взявшимися за  руки, ведущими важный доверительный разговор.
    Бодрый доклад помощника шкипера, бравого одессита, командиру  накануне выхода был докладом управляющего маркизе  в стиле песни Утёсова. Но не все оказалось прекрасным. Не взял  артельный курева для курящих. Если на судне не хватает запаса  табака на рейс, то это беда. Двое курили табак на судне. Один из двух, по старым морским традициям, сделал себе запас из расчета на себя, второй рассчитывал на табак  от артельного.  Артельный не курил табак и этим все сказано. Нехватка табачных изделий на судне в автономном рейсе протекает примерно по одному  сценарию. Сначала курят  запасы табака,  у кого какие есть, во второй фазе разыскивают и докуривают где у кого найдут или выпросят окурки. Далее устанавливается норма по времени и количеству. А потом, как Бог пошлет. Сколько могли двое тянули один запас на двоих. Это удается трудно: из одного два делать. За сутки-двое до подхода к точке смены буксировщиков у курильщиков пошли галлюцинации. Одному показалось, а другой принял предложение первого, что в Архангельске при креплении мотозавозни докеры курили самокрутки и бросили окурок в помещении. Мозг возбужденный получил команду к исполнению, и люди начали вскрывать помещения и ящики с оборудованием и запасными частями. На мотозавозне не нашли. Перешли с поисками на другое судно. Нашли окурок под пойолами в машинном отсеке речного трамвайчика. Окурок был явно от судостроителей из города Горький с судостроительного завода «Красное Сормово». Хороший окурок. Толстый. Из самосада была самокрутка. Потом был совершен ритуал, как у дикарей. Окурок закрепили в проволочную петельку и по кругу, каждый из двоих, по очереди сделал по две, три дымных вдоха.
     Табачный вопрос был разрешен при передаче буксира нашего лихтера буксировщику, работающему в районе Обской и Тазовской губы. «Жан Жорез» ушел. Впереди Восточно-Сибирские острова, полуостров Таймыр, мыс Челюскина, обширные, далеко уходящие в море мели восточно-сибирских рек, туманы и льды практически круглый год.
    Для справки. В последующем проходя четыре раза мимо мыса Челюскина, удалось  увидеть его визуально только один раз в течение  двух-трех минут, не более. Холодные плотные туманы, в которых порой не видно вытянутой руки, давят на психику и промораживают душу и тело до опасного безразличия к окружающему и равнодушия ко всему происходящему вокруг тебя. Каждый, прошедший Северный Морской Путь, может уверенно говорить, что он заработал этим переходом медаль «За Трудовую Доблесть». Долго я потом душой и сердцем искал встречи со своим «Жорезом» на условных путях морских, в традиционных морских портах. Получилось встретиться в Одесском порту через несколько десятков лет.
          Быстро люди меняют время, и время быстро меняет людей. За ненадобностью, из экономических выгод, «Жан Жорез» был выведен из эксплуатации и поставлен в грязный угол бухты в ожидании судьбы абсолютного большинства состарившихся судов: отправку на разделку в металлолом, на переплавку. Стоял он не крашенным, изъеденным ржавчиной, со свисающими с мачт обрывками такелажа, с разбитыми иллюминаторами, с  креном и дифферентом на нос. Прошедший близко новый мощный портовый буксир нагнал волну, «Жан Жорез» качнулся на волне, издал звук, как звук последнего вздоха, как звук привета старому знакомому. Все внутри перевернулось в душе. Ожили в памяти  живые Настоящие Люди на живом корабле. Мгновение вспышки воспоминания закончилось слезами  на глазах, стесненным дыханием. Поклонился кораблю, повернулся к прошлому спиной, чтобы не видели слез посторонние, и успокоил себя фразой известного литературного героя из Одессы: «Жизнь продолжается, господа присяжные заседатели». С той поры  живет в душе вопрос, на который не могу ответить до настоящего момента: «почему люди так неблагодарны памяти прошлого?»
     Движение по Обской губе до Салехарда, столицы Ямало-ненецкого автономного округа, проходило спокойно, без погодных катаклизмов и затяжных туманов, которые часто наблюдаются в этих широтах. Наступала золотая осень,  прекрасная пора. Мама природа исполнила свои обязательства и собирала к отправлению в теплые края выращенных за лето птиц. Их было множество. Не стаями, а тучами они решали с криками и шумом свои вопросы предотлетные. Как они решают эти вопросы, кто и что ими руководит? Простые смертные могут только делать предположения. После прибытия в Салехард и сдачи лихтера представителям Иртышского речного пароходства начался период ожидания второго каравана судов. Ожидали три буксирных теплохода проекта десять и около десятка сухогрузных судов спроектированных специально для работы в верхнем  и среднем течении Оби и ее притокам. Какими они будут, оставалось предполагать. Поселились в местной гостинице. Гостиница представляла собой одноэтажный барак из нескольких комнат, естественно, без всяких удобств. Нас вполне устраивала крыша над головой и постель под боком. Все свободное время проводили вне гостиницы, знакомились с Салехардом. И смотреть в то время было нечего. Тундра. Одна улица. По краям расхлестанной канавы, которая обозначала проезжую часть, деревянный  старый тротуар, закрытый на замок клуб, рядом с которым танцплощадка. Удивительно! Работала. Танцующим было холодно. Осень, полярный круг. Ресторан «Север» с удивительным меню: фирменное блюдо пельмени с бульоном и пельмени без бульона; алкогольные напитки спирт неразведенный и спирт разведенный. И перечень рыб, деликатных: нельма, осетр, стерлядь, омуль, чир, муксун, таймень сырок; так называемая сорная рыба: щука, карась,  пелядь. Рыба свежая, с рыбалки, искусно приготовленная. Уха свежая, рыба жареная, отварная, свежая соленая, холодного копчения, горячего копчения. Рай рыбный, и только. Птица дикая: утки, гуси рябчики, куропатки. Про птицу и рыбу надо сказать отдельно. Этим продуктом был завален весь поселок. Такое впечатление, что кроме рыбы и дичи ничего другого в продаже нет.  Был музей. Маленькая комнатка. Но в этой комнатке были чудесные изделия из кости. Особенно поразили шахматы. Рассказать про них у меня не хватит мастерства. Их просто надо посмотреть. Не походя, не с налета. А постоять и насладиться искусством мастера, восхититься его терпением и трудолюбием.
     Не могу не коснуться короткой строчкой административной нелепицы, которую рассказывали про Салехард. Населенный пункт расположен по линии полярного круга.  Думаю, что одни люди из озорства, другие из профессиональной слабости утвердили эту гипотетическую линию посредине поселка. Чиновничья машина сработала, как старый печатный станок, медленно и шумно и, одна работающая половина поселка стала получать северные надбавки, другая нет. Может это и предание. Но предания на пустом месте не возникают.
      Не помню, в какой день недели и месяца прибыл второй караван. Погода была пасмурной и прохладной.  Но  прибытие этого каравана стало заметным событием и для жителей поселка, которые сбежались к старому пассажирскому деревянному дебаркадеру, ошвартованному у крутого берега широкой поймы Оби, посмотреть на пополнение флота. Пополнение было заметным. Три буксирных теплохода, не парохода, мощностью по шестьсот   индикаторных сил в то время было большим прогрессом постройки  Завода  «Красное Сормово» и прогрессом на речном флоте. Профессионалы дали для серии название «Богатыри», так как  они были названы на месте постройки именами былинных героев «Илья Муромец», «Добрыня Никитич» и «Алёша Попович». После пополнения бункера ушли они тихо и без всякой помпы на реку Томь в Моряковский затон, к месту своей приписки.
     Сколько прибыло сухогрузных теплоходов, не помню. Были они немецкой постройки. По классической немецкой судостроительной традиции везде смотрелась экономия, экономия и еще раз экономия. Каютки у командиров маленькие, помещение для команды в носовой части, рядом с цепным ящиком, спальных мест только на две смены. На ходу и в управлении они были прекрасны. Все главные и вспомогательные механизмы работали без замечаний и досадных поломок. Немцы хорошо знают и применяют на практике принцип: совместить несовместимое. Отход немного задерживался по объективным причинам. Часть перегонной команды отзывалась в главную контору экспедиции, часть запланированного экипажа на перегон от Салехарда не прибыла. Все утрясалось не сразу. Встретились и расстались с нашим Володей музыкальным. Ушел, как и пришел, невозмутимым, спокойным и загадочным, без претензий и заявок на материальные блага и внешний вид. Ушел, как и пришел, с гитарой на шнурке, в фуфайке. В матросской робе, рабочих ботинках и белым чехлом на голове от командирской фуражки и после традиционного прощального концерта на прощание произнес свою традиционную  фразу: «Вы не моряки, вы волосаны. Но все будет оки-доки, как говорят старые друзья-англичане». Было немного грустно. Не понимали, но чувствовали, что что-то от нас уходит навсегда и не вернется, но будет в нас жить, пока мы живы.
     А далее спокойная классика, рабочие будни. Перестановки, утрясания, согласования экипажей, пополнения запасов топлива, продуктов, согласование и назначение дня отхода. Я был включен в экипаж капитана Заякина и считаю, что мне повезло. Капитан зрелый, опытный, трезвый. Наступает назначенное утро, после прощального вечера у командиров с фейерверками, караван выходит из Салехардской протоки. Как смотрелся караван со стороны, сказать не могу. Вахта за вахтой и мы уже в главном русле с коренными берегами, островами, протоками, косами и прочими составляющими  науки общей и специальной лоции.  В нижнем течении река Обь течет в двух руслах: Большая Обь и Малая Обь. Командиры приняли решение следовать руслом Большая Обь. На чем основано их решение, я не знаю.
     Была красивая пора года – осень. Кто видел и жил в этой красоте всегда хранит в разуме, сердце, душе эти  непередаваемые словами ощущения и чувства. Тишина … Красивая окраска берегов опадающими листьями вызывает чувство грусти; тихий прохладный прозрачный воздух наполнен запахами успокоенной удовлетворенной природы, от которых теряешь ощущение пребывания в этом мире; запахи, создать которые не под силу людям. Великое, идеально гладкое пространство воды с ползущими по ее поверхности судами, дают ощущение мелочности бытия отдельного человека, уничтожают гордыню «властелина» Земли. Находясь внутри чего-то шумного, вибрирующего, наполненного запахами сгорающего соляра, начинаешь раздражаться от того, что столь несовершенны творения человека в сравнении с произведениями Мамы Природы.   Две остановки сделали на переходе до Новосибирска. Одна в селе Медвежье, другая  – в Берёзово. Про Медвежье прежде не знал и не слышал и сейчас ничего про него не знаю. Запомнилось оно посещением вечером или столовой, или кафе, или ресторана -  я не разобрал. Атмосфера запомнилась.
      Подошли вечером к помещению. Дом деревянный, черный от времени. Бревна из кедра или лиственницы большого диаметра, не стандартные. В три обхвата, как говорят в таких случаях для сравнения. Зашли в здание на ощупь. Освещения на улице нет. Внутри теплится несколько свечек. Низкий потолок, протяни руку – достанешь; внутренние стены  не штукатурены и не декорированы, темные от времени. Размеры внутри не просматриваются. Пространство уставлено столами из дерева ручной работы не крашеными. Каждый стол для четырех клиентов. Сколько столов из-за темноты определить не можно. Клиенты смотрятся  пугачевскими добровольцами: в простой одежде, крепкого телосложения, низкими ростом, с бородами староверов или кержаков. Все сидящие пьют пиво. Громких звуков не слышно. Надо полагать, что все сидящие за столами, знают друг о друге все и им говорить не о чем. Улавливается какой-то звуковой фон. Но кто о чем говорит - нельзя услышать. Ощущение, что все окружающее мертво и в мёртвом мире. Мест свободных мы не увидели и  поспешили к себе на судно.
     Вторая остановка непрерывного бега была на рейде села Берёзово -  места ссылки соратника Императора Петра Первого - Меньшикова. В то время я мало знал об этом государственном деятеле своего времени и своей эпохе со всеми положительными и отрицательными качествами своего времени. Школьная программа семи классов общеобразовательной школы говорила о нем: был при царе такой-сякой и получил по заслугам. Жестоко его наказали. Упокоился он с женой и с некоторыми чадами в земле Берёзовской. Местные жители, на правах гидов, показали место, где стояла избушка, заменившая дворцы «полудержавному властелину», да старая церквушка, по заверениям местных жителей, построенная Меньшиковым собственными руками. Забавные дела вершат Вышние Силы. Был и не стало.
     Далее марафон продолжался без отметин. После прохождения устья реки Иртыш, Обь заметно убавила свою мощь и свою красу. По законам путешествий, через некоторое время, вплыли в границы своего пароходства. Круг замкнулся, и я с полным юридическим основанием и чувством самоудовлетворения мог себе сказать: «Я прошел реку Обь от истока до устья». Удовлетворение собой - не передаваемое словами чувство.
    И пошли знакомые места и привычные узнаваемые населенные пункты, и знакомые устья знакомых рек, дни без получения особых впечатлений. Все эти Нижне-Вартовские, Нарымы, Каргаски, Парабели, Васюганы и прочие …  После прохождения устья реки Томь (речки относительно маленькой) Обь превращается в мелкое направление до Новосибирска. Здесь классическое речное плавание; работа-мучение, особенно ночью. Надо проработать много лет, чтобы привыкнуть к звуку шипящей  за кормой придонной волне и частому касанию корпусом судна  грунта.
     Но все кончается, если было начало. Прибыли в Новосибирск. Три дня грязной работы по консервации судна на зимний отстой и я в родном техникуме. За время плавания статус техникума поменяли на статус училища. Конечно, к началу занятий опоздал, отстал по программе обучения, но у меня в голове появился, как сам его окрестил, «компас в голове». Теперь я знал цель своей жизни, правила поведения. Мне стало легко и радостно, перестал метаться в душевных муках. Пошёл в жизнь.
     Не получилось мужественного рассказа о море и моряках. Эти рассказы приятно читать при притушенном свете, лежа в мягкой теплой постели.
     О морской жизни морякам, как и солдатам о войне,  не очень хочется вспоминать неприятное прошлое;  когда было неуютно и страшно. А чего хорошего, когда от качки рвет столы с крепежных болтов, сыпятся на пол с полок лосьоны и кремы, когда сваливается  груз за борт под кряканье разорванных найтовов. Разлетаются чашечки анемометров. Одним ударом волна отрывает от переборки металлические ящики с пожарным инвентарем и выбрасывает эти пожарные ломы топоры и прочее за борт, как деревянную щепку; перекидывают водяные валы через брекватер тридцатитонные бетонные блоки; с великим грохотом шторм рушит антенную мачту с локаторными антеннами. И это ночью, в кромешной тьме.  И людям надо выходить на открытую палубу в пургу при отрицательных температурах под обезумевший рев тайфуна. Потом, каждый приличный шторм или катастрофа запоминаются, и остаются эталоном, по которому сравниваешь ревущий шторм  и говоришь себе: «хуже бывало».

     Плавание от Архангельска до Новосибирска запомнилось новизной. И подвигов в этом рейсе  не могло быть. Западный сектор Арктики проще сектора восточного. Рейс спокоен, в благоприятном районе, в благоприятное время года. В таких условиях - рядовые ходовые вахты, обычные. В таком рейсе, судовые работы без авралов. В таком рейсе учись видеть жизнь прекрасной и радоваться ей, жизни…   


ПАМЯТЬ  СЕРДЦА,

Автор  стихов Ломакина (Кокорина) Надежда Васильевна
 1938 г. р. 04 января, уроженка Томской области, Бакчарского района,  п. Красный Бакчар. Выпускница Бакчарского детского дома и средней школы с. Бакчар. Проживает в настоящее время  Томская обл.,  п.Зональная Станция, ул.Светлая 6-1. Окт. 2014 г.

               
Н.В.Ломакина(Кокорина) и В.Г. Морозов– выпускники
1953 года Бакчарского детского дома. 1990 г.
Я.З. Яхин и Н.В.Ломакина с директором О. А. Галанцевой
 на  80 летнем Юбилее Бакчарского детского дома. 2013 г.


Такие разные, чужие…
Но объясните, почему?
При встрече все мы, как родные,
Забыты горести былые
И вспоминаем, как шальные.
Свою нелегкую весну.

Встречали новеньких и слабых
Недружелюбно в те года
И сколько б лет не пролетело,
Не запеклось, но прикипело,
Осталось с нами навсегда.

Своя особая планета, свой микромир,
Наш детский дом.
И только тот оценит это,
Кто прожил годы в доме том.

Кормили нас и одевали,
Но никому не защитить
От  одиночества, печали,
Что сердце детское щемит.

И это держится в секрете,
Закрыто в самой глубине.
А если где-то вдруг прорвется,
То «втихаря», наедине.

А власть не вспомнила ни разу
Про нас, детей военных лет.
Забыли все, как по приказу,
Как будто нас в помине нет…

Мы помним все про ветеранов,
Про внуков их и про детей.
Машины, льготы им по праву,
Вопрос квартир, очередей…

Но те, кто головы сложили,
Стране дешевле обошлись.
А их детей напрочь забыли.
Как ни сложилась бы их жизнь.

И мы прошли толпою серой -
Былой войны седая прядь.
Но детский дом упрямо помним.
А что нам больше вспоминать.       2003 год.               


ОСЕННИЙ МОТИВ

Моя рябина под окном,
Какая ты красивая.
Не наглядевшись на тебя,
«Не опадай» - просила я.

Свои пурпурные плоды
Склонившись, поразвесила
С тобой до самой темноты
Душе тепло и весело.

А там кудрявые березы
Осенним золотом горят.
Но впереди грядут морозы,
Они ничто не пощадят.

Не вчера ли, как сильные боги,
Вы стояли в роскошном цвету?
А сегодня прохожим под ноги
Уронили свою красоту.

Закружит ветерок листопадом,
Исполняя прощальный свой вальс.
Скоро все занесет снегопадом,
Приближается он, не таясь.


ЧТО  БЫЛО,   ТО  БЫЛО…

Капли крови на белом снегу-
Это птицы рябину клевали.
Наши встречи на летнем лугу
Позабыть я сумею едва ли.

От травы иль цветочной пыльцы,
Задыхались от летнего зноя.
Завершало восторгов венцы
Покрывало небес голубое.

И душа уносилась им вслед,
И глаза открывали объятья,
И деревья качались в ответ
Наши вечно безмолвные братья.

И никто, нам казалось, ничто
Не могло разлучить нас с тобою…
Очень грустно. Но зря мы ведем
Бесполезные споры с судьбою.

А рябина опять краснеет.
Греет солнышко ей бока.
Но клевать ее птицы не смеют,
Потому что горька пока.


И  ПОШЛИ  ПО  СТОРОНАМ…
Расстались мы. И слава Богу.
Хоть сердце рвется и болит.
Должна унять души тревогу,
Мне так рассудок говорит.

Твоей любви непостоянство
Терзанье ревностью, обман.
И подозрительность, и пьянство,
Любовь снесут, как ураган.

И слезы будут санитаром,
И облегченьем, может быть.
А я тебя, я постараюсь,
Надеюсь все-таки, забыть!


 С ЮБИЛЕЕМ

Ну кто сказал, что годы
Все мчатся незаметно?
Лишь только птица в небе
Не оставляет след.

А вот на наших лицах
Ну, как на карте мира,
Остались отпечатки
И радостей и бед.

Давно умчалась юность,
Мы очень изменились.
И незаметно головы
Покрылись серебром.

Нас жизнь не баловала,
На прочность испытала.
А мы, кто как умели,
Платили ей добром.

Тебя мы поздравляем
С прекрасным юбилеем!
Наполни нам бокалы,
Красиво улыбнись!

Мы выпьем за здоровье.
За счастье с мирным небом.
Еще за то, что все мы здесь
Сегодня собрались!            
                2006 год




СТАРИКАМ НА МОТИВ «УНЫЛАЯ ПОРА»….

Старики! Кто сказал, что мы старые?
Ты здесь старый? А я – молодой!
И не нужно показывать пальцами,
Что давно совершенно седой.

Собрались старики на гуляночку.
Ну, и что же вы здесь собрались?
Вспомнить годы, летевшие ласточкой,
Иль во что превратила нас жизнь!?

Любит песни мое поколенье,
Мы поем, хоть и слезы из глаз.
Не предайте, потомки, забвению
Этот ценный истории пласт.

Мы поем и стихи сочиняем,
Поглядеть – мы еще молодцы.
Только вот совершенно не знаем.
Как свести нам с концами концы.

Это разные жизни позиции:
Бьет и сверху, и снизу, и в бок.
Разве вложат в того инвестиции,
Кто давно от нужды изнемог!?

Мы по жизни, конечно, упертые,
Но в итоге, гляди не гляди,
Голубое, зеленое, желтое –
Это в прошлом, а что впереди?

Наломаем-ка лучше смородины,
Выпьем чаю в родимом краю.
Да попросим прощенья у Родины
За бессильную старость свою.              2007 год               

О  НРАВАХ….

Как  обнищали мы во нравах!
Куда девалась гордость ты?
Как прет пошлятиной с экранов,
Кривлянье «звезд» до тошноты.

В потугах жалких, добиваясь,
Привлечь вниманье, зала смех,
Нам корчат рожи, задыхаясь,
Считают это за успех.

А нравы нам теперь диктует
С восторгом Ксения Собчак.
Прилюдно секс они смакуют,
Людей коробит, им – «ништяк».

Бездарность вылезла наружу,
Мозолит задница глаза.
На вас сибирскую бы стужу,
Иль хоть ужалила б оса.

Как нам избавиться от грязи?
Опомнись родина берез!
Отмой с души твоей заразу
Потоком добрых, чистых слез.



ОБСКИЕ МОТИВЫ,

Лесов сибирских даль безбрежная,
Вода речная глубока.
И ветер северный поспешно
Куда-то гонит облака.


Вот по Оби идет «трамвай».
Он к каждой пристани подходит.
Былых заядлых рыбаков
С ума любая отмель сводит.

И капитан, душа реки,
Коль «делегацию» пошлете,
Приткнется в бережок любой,
Притормозив на повороте.

Пески! Такая благодать!
Зачем им в Африку? – не надо.
От солнца зной, а от реки
Идет отрадная прохлада.

А вам случалось пережить:
Сидеть в корме с любимым рядом
И тихо за волной следить
 Немым и восхищенным взглядом?!

В ней полыхающий закат,
Над ней такие краски!
И наплывают берега,
Как из волшебной сказки.

В ней грань алмаза, свет луны,
Багрянец неба безграничный.
Все отражает свет воды,
А на душе отлично.

Откуда восторг? Ведь в кармане рубли
И счет-то идет на десятки…
Какими мы были – осталось в дали,
Забыты пески и палатки.

Обское, Могочино – трасса реки,
Все лето идет здесь работа.
А молодость наша рукой помахав,
Осталась за тем поворотом.

Ты широка река сибирская,
Как и душа сибиряка.
А ветер за кормой по-прежнему
Куда-то гонит облака.

О рыбаке и рыбалке.

Рыбачить ездили семьей,
В палатке и жена, и дети.
Закат встречается с зарей,
Благословенны зори эти.

Резвятся дети на песке,
Костер на берегу горит.
Чай со смородиной, в котле
Уха янтарная бурлит.

По пояс сутками в воде
Стоит рыбак. Заметь при этом,
Ему не надо ничего –
Лишь «Беломор» иль сигарета.
Он почернел, как котелок,
Его мечта – поймать стерлядку,
Его игрушка – поплавок,
Что пляшет на волне вприсядку.

От закидушки от своей
Он ни на миг не отвернется.
Пройдет неделя. В выходной
Он снова на рыбалку рвется.

МОЕЙ  МАТЕРИ  ПОСВЯЩАЕТСЯ.

А мы уходим незаметно.
И вместе с нами навсегда
Уходит память лихолетья -
Послевоенные года.

Как живо детство «золотое»:
Деревня, бедность и жара.
По пыльной улице колхозной
Уходят в поле трактора.

Их зиму всю скребли и мыли
По МТС - ским мастерским.
Их рукояткой заводили
Сцепивши зубы, что есть сил

Они пахали, боронили
И тарахтели всю войну.
А за рулем-то бабы были,
Но прокормили же страну.

Мы дети этих трактористок,
Весной искали колоски.
Крапиву ели, и пололи
В полях колхозных сорняки.

Другая жизнь, забыты нравы.
Лишь память в сердце горяча.
Руду Бакчарскую копают
В полях у Черного ключа.

Альбом семейный открывая,
С тоской встречаю каждый раз
Взгляд и упорный и задорный
Мне бесконечно милых глаз.

Вглядитесь в лица трактористок
Невыносимо трудных лет.
Они нам словно посылают
Из сорок первого привет.

Посвящается Анатолию Ивановичу

Ты сражался с недугом, как мог,
Ведь тебе еще жить бы да жить!
Наш веселый угас огонек.
Только кем нам тебя заменить?

А с тобою нам было светло.
Боль утраты нельзя передать.
С кем хорошую песню споем?
Всем нам будет тебя не хватать.

В этот скорбный и горестный час
Мы спасибо тебе говорим.
Лучик солнца ты был среди нас.
Нам душевную радость дарил.

Никогда не забудем тебя
Очень трудное слово «прощай».
Но его говорим мы любя,
Ты нас тоже простить обещай.      
                2007 год.


               
Несовершенна жизнь. И все, что вокруг нас.
А как насчет того, что до и после?
В чем смысл бытия?
Иль нету его вовсе?!

Вот любим мы, страдаем и горим
От мук любви, судьбы своей не зная.
Но «наломаем» дров и говорим:
«Ну почему она такая злая?»

Есть круг людей – не нам они чета-
Все к их ногам, - любовь и миллионы.
Но кто-то свыше скажет: «от винта»!
И рушатся устои и каноны.

Но почему-то хочется всегда
Поверить в чудеса на этом свете.
Стареем, а душа все молода.
Как это объяснить себе и детям.

Все это продолжается века.
«Несовершенство» нами управляет…
Земля спокойно смотрит свысока,
Встречает нас она и провожает.
      
   ГРОЗА  НА  ОБИ.

Свинцовая вода и в тучах небо.
Чуть ветками качает ветерок.
Кто на Оби в грозу ни разу не был,
Не знал волнения и страха холодок.

Моторка тарахтит, о берег волны бьются.
Торопится рыбак домой.
Раскаты грома с треском раздаются
И молнии почти над головой.

А дома ждут, хоть все идет обычно.
И ужин подогрет уже ни раз.
Пусть это ожидание привычно,
С тревогою с реки не сводят глаз.

Но, наконец, знакомый звук мотора
Доносится окрест издалека.
Рыбак любимый дома будет скоро.
Спасибо тебе, добрая река.

ДОРОГАЯ  НИНА         Нине С.

С юбилеем тебя поздравляю,
Оглянуться назад приглашаю:
Вспомнить юные, зрелые годы
И «корявых» времен непогоды.

Хоть летний дождь, снега ль белы-
Загорная, Горшковский…
А мы – бездумно веселы
И молоды чертовски!

Без приглашенья едем в гости.
Друг другу рады были мы.
Помянем тех, кто на погосте-
Хоть и не кстати, но должны.

Мы за богатством не гонялись.
Я помню, словно наяву,
Как дядя Коля с тетей Нюрой
Бывало ездили в «Москву».

Нина, счастлива будь и здорова,
С новосельем тебя, веселись!
И на долгие. Долгие годы
Пусть тебе улыбается жизнь.


                СЕРЕЖЕНЬКЕ.

Поздравляю, сынок, с днем рожденья!
Незаметно как годы бегут,
Пусть Господь и твой Ангел-хранитель
Неустанно тебя берегут.

Я хочу, чтобы зло и ненастье
Обходили тебя стороной.
А здоровье и долгое счастье
Навсегда оставались с тобой.

Если в жизни дорога крутая
Тебе выпала, милый сынок
Сердцем я, как могу, помогаю,
Чтобы ты одолеть ее мог.

А когда меня в жизни не будет,
Пусть травинка и каждый цветок,
Вдохновляют и сил прибавляют
За меня, тебе, милый сынок!

Людмиле Васильевне Казанской  (учительнице).               

Итак, она звалась Людмилой.
Позвольте образ передать
Моей учительницы милой
И благодарность ей воздать.

Вот в класс уверенной походкой,
Как входит в дом тепло и мать,
Она вошла. И вместе с нею
Вошла России благодать.

Едва заметно, улыбнувшись,
Всех добрым взглядом обвела,
И начала, души коснувшись,
Вершить волшебные дела.

За нею к нам, поочередно,
Являлись Пушкин, Гоголь, Блок,
Фонвизин, Фамусова с Софьей,
На суд столетья приволок…
И все мы живо обсуждаем
Поступки, мысли их и быт,
На бал с Наташей уезжаем,
Толстой, конечно, не забыт.

Болконский нас пленит, чарует,
«Онегин» в лицах весь прочтен:
Евгений вечный франт, балует,
Кадрит Татьяну, Ольгу он…

Но не о них, а о Людмиле,
Пардон, Васильевне моей,
Хотелось написать мне оду
И поклониться в ноги ей.

За те часы, что были сказкой,
Театром в северной глуши,
Дороги жизненной указкой,
Теплом бальзама для души.

За строгость и за справедливость,
И за веселый зов звонков,
Сказать великое спасибо
От всех ее выпускников!
               

   ПОЗДРАВЛЕНИЕ

Володя! Детства памятные годы
Нелегкий путь нам позабыть нельзя.
Но в ясный день и в злую непогоду
Пусть будут рядом верные друзья.

Хоть нас коснулся ветер увяданья
И серебрится снег над головой,
Мы все равно частица мирозданья.
И свет ее в глазах еще живой.

Тебя мы с днем рожденья поздравляем!
Желаем счастья и большой любви
Твоих детей, родных. И ожидаем,
Что не забудешь нас. Сто лет живи!
          

МОЕМУ   ВНУКУ.

У тебя сейчас лихолетье,
Канитель в душе, «косогор».
Пусть Бог пошлет тебе терпенья,
И разгорится  твой костер.

Не держи на людей обиды,
Путь нелегкий не без конца,
Пусть опорой семья тебе будет
У тебя, вон, два молодца.

Я желаю тебе здоровья,
И побольше светлых минут.
Будь, как дуб, у того Лукоморья,
Пусть года твои плавно бегут.

Что тратишь время ты напрасно?
Обнявши голову, сидишь?
Ты оглянись, ведь жизнь прекрасна,
Хоть сразу все не разглядишь.

Ночная мгла и яркий полдень,
Канат и паутины нить.
Моря и реки кто наполнил?
Как это все объединить?

За меркантильности теченьем
Бывает трудно нам понять
Существованье, назначенье
И необъятное объять.

Небес лазурную обитель
И темный мрак морских глубин.
Создатель все за нас предвидел
Миров и жизни властелин.

Мы уже прожили лет не мало,
Нас еще природа бережет.
Я б тебе бессмертья пожелала -
Пусть душа и сердце не умрет.

Но увы, не в нашей это власти,
Бог благословляет наши дни.
Пусть он отодвинет все напасти
От тебя и от твоей семьи.      
               

Нас всех опалило морозом,
Но мы еще живы пока.
Напрасны стенания, слезы
Ведь так уж ведется века.

Попробуем все ж веселиться,
Хорошую песню споем.
При встрече ни грех прослезиться,
А лучше по рюмке нальем!

PS

В непростое мы время живем.
Да, совсем не простое время.
Хорошо - удержаться бы в нем,
Не упасть перед ним на колени.

И в расхлябье таком во всем
Не измазать бы душу грязью.
А измазавшись, мыться где?
И лечиться какою мазью?

Нас так и не вывел из детства никто,
И все мы немножечко дети.
Нас проще обидеть, обжулить легко
Мы всем доверяем на свете.

Хитрить и обманывать – боже избавь,
Для нас непосильна работа,
Уж лучше заплакать, уйти и забыть.
Интриги? Да ну их в болото.

Если кто-то не согласен,
И слова мои – вода.
Признаю – поэт никчемный
Вы простите, господа.               

                2003 г
               


  ГИМН   ДЕТДОМОВЦЕВ

Наш союз создавался годами
И его сохранить мы должны.
Пусть его милосердное знамя
Защищает сирот всей страны.

Припев:   Родными сделало нас детство,
    Обитель наша -  детский дом
    Но нам страна дана в наследство
    И мы ее, поверь, не подведем!

Не имеем мы прав расслабляться,
Бог укажет дорогу вперед.
За любые дела принимайся!
Мы решительный, смелый народ.
Припев:   Родными сделало нас детство,
    Обитель наша -  детский дом
    Но нам страна дана в наследство
    И мы ее, поверь, не подведем!

А поблажек не жди и подачек.
И крутую судьбу не кори.
Пожелай себе лучше удачи
И надеждою только гори!
 Припев:   Родными сделало нас детство,
    Обитель наша -  детский дом
    Но нам страна дана в наследство
    И мы ее, поверь, не подведем!        2008 год .               
    Верните России деревню!

Одевшись с пестрый сарафан,
Пришло к нам бабье лето.
Опять оттаяла душа
Его теплом согрета.

Моей деревни над рекой
Давно в помине нет.
Но вспоминаю я с тоской
Черемуховый цвет.
Речушку узкую Бакчар
С коричневой водой.
От трав болотных, словно чай,
И с глиной голубой.

По перекату босиком,
Одежку закатав,
За клюквой мы брели гуськом,
А иногда и вплавь.

По свежескошенной стерне
Бесстрашно, с ветерком,
Вперегонки носились мы
Погожим вечерком.

С холщевой сумкой за спиной,
Знакомым кедрачом
Бежали шишку собирать…
И все нам ни почем.

Красоту и раздолье полей
Дайте детям России.
Пусть душою сливаются с ней,
Как цветы луговые.                Март 2011

                Отцвели уж совсем…

Ну вот и снова день прошел.
Теперь они как быстро мчатся.
Меня опять ты не нашел…
А нам пора уже прощаться.

Пора почувствовать уже,
Что как бы судьбы не сложились,
Но на последнем «рубеже»
Мы оглянулись и… простились.

Простились и простили все:
Любовь, измену и разлуку.
Все, что так радовало нас,
Иль навевало злую скуку,
Досаду, боль, сомненье. Страх
Не показаться быть забытым.
В любовных жизненных боях
Сражаться, всем ветрам открытым.

Вот жду, надеясь на авось.
На предпоследнее свиданье.
Последним будет лишь погост,
Всей нашей жизни увяданье…

Скорей всего ты не придешь
И зова сердца не услышишь…
С собой обиды унесешь.
- Тут ничего уж не попишешь…             март 2011 г.

Мы помним!

Над Россией все небо померкло,
Над Россией большая беда.
Эшелоны уходят в военное пекло,
А назад возвратятся когда?

Похоронки, летят похоронки…
Почернела душа матерей.
Шлют проклятья фашистам вдогонку,
Провожая своих сыновей, дочерей.

Полыхали зарницы кровавою раной,
Не для всех наступал рассвет.
Эту скорбь не унять словами-
Только криком на целый свет!

У станков - старики и подростки
И случался в полях недород.
Русских песен родных отголоски
Нас спасали, да вера в народ.

После этой немыслимой боли
Нам дороже всего во сто крат
Золотистые перлы восходов,
Ослепительный мирный закат.
Будем помнить! Как пули косили,
Как слеталось на нас воронье.
Берегите великое имя «Россия»
И огромное доброе сердце ее!      Март 2011 г.

Они уходили…

Деревенская улица. Вечер. Подводы.
Солнце клонится на закат…
И отчаянно горькие проводы-
Мужики на телегах сидят.

Из далекой таежной Сибири
Собиралась военная рать.
Горе давит тяжелою гирей:
- Кто вернется? Кому умирать?

А вокруг ребятня, воют бабы,
Зная всю наперед беду,
За околицу, вслед за телегами,
Обливаясь слезами, бредут…

«Катюша», «Синенький платочек»
С надрывом рвется из души.
Последний нынешний денечек,
А в поле всходы хороши…

И полегло их миллионы,
Как выжил, выстоял народ.
Содрогалась Россия от боли,
Продвигаясь с боями вперед.

И высший Разум нас заметил.
Голодным, нищим силу дал.
Победу духа в час сраженья
Он возводил на пьедестал.

Вот прошло шестьдесят и больше,
Никогда не забыть тот закат.
Нету лиха такого горше –
Их вернулось так мало назад.      Март  2011 г.
О  ПАВШИХ

Уж видно мой удел, писать стихи о горьком,
О самом горьком горе на Руси.
У обелисков мы стоим, склонившись только,
Их не вернуть, проси мы, не проси.

Ведь сколько их лежит еще, там где-то…
В болотах, русских рощах, в камышах.
Не преданных земле и не отпетых,
Там, где последний сделали свой шаг.

Мы в нищете проводим нашу старость,
Они сложили головы за нас.
Да нас не так уж много и осталось,
И скоро наш придет последний шаг.

И в час, когда последний мой ровесник
Уйдет в тот мир, где обещают рай.
Тебе я завещаю, мой наследник,
Об этом никогда не забывай.

И поминальных свеч в России хватит,
И памяти народной не избыть.
Но горе не уляжется с годами
И хочется порой по волчьи выть…

март 2015 г.   
 

1935 г. отряд красноармейцев – добровольцев во время войны в г. Кульдже,
Иван сын Лукиана Долдин,  1911 г.р. – верхний ряд слева, стоит первый.   

 
     Правительство К Н Р выдало семье А.Г. Долдиной
     Удостоверение за №00049 следующего содержания:

      На славную память семье бойца, отдавшего жизнь за Революцию.  Тов. Долдин Иван в Революционной борьбе славно отдал свою жизнь.    Его достойный подвиг и слава не будут забыты в веках.   А семья его должна пользоваться уважением в Обществе. Кроме пособия, единовременного согласно постановлению Центрального Народного Правительства об оказании внимания и соболезнования семьям бойцов, отдавших жизнь в боях за Революцию, семье выдано на память настоящее удостоверение.

                Председатель КНР                МАО – ЦЗЕ – ДУН

 Консульство СССР в г.Кульдже настоящим удостоверяет
 подлинность перевода с китайского языка на русский.
 Вице-консул СССР в г.Кульджа  9.06.55 г.        В.И.АШАЕВ

       
   1937 год 26 марта ? - г. Кульджа Китай. Иван 1911 г.р.  сын Лукиана Долдина – участник  Военных событий 1934 г., 1937 г., 1944 г. в Синьцзяне Китая  (? Алтайская добровольческая армия).  Погиб от ран во время боя за народную власть в 1944 г. дек. ? – в 1945 г. янв. 

               
1929 г. Анна 1910 г.р. дочь Гавриила В. Серикова, с. Усть–Куют, Бийского уезда.
1941 г. Гавриил Васил.  Сериков, 1877 г.р. и  внучки Валя и Зина в г.Кульдже.
       
    

1955 г. Семья Анны Гаврииловны Долдиной: Нина, Зина, Валя, Коля и Яша. Кара-Тюбе.               
1960 г. детский дом №2 г.Джамбул, Анна Александр. Голубева - завуч, Н. Долдин – пред.
Детсовета,  Анна Петр. Венгловская – директор и Валентина Иван. Богач – воспитатель. 

 
 
       
 
         

  2009 г. 12 мая. г.Томск. Нина Ивановна Худякова  (Долдина),
              Николай Иванович и Людмила Андреевна Долдины.


   Земные пути.  Анна Гаврииловна Серикова (Долдина)

             Интернат  с.Куреево озеро, Бийский уезд.

… Старшая сестра Нина Гавриловна жила с мужем Анатолием Николаевичем Молодцовым в селе Куреево озеро. Село было курортным местом. Сюда на отдых летом приезжали господа, врачи и учителя, промышленники и купцы. Были здесь дачи городских, дома отдыха и больницы. Интернат для беспризорников и детей малоимущих семей устроили после гражданской войны в местной школе. Заведующий интернатом Анатолий Николаевич и жил при интернате. Первый раз меня взяли в интернат нянькой к сестре, когда было мне лет десять, а мама с отцом и остальные жили в Чичаме. Нашему отцу Гавриилу Васильевичу и маме Евдокии Кузьминичне трудно было прокормить и содержать тогда шестерых детей. Сидела я с дитем сестры Геной  в интернате, поила и кормила его. Не до учебы мне было…
А второй раз взяли меня  в интернат тринадцати лет, когда отец с мамой жили в Усть-Куюте. Учебу не посещала, нянчила второго ребенка старшей сестры. В столовой интерната стоял большой портрет вождя и каждый раз перед едой, как молитву, ребята и девчата пели Интернационал. А во дворе и по улицам села ходили пионеры и комсомольцы с  флагами и революционными песнями, маршировали под барабан. Помню, зимой случилась беда, когда умер Ленин, тогда было большое собрание беспризорников и учителей. Дети и взрослые плакали.

                Аримбак в Кульдже

… Ваш отец Иван сын Лукиана Долдин/Долда родился в конце июня 1911 года  под Талды-Курганом и был младшим среди братьев Гавриила, Павла и Димитрия. Он мне рассказывал, что его дед Лука Долда, вместе с семьей отца Иакова, в давние времена переселились из центра России и живут по границе с Китаем. Он был еще маленьким, года два, когда скончалась его мама и не помнит ее. Отец его скончался, это он помнит, когда ему был двенадцатый год \1923 г.\. У них в хозяйстве было немного скота, да и тот забрали при коллективизации в общественное стадо. Осень была холодная, вода уже льдом затянулась. Отец Ивана от расстройства заболел, слег и вскорости скончался. Старший брат Гавриил был уже женат, имел двоих детей и взял Ивана нянчится с детьми. Маленький и щуплый был Иван, а любил играть с ребятами в казаки-разбойники. Бывало, летом, выведет  на огород ребятишек братовых, закроет ворота и бе-егом! играть со сверстниками. Наиграется, прибежит домой, даст поесть, что родители детям приготовили, и спать их уложит. А взрослые возвращались поздно с сельских работ. Как он рассказывал, в школе не обучался, а читать научился по буквам, когда разглядывал маленькие книжки с картинками у старшего брата. А как подрос и мог топор держать в руках, так стал работать в артели строителей. Строили мельницу, дома для односельчан и других. Пришлось и плотничать, и стеклить, и печи класть, и другие каменные работы и покраску выполнять. Одним словом, все делал по стройке.    А тут, подошло время, и его, Ивана, призвали служить в Красную Армию на границе с Китаем.
Во время военных событий (осень 1934? года) в Синьцзяне, Иван вместе со старшим братом были направлены туда в числе других бойцов, помогать устанавливать народную власть в Китае. Подобрали добровольцев и вместе с офицерами направили в город Кульджу, на помощь Мао Цзе Дуну. По приезде в Кульджу офицеры стали агитировать местный народ русских, уйгуров, казахов, таранчей в помощь Мао. Во время той войны брат Гавриил погиб, был показнен солдатами Чан Кайши, а Ивана Бог хранил и он остался живым…  Потом, Иван рассказывал, дунгане подняли восстание и с винтовками, пиками, саблями, топорами и ножами бежали с горок по улицам города с криками "Аллах. аллах!" Громили лавки, поджигали, а если встречали на улице русского, казаха или китайца, то кололи, рубили и стреляли. Иван видел потом фотографии, где видно было кучами лежали убитые с отрубленными руками, ногами, головами...  Не многие русские, кто приехал из России помогать народной власти, были оставлены в Кульдже. Кто-то вызвал из Союза свою семью, у кого  не было семьи, тот  завел ее здесь. Вот так и познакомились мы с Иваном в Кульдже, когда мне было уже двадцать пять лет, и работала я в прислугах.
       Теперь в 1944 году он рвался на фронт другой раз, говорил: "Пойду! Отомстить надо за брата!" Но его ранили во время стрельбы. Одна пуля попала в снаряд и запуталась в рукаве тужурки, она выпала из рукава, когда тужурку снимали в больнице. А другая пуля принесла смерть ему, рикошетом от снаряда попала в него. И случилось это накануне Рождества Христова. Видно, не судьба была пережить ему войну. А ведь я его просила, уговаривала не ходить на фронт! Сердце мое предчувствовало, с ним беда случится. Пошел воевать ваш отец и погиб, не вернулся домой живым и здоровым с войны…
Оставил меня одну с малыми детями...
… В тот день, когда отца вашего хоронили, был четвертый день по Рождеству Христову. Погода была морозная. Я стояла у гроба и всех вас четырех прижимала к себе руками. Когда собрались крышку гроба закрывать, то я подошла, опустилась на колени и взяла руки отца, прижалась щекой к рукам его... Так вот, поглаживаю руки, и говорю: "И на кого же ты нас, сирот, оставил? И зачем же ты ушел на верную смерть? Просила же я тебя не идти на фронт! Но, видно, Богу угодно... И свершилось!" А сама, чувствую, как, будто, руки отца отвечают мне теплом. Они у него не были холодные! Не закостенелые, как у покойника. А мягкие! И подумала я: может его, надо было, из больницы домой отвезти? Полежал бы он дома, отошел, а я его сразу на кладбище повезла? Ведь он обещал в последний день: "Выздоровею, уйду из больницы, вернусь домой и переделаю хату. Камышовый дом разберем и поставим из бревен, а сверху дома сделаем второй этаж, не хуже, чем у других! Сделаем комнаты для детей отдельно, для деда Гавриила Васильевича и себя тоже, свои комнаты будут. Грамоте всех детей обучим, а то сами Библию читаем по слогам, безграмотные!"…

                Интернат г. Кульджи

… Не говори! Ты два раза терялся из дома. Один раз вы, дети мои, сами пошли в церковь без меня. И возвращались с собрания, а напротив консульства, там где зеленый базар, дорога расходилась. Одна дорога поворачивала к нам, а другая с базара шла, по ней за город можно было выезжать. А когда вы шли, то возле консульства остановились. Ты остановился, когда надо было переходить в нашу сторону, а девчонки ушли домой. Там еще мельница была, знак такой был, вот ты остановился и загляделся. А девчонки, прямо через базар, перешли и домой. А ты тогда, туда-сюда поглядел, поискал, а никого своих нет. И побежал по дороге. Догонять девчонок... Догонял, догонял и за город выбежал... А ребята, мужчины к вечеру ехали домой с базара по той дороге. Видят мальчишка бежит. Холодно уже было, одет, вот так, легко, а была уже осень. Взяли тебя на телегу и к себе домой в горы увезли. Там уже снег лежал на склонах гор, ты успел прокатиться. Недалеко. Там, Рыхликовы, жили раньше, и много жило городских людей, они собирали фрукты в садах и возили их на базар. Ночевал ты там ночь, а на следующий день привезли тебя домой. Всего одну ночь побывал в горах, там уже снег лежал на склонах и ты успел покатать себя, а утром был дома.  А я в эту ночь не спала. Всю ночь так плакала, так плакала и убивалась! Просила Бога сохранить тебе жизнь!..
  Смотрю, а утром подъезжает подвода с яблоками и ты сверху сидишь! Остановились у столба, что стоял на углу нашего дома. Я так рада, так рада была, что ты домой вернулся! Соседка Моловикова Лена прибежала, тоже радуется со мной! А ты им дорогу указал от базара, прямо до столба, говоришь, "который на углу дома стоит". Вот они и привезли тебя прямо под окно нашей комнаты. А я еще посмотрела, так, в окошко, и не верю своим глазам! Выбежала! А ты зовешь меня: "Мама, мама вот я приехал, я нашелся!" – и, выглядываешь из тулупа, \утро холодное было\ и кукурузу, вот так, держишь в руках и кушаешь. Взяла я тебя на руки и домой!...
 А другой раз ты потерялся, когда учился в четвертом классе в Аримбакской школе на ул.  Победа, недалеко от нас, за базаром.
В тот день из Аримбакской школы вы вышли и пошли с учителем в лес. А там по дороге был ручей и ключевая вода в роднике. Вот вы, наклонялись, ложились на руки и пили воду. А ты взял да толкнул одну девчонку, когда она не ладошкой, а внаклонку пила и у нее рука подвернулась. Ты ее толкнул, а она чуть-чуть не захлебнулась. Ты испугался тогда, что тебя накажут, и с одним мальчишкой Геной, вместе учились, надумали не идти домой. Он тоже что-то там натворил. А дедушка у него жил за городом на реке  Или, на рыбалке, и вы решились туда идти. "Пойдем, побежим туда, - сказал друг, - никто тебя там не тронет!" И убежали к дедушке его с этим мальчишкой.
   А я дома жду и жду тебя из школы. Все нет и нет тебя до самого позднего вечера! Начали искать, бегать туда и сюда, а нигде тебя нету. Я пошла тогда туда, где переправа на пароме через реку Или. Спрашиваю там: "Вот таких то, таких детей не видали здесь?" А он возьми да скажи: "Были здесь недавно дети, двое. Покрутились, покрутились здесь, прыгнули в воду и поплыли вниз по воде." Вот такое сказал мне и я так напугалась! Ведь, вода в реке Или быстрая, да бурливая, крутит и волны гонит большие! Может и в воронку затянуть не только мальчишку, а и взрослого! А такие случаи, говорят, уже были. И что же мне теперь делать?
Всю-то ночь не могла спать и думала, может украл кто тебя? Ведь у многих дети пропали во время войны и тебя могли украсть такие люди. В общем, вас не было ночь, ночевали вы там с мальчишкой у дедушки. А наутро они, родители мальчика, послали девочку со старшим братом на рыбалку к дедушке. Набрали еды, хлеба, масла и другого чего и повезли из города. Приехали туда, а вы там за столом сидите, едите рыбу жареную на сметане. А ночевали с другом на сеновале и ходили смотреть, как из запруды в катцах дедушка вытаскивал сачком рыбу.    Ну, привезли вас в город от дедушки. А ты, как вернулся, радостный такой был. Рассказываешь все, как вы с мальчишкой шли пешком за городом. Видели зайцев в песках и горы, где уголь добывают и везут в город на телегах.
 А потом как ночевали в юрте у пастуха на берегу реки Или и хозяин вас кумысом холодным поил. Говорил, как играли и купались вместе с детями, которые приехали отдыхать с родителями из Советского консульства. Послушала я, послушала, вместе с детьми, и успокоилось сердце мое. Ругать тебя сил не было от переживаний. Хоть учительница Мария Ефимовна и рассказала, как дело было, когда ты толкнул девочку у родника. Слава Богу, хорошо обошлось ваше путешествие на рыбалку…
     О-о-ох! Тогда, я всю ночь проплакала и много передумала чего. Но, молилась всю ночь, просила у Бога сына сберечь и здоровым домой возвратить. Думаю, молитва не только мне помогла, но и сыну, тебе, тоже.  А так, больше нигде и никогда ты не терялся… Да-а-а… Трудно мне было содержать вас, пятерых моих детей. Жизнь заставила отдать тебя в интернат при гимназии, когда надо было учиться в пятом классе, а Валя и Нина учились тогда в школе им. Сталина. Правда одну зиму ты там учился и воспитывался. Ведь на следующее лето мы собрались и  с другими русскими семьями выехали на целину в Советский Союз на голимые пески Уральской области…

          Интернат  с. Кара-Тюбе Уральской области.

… Дети мои, кто бы знал, сколько я слез пролила, сколько переживала, когда я вас, Валю, Нину и Колю, в интернат отдала в Кара-Тюбе. Только что приехали на целину в Уральскую область, совхоз Аккозинский и вам учиться надо, средняя школа за тридцать километров, а в Аккозе только пять классов. Ругаю себя, а отдала в интернат. Да и откуда бы я вас пятерых прокормила? Устроили меня истопником бани и пастухом стада коров совхоза. Выгоню я их пасти, а они разбегутся по полю, и гоняюсь я за ними. А потом остановлюсь и не могу идти дальше. Упаду на колени и прошу: "Господи! Сжалься надо мной! Помоги мне! Дай силы мне и вразуми бессловесных животных!"   
Стою и не знаю, где я, что со мной? Будто одна я во всем свете и никого рядом!...  И с души отлегло, когда я услышала мычание коров. Стоят недалеко и щипают траву, что может расти в песках! А время уже к вечеру подошло. И я погнала скотину с поля в Аккозочку… Потом, ближе к осени, замдиректора сказал мне: "Скотину будет пасти другой человек и печь в бане не надо вам топить. Кто будет ходить в баню, пусть и топит. А вот мне сказали, что шьете одежду неплохо?" "Да, - сказала я. "Тогда сшейте мне рубашку!" - и показывает мне материал, светлый в полоску. Я согласилась. Через день заглядывает он к нам в глинобитную комнату с лежанкой во всю комнату. Я ему отдала рубашку. "Что без примерки?" - спрашивает он. "Наденьте!" - говорю ему. Надел замдиректора сшитую рубашку, руки поднял, плечи развернул и говорит: "Подошла, в самый раз! Спасибо!. А теперь мы вам будем трудодни ставить, как истопнику бани, а вы шейте людям одежду. Вот наши женщины просят!" "Согласна!" - отвечаю ему. И завтра уже ко мне принесли шить платья, а фасон я из журнала взяла. Им понравилось. И так я стала шить на дому. А вы, трое, учились в интернате Кара-тюбе.
   И вот, уже холодать стало по ночам в песках, а я соскучилась и так захотела вас увидеть, что на выходной день пошла к вам. Изготовила сдобных булочек, взяла что поесть, попить и пешком отправилась. Там дорога от повозок и машин одна до Кара-тюбе и, думаю, я не должна заплутать. Отошла от селения совсем немного и меня догоняет машина. Останавливается и приглашает подвезти. А я иду себе по краю дороги и не отвечаю, а думаю себе: "Кто тебя знает, куда ты меня подвезешь? Степь то широкая и не найдешь меня потом." Вот и поехала дальше машина. 
Дальше иду. Впереди юрта стоит и рядом пастух с женой и ребятишки бегают. Подхожу ближе, а меня приглашают зайти и айрану попить. "Спасибо, - говорю. - Мне детей повидать надо в интернате и домой еще вернуться к вечеру. А айрану я попью!" Пила, аж зубы ломит от айрана, но вкусно! А дальше шла без приключений и к обеду была у вас в интернате. Ты, как раз в столовой был, и тебя вызвали ребята: "Мать пришла, иди!" Конечно, ты рад был видеть меня, хоть и прошло два месяца, как я сдала вас в интернат. Вышли и Валя с Ниной из своих общежитий, и я вам отдала свои гостинцы. Поговорила я с вами и на душе полегчало: все живы и здоровы, учитесь, и слава Богу! Отдохнула я немного и засобиралась домой. 
  Директор интерната все уговаривала остаться на ночь: "И место есть и есть чем покормить!" "Нет, - сказала я. - У меня ведь дома еще двое ждут, когда я вернусь." Поговорила с вами еще: "Ну, я пошла. До свиданья!" Вы проводили меня до крайнего дома, а тут машина стоит с доярками. Собрались ехать на вечернюю дойку в наше отделение совхоза. И меня приглашают сесть в кабину. Тут я не стала отказываться. Смотрю на небо, а там тучи собираются. Поехали, а девчата оказались боевые, чуть не всю дорогу пели песни удалые! Половину дороги проехали и не заметили как. А потом тучи стали черными, опустились почти на самые пески! И ветер стал поднимать песок, задувать со всех сторон. Машина уже подъезжала к Аккозочке, когда из черных туч ударила молния, прямо в землю, и раздался грохот! Машина остановилась, вдруг следующая молния ждет нас? Но я не стала ждать, вышла из машины и направилась домой, что стоял на краю селения. Конечно, Яша и Зина ждали меня и сидели дома, правда, без огня. Вот так, ваша мама ходила, чтобы повидать вас в интернате и душу успокоить свою.
Удивляюсь, неужели это было со мной?
Помню, когда я с семьей поехала на целину, то нас направили в Уральскую область в пески Кара-тюбе Аккозинский совхоз. Год помучились мы там и уехали в Джамбул. Здесь я устроилась на работу в артель "Швейник". На одну зарплату мою трудно было кормить пятерых детей. Люди советовали, и я решилась отдать двоих, Нину и Колю, в детский дом. Переживала, ночами плакала за детей своих, что отдала. Но директор детского дома, Анна Петровна, хорошая женщина, успокоила меня и сказала: "Не переживайте за своих детей! Они здесь будут как дома!" и правда! Нину через год, после седьмого класса, направили в строительное училище в Туркестан. Обучили работать штукатуром и маляром. А ты, Коля, учился до десятого класса в детдоме № 2  г. Джамбула и потом в 1960 году после детдома приехал в Алма-Ату, куда раньше переехала наша семья. Поступил работать слесарем-сборщиком на  опытно- механический завод имени Крючкова.  …       
               
                Детский дом  г. Джамбула .

… Просишь, чтобы я переживания свои вспомнила? О-ох! Бывало такое, как я переживала за вас. Один раз сидела на работе за швейной машинкой. Всех кто у нас был в бригаде, всех на ноги подняла. Думали, что я палец пришила. Вот как я переживала за тебя с Ниной, когда вас в детский дом отдала в Джамбуле. Нина после седьмого класса поехала в Туркестан в строительное училище и там работала на стройке. Она, вроде, ездила в Москву от училища.  И вот я за нее так переживала день и ночь. Сижу на работе за машинкой, а она у меня в голове была, в мыслях. И я, вроде бы, уже заснула. Руки сложила на машинку и сижу, задремала. Смена-то была ночная до самого утра, а в часа три всегда спать хочется.   
И вижу я, будто, приехала туда, где Нина работает. Иду по дороге и спрашиваю, где можно мне увидеть Нину? А мальчик, вроде, тут же учился такой небольшой, может из четвертого класса, и говорит: "Пойдемте со мной и я вам покажу, где ваша дочь Нина." Ну и пошли вместе. Он идет и я за ним.  Идем, вроде, по нашей улице Луговой и он показывает в сторону от дороги на бугорок земли. Он вышел немножко из ворот школы и недалеко от нас как будто бы могилки. Он и говорит: "Вон там, под этим бугорком ваша дочь находится."  Я ка-ак закричу и проснулась за швейной машинкой. Заплакала, не могу успокоить себя…
    Все, кто были на работе во вторую смену, соскочили со своих мест! И ко мне бегут! Тут прибежали работницы со всех соседних швейных машин. Успокаивают и спрашивают: "Что случилось? Палец себе пришила к платью?" А я... сказать не могу ни слова. Плачу! Думали, что я палец свой пришила машинкой. А я... от страха, что мальчик мне показал и Нина под этим бугорком находится, сказать слова не могу…
 Ну, вроде бы, нет ее в живых. О-о-ох! Думала, что я умру, от того, что увидела. А потом успокоилась и рассказала про свой сон о Нине. Вот так переживала за вас двоих, что сдала тебя с Ниной в детский дом.  А одна успокаивала и сказала: "Во сне увидеть это не страшно. Ты просто сильно думала за дочь, вот она и приснилась тебе!" В общем, кто как умел, успокоили меня и я отошла от видения... 

   … Когда на праздник Пасхи, я ездила проведать родных в Андреевке, я напекла сдобных булочек да шанежек, то все они сошлись ко мне в гости. Меня то никто к себе домой в гости не зовет, а на сдобное ко мне пришли! И я им говорю: "Теперь не я у вас, а вы у меня в гостях!" И тут я ночевала в доме у старшего брата Петра. Такой дом большой был деревянный, две комнаты с сенками,.. Петро хорошо жил, а остальные соседи как попало обитали. Там я долго не жила.   
   Давай, скорее, домой, в Джамбул. А вы, тогда (1957 г.), вдвоем с Ниной у меня были в детском доме №2 в Джамбуле у Венгловской Анны Петровны. Я вас оставила там,  потому как тяжело было кормить и учить одной пятерых детей. У меня душа так за вас с Ниной страдала и болела, как будто чувствовала беду. И ты, оказывается, тогда заболел, простуда у тебя сильная была. Но ничего, врачи тебя выходили и ты скоро поправился. Анна Петровна, директор детдома, говорила, что пока я ездила на Алтай, то ты чуть не помер без меня от воспаления легких.  Был в бреду и с высокой температурой несколько дней и только уколы от болезни тебя спасли. Здоровым стал и не упустил учебу.
 И, слава Богу, все обошлось благополучно… 
         
               

 

                Неутомимое сердце.

                Николай Александрович ВЯТКИН,   1938 г.р.

         С чего начиналась РОДИНА – край мой Вятский.

   Более тысячи лет назад в европейской части России, в бассейне Оки, ближе к северной части Предуралья, расселилось русское племя вятичей. Их именем названа достаточно полноводная и судоходная река Вятка. Сюда татаро-монголы не дошли, смешения кровей и резни не было, и вятичи жили по сво¬им законам. В разное время они платили дань только более сильным русским князьям - суздальским, черниговским.
Характер у моих предков был суровый, воинственный. Независимость свою они отстаивали упорно. Легендарный объединитель русского государства Владимир Мономах упоминает свой поход в землю вя¬тичей как один из самых тяжелых: племя крепко сопротивлялось.
Но и трудолюбивы были предки. Возделывали землю, охотились, занимались скотоводством. Слави¬лись вятичи и рукодельным мастерством. Недаром мужчинам в могилу испокон веку клали нож, топор, скобель, женщинам - серп. Дома в наших краях ставлены добротно, украшены деревянной резьбой. Знали деды наши давние кузнечное дело. А передалось ведь! В детстве, помню, мы, пацаны, сами ковали себе ножи и с гордостью носили их на поясе. Парнишка без такого оружия авторитета у сверстников не имел... Что еще? Валяли сапоги, ткали холсты, плели кружева - они у нас были особые, со старинными родовыми признаками. Урал осваивали в основном мужики именно с Вятской губернии: опять же мастеровитостью известны. Недаром в народе молвится «вятский - мужик хватский».
При царе Вятка была местом поселения бунтовщиков, причем ссылали сюда в массовом порядке и политических заключенных, начиная с декабристов. Много было ссыльных поляков. Людьми они слыли образованными, способствовали распространению грамотности, культуры. Зерна ее попадали на благо¬датную почву. Вятичи - люди одаренные. Из наших мест вышли известные в отечественной истории лич¬ности: знаменитый реформатор Столыпин, революционер Киров, чьим именем после трагической гибели этого человека в 1934 году назван наш город Вятка, маршал Конев, советский премьер Молотов и немало других знаменитых лиц и имен.



РОДОСЛОВНАЯ
  Появился на свет я 29 июля 1938 года в вятской глубинке, в двухстах километрах от областного центра города Кирова. Моя деревня на полсотни примерно дворов называлась необычно - Каменски. Впрочем, не без смысла: на краю селения, рядом с бывшим карьером, лежит здоровенный валун, о котором сложено много всяких историй и ходили разные поверья, да и речка, протекающая неподалеку, носит название Каменка.
Места живописные. Холмы, поля, смешанный лес. Большой сосновый бор. Чистый и глубокий пруд, в котором водились лапотные караси... Люблю свою малую родину до сих пор и часто в последние годы с удовольствием сюда приезжаю. Притягивают корни, притягивают...
Сотни полторы-две лет назад мои земляки вер¬шили работу по сезону. Летом заботились в основ¬ном о сельском хозяйстве, заготовках, зимой ре¬месленничали, брали зверя, становились на извоз. С Волги на Урал везли продовольствие для слу¬жилых людей, обратно - ценный камень, металл, пушнину, немудрящее рукоделье. Обычными в те времена мирскими делами занимался и мой прадед Григорий (1832-1912 г.г.). По дошедшим до нас рассказам, прадед был вы¬сокий - под два метра - кряжистый, симпатичный человек. Видимо, я в чем-то пошел в него, потому что с малолетства в деревне меня часто окликали Колька Гришин.
По жизни прадед оказался мужик не промах: сметливый, с хозяйственной жилкой. И силенкой бог не обидел. Если конь с нагруженными санями не мог взять горку, Григорий впрягался в оглобли сам и вытаскивал воз. Он один из немногих в на¬шем семействе охотничал. На чердаке своего дома я находил капканы, приклады от старинных ружей, широкие самодельные лыжи. Близкие говорили: от него осталось.
Учиться в те далекие времена дано было не каж¬дому. Прадед, тем не менее, грамоту знал: окончил церковно-приходскую школу. На извозе, плотниц¬ком деле, бортничестве (держал пчел) Григорий скопил небольшой капиталец и построил кирпич¬ный завод, купил ветряную мельницу. Словом, благодаря уму и сметке не бедствовал, жил в свое удовольствие.
В округе его все уважали. На него и пал выбор, когда волостная управа подыскивала надежного человека, чтобы поручить ему строительство но¬вой церкви. Получив заказ, прадед собрал деньги (строили в складчину, миром) и поставил в селе Салобеляк просторный пятиглавый храм, который представлял собой уменьшенную копию одной из церквей Санкт-Петербурга. После революции его закрыли, частично разобрали, но он сохранился до наших дней, и сейчас его восстанавливают.
У прадеда было двое сыновей. Трофим Гри¬горьевич, отец моего отца, прожил 85 лет (1862-1947 г.г.), много рассказывал о старом времени. Другой сын Григория, Александр, успел повоевать в Пер¬вую мировую, потерял руку. До революции семьи братьев кормило имущество прадеда - кирзавод и мельница. Потом их пришлось отдать в колхоз, иначе записали бы в кулаки, сослали бы. А получи¬лось вот как.
Дед мой Трофим Григорьевич имел троих сы¬новей: Александра, Семена и Матвея. Младший походил по свету, повидал мир. Рыл золотишко на Ленских приисках, потом его занесло на Балтийский флот, и большевики в Гражданскую даже до¬верили ему командовать эсминцем. Человеком он был решительным и, когда после ранения вернулся в родные места, сразу понял всю опасность поло¬жения, в котором оказались его братья со своими семьями. Он уговорил их отписать создаваемому колхозу прадедово имущество. Самого его выбрали председателем хозяйства. Так и спаслись от раску¬лачивания.
  «Премудрости» церковно-приходской школы освоили и мои деды, и отец, и его братья. В дере¬венской глуши даже начальная грамота всегда це¬нилась, придавала человеку вес, авторитет. Может быть, поэтому перед Великой Отечественной вой¬ной колхоз доверили возглавить моему отцу, кста¬ти, тоже мужику крепкому. Я родился как раз в это время.

 ОТЕЦ. ПОВОРОТЫ СУДЬБЫ.
 Революционная штурмовщи¬на, неоправданная порой жестокость отцу не нравилась. Человеком он был не мягким и с властями не особенно ладил. Это исковеркало ему судьбу. Мне раньше казалось, что, будь он посговорчивее, наша жизнь была бы другой, лучше и мама осталась бы жива. Но теперь я пони¬маю, что логику истории все равно не изменишь и что в роду у нас важнее была не сговорчивость, а другое. Наверное, извечная тяга к справедливости, стремление что-то делать для общей земляческой пользы. Тут уж о себе порой не думаешь.
На фронт отца взяли пулеметчиком. В 1943-м его контузило, и на поправку он был отправлен до¬мой. Привезли, помню, на телеге, при костылях. В деревне из взрослых остались только женщины да старики, мужчины воевали. И отец, несмотря на ранение, опять начал руководить колхозом.
Поправлялся медленно, ходил с клюшкой. Так бы, может, и остался на «брони» до конца войны - дело знал, люди за ним тянулись - но... судьба! В колхоз приехал уполномоченный из района кон¬тролировать, как выполняется план засева площа¬дей. Начал давить: «Быстрей!». А шли дожди, и отец знал, брось в раскисшую землю зерно - урожая не будет. Поэтому медлил, чтобы выиграть время... Переругались они из-за этого с уполномоченным в пух и прах. Отец даже, сам говорил мне потом, вго¬рячах его клюшкой огрел. А тот оказался районным военкомом... Понятно, вскоре родителю пришла повестка: снова в войска. Мама и сестренки пла¬кали. В память врезалось: бегом догонял я телегу, на которой уезжал отец, чтобы передать ему новую клюшку, выструганную дедом. Мы дождались его только в 1946-м (после вой¬ны состоял в охране маршала Буденного). Отец снова впрягся в колхозную лямку. Делу отдавался целиком - по-другому себя и не мыслил. Видели мы его редко: с рассветом - на работу, возвращался поздно.
Через год в Поволжье случилась сильная засуха, и из окрестных областей выгребали для голода¬ющих все зерно. А как же самим жить? Посудили сообща, порядили. Правление решило все-таки раздать колхозникам на трудодни часть урожая. Пьяница-мельник, его не раз ловили на обма¬не, настрочил донос. Кара ждать себя не заставила. Подъехал «воронок»,  сгребли председателя - моего отца - парторга и главного бухгалтера. С арестованными разбирались недолго, впаяли всем по 10 лет с конфискацией имущества. Отбывать срок отца отправили на строительство Волго-Донского канала - там нужны были плотники. И оста¬лись мы с матерью да сестренками горевать.

МАТЕРИНСКАЯ СТЕЖКА.
     Мои родители были очень разными по характе¬ру людьми. Иногда вспоминается такая картинка. После войны батя завел велосипед, вещь тогда ред¬кую. Все мне хотелось на нем прокатиться. Нако¬нец я до него добрался. Не умеючи кататься, упал, конечно, и сделал на колесе «восьмерку». Отец, Александр Трофимович, даже не накричал, так, мягко пожурил - до ремня не дошло, а вот от матери я получил ухватом по мяг¬кому месту...
Она, Мария Тимофеевна, урожденная Дербе¬нева, выросла в многодетной семье, одной из двух дочерей при шестерых сыновьях. Тоже из наших мест, высватал ее отец, правда, в другом селе, километров за тридцать. Женщина была статная и краси¬вая, но с волевым, сильным характером. Я потом даже удивлялся, насколько они с отцом были, казалось, несовместимы. Жили, впрочем, дружно. Своим трудом жили: изба-пятистенка, вместительный сеновал, скотина, огород - все это было как у любой работящей семьи. В поле ли с серпом, в огороде ли, по ягоду ли бабы пойдут - матери в деревне не было равных. Уже на сносях была, а жала хлеб в снопы до последнего. Когда родовые схватки начались, с трудом добрела до дома и родила меня прямо на крыльце.
Детей - меня и четверых моих сестер - держала в строгости. Причем не ругала нас, не кричала, но я четко помнил, что где-то в углу не дремлет ухват с длинной деревянной ручкой, которым мать вынима¬ла чугуны из печи. Часто, прежде чем что-либо сделать, я прикидывал, не прилетит ли мне этим мате¬ринским «инструментом». А прилетало - за плохую ли школьную отметку, за невыполненное задание по хозяйству. Не жестоко, правда, но вполне чувствительно, чтобы лучше помнилось... В этом смысле я вспоминаю маму всегда с благодарностью: она приучала к порядку, к ответственности. Тут уж что заслужил, то получай.
Как-то мать поручила мне набрать земляники. Я весь день купался, забыл. Она среди ночи вынимает меня из теплой постели и - за дверь: «Пока не наберешь, нечего дома делать!» Просидел на крыльце до утра, ранехонько, по росе еще, набрал банку, принес. А понимать с тех пор стал лучше: сперва - дело, потом все остальное. С весны пробегал все окрестные ягодные поляны и околки, запоминая, где и какой ягоды сколько, чтобы, когда поспеет, брать быстрее. Сестры за мной по пятам ходили, пытались опере¬дить - тоже ведь задания имели. Но у меня получалось ловчей, набирал вдвое-втрое больше. Эта сноровка осталась на всю жизнь. Лесные дары - клюква, брусника, малина, смородина, грибы - постоянно были у нас на столе. А когда не хватает хлеба, это все-таки довесок...
Мать заложила во мне привычку доводить начатое до конца, не пугаться трудностей. Идешь, бывало, по бревну через ручей. Оступишься в холоднющую воду, течение ударит по коленкам, страшновато. Она меня снова ставила на ноги: «Иди, иди, ничего не бойся!»
Читать и писать она научилась на курсах ликбеза. Главным она считала выучить нас, чтобы, став людьми с образованием, мы заняли подобающее место в жизни. Мама все делала для этого... Хотя уже и без нее, ее мечта исполнилась: мы, ее дети, получили высшее образование. Жаль, что она это не уви¬дела. Но мы оценили материнское устремление. Живи она сейчас - я сделал бы для нее все мыслимое и немыслимое. В общем, мама была для меня светом в окошке, и главные житейские качества  во мне заложила она. Братья ее стали людьми мастеровыми, никто в сторону не отбился. Тяжело было, когда вскоре после того, как забрали отца, ее не стало (1907-1946 г.г.). Но что тут поделаешь...

 ВЕСЕННИЕ ДРАНИКИ
     Нас, пятерых птенцов, собрали и повезли в детдом, в райцентр. Но я по дороге сиганул с телеги в кусты и вернулся в опустевший дом. Меня потом спрашивали, зачем я это сделал. Ведь в детдоме и одевали бы, и кормили. Но выше всего я ценил личную свободу. И потом, думал я, кто будет ухаживать за могилой матери?.. В жизни многое определяют акценты, которые сызмалу расставляет для себя сам человек.
Жил как мог, кое-какие продукты еще оставались. Думал о матери. Однажды среди ночи послышалось, что она меня зовет. А вдруг заберет к себе в могилу - народ болтает всякое... Испугался я, выскочил на улицу. Была глубокая осень, шел снег. Я постучался во двор одного дома, подождал, зажавшись в угол от холода. Никто не открыл - все спали. Стало смаривать в дремоту и меня. Устал и сильно замерз. Мысль пришла: а что трусить - пусть будет, как будет. И я отправился домой спать. Голосов уже не было... При свете дня я вспомнил материно «не бойся!». Может, пришло в голову, она и звала, чтобы не забрать меня, а приободрить? После этого случая я «зарабатывал» иногда у пацанов ковригу хлеба, по спору принося с ночного кладбища какие-либо предметы. Уже не страшился, перемололось.
В тот проклятый год школу я пропустил. Ходить было не в чем, голодовал, стеснялся. Одно из ярких впечатлений. Весной на поле нашел дюжину мерзлых картофелин. Сварить не получилось - раскисли. Тогда я напек лепешек, драников. Черные получились, как земля, а все равно впервые за много месяцев наелся до отвала...
Новый председатель колхоза мужиком оказался понятливым. Пришел, по-человечески поговорил, дал работу, хотя такие действия в отношении родс¬твенников «врагов народа» властями тогда не по¬ощрялись. Летом пас колхозный скот, получил за это телочку. Растил ее. Вообще надвинулись впол¬не взрослые заботы: посадил картошку, готовил дрова, запасал сено. Сам рассчитывал и предусмат¬ривал, чего сколько надо. Мне, мальчишке, при¬ходилось тогда очень тяжело, но подгонять было некому. Не на кого было и надеяться.

«БЫТЬ ТЕБЕ, КОЛЬКА, ЭЛЕКТРИКОМ!»
    На другую осень, перед учебным годом, из со¬седней деревни, где была школа, ко мне наведа¬лась учительница, Валентина Ивановна. Я даже обрадовался: соскучился по урокам. Она убеди¬лась, что я хочу продолжать учебу, и похлопотала в колхозе насчет того, чтобы меня заменили. Са¬мое главное, что я понял в то время: если не буду хорошо учиться, как мама велела, то на всю жизнь останусь пастухом. А это ассоциировалось с  тяготами невыносимыми житейскими, которые я тогда испытывал.
Так что к знаниям потянулся отчаянно. Сидел на первой парте, жадно впитывал все новое. Влет схватывал физику и математику, по этим предме¬там были неизменные «пятерки». Вместе со всеми удивлялся рассказам одинокого странноватого - вечно ходил в ушанке и сапогах - преподавателя этих дисциплин, который утверждал, что настанет время, когда вделанный в стену кусочек урана бу¬дет обогревать весь дом. Такое чудо для нас, мальчишек, казалось не¬досягаемым. Зато вполне реальным стало элект¬ричество в моем доме. Когда проходили эту тему в школе, я задумался: а ведь можно и самому...
Поставил под окнами четырехметровую вышку, закрепил наверху на подшипнике старый трак¬торный генератор, приладил лопасти - получи¬лась маленькая ветряная электростанция. Когда вспыхнула лампочка-двенадцативольтовка, сбе¬жались все пацаны. Мы теперь, говорят, у тебя по вечерам уроки учить будем. Так и было, не все же лучину жечь. Приходили даже взрослые, удивлялись: это ж надо, мол, додуматься. «Ну, быть тебе, Колька, электриком!». Фраза эта гвоздем засела на всю жизнь.  Авторитет мой в деревне резко возрос. Там ведь все на виду, кто чем занимается, кто как жи¬вет - не скроешь. Увидели, что не сбился мальчишка с дороги, серьезен, стремится к чему-то. Мне стали больше помогать по хозяйству, уважительно здоровались. Было, конечно, приятно, но история эта памятна и по-другому. Тогда я усвоил для себя простую истину: если делаешь что-то полезное для людей, для всеобщего устройства - как вот и прадед мой, построивший церковь, - не пропадешь: будешь и в тепле, и в чести.



               
ПЛАМЯ   НЕГАСИМОЕ  В   ПАМЯТИ  СИРОТ  РАЗНЫХ  ПОКОЛЕНИЙ.
         
      

          

РУССКИЕ ГОРДИЛИСЬ И ЗАЩИЩАЛИ СВОЮ РОДИНУ, НЕ ЖАЛЕЯ ЖИЗНИ ВРАГОВ.

 
               
                Д И Р Е К Т О Р А   
       

Директор Тогурского детского дома Нина Михайловна Ильясова
и заведующая учебной частью Таисия Гавриловна  Трифонова, 1965 г.
   Николай Яковлевич Бочков. 1922 г.р. -  Средне–Васюганский детский дом –
   1942 г.,  Копылово,  Тискино,  Старо-Коротино, Чаинская школа–интернат, Новоселово – 1978 г. Учитель, завуч, директор в школах Нарымского края…

       
   
 Ленинградского Зырянского детдома Евгения Андреевна Мамонтова 1942 г. .
  Бакчарского детского дома Ольга Анатольевна Галанцева, 2014г.


         
Детского дома № 9 г.Томска Анна Матвеевна Хадакова  и Лидия Николаевна Андронова – в
1943–46 г.г. и 1946–66 г.г.,  Конкордия Павловна Борст - с 1958 по 1982 г.г., Полина Яковлевна
Нехорошева – с 1982 по 1989 г.г., Александра Михайловна Шарибзянова - с 1993 по 2003 г.г.

            


          

Директора детского дома № 1 г.Томска  1964 – 1991 г.г.  Лидия Ильинична Михеева и 1991 – 2014 г.г  Людмила Сергеевна Глушкова, детского дома № 4 г Томска Павел Кириллович Железчиков с 1998-2014 г.г., Семилуженского детского дома Сергей Алексеевич Масунов, 2010 г. 



         




         
   
Директора детского дома № 2 - Нина Иннокентьевна Галахарь 1915 г.р. - с 1948 по 1974 г.г. и 
  Лидия Васильевна Шилова с 1974 -1983 г.г.    Директора школы интерната №33  г.Томска
Нина Петровна Струкова  в 1977 – 1995 г.г. и Алексей Яковлевич Мударисов  - в 1995 -2014 г.г.   

             



   
      
               
    Примерно здесь, возле этого дерева, как символа деревни
   разоренной, стоял отцовский дом Вяткина А.Трофим.
 
Такую церковь построил мой прадед Григорий с Вятки.
С отцом Александром Трофим. и племянниками 1955-56гг.
 
 
 Сестры Агния и Галина разыскали воспитательницу бывшего
 детского  дома.   Детдом, в котором находилась сестра Галина.
 
       
На этом месте стояла когда-то деревянная школа – семилетка.
                Шумит моя липа…   
      

         
    Н.А.Вяткин на родине по-семейному (с женой и сестрами).
   
               
     Этот теплоход назвали в честь моей матери Марии
            Тимофеевны Дербеневой - Вяткиной.

    
1955 г. Семнадцати лет от роду,  речное училище г. Горький.
2015 год,    г. Томск.   Сохранили крепость духа и тела через года.
Встреча Н.А. Вяткина и Н.И. Долдина накануне 70 летия Победы.
               


Тихая моя родина!   Ивы, река, соловьи...
Мать моя здесь похоронена    В детские годы мои.
«Где же погост? Вы не видели?  Сам я найти не могу».
Тихо ответили жители:    «Это на том берегу»…
Тихо ответили жители.     Тихо проехал обоз.
Купол церковной обители     Яркой травою зарос.
Там, где я плавал за рыбами,   Там, где купаться любил.
Тихая моя родина,     Я ничего не забыл.
Новый забор перед школою,   Тот же зеленый простор.
Словно ворона веселая,      Сяду опять на забор!
Школа моя деревянная!..   Время придет уезжать –
Речка за мною туманная    Будет бежать и бежать.
С каждой избою и тучею,   С громом, готовым упасть,
Чувствую самую жгучую,  Самую смертную связь…


 
Встреча 2014 г. Губернатора Томской области В.М. Кресса с активом 
Союза ВДДИ Персовым С.Г., Тереховым Б.И., Твердохлебовой В.П.,
Аввакумовой Р.П., Сартаковой Г.П., Евдокимовым Е.Н.
 
Г.П.Сартакова и Р.П.Аввакумова, председатели Правления Союза разного
времени, в День 20-летия  Союза ВДДИ Томской области, сентябрь 2010 г.

 
Пионеры детдомовского движения и организации Союза ВДДИ в Томской
области  В.П. Твердохлебова, Н.И. Долдин и Р.П. Аввакумова.

 
Р.П. Аввакумова и О.П. Колеров -  закружили себя в вихре танца,
 как в годы молодые, в кругу воспитанников детского дома.
 
Р.П. Аввакумова, З.В. Чуприна и Е.С.Шевченко – во время вручения
памятных сувениров на Юбилейном Слете в честь 20-летия СВДДИ.
 
Р.П. Аввакумова, председатель Правления  2010 г. Союза ВДДИ принимает,
 а Е.С. Шевченко, председатель Правления 1990 г., сдает рапорт о готовности парада к проведению Слета выпускников детских домов и интернатов
 в связи  с 20-летием создания Союза ВДДИ Томской области.

 
Приятные хлопоты перед Слетом выпускников в честь
Юбилея Союза ВДДИ Томской области.
 
Последние наставления молодым и среднего возраста
выпускникам детских  домов и интернатов…


    

       
 
   Бакчарский детский дом Томской области – 80 лет.


 

    
 

 
 

 
 

 

   

    


    



         
      


      

   
       
Торжества по случаю 80–летия Бакчарского детского дома.


МИМО ВОЛЧЬИХ СЛЕДОВ
    Не легкими школьные годы мои были.
До соседнего села Салобеляк семь километров - побегай-ка каждый день! Напрямую, около кладби¬ща, через ложбину, путь покороче. Надо только успевать до темноты: водились волки. Из пары досок я сделал, как сумел, лыжи - на них было проще и быстрее, да и веселей. До того привык к лыжне, что в 4-м классе, встав на «фабричные» лыжи, на десятикилометровой дистанции обогнал парней из 10-го класса. Учитель физкультуры подарил мне такие лыжи. Позже в армии я выполнил норматив мастера спорта в гонках на 10 км... «Лыжные» навыки пригодились потом в жизни не раз: при осмотре электролиний, на рыбалке, на охоте.
Иногда донимали сверстники. Штанов-то для школы путных не было, надевал заплатанные, ходил в лаптях. Когда дразнили, крепко дрался. Хоть и худой был, но силенкой не обижен, шею мог пригнуть любому. Недаром, если во время урока ученики начинали баловаться или шуметь, Валентина Ивановна, устав их успокаивать, полушутя говорила мне: «Ну-ка, Вяткин, пойди разберись с ними...». И я быстрень¬ко наводил порядок.
Как-то раз за «дразнилку» ввалил по первое число однокласснику, а его старшие братья решили свести счеты. Загнали меня в угол, к забору. Во мне что-то звериное поднялось: обозвали да меня же еще и лу¬пить!.. Вырвал я из забора доску и саданул ближайшего по плечу. Вид у меня тогда, наверное, был отчаян¬ный, но остальные разбежались и больше не лезли...
А как еще? По-другому мне, осиротевшему, нельзя было: затрут и забьют. За такими драками я вижу теперь кое-что большее, чем сама драка. Для меня она никогда не была развлечением, как у тупых и сытых верзил. Тут вопрос о собственном достоинстве. Если человек находит в себе силы защищать его, это, как правило, человек порядочный, и с ним стоит иметь дело. По жизни я убеждался в этом не раз.

   ЦВЕТЫ ДЛЯ ВАЛЕНТИНЫ ИВАНОВНЫ.
Навсегда я благодарен своей учительнице Валентине Ивановне. Но не только за то, что она учила нас, как в песне поется, «буквы разные писать тонким перышком в тетрадь». Благодарность моя особенная. Валентина Ивановна была одной из немногих, кому не безразличной оказалась моя судьба. Психологи¬чески мне было тогда очень тяжело. Я не жил, а выживал, думал о куске хлеба, тогда как моих сверстников эти заботы миновали.  Но детство есть детство. Хотелось таких же, как у всех, игр и забав, семейной тепло¬ты, уйти от дурных мыслей и воспоминаний. Именно Валентина Ивановна безучастной тут не осталась. Она сама воспитывала сына - постарше меня - и по-матерински понимала мое малолетнее одиночест¬во, родительскую обездоленность. Ненавязчиво так старалась отвлечь, подсказывала какие-то житейские мелочи, приободряла простым разговором, простыми спокойными словами.
Иногда покупала для меня билет в кино - «сегодня идет хороший фильм, сходи обязательно...». Помню, радовался. А то при¬гласит домой, покормит. Стеснялся, правда, - учительница и сама жила небогато, - старался отказаться. Потом стал приносить ей кое-какие продукты, молоко, она что-нибудь приготовит, вместе пообедаем.
Рос я, как трава у дороги, мальчишечьи провинности, конечно, были. Валентина Ивановна всегда ста¬ралась меня защитить, но тут же и мораль прочтет: пойми, дескать, нельзя делать то-то и то-то - потому что кулаками ничего не докажешь, вникать в суть дела надо спокойно... Она разъясняла азбуку поведе¬ния терпеливо и доброжелательно. Я это чувствовал, поэтому, может быть, воспитательные моменты и воспринимались с доверием, как нечто само собой разумеющееся. Слушался ее, уважал, боялся обидеть нечаянным резким словом.
Когда я уезжал из деревни продолжать учебу, зашел к Валентине Ивановне проститься. Нарвал ей по дороге полевых цветов, какие нашел, - что я мог еще подарить... А она была тронута до слез. Валентина Ивановна, как ангел-хранитель, осталась и в моих сегодняшних днях. Осталась живым деревом... Как-то по осени около школы разбивали сад. Я, как всегда, собирался убегать пораньше - скоти¬на ждала, дела какие-то огородные были. Учитель¬ница поймала меня за холщовую сумку: «Не пущу, пока липу не посадишь! Бери лопату, копай ямку... Большой вырастешь, приедешь - вспомнишь». Вредничать не стал, так и сделал...
Слова ее сбылись. Год назад после долгого от¬сутствия мы с сестрами обходили родные места, вспоминали детство. Меня вдруг будто обожгло: увидел свою липу! Высоченная вымахала, метров за двадцать. Постоял я около, послушал, как она шумит, погладил по шершавой коре. Прикоснулся вроде бы к тому далекому времени... Что в сердце творилось - не передать! Для меня это дерево, как живая память о доброй душевной русской женщи¬не, которая помогла осиротевшему деревенскому мальчишке стать человеком.

ЗАРОСШИЙ ПРУД
У сестер - Ираиды, Агнии, Августы и Галины - судьбы сложились по-разному, но в целом благо¬получно. Получили высшее образование, вышли замуж. Сейчас на пенсии, нет с нами только Ираи¬ды Александровны...
Наша недавняя поездка на родину была и ра¬достной, и грустной. Еще в хрущевские времена, как смерч, пронеслась над Россией кампания по ликвидации малых деревень. За сорок лет это под¬косило всю сельскую глубинку. В нашем районе из 15-20 колхозов, разбросанных по небольшим селе¬ниям, слепили один огромный совхоз. В деревуш¬ках закрывались школы, магазины, медпункты. Люди стали бросать обжитые углы и перебираться в крупные села, в города - поближе к цивилиза¬ции. Словом, малые деревни заглохли. Этой учас¬ти не избежала и Каменски. Дома вывезли, пруд зарос, деревенских улиц не узнать. Только старое кладбище, как памятник самой деревне, осталось.
В соседнем селе, где я учился, мы еще встрети¬ли знакомых, однако они нас почти не помнили. Галина нашла детдомовскую воспитательницу, но сам детдом закрыт. Многие ранее населенные места моей малой родины теперь в запустении. Время неумолимо, его не остановишь. Всему свой срок. Но все-таки обидно, что огромный район Предуралья пустеет. Этому способствует другой совре¬менный процесс. Экономическая реформа поме¬няла акценты в развитии регионов, а выигрышных позиций - нефти, газа, полиметаллов - в Кировской области нет. Поэтому промышленного подъема на Вятке не ощущается. Но ведь государство, должно ориентироваться на длительную перспек¬тиву, а значит сохранять потенциал любого региона.
Очень благодарен своим сестренкам за участие ко мне. Это очень порядочные и скромные люди. Чес¬тно трудились всю жизнь, воспитывали детей - Агния, например, преподавала литературу - живут на скромные пенсии. Я, по мере возможности, время от времени собираю всех и везу на родину, иногда сес¬тры приезжают ко мне в Томск на лечение. Жалею, что не собрал их здесь всех вместе, но что поделаешь - не удалось, жизнь есть жизнь. Пользуясь возможностью, хотел бы привести здесь их краткие воспоминания.

Агния Александровна Головина (Вяткина)
Мои родители - люди обыкновенные. Отец Александр Трофимович - участник Великой Отечественной войны. Пройдя через фронтовые испытания, будучи раненным в ноги, все-таки вернулся домой живым. Прожил отец с 1905 по 1981 годы и умер в Томске.
Мать Мария Тимофеевна - великая труженица. Не пила и не курила, и я считаю это очень важным. При пятерых детях работала в колхозе наравне со всеми и даже лучше, так как наша фамилия всегда была на колхозной Доске почета. Помню, как она оставляла грудную сестренку Галю в люльке на наше попечение, а сама уходила в поле жать хлеб. Когда малютка сильно плакала, кто-нибудь из нас бежал за мамой, чтобы она покормила девочку грудью. Че¬ловеком она была жизнерадостным. Любила печь пироги, ватрушки, оладьи, блины, особенно в дождливые или праздничные дни, когда не работали в поле. Утром всегда был горячий за¬втрак, а к обеду в русской печи прели-доспевали каши из круп и картошки, грелись грибные и овощные супы, иногда даже с мясом. Шила нам нехитрые одежки, не соблюдая размеров, «кому получится». Овладела ручным ткацким станком, на котором изо льна, выданного на зарабо¬танные трудодни, получалась ткань. Из нее шили одеяла, наволочки для перин, полотенца и онучи, портки и рубахи. Эту ткань красили корой деревьев...   После ликбеза мама помогала нам, начинающим в учебе, овладеть приемами письма, чте¬ния, счета. Зимними вечерами, занимаясь вязкой или штопкой, она просила нас читать вслух. Помню, как сестренка читала «Радугу» Василевской и все плакали от переживаний.
   Желание учиться передалось нам, наверное, от мамы. Трое из нас получили высшее образо¬вание, одна - среднее специальное. Только старшая сестра ничего не окончила - на ней после смерти мамы лежала забота о семье.  Много трудностей выпало на долю мамы. Так уж вышло, что она умерла, оставив нас, пятерых детей, и деда.
Дед Трофим Григорьевич оказал на нас большое влияние. Из коры липы он готовил нам нехитрую обувку - лапти, подшивая их чем-то, чтобы не промокали. Иногда из далекого детства выплывают в памяти картины вроде этой: в огороде стоят ульи, а также огром¬ный чан - дед гонит мед; мы, босоногие, - свои и чужие, - слипшимися пальцами макаем хлеб в блюдо со свежим духмяным медом.
Когда отца забрали, дед вместе с мамой тянул семью. Конюхом работал до глубокой ста¬рости. Мы помогали ему, наполняя огромные бочки колодезной водой и разнося лошадям сено по кормушкам (колодам). Он учил нас обращению с животными. Мы, девчонки, не боялись взбираться на спины лошадей и управлять ими, когда были запряжены в телегу. Дед на¬учил нас орудовать топором и пилой, заготовляя дрова на зиму. Ходил с нами за грибами...
 Вообще от деда нам передалась любовь к лесу. А в годы войны мы превратили свой огород в картофельное поле: корчевали орешник, малинник, выкопали черемухи и рябины, перекопали лужок. Деревья остались только в прилегающем овраге... Память хранит картину: при вспашке огорода мама впрягается вместо лошади, мы, девки, - по бокам, дед держится за ручки сохи, направляя ее. Он был очень скромным и непритязательным, наш дед. Умирая на руках у старшей сест¬ры, он просил не копать ему глубокую могилу, потому что это нам будет трудно. Именно от деда узнали мы, что на свете есть Бог, и что он все видит и все знает. О каждом человеке... Помня об этом, старались жить по-божески, по ЕГО законам, хотя не всегда это и удавалось.
В зрелые годы большую роль в нашей жизни сыграл брат Николай. По возрасту он четвер¬тый среди нас, но был намного самостоятельней и фактически заменил нам родителей. Мы до сих пор обращаемся к нему за советами, звоним со своими бедами. Не было случая, чтобы он не откликнулся. Без него мы бы, наверное, замкнулись в своих «гнездах», так как живем в разных городах. Но Николай между нами связующее звено: то приедет сам, то пригласит к себе. Он, к чести своей, не стесняется представить нас своим известным гостям и посадить за общий стол, хотя одеты мы, по своему невеликому достатку, бываем далеко не изысканно и не отличаемся «манерами»...
Очень хорошо, что брат помнит о своих «корнях», хотя и много пережил. Бывает на роди¬не, на месте бывшей деревни. Знает родню, заботится о могилках близких, вспоминает друзей детства и учителей, посаженную когда-то вместе с учительницей свою липу... За такого брата судьбу и Бога только благодарить…

Галина Александровна Белоглазова (Вяткина)
В семье я была самой младшей - родилась в январе 1942 года. Шла война, отец находился уже на фронте. Все военные годы я много и тяжело болела. Когда умерла мама, меня отправили в детский дом с. Пиштенур Кировской области. Много переживала: очень тяжело отразилась на мне смерть матери, страшно было расставаться с сестрами и братом.
 Когда сестра Агнеша уезжала из детдома (нас разъединили), я все спра¬шивала у нее: «Когда возьмешь меня обратно?». Агнеша, чтобы меня успокоить, наломала 365 палочек, дала их мне. Сказала, что через год она приедет. С утра до вечера я перебирала эти палочки, каждый день выбрасывая по одной...
По ночам я часто плакала, видела во сне кош¬мары, тосковала по маме. Нянечки сидели рядом и втайне от воспитателей часто читали надо мной молитвы.
Запомнила первое письмо от брата Коли. Он меня утешал и успокаивал. «Ты счастливая, тебя кормят в детдоме. А у меня несколько дней дома нет хлеба, кружится голова». Мне его было жалко, и я плакала. Намного позже я стала понимать, что в моей судьбе все могло быть еще хуже и тяжелее, чем было. Чужие люди отогрели и вернули к жизни. Нас хорошо кормили, по-доброму к нам относи¬лись. За 6 лет моей жизни в детдоме ни одна нянечка, ни одна воспитательница не оскорбили и не обидели меня. Вот уже десять лет, посещая церковь в родительские субботы, в списки «за упокой» я всегда включаю имя Николая - директора нашего детского дома.
Благодаря участию добрых людей жизнь моя сложилась в целом благополучно. И школу, и медицинское училище окончила с отличием. Переехала в Пермь, на Урал, получила универси¬тетское образование. Вышла замуж, и с мужем прожили 36 лет. Двое детей, четверо внуков.
Теперь, перебирая в памяти годы и события, я думаю иногда, что судьба моя обернулась бы, может быть, и хуже, если бы не поддержка моего дорогого брата. Вот только один из примеров. Когда я приехала в Пермь, никак не могла устроиться на работу: не было прописки. Пишу Коле в армию, объясняю это: «Работу найти не могу, а деньги заканчиваются. При¬дется, наверное, вернуться в деревню...». Буквально через неделю получаю от него деньги... Как ангел-хранитель рядом со мной пролетел. Я сразу и работу нашла, и место в общежитии мне предоставили... Потом уже, когда Коля приехал из армии, я спросила его, где он раздобыл тогда деньги. Он ответил, что продал часы и фотоаппарат.
Всю жизнь брат был моим советчиком и опорой, как бы заменяя отца. В трудные минуты всегда подставлял плечо. Все мы, сестры, признательны ему, его семье за доброту и заботу о нас. За доброе человеческое внимание.

ДО ПОСЛЕДНЕЙ КАПЛИ КРОВИ
Окончив семилетку, подал документы в Горьковское речное училище. Поступал с проблемами: рос¬том вышел, а веса до нормы не хватало - всего 47 килограммов. Медкомиссия не пропустит... Что де¬лать? Останавливаю на улице незнакомого парня примерно одинаковой комплекции и похожего лицом, объясняю ему, в чем дело, и он соглашается вместо меня пройти контрольное взвешивание... Вот так и прорвался.
   Самый главный урок, который я усвоил в училище, - быть старательным. Мастер слесарного дела - был у нас такой предмет - дал мне полоску металла с заданием разрубить зубилом на части. Сам стоит рядом и посматривает, как я это делаю. Э-э, говорит, не так. Растолковывает: когда рубишь, смотри не в ту точку, куда бьешь молотком, а туда, где резец. Попробовал, как он требует, - разбил руку в кровь. «Вот йод, бин¬ты - перевяжи. А вот тебе еще заготовки... Когда научишься правильно рубить, я тебе поставлю оценку. Но проверю, чтобы ни одной капли крови!» Старался, рассчитывал удар, выдерживал равновесие...   
   На третьей пластине стало получаться. И за что бы я потом ни брался - специальная обработка заготовок, обеспечение чистоты поверхности до заданного класса, - если сразу не получалось, выручала старательность. Уж потом это стало называться немножко высокопарно - «серьезное отношение к делу». Однажды, правда, меня это подвело.
Задумал я из напильника сделать хороший нож - давно ли детство было... Постарался и сделал. От¬шлифовал. Ручка получилась красивая, наборная, из цветной пластмассы. Хранил под подушкой - где еще? Мне завидовали, расспрашивали: из чего да как. В училище началась настоящая эпидемия, стали пропадать напильники: любому курсанту хотелось привезти домой такую красивую, нужную в хозяйстве вещь. Начальство заволновалось, это же холодное оружие - мало ли к кому в руки попадет. Провели все¬общий шмон, проверили и у меня под подушкой, извлекли... Я не отпирался, сам делал. Работой полюбовались, но «строгача» влепили. Причем до первого предупреждения. Директор погро¬зил пальцем: «Старайся там, где надо».

      «ГРЕБИ, САЛАГА!»
Училище окончил с отличием. Работать начал судовым мотористом, затем назначили вторым механи¬ком. До службы в армии ходил по Волге с верховьев до самой Астрахани на самоходке «Большая Волга». Нравилось. Судно было внушительное, типа «река-море». Новые люди, новые города. Все было интересно. Еще одно обстоятельство играло немаловажную роль. Работа в судовой команде требовала и самоотдачи, и дисциплины. В речниках привлекало их крепкое чувство товарищества, верность профессии - до фанатизма. Навигация длится по полгода, ходили в отрыве от семей, иной раз на берегу не бывали недели по три, но никто не роптал. Увольнялся с работы ред¬ко кто. Причем друг за друга, случись что, - горой!

...В период практики со мной произошла не¬приятность. Готовились к навигации, лед уже со¬шел. Суда стояли рядом бортами по нескольку в «связке». Чтобы пройти на берег, с борта на борт бросали трапы. И вот пошел я вместе со всеми за продуктами, да нагрузился хлебными буханками так, что дорогу едва видел. На трапе оступился, по¬летел в воду. Тело от холода сразу свело, я испугал¬ся, перестал барахтаться. Все равно, думаю, конец. И уносит меня течение в аккурат между бортами, затягивает вниз. Уже и пузыри начал пускать... Очнулся от резкой боли. Кто-то держит меня за во¬лосы, мощно рвет вверх и свирепо орет в ухо: «Не дрейфь, салага! Греби!».
Оказывается, боцман, здоровенный детина, как был, в одежде, кинулся за мной... Не помня себя, я заколотил руками по воде. Нас вытащили, сразу растерли, дали по стакану спирта, потащили в баню. У речников тут все четко: выручай! Я даже не за¬кашлял после этого. Причем никто не посмеялся, не упрекнул - несчастье со всяким может быть. А крутого боцмана по сей день добром вспоминаю: спас-то спас, да ведь и научил: «Держаться надо до конца!»...


          
                Бакчарский детский дом

       Основан в 1933 году, когда по стране прокатилось колесо сталинских репрессий. В годы Великой Отечественной войны под свою крышу детский дом принимал эвакуированных детей, количество которых достигало до 200 человек. Национальный состав был разнообразен: прибалты грузины, немцы, поляки, украинцы, молдоване и др. С 1957 года по 1989 год была школа-интернат, где учились не только дети - сироты, но и дети из малообеспеченных семей. С 1989 года статус был изменен - учреждение для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей. В 2012 году воспитанниками учреждения являются 50 детей.  Воспитанники обучаются в общеобразовательной средней школе села Бакчар.
      Наш дом открыт в 1933 году, и с этого времени главной целью нашего коллектива было создание такой атмосферы, в которой каждый ребенок чувствовал себя как дома. Мы строим свою работу так, чтобы все дети были охвачены вниманием специалистов в той мере, которая ему необходима. Для этого у нас созданы все условия. Дети с непростой судьбой, попадающие в наш дом должны знать и чувствовать, что они нужны, и что их любят. Без этого смысл нашей работы теряется, поэтому главное условие нашей работы - это любовь к нашим детям, потому что невозможно любить ребенка по графику, и здесь нам есть чем гордиться. В нашем коллективе нет ни равнодушных, ни случайных людей. Мы хотим, чтобы наши дети уже сегодня видели окружающую жизнь с самой лучшей стороны и, самое главное, не боялись, покинув стены нашего дома, встретить незнакомый и сложный мир. Успешный и готовый к самостоятельной жизни выпускник, смело смотрящий в свое будущее -  это главная цель нашей работы.               
       Детский дом располагается на территории 3,99 га в центре с. Бакчар. Здесь располагается учебно-опытный участок площадью в 12 соток, где дети под руководством инструктора по труду выращивают овощи для собственных нужд. Рядом с участком располагается овощехранилище, что позволяет овощи на зиму закладывать. Также на территории имеется:  игровая площадка «Игромир», где дети могут поиграть в песочнице, покачаться на качелях, весело скатиться с горки, просто посидеть поболтать за круглым столиком; футбольное поле, где наши спортсмены проводят спортивные «баталии».
      Проживают дети в 2-х уютных корпусах, где созданы все необходимые комфортные условия. Дети в группах помогают поддерживать чистоту и порядок.      
      В детском доме имеется медицинская служба, персонал, которой внимательно заботится о здоровье детей, оказывает медицинскую помощь, обучает навыкам оказания первой помощи. Для оздоровления детей и подростков действуют: медицинский кабинет,   физиотерапевтический кабинет,   кабинет массажа. процедурный кабинет.
   
Направления работы
Вся организация и работа нашего учреждения направлена на развитие личности ребенка, подготовку его к самостоятельной жизни, более легкую адаптацию в обществе. Приоритетными направлениями воспитательной работы являются: охрана и укрепление психического и физического здоровья в рамках программы «Здоровье»; семейное жизнеустройство детей, и формирование здорового образа жизни; формирование экологической культуры; и развитие навыков труда, ранняя профориентация;   освоение нравственных ценностей и самоопределение; дополнительное образование;  и профилактическая работа.
Занимаются воспитанием и развитием личности ребенка педагоги, отработавшие не один десяток лет, словом, профессионалы: 62% педагогов имеют высшее образование, и 23% педагогов имеют высшую квалификационную категорию,
35% педагогов – 1 квалификационную категорию, 35% педагогов – вторую квалификационную категорию. 4 работника детского дома имеют знаки отличия: 1 педагог - звание «Почётный работник просвещения» и 3 работника - грамоты Министерства Образования.  На протяжении вот уже 13 лет нашими шефами являются сотрудники УМВД по Томской области.
Отдел образования по опеке и попечительству: с. Бакчар, ул. Ленина, 53, тел. 22-361  тел: 22-624; 8-913-104-69-07.  А также ОГКОУ «Бакчарский детский дом»: 636200, с. Бакчар, ул. Хомутского, 52   Директор Бакчарского детского дома Ольга Анатольевна Галанцева.   Окт. 2014 г.    тел. 89050896602
                ДЕТСКИЙ  ДОМ  ТРАДИЦИЯМ  ВЕРЕН

     З. Баскончина, воспитатель Тогурского  детского дома 2004 г.

    В год основания, 1933-й, он назывался - Тогурский детский дом име¬ни товарища Эйхе. Ирония судьбы: первый секретарь Западно-Сибирского краевого комитета коммунистической партии Р. И. Эйхе жестко проводил в ¬жизнь линию на «раскулачивание» огромной массы крестьян и высылку их на спецпоселение, а сироты в этом детском доме были, в основном, как раз из вымерших от лишений семей спецпоселенцев.  Пройдет ровно 70 лет, и появится совре¬менное название - «Областное государственное образователь¬ное учреждение для детей-сирот и детей, оставшихся без попе¬чения родителей «Тогурский детский дом».
Очень многое вмес¬тили в себя эти деся¬тилетия. Поначалу часто менялся числен¬ный состав детей (со¬хранился документ о том, что на 1 июля 1937 года здесь было 158 воспитанников), постоянно шло их пе¬рераспределение между другими детдо¬мами: Белоярским, Кругловским, Гришкинским, Новосельцевским, Усть-Чижапским и.др. Было время, когда всех детей школьного возраста отправили в Кругловский детдом, а в Тогуре остались только дошколята. Но и тогда сотрудники детского дома работали в три смены, круглые сутки. Их состав поначалу тоже менялся, однако со временем сложился костяк коллектива.
К началу 40-х годов система детских домов в Нарымском крае стабилизировалась. Но тут грянула война... Военные годы - особенный период в истории Тогурского детского дома. Это большой труд, это проблемы со снабжени¬ем, это новые сироты. С 1941 года возглавила коллектив Н. М. Ильясова, проработавшая директором двадцать лет. Забот у этой энергичной женщины было столько, сколько далеко не каждый мужчина выдюжит. По¬мимо воспитания детей, их обес¬печения, надо было и дров на 30 печей наготовить, и подсобное хозяйство (куры, свиньи, лошади, коровы) содержать, и помогать колхозам, и делать многое дру¬гое. Со всеми этими трудностя¬ми коллектив детского дома справился. И больше того, шло развитие. В 1944 году, например, приказом директора воспитатели, не имевшие среднего обра¬зования, обязывались заочно учиться в Колпашевском педагогическом училище. Находили даже возможности для поощре¬ния лучших работников. Так, в 1943 году столяр В. Г. Белкин за безупреч¬ный 10-летний труд (то есть с момента создания учреждения) был преми¬рован 10 метрами материи и 1 метром полотенец. По тем временам - целое богатство.
Большая группа сотруд¬ников Тогурского детско¬го дома была награждена медалями «За доблестный труд в Великой Отече¬ственной войне 1941-45 гг.» А вместе с ними - и 12 воспитанников, кото¬рые на некоторых работах трудились наравне со взрослыми. Закончилась, наконец, война, потекли мирные будни. Осталась традиция, дожившая до наших дней: воспитанники трудятся, обустраивая свой дом.
В 1948 году был заложен свой сад. Высадили 100 яблонь и 100 кустов сортовой малины, причем закладку сада поручили лучше¬му классу. В 50-е годы строится тепличный комплекс, появляются многоцветные клумбы. Дети уча¬ствуют в конкурсах и выставках, озеленяют Тогур и Колпашево, обеспечивают себя овощами и содержат подсобное хозяйство, которое увеличилось с присое¬динением к Тогурскому Кругловского детского дома. Воспитан¬ники участвовали во Всесоюзной сельскохозяйственной выставке в Москве, привозя оттуда меда¬ли и дипломы.
Здесь всегда работало множе¬ство кружков, в которых дети могли применить свои разнооб¬разные таланты. На почетном месте - спорт, художественная самодеятельность. Свой орган самоуправления - детсовет. Пройдя такую школу жизни, воспитанники навсегда сохраняют заряд бодрости, активности, са¬мостоятельности. На протяжении многих лет действует совет быв¬ших воспитанников Тогурского детского дома  (В.И. Холодов, В.М. Маркелов, В.И. Некрасов, Л.Е. Устинов, А.В.  Кобальков, И.С. Пунгина и другие), кото¬рый инициирует юбилейные слеты, переписку, встречи, взаимопо¬мощь.
За время более 70 лет сложились целые трудовые династии: Десятовы, Никульшины, Трифоновы, Матафоновы, Ильясовы, Санаровы, Трофимовы, Некрасовы, Шукши¬ны, Юшины, Киселевы и другие. Детский дом связывает людей крепко... Бывает у нас по-пре¬жнему, если позволяет здоровье, Мария Михайловна Базуева, на¬чинавшая работать воспитателем еще в 1942 году. Детский дом всегда был ее домом, а ее дом был домом для всех воспитанни¬ков. Она заботилась и пережива¬ла обо всех, этим и живет сейчас. Каждое десятилетие привно¬сило в жизнь Тогурского детдо¬ма что-то свое, но всегда сохра¬нялись традиции. Так  и сейчас здесь работает дружный, творческий коллектив.
И наши воспитанники по-прежнему занимаются в различных кружках, дружат со спортом, поддерживают порядок в своем доме. По весне, например, нет от¬боя от желающих приобрести овощную рассаду из теплиц, лю¬бовно выращенную руками ре¬бят. Дети «на короткой ноге» с приметой современности - компьютерной техникой. Весной в Тогурском детском доме открыт свой му¬зей, первый такой в области. Здесь - ле¬топись дома, ставше¬го родным для сотен воспитанников. Здесь - интересные, подчас уникальные экспонаты. Причем готовили музей, соби¬рали и оформляли материалы сами воспитанники. Это - в традициях Тогурского детского дома, где не забыва¬ют своих родственных корней.      

ЗАЩИТА ПРАВ ДЕТЕЙ-СИРОТ В ТОМСКОЙ ОБЛАСТИ

Устройство детей в учреждения для детей-сирот                и  детей, оставшихся без попечения родителей

      В 2013 году на территории Томской области функционировали 9 детских домов  (3 городских, 6 в сельской местности), подведомственных Департаменту по вопросам семьи и детей Томской области.
      За последние пять лет наблюдается стабильная тенденция к сокращению количества детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, поступающих в детские дома Томской области. В 2013 году укомплектованность детских домов Томской области составила 387 детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, это 81,6 % от общей лицензионной наполняемости (в 2012 г. – 438 детей (84,2%), в 2011 г. – 454 (87,3%), в 2010 г. – 508 (96,8%), в 2009 – 451 (80,4%)).
       В 2013 году в детские дома Томской области направлено 165 детей из числа детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, из них 10 переводом из других детских домов, 9 временно, 41 повторно из замещающих семей.  По-прежнему, основной из ключевых задач перед Департаментом остается создание оптимальной социальной среды для обучения, воспитания, развития и реабилитации детей-сирот, укрепление их здоровья.
      В 8 учреждениях, подведомственных Департаменту условия проживания приближены к семейным, воспитанники проживают в разновозрастных группах («семьях») численностью 8 человек, где организована спальные зоны (в комнате проживают по 2-3 человека), бытовая зона, игровая, зона самоподготовки и приема пищи.
   
  Детский дом №1 (коррекционный) для дошкольников с ограниченными возможностями здоровья организован по типу детского сада в соответствии с санитарно-гигиеническими нормами: дети проживают в отдельных жилых группах, где разделена спальная и игровая зоны. У каждого ребенка, проживающего в детском доме, организовано индивидуальное пространство для хранения личных вещей, одежды, книг, игрушек и т.д.
 Питание детей осуществляется в соответствии с физиологическими нормами, возрастом и состоянием здоровья детей. Проживание детей соответствует санитарно - эпидемиологическими правилам и гигиеническим нормам.  В образовательных учреждениях реализуются авторские и другие образовательные программы, направленные на реабилитацию и социально-трудовую адаптацию детей, лишённых семейного окружения.
Основными направлениями деятельности детских домов является:
• исполнение обязанностей по содержанию, воспитанию и образованию детей, а также защите их прав и законных интересов;
• организация индивидуальной профилактической работы с воспитанниками детского дома;
• организация процесса воспитания в соответствии с программами дошкольного и дополнительного образования и с учетом индивидуальных особенностей воспитанников;
• организация медицинского обслуживания, летнего отдыха, досуга и занятости воспитанников.
• подбор и подготовка граждан, выразивших желание стать опекунами или попечителями детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, организация деятельности по сопровождению замещающих семей. 
      
 В воспитательной работе с детьми особую значимость приобретает досуговая деятельность воспитанников, их занятость в свободное от учебы время. Во всех учреждениях работают секции, студии, мастерские по различным направлениям. Всего на базе подведомственных общеобразовательных детских домов и учреждениях дополнительного образования организована работа более 200 детских объединений с охватом свыше 1000 детей и подростков. Практически все воспитанники детских домов посещают по 2 и более секции, студии и клубы при детском доме, учреждениях культуры и дополнительного образования. В летний период времени для воспитанников организовываются спортивные смены, туристические походы и слеты.
      В рамках региональной программы «Развитие системы отдыха и оздоровления детей и подростков на 2012-2014 годы» в 2013 году 385 воспитанников отдохнули в санаториях-профилакториях на территории томской области, 445 в летнем оздоровительном лагере, 56 отдохнули в палаточных лагерях, 3 ребенка отдохнули на Черном море в лагере «Глобус». 
      В  2013 году администрацией детских домов был организован вывоз воспитанников, в том числе детей группы риска на Алтай, о. Шира, Хакассию, обское водохранилище г. Новосибирска. Все воспитанники обеспечены в достаточной степени школьно-письменными принадлежностями, одеждой, обувью, мягким инвентарём, предметами личной гигиены. Воспитанникам организовано 5- разовое, в дошкольном детском доме организовано 6-ти разовое сбалансированное питание.
      Контроль за соблюдением санитарно-эпидемиологического режима в учреждениях осуществляется регулярно. Углубленный медицинский осмотр с привлечением узких специалистов проводится 2 раза в год. По результатам углубленных осмотров все дети распределяются по группам здоровья и физкультурным группам. Сравнительный анализ заболеваемости проводится ежегодно. Детям, страдающим хронической патологией, составляется план оздоровления на год и проводится соответствующее противорецидивное лечение, по показаниям - стационарное лечение.
      Дети с психическими отклонениями находятся под наблюдением психиатра, проводится медикаментозная коррекция. В соответствии с рекомендациями врача данная  категория  детей получает лечение в стационаре психиатрической больницы. Ежегодно все воспитанники консультируются фтизиатром, состоящие на диспансерном учете получают соответствующее лечение. В целях укрепления иммунитета детям назначаются курсовые дозы поливитаминов, проводится С-витаминизация блюд аскорбиновой кислотой, проводится фитотерапия.
      В учреждениях ежедневно ведется амбулаторный прием воспитанников с целью выявления заболевших и оказания своевременной медицинской помощи. Все воспитанники учреждений 1 раз в год подлежат обязательной диспансеризации, 2 раза в год углубленному медицинскому осмотру.  Все областные образовательные учреждения для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, осуществляют медицинскую деятельность в соответствии с лицензией. В течение года активно продолжили работу службы по работе с семьей при подведомственных Департаменту учреждениях. Основными задачами служб являются:
• подготовка воспитанников к передаче в замещающую семью;
• создание образа полноценных семейных отношений, распределения ролей и обязанностей внутри семьи;
• организация информационной компании в целях устройства детей в замещающие семьи;
• устройство воспитанников в замещающие семьи;
• подготовка граждан, желающих взять детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей в замещающую семью (школа приемных родителей);
• работа с кровными родителями и родственниками, временная передача воспитанников в семьи родственников;
• сопровождение замещающих семей (оказание психологической, консультативной помощи приемным родителям, опекунам и детям в их семьях);
• организация обучающих семинаров, праздничных мероприятий.
      
      В 7 детских домах продолжили работу Школы приемных родителей (Детский дом №4, детский дом «Орлиное гнездо», Тогурский детский дом, Асиновский детский дом, Чердатский детский дом, Бакчарский детский дом, Зырянский детский дом). В 2013 г. 505 граждан, желающих принять на воспитание детей-сирот, прошли обучение в ШПР при детских домах (за последние пять лет 2703 семьи прошли подготовку в ШПР).
       За последние 5 лет 358 воспитанников детских домов были переданы на воспитание в замещающие семьи, в том числе возвращены в кровную семью.  В 2013 году 95 воспитанников детских домов были переданы в семьи граждан (14 детей возвращены в кровную семью, 2 ребенка переданы на усыновление, 66 – в приемную семью, 13 – под опеку).
      Также при всех детских домах, подведомственных Департаменту, работают службы сопровождения замещающих семей. В 2013 году 1239 опекунских и приемных семей находились на сопровождении в службах сопровождения замещающих семей.  Во всех детских домах организованы условия для знакомства ребенка с кандидатами в замещающие родители.  В детских домах реализуются более 10 авторских программ подготовки воспитанников к жизни в замещающей семье.
      В 2013 году 41 ребенок возвращен в детские дома из замещающих семей (83 ребенка в 2010 году, 44 ребенка в 2011 году, в 2012 – 59 детей).  Более 200 воспитанников в возрасте от 14 до 18 лет получили профориентационные услуги, 71 воспитанник поступил в учебные заведения, из них 2 воспитанника в высшие учебные заведения (2,8 %), 29 (40,8 %) воспитанников в учреждения СПО (техникумы, колледжи), 38 воспитанников (53,5 %) в учреждения НПО (профессиональные училища, лицеи), 2 воспитанника трудоустроены (2,8%).
      Особое внимание уделяется оказанию услуг выпускникам детских домов в рамках постинтернатного сопровождения: консультирование социальное, психологическая и юридическая помощь по жилищным, социальным и другим вопросам. На базе ТОГКОУ «Детский дом № 4» продолжил работу центр постинтернатного сопровождения. В 2013 году 137 выпускникам центром оказаны консультативные услуги, 9 выпускников воспользовались услугами стационара.
      В 2013 году сотрудниками центра организована работа сайта для выпускников детских домов, также для них разработана информационная брошюра, активно проводится информационная компания по распространению информации об услугах оказывающих центром.
       В 2013 году значительно укрепилась материально-техническая база детских домов: в детском доме №1 проведен капитальный ремонт инженерных сетей (канализация, отопление, водоснабжение), кровли учреждения, овощехранилища, гаража; в Асиновском детском доме также проведен капитальный ремонт инженерных сетей (канализация, отопление), в детском доме «Орлиное гнездо» проведен капитальный ремонт столовой. Во всех детских домах проведен ежегодный плановый текущий ремонт, облагорожена территория.
         
               
               С 1 января 2013 г. вступают в силу изменения

                в Федеральных законах о сиротах.

      «Комсомолка» не раз писала о детях-сиротах, которые после детдома не могут вселиться в собственные квартиры. Их туда не пускают вечно пьющие мамаши с папашами, давно лишенные родительских прав. А если и пускают, жить с такими родственничками удовольствие, прямо скажем, ниже среднего. А сколько сирот, которым все-таки удалось получить отдельное жилье, становятся жертвами мошенников и, продав квартиру за бесценок, а то и вовсе не получив ни копейки, оказываются на улице. В начале прошлого года произошли изменения в федеральном законодательстве, которые, по мнению специалистов, должны защитить детей-сирот от таких ситуаций.
   
   О том, как будет предоставляться жилье детям-сиротам с 1 января 2013 года, а также о других способах защиты и помощи таким детям рассказала на прямой линии уполномоченный при губернаторе Омской области по правам ребенка Елизавета Степкина.    - В Омской области в 2011 году в исполнительном производстве службы судебных приставов находились 233 исполнительных производства о предоставлении жилых помещений гражданам, относящимся к категории детей-сирот,- рассказала детский омбудсмен, - из которых к концу года окончены 125 исполнительных производств.
       Одна из основных проблем, влияющих на исполнение судебных решений о предоставлении жилья детям-сиротам, - безусловно, недостаточное финансирование. Естественно, что копившиеся годами нерешенные вопросы в области обеспечения детей-сирот жильем невозможно решить в одночасье. Но вступающие в силу изменения в федеральном законодательстве должны способствовать тому, что проблема сдвинется с мертвой точки. Детей не будут подселять в семьи, из которых забирали в детдом.
 Вопрос - Добрый день! Меня зовут Ольга, я живу в детском доме. Родители умерли. Слышала, что теперь детям-сиротам не будут давать квартиры. Так ли это?    Ответ - - Не совсем.
        С  1 января 2013 года жилье детям-сиротам и детям, оставшимся без попечения родителей, по-прежнему будет предоставляться. Но только не в собственность, а по договору найма сроком на 5 лет. Причем в каждом регионе будет создаваться специализированный жилой фонд для этих целей.
- А что будет после того, как пройдут 5 лет? Попросят освободить помещение?  Ответ - По истечении указанного срока орган исполнительной власти при отсутствии обстоятельств, свидетельствующих о необходимости оказания детям-сиротам и детям, оставшимся без попечения родителей, а также лицам из числа детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, содействия в преодолении трудной жизненной ситуации обязан принять решение об исключении жилого помещения из специализированного жилищного фонда и заключить с указанными лицами договор социального найма на данное жилое помещение.
- Здравствуйте! Марина Васильевна беспокоит. Сейчас столько случаев, когда сирот обманывают мошенники и забирают их квартиры. У меня двоюродный племянник - сирота. Живет в другом городе, имеет право на получение жилья. Боюсь, как бы он не стал жертвой аферистов, когда получит квартиру…
- Предоставленное детям-сиротам жилье в течение 5 лет нельзя будет обменять или продать, что служит надежной гарантией защиты детей от жилищных мошенников. Подобная практика заимствована из опыта Москвы, где такой механизм защиты действует с 1999 года.
- Звонит Инна Золотарева - воспитанница детского дома. Мне сейчас 15 лет. По закону у меня есть половина квартиры совместно с матерью. Но я не могу даже ступить на порог! Мать устраивает гулянки, меняет дружков как перчатки и говорит, что не видать мне квартиры как своих ушей. Вроде бы жилье и есть, но на деле его нет. И куда я пойду, когда мне исполнится 18 лет, - неизвестно…
- Новым законом закреплено одно принципиальное положение, в соответствии с которым детей больше не будут подселять к семье, из которой его изъяли. Такой ребенок будет приравнен к лицу, у которого жилья нет вовсе.
- А какое это будет жилье? Не получится ли так, что нас будут расселять по коммуналкам и баракам, которые в любой момент могут развалиться от старости?
- В законе четко прописаны требования к жилью, которое будет предоставляться. Во-первых, это должны быть отдельные квартиры или отдельные благоустроенные дома. Во-вторых, площадь предоставляемого жилого помещения должна соответствовать нормам предоставления площади жилого помещения по договору социального найма. В Омской области эта норма составляет 33 кв. метра.
      Также с 1 января 2013 года отвечать за сохранность жилья, в котором прописан ребенок, будут не органы опеки и попечительства, а министерство образования области. Это позволит повысить уровень ответственности за надлежащее исполнение обязанности по обеспечению сохранности жилых помещений, а также сократить рост числа детей-сирот, стоящих в очереди на жилье, за счет сохранения жилых помещений, которые уже закреплены за ними.
- Добрый день! Меня зовут Виталий. Я сирота, стою в очереди на получение жилья. Мне в феврале исполнится 23 года. Есть ли у меня еще возможность получить квартиру?
- Новый закон прямо закрепил положение, в соответствии с которым право на обеспечение жилыми помещениями сохраняется за лицами, которые относились к категории детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, лиц из числа детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, и достигли возраста 23 лет до фактического обеспечения их жилыми помещениями.
- Мои родители лишены родительских прав. Живут в Колосовском районе, а я в городе. Я могу рассчитывать на жилье только в том районе, где жил с родителями?
- Жилое помещение по новому закону предоставляется не на уровне муниципального образования, а на уровне субъекта РФ, что позволит ребенку получить жилье не по месту утраты родительского попечения, а по месту фактического проживания.
Куда жаловаться на нерадивых родителей и где найти бесплатного психолога для сироты
-Здравствуйте! Меня зовут Татьяна. Мой сосед постоянно кричит на своих детей. Не знаю, бьет или нет, но дети выглядят запуганными, а из квартиры постоянно доносится ругань. Можно ли куда-то обратиться? Я очень беспокоюсь за детей. - Татьяна, вы можете обратиться с этой проблемой в социальную службу экстренного реагирования в Омске: (3812) 77-01-73, 48-72-85.
- Добрый день! Меня зовут Галина Степановна. Я живу в Таврическом районе. У меня на попечении находится ребенок, и ему необходима консультация психолога. Есть ли такие службы у нас в регионе? - Безусловно, есть. Вас проконсультировать могут в Омске по адресу: ул. Севастопольская, 4 Предварительная запись на прием по телефону (3812) 55-00-80.
-  Меня зовут Евгения. Я хотела с ребенком поехать за границу, а муж не дает разрешения на вывоз сына. Могу ли я добиться этого через суд? - Евгения, с этой проблемой сталкиваются многие женщины, которые находятся в разводе. Но, к сожалению, выход пока только один - договариваться с супругом.
- Здравствуйте, звонит Ксения. Мы с мужем в разводе более 10 лет. На алименты я не подавала. Сыну уже 16, и я опасаюсь, что, когда он станет совершеннолетним, его отец потребует, чтобы он содержал его. - То, что вы не стали подавать на алименты, - большая ошибка. Я бы посоветовала сделать это сейчас, и, если отец ребенка откажется их платить, попробовать подать заявление о лишении его родительских прав.               

         

              Сведения 1994 года  о воспитанниках  детских домов
              и интернатов на территории Томской области

 Проживают воспитанники детских домов и интернатов на территории:
                - города Томска                510 человек,
                - Кировского района                99 человек,
                - Советского района                110 человек,
                - Октябрьский                155 человек,
                - Ленинский                146 человек,
                - Александровский                20 человек,
                - Бакчарский                40 человек,
                - Верхнекетский                25 человек,
                - Зырянский                16 человек,
                - Каргасокский                35 человек,
                - Кожевниковский                36 человек,
                - Кривошеинский                22 человека,
                - Молчановский                47 человек,
                - Парабельский                29 человек,
                - Первомайский                12 человек,
                - Тегульдетский                40 человек,
                - Томский район                132 человека,
                - Чаинский                30 человек,
                - Шегарский                35 человек,
                - г. Колпашево                62 человек,
                - г. Асино                89 человек,    
                - г. Стрежевой                43 человек,
                - г. Кедровый                93 человек.
                И Т О Г О                1316 человек
         По состоянию на 1 января 1994 года выпускники  учатся:
                - в высших учебных заведениях          140 человек,
                в том числе  в ТГУ                26 человек,            
                в ТПУ                26 человек,
                в ТИАСУРЕ                18 человек,
                в  Сиб ГМУ                18 человек,
                в  ТГПИ                38 человек,
                в  ТИСИ                14 человек,
                В профтехучилищах                202 человека,
                В средних спец. Учебных заведениях   35 человек,
                И Т О Г О                377 человека
                Всего   воспитанников     -           1693 человека       

По собственным слезам,
по собственным следам...

             Вадим Макшеев писатель Сибири. г. Томск

… Зашел к Марье. Сидит она возле печи, уставшая от огорода. Худая, заветренная, в линялом платьишке. Затянула потуже на затылке узел ситцевого платочка, начала рассказывать:
- «Слышь, вчера гость ко мне приходил - Ваня. Да ты, поди, знаешь его. Он и в детдоме Красноярки вроде такой был, малость не в себе. Я же там двадцать лет кастеляншей проработала – многих деток помню…»

…- «А я всех их, как провожали на войну, помню. Пароход «Тара» тогда шибко гудел. Сколь раз протяжно гудит и гудит, за душу берет. Уж не видать за поворотом, а все кричит:
   «Прощайте, прощайте навсегда...»
-  «Ты почему сейчас про это?»
-  «Да на речку глядела. Расчистить бы тут омуток - чистая бы речка была. Ох, господи!.. Вспомнила, какие пароходы у нас дома по Иртышу ходили, какие красавцы! Большие, белые. Бывалоча, еще только где-то от Большеречья за поворотом загудит, весь мир на берег встречать высыпает. «Карла Маркс» пароход был большущий. Помню, куда-то на нем девчонкой ехала: от берега отчалили, а на реке какой-то катеришко с баржей - в ту же сторону, и вроде быстрей нас, а капитан на пароходе как крикнет че-то вниз машинисту, ух как сразу зашлепали по воде пароходные колеса, позади за пароходом дым стелется, волны разбегаются. Куда там тому катеришке с баржей! Как хорошо у нас было, как просторно! Никогда уже не увижу этого. Ни село свое, ни Иртыш...»
 
 … Старуха умирала. Она томительно вспоминала прожитую жизнь, вспоминала, как работала, как все надеялась на что-то светлое, которое будет, но светлого не было - настала старость, и надвинулась смерть...
Подумала, что хорошо, что умрет раньше своих детей, но душа ее еще держалась в сухоньком, исхудавшем теле. Она закрыла глаза и уснула. Пробудилась и тихо окликнула сидевшую у ее изголовья дочь:
- «Маруся, слышь, че я видела сейчас?»
 - «Че, мамонька?» - спросила дочь.
- «Будто иду по покосу, а трава наросла така высока –
высока! А я литовку беру и кошу ее, и така я сильна, могутна! И че это теперь со мной сталось? Пошто я така стала, куды че подевалось?»
     Дочь ничего не ответила. Старуха смежила глаза, снова увидела зеленый луг, увидела, как ложится под взмахами косы росистая трава, как высоко-высоко вверху синеет безоблачное нe6о, а она, молодая и сильная, идет по широкому прокосу к маячащим вдали тальникам, за которыми течет еще невидимая отсюда, знакомая ей река…
   
  И неведомо ей было, что в бревенчатом домишке на окраине деревни над ее уже бездыханным телом заголосила дочь…               
               



               
                СОДЕРЖАНИЕ  - 16
1. Выписка из материалов Союза ВДДИ Томской области                4
2. А что за порогом?.. Вениамин Колыхалов 28 мая 1991 г.                6
3. Детдомовцы в годы войны. Справка                8
4. Ленинградский Зырянский детский дом. Евгения Андр. Мамонтова        9
5. Мы сражались за ваше будущее. Федор Тимофеевич Бондаренко.          16   
6. В боях за Родину выпускники детских домов. А. Я. Пшеничкин             19
7. Приходите в наш дом. Валентина Аникина                22
8. Обретение Кашаева. Вениамин Анисимович Колыхалов                25
9. Детдомовское братство. Зинаида Куницына                28
10. Воспитательные дома. Ираида Романовна Рященко                31
11. Жилье для детей-сирот.  Виктор Мельхиорович Кресс                41
12. Сведения о приюте в Томске 1920 года.                42
13. Тепло сердец детского дома № 2. Нина Иннокентьевна Галахарь           43   
14. Отца забрали у меня… Римма Петровна Аввакумова                51 
15. Кругловский детский дом. Анатолий Яковлевич Пшеничкин               62
16. Судьба Мошкиной Ольги. Ольга Витальевна Нелюбина                66
17. Добро делать спеши. Валентина Алексеевна Воронова                69
18. Простите нас, потомки.   Вениамин Анисимович Колыхалов           122
19. Сын Нарыма.  Лев Федорович Пичурин                125
20. Братья Колыхаловы из Томска. А. Шелудяков, О. Маслов и др.      133
21. Далекие годы.   Никон Васильевич Сочихин                141   
22. Писать надо для памяти.  Владимир Гаврилович Морозов               145               
23. Память сердца.   Надежда Васильевна Ломакина (Кокорина)          169
24. Земные пути.   Анна Гаврииловна Серикова (Долдина)                194
25. Неутомимое сердце. Николай Александрович Вяткин                202
26. Бакчарский детский дом.   Ольга Анатольевна Галанцева                240
27. Детский дом традициям верен. Зоя Баскончина                242
28. Защита прав детей – сирот в Томской области                244
29. Враги народа?.. За что?!   Глафира Ивановна Манакова                256
30. Где же вы, мои девчонки?   Николай Яковлевич Бочков                258
31. Базойский детский дом.   Зоя Валентиновна Чуприна                266
32. Пережитое. Детский дом № 9. Зоя Валентиновна Чуприна                271               
33. Детский дом № 30 … № 9 А.К. Шурманов, … З.Ст. Сергеева              298
34. Тогурский детский дом.    Леонид Ефимович Устинов                314
35. «Лукоморье» и «Синегорье».  Валентин Иванович Чупин                360
36. Фонд Мира сиротам. Валентина Васильевна Ермаченко                371
37. Детский дом «Орлиное Гнездо». Зоя Георгиевна Барашева             407   
38. Наш добрый детский дом. Полина Яковлевна Нехорошева             419
39. Детский дом.   Александр Казанцев, поэт                459
40. Во временах жизни… Евгений Иванович Дьячков                464
41. Встречи в «Золотой осени». Людмила Мих. Дружинина и др.         472
42. Беспризорники села Семилужки.  Нина Петр. Прушинская            473
43. Помним Асиновскую школу–интернат. Р. Усольцева и др.              477
44. Прокуратура Томской области … дети - сироты                481
45. По собственным слезам, по собственным следам. В. Н. Макшеев.  493



                ТОМ ПЕРВЫЙ     -      ТОМ ВТОРОЙ
               
                Части четыре               

   
                Редакционная коллегия:

Аввакумова Римма Петровна,   Барашева Зоя Георгиевна, 
Бондаренко Федор Тимофеевич, Вяткин Николай Александрович, Ермаченко Валентина Васильевна, Долдин Николай Иванович,      Колыхалов Вениамин Анисимович, Кресс Виктор Мельхиорович,   
Ломакина Надежда Васильевна,  Морозов Владимир Гаврилович,
Данченко Вячеслав Павлович, Кочева Валентина Александровна, Нехорошева Полина Яковлевна, Пшеничкин Анатолий Яковлевич,  Рященко Ираида Романовна,   Сочихин Никон Васильевич, 
Чуприна Зоя Валентиновна, Устинов Леонид Ефимович.

      
Авторы составители:

 Долдин Н.И.,  Колыхалов В.А.    


Компьютерный набор Долдин Н.И.
Верстка Худякова Н.И. 
Корректор Светлакова Л.А.
Технический редактор Пшеничкин А.Я.
Объем 500 стр. Тираж 1000 экз.
Отпечатано 15.02.2015 г.
               

               
                Т О М С К    2015
Продолжение темы намечено по сведениям ВДДИ читателей. связь nidoldin@mail.ru


Рецензии