Авторитет

      Пилип Макарович сегодня был не в духе.
      - Обошли! Обошли! Меня обошли, Пилипа! – вслух рассуждал он, да так громко, что даже его старуха глуховатая и та улавливала слова.
      - Обошли! Я уж вас ублаготворю.
      - Что ублаготворишь старый лешак? Полез бы на печь бока греть, а то вон холод какой. Рано нынче похолодало.
      - Не твоего ума дело, - отбуркнул Пилип Макарович.
      - Твой-то ум уж больно хорош, - не унималась старуха – Ничего не видишь вокруг. Только и знаешь по свадьбам, да по крестинам шататься. Где прошенный, где непрошенный. Надоел ты уже целому селу.
      - Коли бы надоел, то не звали бы. А то – «Пилип Макарыч, пожалуйста, приходите, просим».
      - Но тут уж тебе не оборвётся. Вот уже обедня кончается, «верую» звонят, скоро к венцу будут Медведики ехать, а тебя-то не позвали.
      - Я и так своё возьму.
      - Кукиш! – ответила старуха и, свернув пальцы, сунула ему к носу.
      - Ты что это мне? Да я голова!
      - Была голова, да вышла. Съели. Были ножки, да стоптались.
      - Смотри ты у меня, а то не ровен час, костылём отхожу.
      - Отходишь! Рябуху на перелазе!
      - Тьфу! Чёрт! – вышел из избы.
      - Господи, воля твоя! – перекрестясь сказала старуха – Уж он штуку отколет. Настоящий Сатана. Вот и сама нечистого вспомянула. Вот искуситель. Мало самому пекло уготовлено, так и меня тащит, а там вечно мучиться придётся. Кинут всех в горячий котёл со смолой.
      От горьких дум у старухи пошли судороги по телу.
      - Лампадку надо зажечь и свечку святому угоднику Николаю поставить.
      Запалив лампаду и, встав на колени, старуха начала отбивать с усердием поклоны, так, что старческие кости от ревматизма потрескивали, да время от времени билась головой об пол, пугая спящих тараканов под полом.
      Пилип вышел на улицу, осмотрелся со всех сторон и зашагал к своему другу Григорию. Были они старые друзья ещё со школьной скамьи, когда в церковно-приходском училище их таскал за уши лысый поп.
      - Идолы, так идолы. Не токмо молитв не знают, а креститься не умеют, - приговаривал поп.
      Больше всего попадало Пилипу, когда учил «Азы и Буки». Хотел говорить аз, а выходило «Раз». В молитвах тоже были ошибки. Надо говорить - «Припонтиистем Пилате», а получалось – «Примостився Пилиты».
      - Вот я тебе напилю! – ревел тонким голоском поп и линейкой лупил по руке Пилипа.
      Часто с маху давал такого щелчка, что Пилип падал на парту. Щёлкать поп умел здорово. Намочит ноготь и размахнётся, так шишка сразу вскакивала размером с каштан или какой большой орех.
      Гришка был дома. Он сидел за столом и жевал чёрный хлебец, попивая берёзовый квас.
      - Садись кваску испробуй! Больно хорош!
      - Не до квасу мне теперь.
      - А что? – насторожился Гришка, отодвигая краюху хлеба и прикрывая её скатетью – Аль горе какое случилось?
      - Хуже горя!
      - Ну выкладай!
      - Таритет потерял!
      - Что? Кисет с табаком?
      - Таритет тебе говорю.
      - Что-то дорогое видно, коли забедовал.
      - Ещё хуже!
      - Как же ты это нёс? В мешке или с возу упало?
      - Какого там чёрта с возу?
      - Но то как же ты это обронил, аль само убежало?
      - Обронил, убежало, с воза! Что ты чушь несёшь?
      - Да ты Пилип толком поясни. А то ей, ей не пойму что за таритет, с чем его едят? С хлебом или квасом?
      - Тебе только хлеб, да квас на уме. Таритет – это уважение от людей. Такого человека уважают, в гости зовут, на свадьбы, крестины, за советом приходят.
      - И что? – спросил Григорий.
      - Да чёрт его матери, заштокался, - выругался Пилип.
      - Понятно, понятно!
      - Я и говорю, что первый раз в жизни. Ты же знаешь, что ни одна свадьба без меня не обходиться. Всегда зовут. Медведики обошли меня стороной, позор. Потеря таритета. Сегодня Медведик не позвал, а завтра Нефёдов. Так и никто звать не станет.
      - А ты сделай так, чтобы этого таритета не терять.
      - И сделаю. Да так сделаю, что будут долго помнить эту свадьбу. Не только наше село, но другие узнают меня. Только ты Гришка помоги мне немного.
      - Ведомо, что помогу. Только что мне делать-то толкуй.
      - Приготовь стол, да хлеб соль и кварту кваса. Позови Данилу и Тита.
      - Понятно. Переставу на дороге. Для откупа неиначе.
      - То-то. Значит, смекнул, в чём дело. Наша чарка не пропащая. Это будет раз, а второе, как проеду, то я тебе дам тряпицу жирную. Ты пойдёшь и промажешь концы оглобель. Если кони будут храпеть, не беспокойся. Только оглобли, самые краешки. Как с церкви станут выходить и ехать домой, кони и шагу не пойдут. Начнут люди собираться, ты им и подскажи, мол, чары напущены и намекни на меня. Пусть Пилипа позовут. Я, мол, молитвы знаю. Теперь понял?
      - Понял!
      - Вот и погуляем на славу и таритет будет, как никогда. Да смотри пошевеливайся, а то уже и пора. А я пойду  у старухи иконку сопру, а то их уже в два ряда обе стены понавешано. Недодует какого бога не хватает на стене. А то натаскала столько богомазов. Как кто в избу зайдёт, так на меня как на чёрта смотрят. Без иконы помогать в дороге не таритетно. Всё вроде благословение для молодых. Гляди и раскошелятся.
      - Голова у тебя Пилип. Вот бы мне такую. Сидит у меня на плечах, словно кочан капусты, да всякую нечисть заводит. В голове, будто зайцы шуршат или лисы бегают.
      - Ладно, ладно. Дури и у меня в голове лопатой не отгребёшь. А вот что затеяли надо делать.
      Пилип вышел, а Григорий собрался к Титу и Данилу посвящать в план действий.
      Незадолго до проезда свадебного поезда, среди улицы стоял стол, накрытый белой скатертью с иконой, опёртой на ковригу хлеба с солью. Соль стояла в деревянной солянке.
      Кучка детей и подростков поглядывали за угол, где должны были показаться пары и тройки лошадей свадебного поезда. Старшие мужики и бабы крутились недалеко, в надежде, что им перепадёт чарка другая горячительного. Безногий нищий тоже прикатил на своих катушках и забрался на лавку. Он надеялся, что рюмка водки его не обойдёт.
      - Богачи женятся, не наша беднота, - проговорил кто-то в толпе.
      - Этот отвалит полведра. Это точно! – сказал другой голос.
      - Смотри, чтобы не отвалил… Знаем мы этих богатеев. Так отвалит, что стол рассыплется под колёсами.
      - Ну да что ты там несёшь. Святое дело. Хлеб, соль, икона. Непобогохульствует.
       - Тебя будет спрашивать. Вон возьми нашего попишку. Тебе о посте говорит, а сам водку лопает и свиной колбаской закусывает, а песни святые такие откалывает, что самому страшно.
      - Вон, как у нашего космача собрались попы, да так натрескались, что не то попы, не то черти. Косы по распускали и ревут. Наш баском затянул «Благославен Бог наш…», а ваш поп всегда – «ныне и присно царём прислан во веки веков учит дураков». А остальные им подпевают – «Аминь!». Потом про царя какого-то – «Бахус – одел на голову гарбуз!». Ещё слыхал: «Наш святой Гавриил по зубам получил, докладать небесам нерешается…» Вот какие святые у них. Нашу копеечку кровно заработанную потом высасывают как пиявки.
      - Едут! Едут! – заорала ребятня и молодёжь.
      Вдали из-за поворота показались тройки лошадей. Все были красочно украшены бумажными лентами. Коренные лошади были с бубенцами. На переднем возу сидел жених с молодыми парнями и постарше. Позади сидел гармонист и пилил что-то весёлое. Рядом еле держался барабанщик и лупил по бубну. На второй тройке ехала невеста. Вместо гармониста там заправлял скрипач, который пищал так, что по телу проходил озноб. Лошади раздувая ноздри летели по середине улицы. Некоторые тройки брали в сторону, видя столы, перекрывавшие проезд.
      - Вот так поезд. Это да!
      - Есть с чего, - отвечали другие.
      - Остановятся или объедут?
      - Объехать то невозможно.
      Поезд свадебный приближался. Передняя тройка сбавила ход, за ней и другие.
      - Что там такое? – спросил молодой.
      - Столы – перестава. Давай на водку! – ответил возница.
      - На водку? Давай погоняй! Много придётся раздавать, так и приданного не хватит.
      - Нехорошо! Вон и иконка на столе!
       - Погоняй! Или давай сюда вожжи! – при этом молодой человек схватил вожжи и прибавил ходу.
      Лошади взяли левее стола, где торчал край лавки с безногим попрошайкой. Пыль клубилась с под тройки, когда она пролетала мимо стола, задев задней осью за лавку. Безногий не успел с неё слезть и полетел на землю. Люди шарахались в сторону.
      - Во тебе и хлебнули свадебного.
      - Ха-ха-ха! – смеялись некоторые.
      Тит и Григорий охали и посматривали на Пилипа.
      - Что на меня бельма вылупили? Иди дело делай.
      Церковь была недалеко. Лошади стояли около церковной изгороди, обряд начался. Все потянулись к церкви посмотреть на обряд венчания. Григорий начал подходить к лошадям, которые почуяли медвежий запах и начали храпеть. Быстро намазав концы оглоблей, Григорий удалился. Он знал, что теперь лошади не тронуться с места, но могут и пойти в разнос. В церкви хор затянул «Исая ликуй!» Пилип издали наблюдал за Григорием, но подходить не посмел.
      Народ начал выходить из церкви. Это были в основном парни и девушки. Венец кончился. Молодые новожёны вышли, держась за руки, за ними шли дружки и гости. Лошади храпели, и, посматривая по сторонам, били копытами на одном месте.
      Когда все уселись по своим возам, из церкви вышел батюшка и стал рассматривать разнаряженные упряжи лошадей. Вокруг было много зевак. Священник предвкушал, как погуляет на свадьбе и уже было пошёл домой, как взор его упал на беспокойных лошадей. Свадебная тройка не двигалась вперёд, а приседала на зады и неестественно пятилась.
      На строптивых лошадей не действовали ни понукания, ни крик, ни брань. От ударов кнутом бедные лошади встали в дыбы, но с места не трогались.
      - Столы перевернул, хлеб – соль не принял! Иконку лошадьми истоптал! Вот тебя бог и наказует! Люди с добром с богом, а вы вот что! Четверть водки пожалели богатеи! – послышались возгласы со всех сторон.
      - Что? Как? Не пойму! – проговорил поп.
      - Да батюшка всё понятно. Как в церковь ехали, то Пилип, Григорий, Тит и другие перегородили улицу столом. Хлеб – соль приготовили, иконку божьей матери на благословение. Они же лешие всё истоптали в песок. Вот бог и наказывает.
      - Как так посмели? Да я и венчать бы не стал еретиков таких.
      - Помогите батюшка! Окропите водой святой! – послышались просьбы со свадебной процессии.
      - Водицы просите? А! А столы с божьей матерью лошадьми топтать?
      - Господи, господи! – крестились набожные старушки.
      - Чья иконка была? – спросил поп.
      - Пилипа!
      - Зовите его сюда, да побыстрей! Иконку пусть ту захватит! – командовал батюшка.
      Стремглав бросились ребятишки за Пилипом, что, мол свадьба просит прийти.
      - Пусть сами молодые придут просить, - ответил Пилип.
      Молодые пришли и уговорили Пилипа. Тот успел приготовить иконку и тряпицу обмоченную в керосине.
      Пилип попросил, чтобы от лошадей отошли на расстояние. Тогда он взял икону и стал ходит около лошадей, читая молитву.
      - Твари божия! Ащё сотворены отцом небесным, как чистые животные, по слову господнему плавали в ковчеге со святым угодником Ноем, - приговаривал Пилип – Таким вышедши из ковчега на славу Божию и на пользу человека. Именем Господа Бога и матери.
      Подойдя к лошадям спереди, Пилип незаметно протёр тряпице промазанные оглобли.
      - Господь бог всемилостив и мать Божия заступница всегда нам ныне и присно и во веки веков. Аминь, - закончил Пилип.
      Пилип прошёл все возы, а запах керосина забил медвежий дух.
      - Садитесь! Бог милостив!
      Гости и родственники стали усаживаться в возы. К Пилипу подошли молодые с родственниками.
      - Прости нас Пилип Макарович! Бог наказал нас за гордость. Просим вас и Тита и Григория и других к нам на свадьбу. Для вас стол будет полным.
      Уже рассвело, и доярки уже отдоили коров, когда Пилип с Григорием возвращались со свадьбы. Шли тяжело, помогая друг дружке.
      - Вот, Григорий, какое значение имеет таритет! Но его брат поддерживать надо, а ещё и идти на такие интересные вещи.
      - Да!

1958г.