Патриометр

Патриотизм и любовь к России в русской душе живы и часто просыпаются, но сразу обваливаются в пустоту, поскольку становится ясно, что их уже не к чему приложить - это как попытка поцеловать Марию-Антуанетту после того, как силы прогресса отрубили ей голову...
(В. Пелевин «Прощальные песни политических пигмеев пиндостана»)

Набитый людьми автобус подъехал к остановке. Я уже было приготовился совершить ежедневный подвиг – втрамбовать свое тело в человеческую массу, услышать много «приятных» слов в свой адрес, и, скрючившись в позу эмбриона ехать так восемь остановок до родного университета, но мой прыжок прервал телефонный звонок. Звонил Евгений Аркадьевич, заведующий кафедрой зарубежной истории, аспирантом которой мне не посчастливилось являться в данный момент.
- Дима? – спросил Евгений Аркадьевич, как будто трубку мог взять кто-то другой, Нельсон Манделла к примеру, не будь он покойником.
- Он самый – ответил я.
- Дима, ты сегодня в университет не приходи.
Услышав эти слова, я тут же представил, как возвращаюсь домой, раздеваюсь, ложусь в кровать и сплю еще часов так пять-шесть кряду, но реальность как всегда оказалась куда менее приятной, нежели ожидания.
- Дима, тебе сегодня спецзадание. Звонили из секретного НИИ, им нужен историк, этим историком будешь ты.
- Почему я? – грустно спросил я Евгения Аркадьевича.
- По кочану – ответил Евгений Аркадьевич, продиктовал адрес, и положил трубку.
Итак, я начал взвешивать плюсы и минусы. С одной стороны, секретное НИИ – это хоть какое-то разнообразие. Университет, в коем я, ныне аспирант, начинал еще студентом, будучи студентом прилежным не прогуливая пары, изо дня в день посещал вот уже девятый год, успел изрядно мне надоесть. Сколько раз я уже хотел все бросить и пойти продавать мобильники в ближайший салон связи, но родители, доктора наук, всячески этому препятствовали, и я уже практически смирился с тем, что университет – это моя судьба. Так вот, не увидеть один день свою судьбу, не столкнутся с ней в очередной раз, так сказать, нос к носу – это плюс. Но вот что там от меня требуется в этом самом НИИ? Неизвестность – минус. Вгрузят по самые уши, а мне еще доклад к конференции готовить… Ехать до НИИ нужно было не восемь остановок, а четыре – это плюс. Троллейбусом – рубль экономии, снова плюс. В общем, со счетом 3:1 оптимистичный настрой победил пессимистичный, я скорчил на лице ехидную улыбку и запрыгнул в троллейбус №6, который повез меня прямиком к секретному НИИ.
Секретное НИИ, как выяснилось, располагалось в одном здании с ПТУ №11. Под язвительные комментарии куривших на крыльце ПТУшников («Слышь, ботаник, дай закурить») я обошел здание и подошел к обшарпанной двери, на которой было написано «Гуф умер» и еще несколько выражений и карикатур нецензурного характера. Если верить Евгению Аркадьевичу, именно за этой дверью и располагалось секретное НИИ.  Я дернул дверь, она легко открылась, и я оказался на месте. Разбудив спящего на входе охранника, я поинтересовался, где здесь находится актовый зал. Охранник пробурчал что-то вроде «прямо и направо» и вновь погрузился в царство Морфея, я же пошел сначала прямо, а потом свернул направо, и оказался в просторном кабинете, актовый зал совсем не напоминавшем, а напоминавшем скорее кабинет начальника, в котором тот устраивает планерки (материт сотрудников за невыполненную работу, если быть точнее, по крайней мере «планерки» Евгения Аркадьевича обычно выглядели именно так). Большую часть кабинета занимал стол, вокруг которого уже сидели научные сотрудники, человек восемь, разного возраста, от молодого парня, моего примерно ровесника, до совсем уж дряхлого старика, который напоминал преподавателя научного коммунизма из недалекого советского прошлого. Человек по центру (там где обычно сидят начальники), полный мужчина с седой бородкой, в строгом костюме и толстых очках, приветственно поднял руки «Дмитрий Степанович, а мы вас уже заждались». «Смотри-ка ты, по имени-отчеству» - подумал я, подошел и пожал толстяку руку. Толстяк представился «Валентин Евгеньевич Сикорский, директор НИИ, а это»... и директор по очереди представил мне сидящих в кабинете.
«Ну-с, так как все в сборе, я пожалуй начну, – Сикорский прокашлялся, сделал серьезный вид, и действительно начал, – Нашему НИИ поступил очень важный заказ. Не откуда-нибудь, а из самого министерства обороны, - слова «самого министерства обороны» были произнесены с таким благоговейным трепетом, что трудно было не проникнутся всей важностью этого момента. Я проникся. Сикорский, выдержав актерскую паузу, словно студент театрального училища на экзамене, продолжил, - в чем суть заказа? Тут нужно рассказать вам небольшую предысторию. Как многим из нас известно, Великая Отечественная война стала для нашего народа не только примером небывалого героизма, но и низкого предательства. Нет, героизма конечно было больше, и больше его было в разы, но чтобы ближе подойти к теме нашей предстоящей работы, нужно сосредоточить внимание на втором аспекте. Итак, предательство, иными словами, коллаборационизм, - в этот момент до меня стало доходить, почему перст Евгения Аркадьевича, при выборе человека с нашей кафедры, который отправится в секретное НИИ, пал именно на меня – коллаборационизм в Великой Отечественной войне был темой моей кандидатской диссертации, Сикорский меж тем продолжал, - до полутора миллионов человек перешли на сторону немцев. Речь идет не просто о людях, добровольно сдавшихся в плен, таких было гораздо больше. Речь идет о людях, которые оказавшись по ту сторону фронта, взяли в руки оружие и повернули его против своей же собственной страны. Да, об этом у нас не принято говорить, но факты остаются фактами… И каковы же были причины этого поступка? Советская историография объясняла этот вопрос довольно просто – предатели преследовали   исключительно свои шкурные интересы, будучи морально павшими людьми. Но сегодня историки, которые пытаются докопаться до истины, - Сикорский кивнул в мою сторону, - Дмитрий Степанович в их числе, установили, что часто предателями оказывались вполне… тут Сикорский замялся, подбирая нужное слово, - вполне достойными, - наконец-то решился он выговорить это слово,- людьми. Достойными, но подвергшимися жесткой идеологической обработке. Немцы наплели им черт знает что, и они поверили. Они говорили им, что Россия после войны станет независимым государством, что мы воюем только против большевистской власти, но не против русского народа, и тысячи русских людей кинулись убивать таких же русских людей, только в другой военной форме. О чем это говорит? О недостатке патриотизма. Может ли человек, будучи настоящим патриотом своей родины, податься на вражескую пропаганду? Нет, податься на нее может человек неуверенный, человек колеблющийся, человек, не до конца осознающий свое место в современном геополитическом раскладе. Так вот, наша с вами задача, помочь министерству обороны сделать так, чтобы в следующий, не дай Бог конечно, раз, таких неуверенных в себе людей держали подальше от линии фронта, чтобы у них не было возможности перебежать к противнику и влиться в его ряды, а в первых рядах, напротив, шли люди, в чьих патриотических чувствах не было бы причины сомневаться. Заказ очень важный. Помимо нас над ним будет работать еще несколько секретных НИИ, но я надеюсь, - Сикорский обвел взглядом всех присутствующих, - что именно наша команда достойна совершить изобретение, ведь речь здесь идет о семизначной сумме, - «семизначной сумме» было произнесено с еще большим благоговением чем «министерство обороны», тем самым как бы расставив акценты в приоритетах директора НИИ, однако, как ни крути, «семизначная сумма» взволновала всех присутствующих, я не был исключением, вот правда следующая фраза Сикорского немного сбила торжественный настрой, - мы должны изобрести патриометр…
В кабинете повисла тишина. Было отчетливо слышно, как тикают настенные часы. Сикорский, заметив недоуменные взгляды коллег, поспешил внести ясность: «Патриометр – это рабочее название изобретения. Никто не знает, как он выглядит, как он работает, что это вообще за фрукт и с чем его едят. Но тем и лучше, больше простора для творчества. В идеале, конечно, он должен выглядеть примерно как алкотестер – человек дунул в трубочку, а на экране высветился уровень его патриотизма. Но так как еще не определились с тем, в каких единицах патриотизм измерять, то все это конечно очень приблизительно… В любом случае, когда речь идет о семизначной сумме можно и поднапрячь свою фантазию и что-нибудь эдакое и придумать. Такова цель нашего исследования. Иными словами, нужно чтобы у человека, проходящего медицинский осмотр в военкомате, помимо всего прочего измеряли уровень его патриотизма, чтобы опираясь на эти данные, более точно определить ту воинскую часть, в которой он будет нести службу. А систему, принцип или аппарат измерения мы то с вами и должны придумать. А теперь не буду вас сегодня больше задерживать, отправляю всех по домам, а завтра жду с готовыми проектами. Чьи проекты покажутся нам наиболее перспективными, над теми мы и будем работать».
Обратный путь до дома, в целях экономии, я решил пройти пешком. Размышлял я не о патриометре, а о том, как один минус перевесил сразу три плюса. Загрузили какой-то бредовой идеей, на которую еще нужно предоставить проект, да еще и к завтрашнему дню, а ведь еще к конференции доклад нужно готовить… Впрочем, мысли о семизначной сумме заставили собрать волю в кулак – а почему бы и нет, подумал я, может быть это мой шанс. Вдруг именно я смогу изобрести эту штуку, запатентую ее, получу семизначную сумму (ну, не всю, естественно, придется делить ее с «командой» из НИИ и с Сикорским лично, который на правах директора явно захапает себе нехилый кусок), но это и не столь важно, важно то, что это откроет мне дорогу в новую жизнь… Так, в мечтаниях, я и добрел до своей хрущевки, поднялся на третий этаж, зашел в квартиру, заперся в своей комнате и приготовился к мозговому штурму. Штурмовать мне предстояло понятие «патриотизм» и то, как его можно измерить у рядового обывателя, которому волею судеб предстоит защищать свою страну.
Начал я с того, что вбил в гугле «патриотизм определение», гугл мне выдал следующее: патриотизм — нравственный и политический принцип, социальное чувство, содержанием которого является любовь к Отечеству и готовность подчинить его интересам свои частные интересы. Патриотизм предполагает гордость достижениями и культурой своей Родины, желание сохранять её характер и культурные особенности и идентификация себя с другими членами народа, стремление защищать интересы Родины и своего народа.
Либо еще вот: патриотизм - особое эмоциональное переживание своей принадлежности к стране и своему гражданству, языку, традициям.
Нда… принцип, чувство, переживание… Это все абстрактные понятия. Как их можно измерить? Как вообще можно измерить чувство? Вот ты, например, любишь какую-нибудь девушку, и она тебя спрашивает: «а как сильно ты меня любишь?». И что ты ответишь? Очень сильно, больше всех, или например, больше жизни. Сравнение? Я сделал пометку в своем блокноте, в котором к завтрашнему дню должен был быть готов проект – «сравнение». Но насколько это будет искренне? Насколько ты сам готов ответить себе на этот вопрос – как сильно? Так это с живым человеком и то возникает масса сложностей. А любовь к Родине? Родина – тоже довольно абстрактное понятие. То есть, любовь к Родине – это абстрактное чувство к абстрактному предмету. Яркое «ничто», светящееся в «нигде». 
И тут я понял, что не изобрести мне никакого патриометра. Я вообще засомневался, что его кто-то сможет изобрести. Семизначная сумма, блин. Очередной распил денег. Министерство выделило восьмизначную сумму на хрен пойми что, до директоров типа Сикорского дошла семизначная, какой-нибудь ученый выдумает какую-нибудь ерунду, и получит за это шестизначную, с которой государство в свою очередь заберет пару нулей в виде налогов, которые снова уйдут в министерство, чтобы те выдумали какой-нибудь очередной никому ненужный проект, выделили на это восьмизначную сумму, из которой семизначную отдадут Сикорским, а остальные нули сложат себе в карман. А идеологической базой всему этому будет служить – любовь к Родине!
Я быстро перепланировал свое ближайшее будущее – вместо громкого изобретения целью моей теперь является сделать «что-нибудь», то есть создать видимость бурной деятельности, за которую завтра придется отчитаться перед Сикорским. И по возможности, как можно быстрее слиться из этого секретного НИИ, в университет, который я хоть и недолюбливал, но к которому, по крайней мере, привык.
Для «что-нибудь» у меня пока что было записано единственное слово «сравнение». Итак, чтобы выяснить уровень патриотизма, нужно заставить человека сравнить свою Родину с другими странами, и если его выбор окажется на стороне Родины, значит и патриотизм его высок. Осталось придумать способ сравнения. Я стал думать над этим вопросом, и в процессе размышления натолкнулся на интересные мысли. Например, в России на данный момент очень сильны эмигрантские настроения, особенно в среде молодежи. Социологи называют разные цифры, разные причины, но выводы у всех одинаковые: количество людей, желающих покинуть страну, довольно высокое, и с каждым годом оно только растет. И ведь не от высокого чувства «любви к Родине» или «желания сохранять культурные особенности своего народа» растут такие показатели? Если человек легко готов поменять место жительства, навсегда разорвав со страной, в которой он родился и вырос, будь у него такая возможность, какой уровень патриотизма он покажет на патриометре? В какой дальний эшелон его нужно засунуть в случае войны, чтобы он не воспользовался ей, как благоприятной ситуацией для того чтобы покинуть Родину? Или же война является катализатором для роста патриотизма, даже у потенциального эмигранта? Великая Отечественная показала, что война может являться катализатором в обе стороны – как для массового героизма, так и для массового коллаборационизма, это я знал как человек, изучающий тот период времени. Но как для одного, так и для другого нужна хорошая идеологическая обработка. В конечном счете выбор человека зависит лишь от того, какой пропаганде он будет подвержен, а выбор масс людей от того, чья пропаганда окажется сильнее.
От количества поставленных самому себе вопросов у меня разболелась голова, проекта так и не родилось, я поставил будильник на «по раньше», чтобы с утра накидать что-нибудь на скорую руку и лег спать.
                *     *      *

Количество людей в кабинете у Сикорского снизилось по сравнению со вчерашним днем. До четырех человек, включая самого Сикорского.
- А что, можно было не приходить? – спросил я, и судя по грозному взгляду Сикорского, которым он буквально просверлил во мне дырку, я понял, что можно было действительно не приходить, а мне можно было этого не спрашивать, потому-как вопрос этот прямиком выводил меня самого на чистую воду – знал бы я, что можно положить болт на патриометр, секретное НИИ и самого Сикорского, я бы так и сделал. Впрочем, меня делегировал в этот процесс мой непосредственный начальник, Евгений Аркадьевич, а он мне отбоя не давал, значит я, видимо, остаюсь в этой «команде» до самого финиша.
Сикорский ответил: «Конечно, можно было не приходить, участие в проекте дело добровольное, но все же я рассчитывал на больший энтузиазм, когда речь идет о…  таком важном для страны проекте». В последней фразе была небольшая заминка. Я решил, что она была связана с тем, что на самом деле Сикорский хотел сказать «когда речь идет о семизначной сумме», но вовремя остановился, чтобы в кабинете оставалась хоть какая-то доля важности происходящего в нем собрания.
Обидевшись на меня за вопрос про «можно было не приходить» Сикорский поручил мне открывать собрание, чем сильно сбил мои планы. Я то надеялся, выслушав чужие проекты, нахватать оттуда идей, скомпоновать их и выдать нечто обобщающее, впрочем, этому плану не суждено было сбыться. Осталось импровизировать на тему «сравнения», что я и начал делать:
- Итак, все мы, конечно же, ознакомились со значением термина «патриотизм», и выяснили, что, по сути, это довольно абстрактное понятие, выражаемое посредством чувств, а измерителя чувств наукой еще не придумано. К примеру, мы знаем, что один человек, назовем его условно «А», испытывает чувство ненависти к другому человеку, назовем его условно «Б». «А» ненавидит «Б», но как сильно он его ненавидит, мы узнать не можем. Но давайте включим в эту цепочку еще одного человека, ненавидящего «Б», назовем его условно «В», и сравним «А» и «В». Скажем, «А» ненавидит «Б» до такой степени, что готов его убить, а «В» также ненавидит «Б», но убийство «Б» он считает слишком суровым наказанием, и в выражении своей ненависти он ограничился бы побоями. Следовательно, уровень ненависти «А» более высокий, чем уровень ненависти «В», мы по прежнему не знаем какой он, так как у нас нет единицы измерения, но у нас уже есть шкала, по которой мы можем сделать какие-то выводы. Также и с любым другим чувством, его можно измерить только в сравнении. Следовательно, любовь к Родине, каковой и является патриотизм, можно определить лишь в сравнении с оценкой испытуемого других государств. А сделать это можно посредством тестирования. Задаем, к примеру, вопрос: какое из представленных архитектурных сооружений вызывает у вас больший восторг? Варианты ответа: Эйфелева башня, Статуя Свободы, Кремль, Тадж-Махал. Патриотичным ответом будет являться, разумеется, Кремль. Все остальные не патриотичными. Серия подобных вопросов и позволит определить степень патриотизма. Разумеется, этот пример довольно банальный, истинное значение вопроса нужно вуалировать таким образом, чтобы результат невозможно было подстроить. Например, при определении любимого вида спорта борьба дзюдо будет являться патриотичным ответом, хоть вид спорта и пришел к нам из Японии, но многим должно быть известно, что наш президент – дзюдоист, а уважение к интересам главы государства автоматически должно приравниваться к уважению как самого главы государства, так и к государству в целом, то есть к патриотизму. Ну и далее вопросы в том же духе. Спасибо я закончил.
Не сказать, чтобы мою идею сильно уж раскритиковали, но и особого энтузиазма она не вызвала. Вся суть комментариев по поводу моего проекта сводилась к тому, что тесты это конечно хорошо, и в общем-то при грамотном их составлении можно действительно выявить уровень патриотизма, но вряд ли это то, чего от нас ждут, и пресловутую семизначную сумму за тесты явно нам не выделят, а значит и прилагать усилия в данном направлении явно будет нецелесообразно. Я внимательно выслушал все претензии, с умным видом покивал головой, и когда мы перешли к следующему проекту облегченно вздохнул – «все, отстрелялся», теперь остается только слушать и комментировать. Слушать и комментировать предстояло Павла Ивановича, аспиранта кафедры политических наук.
Павел Иванович встал, закатал рукава своей рубахи, откашлялся, и начал речь:
- Прежде чем презентовать свою идею, я хочу провести небольшой экскурс в историю. Давайте вспомним, что изначально военная служба как таковая была привилегией, а не обязанностью, и на то были вполне логичные причины – война это всегда средство заработка, поэтому профессиональные воины, рыцари, феодалы всегда имели материальный стимул, чтобы воевать. Этим стимулом могла являться как непосредственная плата за несение воинской службы, так и возможность грабить поверженного противника, добывать трофеи, например, в средние века, при удачном штурме какой-нибудь богатой крепости солдат мог добыть себе богатство, в несколько раз превосходящее его годовую зарплату. Поэтому воевать шли с энтузиазмом, и кого попало к военной службе не допускали. Со временем же государства централизовывались, у их правителей росли потребности, скажем, Наполеону уже было недостаточно ограбить какой-нибудь замок и вернуться домой с добычей, ему нужно было подчинить себе весь европейский континент. В новых условиях начала расти численность армий, появилась потребность в призыве на военную службу представителей низших сословий. Поначалу крестьянам было непонятно, что они забыли в барских разборках. Вот где-то здесь, по-видимому, и зарождается понятие «патриотизм» в его нынешнем виде. Чтобы промотивировать воевать людей, которые в войне совершенно не заинтересованы, нужно было придумать какие-то пропагандистские мифы, вот тут и понеслось: «царь-батюшка», «вера христианская», «отечество в опасности». Любовь к родине, опять же… Причем война по своей сути как была средством заработка в средние века, так ею и осталась и в новое и в новейшее время, и реальные трофеи всегда имел малый процент населения. Только если раньше и воевал за трофеи малый процент населения, то позже воевать стали поголовно, а трофеи доставались тем,  кто во главе. Рос, конечно, и уровень трофеев – вряд ли бы два короля, к примеру, схлестнули бы между собой стотысячные армии ради мешка золота, теперь трофеями становятся большие территории, торговые проливы, природные ресурсы. Вот только суть от этого не меняется – одни получают от войны богатство и роскошную жизнь, другие - чувство выполненного «патриотического долга» перед «родиной». Таким образом, подведу некоторые промежуточные выводы – «патриотизм», по своей сути, является пропагандистским мифом, который принуждает большую часть общества приносить жертвы ради интересов небольшой прослойки людей, стоящих во главе этого общества,  при этом ничего не получая взамен.  Недаром даже в современной трактовке термина «патриотизм» имеются строчки про подчинение интересам «родины» своих частных интересов. Только «родиной», как правило, оказывается группа людей, отстаивающая как раз-таки свои частные интересы.
В этот момент я подумал, что политолог, в общем, оформил в проект то, что вертелось у меня на уме весь предыдущий день. Патриотизм – пропаганда в чистом виде. Политолог, кстати, так и сказал:
- Эта группа людей и распространяет «патриотизм» в общественное сознание, путем финансирования специально нанятых пропагандистов, в итоге получается, что, чем восприимчивей человек к навязываемым ему идеям – тем проще сделать из него патриота, в условиях, когда люди, стоящие во главе общества, в этом заинтересованы.
Я мысленно поаплодировал политологу, очень уж точно он сформулировал суть (не мысленно я аплодировать не стал, решив подождать какую реакцию вызовет его проект в нашей «команде», чтобы подстроиться под общее мнение). Между тем проект одобрения не вызвал, у Сикорского в первую очередь, потому как «небольшой экскурс в историю» Павел Иванович завершил предложением проводить психиатрическую экспертизу личности, с целью выявления ее устойчивости к различного рода манипуляциям, результат же экспертизы и будет являться тем самым патриометром, на что Сикорский справедливо заметил, что пропаганда может идти и со стороны противника.
- Я ведь упоминал вчера коллаборационизм, - возразил политологу Сикорский, - люди прониклись вражеской пропагандой, и как итог, создали несколько армий, воюющих против своего же государства. Восприимчивость к пропаганде может сыграть как в сторону патриотизма, так в противоположную, коллаборационистскую сторону, следовательно, ваш подход изначально не верен.
Остальные (я в том числе) поддержали. Последней надеждой был биолог Илья Ильич. Все понимали, что если он ничего путнего не предложит, можно смело расходиться по домам – от самого Сикорского проектов не ждали, он на правах директора выступал в роли координатора сего действия, и главного претендента на семизначную сумму в случае успеха. Биолог  был «темной лошадкой» мероприятия. Единственный не гуманитарий, он мог предложить либо что-то действительно стоящее, либо уйти в дебри пестиков и тычинок, подобно тому как Павел Иванович ушел в дебри истории, а на выходе не предложить ничего такого, за что бы можно было получить семизначную сумму от министерства.
- Как справедливо заметил мой коллега, - Илья Ильич начал свое повествования с «респекта» в мою сторону, - патриотизм это в первую очередь чувство, но он был неправ в том, - следом за респектом мне последовал «антиреспект», - что чувство нельзя измерить. Ученые давно уже выяснили, что любое чувство – это набор химических реакций организма. Все, что мы чувствуем, формируется в нашем мозгу, и через эндокринную систему попадает в организм. Например,  любовь - это выброс в организм таких психостимуляторов, как фенилетиламин, допамин и ноэпинефрин. Уровень серотонина в нашем организме ответственен за наше настроение – оно будет находится на подъеме при достаточном количестве серотонина, недостаточное же его количество напротив ведет к депрессии. Но перейдем ближе к делу. Чувство патриотизма выражается, как правило, в гордости, в завышении собственной самооценки от осознания факта принадлежности к чему-то большему, чем просто «я», к «мы», которые выиграли войну, первые полетели в космос, надрали задницу канадцам в хоккейном матче, и так далее и тому подобное. Одним словом, патриотизм дает человеку чувство счастья от того, что он не просто Вася, или не просто Коля, а он - это те самые люди, которые столько всего совершили энное количество лет назад. При этом нас в первую очередь интересует то, что происходит в организме этого человека, когда его накрывает волной патриотизма. А в организме его происходит следующее:  он вырабатывает вещество, отвечающее за все его счастливые моменты, начиная от прослушивания любимой музыкальной группы и заканчивая оргазмом – эндорфин. Я конечно в данном вопросе не истина в последней инстанции, и может быть в случае патриотических моментов мы можем наблюдать в организме патриота и нечто иное, в данном случае я обрисовываю лишь контуры своего проекта. А они заключаются в простой формуле – количество условного эндорфина в организме будет равно количеству патриотизма. Однако для этого нужно создать искусственные условия для выработки эндорфина, в которые необходимо поместить человека, то есть ему нужно продемонстрировать что-то патриотическое и измерить уровень эндорфина в организме. Если он будет высоким, значит человек восприимчив к патриотическому действу, и патриотизм его высок настолько, насколько много эндорфинов было выделено. Если же их было выделено мало или не было выделено вообще, следовательно, к патриотизму он равнодушен. Осталось лишь определиться с тем самым действом, которое человеку будет продемонстрировано. Здесь я планирую перейти к коллективному обсуждению, так как сам не смог придумать чего-то такого, чтобы однозначно являлось патриотичным. К примеру, если демонстрировать испытуемому  высшие должностные органы, такие как президент или парламент, это может быть кем-то интерпретировано  не как «родина», а как «государство», что для многих в наше время является антиподом «родины», - это было еще одним «антиреспектом» в мою сторону, за пример с президентом и дзюдо, -  следовательно, химическая реакция в организме либо ее отсутствие не будут отражать уровень патриотизма. В общем, ваши предложения, коллеги.
Илья Ильич так уверенно подвел черту под своим рассказом, что ни у кого не осталось сомнения – да, это именно то, ради чего мы здесь собрались. Не осталось сомнения и у Сикорского, который подскочил со стула и начал ходить кругами вокруг стола, попутно комментируя «биологический проект»:
- Эндорфины, ну конечно, эйфория, Родина должна вызывать у патриота эйфорию, ее то и нужно измерять… Что вы говорили, Илья Ильич? Патриотическое действо? Вот представьте, заходят испытуемые в комнату, садятся, им включают проектор, а там –  сначала вид сверху, реки, поля, потом камера опускается, и люди видят березки, это же национальный символ! Березки несомненно должны входить в культурный ход уважающего себя патриота. После березок церковь, звон колоколов, красавица в народном костюме, в общем видео, всего минут на пять, а на выходе анализ крови и лабораторное исследование на гормоны, с измерением эндорфина. Еще лучше два анализа крови – смотрим сколько было эндорфина до испытания, и сколько его прибавилось после березок…
- Позвольте, позвольте, Валентин Евгеньевич, ну какие березки – это же примитивно, - вмешался политолог, - Единственная адекватная реакция современного молодого человека на такое видео – желание как можно скорее уснуть. А церковь? Ну что это еще такое? Пример танцующих в храме девушек разве не достаточно продемонстрировал, что церковь не объединяет общество, а напротив раздирает его на много разных осколков, каждый из которых представляет свою, «единственно верную» позицию, коих  накопилось огромное множество, от «сжечь ведьм» до идеологии светского государства. И ведь полярные позиции представляют взрослые, вроде бы образованные люди. В вопросе патриотического действа нужно что-то более нейтральное, и в тоже время агрессивное. Хоккейный матч – чем не хороший пример? Спортивные достижения – вот что объединяет людей разных взглядов. Люди в России ожесточенно могут спорить по поводу политики, экономики, религии, но все эти люди болеют «за наших». Не обязательно это должен быть хоккей, например, кадры с памятного матча футбольного евро-2008, когда Торбинский и Аршавин забивают голландцам в дополнительное время, и выводят сборную в полуфинал, по любому должны вызывать патриотические чувства. И все это на фоне трибун с российским триколором, славянскими лицами наших болельщиков, которые, кстати, на том же чемпионате устроили красивый перфоманс, вывесив на матче со шведами огромный баннер с портретом Петра I, намекая  на историческое событие – поражение шведов под Полтавой. Если и есть что-то патриотически – обобщающее, то это, безусловно, спорт.
Павел Иванович закончил, настала моя очередь высказаться, и впервые за все время нахождения в этом кабинете мне действительно было что сказать. По существу:
- Березки, футбол-хоккей, это все, конечно, здорово, но березки, как уже верно было замечено, это скучно, а по поводу футбола – есть люди, индифферентные к спорту, пусть их меньше, чем болельщиков, тем не менее они могут дать большую погрешность в расчетах. Что действительно патриотически объединяет людей в России чуть ли не поголовно – так это Великая Отечественная война. В условиях массового нигилизма у нас можно плевать куда угодно и во что угодно - в президента, в оппозицию, в христианскую церковь, в не христианскую церковь, да хоть в Бога и его существование в принципе, и это не вызовет никакого резонанса, если конечно его искусственно не раздуть через СМИ. Но плевать в войну нельзя, ни при каких условиях, это священная табуированная тема в России, сродни религиозному культу. Военная хроника – кадры атаки советских солдат на фашистские укрепления, оборона Сталинграда, красный флаг над рейхстагом, вот что должно вызывать патриотическую эйфорию, и именно это нужно демонстрировать перед взятием анализа на эндорфин.
- Замечательно, - воскликнул Сикорский, - но господа, не будем отметать версии друг друга, не лучше ли будет их, напротив, объединить! Создать некий обобщающий ролик, в который включить и березки, и победы сборной, и советских солдат…
На том и порешали в то собрание, после чего Сикорский вновь отправил нас по домам – прорабатывать детали. А когда я приехал в секретное НИИ на следующий день, охранник на входе (тот самый, что спал в мой первый приход), вдруг потребовал у меня пропуск. Я начал было возражать, что два дня подряд приходил сюда, и никакого пропуска не требовалось, но охранник стоял на своем, и я покинул здание НИИ и отправился на остановку, поняв, что свою роль генератора идей в этой истории я уже сыграл, и дабы развеять у меня иллюзии по поводу того, что я наравне с другими буду претендовать на семизначную сумму в случае успеха проекта,  мне просто заказали вход в НИИ. Коротко и ясно. И я отправился в родной университет.
С тех пор прошло много лет, и много чего за эти много лет произошло. На экранах кино стали регулярно появляться качественные патриотические блокбастеры о Великой Отечественной войне, Россия провела Олимпиаду, на которой наши спортсмены одержали блестящую победу, пользуясь не стабильной обстановкой на Украине, Россия вернула себе Крымский полуостров, а в ходе боев на востоке Украины российские СМИ стали употреблять такие выражения как «русский мир», «наша духовность», сплачивая людей вокруг мудрого российского руководства. И стало казаться, что цитата Пелевина, которую я ввернул эпиграфом своего повествования, потеряла свою актуальность. И, знаете, я ведь тоже, поддавшись новым течениям российского времени,  радовался и переживал вместе со всеми, напрочь забыв про свой цинизм, с которым я писал проект патриометра. Я радовался за наших спортсменов в Сочи, переживал при просмотре «Сталинграда», вновь радовался присоединению Крыма, и вновь переживал, читая военные сводки из Донецка. Но все же порой, абстрагируясь от информационного поля, овеявшего нас со всех сторон, у меня в глубине души вдруг зарождалась мысль, что все события вокруг – это ролик, который все-таки создал тогда Сикорский и получил-таки свою семизначную сумму. В ходе доработки деталей (на которые меня уже не пустили), идея короткого ролика переросла в идею длинного шоу, растянутого на годы и события, а от идеи проверять эндорфин и вовсе отказались – после такого шоу количество коллаборационистов станет лишь незначительной погрешностью. Игла биолога Ильи Ильича, которой он собирался выуживать из человека эндорфин (с целью его тщательного подсчета), просто заработала в другую сторону, и эндорфин полился внутрь самого человека, и какая необходимость теперь его подсчитывать, если каждый получил достаточное его количество? Убедительная просьба, прочитав эти строки – не усомнитесь в моих патриотических чувствах к Родине, ведь я, как и миллионы наших граждан, получаю ежедневную порцию патриотизма, а все мои абстрагирования и размышления – не более чем эхо вражеской пропаганды, которая все же пробилась через границы русского мира и захватила-таки кусочек моего сознания. Но это мелочи. Ведь в нашей стране живет удивительный народ. И если в недрах секретных НИИ, или на каких-нибудь Валдайских форумах, ученые и специалисты, отрабатывающие свои семизначные суммы, решат, что нам нужно поцеловать Марию-Антуанетту, даже после того как силы прогресса отрубили ей голову – мы ведь это сделаем, не так ли?