Сухуми

В Сухуми я была только однажды, больше не привелось. Это было в 1975   году. Но до сих пор в памяти моей осталось светлое воспоминание об этом чудном городе. И порою мне кажется, что бывала я там много раз, может быть потому, что в то лето, в тот сентябрь у меня было столько ярких встреч и ощущений, которые едва ли накопишь в течение нескольких других лет жизни.
А оказалась я в Сухуми случайно. В то лето я поехала путешествовать по Кавказу. Тогда все республики Кавказа входили в Советский Союз, и все мы были одной дружной семьей. Так оказалось, что наша туристическая группа целиком состояла из Прибалтийцев. Тут были люди из Литвы, Латвии, Эстонии. И среди них одна я из Москвы. То ли путевка лишняя в Прибалтике осталась, и её решили продать в Москве, то ли ещё что... Одним словом, когда я собиралась в поездку, мои знакомые говорили мне: «Заклюют они тебя». Но я-то прежде часто ездила в Прибалтику и знала, что как ты будешь вести себя там, так и будут к тебе относиться. Тем более ничего в поведении и менять мне не приходилось. Прибалтийцев обычно могло вывести из себя только откровенное бескультурье приезжих.
Так и в этой поездке по Кавказу я не только не чувствовала какую-нибудь неприязнь к «чужаку», то есть ко мне; наоборот, все мы необыкновенно сдружились. Между собой они разговаривали на своих языках. Но когда мы оказывались вместе, такие разноязыкие, все переходили на русский язык, и не было никаких проблем. Мало того, после этой удивительной поездки мы обменялись адресами, и в последствии я ни один раз приезжала в гости то к одному из моих новых друзей, то к другому: то в Ригу, то в Вильнюс, то в Таллин. И там мы очень интересно проводили время. В те годы, каждый раз, выезжая в Прибалтику, у меня было такое ощущение, что еду заграницу. Других «заграниц» у нас тогда не было. И каждый раз, наряду с яркими впечатлениями, я привозила домой множество необыкновенно красивых или вкусных вещей, которые в России были диковинкой: чудесное нижнее бельё, ликёры, конфеты, бальзамы, трикотажные платья  – всё необычайно высокого качества.
Ну, вот наша поездка по Кавказу закончилась, и закончилась она в Сухуми, где мы ещё неделю отдыхали на берегу Черного моря. Жили мы в райском уголке – на турбазе, которая называлась «имени 15 съезда ВЛКСМ». Вот такое название носила эта турбаза, суровое, надо сказать. Хотя сущность её была полной противоположностью названию. Турбаза утопала в зелени. На территории постоянно журчал фонтан, а на бордюре фонтана сидели великолепные павлины с яркими хвостами и поглядывали на снующих туда-сюда туристов. Одни торопились из тенистой прохлады турбазы к морю, которое было рядом, через дорогу, куда вел подземный переход; другие с мокрыми полотенцами в руках уже возвращались с купанья. А вечером неизменно были танцы. Наша Прибалтийская группа состояла в основном из молодёжи, поэтому танцы были очень увлекательны. В то время в моде были длинные платья. Как раз перед поездкой я сшила себе такое. Длинное, чуть ли не до пола, с глубоким вырезом «каре». В этом платье  я  ходила не только на танцы, но и гулять по набережной. Гуляние по набережной Сухуми было истинным удовольствием. Это сейчас люди едут в Ниццу, в Монте-Карло. Не знаю, как там, но почему-то мне представляется, что если там хорошо, то эти курорты непременно должны быть похожи на Сухуми, каким Сухуми был в то время. Потому что лучшего курорта трудно себе представить. Идёшь по набережной вдоль моря и ощущаешь в воздухе мельчайшие капельки морской воды. Солнце в сентябре не жаркое, оно ласкает кожу, кругом пальмы, а запах магнолий и эвкалиптов добавляет в воздух целительный аромат. Через некоторое время такой прогулки ты ощущаешь, что ужасно хочется есть. Особенно, когда проходишь мимо всевозможных открытых кафе. Тут прямо у тебя на глазах варят на горячем песке чудесный восточный кофе. А чебуреки в Сухуми были необыкновенные, я до сих пор помню их вкус: горячие, с сочной начинкой из баранины с луком. Стоили они тогда 15 копеек. Съешь такой чебурек, и только аппетит разгонишь. Покупаешь другой. А на третий уже и денег нет. Во время моих одиноких прогулок по городу я сталкивалась с коренными жителями Сухуми – Абхазцами. И надо сказать, что это очень приятные  доброжелательные люди.
Как-то раз прогуливалась я в своём любимом длинном платье по турбазе «имени 15 съезда ВЛКСМ», среди фонтанов и павлинов; вдруг подходит ко мне мужчина лет сорока на вид. Представляется художником, говорит, что у него здесь, на территории турбазы, есть мастерская, что ему очень нравится мое декольте, оно очень подходит для его новой задумки, и он хочет перенести его на картину. Его слова ввергли меня прямо-таки в транс. Он пригласил меня в свою мастерскую  для начала просто посмотреть его картины. Я люблю живопись, и мне интересно было увидеть работы местного художника. Его мастерская представляла собой маленький домик. Мы вошли туда через узкую дверь. Все стены были увешаны картинами художника. Писал он в реалистическом стиле, но содержание ни одной из висевших картин мне не запомнилось. Может быть потому, что сразу же, словно магнитом, меня притянула к себе всего лишь одна картина. Но какая это была картина! Когда я  увидела ее, на меня повеяло таким чистым воздухом, что я не могла оторваться и стояла, завороженная зрелищем, которое предстало моему взору. Картина была выполнена в пастельных тонах. Изображено на ней было солнечное летнее утро. Огромное, почти во всю стену, приоткрытое окно. От легкого теплого ветерка  всколыхнулась прозрачная капроновая занавеска и обвила обнаженный стан прекрасной юной девушки. Она, видимо, только что встала с постели и подошла к окну, чтобы отворить его. Её нагота едва угадывалась через тюль занавески. Она стояла вполоборота. Правая её рука была поднята и ею она старалась отстранить от себя ткань занавески, прильнувшей к её обворожительному телу. Картина была наполнена свежестью, прохладой, тем ощущением утра, какое обычно бывает в сентябре в Сухуми. Художник заметил мое восторженное состояние, и опять предложил позировать для декольте, взамен пообещав подарить мне мой портрет. Я сказала, что подумаю, но потом совсем забыла про это, да и жалко было отрывать от отдыха драгоценное время. Позже я узнала, что художником этим был Владимир Бернадин. Его картинами в то время были декорированы стены Сухумского аэропорта. Во время грузино-абхазского конфликта в 1992– 1993гг. многие из его картин бесследно пропали. После смерти художника оставшаяся часть картин разошлась по частным коллекциям,  некоторые картины были вывезены за границу.
Ну, вот и неделя отдыха у моря промелькнула, надо было возвращаться домой. А не хотелось: уж очень было приятно отдыхать в Сухуми. Распрощалась я со своими Прибалтийцами, а сама осталась; благо, когда выезжала из Москвы на отдых, прихватила адрес моих родственников, которые жили здесь, в Сухуми на улице Чамба. Во время моих прогулок я как-то зашла к ним показаться. Так мы впервые увиделись с моей двоюродной бабкой, или тётей Шурой, как я её называла. Она и предложила мне погостить у неё.
Итак, с турбазы я переехала к тёте Шуре. Как она, москвичка, оказалась в Сухуми – отдельная история. Моя бабушка, папина мама, и тётя  Шура были родными сёстрами. Кроме них у родителей было ещё два сына и дочь. И вся эта большая семья жила в Москве в собственном двухэтажном деревянном доме. Глава семьи, Дмитрий Максимович Корольков, работал в Лесной академии, сейчас это Сельскохозяйственная академия им. К.А.Тимирязева. Он был профессором и заведовал кафедрой. В том доме и мне удалось пожить, целых 15 лет, моих первых лет жизни на земле. Но к тому времени от этого огромного семейного дома почти ничего не осталось. В 30-е годы из деревень стали стекаться в Москву люди; в конце концов, кто только потом ни жил в нашем доме: и Лапины, и Барановы, и Сатонкины. А наша семья: это мои родители и мы с сестрой оказались в двух малюсеньких комнатах. Кроме того, и от нашего чудесного сада ничего не осталось. Его тоже разделили на всех. Но это отступление.
Так вот, Дмитрий Максимович в своё время, ещё до революции, преподавал в Лесной академии, по специальности он был энтомолог (это наука о всевозможных насекомых). Судя по многочисленным печатным трудам, его исследования и практическая деятельность были направлены на борьбу с вредителями садов. По роду службы он часто выезжал в Сухуми, сотрудничал с Сухумским ботаническим садом. В 1927 г. им впервые был обнаружен вредитель цитрусовых культур, ввезенный в Абхазию из Яффы (Израиль). Судя по всему, Сухуми на него произвел такое же впечатление, как и на меня. В конце концов, он там поселился. А преподавательскую деятельность продолжил в Тбилиси. По преданию, сохранившемуся в нашей семье, Дмитрий Максимович был мягкий, интеллигентный, очень скромный человек. Да и старые его фотографии, хранящиеся до сих пор в семейном альбоме, подтверждают это.
Старшие дети Дмитрия Максимовича, уже взрослые и самостоятельные, остались жить и работать в Москве. А он с супругой и младшей дочерью Шурочкой жил в Сухуми.  В детстве Шурочку почему-то в семье все звали Люлю, так это имя и закрепилось за ней на всю жизнь. Когда я в то лето увидела Люлю, ей тогда было уже под 50. Она была худощава, черна от загара, и говорила с абхазским акцентом. Напротив, у её мужа Алёши была скорее европейская внешность. Это был мегрел (мегрелы – малая народность Абхазии) с голубыми глазами и светлыми вьющимися волосами. Казалось, он день и ночь работал на своей мандариновой плантации, потому что дома я его видела очень редко. Жили они, по-видимому, очень скромно. Люлю никогда не работала. Профессорская дочка, младшенькая, всеми балованная, она не была приучена к труду. Да и по хозяйству, видно, не очень-то старалась. В доме у нее было  неуютно. На окнах висели серые от пыли занавески. Я не помню, чтобы она когда-нибудь готовила обед, и трое её детей, казалось, были постоянно голодные. Но по случаю моего приезда она каждое утро ходила в лавку и покупала горячий лаваш; приносила свежий козий сыр сулугуни, растворимый кофе, который в те годы мне казался очень ароматным и вкусным. Я обливала сулугуни кипятком, чтоб удалить излишнюю соль, клала на еще не остывший лаваш кусочек сливочного масла, потом размягченный сулугуни, от которого масло плавилось и впитывалось в лаваш, и вот с этой вкуснятиной вприкуску пила утренний кофе. Завтрак богов. Потом Люлю набирала мне в саду целый пакет винограда «изабелла», и я уходила из дома на целый день.
Как я проводила этот день – помню спустя несколько десятилетий. Сначала, конечно, я шла на пляж. На тот закрытый пляж при турбазе я уже не могла пройти. Поэтому шла на дикий. Он тоже был неплохой: чистый с мелким песочком. Там я купалась, ела припасенный виноград. Как-то раз рядом со мной расположились трое мужчин. И поскольку пляж был не городской, и народу там было мало, они вскоре обратили на меня внимание. Мне к тому времени уже становилось скучно без уехавших Прибалтийцев, без турбазовских танцев; и я с удовольствием откликнулась на их внимание. Это были путешествующие художник, архитектор и инженер. Путешествовали они на старенькой серого цвета «Волге», которая, когда ехала, вся дребезжала и раскачивалась из стороны в сторону. В эту компанию я влилась так же просто, как и в компанию Прибалтийцев. С первых же минут знакомства  между нами сложились дружеские отношения; одним словом, я им не мешала, а они мне. Мало того, они меня еще и подкармливали. Денег к тому моменту ввиду затянувшегося отдыха у меня почти не осталось. От винограда на обед и на ужин у меня уже начала вырабатываться стойкая оскомина. А тут с моими новыми друзьями я часто ходила в кафе, где  мы ели восхитительные хинкали. Архитектор в первую нашу трапезу как-то загадочно предупредил меня: «не наедайся особо». Но как не наедаться, когда они такие вкусные, острые. Сок из них так и течет; поэтому хинкали надо класть в рот целиком, чтобы не испачкаться этим соком. Как потом оказалось, хинкали были всего лишь прелюдией к настоящему обеду. Потому что буквально через час мы уже сидели в ресторане. Архитектор очень любил поесть, еда была у него культом. Он был полный, добродушный, лет за 30. Его друзья примерно такого же возраста. После ресторана мы садились в дребезжащую «Волгу» и катались по городу или ехали в кино, если фильм был на русском языке. Там архитектор сладко спал, а мы смотрели фильм. В Москве у архитектора была своя мастерская, где-то недалеко от метро Новослободская. И сейчас я очень жалею, что тогда не расспросила ни его, ни художника, ни инженера подробно, что они лепят, рисуют, конструируют. Ничего не осталось в памяти, только чудесное времяпровождение, вкусные обеды, да их старая «Волга», на которой мы целыми днями куролесили по веселому городу Сухуми. К вечеру мы расходились: я к Люлю, друзья в свою палатку на берегу моря.
Спустя какое-то время нашего совместного отдыха, как-то утром на пляже они вдруг говорят, что им уже хочется поехать в другое место, они все же путешествуют. Предложили мне поехать с ними. Я бы, может, и поехала, так как это были безусловно порядочные интеллигентные люди, но отпуск у меня уже кончался, и надо было возвращаться в Москву. Они немножко расстроились, но не настаивали, сели на свою развалюху «Волгу» и уехали, «куда глаза глядят» – это был девиз их отдыха.
На следующий день я  пошла в кассу за билетом на самолет. Но здесь меня ждало жуткое разочарование. Заканчивала свой «бархатный сезон» не только я, но и очень много других отдыхающих. Поэтому, войдя в здание, где продавали билеты на самолет, я была изумлена длинными очередями к нескольким кассам. Выстояв в очереди целый час, я в полуобморочном состоянии возвращалась домой без билета. На следующее утро я отправилась за билетом спозаранку. Но опять меня ждала неудача  – билета мне опять не хватило. И лишь на третий день я получила долгожданный билет на самолет, который на мое счастье кто-то сдал. Прибежала радостная домой, а там пришел в гости Алешин племянник Вахтанг – энергичный такой. «Ты что, сама билет доставала? – набросился он на меня. – Покажи». Я дала ему билет, все еще не придя в себя от радости. И тут произошло нечто, потрясшее меня. На моих глазах Вахтанг рвет мой драгоценный билет, доставшийся мне с таким трудом, и бросает обрывки на пол. «Почему не сказала, что тебе билет нужен?» – укоризненно смотрит он на меня своими черными глазищами. Я ничего пока не понимаю и только лепечу: «Как я теперь в Москву полечу?» «Когда тебе надо?» – спрашивает он. «Завтра – последний день, а то на работу опоздаю». «Завтра и полетишь, – невозмутимо отвечает Вахтанг. – Завтра сам лично тебя в аэропорт доставлю, собирай чемодан».
На следующее утро и правда подъезжает к дому машина, из нее выходит Вахтанг и протягивает мне билет. Действительно, билет с моей фамилией, вот только место не указано. «Куда же мне садиться в самолете?» – спрашиваю. «Ты где любишь? – в свою очередь спрашивает меня Вахтанг. «Вообще-то у окна», – отвечаю. «Вот и сядешь, куда хочешь». Ничего не поняла я, попрощалась с Люлю, села к Вахтангу в машину, и мы поехали. По пути, он сказал, что надо заехать к друзьям, отметить такое событие, мой отъезд, то есть. Заехали в какой-то увитый виноградом дом. Друзей оказалось двое. Уже был накрыт стол: фрукты, разнообразная закуска, бутыль с чачей – это такая самодельная виноградная водка, кстати, очень вкусная оказалась. После радостных проводов я уже мало чего соображала. Помню только, что по приезде в аэропорт, я только стояла, словно вкопанная, и смотрела, как носится Вахтанг с моим чемоданом, перепрыгивая через напольные весы. «Билет  без места, да и вообще, билет ли это», – думала я. С чемоданом уже готова была распрощаться, но тут подбежал Вахтанг и сунул мне квитанцию на багаж. Проводил меня чуть ли не до самолета. Вошла я салон самолета все еще каком-то приятном дурмане, ожидая, что мне сейчас придется протискиваться через толпы пассажиров, которые я видела у касс, когда пыталась купить билет. И тут меня чуть кондрашка не хватила: салон был пуст. Сидело только человек 10, рассредоточившись в разных местах салона. И тут вспомнились слова Вахтанга: «Куда хочешь – туда и сядешь». Села я у окна, конечно. Так и долетела до Москвы в пустом самолете. Что это был за самолет, можно только догадываться. Я сидела и думала, ведь я родственница им не кровная, а так – пятая вода на киселе. Но таковы законы горцев: сделать всё возможное для  родственника, лишь бы ему было хорошо. И мне действительно было так хорошо! Так чудно было ощущать, что у тебя в Сухуми есть такие заботливые родственники, которые и чачей напоят, и в самолет посадят.
Прилетела я в аэропорт Домодедово, и когда сходила по трапу в своем коротеньком крепдешиновом платьице, холодный осенний ветер налетел на меня. «Какой контраст, – подумала я. – Только что было ласковое солнышко, пальмы, павлины, теплое море и умиротворение во всем, а тут тяжелые серые облака, пронизывающий ветер».
Как ни странно, но чемодан свой я все же получила. По той квитанции, которую выдал мне  в Сухумском аэропорту Вахтанг.