Житейские разговоры на вольную тему 2

               
                Разговор второй

           – Вы телесериалы смотрите? Здесь я подсела на один. Уже двести семьдесят первая серия идёт. Когда кончится? – никто не знает.
           – Мне больше старые фильмы нравятся. Там больше двух серий не бывает. Я когда старые фильмы смотрю, всегда плачу. Мне почему-то всегда было жалко тех киногероев. И Олейникова мне всегда было жалко, и Марецкую. И Ладынину, – кстати, жена Пырьева, 25 лет с ней прожил. Плакала навзрыд, глядя на «Шесть часов после войны». Шесть раз смотрела и все шесть раз плакала. Не поверите. А современные фильмы смотрю – никого не жалко. И плачу уже по другому поводу.
           – Олейников хороший артист, но говорят, пил здорово…
           – А кто из актёров не пьёт? Может быть, только Певцов с Бурляевым. Да и то под вопросом. И Бурков пил, и Шукшин. Даже Герцен! А что ему оставалось делать в своей Европе? Собирались все эти эмигрантики в кучку и пили. Кто пиво, кто водку. Сталкивались лбами и идеями так, что искры летели. Герцен в итоге допился до «Кто виноват». А Шукшин у себя дома – до «Калины красной», стал известным русским писателем, хотя ни по каким Европам не разъезжал. Только Бурков, как был пьяницей, так им и остался, другого ничего не приобрёл. А ведь мог у Шукшина ума-разума набраться. Дружбаны они были, не разлей вода.
           – А Ваш тоже принимал?
           – Не без этого. Вы знаете, одни пьют рюмками, и то не каждый день. А другие ящиками. Мой, конечно, ящиками не пил. Он же у меня был, как Нарцисс! Ухоженный, наглаженный, откормленный и выхохоленный. Профессия требует. Утром кашка, вечером – кефир. Потому что язва. Каждый настоящий артист обязательно язвой болеет. Ну, конечно, после спектакля обычно принимал. Без этого тоже нельзя. Потому что нервы. Здесь одно из двух: или нервы, или язва. А то и всё вместе.
           – Одно без другого не бывает.
           – Мне модистки мои говорят: «У тебя, дорогая, трое детей. Не каждый такую нагрузку выдержит». Двое, – поправляю я. – Две девочки. «И мальчик», – добавляют они. А кто ж этот мальчик? «Твой муж…»
           – Артистам можно многое простить.
           – Когда мы жили в Риге он почти не пил. Некогда было. 27 спектаклей в месяц! Вы можете себе представить – 27! Не каждый актёр такое выдержит. Поэтому все артисты, особенно драматические вынуждены выпивать. Он тоже, бывало, возьмёт чекушку после спектакля и – домой. Приходит взволнованный, чекушку залпом – хлоп, пельменями закусит,  и всю ночь – храпака, стены трясутся. А иначе – стресс, бессонница. Зрителям этого не понять. А в Москве мой артист оказался почти не у дел. 3 – 4 спектакля. Потерял боевой дух. Времени свободного, хоть отбавляй. Ну, и заполнял.
           – Что заполнял?..
           – Время. А что ещё делать? Особенно гениальному актёру. Спектаклей нет, денег нет, а водка в магазинах в свободной продаже. Во всём режиссёры виноваты.
           – Режиссёры?
           – А кто же ещё? Взять хотя бы того же Хомского. Сколько добра сделал, сколько добра сделал!! Но и гадостей – не меньше… Пойдёт к нему в гости, ролей не даёт, а водкой напоит. Да и сам любитель приложиться. Но он еврейских кровей, на него водка не влияет. А моего сразу развезёт. Говорят, у евреев есть какой-то фермент, который спирты расщепляет, нейтрализует и быстро выводит. У евреев всё есть. А у моего артиста такого фермента не было. Вот, он и мучился потом похмельным синдромом.
           – Недаром говорят – во всём евреи виноваты.
           – Ну, это не совсем так. Я сама, знаете ли, армянка еврейской национальности. Но всем делаю только хорошее. Я вот сделала, например, пирожки с мясом и поблагодарила всех этими пирожками. Даже себе не оставила. Но все были довольны. Это не какое-нибудь большое русское «мерси» и – до свидания, а это – пирожок с мясом: съел и сразу подобрел. Я знаю только трёх продвинутых евреев. Это Моисей, Христос и Лёня Якубович. И то Лёня вошёл в эту тройку только после вступления в партию «Едроссов». А мог ведь так и остаться в своём поле чудес в стране дураков.
           – А Вы себя больше кем чувствуете?
           – Вы знаете, армянцы, что итальянцы – великая нация. Хотя во мне много национальностей, – примерно, как в Советском союзе было, – но армянскую чувствую больше всех. Остальные все инакие, а армянцы ближе всех. Но дружу со всеми. У меня подруга была. Тоже армяно-еврейского происхождения. Фрида. Она меня Фофой звала. Мы так с ней совпали! Как пазлы… Это просто фантасти;к! Недаром соседками были.  Когда нас видели вместе все говорили: Вот Фрида с Фофой идут – два сапога пара. Так мы были с ней неразлучны: куда она, туда и я, куда я, туда и она. Фрида была удивительная женщина: сварит бульон и нам обязательно отольёт – для детей. А потом я наварю и – уже ей, для её детей. Вот так друг друга и вскармливали. Иначе умерли бы голодной смертью.
           – Какое самопожертвование!...
           – Так это были какие годы! Люди даже в гости ходили друг к другу. А сейчас сосед соседа не узнаёт. А живут на одной лестничной площадке. Да что говорить! А 60-е? Оттепель! Хрущёв стучит ботинком по трибуне ООН. Всем обещает кузькину мать показать. «Кто с дубиной к нам придёт, тот дубиной по голове и получит!» – помните? Он имел в виду, конечно, атомную дубину. Его намёк тогда все поняли. Поэтому и Карибский кризис быстро уладили. Кто ж хочет дубиной по голове? Да ещё атомной.
           – И то – правда. Раньше нас боялись.
           – И правильно делали. А сейчас нюни распустили. Американцам на откуп всё отдали. Добренькие. Кто сейчас может туфлёй по трибуне? Никто. А Сталину вообще достаточно было взгляда, чтобы хвосты все поджали. Великой России нужны и великие вожди. В либеральном болоте их днём с огнём не сыщешь, одни кикиморы, да водяные. Манкурты новой генерации.
           – Сталин – ладно. Он слова на ветер не бросал. А вот Хрущёв – балабол. Обещал за 20 лет коммунизм в стране построить. Причём торжественно обещал. С трибуны съезда. А где он? Ни Хрущёва, ни коммунизма. И взятки гладки.
           – И главное – все поверили. Даже я. Правда, вместо коммунизма подсунули  Олимпийские игры. Ну, хоть что-то. Но это всё мелочи. Главное жили с уверенностью и настроем. Будет коммунизм – хорошо. Не будет, и при социализме перебьёмся. В Москве всё было. Весь Союз съезжался к нам за колбасой. Потом в магазинах вдруг появилась туалетная бумага. На окраинах жрать нечего, а туалетная бумага – пожалуйста. Но Москва всех выручала. На то и столица. Лимитный город. Если бы не лимит, Москва разрослась бы от Белого и до Чёрного моря в ширину. А в длину, так, может, и до Урала.
           – Сравните Финляндию. Маленькая страна, а живёт не хуже. И никто там в Хельсинки за колбасой не ездит. Везде всё есть.
           – В Финляндии до 81-го года правил Кекконен. Двадцать пять лет стоял у руля. Так он на работу на трамвае ездил. Вы видели где-нибудь, чтоб президент на трамвае ехал вместе с народом? Вот, когда у нас возьмут с него пример, и мы тогда заживём хорошо. Ельцин, правда, один раз проехал. Ну, и все подумали: завтра будет, как в Финляндии. Да не тут-то было. Он на следующий день в Мерседес с затемнёнными стёклами пересел, чтобы с похмелья не засвечиваться. А сейчас у каждого задрипанного депутата и кортеж, и милиция с полицией, и мигалки, и сирены. А чуть повыше – тут же тебе эскорт сопровождения, бронированные автомобили и прочие прелести. Всю эту шайку-лейку прокормить, треть бюджета страны надо. Я, конечно, имею в виду всю нашу синекуру. У нас же сейчас, кто на работу требуется? Охранники и продавцы. Другого ничего не найдёшь. Одни продают, другие охраняют. Непонятно тогда, откуда хлеб на прилавках берётся. Ну, и всё остальное, конечно. Я понимаю, армяне любят торговать. По себе знаю. А здесь все кинулись в торговлю. Лишь бы не работать.
           – А по-армянски говорите?
           – Когда я что-то не понимаю, я всегда на хорошем армянском уровне отвечаю: «Вай Диевинь септинь криевинь…» Это наша национальная гордость: сказать так, а подумать наоборот. Однажды я так сказала, а мне один интеллигентный такой латыш заметил: «Вы, мадам, наверное, недоучили английский язык». А я ему: «Моё сказал, твоя понял». Как я могла его доучить, когда сдавала язык немке.
           – Английский?
           – Английский. Она в нём ни бельмеса. Я – тоже. Вот так и сдала. До сих пор абсолютный нихт ферштейн. А училась с Праудиной. Так та вообще двоечницей была. А в итоге стала народной артисткой. Мать у неё Кронберг, а отец Праудин – режиссёр. Это говорит о том, что отметки в нашей жизни ничего не значат. Главное – кто папа. Я тоже не отличницей была. В седьмом классе меня даже хотели на второй год оставить. Написали в табеле «не переведена». Так я яйцом вывела «не» и спокойно перешла в восьмой.
           – Как это яйцом?
           – А вы не знаете? Варишь вкрутую яйцо. Быстро снимаешь скорлупу и катаешь белком по буквам. Чернила переходят на яйцо. Главное, чтобы оно было горячим. Я пока сводила это «не» все пальцы себе обожгла. 
           – Значит, получается, что Вы всех обманули.
           – Конечно, дуракам закон не писан. У меня же мозги от папы достались. А он – Жозеф французских кровей. Французу палец в рот не клади! И мне, естественно, тоже. Если честно, я по-армянски в детстве всё понимала. Жила в армянской среде. Да и сейчас, если надо, могу. В нужных местах и с нужными людьми я только по-армянски. Рядом с нами жил еврей с пуделем. Так, когда я приезжаю, он всегда стоит у дверей и здоровается со  мной по-латышски. А я отвечаю ему по-армянски. И все всё понимают. Даже еврейский пудель.   
   – Это уникально!
           – Я всегда так: один сказал по-армянски, другой по-латышски, третий по-русски, и получается дружба народов. Главное – никто не обижается. Я вот говорю, например, по-русски, что могут произойти перевёртыши. И все понимают, что могут быть изменения в правительстве. А там действительно одни перевёртыши. Сейчас все об этом говорят. Такая волна идёт, не приведи Господи. Что творится в верхах, что творится! Это ж полный абрэк!
           – Вы, наверное, хотели сказать «бардак».
           – И бардак тоже. Накладно на сердце как-то от всего этого. Путин, дай Бог ему многия лета, всех распустил. Сейчас Москва – сплошное стрельбище. Полигон! Каждый день кого-то отстреливают. А что творится в банковской сфере! Это хуже чем бардак, как Вы выражаетесь. Процентные ставки растут. Куда мы приедем с такими ставками?
           – И что же там происходит? Я без всякого понятия.
     – Сейчас я Вам кое-что объясню. Вы знаете, к примеру, что интервенции Центробанка не отражают фьючерсные ставки ведущих мировых концернов? Не знаете… А что такое оптимизация движения капиталов? Нет? Так я вот что скажу – вся их оптимизация состоит в том, чтобы сидеть у себя в офисах, играть на курсах валют, повышать налоговые ставки, взвинчивать цены, накручивать кредиты, навязывать лизинги-шмизинги, всучивать не нужный никому товар, снижать расценки, повышать наценки под видом скидок и прочая, и прочая… Одним словом, залезать в наш с вами карман. Это уже не воровство, а настоящий грабёж. Если вы один раз ограбите банк, вас посадят в тюрьму. Правильно? А если банки грабят вас каждый день, то банкам за это хоть бы хны. Банк же в тюрьму не посадишь. Там места для него не хватит.
  – А надо бы и для банков тюрьмы сделать. Вернее для тех, кто в них работает. А то сегодня банк есть, а завтра банкрот. Пойди угадай, когда деньги со счёта снимать, чтоб не пропали. В итоге народ с носом, а банку, как с гуся вода.
  – Да, раньше был хлеб всему голова, а сейчас одни деньги в голове. Но деньгами сыт не будешь. Сегодня они есть. Завтра могут в пыль превратиться. А в выигрыше останется тот, у кого хлеб.