***

Глава 3
Прошлое напоминает  о себе

Их жаркие поцелуи и объятия прервал телефонный звонок. 
– Подожди, я сейчас, – сказал Эрнест и, поцеловав жену, побежал к телефону. В трубке раздался хрипловатый мужской голос. Лицо Эрнеста вдруг стало непроницаемым.  Он кивнул головой и стал спешно собираться на выезд.
– Кто звонил? – выглянув из кухни, спросила Зинаида.
– Надо ехать.
– Но ведь ночь на дворе, – невпопад бросила она.
– Я – кардиохирург, и этим все сказано. Аля, Зинаида, ложитесь спать. Это на всю ночь.
– Вот  так всегда, – подумала Алевтина. – В кои веки остались вдвоем… Как хотелось уснуть на его груди. Наш малыш чувствовал бы дыхание папы и мамы. Андрейка, ты не спишь? – спросила она, и в ту же секунду почувствовала легкий толчок под сердце. Она  замерла и закричала:
– Тетя Зинаида! Он мне ответил!
– Кто ответил? Что ответил? –  спросила  вбежавшая  на крик  Зинаида.
– Мой сыночек!
– Чего кричать-то? Пора. Шесть с половиной месяцев уже…
Представляя, как она будет держать сына на руках, купать его и пеленать, Алевтина  легла на кровать и закрыла глаза.
Сон пришел неожиданно быстро. Откуда-то появились медбратья в зеленых халатах. Они уложили ее на носилки и понесли в машину «скорой помощи».Она спросила, куда и зачем ее везут. Старший  ответил, что ей пора рожать. Алевтина  пыталась объяснить, что рожать ей рано, но они настояли на своем и быстро доставили в родильный дом. Там ее  уложили на кушетку и повезли в операционную. Вошел тучный мужчина с большим  ножом в руках. Ей стало страшно. Он грозно  посмотрел на  нее и разрезал живот. Боли она не почувствовала и тут же увидела в его руках годовалого ребенка. Он передал его какой-то женщине, а сам начал зашивать живот медной проволокой. Почему проволокой? На это он сказал, что кожа  крепче будет, а проволока  вскоре рассосется.
  От этих слов  Алевтина проснулась. Ища проволоку, она трогала руками живот, потом облегченно вздохнула и перевернулась на другой бок. Только закрыла глаза, как сон снова взял ее в свои объятья. Теперь она увидела себя в больничной палате. За стеной слышался детский плач, потом раздался предсмертный стон и все стихло. Догадавшись, что там умирает ее сын, она выбежала в коридор. Медсестра покрывала простыней тело новорожденного. С криком: «Зачем ты ушел от меня?»,  – она сорвала простыню и  увидела спящего сына. Рыжие волосы упали на чистый белый лоб, алые губы застыли в полуулыбке. Вдруг он открыл глаза  и сказал басом: «Что, испугалась?».
Алевтина  вскрикнула и окончательно проснулась. «Но почему ребенок заговорил басом? Почему медсестра сказала, что он умер?– думала она. – Странный цветной сон. А цветные сны, как говорила бабушка Марфа, вещие! И неужели мой сын будет голубоглазым и рыжеволосым?»
 
Наступило утро, но мужа все не было. Решив, что он после операции остался в больнице, Алевтина позавтракала и отправилась на швейную фабрику, куда она устроилась после регистрации брака. Ей не терпелось поделиться  своими  мыслями с подругами. Но никому до нее не было дела. Мастер положила на ее стол партию скроенных брюк и пошла вдоль ряда, раздавая швеям работу на день.
В обеденный перерыв Алевтина  успела-таки рассказать им о своем пятничном сне.
– Это все сказки, – сказала  самая старшая из швей  Клавдия Васильева. – Ты веришь всяким предрассудкам, вот тебя бес и смущает. Забудь и не думай ни о чем. Кого Бог даст, тот и родится. А рыжий он будет или черный, какая тебе разница?
– Да, лишь бы родился здоровым. Боюсь я после операции рожать. Вдруг кожа на животе лопнет?
– Растянется, не переживай, – вступила в разговор мастер Ирина Власова. – У меня знаешь,  какой животище был? Муж обнять не мог. А теперь  вот опять стройная стала.
– У меня другое… Шов...
– У тебя муж – доктор, так что не думай об этом.
Обед закончился. Мастер включила электропитания для машин, все работницы разошлись по  своим местам. Алевтине захотелось поскорее вернуться  домой и  обо всем  рассказать Эрнесту. Он не станет разубеждать, выслушает и успокоит. 
Как только закончилась смена, она быстро переоделась и через проходную покинула фабрику. 
Эрнест должен был прийти с работы не позднее шести вечера. Она зашла в магазин, купила необходимые продукты и медленно пошла по липовой аллее. Кто-то догонял ее. Алевтина  обернулась и увидела санитарку, работавшую в хирургии. 
– Почему ты так нагрузилась? – спросила она. – Давай помогу. В твоем положении таскать тяжести опасно. Ребенка можешь потерять. Что же муж-то не помогает?
– Его вчера на операцию вызвали. Я его еще  не видела сегодня, – попыталась  оправдаться Алевтина. – Надо еще успеть ужин приготовить. Устал, наверное.
– Ты ничего не напутала, Алевтина? Я ночь работала, но никого к нам вчера не привозили.
– Ему позвонили, и он сразу ушел, – ответила Алевтина и, почувствовав, что силы покидают ее, присела на занесенную снегом скамейку.
– Слушай-ка. Ночью у Дома культуры драка была, – подсев к ней, сказала она. – Какой-то парень напился и начал кулаки распускать. Короче, приезжие ему накостыляли, а он нож из кармана вытащил и кого-то из них пырнул. Кровищи было на крыльце, ужас! Раненого в машину затолкали и увезли  куда-то. Милиция приехала, а драчунов и след простыл. Говорят, что это дрались бывшие детдомовцы. 
– Ой! Неужели Эрнеста к этому детдомовцу вызвали?
– Кто знает…  Разные ситуации  бывают.
Она взяла в руки тяжелые сумки Алевтины и, разговаривая, они медленно пошли к дому.
 
В окнах своей квартиры Алевтина увидела свет. «Слава Богу, муж дома!». Она медленно поднялась на третий этаж, перевела дух и бесшумно открыла ключом дверь. Эрнест, положив  на грудь перевязанную бинтом руку, спал. Его костюм был брошен на стул, рубашка валялась на полу. «Что это с ним? – подумала Алевтина. – Такого никогда не было». Она повесила костюм на вешалку, наклонилась, чтобы поднять рубашку,  и вдруг почувствовала резкий запах водки. «Да он пьян! – мелькнуло в голове. – Значит, случилось что-то серьезное». Она не стала будить  мужа. Терзаемая  сомнениями, она вышла на улицу. Хотелось побыть одной, поразмыслить о случившемся. Она вспомнила  их недавний разговор о детдомовском  детстве, о дружках-хулиганах, о слабостях  его характера. Ей стало страшно от мысли, что  Эрнест снова может попасть в их компанию. «Нет, я этого не допущу! – сказала она себе. – Пусть только проспится!»
До утра Алевтина  так и не заснула. На душе было гадко и больно, но она нашла в себе силы спокойно обратиться к вставшему с дивана мужу. Он протер глаза, тряхнул головой и спросил:
– Сердишься, да?
– Я из-за тебя всю ночь не спала. И знаю, что тебя  ночью на работе не было!
– Кто тебе сказал?
– Нашлись добрые люди.  С рукой что?
– Порезался, там темно было…Аля, я действительно оперировал раненого, но не в больнице.
– Случайно не того, кто устроил драку у Дома культуры?
– Это тот самый друг детства, о котором я тебе вчера рассказывал. Он только что освободился из тюрьмы и сразу попал под нож. Его дружки мне позвонили и сказали, что, если я не помогу, то  они со мной посчитаются. Поверь, я знаю этих людей. Они на многое способны. Ты сильно боялась за меня, да?
– У меня и так страхов предостаточно. Вот хотела тебе про странный сон рассказать, а теперь не стану. Умывайся и завтракай. Мне на работу пора.
– Что за сон?
– Помучайся  теперь,  – всовывая ноги в теплые полуботинки, говорила она. – Кстати, наш сын начал реагировать на мои слова. Я спросила, спит ли он, а он в ответ ножками под сердце постучал. Эрнест, это так приятно было!
– Ты, как все мамы, становишься сентиментальной. Время пришло ему шевелиться.  И все-таки,  о каком сне ты хотела мне рассказать? – целуя ее в щеку, говорил Эрнест. – Не томи душу.
– Подождешь до вечера. Пока!
Она чмокнула мужа и, успокоенная, пошла на работу.

Оставшись один, Эрнест лег на диван и стал вспоминать события вчерашнего вечера. А произошло вот что.
Когда он с чемоданчиком появился у подъезда, из стоящей у крыльца машины к нему вышел мускулистый молодой человек. Он открыл дверцу и буквально затолкал Эрнеста в кабину. На заднем сидении лежал окровавленный Александр.
– Эрнест, я умираю, помоги, – прохрипел он.
Не мешкая, Эрнест перевязал рану и сказал, что нужно зашивать рану. Водитель нажал на газ, и машина помчалась по едва освещенным улицам. Спустя несколько минут она остановилась у дома, где Эрнест неоднократно бывал с ребятами из детдома. Здесь они делали пугачи, стреляли по бутылкам, делили между собой  украденные с местных огородов овощи и яблоки. Попросив хозяйку принести кипяченой воды, он снял с друга окровавленную одежду, обмыл рану. Она  оказалась неглубокой. Наложив два шва, Эрнест попросил водителя довезти его до дежурной аптеки.
–  Скажите, что произошло? – спросил он  водителя.
– Так, драка была.
– Милиция будет очевидцев искать, – сказал Эрнест.
– Знаю, не впервой. Ты поменьше подробностями интересуйся и забудь, что был здесь. Надо будет, сам тебя найду. На, выпей.
 Он протянул ему початую бутылку водки. Эрнест  поморщился, но сделал  несколько глотков. Потом выкупил уколы и лекарство, отдал их водителю и попрощался до завтра.
На душе Эрнеста было тревожно. Только сейчас он понял, что попал в очень скользкую ситуацию. Если об этом узнают в милиции, то могут привлечь за сокрытие преступника. Придя на работу, он написал заявление на отгулы и направился в кабинет главного врача. Секретарь сказала, что он разговаривает по телефону и попросила подождать.
– Что это у вас с рукой? – полюбопытствовала она.
– Бритвой порезался, – ответил он и почувствовал, как краснеет. «А ты еще и трус к тому же», – подумал Эрнест, но в следующий момент в разговоре с главным врачом волнения не выдал. Тот, увидев забинтованную руку, покачал головой и сказал, что руки хирурга должны быть стерильными. Затем поинтересовался, куда он  накануне ездил на грязной машине. «Продала-таки медсестра», – подумал Эрнест и сказал, что потребовалась помощь родственнику.
Три дня, данные ему на поправку, оказались как нельзя кстати. Выходя  из здания больницы, он увидел у ворот знакомую легковушку и вернулся за своим чемоданчиком.
– Забыли что? – спросила  заглянувшая в кабинет операционная сестра.
Ничего не ответив, он выскочил в коридор. Такое поведение всегда вежливого хирурга показалось ей подозрительным. Выглянув из окна, она увидела, как Эрнест вышел за ворота и прыгнул  в заляпанную грязью автомашину.
Александр  полулежал на железной кровати. Возле него копошилась шестидесятилетняя, повязанная белым платком женщина.
– Матрена, оставь нас одних, – попросил Александр.
– Ну, как ты? – спросил Эрнест, когда дверь за ней захлопнулась.
– Не видишь что ли? Живой. Только слабость во всем теле.
– Это от потери крови. Давай перевязку сделаю.
– Да Матрена уже перевязала.
– Тогда зачем меня позвал?
– Узнать хотел, не приходил ли  к тебе участковый.
– Нет, не приходил.
– А сюда уже наведался. Матрена его не пустила,  сказала, что посторонних в доме нет. Мне бы где-нибудь два дня перекантоваться, а там ищи ветра в поле.
– Сашка, ты ведь только из тюрьмы вышел. Неужели опять за старое возьмешься?
– Если честно, вольной жизни хочу! Знал бы ты, как они меня в тюрьме гнобили. А за что? Я ведь  в тот вечер со свидания шел. Во дворе какие-то парни потасовку устроили. Жители ментов вызвали, а я встал под фонарем и смотрю, как их в машину заталкивают. Ну, и меня заодно загребли. Я вырываться, а один, рыжий такой, меня по спине дубинкой. Я ему по харе и дал. Короче, в ментуру загребли и три года припаяли…  А сейчас, если докажут, что я драку затеял, все пять дадут.
– Да, жизнь … Не знаю я, чем еще тебе помочь.
– А ты спрячь меня на несколько дней. Здесь опасно оставаться, а у тебя меня искать не будут.
Эрнест задумался. Отказать, значит навлечь на себя гнев друга,  а согласиться… Что скажет Алевтина, увидев  его в компании с тюремщиком?
Александр сверлил его своими пронзительными серыми глазами,  и на щеках его ходили желваки.
– Мне надо с женой  посоветоваться, – наконец, сказал Эрнест.
– Вот как ты заговорил? Когда тебя надо было отмазать, я на себя вину взял. А ты бабу свою испугался.
– Беременная она…
– Я же прошусь всего на несколько дней. Подлечишь меня, и я исчезну. Зуб даю. Ночью меня один из наших  к тебе привезет. Или не согласен?
– Ладно … Я жену подготовлю, а сейчас отвези  меня домой.
– Вот это по-нашенски! – воскликнул Александр и кивнул ожидавшему водителю.
 Эрнест вышел из дома и сел в легковушку. Нужно было сосредоточиться и найти верный выход из сложившейся ситуации. Конечно, можно было бы воспользоваться пустующим флигелем, но это было небезопасно. Эрнест вдруг вспомнил, как посмотрела на него операционная сестра. «Наверняка проследила, куда я пошел, – подумал он. – Делать нечего. Два-три дня пусть живет у меня, а там что-нибудь придумаю».
Водитель остановил машину за квартал от его дома и жестом показал, что пора выходить. «Опытный», – подумал Эрнест, но тут же решил, что конспирация в таких делах не помешает.
– Жди после часа ночи, – сказал водитель и дал по газам.

Не замечая никого вокруг, Эрнест пошел по улице. Он представил,  как скажет  жене о принятом решении,  увидит ее раздосадованное лицо и слезы  на глазах. Бессонная ночь и ожидание неизвестности отняли у него все силы, но надо было возвращаться. Он, посмотрев в окно и увидев выглянувшую из-за занавески жену, приветливо помахал ей рукой.
– Где ты был? – впуская мужа в квартиру, спросила Алевтина.
На ней был его любимый халат в синий горошек. Глаза светились от радости.
– Аля, не задавай никаких вопросов, – поцеловав жену, сказал Эрнест. – Накорми сначала. У меня со вчерашнего  вечера во рту маковой росинки не было.
 Она поставила на стол теплые сырники со сметаной, горку блинов, налила в стакан молока и села напротив.
– Садись, дорогой, а я на тебя посмотрю. Ты какой-то мрачный сегодня…
– А Зинаида где?
– Она на несколько дней к подруге уехала и оставила меня за хозяйку. Я ужин сама приготовила. Кушай, – сказала она и присела рядом. – Помнишь, я тебе про странный сон утром хотела рассказать? Так вот. Представляешь, мне наш сынок приснился!  Рыжий-рыжий, а глаза голубые! Я его словно наяву видела и назвала Андрейкой. Ты не против такого имени?
Эрнест не ответил, а она продолжала  рассказывать о своих ощущениях, о страхе за жизнь ребенка и его чудесном воскрешении из мертвых.
– Аля, нам надо серьезно поговорить, – перебил он.
– О чем? Ты против  имени Андрей?
– Нет, имя хорошее. Успокойся и выслушай меня. Сегодня и еще несколько дней у нас будет жить Александр, о котором я тебе рассказывал. Его ищет милиция.
– Господи, Эрнест! Чего я боялась больше всего, так  это того, что ты встретишься со своими дружками. А если в милиции узнают, что ты прячешь его у себя?
– Аля, он не преступник. По дурости на зону попал, а теперь ему действительно грозит срок. Поверь, что ни на какую плохую дорожку я не встану. Потерпи три дня. Шов у него зарастет, и он оставит нас в покое. Только ты никому о нем не рассказывай, слышишь?
– Эрнест, а ты ему доверяешь? – забеспокоилась Алевтина.
– Не знаю. У меня у самого душа не на месте. Не думал, не гадал, что так все произойдет…  Ложись спать, я сам его встречу.
 
Около часа ночи  к дому подъехала легковушка. Эрнест  выглянул из окна  и жестом пригласил друга в квартиру. Александр, в нахлобученном на голову парике и старомодном плаще вошел, опираясь на трость с медной ручкой. Глаза его закрывали темные очки.
– Тебя и не узнать, – шепнул Эрнест.
– Конспирация, – в тон ему ответил Александр. – О твоей репутации забочусь. Так куда мне бросить свое бренное тело?
Эрнест проводил его в  Зинаидину  комнату, где жена уже приготовила  постель, достал из тумбочки новые домашние тапки.
– Спасибо, друг, век не забуду, – говорил Александр. – Прошу, сделай мне перевязку. Кровит…
Эрнест кивнул головой, и, уложив Александра поверх одеяла, пошел на кухню.Через несколько минут вернулся с бинтами и йодом в руках. Осмотрев рану, покачал головой.
– Говорил вчера, давай перевязку сделаю, а ты на Матрену понадеялся. Гноится твоя рана, придется уколы ставить. Тут тремя днями не обойдешься… Так куда же ты собрался ехать, если не секрет?
– На Север. Там у меня кореш на прииске работает. Ты мне сотни три-четыре первое время одолжишь? Заработаю, отдам.
– У меня жена вот-вот родит, мы на приданое деньги копили… Но не бросать же тебя на произвол судьбы.
– А чего твоя баба из комнаты не выходит? Боится меня, что ли? – устраиваясь на диване, говорил Александр.
– Не баба, а моя любимая жена. Ты к ней так не обращайся, у нее тяжелая беременность. Я сам тебе буду помогать. Для этого три дня  отгулов взял.
– Это ее фото на стене?
– Да.
– Завидую! Ты  гладкий какой-то... И почему тебе все самое лучшее в жизни достается. А? Профессию, работу хорошую заимел, а теперь жену-красавицу. Мне вот на баб не везет. Чего они от меня сбегают, до сих пор в толк не возьму.
– Не надо было  тебе экспериментировать с гипнозом. Помнишь, как  в детдоме библиотекаршу чуть до инфаркта не довел?
– Как не помнить... Да, ты прав. Обманывал я баб. Как на работу в столярный цех устроился, пить начал, потом работу бросил и по поездам дальнего следования с картежниками ездить стал. Красненькие  в кармане стали водиться. А тут попалась мне проводница одна.Я без билета ехал, а контролеры и нагрянули. Она меня спрятала. Пока до Комсомольска на Амуре ехали, друг другу открылись. Она от мужа сбежала. Целый месяц я с ней катался, деньги «зарабатывал». Пацан у нее в Москве у матери оставался .  Думал все, судьбу свою встретил, а она зарплату получила и  тайком к сыну укатила. С тех пор не  верю я бабам.
– Да, покатала тебя судьба, – промолвил Эрнест. – Давай спать. Завтра договорим.
Алевтина  чутко прислушивалась к разговору мужчин. «Что будет, что будет? – думала она. – Сначала попросил спрятать  от милиции, теперь денег дай…»  Эрнест осторожно лег к ней под бок, поцеловал в щеку и шепнул:
– Не тревожься, все будет хорошо. Соседям скажем, что родственник приехал.   

Утром он встал пораньше и отправился в магазин за молоком. В это время Алевтина собиралась на работу. Умывшись в ванной комнате, она вышла в прихожую и стала расчесывать свои роскошные волосы. Затем, собрав их в  пучок и заколов шпильками на затылке, внимательно поглядела  на свое отражение в зеркале. Беременность ее не портила. Наоборот, она стала манящей, какими бывают женщины, носящие под сердцем новую жизнь. Алевтина  погладила свой выпуклый живот и почувствовала боль под пальцами. Распахнув халат, она увидела кровавый подтек возле шва.  «Господи, ведь говорила Эрнесту, что кожи не хватит…»
– Привет, хозяйка, – послышалось сзади. – Красоту свою за халатом  прячешь?
Алевтина вздрогнула и, запахнув халат, повернулась  лицом к говорящему.  Перед ней, опираясь на трость, стоял широкоплечий  юноша в халате Эрнеста. Встретив устремленный на нее хищный взгляд, Алевтина зарделась, как алый мак.
– О, да ты еще и стесняться не разучилась, – продолжал Александр. –  Завидую Эрнесту. Я бы за такую женщину многое отдал.
Слушая вкрадчивый голос гостя, Алевтина стояла в оцепенении. Его глаза вдруг приобрели зеленоватый оттенок. Прищурившись, он стал медленно приближаться к ней. Алевтина закрыла глаза, ощутила, как по телу прошла мелкая дрожь. Потом оно наклонилось вперед и…
В этот момент хлопнула  входная дверь, и в прихожей появился  нагруженный свертками Эрнест. Увидев  застывшую фигуру жены и стоящего перед ней с протянутыми руками гостя, он обеспокоенно спросил:
– Что у вас происходит?
Алевтина не подала голоса, а Александр, потушив свой хищный взгляд, сказал:
– Я такое впечатление произвел на твою Алевтину, что она дар речи потеряла!
Эрнест отнес в кухню молоко и вырос перед усмехающимся Александром.
– Надо ли мне понять, что ты опять за свои штучки взялся? – грозно сказал он. – Не думал я, что на моей жене опыты проводить будешь. Она же беременная! А ну, верни ее сейчас же в нормальное состояние!
Александр подошел ближе и дал команду: «Открой глаза»
Через минуту Алевтина ожила и, посмотрев на мужа, медленно пошла в комнату. Александр схватился  за бок, и лицо его исказилось от боли.
– Не притворяйся, я  все вижу, – сказал Эрнест. – Не так ты плох, как изображаешь. Позволь, я сделаю тебе перевязку, а потом поговорим по душам.
– Не боись…
– Никто здесь тебя не боится! – распаляясь, крикнул Эрнест. – Скажи спасибо, что с тобой нянчусь!
Он легонько подтолкнул Александра к дивану, и, сняв повязку, увидел побелевший  шрам. Вымыв руки, Эрнест осторожно снял швы, смазал зеленкой  ранки.
– Еще день и будешь на ногах. Теперь я глаз с тебя не спущу! – сказал он и пошел  на  кухню.
– Алевтина, почему ты не ушла на работу? Уже восемь часов! – входя в комнату, сердито спросил Эрнест.
– Что со мной было? – вместо ответа спросила она. – У меня ноги и руки ватные. Я идти не могу. Мне страшно. Кого ты привел в наш дом?
– Прости, что не предупредил. Он еще в детстве у гипнотизера приезжего этим  фокусам научился. На меня его чары не действуют, а ты, видно, попалась на его «удочку»….
– Я тебя сегодня не узнаю, Эрнест. Чувствую, что между вами произойдет что-то страшное… У меня душа не на месте, а еще…
– Что еще?
– Подтеки образовались… Ой, вдруг у меня живот лопнет?
– Опять ты за старое. Не одна ты такая. Сегодня же к гинекологу сходи да не делай резких движений. Я бы проводил, но сама понимаешь… Не думай о плохом и Андрейку не волнуй. Каково ему там, когда ты плачешь?
– Я больше не буду, – тихо ответила  Алевтина и засобиралась в больницу. На ходу, заглянув в зеркало, подумала: «Ну, и вид у тебя, краше в гроб кладут…» Легким жестом поправила прическу, взяла сумку и вышла  в коридор.
Соседка, что мыла на лестнице пол, заметила заплаканные глаза Алевтины и проводила ее настороженным взглядом.

В кабинет гинеколога Алевтина вошла с опаской, но, увидев приветливый взгляд врача, успокоилась. Сев на стул, начала рассказывать о своих подозрениях и тревогах. Мария Алексеевна, так звали гинеколога, попросила  прилечь на кушетку и  внимательно осмотрела  ее опустившийся живот.
– Что могу сказать, – начала она. – Придется  сегодня же положить вас на койку. Что у вас с глазами? Плакали?
– Ага...
– Вы должны сейчас думать только  о своем здоровье и о ребенке, а  об остальном пусть муж позаботится.
– Но…
– Никаких но. Он взрослый человек и хочет иметь здорового ребенка. Не упрямьтесь, ложитесь  в больницу. Дело очень серьезное.
 Алевтине стало страшно от мысли, что она может уйти на тот свет, не увидев своего Андрейку. Слезы навернулись на глаза. Доктор, не обращая внимания на ее всхлипывания, оформила  направление на госпитализацию и бросила через плечо:
– Да не ревите вы! Родите вы своего малыша. Еще «спасибо» скажете, что вовремя  в больницу обратились.

Пока Алевтина была на приеме, бывшие друзья крупно повздорили. Эрнест, подумав, что старый друг решил использовать гипноз для обольщения жены,  пришел в негодование.  Когда тот, благоухая  подаренным им одеколоном, вышел из ванной, он взял его за шиворот и втолкнул в комнату. Затем взял в руки скальпель и, глядя Александру в глаза, прошептал:
– Еще раз увижу – пеняй на себя. Ты понял?
– Вот теперь у тебя истинное лицо детдомовца! Узнаю! А ты чего испугался, дружище? – смело глядя в лицо друга, говорил  Александр. – Да не нужна мне твоя беременная клуша! Познакомиться поближе решил, вот и все.
– Я повторять не буду! Ты меня знаешь! – наступал Эрнест.
– Как не знать! Ты и скальпель не зря взял. А хочешь, я ей о твоем прошлом расскажу? И про то, что воровал, и как воспитательницу чуть не отравил? Забыл? А я напомню.
– Не пугай, – уже спокойнее ответил Эрнест. – Она про все знает. Она тоже из детдома. Вот что, друг детства. Давай я тебе последнюю перевязку сделаю, а вечером уезжай-ка отсюда  подобру-поздорову.
– У  меня еще рана не зажила, и ты обещал…
– Не притворяйся. По дому бегать у тебя ничего не болит. Больше не хочу видеть тебя! Ты понял?
– Не плюй в колодец, придется воды напиться, – мрачно произнес Александр. – Помнишь, мы с тобой кровью в верности поклялись…
– Помню, но теперь…
Раздался звон упавших ключей, и в прихожей появилась осунувшаяся Алевтина. Она сразу прошла в свою комнату.
– О нашем разговоре ни слова! – приложив палец к губам, сказал Эрнест,  и, убрав скальпель в тумбочку, поспешил к жене.
Она  стояла у зеркала с пудреницей в руке, плечи ее вздрагивали. Эрнест обнял ее и повернул к себе лицом. Глаза их встретились, и от ее равнодушного холодного взгляда ему вдруг стало не по себе. Алевтина высвободилась из его объятий и присела на стул.
– Нам надо поговорить, – сказала она.
– Что? Что с тобой?
– Меня  срочно кладут в больницу, говорят, что может быть выкидыш. Я  очень тревожусь за тебя. Друг этот мне доверия не внушает. Кстати, ты уже отнес деньги на работу?
– Забыл…
– А вдруг он воспользуется  моим отсутствием  и..?
– Аля, успокойся. Мы без тебя с ним по душам поговорили. Я его сегодня ночью отвезу на вокзал, и он уедет на Север.
Она кивнула и начала укладывать в сумку халат, тапочки и нижнее белье, туалетные принадлежности. Эрнест смотрел на поникшую фигуру и казнил себя за то, что принес ей столько тревог. Через полчаса они вышли из подъезда и медленно направились в сторону больницы. Агриппина Львовна в этот момент шла навстречу с пустым ведром. «Не к добру это», – подумала Алевтина, но виду не подала.
Остановившись у двери гинекологического отделения больницы, Эрнест обнял жену и тяжело вздохнул. Провел рукой по ее лицу, смахнул набежавшую слезинку.
– Тяжело мне будет без тебя, Аля. Но ничего. Скоро ты родишь мне сына, и мы будем гулять с ним, вместе стирать пеленки… Я так жду этого момента.
– Скорее бы уж это случилось. Я пошла. Береги себя, дорогой.

Попрощавшись до завтра. Эрнест быстро направился к дому. Думая, на чем отправить Александра на вокзал, он  подошел к чинившему машину соседу  из седьмой квартиры и  попросил его в половине одиннадцатого подбросить родственника на вокзал. Тот начал отнекиваться, ссылаться на поломку тормозов и нехватку бензина, но, увидев красненькую купюру, согласился. Еще с полчаса  Эрнест помогал ему регулировать  тормоза, потом поднялся на свой этаж. Только сейчас он вспомнил, что забыл припрятать сэкономленные на рождение ребенка деньги. «Болван, как я мог! – подумал он. – А если Александр...?»  Он заглянул в замочную скважину, прислушался.  За дверью  послышались быстрые шаги, и все стихло. «А при мне еле с кровати поднимается!» – подумал Эрнест и быстро прошел из коридора в комнату Зинаиды. Александр с закрытыми глазами лежал на диване и посапывал во сне. «Почудилось что ли? Ну, да ладно, пусть отдохнет  перед отъездом», – решил Эрнест и на цыпочках прошел в свою комнату. Открыв верхний  ящик комода, он увидел  разбросанные письма и документы. Дрожащими руками он стал искать среди них конверт с деньгами, но его нигде не было. «Может Алевтина  второпях куда-нибудь переложила? – подумал он. – Нет, она не стала бы так небрежно обращаться с документами. Да и по дороге напоминала, чтобы я  подальше деньги спрятал». С этой мыслью Эрнест пошел на кухню, взял в руки скальпель и ворвался в комнату Зинаиды.
– Спишь или притворяешься? – скидывая с Александра одеяло, крикнул он. – А ну, выкладывай деньги!
– Какие деньги? – протирая глаза, ответил  Александр. – Не видел я никаких денег.  Кстати, ты мне триста рублей на дорогу обещал. Давай!
– А ты артист! Я тебе сейчас покажу, как в чужие комоды лазить! – приставив к горлу  скальпель, крикнул Эрнест. – Ребячьи деньги решил у меня забрать? Отдай сейчас же!
– Не брал я твоих денег! – вскочив и заломив руку Эрнеста за спину, заорал Александр – Бабу свою спрашивай!
– Сколько раз я тебя просил не называть ее так! – рявкнул  Эрнест. – И спрошу!  Но если это сделал ты, пеняй на себя! Я тебя и на Севере отыщу.  Говорила мне жена, что не  надо тебя к себе брать! Кретин! Идиот! Видеть тебя больше не могу!
Еще минут десять Эрнест, чертыхаясь и проклиная свою доверчивость, ходил по квартире, наблюдая, как Александр облачается в парик и плащ. Вспомнив, что обещал  дать ему  деньги на дорогу, он вышел на лестничную площадку и позвонил соседке. Рассказав, что сегодня отправил жену в гинекологию, он попросил  дать взаймы триста рублей. Женщина удивленно посмотрела на растерянное лицо врача, спросила:
– Сумма немаленькая. Когда отдадите?
– Жена деньги с собой взяла, а мне родственника на поезд проводить надо. Я завтра же верну.
«Родственника? – подумала Агриппина Львовна. – Интересно, откуда он взялся? Алевтина  говорила, что они оба сироты…» Решив проследить за соседом и его гостем, она не закрыла за собой  дверь.
Эрнест  вошел в комнату, молча протянул Александру купюры и повернулся, чтобы уйти. В этот момент что-то острое опустилось на его голову, искры посыпались из глаз и он почувствовал, что падает… Последнее, что мелькнуло перед глазами, был плащ и парик Александра…

В десять часов вечера владелец «Москвича» завел машину и стал поджидать врача с гостем. Прошло минут двадцать, но никого не было. Из соседнего подъезда вышел какой-то лохматый мужчина с тростью в руках и, прихрамывая, исчез за углом. Водитель поднялся на третий этаж и постучал в дверь.
– Вы к кому? – спросила  выглянувшая из соседней квартиры  Агриппина Львовна.
– Вот с врачом договорился  в половине  одиннадцатого гостя на вокзал доставить, а он чего-то не выходит. Он мне даже деньги вперед дал...
– Что-то тут не так. Постучи-ка еще разок, – сказала она и засеменила  к двери врача. Постучав в дверь и подождав минуту-другую, водитель толкнул дверь, и она приоткрылась. Прямо перед дверью лежал Эрнест Васильевич. На виске его была кровавая рана, серые глаза удивленно смотрели в потолок.
– Господи! – закричала  Агриппина Львовна. – Доктора убили!
Захлопали двери, соседи повыскакивали на лестничную площадку. Все стояли в оцепенении, потом кто-то побежал вызывать скорую помощь и милицию. Приехавшие вскоре медики осмотрели обмякшее тело, уложили на носилки и с сиреной повезли в больницу.
 Минут через пятнадцать  приехавшие следователи начали собирать показания свидетелей. Никто ничего существенного сказать не мог. Только соседка просила записать в протокол, что погибший занял у нее триста рублей.
– Да не было у них никаких родственников! –  доказывала Агриппина Львовна. – Этот  гость его и убил. Он  был длинноволосый,  в плаще и с тростью. Прихрамывал сильно. Я из окошка увидела. Он на грязной легковушке два дня назад вместе с Эрнестом приехал. Мне сразу подозрительным показался…
– Больше ничего не можете добавить? – спросил следователь.
– Я такого мужчину видел, он недавно вышел из этого подъезда.
– И куда он направился?
– Не знаю, какой-то длинноволосый с тростью за угол зашел. Темно было… Эрнест  Васильевич сам его хотел проводить до вокзала, – говорил водитель. – Мне деньги вперед дал, а больше я ничего не знаю. И гостя этого не видел.
– Да вот еще, – вспомнила соседка.–  Жена у него сегодня в больницу легла. Вы у нее  можете узнать, кто к ним в гости-то приезжал.  Ой, беда-то какая!
Следователи еще долго снимали отпечатки пальцев на двери, в прихожей и ванной.  Опечатав дверь квартиры, они вскоре уехали.

На следующее утро в кабинет главного врача районной больницы пришел следователь уголовного розыска. Закрывшись в кабинете, они долго беседовали. Потом туда были приглашены все члены коллектива. Следователь  попросил вспомнить,  как вел себя  кардиохирург в последние два дня. Волнение охватило всех.  Они знали Эрнеста Васильевича как доброго человека, любящего мужа, а тут такое... Операционная сестра поведала, что за два дня  до этого за ним приезжала легковушка с заляпанными грязью номерами. О том, что хирург  брал с собой инструменты, она умолчала. Следователь решил взять объяснения у жены Эрнеста Васильевича и незамедлительно направился в гинекологию.
– Пока не говорите ей, что муж в коме, – узнав о цели визита, посоветовала  ему главный врач. – Кто знает, сколько времени потребуется на восстановление его здоровья. Она  сама очень слаба. Это сообщение может отразиться на ребенке.
Следователь кивнул головой и быстро  вышел из кабинета.  Осторожно приоткрыв дверь в гинекологическую  палату, он увидел на специализированной кровати полулежавшую на подушках молодую  женщину. Две роженицы, увидев в дверях милиционера, тут же вышли в коридор. Алевтина удивленно подняла на него полные тревоги глаза и, искривив от боли лицо, потянулась под подушку за платком. Следователь представился  и,  устроившись на стуле возле кровати, сказал:
– Я пришел побеседовать с вами о муже. Скажите, где он был в прошедшую субботу?
Алевтина  заволновалась, краска залила ее  лицо.
– До вечера был дома, а потом его вызвали…
– Кто вызвал, куда?
– Сказал, что  звонили из больницы,  и что он едет на операцию. Больше я ничего не знаю…
– А он вам не говорил, куда ездил в воскресенье вечером? Операционная сестра показала, что видела возле больницы заляпанную грязью легковушку.
– Не говорил, а я не спросила. Я плохо себя почувствовала, и он отвел меня в больницу. Он руку повредил и взял отгулы. Спросите у него сами.
– Хорошо, сегодня я не стану вас беспокоить, но нам придется  встретиться с вами в другое время и в другом месте.
– Товарищ следователь, а что случилось? Не томите!  – вырвалось у нее.
– Ваш муж серьезно травмирован при невыясненных обстоятельствах. Он жив, но  нам предстоит выяснить, что за родственник гостил у вас три дня…
Последние слова следователя Алевтина не расслышала. Голова у нее закружилась,  лицо стало мертвенно-бледным, на нем появились крупные капли пота, и она потеряла сознание. В палату заглянула медсестра и тут же отправилась за  врачом. Гинеколог  через несколько минут вбежала в палату. Укоризненно посмотрев на следователя, она жестом попросила  его удалиться. и распорядилась  доставить больную в операционную, а сама стала  готовиться принять на свет новорожденного. Она понимала, что жизнь жены ее коллеги висит на волоске, и в первую очередь надо спасать ее.  В то же время надо постараться сохранить и жизнь долгожданного ребенка, которого Алевтина с большим трудом выносила до семи месяцев.

В это же время в хирургическом отделении  вызванные из области нейрохирурги боролись за жизнь Эрнеста. Рана оказалась небольшой, но очень глубокой, и им пришлось сшивать поврежденные сосуды. На счастье,  в банке крови оказалась нужная первая группа... 
Через  четыре часа обессиленные врачи вышли из операционной и очень удивились, не увидев у дверей родственников пострадавшего.
– Его жена в больнице. Кроме меня у Эрнеста никого нет, – пояснил главный врач.
– Да… жизнь наша. Ну, что ж… Организм у него  молодой, –  расправляя уставшие плечи, сказал  седовласый нейрохирург. – А вот  останется ли он полноценным человеком, сомневаюсь. Главное пережить эти сутки. Глаз с него не спускать!
– Будет исполнено.



Глава 4
Захожий

Зинаида возвратилась домой  на следующий день  после случившегося и очень удивилась, увидев приклеенную к дверям бумагу с надписью «опечатано». Не понимая, что происходит, она постучалась к соседке. Та, плача, во всех подробностях рассказала ей о происшествии и  намекнула, что долг нужно срочно отдать. Зинаида набрала номер главного врача больницы и поинтересовалась о состоянии здоровья своих родственников. Вдруг лицо ее вытянулось, посерело, и она опустилась на стоящую рядом табуретку.
– Что? Что случилось? Как они? – затормошила соседка.
– Эрнест скончался ночью от кровоизлияния в мозг… А  Алевтина  родила мальчика, вес два килограмма. Ей делали кесарево сечение…
– Слезами горю не поможешь, Зинаида. Сейчас не плакать надо, а организовывать похороны. Деньги-то  хоть у тебя есть?
– Есть немного, на рождение малыша откладывала. Да и у Алевтины  где-то пакет с деньгами припрятан. Пойду, поищу, – сказала она и медленно направилась  к своей квартире.
– Туда пока нельзя. Оставайся у меня.  Да и нет тех денег.  Из-за  них Эрнест, скорей всего, и получил удар по голове. Этот родственник…
– Какой родственник? У Эрнеста никаких родственников  нет! – воскликнула Зинаида. – Как он выглядел?
– Длинноволосый, в плаще и с тростью в руках. Хромал сильно. Он приехал ночью, когда ты уехала.
– Господи, зачем я оставила их одних! Не уехала бы, и ничего бы не случилось, – причитала Зинаида.
Соседка накапала ей сорок капель валерьянки, дала выпить. Немного успокоившись, Зинаида прямиком отправилась в больницу. Поговорив с главным врачом об организации похорон, она заглянула в родильное отделение.
– Что, на внука пришли посмотреть? – окликнула ее заведующая отделением Светлана Сергеевна Хвастунова.
– Да. Скажите, как племянница себя чувствует?
– В коме она... А внука вашего подкармливает одна из рожениц. Надеюсь, что все будет хорошо. Кстати, как вы решили назвать мальчика?
– Андрейкой.
– Хорошее имя. Но вот что… Увидит сына Эрнест Васильевич и будет недоволен, – продолжала Светлана Сергеевна. – У него голубые глаза и рыжие-рыжие волосы! Интересно, в кого он такой уродился?
– Рыжий, говоришь? Как это в кого? А я, тетка его, какого цвета?
Зинаида скинула с головы шелковый платок и тряхнула волосами. Золотые локоны рассыпались по плечам, оттенив мелкие веснушки.
– Вот то-то! Наш он, любимый! А скандала не будет, – помрачнев, продолжила она. – Нет больше у Андрейки папы. Эрнест  Васильевич скончался  сегодня от кровоизлияния  в мозг… Я это только что узнала…
Светлана Сергеевна всплеснула руками и застыла с открытым ртом.
– А как же  теперь Алевтина Викторовна? Она не переживет… 
– Я  даже представить не могу, что будет, – уткнувшись в плечо Светланы  Сергеевны,  плакала Зинаида. – Она так хотела родить ему сынишку…  Господи, за что ей Бог такие испытания...
– По силам Бог испытания дает. Значит, должна  выдержать и это. Главное теперь сына на ноги поставить. О нем надо думать. Слабенький он.
–Да-да, конечно. Я ей во всем помогу, – вытирая слезы, говорила Зинаида. – Я уже и приданое собрала, коляску синего цвета в магазине присмотрела. Скажите, когда она в себя-то придет?
 – Трудно сказать… Будем надеяться, что скоро.
Зинаида поблагодарила заведующую отделением и отправилась  в приемный покой.  Оттуда она позвонила на швейную фабрику и сообщила, что Алевтина родила сына.

В это время вся больница гудела о происшедшем с кардиохирургом. Главный врач больницы Сергей Львович Лесников никак не мог смириться с мыслью, что его надежды и опоры уже нет в живых, казнил себя за то, что не смог быть рядом в ту роковую ночь. Причина смерти была ясна, и анатомировать Эрнеста не было необходимости. Вот только следователи пока еще не сделали своего заключения и продолжали опрашивать медперсонал. Он распорядился повесить у входа в больницу портрет Эрнеста в черной раме, заказать на собранные коллегами деньги венки. Выпив очередную порцию сердечных препаратов, он подошел к окну и открыл форточку. Под окнами родильного отделения он увидел группу  женщин.  Они писали на тротуаре мелом «С Андрейкой!», и громко кричали: «Алевтина! Поздравляем! Покажись!». Сняв белый халат, Сергей Львович поспешил на улицу и направился к веселой толпе.
На крики из окон палаты  Алевтины выглянули две ходячие  роженицы. Они увидели, как главный врач что-то сказал женщинам и повел их к центральному входу больницы.
– Слушай, у меня такое ощущение, что он сказал им что-то неприятное, – сказала  черноглазая пышка Мария. – Чего это они платки носовые повытаскивали и плачут? Уж, не с Алевтиной ли что?
– Не знаю,  но нам  бы первым стало известно, – помолчав, ответила Елизавета, полная с веселыми  кудряшками молодая женщина. – Вот интересно, почему к ней муж  не заглядывает? Он же в этой больнице работает. Чего,  уж так сильно занят, что ли?
– Может, он ее в палате интенсивной терапии навещает? А ребенка ему и в детской показали. Сейчас кормить принесут, готовься.
В  коридоре загромыхала  тележка, и в палату  грустная медсестра внесла трех новорожденных. Передавая Елизавете дочку, а Марии сына, она подложила под  другую грудь Марии маленького краснолицего мальчика.
 – Молоко у вас останется, покормите.  У его мамы проблемы, – сказала она и, увидев потеплевший взгляд Марии, быстро покинула палату.
–  Ой, какой маленький пацанчик!  – разглядывая малыша, говорила Мария.– Кушать хочешь, маленький, да? Подожди немножечко, сейчас своего толстячка накормлю и тебя приласкаю.
– Интересно, чей это ребенок? Неужели Алевтинин? – размышляла Елизавета. – Смотри, как он на старичка похож. И не плачет.
 – Может, и Алевтинин. Санитарка сказала ведь, что у матери проблемы Давай у нее спросим. Если это Андрейка, то я с удовольствием буду его прикармливать.
Мария отняла от груди своего толстячка и взяла на руки принесенного малыша. Она приложила к его маленькому  рту свой сосок, и  он стал судорожно глотать льющееся из него молоко.
За окном раздались звуки похоронного марша.
– Что это? Хоронят кого-то, что ли?– забеспокоилась она.
– Сейчас посмотрю, – сказала Елизавета и, положив дочь на кровать, выглянула из окна.
Длинная процессия с венками двигалась от главного входа больницы к воротам, за которым стояло два больших автобуса.
– Да, народу много идет, портрет какой-то несут, – сказала она. – Господи! Так это же кардиохирурга хоронят!
– Ты чего? Спятила? – оторопела Мария.
– Да точно его! Вон с портрета смотрит.
Дверь распахнулась, и заплаканная санитарка появилась на пороге.
– Девушка, правда ли  Эрнеста Васильевича хоронят? – передавая  ей в руки малышей, спросила Мария.
Та кивнула  и, не сказав ни слова, покинула палату.
Еще какое-то время женщины стояли в оцепенении, не желая понимать, что земная жизнь для кардиохирурга и хорошего человека закончилась. Потом они сидели за столом и гадали, что  произошло с ним и как отреагирует Алевтина на известие о его смерти.  Чей это мальчик, они так и не спросили.

Два дня, в течение которых медики боролись за жизнь супругов, а следователи и милиционеры опрашивали свидетелей,  Александр провел  в поселке у Тимофея Суглобина. С ним в детстве он ходил на рыбалку, стрелял на задворках из пугача. Увидев в свете фонаря знакомую фигуру, Тимофей вышел на крыльцо. Узнав в чем дело, он пустил старого друга в сарай и сказал, что участковый дважды обходил все дома и интересовался, не наведывался ли кто из детдомовцев.
– Значит, ищут тех, кто драку учинил. Спасибо тебе, Тимоха, век не забуду, – сказал Александр. – Я, пока все успокоится, у тебя день-два перекантуюсь. Нет ли у тебя какой ненужной спецухи?
– Зачем тебе?
– В плаще я больно заметный. Хочу перед отъездом в детский дом заглянуть. Может, и не увидимся больше…
Тимофей ушел в дом и через несколько минут принес форменку с эмблемой связиста. Поздним вечером третьего дня Александр попрощался с гостеприимным хозяином  и задворками направился к зданию детского дома, что стояло на крутом берегу Вислухи.  «Вот он, уголок моего босоногого детства, – думал он. – Раньше тут до утра парочки гуляли, а теперь – ни души. Куда все подевались? Телевизоры что ли смотрят?»

Сторож Федор Федорович Шмелев в этот момент обходил территорию детского дома и, увидев  у ограды бывшего воспитанника, пошел к нему навстречу.
– Сашко? Какими судьбами? Вот не чаял тебя здесь увидеть! Возмужал! Мужиком крепким становишься. Не забыл еще свои ребячьи проказы?
– Разве это забудешь, Федорыч!  Проездом я. Вот решил на детдом посмотреть, детство  вспомнить. Чайком угостишь?
– Проходи в дежурку. Сейчас я и чайком тебя побалую, и бутербродом с рыбкой угощу.
Федора Федоровича в детском доме очень любили. Был он всем мальчишкам  и за отца, и за старшего брата, а потому они доверяли ему самые сокровенные тайны. И на этот раз Александр не стал скрывать своей судимости,  поведал о драке с Эрнестом.
– Так это ты своего друга детства и  порешил?  – охнул сторож.
– Выходит, я.  Не знаю, что на меня нашло…Хотел, дурак, с его женой познакомиться, а он за это стал меня из дома выгонять. Ну, и подрались… Но когда я уходил  из дома, он жив был. Что дальше делать, не знаю. Хотел на прииски податься, но  туда без протекции не примут. 
– Вот что, милок, утро вечера мудренее, – помолчав, сказал сторож. – Укладывайся  на мой топчан, а я по территории похожу, подумаю, чем тебе помочь. Не чужой, чай, ты мне.
На заре, разбудив гостя, Федор Федорович протянул ему  скрученные в трубочку деньги и сказал:
– Возьми. Я на похороны копил, но тебе они сейчас нужнее. Вот что я тебе скажу, Сашка. Смертный грех ты на себя взял… Покаяться бы надо… А украденные деньги советую вернуть. Они для новорожденного предназначены. Как ты это сделаешь, сам решай. Не маленький. Может, все-таки  тебе в милицию пойти и признаться во всем?
– Ну, уж нет, – пряча деньги в карман брюк, сказал Александр. – Еще срок впаяют. Уеду я от греха подальше.
– Я в газете читал, что на  БАМе строители требуются, – продолжал Федор Федорович. –  Поработаешь годок-другой, а там  за давностью и дело твое в архив спишут. Только не валяй дурака.  Жизнь быстро проходит. Женщину себе найди, это лучшее душевное лекарство.
– Спасибо, Федор Федорыч. Я до зоны по тем дорогам два года колесил. Есть у меня в Тынде одна знакомая… К ней махну… Только бы до поезда добраться без происшествий. Дай Бог, выживу и добром тебе отплачу.
С этими словами он словно растаял в утреннем тумане.

Помянув Эрнеста с коллективом больницы, Зинаида не решилас идти на ночлег домой. От выпитого вина немного кружилась голова, мысли путались. Уединившись в своем кабинете, она стала вспоминать счастливые лица Эрнеста и Алевтины, их семейные вечера и ожидание малыша. Дав волю слезам, она открыла оставшуюся от поминок бутылку водки и стала глотками заливать душевную боль. Наутро заглянула к главному врачу и, сославшись на нездоровье, попросила отпустить ее с работы. Он покачал головой, но заявление на отгул  подписал. Зинаида отнесла его в бухгалтерию и отправилась в родильное отделение. Долго ждала, когда закончится врачебный обход, потом поинтересовалась у заведующей отделением состоянием здоровья Алевтины.
– Пока твоя Аленька в коме, – ответила Светлана Сергеевна. – Швы затягиваются, давление  держится в норме. Еще день-два, и вы сможете  навестить ее.

Поблагодарив доктора, Зинаида направилась к дому. Открыв  ключом дверь, она с дрожью в сердце  переступила через очерченную мелом фигуру, прошла в кухню. Некоторое время  она тупо смотрела  в окно, потом, выпив стакан воды, решила навести порядок в квартире. Облачившись в майку и шорты, она разложила по местам  раскиданные милиционерами вещи, вытерла пыль  с полированной мебели. Затем налила в таз воды и, взобравшись на подоконник, начала торопливо мыть стекла. За работой она не расслышала раздавшиеся в прихожей шаги.
– В доме кто живой есть? – спросил  хриплый мужской голос.
– Есть, – вздрогнув от неожиданности, ответила Зинаида.
– Вам помочь?
– Я сама смогу, – повернув лицо к вошедшему, сказала она.
Перед ней стоял молодой коренастый мужчина в форме связиста. Он оперся плечом о косяк двери и явно любовался ее пышной  оголенной  фигурой.
– Извините, у вас телефон работает? – нашелся, что сказать он.
– Не знаю… Меня три дня дома не было… А что случилось? – спросила  Зинаида и попыталась слезть с подоконника.
– На линии поломка была,  проверить бы надо, – подходя ближе, сказал он.  – Дайте вашу руку, я помогу вам сойти.
– Не надо, я сама…
– Ну, не ломайтесь! Я не сделаю вам ничего плохого. Не надо быть такой недоверчивой, – ласково говорил он, наблюдая, как Зинаида  краснеет и оседает на его руки. – Вот  так, осторожнее, спускайте ваши ножки  на пол, идемте… Где у вас телефон? Вы такая  неотразимая сегодня…Он обнял ее за талию и, прикоснувшись губами к мочке  уха, шепнул:
– Может, в любовь сыграем?
 – Нет, не надо… – томно произнесла Зинаида, но в следующую минуту ответила на его поцелуй и повела за собой в соседнюю комнату. Александр (а это был он) последовал  за ней…

…Уже ближе к вечеру Александр высвободился из объятий уснувшей Зинаиды,  накинул на плечи куртку, подтянул сползшие на колени брюки и, смешно припрыгивая, исчез за перегородкой. Вспомнив, зачем пришел в эту квартиру, он прошел в комнату Эрнеста и быстро положил небольшой сверток в самый дальний угол комода. «Все, дело сделано,  пора и честь знать», – подумал он и бросил взгляд на открытый шкаф молодых супругов. Там, среди одежды, он увидел любимую безрукавку Эрнеста, в которой он щеголял еще в институте, снял с вешалки его бостоновые черные брюки.
– Прости меня, Эрнест… Во второй раз ты меня выручаешь, – облачаясь в его одежду и глядя на себя в зеркало, шептал Александр. –  Теперь меня никто не узнает. Жаль, что эта женщина не увидит меня таким. Какая  же она страстная! Хотелось бы с ней еще раз встретиться… Но сейчас ей лучше ничего обо мне не знать.
Он аккуратно свернул форменку и положил в шкаф. Вспомнив, что с утра ничего не ел,  направился к холодильнику. Кроме пустой бутылки  коньяка там ничего не оказалось. Александр  вздохнул, выпил стакан воды и на цыпочках направился к выходу.

Наступила ночь. Зинаида открыла глаза и поежилась  от холода. Увидев брошенные на пол шорты и лифчик, она со страхом огляделась по сторонам. Окна были открыты настежь, на подоконнике стоял таз с водой, а на полу белела брошенная  ею тряпка. Ветер гонял по комнате маленькое белое перышко.
«Что это со мной?» – почувствовав страшную усталость во всем теле, подумала Зинаида. Она поднялась со скомканной постели, накинула  на плечи халат и подошла к зеркалу. Увидев свои припухшие губы и бледность на лице, Зинаида покачала головой и пошла в ванну. «Надо меньше пить, –  подумала она».Пока набиралась вода, она расчесала  и забрала под резинку волосы, намочила в холодной воде полотенце и приложила к припухшим губам. На правой груди она обнаружила  небольшое темное пятно, такое же  красовалось на шее. Присмотревшись, Зинаида  поняла, что это… Сердце ее заколотилось. «Выходит, что  кто-то воспользовался моим состоянием и.., – с ужасом подумала она. – Уж не тот ли связист, что приходил телефон проверять?» Она вспомнила его манящий взгляд, крепкие руки и слово «Сыграем?». Краска разлилась по лицу. Тело, вспомнив  недавние ощущения, задрожало,  и сладкая истома накрыла ее с головой. «Вот и доигралась! Первому встречному...» Выйдя из ванны, она закрыла окна и не заметила, как белое перышко исчезло в темноте ночи.  «Неужели душа Эрнеста дом навещала?  Говорили, не ночуй после похорон, а я не поверила. Все, до прихода Алевтины я больше сюда ни ногой!»
Алевтина с трудом возвращалась к жизни. На десятый день она на мгновение открыла глаза и увидела себя опутанную проводами. Не найдя рядом Эрнеста, она испуганно посмотрела по сторонам и подумала: «Если он умер, то зачем мне жить!» Разум ее снова помутился.
…Теперь она  увидела себя на стройплощадке огромного небоскреба. Полная бригадирша в белой спецовке спросила ее, зачем она хочет подняться на  самый верх. Услышав, что она ищет смысл жизни, бригадирша повела за собой по скользким деревянным ступенькам. Было тяжело дышать, холод пронизывал до костей, но Алевтина старалась не отставать. Вскоре они  оказались на самом краю смотровой площадки. Под ногами плыли кучевые облака. Женщина подала ей руку, и  Алевтина вздрогнула, увидев перед собой одетую в длинное кружевное платье Богородицу. Она внимательно посмотрела ей в глаза и громко сказала:
«Теперь ты знаешь, зачем и как жить!».
Алевтина  пришла в себя и почувствовала, что из грудей течет молоко. «Господи, значит, я родила? – подумала она и крикнула что есть силы.  На зов  в палату тут же прибежали врач и медсестра, отсоединили ее от аппарата и, сделав все необходимые процедуры, повезли в палату.
– Ну, вот, мамочка, с  возвращением и с новорожденным тебя, – идя за каталкой, говорила Светлана Сергеевна.
– Кто… у меня родился? – едва слышно спросила Алевтина.
– Сыночек у тебя, Андрейка! Пока ты отдыхала, он на триста граммов поправился. Соседки твои по палате ему свое молоко сцеживали. А теперь он и соску в ротик берет. Умничка такая!
– Спасибо вам. А можно на него посмотреть?
– Только на минутку!
Светлана Алексеевна вышла из палаты и через несколько минут появилась на пороге..
– Вот он, твой драгоценный, – поднеся его к  лицу Алевтины, сказала она. – Смотри, хорошенький какой!  Губки, как нарисованные!
 Алевтина приподняла голову и заглянула в  белое личико сына. Он крепко спал.
– У него голубые глаза?
– Голубенные, а волосы, как медь! Просто копия твоей Зинаиды!
– Господи, он же мне еще в юности снился! – вскрикнула Алевтина. – Дайте подержать!
– Не положено. Сцеди лучше молоко. Вон как груди набухли. Баночку сейчас медсестра принесет.
Врач унесла ребенка, и, когда дверь за ней закрылась, Алевтина закричала во весь голос:
– Чудо свершилось! Мама, бабушка, вы слышите меня? Я стала мамой!
На крик в палату вбежала медсестра.
– Что случилось? Почему вы так кричите?
– Ничего не случилось. Сын у меня! – обливаясь  слезами радости, кричала Алевтина. – Никто не верил, что я могу родить, а вот он здесь, мой Андрейка, мое продолжение!
– Вам нельзя так волноваться, успокойтесь, – укрывая  ее одеялом, говорила медсестра. – Сейчас сцедите молоко, а потом сделаем укол. Вы потом нам обо всем расскажете.
Вскоре Алевтина уснула, а когда открыла глаза, увидела сидящую у окна Зинаиду. Рыжие волосы обрамляли ее белое в веснушках лицо, губы что-то шептали.
– Зина, привет! – сказала она.
– Ой, Аленька! А я и не заметила, как ты проснулась. Как я рада, что все хорошо закончилось!– помогая Алевтине сесть, говорила она. – Шов не болит?
– Нет, только голова немного кружится... Видения какие-то перед глазами встают…
– А ты как думала? После такой встряски организм не скоро придет в себя. Потерпи. Андрейку видела?
– Ага. Он маленький такой и сморщенный, как старичок… Тетя Зинаида, я боюсь спрашивать у врачей… Эрнест где?
Зинаида побледнела, но, быстро взяв себя в руки, сказала:
– Аленька, у тебя родился сын, ради которого ты должна жить. Я с тобой, все будет хорошо. Держись. Эрнеста похоронили в тот день, когда ты родила Андрейку…
Алевтина замерла, потом зарыдала. Зинаида обняла ее, и какое-то время они плакали вместе. Когда слезы у обеих иссякли, Алевтина прошептала:
– Зина, я знала, что наша встреча будет недолгой…
– Почему?
Не знаю. Просто мысль в голову пришла. Когда мы были в Ивняках, он какой-то отрешенный был. И теперь думаю, почему он умер именно в тот день, когда родился Андрейка? Бабушка говорила, что души умерших родственников в новорожденных переселяются. А вдруг душа Эрнеста..?
– Не говори глупостей.
– Расскажи, как это случилось, – умоляюще посмотрев ей в глаза, попросила Алевтина.
– Никто не знает. Эрнеста без сознания нашел в  прихожей сосед-водитель, который обещал родственника на вокзал отвезти. Его четыре часа оперировали, а утром у него кровоизлияние произошло. Ничего уже нельзя было сделать. Вся больница Эрнеста на кладбище провожала… Не плачь, Аленька, не рви сердце. Дитё у тебя.
– Я знаю…Тетя  Зина, но теперь я не смогу жить в твоей квартире. Мне все будет напоминать об Эрнесте и этом… детдомовском друге его…
– А ну, давай  рассказывай, что там у вас с ним произошло?
– Потом расскажу как-нибудь, – опустив глаза, ответила Алевтина. – Прошу тебя, съезди в Ивняки. Если все в порядке, то я туда после больницы перееду.
– А как же я?
– Ты будешь меня навещать. Мне в бабушкином доме и на свежем воздухе легче будет. Там коза у соседки есть, молоко свежее пить будем.
– Ладно, вещи я твои соберу и в дом переправлю. Мне самой страшно в квартире находиться…

    Зинаида ушла, оставив Алевтине кучу вопросов. Она мысленно проследила события того рокового дня и пришла к выводу, что кроме Александра ранить Эрнеста было некому. Этот человек с зеленовато-серыми глазами, как репей, засел в ее воображении. В какой-то момент она даже подумала, что он мог бы составить ей пару. Было страшно признаться, но именно к нему она испытала неведомое доселе притяжение. Картины, как он смотрел,  с каким вниманием обращался к ней, возникали в ее памяти и исчезали, чтобы вернуться вновь и вновь. Эрнест ушел из ее жизни так же скоропалительно, как и появился. Только теперь Алевтина стала понимать, что никакой любви у них не было. По пальцам можно было сосчитать проведенные вместе дни, недели. Как доктор он следил за ее здоровьем, но жил своей потаенной жизнью, куда никому доступа не было. «Так и ушел, ничего не сказав на прощание», – подумала она.

Вернувшись из больницы, Зинаида решила разобраться в шкафу и перестирать платья и блузки Алевтины. Их было всего пять. «Да, не баловал ты жену красивыми вещами», – подумала она. Завернув в простыню его костюм, белоснежные рубашки, пуловер, зимнюю куртку и брюки, летнюю и зимнюю обувь, она  по совету одной  из сотрудниц решила отправиться на пустырь и сжечь их. Взгляд ее остановился на аккуратно свернутой спецовке. Осторожно развернув брюки и куртку, Зинаида так и села на стул. В памяти возник образ стоящего в дверях ясноглазого мужчины. «Это его спецовка!» Зинаида почувствовала сладостную дрожь в теле и уткнулась в нее лицом «Где ты сейчас, мой захожий, – ощущая, как часто бьется сердце, – думала она. – Загляни хоть на денек, порадуй меня, одинокую!» Потом она стала соображать, как эта спецовка могла попасть в шкаф молодых  и в чем ушел из ее дома связист.  Вспомнив, что Эрнест любил надевать безрукавку и черные бостоновые брюки, Зинаида еще раз пересмотрела вещи, но их нигде не было. «Так, значит, он и здесь порядочек навел», – подумала она и поспешила удостовериться, все ли документы на месте. Открыв верхний ящик комода, она нашла паспорт, свидетельство о рождении Алевтины, свидетельство о браке. И тут в самом углу увидела сверток с деньгами. Да, это были те самые, скопленные на рождение Андрейки!
– Слава Богу, нашлись! – обрадованно произнесла она. – Порадую Аленьку.
Положив сверток на место, она отправилась с узлом на пустырь, что находился неподалеку от больницы. Вокруг не было ни души, только вороны долбили  что-то из брошенного пакета. На  синем небе не было ни облачка, жаркое солнце жгло голые руки, но Зинаида решила довести задуманное  до конца. Отыскав  среди  хлама  фанерный ящик, она положила в него принесенные вещи. Потом чиркнула спичкой и с мыслью, что Эрнест может принять этот дар с земли, подожгла шелковую рубашку. Огонь сразу  охватил все содержимое. В этот миг откуда ни возьмись на небе появилась черная тучка. Грянул гром, и на землю хлынули потоки дождя. Зинаида закрыла голову руками и побежала к старой раскидистой березе. Дождь прекратился также неожиданно, как и начался. Зинаида подумала, что он залил вещи и теперь придется их сушить. Она подошла к костру и замерла. Фанерный ящик был пуст. «Даже пепла от вещей не осталось, вот и не верь…»
Шагая обратно по протоптанной дорожке, она непрестанно думала о происшедшем: «Выходит, душа не умирает и продолжает жить? До сорокового дня надо хорошенько помолиться».