Ад эгоиста

Кипят котлы и дремлют черти,
На сковородках масло жгут.
Один совьет ивовый прут,
Лениво спину перечешет
И всей толпой они зевнут.
И как же быть, коль неча делать?

Хлопок раздался за спиной,
И с улюлюканьем и пляской
Чертята тащат парня в маске
В беседку, пеплом увитой.
У парня зубы сразу в тряске,
Нет сил сказать, кто он такой.

Потом он белый цвет лица
Переменил сперва на красный,
Затем швырнул в полымя маску
И стал молиться без конца.
"Ну, стой же, молодец прекрасный,
Отпил бы с нами ты винца

Сначала", - черт ехидно тянет.
Перекрестился паренек.
"Я перебрал... не мой денек..."
"И, протрезвившись топорами,
Семью свою ты пересёк
И сам решил развлечься с нами".

"Простите? Я... Так я в аду? -
И снова стал белее снега.
Глаза прижмурил черт за негой.
- Нет-нет... Не может... Я в бреду!
Но не могу поднять и века...
О боже! Мама! Я иду!"

"Ну, хватит, хватит развлечений, -
Степенно черт ему сказал;
Утер слезу (и слизь) в глазах.
- Настал, дружок, и час мучений".
Несчастный парень заморгал.
"Но как же... Я... Но вы... Не смейте!"

"Не смеем, да". Захохотать
Решила вся орава ада.
"Зачем вы? - Всхип. - Оно вам надо?
Ведь я ни в чем не виноват!"
И смолкла сразу серенада
Злорадства злого без преград.

"Зовите главного, - сурово
Проговорил старейший черт.
- Тут эгоист - и высший сорт!
Люблю таких... Ну что ж, мне слово.
Вникай, несбывшийся аборт
И мыслить начинай по-новой.

Дешевым пивом закусив -
Перекусив, точнее - в баре,
Решил жизньонку кардинально
Свою ты сразу изменить.
И, как Джек Торрентс из "Сиянья",
Ты порешил топор схватить

И порешил... Троих прохожих,
Свою семью, семью друзей...
Отсвет полиции огней
Тебя заставил лезть из кожи,
Чтоб к нам на чай зайти скорей.
А ты вопишь еще "О боже"?

Хлопок - масштабней и мощней.
На миг полымя стало газом,
И видит парень краем глаза
Фигуру под Олимпа дверь.
"Еще не звал меня ни разу
По делу жалкий муравей!"
Весь ад оглох под гулким гласом.

"Простите, сир, - с почтеньем черт
Склонился до земли черневшей.
- Простите... жалкий человече
Посмеет вам задать вопрос.
Он с нас всех просит жизни вечной
Но ни распятий, ни колес
И видеть не желает смертный.

И, хоть он больше заслужил,
Его..." "Молчать! Итак. Довольно.
Эй, червь - ползи сюда, достойный, -
С насмешкой в голосе, - из жил!".
Не понял парень тон фривольный,
Но он б - еще разок - пожил...
И Сатана же, благосклонно:

"Свой век, червяк, ты пережил,
Проснешься - в камере, в палате,
В рубашке, синяках, заплатах,
Захочешь смерти - не найти...
Но эгоисту мало ада,
Ведь не поймет, что эгоист.
Но поступлю с тобой как надо:

Пора душе твоей найти
Другой сосуд, другую горечь,
И ты поймешь, какая сволочь
Хотела в суициде в полночь
За оправданьями прийти...
Но что ж, довольно в ступе толочь
Всё то, что нам не по пути".

И спрыгнул Дьявол с пьедестала,
Сжал меч с огнем в своей руке
И, бросив взгляды вдалеке,
По-человечески устало:
"Твоей расплаты всё настало".
Закружит ураган в себе,
Чертей и ада - не бывало.

В глаза огнем ударил свет.
И, заслонивши их рукою,
Услышал: "Сожалеем, Коретт.
Он был, проклятый, не в себе.
Твой сын погибший был героем..."
Слова звучали в пустоте.
И шепот зло звучал: "Открой их..."

И что же дальше? Плач жены,
Гробы, расследованья, горечь,
Глаза детей из головы
Никак - проклятье! - не выходят.
Он в ад горящий Сатаны
Пришел б, как в рай... Тот ад - другое.
А здесь... Свободен... вне тюрьмы...

Душистый мрак душил и кутал,
А парень - словно в вечер тот -
Кривил в беззвучном крике рот,
Кинжал вонзая себе в нутро...
Для мира ада одного
Не хватит - ибо есть паскуды,
Которых ад - свой личный - ждет.

И он дождется.

***

Было утро.