Слушай товарищ, война начинается...

«Слушай товарищ, война начинается…»
«Где нет защиты от Отечества,
Там нет к нему повиновения».
Н. Карамзин.
В 1992 году мне суждено было переехать на место жительства на свою малую родину и родину моих предков, в село Загваздино, которое образовалось на левом крутом берегу Иртыша более трех веков назад. В километрах двадцати от него находился бывший Саургачинский леспромхоз, где я родилась. Мы с мужем купили новый еще недостроенный деревянный дом. Через два года трактором распахали целину под огород. Наш малолетний сынишка, бегал по вспаханной земле и нашел гильзу от винтовки. На донышке гильзы были выбиты цифры 1917. К сожалению, ее не сохранили.      
    Еще раньше, в селе Дали мой дядя Михаил Одинцов вывернул из земли цинковый ящик с патронами, обработанными техническим маслом идеально сохранившимися.   
     Недалеко от нашего дома на краю обрыва стоит огромное дерево, а под ним ложбина, заросшая травой. Мне стало известно, что в годы Гражданской здесь после боя было захоронено в одну яму несколько партизан. Приметным местом было маленькое деревце около церкви, кстати, которую в это же время разрушили большевики, а священника утопили в озере, привязав ему на шею камень.   
  Прошло некоторое время, партизаны были перезахоронены около своих родных деревень, а маленькое деревце стало большим и уже успело состариться, но продолжает стоять и сейчас, сохранив память тех времен.
    Эти находки являются свидетелями бессмысленной братоубийственной войны, которая прошла здесь сто лет назад.   
    В том далеком 1914 году мой дед Михаил, совсем еще юным парнем, от отцовского крыльца уходил на фронт. Его солдатская служба началась в царской армии. По Иртышу в сторону Тобольской губернии проходили баржи с мобилизованными. Михаил и земляки-сельчане погрузились на одну из них. Берег заполнялся сельчанами.  Из отдаленных сел и деревень народ прибывал на подводах конным и пешим путем. Все смешалось воедино: суета деревенских ребятишек, рыдание матерей и жен, разговоры, переходящие в крики, ржание лошадей и звуки деревенской гармони с грустным протяжным мотивом.
- От судьбы, сын, не уйдешь, да и Родину свою в беде не оставишь! Тут бывалый служивый сказывал, что мол, оружия в армии не хватает. Да уж, для нашего мужика найдутся винтовки, да штыки. Мужик – сибиряк еще ни в чем не подводил и эту лихомань одолеет. Мы хоть работать, хоть воевать! – Напутствовал Лаврентий.
- Возьми меня, братишка, на фронт! – С не сдержанной слезой просился Алексей.
-Ты еще маловат, брат, а войны и тебе хватит, пока, матери пособлять обязан. Ну, ну мужики не имеют права раскисать! – Крепко обнимая брата и сдерживая волнения, прерывисто говорил Михаил.                Держись, бабьих слез хватает, береги сестренок и коня вороного сохрани, а мы повоюем. Прощай, брат! – Прощальные слова доносились по тихой воде с уходящей баржи.
- Мы вернемся! Не поминайте плохо, если что! Прощайте! Свидимся еще!  И многие из них прощались на всегда, со своими родными местами и семьями. Сегодняшний крестьянский хлебороб, завтра станет хорошим бойцом, который отважно будет драться в бою с врагом и погибнет на чужой стороне. Умирая, лишь успеет вспомнить свой родной берег реки, с сожалением подумает о том, что родня не найдет его могилу и забудут о нем. В это же время уходили на фронт поэты и писатели, уплывая от своих родных берегов. Они своими стихами, написанными прямо в окопах, рядом с солдатами, которые сейчас пойдут в последний бой, сберегли для людей память. Волжанин Петр Орешин не сомневался: вот – вот оборвется она, «струна певунья», ведь смерть несколько раз была так близко. В этом пекле рождаются его стихи. Ведь это, на вечно. Это на память.               
        Если умру я, усну навсегда,
       Кто пожалеет?
        Может быть, солнце могилу мою   
       В полдень согреет?
       Может быть ветер
                В могильных кустах
      Ночью заплачет?
    Может быть, месяц, как по полю конь,
    Мимо проскачет?
    Все позабудут!
    Напрасно себя памятью тешим.
    Время закроет дороги – пути конным и пешим…
 
Пройдет целый век со дня Первой Мировой войны. Через поколения боль того кровопролития дойдет до наших дней. Долго в  нашей стране умалчивалось о событиях Первой Мировой, не было дня памяти этой войне.  Хотя Россия больше всех пострадала.  Слава Богу, в 2014 году в нашей столице  открылся памятники, посвященный Первой Мировой войне с изображением знаменитого Брусиловского прорыва. Это очень важно для нашего подрастающего поколения. Память, как предостережение. Но это отступление, а пока – война.   

Мужики скоро свой привычный крестьянский труд сменят на работу военного времени. Руки быстро привыкнут к винтовкам и пулеметам. Обучение военному ремеслу занимало немного времени, фронт требовал нового пополнения. Успешно окончив курсы, Михаил освоил профессию телефониста. Состав дрожал и качался как пьяный.  Деревянные, устаревшие вагоны гудели, скрипели, позвякивали железными сцепками. Эшелоны, до отказа набитые солдатами, тянулись на юг России, там, далеко оставалась родная сторонка. О чем тогда, по дороге на фронт, мог думать мой дед? Наверное, как и многие другие, он думал о доме, о своих родных, вспоминались родные уголки за околицей, небольшая речушка, берег которой сплошь зарос тальником и пахучей черемухой. У каждого из солдат был такой милый сердцу уголок, который  часто будет снится на фронте,  от этого будет немного теплее на душе.  Стоим в средней полосе России, развернулась полевая кухня. «Опять весна», - размышляет вслух солдат - «Все дышит теплом, цветет белым и бледно-розовым цветом, земля оживает, сейчас самое время сеять. Но это все не для нас, нам фронт, тиф и смерть. Пути уже не изменить, судьбу людей вершит никому не нужная война». -
  Простые мужики становились солдатами как-то поневоле, но отчизне служили честно и преданно многие.  Русская армия была преимущественно крестьянской. Деревня отправила на фронт двенадцать с половиной миллионов своих лучших работников. Настроение солдат в первые годы войны вполне укладывалось в формулу «За веру, Царя и Отечество». По воспоминаниям участников этой бойни и подтверждениям, которые мы находим в исторических учебниках, мы понимаем:
Как война изменила психологию людей. Во имя какой цели семьи теряют отцов и сыновей? Мужик рассуждал: зачем отдавать жизнь за какие - то проливы, ведь земли то они ему не прибавят. Длительное пребывание в окопах, кровь, грязь озлобляли солдат, вызывали чувства ненависти к тем, кто послал их на эту бойню. Не только простые солдаты чувствовали не заботу правительства, но и это же чувствовали генералы.
  Генерал А. А. Брусилов, командующий юго-западным фронтом, говорит: «…Если бы у нас был настоящий верховный вождь, то мои армии не встречая достаточно сильного противодействия, настолько выдвинулись бы вперед и стратегическое положение врага было бы столь тяжелое, что даже без боя ему пришлось бы отходить к своим границам, и ход войны принял бы совершенно другой оборот, а ее конец значительно бы ускорился.»
    Двадцать тысяч русских солдат пали на полях сражений, более тридцати тысяч попало в плен. В числе пленных солдат оказался и мой дед Михаил.
    Тяжело было вспоминать Михаилу Лаврентьевичу о прошлых временах, но все таки,  мог рассказать о жизни фронтовой своей и своих боевых товарищей, которые остались навсегда на поле боя, закрыв глаза под чужим небом.
   Телефонисты узнавали все новости первыми, слышали переговоры по проводам и принимали приказы.               
 - Алло… алло…Седьмая… седьмая!                - Седьмая слушает               
-Командиру седьмой батареи Ермошину приказываю…               
 - Готово!
Перед тем, как идти, с исписанным листком к командиру, Михаил застегнул на все пуговицы гимнастерку.  Скоро вышел из землянки и сообщил: «Ну что, держись ребята, завтра бой, по всем приметам будет жарко!»
 Еще свежа в памяти потеря товарищей земляков. Держались вместе, как могли поддерживали друг друга делом и словом. А теперь: видеть, как бойцов на части разрывают снаряды, простреливают пули и они падают на землю, как подкошенная трава. Нет, к этому невозможно привыкнуть! А сколько их унесло на тот свет от сыпняка, сгорая в тифозном жару! А кому суждено было выжить после тифа, вопреки всем нечеловеческим мучениям, и дотянуть до этого последнего боя, чтобы здесь сложить свои головы. Мы постоянно около смерти, поэтому граница между тем светом и этим нет-нет да стирается. Но без борьбы Россия не выиграет. И без жертв не бывает борьбы. Но сколько не думаю, не могу понять, почему именно эти должны были погибнуть? Оценят их когда-нибудь, или они бесследно ушли в вечность? Просто сам не понимаю, как мы еще тогда могли ходить, какие в нас еще силы-то оставались? На самом деле человек выносливее зверя. Каждый день много верст по морозу, а потом и обогреться негде. Ослабли здорово, хлеба нет, спать негде. Душа должно быть вся опустела, выжгло всю до остатка. Мужик совсем износился и разговоры в армии ходили, что дальше некуда терпеть. Ну как же тут терпеть, если в окопах вши заедали, воды не было даже напиться, винтовку зарядить не чем. Видать царь Батюшка совсем забыл о сынах Отечества. Такое положение и все обстоятельства принуждали сдаться в плен, а там как судьба распорядится. – Хуже смерти ничего нет. – Так рассуждали измученные солдаты.
   «Нащупав в кармане неотправленное домой письмо друга»-  продолжал рассказывать дед Михаил: «Я направился к блиндажу, по пути увидев вновь прибывшее пополнение. Новобранцы ожидали боевого крещения. Многие из них совсем были юнцами, хотя сам я не сильно отличался возрастом от них, но считая себя уже опытным, повидавшим всякого, солдатом. Подумал, найти среди них земляка, узнать что-нибудь о родимой сторонке, но тут - же осекся, не хотелось опять привыкать, а потом снова потерять друга. Утром был бой. Ермошин назначил из новичков мне сменного телефониста Трофимова Федора. Родом был он из Воронежской губернии. Еще не нюхавшего пороха, я стал быстро вводить в курс дел молодого солдата. Взял еще запасный аппарат, задержался на пару секунд. «Ну, братцы, не поминайте лихом, если что»… Махнув рукой, мы побежали занимать позицию. В какой-то момент перебило кабель, надо было срочно восстанавливать связь. Я, как старший, приказал Федору оставаться на позиции, а сам под шквальным огнем пошел вброд по небольшой речушке, преодолевая ледяную воду, в некоторых местах пришлось переплывать, держа в зубах провод. Меня ранило в левое плечо, пуля прошла не задев кость. Вгорячах, я соединил провода, потом почувствовал боль . Наспех перемотав рану, я вернулся назад.
   В тот ненастный день много наших попало в плен к немцам, мы с Федором в том числе. Вот тогда я пожалел, что меня не убило во время боя. Что творилось в душе, словами не расскажешь. Хотелось закрыть глаза и никогда не видеть этого кошмара.  Надо сказать, что мне в германском плену повезло.  Военнопленных распределили на работу кого куда. Крупные мужики считались отборным материалом у немцев, поэтому их отправляли на строительство дорог, мостов и другие трудоемкие работы. Туда определили и Федора, больше мы с ним не встретились. Я попал в работники к богатому фабриканту господину Брауну.  На мое счастье он оказался вполне хорошим человеком,  по  человечески обращался с русскими, одевал и хорошо кормил. Хотя, в это время  Николай 2, отказал в поставке хлеба русским военнопленным в Германии, просто забыл тех, которые воевали за свое отечество и царя. В плену пробыли мы долго.   За это время я неплохо изучил немецкий язык, хотя и на фронте уже  понимал  немецкий, так как был телефонистом. Потому, как менялось положение в России и Германии, хозяин понимал, что скоро придется расстаться со своими работниками и предложил нам остаться, чтобы жить и работать в Германии.
Вот уже целый век в нашей семье хранится фотография, переданная нам, детьми нашего деда Михаила,  как  документ и свидетельство того времени.    Мы благодарны этому человеку из Германии, который когда- то сохранил жизнь нашему деду, которому было чуть больше двадцати и что появились на свет его дети, потом мы,  внуки и теперь уже родились наши внуки. Здесь, на снимке слева 

Чистяков Михаил Лаврентьевич, справа Браун в Германии.
  Время шло для меня в ожиданиях. В тайне мог надеяться на свое возвращение на Родину. Неудержимо тянуло к родным местам, душа болела и рвалась на части. Опять снились родные края, отец и мать, которая тянула ко мне руки и звала меня по имени. Помнил и о той девчонке Рае, которую как-то приметил в другой деревне. Как раз перед войной крестили младшую сестренку Аннушку в Загваздинской церкви, там я и увидел скромную сироту, которая жила в няньках в зажиточной крестьянской семье. Но не пришлось больше видеться с ней, так судьба отодвинула нашу встречу на долго.
   С отходом последнего парохода в Россию, я покидал чужую страну и с каждым днем чувствовал приближение родной земли. Когда-то нас не покидала надежда вернуться на свою сторонку, подойти к родному крыльцу и постучать в дверь. Наконец нога ступила на родную землю. Что со мной тогда творилось! Сердцу было мало места в груди. Я почувствовал запах родной земли. Передо мной вставали березовые рощи и хвойные леса. Не терпелось увидеть свою деревню и обнять своих родных. Это скоро, скоро случится! Я вернулся! Здравствуй, мой отцовский край!               
  По родной земле в это время катились раскаты грома революции, разбрызгивая кровавые капли, оставляя за собой изуродованные судьбы, страшные картины зверства красных и белых, была подлость и трусость, доблесть и великодушие сражавшихся друг с другом русских людей.
    Сейчас принято ругать и очернять советское прошлое. Но во все времена были люди, которые понимали, что не зависимо от воззрений мы один народ. Так было, наверное, так будет всегда.
   Время настало горячее и не спокойное, но будущее рисовалось свободным. В ту пору многие молодые люди вдохновились революцией. И наш глухой угол не обошли эти события. Как только жизнь не трепала мой народ. Жизненные пути моих земляков переплетаются друг с другом в один общий, потому – что прожита одна жизнь, одинаковая для всех, с общими переживаниями, заботами, интересами. И судьба у людей общая, потому – что Родина одна. Страдания, метания героев прошлого времени настолько близки нам сегодняшним.
Документы свидетельствуют о том, что в то «смутное время» принимали участие в различных событиях многие мои родственники и односельчане, это видно по фамилиям, которые встречаются то в одном, то в другом документе. Например, родная деревня Березянка.  Житель ее Фомин, бывший солдат царской армии,  вернувшийся с фронта первой мировой войны, был руководителем одного из стихийных крестьянских выступлений. С этой деревней и фамилией в будущем связана судьба моей родной тети по линии отца, Марией Фоминой.
 Еще пример. В 1918 году, с приходом к власти Колчака, стали силой забирать  в армию. Но ни кто не хотел идти воевать со своим братом – мужиком. Один из братьев Чистяковых из Бакшеево и несколько парней из других деревень, прятались от мобилизации в тайге, их обнаружили и расстреляли на глазах местных жителей.
Конечно, крестьяне в большинстве склонялись к советской власти. Моему деду Михаилу, по возвращении из плена, пришлось воевать за советскую власть, пройти по своим родным местам с частями красной армии, освобождая свою землю от врагов. Тем временем приближалась к Иртышу дивизия В. К. Блюхера, освобождая эту землю от банд Колчака. В начале сентября 1919 года батальоны 454-го полка вышли к Иртышу, на другом, высоком берегу которого, казавшимся неприступным. Троицком мысу возвышается белокаменный Тобольский кремль, сверкали под лучами осеннего солнца купола Софийско-Успенского собора, вырисовывалась громадная тюрьма над обрывом, которая, просуществовав до конца 20-го века, расформировалась.
Разгромив 26-й тюменский полк колчаковцев, бойцы красной армии форсировали Иртыш, овладели городом Тобольск, а затем, сокрушая врага, двинулись к устью реки Ишим. Осенью воевать становилось труднее из-за погодных условий. Об этом писала известная тогда военный корреспондент Зинаида Рихтер: «Между тем продвигаться вперед становилось с каждым днем тяжелее: дорога совершенно испортилась. Ежедневно приходилось делать большие переходы по невылазной грязи, под проливным дождем. Снабжение отставало: питались плохо; обносились - ни сапог, ни шинелей. Ночи становились все холоднее и холоднее. Притаившийся было тиф опять начал косить бойцов».
Надо сказать, положение было одинаково тяжелым и у красных и у белых. Одиннадцатого сентября батальоны Кушникова и Смехова вступили в большое волостное село Загваздино. С этим селом нас связывает многое с тех давних времен и до сегодняшнего дня. Тем временем из Омска вниз по Иртышу направлялась флотилия Колчака. В записях З. Рихтер сообщается:
«26 сентября, подойдя к Усть-Ишиму, противник высадил десант в тыл частям 454-го полка, отрезав им путь в отступлении, в районе Загваздинского и Карагайского стрельбой с гидроаэропланов, рассеял полк и захватил обозы. Карагайское было занято тремя белогвардейскими бронепараходами, за которыми следовали два пассажирских парохода,  две баржи с пехотой  и продовольствием. Отсюда противник выдвинул для соединения с группой, выступавшей со стороны Ишима, два парохода и отряд пехоты…»                Часть бойцов из батальона 454-го полка выходила из окружения через тайгу и топкие болота. Немало красноармейцев осталось в тех болотах навсегда. Только 10 октября Иван Боряев вывел остатки своего войска к Вагаю, голодных и измотанных. Во второй половине октября Блюхеру удалось собрать разрозненные подразделения дивизии и Тобольск снова был взят красными. 25 октября В. К. Блюхер подписал приказ: «Товарищам красноармейцам 453, 454, 455, 456, 457, и 459 полков.
Выступая с пламенной речью перед бойцами, славный командир призывал их идти до конца, чего бы это им не стоило.  «Поздравляю и с чувством глубокого удовлетворения, с восхищением слежу за победоносным движением красных героев, преодолевших все трудности переходов по болотам и увенчавших свое продвижение смелым взятием Тобольска, северной твердыни Колчака. Это лишнее доказательство того, что героям Красной Армии не страшны полчища Колчака, непроходимые болота, лишения и голод. Во имя господства труда над капиталом вы бодро перенесли и в будущем перенесете все выпавшие на вашу долю невзгоды, горя желанием прийти скорее к заветной цели - освобождению рабочих масс от ига капитала». О продвижении И. Боряева З. Рихтер писала: «Боряев с двумя батальонами выступил 7 ноября из юрт Саургачинских на Усть –  Ишим.  На привале в селе Загваздинском был устроен летучий митинг, посвященный второй годовщине. После митинга с пением «Смело, товарищи, в ногу…» двинулись дальше. В дни второй годовщины Октябрьской революции бригада Мрачковского с боем взяли Усть – Ишим, захватив пленных и много трофеев.» По забитому шугой Иртышу к Омску поспешно уходил Колчау с остатками армии. В учебнике по истории пишут, что в 1920 году закончилась гражданская война. Гражданская война не закончилась, она эпизодически проявляется еще много лет.               
Михаил Лаврентьевич вспоминал, как пережили 20-е годы: «Вдоволь набегавшись по тайге и болотам, вернулись мужики в свои села и деревни к своим семьям и взялись за свое развалившееся хозяйство. У тяти нас сынов-то осталось: Алешка, Матвейка, да я, а Игнашку колчаковцы застрелили. Стали поправлять положение в хозяйстве: накосили сена на зиму, намолотили ржи, появились неплохие запасы хлеба. Ведь теперь уровняли всех крестьян в правах: не стали делить на сторожилов, переселенцев, казаков и инородцев, земли нарезали по трудовой норме. Снова приобрели пару лошадей, коровенку удавалось всю войну сохранить, а коня Гнедова еще тремя годами раньше красноармейцы увели. Ну да ладно, вроде зажили! А тут опять беда! Стали хлеб отбирать, подчистую! Враги советской власти распространяли слухи о том, что будто хлеб гниет и горит на ссыпных пунктах, а продотрядовцы уже против середняков проворачивали компанию, порождая голод. Грубость продотрядовцев порождали про тесты крестьян».   Находились такие люди, которые всячески старались навредить советской власти: наговаривали на крестьян, будто у них хлеб спрятан, зарыт в лесу. Продотрядовцы не понимали в сельском хозяйстве, верили наговорам, и по этому, дети оставались без хлеба и сеять нечего. – Мы рады помочь городским хлебом, но по силам.- Обещали деревенские жители, требуя выбрать в Советы из своих проверенных, честных.
В воззвании повстанцев к красноармейцам говорилось: «Мы, крестьяне сел и деревень Сибири, восставшие против невозможного гнета коммунистов, обращаемся к вам с горячим призывом не поднимать оружия против своих братьев и отцов. Коммунисты говорят вам, что восстали не крестьяне с мозолистыми руками, а остатки колчаковской банды, которые хотят возвратить плети и задушить свободу. Не верьте им, крестьяне - братья.
Крестьяне вели борьбу за справедливость, но это не всегда удавалось. «…Мы хотим восстановить Рабоче-Крестьянскую Советскую власть из честных, любящих свою, оплеванную, опозоренную, многострадальную родину. Коммунисты говорят, что Советской власти не может быть без коммунизма. Почему? Разве мы не можем выбрать в Советы беспартийных, тех, которые всегда были с народом воедино и страдали за него? Что нам дали коммунисты? Они обещали нам чуть ли не райскую жизнь, обещали свободу во всех отношениях, но взяв в руки власть, они дали нам тюрьмы и казни, они издевались над нами, а мы молча гнули спины. Но ведь всякому терпению приходит конец…»   
Остатки банд рыскали по лесам, нападая ночами на деревни, грабили, убивали. 
  Еще долго, в при  иртышских урманах скрывались остатки отрядов повстанцев, превращаясь в обычных уголовников. Приходилось жить в постоянном страхе за своих родных.
Сто лет прошло с того дня когда началась Первая мировая война, а в нашей памяти она не угасает.  Мало что дошло до нас из вещественных свидетельств того времени. Тем ценнее становится каждая уже пожелтевшая фотография и обветшалая  от времени вещь, которую когда – то в своих руках  держали наши деды и прадеды. Всматриваясь в эти лица, кажется, можно многое прочитать, почувствовать их внутренний  дух.