Vento e la morte 1492 R

...Улицы Рима уже много веков гниют в грязи, а трупы, в зловонии которых утопают жилые кварталы, убираются разве что крысами, что лакомятся уже не живым, но еще не окончательно протухшим человеческим мясом. Неприветливый город, откуда не бегут разве что куртизанки и священники разных чинов. Да, Ватикану некуда бежать, хотя ему очень хочется. От чего? От разъяренной толпы, к примеру, которая просит свои кровные и не кровные деньги: жить на дождевой воде невозможно.

Когда я вошел в церковь Святого Ангела, старый монах в темной накидке и грубых сандалиях стоял по левую сторону от алтаря и играл на скрипке. Я не сказал бы, что эта музыка была завораживающей, хотя бы потому, что я в этом не разбирался. В этой мелодии был какой-то отчаянный крик о помощи, мольба о спасении. Но нет, отец, Вас не пощадят. Этот мир слишком жесток для простого монаха, а для таких, как вы — тем более.
Пройдя мимо старика, я просунул в его полусжатый кулак маленький сверток. Этот монах не просто так выделялся, он являлся связующим звеном в огромной цепи к успеху дела моего господина, мелкой шестеренкой в громадном механизме. В свертке же был яд моего приготовления, что на вкус был как сахар, из-за чего тот, кому он предназначался, не почувствовал бы странного привкуса в пирожных, которые так любил, но, увы, больше не попробует после моего прекрасного порошка. Ночь он проведет в агонии, а на утро, обрадовавшись облегчению, испустит дух. Простое и бесследное убийство. Одно из моих любимых.
Тем самым несчастным должен был стать один ну просто очень упертый кардинал, не желавший отдавать свой голос за нужного человека. Вот видите, как все просто - ты хочешь все делать по-своему, но тебя убивают так, как другим заблагорассудиться. Но не своими руками. Власть в руках сильных, так ведь говорят?

Сегодня что-то ветер поднялся... Брат мой, принеси мне хорошие вести, других мой господин не любит.
А что я? Я всего лишь убийца, точно такая же шестеренка, как и все другие, однако мое преимущество в том, что пока я могу убивать не моргая, я более полезен. Стоит лишь на секунду задуматься о помиловании — тебе конец. На следующий день твой труп сбросят в Тибр, что поближе к Риму, или в Арно, к которому мой господин относится особенно трепетно. Все до безобразия просто — ты живешь, пока полезен. Не больше, но и не меньше.

Я собирался вернуться в эту церковь через пару часов, а пока пошел на прогулку по Риму. И наткнулся на стародавнюю знакомую прямо у ворот, что соединяли Рим и Ватикан — два разных мира в одном городе.
— Эй, Натали, — окликнул я ее. Девчушка повернулась ко мне, но не перестала кривить губы, показывать прохожим грудь и просить деньги. — Снова продаешь свое тело перед вратами Священного Города? — с горькой усмешкой спросил я, облокачиваясь на колонну рядом и не веря в то, что именно я говорил эти слова.
— Ты же знаешь — не задеру юбку, останусь голодной, — пожала плечами та, продолжая выискивать в толпе нужного клиента. Ну что я ей мог еще сказать? Каждый из нас делает всё, лишь бы выжить. Но смотреть на нее было жалко, честное слово.
— На сегодня заканчивай, — крикнул я, уходя, и кинул ей монетку. Натали громко поблагодарила меня и буквально побежала в сторону того публичного дома, где ошивалась большую часть времени. Те деньги, что я ей кинул, были ничтожны, но их хватило бы на вечер, вот она и довольствовалась деньгами на сухой хлеб и чистую воду. Таких как мы называют грешниками. Кто-то из нас торгует своим телом, как Натали, кто-то убивает ради денег, как я, но нас за это проклинают. Однако же мы довольствуемся копейками, тогда как "богатые и знатные" купаются в роскоши, и им даже этого все время недостаточно. Деньги развращают. Всех.

На улицах, отдаленных от Ватикана, с каждым днем все чаще можно встретить давно остывшие трупы. Куда исчезают те или иные бездыханные тела, я не знаю, да и знать мне, честно говоря, не шибко хочется. Здесь много попрошайничающих на пропитание грудному ребенку женщин, которые либо не знают о том, что их ребенок уже как неделю умер, либо пытаются хотя бы таким образом достать копейку на еду.
А еще и эти доминиканцы, везде и всюду. Они шляются по городу в своих темных мантиях без гроша в кармане и вечно молятся. Такое ощущение, что они живут, питаемые лишь апокалиптическими речами их вдохновителя — этого чертового Савонаролы. Вот вы когда-нибудь были в Пизе? На другом берегу Арно, где правят доминиканцы? В тамошних водах утоплено больше детей и женщин, чем во всем Риме! И это они говорят о Боге?! В тех местах опасно ходить во время, когда луна горит на небе, попрошайки не так безобидны, как кажутся. Стоит лишь повернуться к ним спиной — они вонзят тебе нож в спину или горло, сделают все для того, чтобы найти в твоем кармане хоть какие-то жалкие гроши.
Мой господин ненавидит Савонаролу по какой-то своей причине, мне неведомой, но мне и не надобно знать. Я обещаю, что когда-нибудь надену веревку на шею Савонаролы и отдам в руки инквизиции. Уж они-то о нем точно позаботятся...

Через пару часов я вернулся в Церковь, монах был там же. Прихожан было слишком много, что абсолютно не действовало мне на руку, из-за чего пришлось придумать другой план убийства. Зайдя в исповедальню, я хлопнул ее дверью. Надеюсь, достаточно громко для того, чтобы монах услышал и пришел в соседнюю кабинку.
— Слушаю тебя, сын мой, — по привычке начал он, но, посмотрев на меня, застыл. Хоть капюшон плаща закрывал даже глаза, мое лицо легко было распознать по нескольким шрамам на щеке и вдоль правого глаза. Не дожидаясь крика со стороны монаха, я резко встал с места и вонзил острый нож между прутьев решетки исповедальни примерно в районе головы, как я раcсчитал. Попал я куда вышло, а вышло в лоб чуть выше левого глаза. Монах упал там же с широко распахнутыми глазами. Ах, какой неправильный монах, даже не прочитал молитву перед смертью. Что, старик, твой Бог тебя не предупредил? Забавно.
Вот и убийца поневоле покинул этот бренный мир, в котором главный властитель над жизнями смертных - я.

***

Уже два часа я стоял на одной из возвышенностей города, дожидаясь своего господина, и смотрел на Рим с высоты. Город, где похоть и деньги — главные Боги. Престол Святого Петра давно стал продажнее самой развращенной куртизанки, а в Риме каждый день убивают людей и сбрасывают их бездыханные тела в реку. Река любит трупы, чем и пользуются люди навроде моего господина.
Картина тут скоро станет хуже, чем в Неаполе, а там ведь чума. Сотни, тысячи людей в Неаполитанском Королевстве лежат на площадях в огромных кучах, их даже не сожгли. Поговаривают, что из Неаполя бегут даже крысы, настолько там сейчас все ужасно. Ирония в том, что туда сейчас собирается французский король. За землей и трофеем, как он думает. Интересно, в качестве трофея он принесет в Париж чуму? Весьма вероятно.

А что я? Я всего лишь убийца. Что касается моего имени, оно столь же незначительно, как и имена тех, кто убивает нищих по ночам.
Знаете, ветер мне всегда помогал, он приносил новости. А кто еще помог бы простому сбиру, кто, как не ветер? Ведь ветер дует в сторону смерти.
Смерть всегда будет там, где ею правят. А правят Смертью двое: Ватикан и я.