Храм любви. Гл. 25. Конфликт

ГЛАВА 25. КОНФЛИКТ

               Крест на шее и крест на любви, и в могилу
                надежды зарыты.   
                Автор

Вернулся он в Москву в приподнятом состоянии. В офисе он
встретился с Рушави. Чувствовалось, что он не ждал его появле-
ния и его застали врасплох. Разговор был нелицеприятным. Ара-
бес обвинил его в странном исчезновении. В ответ тот показал
телеграмму, по которой он был вынужден срочно уехать на его
машине, так как у него при смерти оказалась мать. На вопрос,
куда исчезли деньги с расчетного счета, он сказал, что перечис-
лил в фонд детского дома, где воспитывалась Надежда, якобы
по его просьбе, которую она передала ему.
— Ты все деньги, такую огромную сумму умудрился снять
на благотворительность! Надежда мне об этом ничего не сказа-
ла. Это же мой крах! Ты остановил все работы по кафе-храму.
Позволил выкрасть цистерну с запасами спирта. Может, сейчас
скажешь, что в этом нет твоей вины и все это происки бандитов?
Нет, это мошенничество и предательство, если не сумасшествие.
Обанкротил мою фирму и более того — оставил меня в долгах
перед кредиторами. И как выкручиваться и жить дальше? Я
не знаю.
— Я за все отвечу и все поправлю. Ведь ты официально пе-
редал мне все дела. Ты юридически уже ни за что не отвечаешь.
— Я передал тебе все дела не для того, чтобы ты все обру-
шил, а хотя бы сохранил в прежнем виде, ты же и пустил меня
по миру с сумой.
— Я возмещу все потери. Сейчас застрахую остатки фирмы,
и мы ее сожжем, — предложил Рушави. — Это выход. Кинем
страховую компанию, они страхуют наш кредит. Вот и пускай
расплачиваются дальше. Твой же храм любви построим в дру-
гом месте и от другой фирмы или пока только в интернете.
В нем он будет доступней большему количеству людей, чем то,
что с нашими финансами можно построить на местности. Пой-
180
ми: создание его в твоем замысле, на дебаркадере, — очень
дорогое удовольствие. Закодируем в интернете вход для жела-
ющих его посмотреть — покупай дисконтную карту и гуляй
по залам его музея. Многие образцы можно сделать только
в виртуальной реальности. Весь мир будет смотреть на него
и ходить по его залам. Если организуем аукцион невест и же-
нихов на гражданский пробный брак с моральным контрактом,
все будет окей. Организуем по интернету контрактный брак
на условиях согласованной морали, с оплатой этих услуг. Орга-
низуем целый сервис услуг от прошения грехов до помощи
одиноким матерям в воспитании детей, если они родили
вследствие согласованного морального контракта. Нам покло-
нится весь мир. Это же интернет. Необходимо только проду-
мать детали исков, кодировку и прием документов.
— Что ты болтаешь, на иллюзиях интернета помешался. Ин-
тернет — это пока сомнительные деньги, да и идея — пока лишь
миф желаний. Проект сырой. В этом виде в мире насилья и об-
мана ты лишь добавишь еще одну ложку дегтя.
— Ну зачем так, — возразил Рушави. — Даже размещение
просто фотографий всего холостого населения земли с их поже-
ланиями и рассказами о себе может вызвать интерес к знаком-
ству. Информация может быть как открыто-бесплатной, так
и приватно-платной. Возможно представительство как под ре-
альными именами, так и с вымышленным представительством.
— Скоро этого и без нас будет столько — хлебай не хочу.
— Подойдем с необычностью. Можно некоторые любовные
истории бросить на разгадку: Пускай посетители думают, к какому
образу и фото отнести ту или иную историю. За игру в угадайку
можно получить даже игровые бабки. Если же еще реализовать
мою идею без сексуального контрактного общения, с рыцарской
любовью, все будет тип-топ. Секс без слез и последствий для ры-
царских любовных связей может принять внушительный размах.
— Красивая рыцарская любовь для романтического время-
препровождения без традиционных брачных уз, думаю, мало
кого заинтересует.
181
— Почему? Составим контракт на рыцарские отношения
со знакомством через интернет, а там секс на их усмотрение. Ес-
ли кто-то с ним будет несогласен — новый контракт уже с ин-
тимными отношениями или неустойка за нарушение рыцарских
отношений.
— Интересный ход, это можно попробовать, но только как
эксперимент. В любом деле нужны верные соратники и кадры
с большим потенциалом желаний, а у меня таких нет. Если все
это тебе небезразлично, то зачем ты все поставил под крах?
Мне для спасения пришлось сделать целый вояж в прошлое.
Арабес, усевшись поудобней, опустил голову на стол и,
не ожидая никаких оправданий от Рушави, предался воспоми-
наниям.
— Мне в поезде приснился сон, — наконец произнес он,
не поднимая головы с рук. — В нем будто бы за мной пришли
два могильщика с лопатами. Стоят на грязной дороге, а в луже
змея крутится и, бросаясь на меня, не кусает, а как будто цара-
пает своим ядовитым зубом по руке. Я отмахнулся от нее и по-
бежал, вроде как в больницу. Захожу и вижу: это вовсе
не больница, а баня. Выходит из парилки банщик, а за ним три
обнаженные дамы в свадебных фатах. Проходит мимо меня
к дивану в темной комнате и там начинает над ними вроде как
колдовать. Зажигает свечки и начинает заниматься с ними кол-
лективной любовью. Я присматриваюсь и вижу: все они — мои
бывшие жены, и все с голубыми волосами варежек между ног.
— Что ты, идиот, делаешь с ними, это же мои жены! — вы-
рвалось с возмущением мое негодование.
— Да пошел ты… — и по матери отвечает мне. — Это мои
банные невесты. Каждое воскресенье, в соответствии с контрак-
том, они приходят в баню и ублажают меня. Я, в свою очередь,
навожу марафет у них. Ты же их голубые варежки давно не на-
девал и даже не гладил, а это хозяйство заботы требует. Вот я
это систематически чищу, парю и жарю, иначе у них крыша по-
едет и фигура испортится. Это условия нашего тайного контрак-
та, которое я нарушить не имею права.
182
С этими словами он подает мне вроде как договор:
— Здесь мои обязанности забиты, и никакого насилия нет.
— Это же бля-во, — закричал я и смял поданную им бумагу.
— Ну это как посмотреть, — спокойно отвечает он. — Чтоб
тело в здоровье и чистоте соблюсти, оно каждую неделю объ-
едаться, мыться и развлекать должно, а любой бессмысленный
простой чреват большой бедой.
— Слушай, это не про меня. Я своих жен пока сам могу об-
служить, а с твоей услугой они мне не нужны, сам с ними
и живи.
С этими словами развернулся и выскочил из бани. Смотрю,
рука пухнет от укуса все больше и больше. Не знаю, куда по-
даться. Пошел куда глаза глядят. Вижу впереди подвесной мост,
ведущий к какому-то голубому храму. Мост еле висит на одной
ниточке и качается, того и гляди рухнет. Ну, думаю, сейчас
по нему и пойду, пусть оборвется со мной. Иду по этому мосту
и слышу сзади: «Ты куда идешь? У тебя хоть и нет страха,
но противоядия от яда тоже нет. Если ты не сорвешься, то все
равно скоро умрешь. Мы тебя круто сделали, и мост сейчас рух-
нет». Иду и думаю: «Почему он рухнет, когда навстречу ко мне
по нему идут три красивые женщины и одна из них голубая-го-
лубая, как вода в пруду?» Слышу, говорят мне: «Это ты зарядил
нас будущим и сделал из нас свое продолжение». Чувствую, мне
так хорошо на сердце и душа поет от радости. Пригляделся
и смотрю: никаких дам нет, а оглянувшись, вижу: идет смерть
за мной с косой и косит всех подряд, а я не убегаю, стою и жду:
дойдет до меня или нет?
Потом опять вижу трех женщин, и кто-то кричит: «Мы тебя
сделали. Что стоишь, спасай своих красавиц! Первая — это мать
твоих детей, вторая — душа твоего сердца, а третья — соратница
твоя по делу». Все трое с голубой гривой волос. Тут подходит ко
мне смерть с косой и подкосила. Лежу на земле и вижу: эти да-
мы, что вроде шли навстречу, вовсе и не женщины, а три краси-
вые кобылы. Стали крутиться вокруг меня и по какой-то причине
все ржут и ржут. Гнедая, вороная и голубая, как три человече-
183
ских влечения, три счастливых зова, несущие человеку любовь
тела, духа, души. Склонили они свои головы надо мной и как
будто прощаются навсегда.
Плохой, конечно, знак в моем сне, — заключил рассказ сна
Арабес, — но я надежд не теряю. Любовь к людям приходит
только тогда, когда у него появляются силы страсти, и уходит по-
следней, только тогда, когда эти силы покидают его. Во мне еще
есть порох страсти, значит буду жить. Проснулся, однако, я с бо-
лью в сердце. Похоже, кто-то хочет, чтоб простилась со мною
и любовь, и жизнь.
Рушави принял это высказывание как намек на себя и в ду-
ше разозлился на него. Он почувствовал, что какая-то неведо-
мая сила пытается дать Арабесу разгадку, и испугался, что своим
приездом он может перекрыть кислород всем его намерениям,
о которых боялся, что он узнает.
— Хоть знак плохой, но я пока не вижу оснований для бес-
покойства, — возразил Рушави. — Подумай, я тебе интернетом
мозги не пудрю, а дело предлагаю.
— Ты лучше сам подумай, чем кроме задницы рассчитаешь-
ся за все, что сделал, а сейчас уходи, чтоб я тебя не видел. Мне
нужно побыть одному.
Рушави встал и направился к креслу, чтоб взять свою за-
плечную сумку. Она находилась рядом с Арабесом.
Арабес положил руку на сумку:
— Все свои вещи оставишь здесь. Заберешь тогда, когда я
это тебе разрешу. Понял? И отдавай ключи от машины, пока
не продал.
Чувствуя его агрессивность, Рушави слабо попытался что-то
возразить.
— Не пытайся, иначе я тебе голову отверчу.
Оторопев от его агрессивной решительности, он был вынуж-
ден уйти ни с чем.
Оставшись один, Арабес долго еще сидел в задумчивости,
потом позвонил на станцию и узнал, что его вагон еще на стан-
цию не прибыл.
184
Решив навести кое-какой порядок в офисе, но взял мусор-
ную корзину и увидел в ней смятый бланк телеграммы. Развер-
нув его, он понял, что это черновик. На телеграмме было напи-
сано: «Надюшка, доехал нормально, немного простудился.
В офисе заметил появление Арабеса. Где он, не знаю. Спасибо
за все. Люблю, целую. Твой Рушави».
Арабесу текст телеграммы как ножом полоснул сознание.
Корзина выпала из рук. Он сел на диван и потряс головой, не ве-
ря прочитанному тексту.
— Вот это удар, ниже пояса. Нет, это не мина разорвалась
над головой, это она разорвалась миной и исчезла, — стал, как
контуженный, рассуждать сам на сам. — Необходимо все обду-
мать и принять правильное решение. Не торопись, — успокаи-
вал он себя.
Обхватив свою голову, он продолжал бредить.
— Ты всегда находил выход из любой ситуации. Убей или
умри сам. Нет, это не выход.
Какой-то тявкающий внутренний голос травил его сознание.
Он взял гитару и, стараясь сбить душащее его настроение, запел
песню:
Обман
Руки замерзли, и сердце во льду,
Холод измены терзает душу.
Вы обещали мне горы любви,
Но за изменою скрылись они.
На коленях перед дамой вы не лгите, господа,
Как и женщины любимым, если жизнь им дорога.
На эшафот, на эшафот!
Всегда любовь обман ведет.
В дым превратилась и совесть, и честь,
Рвется наружу коварная месть.
Месть, месть стонет в груди,
Где же ты, ангел-спаситель? Спаси.
Месть, месть, месть, словно град,
185
В любви урановый распад.
Боль, боль, боль души.
Миражи, миражи, миражи!
На коленях перед дамой вы не лгите, господа,
Как и женщины любимым, если жизнь им дорога.
На эшафот, на эшафот!
Всегда любовь обман ведет.
Крест на шее и крест на любви,
И зарыты надежды в могилы.
Раздвигаю реками я своды небес,
Призываю на помощь титанов чудес.
И где, и где, и где она,
Надежды воспевшая душа?
На коленях перед дамой вы не лгите, господа,
Как и женщины любимым, если жизнь им дорога.
На эшафот, на эшафот!
Всегда любовь обман ведет.
* * *
Сбив пением немного свою подавленность, он еще некото-
рое время посидел в тишине. Ему хотелось изменить некоторые
слова песни, но в голову ничего путного не шло. В ней как упрек
почему-то навязчиво крутилась поговорка, повторяемая часто
еще его дедом: «И я к барина жене хожу, деньги беру, и барин
к моей жене ходит, деньги дает. И так деньги, и так деньги». Да,
причина в них, решил он. «И зачем же тут мораль? — спрашивал
он себя. — Кругом меня один обман».
Наконец он встал и, стараясь отвлечься, стал осматривать
комнату. Наткнувшись на сумку, Рушави раскрыл ее и стал про-
сматривать. Увидев пакет фирмы «Кодак», вскрыл. Фотографии,
выпавшие из него, шокировали его вторично. Он внимательно
рассмотрел их и швырнул со злостью в сторону. Они разлете-
лись по полу. На всех фотографиях Надежда была сфотографи-
рована с Рушави в разных частях города, и на пляже, и в об-
нимку.
186
Он лихорадочно набрал номер его телефона. Услышав
в трубку его голос, спросил, как можно сдерживая свое негодо-
вание.
— Объясни мне, подлец, что значит твоя телеграмма, в кото-
рой ты объясняешься в любви Надежде, и все фотографии, кото-
рые я нашел в твоей сумке.
После длительного молчания тот ответил:
— Если у тебя хватит терпения, я все сейчас расскажу.
Объяснение его было длинным, и Арабес включил запись.
Весь этот разговор был записан на магнитофон.
Он говорил, что он рад такому разрешению ситуации и что
ему не придется больше врать. Признался, что встречался с ней
с самого первого дня их знакомства, что она сама спровоциро-
вала его на ухаживания за ней.
Все время их общения, когда Арабес оставлял ее одну, она
находила время и встречалась с ним. Он по ее совету следовал
за ними как тень, а Арабес, ослепленный счастьем, ничего не хо-
тел замечать. Даже когда он приезжал к ним и они вынуждены
были все втроем оставаться ночевать в разных каютах офиса, то
она просила подсыпать в вино снотворного, чтоб он спал,
а не занимался с ней любовью. Это делалось якобы для того,
чтоб облегчить его страдания и успокоиться в уверенности, что
Арабес не занимается с ней сексом.
Он уверял, что просил ее сообщить об их любви Арабесу
и остаться с ним уже не в тайной связи. Говорил, что он может по-
нять их настоящие чувства и, оставшись другом, будет помогать
им. Она якобы отвечала, что сейчас не время и что не совсем уве-
рена в его любви. Просила подождать, пока она не закончит про-
ект, и как только выступит с клипом по телевидению, признается
сама Арабесу, что любит другого. Требовала весомых аргументов
и все новых доказательств его любви. Сыграв на этом, уговорила
его перегнать деньги на ее какой-то счет, чтобы дальше ее рас-
круткой занимался он. Они даже подали заявление в ЗАГС.
Предупреждала: если он что-нибудь скажет или проболтает-
ся Арабесу об их плане или встречах, то после этого он ее боль-
187
ше никогда не увидит. Признался ему, что любит ее и готов идти
на любое преступление ради того, чтобы быть с ней.
Не было бы его, значит был бы какой-нибудь другой Рушави,
утверждал он. Тогда все могло зайти еще дальше и с более худ-
шими последствиями, больней и трагичней для него. Убеждал
его во всех грехах, чтобы он был уверен, что она ему не пара
и необходимо вернуться к семье, так как у него еще несовер-
шеннолетние дети и им нужен отец. По этой же причине он ни-
чего не сказал его жене, так как лишний раз не хотел расстраи-
вать ее по пустякам. Высказал надежду, что он из этого урока
сделает правильные выводы и во спасение семьи и своей репу-
тации вернется к семье. Наконец, стал убеждать его в том, что
разрыв с нею — это, рано или поздно, неизбежность и Арабес
может гордиться, что в его возрасте у него был увлекательный
роман, на который неспособны мужчины и более молодого воз-
раста.
Арабес был вне себя, но положил трубку только тогда, когда
для уверенности в реальности измены расспросил об ее интим-
ных особенностях. «Если он точно опишет ее сексуальные осо-
бенности, то тогда это не розыгрыш», — думал он и в душе хо-
тел, чтоб он ошибся. Рушави, однако, не ошибся, сказав ему, что
она холерик в сексе и имеет не только интимную родинку,
но и голубую косынку неба между ног.
Он, не осознавая реальности своего состояния, даже не ду-
мал о крахе фирмы. Это его уже не волновало. Взяв запись этого
разговора, фотографии и телеграмму, он сел в машину и по-
мчался к ней.
Уже вечерело, и моросил дождь. Целый час он выбирался
из Москвы, нервничая в постоянных пробках. Выехав, он, нако-
нец, задал себе вопрос: а зачем он, в сущности, решил ехать
к ней? Нет, надо переговорить. Рушави все это мог и наврать. Он
до сих пор не мог поверить в реальность случившегося и в то,
что высказанные Рушави аргументы выдумать было нельзя.
Вспоминая ее глаза при отъезде в последнюю встречу, он никак
не хотел верить и повторял себе, что все это неправда.
188
«По его словам выходит, что она дрянь, но он ее любит и эта
дрянь ему нужна, даже после меня. А может, он прав и она игра-
ет действительно в любовь с двумя мужиками в надежде, что
мы, подравшись, уберем друг друга, а она, перешагнув через
нас, пойдет дальше, к другому, или в спокойствии останется
с одним из нас. Разыгран рыцарский роман, греющий душу его
развязкой», — размышлял он в своих фантазиях. Инстинкт сам-
ки, стравливающей самцов за право обладать ею или за надеж-
ду обладать двумя самцами?
Ради этой молоденькой девчонки он бросил семью. Потерял
дело, ухлопал последние десятки тысяч оборотных долларов.
В результате измена. Это же со стороны видится всем как умопо-
мрачение.
Знакомые и даже незнакомые в тот период спрашивали его:
«Зачем она вам нужна? Разница в пятнадцать куда ни шло,
но больше — это по крайней мере чудачество».
Отвечать: «Я люблю» для окружающих было неубедительно.
Любовь в его возрасте считали ненормальным восприятием
жизни, если это не временная интрижка на стороне.
«Может быть, Рушави и прав, когда говорит, что меж нами
что угодно, только не любовь? Она игрок, и жизнь ее — игра.
Она правильно поет, что живет лишь тогда, когда играет, часто
ставя на карту жизнь свою. Нет, она не любит, а пудрит из-за де-
нег мозги, это точно! А что еще может быть? Посадила на ду-
шевного червяка, как на крючок леща.
Да, я всегда увлекался музыкой, пел под гитару как люби-
тель. Таких, как я, много. Она заставила посмотреть на это се-
рьезно, и я написал несколько серьезных песен. Это мне показа-
лось настоящей жизнью. Я это вдохновение, как настоящий лещ
червя, схватил и проглотил. Теперь варюсь в ухе собственного
приготовления. Она просто называется спиннинговым секс-ту-
ризмом. То на блесну, то на червя — в этом вся ее игра. И ради
этого я просаживаю свою жизнь? — задавал он себе вопрос
за вопросом и не находил оправдывающего себя ответа. — Лю-
ди ради детей отдавали жизни, а я ради своей жизни их бро-
189
саю». Да, жена не любила слушать его пение и не понимает его.
Жена наверняка изменяла, но чем лучше эта? Рога и там, и тут,
но тут они могут быть еще ветвистей. Поменять шило на мыло
и смириться?
«Здесь мне дарят, может быть ложную, но ласку и взаим-
ность с изменой, там — с искренним равнодушием безразличие
и отчуждение. Здесь меня поднимают до творца, там унижали
до плебея. Здесь я любил, там нет. Значит, надо бороться или от-
казаться от того и другого. А дети? Здесь меня, кажется, все-таки
любят, но любят, скорей, как творца или как спонсора, а мне
нужна любовь как к человеку. В моем возрасте это уже, наверно,
бесполезно. Общее творчество, как и дети, тоже роднят людей
и сковывают кандалами, но всегда ли мы достигали понимания
друг друга? Являлось ли это духовным родством? Нет, или да?
Совместное творчество требует компромиссов, от них устают,
и это порой мешает телесной радости. Да и само творчество —
всего лишь выражение чего-то большего. Конечно, необходимо
духовное родство, в котором ни поведением, ни словом люди
не могут обидеть друг друга, даже когда ссорятся, это должно
быть безобидным. А тут-то что?» — спрашивал он себя.
Вся эта грозовая туча вопросов и сомнений крутилась в его
голове безумной беспорядочностью вихря. Он снова и снова за-
давал себе вопросы и лихорадочно пытался ответить на них:
— А отдыхает ли он с ней всегда? — и отвечал себе: — Ско-
рее нет, чем да.
Кто-то ему говорил, что активная красавица, как шумный го-
род, может принести массу наслаждений мужчине, но этот фонтан
наслаждений быстро утомляет. От красоты мужчина мгновенно
раскисает, а потом его отжимают, как половую тряпку. Он поймал
себя на мысли, что после длительного общения с ней его действи-
тельно тянет к уединению. Однако очень длительное отсутствие ее
бесило его, а тут еще эта история измены — и он уже с пеной у рта.
Бесспорно, он получал с ней сексуальное удовольствие, и оно ма-
гической силой тянуло его к себе вновь и вновь. Однако это сексу-
альное удовольствие он больше пытался доставить ей.
190
«Наконец, не убивать же ее, — убеждал он себя, — ведь я то-
же не безгрешен. Надо только выяснить: почему она это сдела-
ла? У нас с ней все было искренним: и радость, и счастье, и ее
глаза, а они не могут врать. Все можно простить. Простить жен-
щине? Нет, прощать можно только мужчине. Он всегда отдает
женщине частицу себя, а женщина только получает, и все это
у нее внутри бродит. У нее лишнего ничего нет, а значит и да-
рить, и делить себя не имеет права. Короли всегда имели фаво-
риток, и королевы им прощали. Сами они такого права не име-
ли, иначе легитимность наследников можно было бы оспорить.
Значит, ее надо оставить. Нет, не могу, все это бред,
но что же меня так бесит? Страх потерять ее? Выходит, я та-
кой же, как и все, собственник. Чего собственник — тела, души,
отношений? Нет, это неотделимо. Тогда я король ордена рого-
носцев. Но она же мне еще не жена. Жену почему-то я так
не ревную. Значит, люблю, а ее хотят у меня увести. Кому-то она
тоже нужна, и мне предлагают отступить без боя. А может, это
просто задето мое самолюбие, мужская гордость? Нет, нет
и нет!» — кричало, как раненый зверь, его воспаленное созна-
ние.
Тут он вспомнил свою первую близость с ней и подаренную
после этой близости ее голубую куклу мечты. Только сейчас он
заметил, что ее кукла, как талисман висевшая у лобового стекла,
куда-то пропала. Он стал лихорадочно искать ее в бардачке. На-
конец нашел и как будто вновь увидел свою мечту. С остервене-
нием оторвал ей голову и бросил на пол. Однако легче ему
не стало, и тут он вспомнил, что ее предыдущий ухажер, тоже
порубив ее заговоренную куклу, умер.
Мысли еще больше стали его лихорадить, и чтобы от них
освободиться, он снова стал напевать свою песню, которую на-
чал писать раньше, и только сейчас ему пришла мысль, как ее
можно было бы закончить.
191
Зажигалка
Бритвой по горлу. Плевать на мораль.
Я сегодня караю мужскую печаль.
Я в экстазе души и к обрыву лечу.
Попирая приличья, я в разгул ухожу.
Зажигалка, зажигалка на коленях у меня,
И ласкает, и смеется беззаботная душа.
То как кукла-неваляшка,
Озорная Чебурашка,
Разожжет и раззадорит,
«Потанцуй со мною», — просит.
Потанцуем, потанцуем, и несется в пляс душа.
Я с такой от сотворенья не встречался никогда.
Опьянила красотою, стала манною душа,
И, как сыр, съедает сердце эта хитрая лиса.
Прижимается и ножки свои просит оценить,
И за небо ее ласки я готов судьбой платить.
Рай наслаждения
До исступленья,
Слабостью от счастья, как сном, опьянен.
Страсти судья мне лишь царь Соломон.
Вот и крещусь я, и рвусь с поводка,
Страстью греха упиваюсь до дна.
Зажигалка, зажигалка на коленях у меня,
Заласкала, заласкала и на душу мне легла.
Мне хорошо, но я не знаю,
Как долго праздник я хочу.
Я столько радости не выпью,
Я столько горя не пропью.
Когда с другим тебя увижу,
Тогда я сам себе скажу:
«Прошла любовь, опали листья,
Стою один я на ветру».
Зажигалка, зажигалка на коленях у меня,
192
И смеется, и целует беззаботная душа.
Обними же, судьба, обними.
Боготвори, боготвори страсть любви.
* * *
За этим безрассудным пением он не заметил поворота и по-
шел на обгон, выскочив на встречную полосу. Состояние аффек-
та, в котором он находился и которое гнало его мысли так же,
как он гнал машину, мгновенно прошло, когда его резанул
встречный свет фар. Сворачивать было некуда, и он прижался
к обочине противоположной полосы. В это мгновение ему пока-
залось, что ему дали подножку, в голове раздался звон, он стал
куда-то падать. Земля перевернулась, и в глазах потемнело, он
вцепился в баранку рулевого управления, как бы спасаясь
от этого падения. Больше он ничего не помнил. Очнулся
на больничной койке.
Первой, кто навестил его, была жена. Получила она изве-
стие из больницы по найденному у него телефону. Ей передали
личные вещи, найденные в машине, и паспорт. Среди личных
вещей она увидела массу эротических фотографий почти обна-
женной ее соперницы. Она приехала на следующий день гос-
питализации, сразу после звонка, и скромно сидела у кровати,
пока он не очнулся. Выяснив его самочувствие, она поняла, что
парализованы ноги, и, видимо, надолго. Врачи сказали, что из-
за старых афганских ранений в позвоночнике последствия ава-
рии могут привести к необратимому процессу и муж может
остаться парализованным на всю оставшуюся жизнь.
Учитывая все эти обстоятельства, просмотренные фотогра-
фии, телеграмму, найденную в вещах, она все поняла, и ей стало
жалко его. Она не знала, что говорить мужу. После последнего
с ним разговора она не верила, что его роман на стороне это се-
рьезное увлечение. Официального развода не было, хотя прак-
тически он уже бросил ее. В глубине души она все время его
ждала, думала, что пройдет время, и он, перебесившись запоз-
193
далым увлечением, вернется к семье. Очереди занять место му-
жа за ее спиной не было. Дача, дом, квартира всегда требовали
нахождения рядом мужчины, хоть в сексуальном плане он тре-
бовался ей меньше всего. Однако парализованный мужчина как
помощник по хозяйству вряд ли нужен был любой женщине.
— Это тебя бог за грех наказал, — с трудом выговорила она,
когда он обратил на ее внимание и заговорил. — Мои слезы
не успели высохнуть от боли твоего известия о разводе, и снова
слезы. Над тобой стоит рок этой роковой голубой русалки. Мне
сейчас хоть вешайся. Я проклинаю твою шалаву, которая взбеле-
нила тебе седую голову. Вот весь результат твоей дурости. Она
тебя быстро забудет, такой ты никому не нужен, а мне мучиться
теперь с тобой до конца жизни. Я не знаю, что мне делать. Я за-
копаю ее фотографии в могилу и прокляну. Если она не получит
возмездия сразу, я буду ее проклинать каждый день, пока мое
проклятье ее наконец не покарает.
— Не дури, — возразил он. — Я знаю, что ты черная колду-
нья, но не делай еще хуже и мне, и детям. Зло возвращается.
Она заплакала.
— Может, мне разойтись с тобой официально? Пусть будет
то, чего ты хотел.
— Хватит рыдать, — слабым голосом оборвал ее Арабес. —
Если хочешь развода, я не против него, сделают и без моего
присутствия. Согласие я могу подписать сейчас. Дай рекламу
на продажу чеховского дома, но как на тебя будут смотреть при
разводе с инвалидом? Пока повремени с этим.
Она молчала.
— Не знаю, что даже лучше будет для тебя.
Как мужчина я с тобой уже давно не жил. Как женщина ты
меня перестала удовлетворять давно. Да и сама как-то восклик-
нула: «Когда ты атрофируешься?!» Этим убила интерес к себе.
Нельзя получать сексуального удовольствия от дохлой кобылы
в постели. Для меня лучше было снять проститутку, та хоть
на ласки бывает щедра, и станцует, и споет — хоть за деньги,
но сделает все, что душа запросит. Ты ж как женщина со мною
194
давно себя изжила. Я не мог дарить долго ласки женщине, кото-
рая не могла ответить взаимностью, кроме как презрением или
безмолвным равнодушием. Даже если добьешься развода, дру-
гого мужчину вряд ли найдешь. По расчету, может быть, кого-ни-
будь еще и сможешь приголубить, но это тебе счастья тоже
не принесет. Ты не можешь дарить душу, а может быть, у тебя ее
и нет или вместо нее только усохшая лимонная корка. Не знаю,
может быть, и такая женщина кому-нибудь будет нужна,
но вряд ли от твоей черствости расцветет чья-то душа. Оставь
все как есть, я твоей свободы не ограничивал. Влюбись, если
сможешь. Только люби на стороне. Не веди в семью, к детям чу-
жого мужика, он никогда не сможет заменить отца. Как бы там
ни было, жесткость его может восприняться неоднозначно, или
он будет многое прощать, а в семье без жесткости порой нельзя.
Родному отцу дети могут простить много, у неродного даже
малую ошибку воспримут как роковое зло. Может, нам лучше
сохранить семью как общее хозяйство, а для души каждый бу-
дет иметь нелегальную связь?
— Молчал бы, тебе сейчас в таком состоянии больше
не о чем говорить?
— Ты не волнуйся, я выкарабкаюсь, а если не получится, до-
бью себя сам, чтоб не быть обузой, но тебе перед этим ска-
жу все.
Честь семьи, рода — это немало, и каждый из нас только этим
должен быть горд и силен. Детям плевать, какие отношения были
между нами, для них главное, чтоб мы были рядом с ними.
Тебе я не нужен был всегда, а нужны деньги, и все, но даже
за них ты не могла платить женской благодарностью.
Я ведь и храмом любви увлекся не только чтоб как-то утвер-
дить свое понимание, а потому, что мне не хватало любви. Од-
нако такие, как ты, все это принимают за чудачество или раз-
врат. Ну да бог с тобой и с этим миром. Я устал ото всех. Только
эта девчонка, которую ты презираешь за то, что она подарила
то, чего ты подарить не могла, меня как-то еще поддерживала
и вселяла веру в себя, но…
195
Она его прервала:
— Да мне уже все по барабану. Ты должен о себе думать,
а ты даже на постельной койке о ней бредишь. Я тебя не пони-
маю.
— Да ты никогда не понимала меня и с осужденьем смот-
ришь, как на врага. Да, я помню, ты мне при браке сказала, что
заключила бы со мною не брак, а контракт согласия то ли
на продолжение рода, то ли еще на что. Тогда я не стал вдавать-
ся в подробности, но твоей любви я не видел. За всю нашу
жизнь ты меня никогда не целовала, и я устал это делать без
взаимности.
Жена молчала, как это делала всегда.
— Если бы у тебя был роман на стороне, я бы только обра-
довался, но такая ледышка, как ты… — он замолчал и, подумав
еще немного, продолжил: — Если бы в этом государстве были
моральные суды, они меня бы оправдали, а тебя за то, что ты
своей холодной фригидностью убила во мне все проявления
любви, осудили. Более того, они бы мне присудили право иметь
не тайно, а гласно любовницу. Я ведь дарил тебе ласки и внима-
ние, но все это не может быть односторонним долго.
— Я не виновата, что не могу чувственно проявлять свою
любовь. Не каждый умеет любить, как тебе хочется.
— Вот таким, как ты, и нужна моя затея, чтоб ты и такие, как
ты, зомбированные предрассудками морали не убивали себя.
За непроявление любви нужно судить, если брачный костюм да-
же по нужде супруги надели на себя. Я своим храмом не хотел
посеять разврата, и если говорил о свободе любви, то только
о той, которую нужно было заслужить. Для тебя это мое чудаче-
ство, и только.
У нас в семье любовь оказалась дефицитом. Однако только
ты со своей фригидностью стала могильщиком моих чувств. Если
я выживу, то совместное хозяйство нашей семьи мы уже вряд ли
сможем продолжать вести. Как мать ты себя стараешься реали-
зовать полностью, как женщина мне все равно уже будешь
не нужна, как, видимо, и я тебе. Я не могу дарить ласку и внима-
196
ние той женщине, которая не может мне ответить тем же, хотя
сейчас уже и не до этого.
— Да все можно было продолжать и жить в мире, как все,
но ты не остепенился с возрастом, а наоборот. Не зря говорят:
седина в голову, бес в ребро. Еще и втемяшилась в голову ду-
рацкая идея храма. Ты тщеславен.
— Права ты или нет, не знаю, бог тебе судья. Моя жизнь все-
гда имела цель, она уходит, как увлекательный, но оборванный
сон. Жалко только, моя интимная религия счастья, где-то близко
к сотворению человека мира любви, умрет вместе со мною. Тебе
это до фонаря, не понимаешь, считаешь, что я занимаюсь глупо-
стью. Однако без нее счастливым в этом мире никто не может
быть, как и я не был счастливым с тобой. Счастливого общества
тоже без этого не может быть в принципе. Сейчас это уже
не имеет значения. Я пришел к своему финишу.
На станцию должен прийти вагон с грузом. Это моя послед-
няя сделка. Если она не сможет послужить моему делу, то хо-
тя бы что-то останется для семьи. Мне нужно дать указания.
Пусть мне позвонит Рушави и приедет Надежда. Я хочу их ви-
деть. Нужно собрать остатки жизни в кулак, чтобы дать какой-то
толчок моим замыслам или продать так, чтобы в том или ином
виде что-то увидали люди. Даже если это будет не тем, что я ви-
дел, все равно это должно оставаться прекрасным. Будет это ин-
тересно людям или нет, это уже проблема времени, а не моя.
Жить любовью — это мой смысл.
Жена поняла, что последнюю сделку он может пустить тоже
на ветер своей бредовой идеи и детям ничего не останется. Ей
стало обидно, но она этого не показала.
— Я принесла тебе лекарства, пояс для позвоночника
и оплатила за тобой уход нянечки. Тебя обещают перевести в от-
дельную палату с телефоном. Однако я даже достала мобильник.
Сегодня уплачу двести долларов за него. Территория этой боль-
ницы охвачена мобильной связью, так что тебе создаю все усло-
вия.
Она подала ему мобильник.
197
— Говори сколько хочешь и вызывай кого хочешь сам. Смо-
жешь работать с телефоном — работай. Что необходимо будет,
звони. Навещать часто не обещаю, сын болеет. Деньги оставила,
что надо закажешь, нянечка все принесет.
Когда она уходила, он с грустью смотрел ей вслед и думал:
«Теперь я не очень нужен всем. С этой жизнью сейчас меня, на-
верно, будет связывать только телефон».
Ему стало грустно и обидно за себя, однако руки слуша-
лись его, и хоть такого финала он не предполагал, это его уже
радовало. Он достал записную книжку и стал просматривать
телефоны.
«Нет, я должен закончить сделку и подвести все дела к за-
вершению. А что потом? — спросил он сам себя. — Дальше мне
такая жизнь уже будет ни к чему». Превозмогая боль, он сделал
несколько звонков и, дозвонившись до Рушави, дал ему необхо-
димые указания по приему вагона. О себе сказал кратко, что на-
ходится в больнице после аварии и почти полностью парализо-
ван. Потом добавил:
— Теперь у вас с Надеждой руки развязаны, через меня
можно перешагнуть. Вот и проверь ее любовь. Если она тебя
действительно любит, она должна быть рада этому событию.
Возражений его он слушать не стал и, положив трубку, сразу
уснул.
198               
                * * *