8. Барт, Ренди, Сэл, Чет, Джаред и Джейн

 В метро было зябко. Весь июнь Город плавился и только сейчас, наконец, напомнил всем о том, как обычно здесь проходит : третий день кряду лил дождь, стало прохладно. Город умывался после июньской жары. Как северные люди не могут выносить южный климат, так и северные города - южную жару. Город нуждался в этих ливнях, он должен был остыть перед очередным летним месяцем. Влаги опять будет мало.

      Барт быстро спустился в подземку, благо станция метро находилась совсем близко к автомастерской Джошуа, где, собственно, и работал Бартоломео. Вода шлепала под ногами, и парень боялся, что в любую минуту может поскользнуться и упасть. В темное время суток здесь, на окраине Города, почти никого не было, а это значило только то, что в случае перелома ноги или руки ему пришлось бы добираться до ближайшей больницы самому. Сегодня парень оставил свой мотоцикл дома, решил, что Нелли нужно отдохнуть после вчерашнего заезда, тем более что потрепало ее немало, и за это Барт чувствовал вину. Мотоцикл он любил, наверное, больше себя самого, да и относился к нему не как к средству передвижения, а как к близкому другу, точнее, подруге. Нелли - железная подруга, которая никогда не подводила, никогда не бросала, никогда не предавала. Чем не идеальный друг? Единственным минусом для Барта было то, что Нелли не могла говорить, а во всем остальном ему сомневаться не приходилось: он был более чем уверен, что у Нелли есть живая душа, ведь иначе быть не могло. Барт заботился о Нелли - в силу профессии он знал, как именно это надо делать. Обычно на Нелли он ездил на работу и всегда держал ее у себя на виду, никогда не давал "покататься", как бы его ни просили.

      Иногда вечерами после работы Барт садился на мотоцикл, надевал шлем, заводил мотор и просто ездил по Городу безо всякой цели. Ему нравилось это чувство - чувство Города, чувство дороги под колесами. Он мог ездить совсем медленно, но на трассе время от времени разгонялся до сумасшедших скоростей. Барт знал, что это опасно, но чувство опасности посещало его либо до того, как сесть за руль, либо уже после поездки. Феномен, известный всем мотоциклистам: во время езды страха не бывает. Оседлав своего железного коня, оседлав этот сумасшедший ветер, прорываясь сквозь дикий ливень, никто не ощущает опасности, не чувствует ни малейшего страха. Есть только гонщик, мотоцикл и бесконечная дорога в никуда, ибо ни конца ни края ей не видно. Ощущение свободы - единственное, что чувствовал Барт во время езды. Это чувство выливалось на него, как ледяная вода, свобода освежала, приводила мысли в порядок, и все в голове становилось четким и ясным - ни зыбкости, ни миражей, ни полутонов, ни сомнений. Дорога, ветер, четкие мысли, четкие действия. Этот дикий прилив адреналина, как инъекция в вену, действовал быстро и бесповоротно. Силы, утраченные за день, возвращались. Это было не наркотиком, это было хуже наркотика, во много раз хуже: свобода опьяняла сильнее всего, ее хотелось еще и еще, ведь в мастерской нельзя было дышать полной грудью, задыхаясь от свежести. Там было душно. А здесь, на трассе - легко. У Барта периодически возникало ощущение, что вот сейчас колеса оторвутся от асфальта, и Нелли полетит, полетит прямо вместе с ним! Но, к сожалению или к счастью, сила притяжения земли не позволила бы этого.

      После каждого подобного заезда Барт обещал себе, что это в последний раз, что он больше не будет так делать, что это опасно, но разве имели эти слова хоть какой-то, хотя бы мизерный смысл, когда все нутро, все существо Барта вопило об обратном? Он привык оправдывать сам себя после каждого заезда, приговаривая: "Мне нужно было остудить пыл", "Сегодня был сложный день", "Я всего лишь чуть-чуть разогнался", хотя и не понимал, почему оправдывается, а главное - перед кем. Барту иногда казалось, что он что-то упускает из виду, что забыл что-то очень важное, из-за чего в памяти черные дыры, и некоторые привычки берут начало с них. Эта привычка была одной из таких.

***


- Опять ты?! - воскликнула Ренди, завидев в салоне парня, которого выгнала две недели назад.
- Да! - нахально заявил Сэл, усаживаясь в кресло. Весь его вид излучал самовлюбленность и абсолютную уверенность в собственных действиях.
- И где твои родители? - успокоившись, поинтересовалась Ренди. Настолько увлекшись поиском в лице Сэла хоть капли уязвимости, она не заметила второго человека, бесшумно стоящего рядом.
- Вообще-то брат, - подал голос незнакомец. От неожиданности Ренди едва не подпрыгнула на месте, однако, опомнившись, просто оглядела пришедшего, стараясь не таращиться, хотя это оказалось довольно сложно.
- И вы...
- Чет, - поняв, зачем нужна пауза, отозвался тот.
- И вы, Чет, разрешите своему брату сделать татуировку в столь юном возрасте? - Ренди до последнего надеялась, что хоть у него хватит ума остановит Сэла, потому все медлила.
- Это его тело, не мне жить с этой совой на шее, - Чет пожал плечами, показывая, насколько равнодушен ко всему происходящему. - Он уже достаточно взрослый и сам должен принимать решения. Я ему не нянька.
- Но вы за него в ответе! - слегка повысив голос, сказала Ренди. Эта семейка уже выводила ее из себя, но кричать на людей было не в ее принципах.
- Я в ответе за сохранность его жизни, а не тела. Пусть хоть все тело татуировками покроет, мне все равно. Мисс...
- Ренди.
- Мисс Ренди, - сев на диванчик, продолжил тот, тем давая понять, что не блефует, - понимаете, нравится вам или нет, мне действительно все равно. Родители оповещены, а я сижу здесь, перед вами. Глупо уговаривать, от меня тут вообще ничего не зависит.
- Ну спасибо, - отозвался отмалчивавшийся до этого Сэл, поднимаясь с уже насиженного места. - Я-то думал, что ты хоть немного обо мне думаешь, а вот оно как на самом деле. Знаете, Ренди, я не хочу эту чертову татуировку. Придумаю другую, боюсь, сова мне не подходит.

      Сказал - и покинул салон. Слова Сэла были пропитаны ядом, было понятно, что он не на шутку обиделся. Честер обреченно потер глаза и вздохнул. Он привык к брату, привык к его истерикам на пустом месте, привык, что Сэл может обидеться из-за всего, чего угодно, но привыкание не означает одобрения, а тем более того, что Честеру самому не было плохо после всех этих многочисленных ссор. Честер был очень тихим, спокойным и даже хладнокровным, но вечные нападки Сэла его неимоверно раздражали. Он понимал, что это всего лишь подростковый возраст, что сейчас в его младшем брате кипят гормоны, что ему надо на кого-то срываться, - все понимал. Но это было уже слишком. Очень долго Честер не обращал на все это безобразие внимания, слишком долго терпел и пускал на самотек - мол, само рассосется. Но само по себе ничего не менялось, а Честер слишком устал. Он поднялся и и пошел к двери салона.

- За ним пойдешь? - поинтересовалась Ренди, которой пару минут назад на мгновение захотелось ударить Сэла, однако бить детей тоже было не в ее принципах.
- Кто знает, - неопределенно ответил Честер, пожав плечами, хоть и знал ответ. Как бы то ни было, Ренди этого не надо было знать.

***


- И что ты думаешь об этом? - поинтересовалась Джейн у брата, который разглядывал большой постер на стене одного из зданий рядом с парком. На нем говорилось, что в последний день июня на главной площади города пройдет акция под кодовым названием "Конец начала", а заключаться она будет просто в том, что люди будут писать письма - настоящие письма на бумаге - и кидать их в общий контейнер.
- То есть, как я понимаю, - подытожил Джаред, посмотрев на сестру, - люди пишут письма, кидают в ящик, а затем желающие просто покупают эти письма за десять кредитов?
- Именно так, - кивнула Джейн.
- А смысл?
- Сложно сказать. Как я понимаю, тут важен человеческий фактор. Давай думать логически, - предложила она, усаживаясь на скамейку.
- Давай. Итак, во-первых, зачем людям писать эти "письма в никуда", назовем их так? - Джаред сел рядом с сестрой и закинул ногу на ногу.
- Ну, потому, наверное, что каждому из нас время от времени надо выговориться. А написать письмо, которое если кто и прочтет, то незнакомец, которому до тебя нет дела, - идеальный вариант, тебе не кажется?
- Все равно не понимаю, - нахмурился Джаред. Он не любил не понимать чего-то, сразу ощущал себя глупым. - Зачем делать это прилюдно, если можно написать письмо и сжечь его? Просто выбросить на бумагу все, что на душе, а потом избавиться? И никаких тебе незнакомцев, которые прочтут твою душу. Что за показуха?
- В том-то и дело, что нужны незнакомцы, - возразила Джейн. Уж она понимала, для чего нужна эта акция. - Забываешь про человеческий фактор. Что человек хочет сделать, когда ему плохо? Правильно, выговориться. Многие рыдают или кричат в подушку, некоторые бьют стены, другие выплескивают это в истории, но факт в том, что люди не могут держать в себе все, что их мучает. Им нужно этим поделиться, им хочется, чтобы кто-то послушал их, посочувствовал, разделил с ним это чувство. Люди намного хрупче, чем тебе кажется.
- Враки, - Джаред решительно помотал головой, уходя в себя. "Как Дженни может такое говорить?!" - ругался он про себя, искренне не понимая сестру. Они ведь всегда были изгоями, всегда знали, что нужно держаться вместе, потому что одному не выжить, не спастись, знали основное правило - "человек человеку волк", а сейчас она говорила, что все хрупкие. Эти алчные, озлобленные, гнилые негодяи, которые всю жизнь унижали их, разве они могли быть хрупкими? Разве они могли?
- Я знаю, о чем ты думаешь, Джей, - понимающе откликнулась Джейн. Кто-кто, а она умела читать своего брата, да он и не пытался ничего скрывать. Джаред был открытой книгой - просто посмотри и прочти. - Но да, они тоже хрупкие. Помнишь, ты всегда называл их стаей голодных собак? Так вот, какими бывают собаки, если их не кормить?
- Озлобленными, - уже рефлекторно ответил Джаред. Он был тем еще собачником, потому не сомневался.
- Правильно. Вот в этом все и дело. Они голодные и напуганные, ты ведь знаешь, мы оба знаем, что такое дикий животный страх. Собаки, если их пугать и не кормить, становятся злыми.
- Знаешь, Дженни, - ответил Джаред, ухмыляясь, - ты права. Они не собаки, ведь собаки бывают хорошими. Они гиены, которые просто любят поживиться на чужой смерти.
- Падальщики?
- Падальщики, - парень уверенно кивнул, заставив сестру глубоко вздохнуть. Несомненно, одну часть идеи он понял, но не смог принять другую. Принятие было не в стиле Джареда. Он никогда не давал третьих шансов, не был способен на прощение. Все-таки он был мужчиной, охотником. Охотники не щадят, не отпускают жертв, они бьют без промаха, не давая шанса. В этом и был весь Джаред, и его раскосые рысьи глаза всегда напоминали об этом Джейн.

      А иногда ей было страшно смотреть в них и видеть ярость, что там плескалась.