Гетто

«Сегодня нужно говорить об ответственности всех народов и каждого гражданина мира за будущее».
(В. Гроссман)
1.
Бесконечное число эшелонов движется к лагерю. Что это за лагерь, известно лишь тем, кто его создал. На вагонах крупными буквами нарисованы цифры, как знак того, сколько людей внутри. В одном из таких вагонов - еврей Авраам. Ему двадцать шесть лет. По профессии он учитель. За свои годы он не видел ничего плохого и жил хорошо, как и многие из его многочисленных братьев и сестер. Его труд любили и уважали. Но зло никогда не спрашивает разрешения, чтобы войти в жизни людей. Это зло ворвалось в жизнь Авраама, когда к власти в Германии пришел Гитлер.
Геноцид – это самое страшное, что может придумать сумасшедший ум, одурманенный властью. И счастливая жизнь может в один момент рухнуть от одного удара, словно зеркало. С началом войны точно так же рухнула жизнь не только семьи Авраама, но и многих других еврейских семей.
В вагоне более ста человек, поэтому людям нестерпимо тесно и трудно дышать. Черный вагон. То и дело люди пытаются перевернуть свои тела в удобное положение или вовсе пытаются встать с просьбами:
- Прошу вас, подвиньтесь, пожалуйста. Мой ребенок задыхается…
Все люди – евреи Польши, Германии, западных районов Белоруссии, России. Многие с семьями, с женами, с детьми. Все самых разных профессий: от ремесленников, до архитекторов.
Во мраке вагона не видно лиц. Лишь только слышаться голоса:
- Куда же нас везут?
- Говорят, что на работы. Немецкое командование просто перевозит нас чуть дальше от Германии, чтобы на новом месте мы продолжили трудиться.
- Люди говорят.… Ходят слухи, что в поезде перед нами, который шел три дня, людям совсем не давали воды. И ее приходилось покупать у охраны. Ей платили, но воды людям так и не дали. Поэтому на место приехало много трупов в вагоне. Поговаривают даже, что от безысходности люди пили собственную мочу.
- Дай-ка я взгляну на твое лицо, милая доченька.… Как ты? – говорит голос, и мгновенно в темноте вспыхивает огонек спички.
Не проходит и тридцати секунд, как раздается автоматная очередь по вагону. Женщины оглушают всех своими криками и плотнее прижимаются к полу, в надежде, чтобы их детей не зацепило пулями. Но в темноте кто-то усиленно начинает стонать, и все понимают, что дальше им предстоит ехать с трупами.
Вагон идет уже второй день. И на самом деле воды никто не дает на остановках. Трупы уже давно начали разлагаться. Невыносимый смрад царит в воздухе, которого итак не хватает. Практически все едут, закрывая лица платками.
- Мамочка, мне тяжело дышать! – слышится детский голосок.
- Пожалуйста, уберите трупы, откройте дверь хотя бы на минуту! – просит голос на одной из остановок.
Дверь открывает немецкий солдат и спрашивает:
- Кто это просил?
- Это я. Меня зовут Люциан. Понимаете, ладно мы, но нашим детям трудно дышать…
- Прошу за мной, - спокойно и хладнокровно говорит солдат.
Старого еврея уводят, дверь снова закрывается. И поезд продолжает двигаться дальше. Больше этого еврея никто из тех, кто живым добрался до лагеря, так и не встретил.
Авраам закрывает глаза, и в памяти его вспыхивают, словно зарницы, события, изменившее жизнь его семьи, его нации.
2.
В памяти Авраама всплывают образы. Когда в неизвестность уводили его семью, он отчетливо помнит слова одного из немецких офицеров, который похвалялся своим солдатам:
- Однажды, в одну только ночь я лично расстрелял не менее пятисот человек!
Уже тогда эти слова показались ему ужасными, но он никак не хотел верить, что это касается евреев.
Авраам засыпает и видит сон.
Он вместе со своими друзьями гуляет в ресторане. Вино льется рекой, играет приятная мелодичная музыка. Он танцует с девушкой медленный танец, упиваясь ароматом ее духов. И вдруг в эту приятную атмосферу врываются люди с автоматами. Всех выводят на улицу. Идет снег. Но вся дорога вовсе не покрывается им. Практически вся она в крови и усеяна трупами. Он видит, как у одного из домов, несколько немецких солдат жестоко избивают одного старого еврея, а потом все вместе прокалывают его тело штыками. Он видит, как на балконе стройный офицер подбрасывает в воздух младенцев и стреляет по ним. Он видит, как в закутке старого сарая группа солдат насилует несколько еврейских девушек. Во сне, как наяву, он ощущает на себе удар приклада в спину. И когда колонна таких же как он уходит в неизвестность, он оборачивает голову и видит человека. Человек опускается на колени и кровавым снегом умывает свое лицо. Поднимая глаза, он смотрит на Авраама и улыбается. Авраам узнает в нем Гитлера.
3.
В пути умерло еще десять человек, из них шестеро детей.
Наконец, поезд прибыл на место, и люди, давя друг друга, выбежали на землю. Солнечный свет просто сжигал их глаза. Многие блевали прямо на землю. Из ста шестидесяти человек в вагоне, где ехал Авраам, живыми добрались около девяносто.
На площади играл немецкий оркестр. А впереди виднелись бараки, обтянутые колючей проволокой, вышиной в три человеческих роста. Немецкие солдаты, ухмыляясь, поглядывали на вновь прибывших. Злобно лаяли овчарки. Матери прижимали к себе своих детей, а те дрожали от ужаса. Отцы нервно курили и украдкой общались меж собой.
- Что же это? Куда нас привезли? Неужели это и есть тот рай, что нам обещали? – спрашивал один старик с седой бородой у другого.
Люди замечали на земле забытые кем-то узелки, одеяльца, остатки обуви.
Весь состав поезда построили в одну шеренгу.
«Боже, сколько людей…» - подумал Авраам.
Перед строем возник унтер-офицер СС. Тучный и упитанный немец с красивыми глазами. Но взгляд этих глаз не выражал абсолютно никаких эмоций.
- Поздравляю вас с прибытием в лагерь. Оставьте все свои вещи на площади. Всем следует взять с собой личные документы, ценности и умывальные принадлежности и проследовать в баню! – сказал офицер четко и громко.
В толпе начался гул:
- А не пропадут ли вещи?
- Сколько брать с собой белья?
Но от одного взгляда унтер-офицера гул прекратился мгновенно, и люди торопливо пошли мимо колючей проволоки, мимо противотанкового рва к баракам.
А на площади группа рабочих с голубыми повязками вскрывала узлы и чемоданы. Шла сортировка и отбор вещей для отправки наиболее ценных в Германию. Сотни тысяч открыток, фотографий, как ненужный хлам, сжигался на месте.
В это время в другом поезде, прибытие которого в лагерь ожидалось днем позже, у людей в одном вагоне созрел заговор.  По прибытию на место они решили броситься на охрану и бежать в лес в надежде на то, что там могут быть партизанские отряды. Но плану их не суждено было сбыться. Выбежав из вагона, они сумели повалить на землю лишь трех охранников. И уже у леса немцы легко расстреляли их из автоматов.
Около бани люди увидели бараки со складами, с легковыми и грузовыми машинами.
Появился комендант, и команды стали звучать злее и яростнее:
- Быстрее, быстрее! Всем мужчинам отойти от женщин и детей! Мужчины остаются на месте! Женщины и дети раздеваются в бараках!
Еврейские семьи, что прибыли сюда, начинают плакать и обниматься. Они  уже догадались, что прощаются друг с другом навсегда.
- Слушайся, милая, во всем маму, – говорит сквозь слезы старый еврей своей                малютке-дочери, - и помни обо мне!
Авраам стоит в недоумении. Он прибыл сюда один. «Что же будет дальше?» - думает он, осматривая глазами немецких солдат. И где-то в глубине души понимает, что настоящие муки еще впереди.
В бараках женщин начинают стричь наголо, а со старух снимают парики.
- Не волнуйтесь, - успокаивает солдат-парикмахер, - это лишь для дезинфекции, для того, чтобы у вас не завелись вши.
После стрижки некоторые женщины смотрят в зеркало и не могут сдержать своих слез. Немцы складывают волосы в мешки. Даже волосы пригодятся в Германии.
Мужчины начинают раздеваться во дворе. Звучит очередной приказ:
- Все вещи складывайте отдельно и аккуратно!
- Чем это пахнет? – спрашивает Авраам у одного из мужчин евреев.
- Это запах хлорки, - мрачно отвечает тот.
Вместе с тем по воздуху носится рой очень жирных мух.
- Вы видите это? – говорит один еврей. – Я таких жирных мух никогда не видел. Откуда они здесь?
Обнаженных мужчин и женщин снова выстраивают у «касс» для сдачи ценностей. Последние надежды рушатся, когда женщинам начинают ломать пальцы, снимая с них кольца. Мужчин еще не бьют, но уже в грубой форме кричат:
- Скорее! Скорее! За сокрытие ценностей – смерть!
У людей прикладами выбивают из рук куски мыла и полотенца. Физически сильных и выносливых вычисляют сразу и отделяют от женщин, детей, престарелых и больных стариков. Авраама тоже отводят в отдельную группу, но он еще не осознает, как ему повезло.
К коменданту подходит офицер с огромной овчаркой. Офицер что-то быстро ей командует, и та, врываясь в толпу, начинает вгрызаться людям в половые органы. Ее очень хорошо натренировали. Остальные собаки, врываясь в толпу, рвали за любые части тела обреченных на смерть людей.
Спустя некоторое время немцы усмирили собак. Женщин, детей и стариков отделили от мужчин и повели в особое здание. Это была газовая камера. И никто из них до последнего не мог представить, какая мучительная смерть ожидает их. А особенно детей.
Одна женщина из этой толпы выждала момент и подбежала к одному из солдат. Она вырвала у него оружие и в упор убила его и еще двух. Ее тут же схватили, но комендант приказал не убивать, а отвести в сторону.
В газовой камере было две двери. В одну – люди впускались, из второй вывозили мертвых.
Весь лагерь наполнился криками, который был слышан в соседних деревнях.
У умерших людей были обследованы зубы. И если в них находилось золото, то его с яростью вырывали стальными кусачками.
Смотря на эту жуткую картину, Авраам и другие поняли, какая работа ожидает их в лагере. Солдаты тут же стали бить их прикладами и подгонять к вагонеткам для отправки трупов в огромные котлованы, что день и ночь рыли немецкие экскаваторы.
- Вы будете хоронить трупы! – сказал комендант. – За плохую работу – смерть. За медленную работу – избиение палками. Работайте хорошо. Но помните, что участь погибших, что вы сейчас наблюдали, в любой момент может постигнуть и вас. Наше государство вступает в новую фазу своего развития. Его ждет небывалое будущее только одной чистокровной расы. И эта раса для достижения благополучия может смело идти по костям других наций.
Так прошел первый день Авраама в лагере.
Уже вечером перед отбоем комендант выстроил рабочих перед бараком и сказал:
- Вы выбраны из прибывших, и будете работать на благо рейха. Подъем в четыре утра, отбой в двенадцать ночи. Вас распределят по десяткам. У каждой десятки будет свой план, за невыполнение которого, вы будете подвержены телесным наказаниям, и даже – смерти.  Ваш завтрак – чай, на обед – суп, ужина для вас не предусматривается, но мы решили давать вам на ужин кипяток. Работайте хорошо. И тогда мы подарим вам маленькую минуту вашего счастья. А теперь я хочу, чтобы вы все увидели, что бывает с теми, кто нарушает наши законы. Эта женщина позволила себе убить трех солдат германского рейха. За это ее ждет мучительная смерть. Твое последнее слово, юде?
- Русские отомстят! – сказала она и плюнула в лицо коменданту.
Тот дал ей пощечину и приказал принести стул. Стул незамедлительно принесли. У него было выбито сидение, а вместо него установлена стальная пластина. Женщину крепко связали за руки и ноги и посадили на стул, поставив снизу два горящих примуса. Женщине даже не закрыли рот, чтобы все окружающие слышали ее крики. Запах горелого мяса вскоре поглотил воздух. Женщина, что было силы, кричала от боли, но сила веревок была слишком крепкой.
Один еврей не выдержал и выбежал из шеренги:
- Что же вы делаете, звери?
Его расстреляли на месте.
Ночью все рабочие спали в грязном бараке на нарах из необструганных досок. Было тесно. Около Авраама лежали еще четверо. Стоял жуткий холод. Немцы не отдали людям свои вещи, а выдали лишь тряпье.
- Боже, - говорил еврей по имени Мотл, - вот мы и попали в ад. Хорошо бы заснуть и проснуться от этого кошмарного сна.
- Нет, - сказал Авраам, - увы, это не сон. Мы стали просто скотом для палачей…
- Но для чего им нас так жестоко убивать? Только из-за того, что мы евреи? Могли бы тогда просто расстрелять. Видимо, у этих людей нет ни совести, ни чести.
- Думаю, что это просто тренировка. Сначала евреи, потом белорусы, украинцы, русские и вся Европа. В основе их политики – только право одной нации перед всеми остальными. И если немцев не остановит русская армия, то подобным пыткам подвергнется весь мир.
4.
С самого утра «десятка», в которую попал Авраам, работала на износ с самого утра. У евреев еще не было времени, ближе познакомится друг с другом. Изнурительный труд отнимал последние силы. Любого, кто не нравился немецким солдатам, либо насмерть забивали палками, либо расстреливали на месте в упор. Вскоре пришел еще один поезд со смертниками.
Уже к вечеру солдатам в очередной раз захотелось позабавиться. Они выбрали трех людей из общей толпы и заставили их танцевать. После этого они приказали им рыть могилы. Когда могилы были вырыты, немцы заставили этих евреев молиться. Один еврей, чувствуя свою смерть, сказал другим:
- Вот и все. Молюсь Богу за вас, друзья. Чтобы он вам помог.
Всех троих евреев заставили лечь в могилу и расстреляли.
На вечерней проверке комендант был очень пьян. Он выбрал из отряда еще трех евреев. Солдаты к их лицам привязали портреты Сталина.
- Я знаю, - сказал комендант,  - что с этим человеком вы связываете надежды на свое освобождение и на победу красной армии. Я хочу вам показать, что все ваши надежды бесполезны.
Под смех немецких солдат комендант расстрелял их прямо в лица.
В бараке рядом с Авраамом вместе спали два еврея. Одного звали Семен. Он был из Одессы. Второго звали Давид. Он был из Ленинграда. Семену было около сорока лет. Он был очень миролюбив и дружелюбен. И всегда пытался погасить любой конфликт между евреями со словами:
- Вы же свои, одумайтесь!
Давиду было около тридцати лет. До войны он был парикмахером. И ему в лагере приходилось труднее всего, так как он видел слезы женщин, которых стриг, перед отправкой их в газовую камеру. Он практически не спал, а только стонал.
После работ евреи по нескольку человек ложились на нары и шепотом знакомились друг с другом. Это была их единственная радость.
- Они думают, - говорил Семен Аврааму, - что, захватив украинскую пшеницу, украинское сало, донецкий уголь, имеют в своих руках такое сырье, позволяющее сломить Советский Союз.  Они думают, натравливая русских на украинцев и евреев, что посеют между ними великую вражду. Они просто не понимают, что славян еще никому не удавалась победить. И их хваленый «юденаппарат» не что иное, как бандитизм в чистом виде. Политикой, настоящей политикой здесь даже и не пахнет.
- Я согласен с вами, - отвечал Авраам. – Они думают, что создают систему, а на самом деле они просто приводят ее к разрушению. Сейчас только сорок второй. И они смеются, радуясь своим успехам. Забыв, что хорошо смеется тот, кто смеется последним.
- Заслуженное воздействие в отношении евреев? – возмущался Давид. – В Германии нас всего-то меньше одного процента! Какой бред!
В эту ночь Авраам спал особенно плохо. Ему снова снился Гитлер. Не сдерживая своего голоса, он кричал своим генералам:
- Вы не выполняете мой приказ! Вы расстреливаете слишком мало! Расстреливайте в два, нет, в пять раз больше евреев!
Чтобы не пасть духом, Авраам предложил всем петь советские песни. Самой популярной из них стала «Широка страна моя родная». Немецкие солдаты совершенно не понимали смысл этой песни. Однажды они попросили одного из евреев перевести песню на немецкий язык. О содержании песни немедленно было доложено начальнику лагеря. Он, как обычно, выстроил рабочих у бараков для показательной казни.
- Вы посмели перевести советскую песню на еврейский язык и думали, что я этого не замечу, – возмутился он. – Отныне, вы будете петь здесь только немецкие песни, основной темой которых будет ваша признательность и смирение перед Германией. А сейчас, я лично за вашу шалость расстреляю десять евреев, что мне не понравятся.
Он долго расхаживал перед строем, заглядывая в лица. Потом он отходил на несколько шагов, резко оборачивался и стрелял в первого попавшегося.
Однако евреев это не сломало. Они продолжали петь советские песни шепотом по ночам. Они держали их в своих мыслях.
К зиме сорок второго в лагере помимо расстрелов и насилия появились еще две страшные беды. Первая называла себя тифом. Вторая – холодом.
От тифа умирали сотнями. Немцы не стремились оказывать помощь – с больными они не церемонились.
Холодная зима в промерзших бараках доводила евреев до сумасшествия. Немцы выделили рабочим лишь одеяла. Хотя это были те же самые рваные тряпки. По ночам люди согревались, прижимаясь друг другу. Их худые тела остывали медленно, но в них все еще было тепло человеческой души и сердца.
- Только подумать, - сказал как-то Семен Аврааму. – Они соорудили вовсе не лагерь. Они соорудили огромный комбинат смерти. Здесь все служит лишь одной цели – уничтожению. Как физического, так и морального. А самое страшное то, что они привозят сюда в вагонах живых людей, а увозят – песок и лес обратно в Германию. Это место спрятано от других глаз. Вчера я видел, как солдат расстрелял пьяного немецкого офицера из другого лагеря, который осмелился подойти к проволоке. Все здесь – муки для нас, о которых не знает другой свет. И даже ООН.
В таких адских условиях практически всей «десятки» Авраама удалось прожить до лета сорок третьего года. За это время Авраам узнал много интересных и хороших людей. Многие из них были врачами, архитекторами и просто рабочими. Большинство из них погибли, навеки став мучениками произвола фашистов.
5.
Летом сорок третьего весь лагерь затих. Ходили слухи о приезде какого-то крупного немецкого военачальника. И вскоре он прилетел на самолете с небольшим числом чиновников. Его незамедлительно отвели к вырытым котлованам с еще не зарытыми трупами. Он долго и молчаливо смотрел на дно ям, а потом вместе с комендантом и офицерским составом отправился в здание казармы, где жили офицеры.
- Господа, - начал генерал, - в войне – коренной перелом. К сожалению то, на что мы рассчитывали, не сбывается. Советский Союз к зиме сорок третьего будет иметь перевес в войне с нами. Поэтому в ставке Гитлера принято решение – все трупы в могилах немедленно сжечь.
- Но, господин генерал, как это можно сделать? – спросил комендант. – Ведь их там – тысячи!
- Найдите решение этой проблемы сами. А лучше – постройте печи. Если о нашем геноциде узнают в мире – нам не поздоровится. Слишком высока цена. Все трупы должны быть сожжены! А пепел их развеян!
Однажды группу рабочих, где был Авраам, отделили от другой. Уже ночью друг Авраама, украинский еврей Семен рассказал:
- Насколько это ужасно – выкапывать тех, кого ты раньше хоронил. У меня до сих пор дрожат пальцы. И при этом нас заставляли выкапывать тело умершего полностью: две руки, две ноги, голова, тело. Ужас! А что будет, когда мы приступим к построению печей? Запах горелого мяса и смрад. Не воздух, а именно смрад…
- О каких печах ты ведешь речь? – спросил Авраам Семена.
- В каких облаках ты летаешь, Авраам? Практически все уже знают, что в лагере скоро начнется строительство специальных печей для сожжения всех трупов, что мы захоронили. Из Германии уже направлен специалист по этому делу. А строить эти печи будем мы.
- Какой же в этом смысл?
- Поговаривают, - продолжал Семен, - Что Советский Союз наступает по всем фронтам. Германия проигрывает в войне и заметает следы своего чудовищного зла.
Авраам задумался. Впервые за то время, что он провел в лагере, в его голове с новой силой вновь воскресла надежда на спасение.
Немцы уничтожали не всех еврейских девушек. Некоторых они оставляли, чтобы те готовили пищу заключенным, работали в швейных мастерских, таскали камни и для того, чтобы ублажали солдат, когда тем было скучно. На одной из таких оргий побывала еврейка Роза. Уже потом с ней тайно познакомился Авраам. И часто по ночам они шептались. Однажды Роза рассказала Аврааму историю своей жизни.
- Когда я ехала сюда, то еще не догадывалась, что немцы специально используют заключенных на тяжелых работах. Я ничего не слышала про «фабрику смерти». Когда в вагоне от одной знакомой я узнала, что всю мою семью расстреляли, мне захотелось отравиться. В вагоне я раздобыла морфий, но меня так трясло, что он не подействовал. В итоге – я попала сюда. После бани я услышала самое страшное слово здесь – «селекция».
- Как же вам удалось миновать «газовню»? – удивился Авраам
- Все очень просто. Комендант лагеря специально отбирал самых красивых женщин для будущих своих потех. Так мне и еще другим женщинам удалось спасти. Позднее из нас сформировали отряд, и мы тоже стали работать.
- Трудно вам здесь…
- Мне сказали, что моего отца почти живым закапали, мою мать насиловали до изнеможения. Мою сестру и брата расстреляли. Да, трудно, но мечтать о смерти – это грех.
- Как вас зовут? – спросил Авраам
- Роза, - ответила она.
- Я хотел сказать, что вы, несмотря на тяжелый труд, не утратили свою привлекательность. Вы – очень красивая женщина!
- А вот вы совсем исхудали. Бежать не пробовали?
- Что вы? Если бы пробовал, то меня бы давно грызли собаки или повесили. Отсюда сбежать невозможно. Вы же знаете, что когда-то и нас с вами убьют. Это лишь вопрос времени. Для этих сил нет ничего живого…
- Только бы не живого, - промолвила Роза.
- Что?
- Я слышала, что немцы и живых будут сжигать, чтобы замести следы. Видимо, крепко их бьют Советы.… Но, если ты что-то задумал, я могу тебя свести кое с кем. Они – ремесленники. Быт их - не лучше вашего, но они имеют допуск по каждому поводу к офицерам. А мы им шьем костюмы… Мне пора, подумай…
Она, поцеловав его в лоб, умчалась…
6.
Поздно ночью Авраам пришел в барак, где жили ремесленники. Немцы разрешали работать ремесленникам даже ночью. Впрочем, весь их труд сводился к удовлетворению потребностей офицерского состава.
Барак у ремесленников был теплее, и ночью им разрешалось зажигать свечи. Конечно при условии, что они выполняют ту или иную работу.
- А живете вы лучше, чем мы, - сказал Авраам, осмотревшись.
- Да,  - ответил один из евреев надломленным и грустным голосом, - Если считать то, что вам в баланду не дают картошку. А нам ее дают. Хотя она – мерзлая. А хлеба мы получаем не больше вашего. Хотя муку самого низкого сорта, смешанную с травой, врат ли можно называть хлебом.
- Я слышал про то, что вы задумали.
- И что же? – спросил он.
- Побег.
- Какая фантастика! Сбежать отсюда? Вы, наверное, смеетесь над нами…
- Не валяйте дурака, - сказал Авраам, - Все только и говорят, что красная армия наступает по всем фронтам. А это значит, что скоро начнется освобождение оккупированных земель. Я думаю, что вы не хотите оставаться в стороне и просто ждать. Поделитесь своими мыслями, а я вам открою свои. Ведь тот ад, в который нас загнали, не означает, что мы не имеем право на рай.
Еврей опустил взор.
- Мою дочь на моих глазах изнасиловали. Мою мать расстреляли, моего отца загрызли их псы. Моего брата заставили играть в футбол, а потом убили. Что же, по-вашему, рай?
- Думаю, что свобода – это и есть рай. Знаете, чем отличается война от всего прочего, в частности, от природы. Она однажды заканчивается.
Еще один седовласый еврей в очках, выслушав Авраама, нахмурился:
- Поверим ему. Я знал его отца, которого немцы расстреляли перед отправкой сюда.
- Вы знали моего отца?
- Да. Когда-то давно мы часто встречались с ним в одном и том же заведении. Пропускали по стаканчику и обсуждали планы на будущее. Тебе было тогда семь лет. У твоего отца была роскошная книжная лавка. И часто он давал мне читать самые лучшие книги. Тогда это было такой редкостью. Ты знаешь, за что его расстреляли?
- Нет, - выдавил из себя Авраам. – Он спрятал нас с братом у своей сестры, когда в город вошли немцы. Больше я о нем так ничего и не слышал.
- Когда начались погромы, он возглавил небольшой отряд евреев в Риге. В течении неделе они делали вылазки и убивали немецких солдат и офицеров. А когда их обнаружили, то казнили самым жестоким образом. Их избитые тела сбрасывали с крыш высоких зданий на поднятые штыки. Я видел это, когда наш эшелон стоял на железной дороге перед отправкой сюда. Поверим ему, братья.
- Ты уверен? – спросил старший еврей Райман из общества по освобождению.
-  Думаю, что человек, у которого убили отца, не будет кривить душой. Возьмем его. Только помни, что наш комитет беспокоится не за спасение своих жизней. Весь лагерь нуждается в освобождении. Нас слишком долго унижали. Поэтому, мы делаем дело за всех людей, что находятся здесь. Будь готов. Важно не то, чего ты желаешь, важно только то, кого ты спас.
- При жизни отцы думают, что правы, - грустно сказал Авраам.
- При жизни отцы думают, что нужны, - сказал седовласый еврей.
- Мне хотелось бы знать о плане вашего восстания.
- Самый близкий объект к колючей проволоке – столярная мастерская. Мы уже начали рыть подкоп, - сказал Райман.
- Если я не ошибаюсь, то там расстояние около тридцати пяти метров. Вы вообще представляете, сколько земли вам надо спрятать? Это первое. Второе, если вы ратуете за свободу всех, кто готов с вами бежать, то представьте себе, как по узкой норе можно провести больше тысячи человек? Немцы это заметят. У меня есть другой план, но я его вам не скажу. Пока что я не вижу пользы от вашего плана. И не до конца вам доверяю. Если вы просто хотите сбежать, то я хочу уничтожить лагерь. Думаю, что вы в первую очередь беспокоитесь за свои собственные жизни. А что будет с жизнями наших живых братьев? Думайте лучше, а я ухожу.
После этого разговора прошло два дня. Адская жара стояла в лагере, так как лето выдалось очень душным. Авраам по-прежнему в тайне ото всех встречался с Розой. Однажды она ему сказала:
- Я слышала, что один из евреев по имени Моня, хотел бы с тобой встретиться. Он задавал мне много вопросов по поводу тебя, но я ему ничего не сказала, кроме того, что ты имеешь свое собственное мнение по поводу лагеря. Вот, он оставил тебе записку.
Авраам развернул записку. В ней было написано: «Сегодня в два ночи жду вас в казарме ремесленников. Прошу вас, приходите. Вас проведут мои люди».
В последнее время настроение у Авраама было подавлено. Причиной тому – много самоубийств в лагере. Люди, отягощенные жарой и тяжелой работой, буквально падали от изнеможения и травили сами себя ядом. А те, кому удавалось раздобыть веревку, вешались. Именно так оборвали свои жизни друзья Авраама – Семен и Давид.
Многие сознательно шли на конфликт с немцами, и незамедлительно расстреливались.
Авраам решил пойти в назначенное время на встречу.
У казармы ремесленников его встретил один из людей Мони.
- Меня зовут Авраам.
- Я знаю, кто вы. Пройдем, вас ждут.
В темной комнате сидело шесть человек. И было мрачно.
- Проходите сюда, Авраам. Меня зовут Моня. Угощайтесь.
На самом полу горел огарок свечи. И Авраам увидел в своей руке лепешку. Попробовав ее на вкус, он прошептал:
- С сахаром, но как это возможно?
- У ремесленников больше возможностей быть на складах, нежели у вас. Ведь вы – смертники. А впрочем, и нас ждет такая же участь. Эти лепешки приготовили для нас девушки, а сахар мы стащили со склада. Я дам вам еще много – отнесете их своим. Тогда, когда вы впервые пришли к нам, я не особо придал значению вашим мыслям. Но потом задумался. Я бы хотел знать ваш план.
- С чего вы решили, что я вам его скажу? – спросил Авраам.
- У вас нет иного выхода. Недавно я слышал от немецких солдат, что следующая партия евреев, которых сожгут в печах, будет ваша компания. Советую вам довериться мне, так как другого выхода у вас нет. Если вы, конечно, говорили правду про надежду спасения и уничтожению всего лагеря.
- В моем плане нет ничего такого, что вы не знаете. Есть ли среди вас военнопленные евреи?
- Я таковым являюсь, - сказал Моня. – Попал в окружение в Польше.
- В таком случае, вам должно быть известно, что любое восстание должно начинаться с уничтожения офицерского состава. Это первое. Второе – тем, кто идет в бой просто необходимо оружие. И, наконец, третье. Нужно начать с повреждения телефонных проводов и убийства всех часовых. А для этого необходимо действовать слаженными группами. Если и делать подкоп, то очень маленький. Под склад оружия. Думаю, вам не составит труда узнать, где он располагается?
- Я знаю где, - сказал один из евреев, - Как-то я там работал. И вы действительно правы – пол там непрочный, его легко вскрыть. Правда там не так много оружия: всего два пулемета, несколько винтовок, автоматов и гранат.
- Рыть придется ночью,  – продолжил Авраам. - Но самое главное – нужно подобрать только тех людей, кто действительно отдаст жизнь за этот подвиг. Скажите, Моня, вы готовы к этому?
- Хотя я и не выкапывал вместе с вами тела наших братьев, но я видел, как эти звери сотнями расстреливали их, как раскалывали черепа нашим детям и женам. Я готов. Если вы будете с нами.
- Я согласен, но при условии. Убивать немецких офицеров будут только военнопленные евреи.
- Хорошо, такие люди в лагере есть. И они согласятся на ваш план.
- Скажите, а есть ли у вас какой-нибудь талантливый ремесленник, который из бритвы и дерева сможет сделать нам ножи?
- Думаю, что такой найдется.
Позднее, познакомившись с каждым поближе, Авраам понял, что этим людям можно доверять. В течение месяца в тайне по ночам рылся подкоп под склад с оружием. И когда  появился доступ к оружию, возникла очередная проблема.
Дело в том, что немцы выбрали среди всех евреев своих надзирателей. И те должны были руководить рабочими. А кроме того тщательно следить за ними, чтобы те не организовали побег.
Однажды Моня подошел к Аврааму и сказал:
- Ко мне сегодня подходил один из надзирателей Белец. Он говорит, что знает о нашем плане и хотел бы с тобой встретиться. Я ответил, что никакого плана нет. Но он настоял на своем и попросил меня свести с тобой. Тебе придется пойти навстречу сегодня ночью в слесарную мастерскую.
Ночью в слесарной мастерской между Авраамом и Белецем состоялся разговор.
- Я знаю, что вы хотите сбежать отсюда, - начал Белец. – Мне все известно, мои люди уже давно за вами наблюдают.
- Отсюда сбежать невозможно. Кому, как не вам, это прекрасно понятно? – ответил Авраам
- Мне понятно многое. А самое главное то, что в войне наступает коренной перелом. И Германия не пожалеет даже надзирателей, чтобы и следа не осталось от того, что они здесь натворили. С приходом советских войск, нас тоже расстреляют. Поэтому я и мои люди тоже хотим к вам присоединиться. Какие бы мы не были, но ведь мы тоже евреи.
- Никакого побега не планируется, - настоял на своем Авраам и, развернувшись, направился к выходу.
- Если бы я хотел вас сдать, то уже бы давно это сделал, - прошептал ему в след Белец. -  Советую вам еще подумать, пока есть время. Без нас вас легко убьют. А мы имеем легальный доступ практически ко всем объектам в лагере.
7.
Однажды в лагерь прибыл эшелон с русскими военнопленными. Все евреи давно ждали этого события. Всем хотелось слышать о положении на фронте настоящую правду. С одним из таких военнопленных Авраам и познакомился. Это был парень из Ростова-на-Дону, и звали его Петр. На работе по сожжению трупов Авраам как-то спросил у него:
- Как вы считаете, как военный человек, можно ли отсюда сбежать?
- Лично я, - ответил Петр. – Сбегал с «фабрик смерти» два раза. Это место ничем не отличается от других.
- Вечером я кое с кем вас познакомлю.
Ночью, Авраам пригласил  в барак к ремесленникам Петра. Чем больше он слушал мысли евреев, тем больше хмурилось его лицо.
- Они отняли у нас матерей, жен, детей и наш кров. Нас грабили, а города и деревни разрушали и сжигали. Они пришли к вам, и чувствуют себя здесь хозяевами. Так почему же вы для многострадальной победы не поддержите нас?
- Надо подумать, – хмурился Петр. - План с кем-либо, кроме мирных евреев согласован?
- Еще и с надзирателями, - ответил Авраам.
- В сентябре сорок первого я был призван в армию. Позднее в окружении на Смоленском направлении попал в плен. В плену я заболел тифом, и только чудом мне удалось спастись. На допросе немцы спросили, признаю ли я себя евреем. И я признался. Меня вместе с другими избили плетьми и посадили в подвал. Кормили через день – на сто грамм хлеба одна кружка воды.
- Здесь условия не лучше, - сказал Авраам.
- На передовой тоже условия не лучше. Я слушаю вас.
Выслушав план побега, Петр оглядел окружающих и согласился:
- Это правильно, что вы в первую очередь думаете о судьбе всех своих братьев. Я помогу вам. Мы сожжем этот лагерь дотла и сбежим в леса к партизанам.
С появлением в лагере этого человека, комитет восставших еще более воодушевился. Началось более тщательное изучение распорядка дня офицеров, расположение важных объектов и часовых вышек. К моменту прибытия русских военнопленных подкоп был окончательно готов.
Чтобы сердца евреев запылали еще большей надеждой на спасение, Петр ночами рассказывал, как были разгромлены немцы под Москвой и Сталинградом, что уже не долог тот час, когда красная армия перейдет германскую границу.
Авраам все его слава с трепетом рассказывал Розе, а та плакала и однажды сказала:
- Женщины тоже побегут, приготовьте оружие и для нас.
Авраам поцеловал ее в губы и спросил:
- Ты одна так решила?
- Нет, - ответила Роза, - все. Мы хотим отомстить за своих матерей и детей, что убили немцы.
Вместе с тем Петр совсем помрачнел, когда узнал, что за пределами колючей проволоки расположено минное поле. И однажды на тайном собрании избранной десятки он сказал:
- Не все смогут добежать до леса, даже если мы и уничтожим лагерь…
Он еще не до конца доверял Белецу и поэтому присматривался к нему.
- Я опасаюсь, - сказал он как-то Аврааму, - что он предаст нас…
- На этот счет не волнуйся. В случае чего, он первым погибнет от моей руки, - успокаивал Авраам.
Наконец, окончательный план был утвержден. Немцы, чувствуя скорое приближение красной армии, торопились заметать следы, поэтому они не могли даже просчитать такую дерзкую и смелую мысль в головах лагерников. Многие офицеры спивались в ожидании неминуемого поражения в войне с Россией.
Поздно ночью «избранная десятка» собралась в казарме.
- Как вы намерены убить офицеров? Еще раз доложите! – спросил Петр.
Первым заговорил Моня:
- Завтра к пяти вечера в портняжную мастерскую придет унтерштурмфюрер Брахт для проверки пошитого мундира, за ним через тридцать минут придет другой офицер Фридригс. Сначала я убьют топором первого и спрячу труп в мастерской, потом и второго.
Вторым заговорил Борух:
- В сапожную мастерскую к этому времени придут еще два немецких офицера. Я убью их ножом сам. Если вдруг случится непредвиденное, то на этот случай в мастерской будет спрятан мой друг Чепик.
Авраам сказал:
- Остальных офицеров ребята под любым предлогом заманят в другие мастерские. Начальника лагеря я убью сам.
- Хорошо, - сказал Петр. – Тогда я беру на себя коменданта. После того, как с офицерами будет покончено, собираемся на складе с оружием, где уже должны быть, Борис, твои люди из подкопа. Остальные люди Марика занимаются часовыми на двух вышках, и у главного выхода из лагеря. В одном из офицерских бараков очень сильная охрана с пулеметом. Нужно не допустить, чтобы они первыми открыли огонь по нам. На этом расходимся. И помните, если у кого-то из ваших людей дрогнет рука – возьмите за него топор или нож и убейте сами. Второго шанса у нас не будет.
8.
Первым убил Моня. Когда немецкий офицер вошел в мастерскую и начал осматривать починку своего мундира, Моня обухом топора раскроил ему череп, а потом спрятал труп в кладовку, где были инструменты. Второго офицера он убил ножом, перерезав ему горло, а потом, посмотрев ему в глаза, сказал:
- За наших детей…
В это время группа евреев прорвалась к складу, вскрыла пол и ждала сигнала. Все были напуганы, но свято верили в свою победу.
Люди Марика полностью между собой проработали план атаки на часовых. Всего их было десять. И медлить было нельзя – под угрозой стояла жизнь всех людей в лагере.
Вторым убил Чепик. Борух заманил двух офицеров в одну из мастерских, где был спрятан Чепик. Борух долго выжидал. Чепика вдруг осенила мысль, что у Боруха не хватит смелости убить двух офицеров. Поэтому он выждал момент и напал на офицеров. Одного он убил ножом, несколько раз воткнув его в спину. Второй офицер оказал яростное сопротивление, поэтому с ним пришлось повозиться. Борух повалил его на пол и зажал рот руками, а Чепик всадил нож в сердце.
Уже к шести вечера лидеры избранной десятки собрались на складе с оружием. Многих волновало отсутствие Авраама и Петра. Через несколько минут на склад прибежал Белец. Руки у него были в крови:
- Телефонная связь перерезана. Теперь надо торопиться.
Еще через несколько минут появились Авраам и Петр. Им пришлось не так легко, как остальным.
Петр за несколько часов до восстания подошел к Аврааму:
- Нам с тобой не следует убивать начальника лагеря и коменданта поодиночке. Пойдем вместе. Кроме тебя я здесь больше никому не доверяю. Дождемся, когда они будут вместе. В последнее время они часто запираются вдвоем в комендатуре и пьют. Проследим за ними и убьем.
Здание комендатуры хорошо охранялось, но в этот вечер начальник лагеря оставил всего двух охранников, так как считал, что опасаться ему нечего.
Авраам и Петр без труда убили ножами двух солдат, что охраняли данный объект, так как те были сильно пьяны. Но наскоком нападать на кабинет начальника лагеря и коменданта не спешили. Хотя у них и появились в руках два автомата, шум поднимать было бы глупо. И они решили подождать. В это время начальник лагеря и комендант вели между собой следующий разговор.
- Если  Германия не успеет к концу сорок третьего разработать новую серию самолетов и танков, то война будет полностью проиграна, - сказал начальник лагеря. - России уже начало поступать вооружение и продовольствие от США и Англии.
- Вы считаете дело в этом? – задумался комендант. - На мой взгляд, проблема в том, что мы столкнулись с тем, к чему не были готовы. А именно – отвага и смелость людей, которая нам и не снилась.
- Может быть и так. Но сейчас для меня первостепенное значение имеет окончательная ликвидация всех трупов евреев. Завтра приходит последний эшелон. После чего от этого лагеря не должно остаться и следа. А мы, скорее всего, будем переброшены на передовую.
- Я хотел вас спросить, верите ли вы действительно в то, чем мы здесь занимаемся?
- У меня нет веры, а есть приказ фюрера, - ответил начальник лагеря. - Или вы начали сомневаться в силе его приказов?
- Конечно же, нет. Просто, я думаю, что если красная армия проникнет сюда, с нами будут церемониться. Один убитый мною еврей перед смертью сказал мне: «Вас ведет вперед только приказ Гитлера, а русских ведет вперед вера за свою страну, поэтому они и выиграют в войне».
- Не придавайте значения этим словам, а лучше прикажите, чтобы нам принесли еще водки.
Комендант встал со своего места и направился к двери. Но, как только он ее открыл, то лишь успел вскрикнуть. Петр всадил ему нож в шею. Начальник лагеря кинулся к своему ремню с кобурой, но дуло винтовки остановило его.
- Ваше последнее слово? – спросил Авраам.
Начальник лагеря задрожал всем телом, и на его лице появились слезы. Но, он сумел взять себя в руки, и сказал:
- Вам не удастся выйти из лагеря живыми. Если даже вы и выберитесь, то дальше минное поле. По соседству с нашим лагерем располагается другой. Уже завтра за вами будут посланы десятки собак и людей. Я уже не говорю о самолетах.
- Это уже наша забота, - спокойно сказал Петр. – Предлагаю вам самому смыть ту кровь, которая пролита здесь. Оставайтесь офицером до конца. Мы оставим вам пистолет и один патрон. Закроем дверь и подождем одну минуту. Дальше вы знаете, как быть. Евреи не простят вам вашего преступления против них. Вас просто растерзают. Пошли, Авраам.
Уходя, Петр бросил пистолет с одним патроном на пол, и запер дверь. Авраам попытался самолично застрелить начальника лагеря, но Петр ему сказал:
- Любая месть всегда не должна стоять выше чести. Мы – не палачи. Не забывай свою главную цель!
Через минуту в комнате раздался выстрел. Авраам открыл дверь и увидел, что начальник лагеря выстрелил себе в рот. Вместе с Петром они побежали к складу с оружием.
- Пора строить людей, - сказал Петр, пожимая руку Белицу.
Надзирателей лагеря слушались беспрекословно. И вскоре мощное движение евреев устремилось к воротам одной группой под командованием Белица. А второй группой под командованием Петра к зданию, где было пулеметное гнездо. В их груди был лишь только один крик – «Ура!».
И началась стрельба, начали люди резать друг друга. Взрывались гранаты, немцы бежали, впервые почувствовав себя скотом. Часть из них сумела окольными путями выбраться за пределы лагеря. И все же последний офицерский состав с десятком солдат, преданные фашизму, открыли огонь из пулеметного гнезда по евреям. Многие из евреев, опьяненные свободой, прорвали ограду из колючей проволоки, смяв часовых. Они устремились у лес, как символ их надежды. Но группа Петра, Белица и Авраама  отказались бежать, пока не увидят, как сломлен весь лагерь. И они пошли на штурм.  Пулемет был обезврежен. И хваленые немецкие солдаты и офицеры дрогнули, прося пощадить их. Те, кто раньше держали в страхе узников, побросали оружие и принялись бежать. Много бензина было пролито на каменные постройки и деревянные бараки, что сохранили столько зла. И когда весь лагерь запылал, остатки групп Белица, Авраама и Петра рванули к лесу.
Из двух тысяч евреев, что бежали через минное поле, живыми добрались лишь пятьсот человек.
Когда силы уже были на исходе, люди падали на траву, чтобы отдышаться. Авраам подходил практически к каждой уцелевшей женщине и спрашивал:
- Вы видели Розу?
Все из них лишь отрицательно качали головами.
- Надо двигаться дальше, - сказал Петр, отдышавшись. – Наверняка  за нами уже погоня: собаки, натренированные перегрызать в один момент людям горло, солдаты с автоматами. И, конечно же, самолеты. Оборонятся, мы не сможем - нас сметут в один момент. Если удастся добежать до соседней деревни, то можно будет узнать, где рассредоточены партизанские отряды. На худой конец, хотя бы некоторых, можно будет спрятать.
- В деревне – полицаи! – сказал Белиц.
- Не беспокойся, - ответил Петр, - Для них у нас хватит патронов. Проблема в том, что нам всем нельзя бежать в одном направлении. Так у немцев появится возможность уничтожить нас практически мгновенно. Я предлагаю разделиться на группы. Возможно, что больше мы друг друга и не увидим, но цель выполнена: лагерь сожжен, а мы, сломив сопротивление, оказались на свободе. Вот мои два совета. Первый. Увидев полицая, немедленно убивайте, без промедления, иначе сами станете жертвами. Второй. Если кто-то почувствует, что у него нет сил двигаться дальше, добравшись, хотя бы до одного селения, ищите людей, которые смогут вас спрятать. И ни в коем случае не сдавайтесь немцем обратно в плен. Если вы это сделаете, они сожгут вас живьем. Я уже видел такое.
Петр помрачнел. Он думал, что партизаны где-то поблизости, но на самом деле они очень глубоко уходят в леса, чтобы их нельзя было обнаружить.
Было сформировано несколько групп, которые по команде устремились вперед, не зная, что их ожидает дальше. С Петром остались Авраам, Белиц, Моня и еще порядка тридцати евреев.
Обозленные немцы послали в погоню несколько машин с солдатами и более двадцати овчарок. Но сначала они пустили вперед самолеты. Авиация не щадила никого. Под пулеметным огнем и взрывами от фугасов погибли практически все. А раненных настигали овчарки и солдаты.
Добраться до партизан удалось только двадцати евреям. Среди них оказались Петр, Авраам и Моня. Раненый Белец долго в одиночку отстреливался от немецкого отряда, но силы оставили и его. Нескольким женщинам удалось спастись. В деревнях их спрятали у себя в подвалах и землянках другие свободные женщины. Среди них была и Роза.
Они встретились с Авраамом только тогда, когда красная армия освобождала оккупированные врагом территории. Но это уже совсем другая история.
Петр провел в партизанском отряде около года. А после снова вступил в ряды красной армии в звании капитана. Вместе с партизанами он совершил много подвигов, защищая честь и достоинство своей Родины. И это тоже отдельная история.
Уважение и память – вот что сегодня является главным приоритетом в качестве благодарности тем людям, которые не смерились со злом и победили его.

(Основным источником с долей моей авторской интерпретации, по которому написан данный сценарий, является «Черная книга» под редакцией Василия Гроссмана и Ильи Эренбурга)


Денис Сиков