Точки над i в деле ссыльных уральцев

Лет тридцать назад, у меня состоялся разговор с отцом по поводу прочитанного романа В. П. Правдухина "Яик уходит в море". Для меня было открытием, что роман основан на реальных событиях, имевших место в "родовом" посёлке отца, - Калёном. Оказалось, что Валериан Павлович Правдухин (1892 - 1938) в детстве проживал с родителями в Калёновском посёлке, где его отец служил священником в местной церкви св. Пророка Илии. В 1927 - 1928 годах, после многолетнего перерыва, он два раза приезжал туда и вёл продолжительные беседы с местными жителями, в том числе, и с моим дедом Михаилом Николаевичем Пановым (1906 - 1946), в ходе которых собрал необходимый материал для написания задуманного им романа об уральских казаках. Конечно же, справедливости ради подчёркивал отец, в его романе присутствовал литературный вымысел, но, в целом, были правдиво отражены исторические события. Например, из Калёного переселили  несколько семей "кулугуров" на Аральское море, но в связи с их требованиями об отмене ряда запретов на рыболовство. Почему то, "низовские" казаки - кулугуры добивались отмены существующего запрета на рыболовства на Урале ниже учуга в летние месяцы. Бытовало мнение, что из Урала нужно "черпать" рыбу без ограничений, в противном случае она уйдёт в Каспийское море и достанется неизвестно кому. Особое рвение в этом вопросе проявляли казаки, имевшие в наличие собственные неводы. Учитывая, что ссылку уральских казаков в Туркестанский край, как правило, связывают с непринятием Нового военного положения (НВП) от 9 марта 1874 года, мне захотелось проверить версию моего отца, который считал, что "низовских" казаков выслали на Аральское море в 1875 году, из - за острейших противоречий в войсковом сообществе по вопросам рыболовства на Урале. Дело в том, что "низовские" казаки по укладу и образу жизни резко отличались от жителей "верховых" станиц, которых называли "верховскими" казаками, или от "сурошников", жителей степных станиц, примыкающих к Общему Сырту. Ну, а все "фарфосные" казаки позиционировали себя от "градских" - жителей города Уральска. Однако, только "низовские" казаки почитались как самые природные и "старые". Потому, что "рыба на Урале, была всему голова", а только одни, лишь, "низовские" казаки "сидели на рыбе".

Мирное "противостояние" казаков и власти при введении НВП на Урале в 1874 - 1876 годах завершилось лишением казачьего звания и высылкой нескольких тысяч человек в Туркестанский край. Оттуда, впоследствии, возвратилась на родину, лишь, четвёртая часть сосланных. Из Калёновского форпоста Сахарновской станицы в ссылку отправили 17 человек. Позже к ним, силой, привезли их семьи. Их называли "уходцами". Это были уральские казаки - ярые приверженцы старой веры, отказавшиеся подписать согласие на принятие нового Положения. Отправили в ссылку семьи казаков: Бизяновых, Юмалиных, Трифоновых, Шилина, Тяпухина, Чеботарёва, Жигина, Трофимова и других. Все они принадлежали к часовенному согласию, а за главного у них был урядник Нестор Яковлевич Бизянов, 55 лет. К нему потом отправили жену Марию Семёновну, 53 лет, и незамужнюю дочь. Вдовому казаку Василию Андреевичу Юмалину, 71 года, привезли в ссылку дочерей: Пелагею, 20 лет, и Екатерину, 18 лет. Его брат Меркурий Андреевич Юмалин, 63 лет, отправился в ссылку с сыном Емельяном, 23 лет, а потом туда же были отправлены жена Пелагея Емельяновна, 59 лет, с дочерями: Агафьей, 21 года, и Ириной, 19 лет. Григория Яковлевича Трифонова, 63 лет, отправили в ссылку с сыном Кириллом, 16 лет, а потом выслали к нему и жену Аксинью Кузьминичну, 61 года. Всего же, из Калёного отправили в ссылку в Туркестан несколько семей Бизяновых и Трифоновых. А вот, Евтея Меркурьевича Жигина, Моисея Денисовича Трофимова и Петра Романовича Чеботарёва переселили из Калёного в станицы Оренбургского казачьего войска.

Писатель Правдухин, вероятно, для остроты ощущения перенёс некоторые события, произошедшие летом и осенью 1874 года в "верховых" станицах, на просторы "низового" посёлка Соколиного, прообразом которого стал посёлок Калёновский. С литературной точки зрения, чтобы охватить масштаб "мирного" неповиновения в УКВ при введении нового Положения, вероятно, всё было сделано правильно, тем более, что в публикации Сандра тоже не делается различия между "верховыми" и "низовыми" станицами. Однако, благодаря этому сложилось обманчивое представление, что вся территория Уральского войска, растянувшаяся вдоль берегов Урала на 700 вёрст, одновременно "забунтовала" против принятия НВП летом 1874 года. Пожалуй, что единственной публикацией опровергающей это, являются "Воспоминания уральца Ферапонта Илларионовича Толстова", напечатанные в журнале "Средняя Азия" в 1911 году. В них, житель "низового" форпоста Антоновский, который вместе с посёлком Калёновский входил в состав Сахарновской станицы, вполне определённо показал, что в их посёлке до июня 1875 года никаких "волнений и беспорядков" не было.          

Наш родственник из Орловского форпоста Пётр Семёнович Панов, отставной казак 75 лет от роду и его жена (вторая) Дарья Нефёдовна, 71 лет, за непослушание указу в 1875 году были высланы в ссылку в Оренбургскую губернию. По сути, Пётр Семёнович, если судить по документам, был единственный из рода Пановых, которого за отказ принять НВП подвергли наказанию. Он и его жена, страстно придерживались старой веры, они и родственникам говорили, что "на "низу" порядки строже и вера крепче". Там, в основном жили раскольники - беспоповцы различных толков, которые в церковь не ходили, кроме своей молельни. Другие же, вообще, молились только у себя дома; их прозвали "никудыками". После возвращения из ссылки в 1880 - е годы, овдовевший там, Пётр Семёнович Панов проживал у кого - то из родственников в посёлке Калёный и посвятил остаток жизни углублённому чтению "старинных" книг, существовавших на Руси, ещё до Раскола православной церкви. Он уединился в старой бане и никого к себе не допускал, даже, еду готовил себе сам. Жил, как отшельник.  Мой отец же, называл его "книжником", который предсказывал "будущее" по Святому Писанию. Например, что "скоро по полям будут ходить железные кони, а над землёй свисать тенёты". Отец говорил, что предсказание старика сбылось, ведь, на полях появились трактора, а всю землю опутали электрические и телефонные провода.

"До обнародования в войске нового положения, - писал полковник А. И. Никольский, - наказной атаман Уральского казачьего войска (УКВ, генерал - лейтенант Н. А. Верёвкин - прим. Н. П.) сделал распоряжение ознакомить казаков с главными основаниями этого положения, и от всех станичных атаманов получены были донесения, что объявленное понято разумно и принято спокойно".

"После распубликования на станичных сходах нового Положения, - писал Сандръ, - казаки Ботов и Кирпичников подали 19 июня генералу Бизянову прошение, сущность которого заключалась в указании на то, что при применении к войску нового Положения неизбежно подорвётся благосостояние войскового населения, и без того уже не завидное, вследствие чего они ходатайствовали об отмене нового Положения, указывая, что при отказе они обратятся с такой же просьбой к командующему войсками Оренбургского военного округа и так далее по команде".

"Несмотря на объявление Ботову и Кирпичникову, - писал Никольский, - что никаких изменений допущено быть не может, что считать себя уполномоченными от войска они не имеют никаких прав, так как выбраны не войском, а горстью людей, совершенно незаконно, казаки эти всё таки настаивали, чтобы просьба их была доведена до высшего правительства; при этом они заявляли, что "не думают сопротивляться власти, напротив, молят Господа, чтобы Он сохранил их и всё войско от какого - либо на то покушения, но желают, как дети, видящие в высшем начальстве старших себя, заявить о своей просьбе и желании".

Так, начался "мирный" бунт на Урале, и начали его, следует заметить, казаки из "верховых" станиц Уральского отдела, которые летом занимались хлебопашеством и для них было "вдвойне накладно" отлучаться от работы на летние учебные сборы. Это в "верховые" станицы Трёкинскую, Красную, Круглоозёрную и Чаганскую направлялись для увещевания офицеры и чиновники УКВ. Это отставные казаки "верхового" Царево - Никольского форпоста и Круглоозёрной станицы Евстафий Гузиков и Фёдор Стягов в октябре 1874 года "пробрались даже в Ливадию и подали на высочайшее имя прошение об отмене Положения 9 марта..."

"Так, во исполнение нового положения об общественном и хозяйственном управлении Уральского войска, - писал Никольский. - было предписано произвести выборы депутатов на общий съезд (ст. 19 - я), но 6 ближайших к городу Уральску станиц отказались от выборов, заявляя, что не могут принять стеснительного для них положения и просили дозволения обратиться прямо к Государю Императору с просьбою об отмене всех нововведений". Так вот, надо заметить, что первый съезд выборных от станиц УКВ состоялся осенью 1874 года и в целом поддержал принятие НВП. Никто из "низовских" казаков открыто не выступал против введения нового Положения.

Мой прапрадед по материнской линии Ананий Иванович Чернояров, 70 лет, проживал в Кушумском посёлке Чаганской станицы. Он и его родственники занимались на степном хуторе хлебопашеством. Хутор так и назывался, Чернояров. Они себя не относили ни к "верховским" ни к "низовским" казакам. Про них говорили: "Ни то, ни сё". Хотя, условная граница между "верховскими" и "низовскими" казаками проходила, где - то на уровне Янайкинского форпоста. В 1875 году его с женой Василисой Кирилловной, 68 лет, а также Андрея Черноярова из посёлка Щаповского, сослали за непослушание указу в Оренбургскую губернию; выселение было за собственные средства и частью продажей имущества. Андрей Чернояров умер в ссылке. Также из Щаповского форпоста сослали, ещё, одного нашего родственника Якова Степановича Фофанова, 76 лет, с женой Анастасией. Сыновей Анания Черноярова: Филиппа, Никифора, Ульяна, а также племянника Сафона Агапьевича Черноярова, в 1875 году отправили отбывать ссылку в Казалинск; Ульян Чернояров оттуда бежал. А вот, Сафон Чернояров в 1882 году вернулся в Кушум, где у него тогда же, родился сын Артамон, который в 1930 году был арестован, уже, Советской властью, как хлебопашец - единоличник и "кулацкий элемент". Таким образом, становиться понятным почему пошли против принятия нового Положения казаки "верховых" станиц. Летом, им нужно было заниматься земледелием и хлебопашеством, а их, власть пыталась отправить на действительную службу или "загнать" на военные сборы. Именно, с принятием Положения на степных хуторах стали массово брать в работники переселенцев из Малороссии. Тогда возникает вопрос: причём здесь "низовские" казаки, которых массово выселяли в Туркестанский край в 1875 - 1876 годах? Ответ станет понятен, если рассмотрим некоторые аспекты рыболовства в УКВ.

"Казачье население всего Гурьевского отдела (аналогичен уезду) и большей части Лбищенского (до 1898 года Калмыковского - Н. П.) отдела кормится исключительно на рыбном промысле, - писал уральский ихтиолог Н. А. Бородин, - так как поселены на пустынной песчаной, или солончаковой, лишённой всякой растительности, местности. Значительная часть населения Уральского отдела, для которого главным промыслом является хлебопашество, - имеет, как сказано, в рыбном промысле весьма важное подспорье, участвуя в осеннем и зимнем рыболовствах, когда обычно русский человек принужден, за неимением занятий, отдыхать. Всё это определённо говорит о том, что значит для населения Уральского казачьего войска - рыбный промысел".

"... с 10 июня по 20 октября, - писал Бородин, - никакого рыболовства, не исключая мелкого лова бреднем, ниже учуга не разрешается на пространстве от Уральска до Калёновского поста (198 вёрст от Уральска) до 6 - 15 декабря (до зимнего багренья - Н. П.), а от Калёновского и ниже до Гурьева - до 17 сентября (начала осенней плавни)". Как видим, никаких экономических предпосылок для "бунта" у "низовских" казаков не было. Они всё лето были свободны от основных рыболовств и могли беспрепятственно принять участие в летних военных сборах. Этот факт, собственно, подтверждается и "воспоминаниями" уральца Ф. И. Толстова, который до ссылки проживал в Антоновском форпосте Сахарновской станицы.

"В мае 1875 года начальству было угодно из нас пятерых призвать на лагерный сбор одного Павла (один из братьев Толстовых - Н. П.), - писал Ферапонт Илларионович, - которого потребовали в станицу, а оттуда его препроводили в г. Уральск, вслед за ним поехал туда же и наш отец, из города вернулись оба скоро. Отец был озабочен сборкою  и снаряжением Павла, купил ему форменную одежду, исправил амуничные вещи и дал строевую лошадь. У меня, Ферапонта, строевая лошадь, обмундирование и все амуничные вещи были раньше приготовлены, потому что я имел желание поступить в состав кадровой сотни, которая учреждалась по новому положению о воинской повинности, Высочайше учреждённому 9 марта 1874 года... около 12 июля я отца не застал дома, он был отправлен в ссылку". Надо отметить, что Толстовы из Антоновского посёлка, также относились к "часовенному" согласию, как и ссыльные казаки Калёновского форпоста.

А вот, что требовали в своём прошении "верховские" казаки Ботов и Кирпичников, в интерпретации (переработке) полковника А. И. Никольского:

"1) учебную сотню упразднить;
2) не обязывать всех казаков полевого разряда иметь на льготе строевых лошадей и всё необходимое на службе вооружение и снаряжение;
3) отменить воспрещение казакам поступать на действительную службу охотниками, прямо по зачислению в строевой состав (ст. 56);
4) учебные сборы льготных казаков отменить;
5) не разделяя казаков на полки, оставить их в прежнем составе, а полковых и сотенных командиров назначать при командировании на службу полков и сотен".

Невольно задаёшься вопросом, что могло случиться в УКВ за год, с момента подачи "прошения" генералу Бизянову "верховыми" казаками Ботовым и Кирпичниковым до начала арестов и ссылки "низовских" казаков (с 19 июня 1874 года до 12 июля 1875 года), которые до этого никакого неприятия нового Положения не выказывали. Сандръ об этом написал следующее: "Между тем - (заявляют сами казаки в одном из своих прошений) - бунта, ослушания и неповиновения не было... а по неумению или нежеланию нам растолковать утверждённое 9 марта 1874 года положение о воинской повинности в нашем войске, мы при объявлении его пошумели, погалдели, но, поразмыслив, подчинились..." Однако, тот же Ф. И. Толстов писал, "что власти стали придирчивы и нечеловеколюбивы (в июле 1875 года - Н. П.) и всякие вопросы, обращённые к ним, признают бунтом и ослушанием царской власти; власти не разбирают возраста, ссылают старых, дряхлых и больных, из одного нашего форпоста, кроме служащих и льготных казаков, сослано 40 отставных казаков..." Чтобы разобраться в этом, необходимо заглянуть в глубь вопроса и подробнее рассмотреть проблемы религиозности в УКВ в середине XIX столетия.

Старообрядцы, в особенности "беспоповцы", со дня раскола, живут ожиданием Конца Света. Именно постоянное ожидание страшного суда и уверенность в уже наступившее царство Антихриста, послужило причиной того, что староверы верили в свою избранность. Они считали, что Бог возложил на них определённую миссию, именно они должны строго соблюдать все заповеди Господни и поддерживать благочестие на земле. Старообрядцы "часовенного" или "стариковского" согласия противопоставляли себя по отношению к другим согласиям. Они считали свою веру самой старой и правильной. Сами часовенные называли себя кержаками, в память об иноке Софронии, жившим на Керженце и стоявшего у истоков согласия. А вот, "кулугурами" называли старообрядцев, сначала православные жители в Поволжье, а потом это название для "беспоповцев" стало использовать и население казачьих областей Урала, перешедшее в единоверие. Писатель В. П. Правдухин применил в своём романе сдвоенный термин "кержаки - кулугуры".

Главное отличие между "поморцами" и "часовенными" заключалось в том, что поморцы ходили на моленье в белой одежде, признавали только "литые" иконы и крестились по другому. "Они круглый год в речке крестят", - говорили про них. Если ниже учуга, летом, нельзя было, даже, стоять возле воды, то вероятно, "поморцы" проживали в "верховых" станицах.  Моей тёще, родившейся в "верховой" Трёкинской станицы, в качестве семейной реликвии по наследству досталась "литая" икона, так называемый, 3 - х створчатый складень.

Странников  или бегунов, в среде которых во второй половине XIX века образовался толк "дырников", противопоставляли остальным староверам. Отмечали, что "дырники" - это другая вера. Они, как правило, жили в посёлках на "отшибе", замкнуто, не общаясь с остальным населением, что порождало массу мифов о них.

"Беспоповцы" считали, что время Антихриста вот, вот наступит, поэтому осталось одно, ждать знаков, знамений, событий, которые предвещают Конец Света и Великий Суд. "Беспоповцы" считали, что количество единоверческих церквей, которые стали строить в УКВ, не спасут человечество от Суда, потому что вера не истинная.

Единоверие же, есть условное единение старообрядцев с Православной Церковью. Старообрядцы соглашаются принимать законное священство, а Церковь дозволяет им содержать "старые" обряды и книги. Единоверческие священники, как правило, посвящались в сан из старообрядческих наставников, при переходе их в единоверие. Деятельность миссионеров была направлена также на создание сети церковно - приходских школ и казачьих школ, процесс открытия единоверческих церквей часто происходил с применением силы, сопровождался насильственным закрытием старообрядческих молелен, конфискацией церковной утвари, икон, книг. Особенно, активно проходил этот процесс во времена правления наказного атамана Столыпина. В 1875 году в УКВ действовало 23 единоверческих церкви, из них 7 - в Уральске.   

Крайне настроенные старообрядцы для спасения двинулись на поиски Беловодья - земли, где можно свободно исповедовать свою веру, и построить ту Русь, которую они потеряли после Раскола. "В 60 - х годах истёкшего века (19 век - Н. П.) донской казак Дмитрий Петрович Шапошников, житель Новочеркасска, - писал писатель В. Г. Короленко, - ассигновал на путешествие довольно значительную сумму, но вызовом смельчаков, Дон почему - то обратился к Уралу. Уральцы согласились, и их выбор пал на казака Головинского посёлка (точнее, Головского посёлка Уральского отдела - Н. П.) Варсонофия Барышникова с двумя товарищами. Барышников отправился в путь, побывал в Константинополе, Малой Азии, на Малабарском берегу и даже в Ост - Индии. Но до пределов Камбайского (Камбоджа?) и Опоньского (Японского) царства за какими - то препятствиями не доехал: таким образом эта экспедиция не подтвердила, но и не опровергла сказания инока Марка. Заманчивая Беловодия по - прежнему осталась за далью морей, в таинственном и непроницаемом тумане". В конце XIX века на поиски Беловодья отправлялись казаки Григорий Хохлов, Анисим Барышников (сын Варсонофия) и урядник Вонифатий Максимычев - все из Уральского отдела. Как говорится, комментарии излишне. "Верховые" казаки заварили "кашу" с непринятием нового Положения, делегаты от них искали страну Беловодье, а в Туркестанский край сослали, в основном, "низовских" казаков. Почему же, такое стало возможным?

Большую "сумятицу" в умы уральских казаков внесла экспедиция Бэра - Данилевского в 1853 году, которая провела исследование рыбных запасов Каспийского региона, включая реки Волга, Урал и Терек. К. М. Бэр опубликовал в 1854 году работу: "Рыболовство в Каспийском море и его притоках". А непосредственным исследованием Урала, в рамках этой экспедиции, занимался Н. Я. Данилевский, отметивший необходимость введения мер регулирования рыболовства. По утверждению уральского ихтиолога Н. А. Бородина, Н. Я. Данилевский выдвинул ошибочную теорию о невозможности размножения красной рыбы в Урале и привёл в своём докладе слова зоолога Николая Алексеевича Северцева (1827 - 1885), который побывал на Урале в 1860 году, после экспедиции Данилевского:

"... относительно Урала г. Данилевский определил эти условия (икрометания), - писал Северцев, - не столько по личным наблюдениям, сколько по рассказам казаков, отчасти друг друга противоречащих, как это я и сам изведал на опыте".

Приведённое откровение Северцева говорит о том, что учёные тесно общались с "низовскими" казаками (потому что выше Уральска исследовать рыбные запасы Урала было бесполезно) и вели с ними "задушевные" беседы о рыболовстве. Например, Н. А. Северцев, буквально, накануне побывал с экспедицией в акватории Аральского моря и мог поделиться своими наблюдениями о рыбных запасах с уральскими казаками. Если тот же, Данилевский ошибочно полагал, что красная рыба размножается в Каспийском море, то он и ратовал за её беспрепятственный выход из Урала в море. "Причину оскудения реки Урал рыбою, - отмечал Бородин, - Данилевский видел в слишком интенсивном весеннем лове". Для "низовских" казаков отпускать рыбу обратно в море, означало остаться "ни с чем", в то время как "басурмане" южной половины Каспийского моря будут вылавливать её "возами".   

Служивший чиновником в Оренбурге, Владимир Иванович Даль написал рассказ "Уральский казак", в котором нарисовал обобщённый образ бедного "низовского" казака - рыбака:

"Наловил Проклятов (герой рассказа Даля, гурьевский казак - Н. П.) много красной рыбы на веку своём, - писал Даль, - много икры наделал и много отправил этого товару, продав на месте торговцам, в Москву и в Питер... но сам Проклятов по целым годам и не отведывал ни осетра, ни белуги, ни шипа, ни севрюги; товар этот дорог, "не по рылу", как выражался старик".

"В самом деле, Урал есть единственная в мире большая река, - писал Данилевский, - исключительно предназначенная для рыболовства, которому принесены в жертву все прочие услуги, оказываемые человеку текучими водами. На нём нет ни судоходства, ни сплава лесу (по крайней мере ниже учуга при Уральске), ни движимых водой мельниц. Во весь год нельзя почти увидеть на нём ни одной лодки, которая бы плыла не с рыболовною целью. Самый проезд через Урал затруднён". Надо сказать, что в жертву рыболовству приносились не только "услуги", но и человеческие жизни и судьбы уральских казаков. Такова была суровая реальность того времени.

"У Проклятова, - писал Даль, - не дрогнула бы рука приколоть всякого, не говоря о киргизах на левом берегу, - приколоть на месте во время ходу рыбы всякого, кто осмелился напоить скот из Урала. "Рыба - тот же зверь, - говорит старик с ожесточением, - шуму и людей боится: уйдёт, а там ищи её".

"Для охранения самого Урала от лова в запрещённое время и запрещёнными снастями - крючьями, - писал Данилевский, - в каждом форпосте назначаются, из отставных казаков по найму, так называемые смотрители за Уралом. Они - то наблюдают за ходом рыбы по Уралу и за тем, где, и примерно в каком количестве, она ложится на ятови (ямы, на которых зимует рыба - Н. П.)". Уральский ихтиолог Н. А. Бородин также говорил, что "... крючья, представляющие наиболее распространённое и покровительствуемое в государственных водах орудие лова, в уральских водах запрещены и признаются, наряду с распорными неводами, наиболее вредными орудиями лова".

Надо сказать, что Н. Я. Данилевский не только "взбудоражил" своими расспросами "низовских" казаков, но и высказывал сомнения, правда косвенные, о целесообразности учуга под Уральском. Идею о ликвидации уральского учуга на протяжении всего XIX века вынашивало руководство Оренбургского казачьего войска. Например, "... по жалобе оренбуржцев в 1826 году, - писал Бородин, - вопрос этот был поставлен, но разрешён в благоприятном для уральского учуга смысле". Казаки Илецкой станицы УКВ, не допущенные до традиционных рыболовств на Урале, также высказывались за снятие учуга.

"Он (учуг - Н. П.) удерживает красную рыбу летнего хода и только потому, что её не ловят, намеренно оставляя до зимы, когда она гораздо ценнее, - писал Бородин. - Учуг потерял бы всякий смысл, если бы в низовьях реки, как это установлено на Волге и повсеместно, производился обычный вне запрета лов рыбы".

"Вся река и участок Каспийского моря признаны общим достоянием всех уральских казаков, - писал Бородин, - как членов единой большой общины, причём на них организовано общее речное хозяйство, с преобладанием речного лова и преимущественно осеннего и зимнего.
Благодаря охране моря и реки, в последней красная и чёрная рыба косяками заходит высоко по реке и залегает в удобных местах на зимовку (зимние ятови рыбы)".

Однако, случилось так, что во второй половине XIX столетия уральская казачья община начала "трещать по швам". Одной из причин было насильственное насаждение единоверия в обществе. Раскольничьи скиты и часовни закрывались, а всё больше населения вливалось в "беспоповские" общины или секты. Наставники раскольничьих общин во время проповедей высказывали мнение о необходимости снятия всяческих запретов в правилах рыболовства на Урале. Тезисы этих проповедей были, примерно, такие: "Насколько Господь отпустит, столько и будем ловить в Урале рыбу" или "Вся рыба, что по Воле Божьей водится в реке, должна вылавливаться казаками без всяких запретов и ограничений". Казакам, выступающим против отмены запретов, которые могли привести к исчезновению, со временем, красной рыбы в реке Урал, коротко отвечали: "Бог дал, Бог взял". По сути, "брожение умов" привело к сомнениям в целесообразности сохранения строгих правил и временных ограничений в уральских рыболовствах. Например, В. П. Правдухин так рассказал об этом в своём романе: "Уходит от нас рыба - то. Нет ладов промеж себя, откуда же быть удаче! Ярыжники с неводчиками в кровь передрались". Писатель описывал событие, произошедшее на осенней плавне в 1874 году, когда "мирный" бунт в УКВ против принятия НВП, уже, бушевал в "верховых" станицах.

Ярыга - плавенная сеть для лова рыбы на осенней и севрюжьей (весенней) плавне, имеющая вид мешка; лов ярыгой производился непременно с двух будар (лодок) - связки; длина ярыги от 6 до 8 и даже до 12 сажень (ярыга - бредень сажень 12, которым бородят ямы), по верхней или нижней подводе, и 3 - 4 аршина в высоту. Уральская пословица гласила: "С ярыгой воз, а с неводом обоз". По правилам, неводчиков пускали после ярыжников через два часа. Однако, были случаи, что некоторые казаки начинали лов волокушами (неводами) одновременно с ярыжниками. "Не каждый казак имеет свой собственный невод, - отмечал Данилевский. - Некоторые имеют один, сообща им принадлежащий, другие же пристают к хозяевам неводов, на известных, определённых уральскими рыболовными постановлениями, условиях. Таким образом составляются неводные артели". Вероятно, казаки - "ярыжники" составляли большинство "плавенного" войска, "ибо невод стоит не дешево..." "Неводчики" же, то есть хозяева неводов, относились к зажиточной прослойке УКВ, которая, как раз то, и содержала на свои средства молельные дома "беспоповского" толка.

"Казаки шумели, - написал Правдухин о спорах казаков осенью 1874 года. - Шёл горячий спор об осенней плавне. Истари казаки съезжались со всей области в Соколиный (Калёновский - Н. П.) посёлок и отсюда на бударах плыли "по удару" пушки вниз по Уралу, останавливаясь на плавленных рубежах для лова рыбы. Рыбу неводили с двух будар ярыгами - небольшими мешкообразными сетями. Теперь был поднят вопрос о том, чтобы плавню от Кулагинской станицы до Гурьева вести заездом на телегах и лов производить большими стосаженными неводами, складываясь в артели. Беднота была не в силах заводить невода, а также нанимать весельщиков и всегда оставалась позади, приезжая уже на разбитые ятови. А если кто и выдерживал сумасшедшую гонку, то где же брать сил после этого рыбачить?

Горячее всех отстаивал старый порядок Ефим Евстигнеевич:

- Ня знай, но рушить заведённый обычай - сук рубить, на котором сидишь. Невода - нож острый ярыжникам. Они рыбу пужают, а кроме того, всю реку займут - где поведёшь ярыгу? Кто это думал, ня знай...

Кабаев в городе наслушался доводов за новый порядок и теперь разъяснял:

- Бают, спокойнее. Заездом на телеге рыбу не угонишь в море, всю заловишь. Растряс  жребьи и приступай себе с молитвою к лову с утра. А то скачи на бударе, высунув язык, весь день... Невод будто б дороже, так на то есть артель. Да разве ярыга может быть так уловиста, как невод?"   

Не берусь утверждать, но, возможно, летние военные сборы в УКВ и были изначально задуманы для "отвлечения" части казаков полевых разрядов от соблазнов заниматься незаконным рыболовством на Урале ниже учуга. Ведь, чего греха таить, несмотря на запреты, браконьерство на Урале "процветало". Ловили, пусть не на продажу, а для себя, но запрещёнными орудиями лова. Те же, смотрители за Уралом углядеть за браконьерами или поймать их, были просто не в состоянии. И вот, когда уральское общество разделилось по религиозной принадлежности и появились "закрытые" места куда "не своих" не пускали, начала зарождаться "тяжёлая" атмосфера недоверия и подозрительности друг к другу. В том же Калёновском форпосте казаки - единоверцы стали обвинять в браконьерстве местных кулугуров "часовенного" согласия. Те, в свою очередь, стали показывать "пальцем" на браконьеров, перешедших в единоверие. Так, слово за слово, возникали словесные перепалки и ссоры по регламенту рыбного промысла. Как говорили "часовенные", чтобы не нарушать правила, нужно их попросту отменить. Былая солидарность "низовских" казаков по вопросам рыболовства, начала на глазах исчезать. Ведь, именно "низовские" казаки играли заглавную роль во всех рыболовствах и, если между ними пошли раздоры, то возникла реальная угроза всему общественному укладу жизни уральских казаков, основанному на коммунистических принципах.   

"Вся эта сложная и детальная регламентировка рыбного промысла на Урале, - писал Бородин, - жизненна только благодаря солидарности интересов большинства общинников и может держаться только сознанием этой солидарности и по мере того, как эта солидарность уменьшается, делается всё труднее и труднее сохранить очерченную выше вкратце систему. Уменьшается же она благодаря тому, что число участников лова растёт (с увеличением самого населения), количество же рыбы не увеличивается, а наоборот, уменьшается".

Чтобы уменьшить число участников лова и прекратить пагубные раздоры в уральском обществе, совет старейших уральских казаков или "старые люди", как их называли на Урале, зимой 1874 - 1875 гг. приняли решение о выселении части "низовских" казаков "беспоповских" согласий и толков в район Аральского моря, на берега Сыр - и Аму - Дарьи. Было решено присовокупить их к тем "верховским" казакам, которые открыто выступали против принятия нового Положения. Многие факты свидетельствуют о том, что в реализации данного решения "старейшин" определённую роль сыграли, так называемые наставники или начётчики раскольнических общин, которые, по сути, повели за собой, подконтрольных им казаков, в бессрочную ссылку. Возможно, на этом настояли "старейшины", которые хотели избежать душераздирающих сцен прощания со ссыльными в станицах. Про то, как раскольничьи наставники влияли на умы своих собратьев по старой вере, красноречиво поведал полковник А. И. Никольский:

"Так, духовник в раскольнической секте беспоповского толка, - писал Никольский, - в Бударинском форпосте, Калмыковского отдела, отставной казак Уральского казачьего войска, Яков Максимов Гузиков, 63 лет от роду, как обнаружено произведённым о нём военно - судным делом, отказавшись сам открыто от принятия нового положения, вынуждал к тому и других злоупотреблением нравственного влияния своего на них, а именно: подчинившихся сему положению устранял от участия в общей с ним, Гузиковым, молитве, отказывал им в так называемой разрешительной молитве на первой неделе великого поста и внушал, что принятием нового положения они приняли печать антихриста.

Такой гнев Гузиков обрушивал не только на самих принявших новое положение, но и на всех членов их семейств, оставаясь непреклонным ни к каким просьбам и даже слезам подвергшихся столь тяжкому духовному наказанию.

Учение Гузикова о пагубности нового положения имело своим последствием то, что из всех жителей беспоповщинского толка, которых в названном выше форпосте считалось на половину, только два казака, Истомин и Раставин, приняли новое положение. Но на первого из них наложение Гузиковым означенного наказания, имевшего значение как бы отлучения от церкви, так сильно подействовало, что он, вслед за тем, обратился с просьбою об исключении его из списка казаков, признавших новое положение".

Судя по тому, что в тексте упоминается о "разрешительной молитве на первой неделе великого поста", можно утверждать, что данное событие произошло весной 1875 года, когда вопрос о массовой ссылки уральских казаков, в основном, был уже решён. Наконец, 19 апреля 1875 года последовало Высочайшее повеление, которое гласило:

"1) Переселённых казаков исключить навсегда из состава УКВ;
2) К семействам переселённых казаков применить правила следования семейств за лицами, подлежащими ссылке по суду, переселению или удалению по приговорам, или административным порядком...

В тот же день Высочайше повелено было:

1) Сверх 100 семейств, на переселение которых последовало уже Высочайшее соизволение, допустить переселение и большего числа семейств, если в этом представится необходимость и если к устройству их в пределах Туркестанского края не встретятся препятствия;
2) Предложить генерал - адъютанту Кауфману распорядится теперь же собиранием и доставлением подробных сведений о том, сколько именно семейств Уральских казаков представится возможным устроить в Казалинске или Перовске, не подвергая их слишком большим неудобствам в зимнее время".

Известно, что генерал Кауфман помышлял поселить в будущем, только на берегах Аму - Дарьи и в её дельте, около 2 - х казачьих полков (1500 семейств).

Получив Высочайшее соизволение на переселение, по сути, неограниченного числа семейств, уральские войсковые чиновники стали требовать с казаков - раскольников "подписку" в принятии нового Положения, заранее зная, что кержаки - кулугуры ни за что не будут подписывать никаких обязательств. Для них любой документ являлся "печатью" Антихриста. Сначала "от подписки, вопреки совести", отказались старики. Потом их примеру последовали и молодые казаки - кулугуры.

"20 июля 1875 года, - вспоминал Ф. И. Толстов, - меня позвали к поселковому атаману уряднику Чапаеву, который обратился ко мне с такими словами: "Толстов! отец твой не подписался к новому положению, и ты, думаю, не подпишешь". Я от подписи отказался и тут же был арестован..." По утверждению Толстова, никто ему не разъяснил и не растолковал смысл требуемой подписки. Например, начальник Сахарновской станицы Хорошхин сказал, что "всю важность требуемой подписки объяснят в городе Уральске", куда арестованных казаков отправили по этапу. "В Уральске смысл подписки никто мне не толковал, - писал Толстов, - и о моём желании подчиниться новому положению не спрашивал".

Прочитав воспоминания Ф. И. Толстова, у меня сложилось мнение, что кто - то "под шумок" решил выселить с Урала большую партию "лишнего" населения. Нельзя сказать однозначно, что в массовом выселении уральцев виноват только совет старейшин УКВ, хотя, определённая часть, в частности, "низовские" кержаки - рыболовы отправились в ссылку по решению этого совета. Другая же часть уральцев, в особенности, казаки из "верховых" станиц, были осуждены военным судом, ещё, в конце 1874 года, но отправились в ссылку, лишь, весною 1875 года. Наказной атаман УКВ и Оренбургский генерал - губернатор сошлись во мнении, что "под шумок" нужно выслать их войска авторитетнейших раскольничьих начётчиков, которые своими проповедями "будоражили" и подбивали на протест "законопослушную" массу казаков - старообрядцев, принявшую формально единоверие, но готовую переметнуться обратно, в раскольничьи общины. 

"По прибытии в последний город (Уральск - Н. П.), - вспоминал Толстов, - наш этап поместили в магазине, где раньше хранились запасы войскового хлеба, потому что все помещения в тюремном замке, при частях войск и при полиции были переполнены уральцами - казаками, именовавшимися бунтовщиками. Здесь я встретился со слепым стариком дедушкой ("дедушками", называли наставников или начётчиков раскольничьих общин часовенного согласия - Н. П.) Венедиктом Раневым, жителем Теплого Умёта, который также нёс томительное заключение за отказ от подписки". Авторитетные раскольничьи начётчики были, как правило, люди старые, среди которых было много "хворых", "убогих" и калек. Вот, эти самые "дедушки" и повели покорно за собою по этапу, в Казалинск, понурую толпу молодых казаков - уральцев.

"Как тяжело мы не были огорчены ссылкой без суда и следствия, - вспоминал Толстов, - но скрепя сердце и подавляя душившие нас волнения, все обиды переносили терпеливо, старики же, искусные в опытах, в час горького испытания запевали духовные песни, и мы под звуки умилённых песен с надеждою на Бога шли вперёд с поникшими головами". "Дедушки" - наставники внушали ссыльным уральцам, что они страдают за веру. Возможно, поэтому у ссыльных сложилось убеждение, что что они страдают в результате религиозных гонений на старообрядцев. "Невольно вырывались жалобы от сердца к Богу, - писал Толстов. - Господи! за что же Ты навёл на нас такое позорное унижение, если мы и отцы наши согрешили перед Тобою светодавцем... пощади нас Владыко умалённых и обесчещенных. Здесь, в Рассыпном (Оренбургская губерния - Н. П.), приходил к нам в арестантское отделение молодой человек, портупей - юнкер, который как бы жалел нас, сказал "дурно вы, уральцы, сделали, что убили генерала Бизянова, за убийство его вас, казаков, много пострадает". Мы ответили, что генерал Бизянов жив и по сие время и никто не думал его убивать. Хотя молодой человек не поверил нашим словам, но мы узнали за какие незаслуженные преступления гоняют нас".

По слухам, "низовские" казаки - кулугуры донесли наказному атаману УКВ генералу В. Д. Дандевилю о, якобы, злоупотреблениях бытописателя И. И. Железнова, который, весной 1863 года, был начальником на "севрюжной" плавне. Последний не перенёс навета, травли и начавшегося судебного расследования, взял да, застрелился из охотничьего ружья. Его верный товарищ, в то время, ещё, полковник Бизянов поклялся найти доносчиков и воздать им по заслугам. Поэтому портупей - юнкер, из  воспоминаний Ф. И. Толстова, мог не понять суть услышанного о генерале Бизянове. Возможно, он слышал разговор об убийстве товарища генерала Бизянова, но, по молодости, не понял смысла. Как говорится: "Слышал звон, да не знал где он".

"Заслужено или незаслуженно понесли уральцы наказание в административном порядке, - писал Ф. И. Толстов, - дадут ответ пред лицом истории те, кто решился неправильными донесениями возмутить незлобивое сердце царя". К сожалению, по прошествии стольких лет (минуло почти полтора столетия) расставить все точки над "i" в деле ссыльных уральцев, просто не представляется возможным.

Источники:

Бородин Н. А. В защиту уральского рыболовства. - СПб., 1910.

Даль В. И. Уральский казак/В. И. Даль. Избранные произведения. - М., 1983.

Данилевский Н. Я. Краткий очерк уральского рыбного хозяйства//Сборник политических и экономических статей Н. Я. Данилевского. - СПб., 1890. С. 452 - 500.

Зеньковский С. А. Русское старообрядчество: дух движения XVII в. - М., 1995.

Ивановский Н. И. Внутреннее устройство секты странников или бегунов. СПб., 1901.

Правдухин В. П. Яик уходит в море. СПб., 2011.

Сандръ. Уральцы в Туркестанском крае//Русское ьогатство. 1905. № 6.

Столетие Военного министерства. 1802 - 1902. Воинская повинность казачьих войск: исторический очерк/гл. ред. ген. - лейтн. Д. А. Скалон; сост.: полк. А. И. Николльский и коллеж. совет. Н. А. Чернощеков. - СПб., 1907.

Толстов Ф. И. Воспоминания уральца Ферапонта Илларионовича Толстова//Средняя Азия, 1911, № 7, стр. 69 - 82.