Глава 1
На уральскую землю пришли сильные морозы. Температура воздуха в самых северных уголках опустилась почти до отметки в пятьдесят градусов. Хорошо, что матушка природа укутала обильным снежным покровом землю иначе бы беда: многим обитателям местной флоры и фауны - не дожить бы было и до весны.
Что до столицы Урала – Екатеринбурга, то и его не пощадила лютая зима, хотя морозы в городе установились куда мягче, чем в иных уголках, расположенных севернее столицы, но на то он и север, чтобы был холод, а Екатеринбург – это все-таки средняя часть Уральского нагорья. Однако, когда столбик термометра опускается ниже тридцати градусов, то учитывая разницу влажности воздуха, может быть тридцать градусов здесь в Екатеринбурге – это все сорок градусов на севере уральского региона, хотя как знать…
С установлением значительного похолодания, Екатеринбург, словно замер, как будто не ожидал, что красавица зима настолько сильно сожмет его в своих ледяных объятиях, что он словно, как тот мальчик из сказки: похолодел и почерствел после таких ласк, распугав всех своих обитателей, которые в такую погоду старались не высовывать даже носа из дому. Только днем, когда морозы немного отпускали, люди спешили: кто, куда по своим делам, чтобы успеть закончить, то чего не успели, когда еще было теплее и можно было не опасаться обморозиться, но, если была хоть какая-то возможность, лучше бы было переждать, хотя в нашей мещанской суете, мы подчас подвергаем себя неоправданному риску за те вещи, которые не стоят и выеденного яйца, хотя и есть исключения…….
Глава 2
Ранним январским утром 2012года, когда все обитатели города Екатеринбурга еще спали, по нечищеному от снега тротуару, вдоль улицы Победы очень медленно, сильно хромая, двигалась человеческая фигура, судя по силуэту, скорее всего женщина в средних годах, а может даже и старше, по отличительным внешним признакам: походка, свойственная людям среднего и пожилого возраста; чрезмерная полнота, которая была отчетливо видна за счет выступающего вперед живота и зимняя одежда, похожая на невесть что…
В стране было время новогодних каникул, которые были омрачены только лишь установившимися морозами, которые ослабли только на сам праздничный первый новогодний день, а потом взялись вновь за свое привычное морозное дело. Стрелки часов уже приближались к шести часам утра, но в городе все еще стояла мертвая тишина, толи народ, устав от нескольких дней беспробудного празднования, только под утро угомонился, толи всему виной были уже много раз упомянутые морозы, и все, словно разом, сговорились не выходить не куда, хотя нашему человеку после рюмки водки, что там море, ледовитый океан - по колено! Однако, в самом деле, кроме одиноко бредущей женщины, на улице ни кого не было в округе, да и в окнах почти негде не горел свет, и только одиночные фонари освещали, занесенный снегом тротуар, который превратился в узкую и всю изломанную сугробами тропинку, по которой все медленней и медленней двигалась неизвестная женщина, которой, по всей видимости, сильно не здоровилось, и каждый шаг, давался ей все труднее.
Как только незнакомка поравнялась с очередным уличным фонарем, она остановилась прямо на том месте, куда больше всего падал свет, и замерла ненадолго, как будто решила согреться в лучах уличного освещения. Женщина с трудом подняла голову, которая до этого все время была опущена, словно всадник, который устал от дальнего пути и поэтому дремал, ведомый своей лошадью по верному пути и повернулась лицом к самому фонарю, который осветил ее лицо.
… Боже! Если бы кто-то сейчас был рядом и взглянул и увидел лицо этой путницы, то он бы узнал в ней молодую девушку, которой было всего лишь не больше двадцати лет, что в первую очередь выдавали ее глаза: огромные и голубые, как небо; само же лицо было хоть и юным, но довольно бледным и если бы мы могли вообразить себе цвет лица смерти, то наверняка бы приняли его именно таким, как было сейчас у этой девушки. На исхудавшем бледном лице, которое даже не мог пронять морозец, после которого у здоровых молодых людей, на щеках, как правило, образовывается румянец, было множество маленьких шрамов: под нижней губой; возле левого глаза, поперек меленького носика, на правой щеке, возле еле-еле заметной родинки. У нее были красивые полноватые губы, что придает особенный колорит и красоту, но так же, как и кожа были бледными и синеватыми, словно кровь отхлынула от них. Но, несмотря на столь удручающий вид этой молодой особы, отчетливо прослеживалось, что некогда и, судя по возрасту совсем еще недавно – это была красивая леди и самое главное умная и воспитанная, потому что это все можно было прочесть в ее глазах, которые всегда говорят только правду, хотя и взгляд этих больших круглых глаз заметно потух, но все же еще не умер.
В свете падающих на девушку лучей, можно было наглядно теперь увидеть и описать более подробно незнакомку, которая некоторое время оставалась неподвижной, видимо набираясь сил, чтобы идти дальше.
На голове у девушки была одета шапка, если это слово применимо к тряпке, в прямом смысле этого слова, накинутой на голову, хотя судя по неким очертаниям – это некогда была действительно довольно милая женская вязаная белая шапочка. Из-под шапки по лицу спускались русого цвета волосы, с сильно заметной ранней сединой. Из верхней одежды на ней была старая фуфайка, сплошь заштопанная во многих местах, но надо отдать должное очень умелой женской рукой, принадлежащей видимо самой незнакомке. На ногах у нее были черные валенки, самая незаменимая обувь в такие морозы, которые, скорее всего, были меньшего размера, потому что было видно, что девушка, как то неуклюже упирается подошвами в землю, как обычно бывает, когда вы надели меньший размер обуви и чувствуете сильный дискомфорт. Руки же были у нее абсолютно голые: ни варежек, ни перчаток, ни чего; девушка сжала свои руки полностью в рукава фуфайки, которая к счастью была просторная для ее тела, а рукава были немногим длиннее рук, что и спасала сейчас от неминуемого отморожения пальцев. Однако, она то и дела, высовывала из рукавов свои тоненькие и еще совсем, детские пальчики и подносила их к губам, чтобы обдать их своим теплым дыханием. На ее тоненьких ножках виднелись коричневые колготки, которые наверняка не были шерстенными и к тому же были, как и фуфайка, во множестве заплаток, от чего наверняка у нее задубела кожа. Что же касается ее полноты, то теперь становилось ясно, что выделяющийся ее живот – это не что иное, как признак беременности, причем той ее стадии, когда уже подошли роды…
Внезапно послышался шум мотора мчавшейся, где то вдалеке машины, который все приближался пока, наконец, не сменился на визг тормозов…
- Эй! Женщина! Где улица Ильича? – послышался звонкий голос беспардонной молодой девушки, с длинными крашеными в цвет блондинки волосами, которая высунулась из окна Мерседеса со стороны пассажирского кресла и не удосужилась даже поздороваться.
- Да нашла, кого спрашивать! – донесся мужской голос из салона автомобиля, похожий на голос молодого мужчины.
- Да ты че! Эта же дворничиха! Они все знают, - не согласилась девушка.
- Да какая это дворичница… тьфу – двор-ни-чи-ха! – фыркнул тот же мужской голос, который по интонации, выдавал мужчину, который был, скорее всего, слегка выпивший, либо манера его речи была всегда такой, что свойственно молодым людям, которые сильно не утруждают себя трудом, а живут, как певчие дрозды. – Где ее лопата и метла, раз она двор…, блин, где? Это попойка, какая та!
В то время, когда между молодыми людьми шла перепалка, силуэт прохожей незнакомки ожил, и девушка двинулась дальше в путь, так и не ответив на вопрос, адресованный ей.
- Ну, ты че! Эй, куда пошла! Ты че оглохла, - голос длинноволосой сеньориты из машины, словно завизжал, издавая раздражительные нотки.
- Да оставь эту шалаву! Все едим!
С этим слова послышался рев мотора вперемежку со звуком провернувшихся колес по мерзлому асфальту, и Мерседес рванул вперед.
- Видела сучка! – все та же девица состроила нелицеприятный жест указательным пальцем в направлении нашей незнакомки, но кроме нее самой, видимо этот жест больше ни кого и не беспокоил.
«Как же все так вышло? Почему? За что ты меня так! – мысли мелькали обрывочными фразами в голове у девушки, в то время как ее тело упорно двигалось к цели, - что я совершила такого, что ты мне послал столько несчастий?»
Целая вереница мыслей одна за другой, как рекою, текли в голове у таинственной незнакомки, словно жить ей осталось совсем немного, и пришел тот час, когда надо было успеть пролистать всю книгу, под названием «Прожитая жизнь».
«Почему ты забрал моих Папу и Маму так рано? За что? Ведь они жили честным трудом и так любили друг друга, что не могли жить и минуты друг без друга и если говорить о супружеской верности и любви, то это значит говорить о моих родителях. Так почему тогда Ты их забрал у меня и так внезапно, что я не была даже готова к взрослой жизни, которая в итоге отняла у меня все, кроме моей души, которая еще теплится в этом почти сгнившем теле, храня мое дитя».
Дойдя до следующего фонаря, девушка опять остановилась и снова обратила свой лик к фонарю, словно к лучам уходящего солнца. Ее красивые глаза, от которых наверняка, еще совсем недавно парни сходили с ума, наполнили слезы, которые начали скатываться одна за другой по белоснежной коже, которую бледнота только украшала сейчас, предавая этому лицу божественный оттенок. Постояв еще немного, некогда русоволосая красавица, потерявшая свою красоту в водовороте всякого рода событий, внезапно без спроса ворвавшихся в ее жизнь, продолжила свой путь.
«Я помню твои глаза Мамочка, когда вы с папой отправились в ту злополучную поездку, как оказалось в один конец и помню, как ты мне тогда сказала, что все будет хорошо у тебя! Мы тогда с тобой поругались и только перед самым Вашим отъездом, померились! Я помню, как текли слезы по твоим щекам, но ты старалась не поддаваться своим чувствам и из-за всех сил держалась, но все равно расплакалась, крепко обнимая меня и прижимая к себе. А я просто рыдала тогда навзрыд, ибо я так Вас люблю с Папочкой, что все, что я, когда, либо вам сказала плохое или сделала – все это только из любви к вам и ревности, которая всегда сопровождает истинную любовь. Мой милый Папа! Я помню твои последние шутливые слова: «Веди себя доченька хорошо! Ты остаешься за «старшую» дома!» - хотя в нашей семье кроме нас с Вами и кота Борьки, не было более никого. Я все еще ощущаю твои последние поцелуи, словно их впитала моя кожа и до сих пор хранит их в память о тебе! А потом….».
Стрелки часов приблизились уже к половине седьмого утра, но до восхода солнца еще было ой как далеко. Навстречу идущей молодой незнакомке двигалась огромная фигура мужчины, наверное, первого человека появившегося на улице в это время, если не считать той молодой пары из Мерседеса. Было видно, что мужчина пьян и его покачивает при ходьбе, как матроса спустившегося с палубы корабля, зашедшего в порт после длительного плавания. Девушка, несмотря на то, что она была полностью погружена в свои воспоминания и мысли, заметила его и остановилась, прижавшись к краю тропинки, потому что деваться ей было не куда, но это не спасло. Мужчина, словно не замечая, девушки, пронес свое тучное огромное тело по всей тропинки, не оставив ни сантиметра свободного пространства, от чего девушка, попытавшись отойти в сторону, но в итоге рухнула в сугроб, поскользнувшись, а этот богатырь, делая вид, что не заметил, прошагал далее, хотя может быть он тоже был погружен в свои мысли, но вот только о чем и о ком? Падая, незнакомка успела обхватить обеими руками свой живот, защищая тем самым своего ребенка, прежде чем упасть, но матушка природа, как бы зная заранее, где оступится девушка, постелила ей обильно снега и, поэтому ни чего страшного не случилось и девушке только лишь осталось подняться и, отряхнувшись продолжить идти к своей цели.
«Взрослая жизнь… как же я о ней мечтала, когда была маленькая и как я ее возненавидела, когда внезапно очутилась в ней! Когда Мама с Папой погибли в автокатастрофе, я только окончила школу, и готовилась поступать в университет на исторический факультет, но этим планам не дано было осуществиться….. Потом же появился он: молодой юноша, который был старше меня года на три. Родион уже учился на четвертом курсе престижного университета, в который и я мечтала поступить, но вот только смерть родителей изменила все. Нет сначала, я, конечно, попыталась взять себя в руки и несмотря ни на что поступить учиться - назло всем моим несчастьям, но этот парень, воспользовавшись моим горем, явился в облике утешителя и спасителя, но в итоге за этой лучиной добродетели были только лишь самые низменные желания и не более с одной лишь целью утолить вечную жажду той страсти, где нет место истинной любви! «Нас не догонят! – слова, врезавшиеся в мое сознание и разрушившие все святое, что у меня было; крутая тачка; кокс и набор громких звуков, от чего только лопаются перепонки, и душа бежит прочь из тела! Знали бы во что, превратили сегодня музыку, наши далекие гениальные композиторы, то, наверное, перевернулись бы давно в гробах!».
Память девушки не поддерживала хронологический порядок, а вытаскивала из ее подсознания то одни отрывки из жизни то другие, но в первую очередь ей хотелось восстановить в памяти те странички жизни, когда она была по-настоящему счастлива и это были только те дни, когда были живы ее родители. Однако, отрывки черной ее жизненной полосы тоже не отставали, а раз за разом всплывали в памяти, затесняя собою, как черная туча солнце.
«Мама и Папа были родом из Ленинграда, где они провели все свое детство и юность, но после окончания университета покинули родной город и по распределению попали в Свердловскую область, в маленький город Березовский, где и прожили остаток своих лет, до самой смерти, не побывав больше ни разу в северной столице, и погибли они именно на пути в родные края, но, так и не сумев покинуть пределы Свердловской области. За всю свою жизнь я столько слышала от них удивительных историй про их родной город, которые были и добрыми и страшными, но одно я уяснила наверняка, что их сердца, так и не покинули Питера, а остались с ним навечно. Оба окончили педагогический университет. Папа был учителем физики, а Мама преподавала русский язык и литературу, к тому же имела страсть к иностранным языкам и могла свободно общаться на французском языке, кстати, как и Папа, потому что всю жизнь бредили давно канувшей дореволюционной эпохой и считали, что истинные интеллигентные люди должны уметь общаться на нескольких языках. Помимо французского, Мама говорила еще и на английском, немецком, итальянском и испанском языках, ну а Папа в основном был увлечен своей физикой, развлекаясь на досуге решением математических задач и играя в шахматы с нашим соседом, который добрую половину своей жизни просидел в тюрьме, за трагические ошибки своей молодости, но еще в молодости увлекся шахматами, которые помогли ему выжить, и теперь он не изменил им. Играл же он по истине здорово. Мой Папа даже говорил, что если бы не тюрьма, то дядя Миша был бы чемпионом мира по шахматам. Папа мой тоже играл здорово и даже, когда еще учился в институте выполнил норматив мастера спорта по шахматам, но обыграть дядю Мишу так ни разу и не сумел, хотя у того не было даже разряда»!
- Куда прешь! Ты чего не видишь что ли, - раздался громкий мужской голос, выскочившего из машины мужчины в кожаной фуражке и с отвисшим животом, который проглядывался через расстегнутую куртку.
Девушка вздрогнула, но ни чего не ответила, а лишь ускорила шаг, чтобы пересечь перекресток, который она и не заметила, хотя вроде ей потом показалось, что переходила она по еле заметной зебре и к тому же светофор не работал, а значит, преимущество было на ее стороне, но кто будет уступать дорогу бомжам?
Мужчина, видимо заметив, что она беременная не стал предпринимать каких-то действий, ради которых он и выскочил из машины, видимо чувствуя в себе героизм, когда можно спугнуть слабую женщину и что-то еще фыркнув, сел обратно в свои Жигули десятой модели и был таков.
«Мне с самого детства и Папа, и Мама прививали знания, которыми они сами владели, и я уже в 6 лет могла, и читать и писать, причем на нескольких языках и даже уже играла в шахматы, которым меня научил наш любимый дядя Миша, который был непросто соседом, а большим другом нашей семьи, несмотря на то, что провел столько лет в тюрьме. В нем было столько хорошего и доброго, что это попросту притягивала к нему нас, и как однажды я слышала от своих родителей, которые, поговаривали о нашем любимом соседе, сидя за чашкой чаю на кухне: «Он ближе всех нас к Богу…..». В школе мне давалось все легко, хотя я не была отличницей, но не, потому что чего-то не понимала, а наоборот мне была скучна школьная программа, которую я знала, как правило, наперед, и многих учителей это злило. Мои родители преподавали в соседней школе и держали нейтральную сторону в отношениях между мною и учителями и старались не вмешиваться. Им не нужны были от меня отличные оценки, а им нужно было, в первую очередь, чтобы я росла интеллигентным и добрым человеком и я, как могла старалась. Самым любимым предметом оказалась для меня история, а не физика и литература. История меня настолько захватывала, что к десятому классу я уже знала на много больше своего учителя, но Василий Павлович – учитель истории, не злился, а наоборот был счастлив и горд тому, что его любимая ученица добилась стольких успехов в этом предмете. Мамочка, Папочка! Мне так Вас не хватает! Жизнь для меня закончилась, когда нашу старую «Копеечку» протаранил здоровенный джип с пьяным водителем за рулем, которого в итоге не постигло наказание – у него были большие связи! Почему Ты это допустил? Почему? Ответь мне! Прошу Тебя! Ведь Мама и Папа всегда верили только в тебя! Они всегда говорили, что только Бог – это истина, которую, нельзя подвергать сомнению! Так почему они , а не тот пьяный невежда, сейчас лежат в могиле, а их дочь конченная наркоманка, пытается спасти остатки той любви, которую дали ей ее родители? Почему?»
Прошло еще минут тридцать и трудный путь, который проделывала, изможденная девушка уже близился к завершению. Ей нужно было во чтобы то не стало попасть в родильный дом, который располагался здесь не по далеко. У нее уже отошли воды, и она могла в любую минуту начать рожать, но тогда бы и она и ребенок погибли – ведь кому нужны бомжи!
- Ааа! Застонала девушка, но так тихо, что эти стоны слышала только она сама, да и на улице так не было почти ни кого. Видимо роды вот, вот должны были начаться, но она из последних сил еще умудрялась держаться.
Девушка опять остановилась, но только на секунду, замерев на месте. Она вздохнула морозного воздуха, который, как не странно, в это время показался ей настолько чистым, как будто она в лесу и, отдавая последние силы, впилась глазами в направлении последнего своего пристанища, которое уже виднелось вдалеке, сквозь пелену городского смога, который опустился на город вместе с лютым морозом.
«Как я смогла так оступиться тогда, после смерти родителей? Почему я не послушала дядю Мишу, который пытался меня вразумить и уберечь от злых чар Родиона. Прости меня дядя Миша, ведь ты так меня любил, и единственный кто действительно желал мне добра и помогал, после смерти моих родителей, но и он ушел из жизни ровно через год после смерти Папы с Мамой, день в день! Его зарезал в подъезде собственного дома, наркоман, который попытался его ограбить, но не смог, не был дядя Миша из слабого десятка, но вот только удар пикой в живот, он не смог выдержать и скончался в больнице через два часа! Родион… Богатенький сынок из внезапно обогатившейся семьи на развалинах Советского союза. Да он был красив, умен и умел пустить пыль в глаза, но душонка у него оказалась совсем прогнившей, но вот только это мне стало понятно не сразу, а спустя время, когда я уже вместе с ним прочно сидела на героине, на который он меня же и подсадил, после смерти дяди Миши, который не переносил его даже на дух, а сначала было: «Нас не догонят….»! Где же теперь этот папенькин сынок?! Его спасли, вылечили и отмыли, а несколько месяцев назад его женили, на богатенькой дочке, одного из партнеров по бизнесу его отца, а меня как бродячего котенка выкинули на помойку. Целый год я жила в бараке, в одной из комнат, где нет ни воды, ни туалета и электричества, которое, хоть и формально имелось, но в основном мы пользовались давно позабытыми керосинками. Хорошо, что хоть отопление не отключили еще пока. Помню, как к нам пришли несколько местных депутатов, чтобы разобраться на каких правах мы занимаем эти комнаты и почему у нас такая высокая задолженность за коммунальные услуги. Привели даже с собой участкового, которого я хорошо знала еще с детства, потому что он, когда то был учеником моих родителей, но он как то весь съежился, боясь, наверное, посмотреть мне в глаза и сделал вид, что не знает меня. На каком основании мы здесь живем? Я тогда ответила, что на том, что мы все люди и жить нам больше негде. Один из депутатов – молодой и видимо самый активный, попытался меня урезонить, начав надменно фыркать с акцентом на свои депутатские полномочия. Тогда я ему пояснила то же самое еще на семи языках, потому что он не мог, видимо понять русского. Как же действительно я попала в этот дворец бомжей, а все очень просто и логично: я проколола нашу двухкомнатную квартиру вместе с Родионом, которому в последнее время отказывали в финансировании, и переехала к нему в квартиру, которую подарили ему его родители. Эту же комнату я купила на последние деньги, которые лежали на сберкнижке, оставленные моими родителями, которые видимо, предчувствовали свой скорый уход и открыли на мое имя счет в банке. Я не трогала эти деньги до конца, но пришел тот час, и взяла их, купив себе здесь комнату, когда меня словно тряпку, выкинули на улицу два здоровенных молодчика, которых послали родители Родиона. Продавая квартиру, я и не предполагала, что лишусь всех денег. Родион ведь тогда убедил отдать ему часть денег для вложения в какой-то коммерческий проект, где бы он смог заработать кучу денег, а в итоге попросту меня обманул, спустив все деньги в казино. Остальные же деньги ушли в карманы наркоторговцев. Как я жила все эти три года после Мамы с Папой? Я не жила, а выживала, как могла, хотя сначала мне в глаза бросили роскошью, которая на какое-то время затмило мое горе: «Нас не догонят….! Меня догнали и вышвырнули туда, где мне, конечно, и должно было быть место, как и всем тем: «Нас не догонят…»! Как же я могла так допустить?! Да я была еще недавно очень красивой и немудрено, что Родион так и не отступился от меня – ему нужно было мое тело, и он его получил! Но, как оказалось больше его, во мне ни чего не привлекало, и не нужна была я ему, как жена, а всего лишь, как белая простынь, на которой ему комфортно спалось, пока простынь была еще чистой».
Девушка еще раз сделала остановку, для того чтобы перевести дыхание, но опять лишь на мгновение, потому что ей нельзя было терять ни минуты!
«Слава Богу, что все это черное для меня время проходит и, наверное, это последний мой день, но мне уже ничего не страшно. Два дня назад мне приснился удивительный сон, где мы были как будто бы опять все вместе: я, Мамочка и Папочка и даже дядя Миша, который склонился над шахматной доской, видимо усиленно думая над очередной комбинацией, и все, как прежде, как будто ни чего и не случилось, но потом я вдруг поняла, что их уже нет, что все они давно умерли, и мне стало страшно, но Папа, как всегда меня успокоил и сказал: Доченька все будет у тебя хорошо! Тебе осталось только закончить одно важное дело, и мы будем опять вместе! Я обещаю тебе любовь моя!»
- Дочэнка! Что родная! Рожат идеш? – в сознание девушки ворвались искореженные слова трескучего голоса, произнесенные дворником, скорее всего таджикской национальности, который расчищал тротуар.
Девушка прервала свои воспоминания и увидела перед собой немолодого мужчину, в ярко ядовитом оранжевом фартуке, которые последнее время стали использовать дворники. Этот мужчина, почему то напомнил ей Папу, хотя внешне они совсем не походили друг на друга, но его глаза….. В них читалось столько отеческого добра, что все остальное было сейчас неважно.
- Да у тэбя – даже руковец нэт! Беры быстрэй мои, - с сильным акцентом произнес дворник.
С этими словами мужчина мгновенно снял свои и протянул их незнакомке, но она даже слегка отпрянула от него, потому что последнее время видела только ужасную людскую грубость, обращенную в свой адрес, правда к которой она уже привыкла, а теперь ей протягивали добротные рукавицы…
- Спасибо! – тихо, тихо прозвучали слова девушки, в теле которой почти уже не было сил. – Мне не надо! И у вас же они только одни?
- Э доченка! Бери! Я здоровый! Тебе беречь сыбя надо и дытя свое. У меня у самого тры дочеры, как ты! Бэри, бэри, - настаивал мужчина и настойчиво пытался отдать ей свои теплые варежки, наверное, единственные, но его доброе сердце заставляло его совершить этот поступок, ибо иначе он не мог!
Девушка, после настойчивой просьбы доброго Таджика приняла его варежки и сразу же одела их на свои совсем обледеневшие руки, мгновенно почувствовав исходящее от них тепло.
- Давай я тэбы проважу! Вон уже больныца нэ далэко, но дорога вся в сугробах. Упадошь еще!
- Спасибо Вам огромное, но осталось совсем немного. Я сама справлюсь. Я уже столько прошла, что теперь остались сущие пустяки.
- Хорошо дочэнка, но я пригляжу, как ты ыдешь, мали что!
- Спасибо Вам! Счастья Вам и Вашей семье! – слова девушки прозвучали так нежно, что мужчина – даже растрогался, а в его глазах, как показалось девушке, появилась влага вдруг накатившейся слезы.
С этим словами незнакомка повернулась к дворнику спиной и проследовала дальше.
- Доченька! Я помолюсь за тебя! Все у тебя будет хорошо! – последние слова прозвучали абсолютно без акцента, до боли знакомым голосом, или всего лишь ей показалось, хотя она была готова поклясться, что нет. Она даже обернулась мгновенно, но кроме доброго дворника ни кого не было рядом, и видимо только он произнес эти слова, а все остальное ей причудилось.
«Мне действительно осталось закончить последнее свое дело! Я должна сохранить жизнь своей доченьке! Это единственное чудо, которое со мной случилось в моей жизни и это единственное мое сокровище, которое я должна спасти. Нет – это не Родион ее Отец! А кто тогда? Столько было задано мне вопросов за последние восемь месяцев, когда уже ни чего не нельзя было скрыть, но эту тайну я заберу с собой! Всем же я так и отвечала – со мной приключилось то, чего вам никогда не понять, хотя все мои «коллеги» по кайфу, ехидно посмеивались надо мной: от кого же ты еще могла забеременеть, как не от твоего бывшего богатенького дружка, но они заблуждались! И так и ни кто не смог в действительности приблизиться, хоть немного к разгадке моей самой главной тайны – да и ненужно это ни кому в действительности было, и пусть будет так, потому что ни кому на свете не понять сегодня, то, во что еще совсем недавно верилось так легко!»
Девушка наконец-то добралась до цели. Подойдя к крыльцу, которое походило на некую арку с двумя колоннами, она не спешила вступить на первую каменную ступеньку, а внимательно ее осмотрела, чтобы не дай Бог, поскользнуться, потому что здесь уже нет снега и падение, могло бы стоить им обоим жизни. Когда она убедилась, что ей ни чего не угрожает, юная и обессиленная незнакомка вступила на нее, потом на вторую, третью, и, пройдя пару шагов очень медленно и осторожно, смотря под ноги, очутилась у двери. Она попыталась ее отворить, но не смогла, видимо дверь была заперта. Тогда девушка попыталась найти звонок, но тоже безуспешно! Ни чего не оставалось, как стучаться в дверь, но сил уже не было совсем. Один удар маленьким кулачком, другой, но кроме нее эти удары ни кто, наверное, не слышал - настолько они были слабыми. Она попыталась крикнуть, чтобы ее услышали, но кроме шепота: откройте, пожалуйста, - ни чего не вышло. Не сдаваясь, тратя последние вздохи своей силы, она скинула обе варежки и принялась стучаться обеими руками: то ладошками, то кулачками и постепенно сила ударов возрастала все сильнее и сильнее, как будто кто-то ей помогал в эти мгновения, чтобы зов этого изможденного суровой реальностью дитя – услышали и впустили, наконец-то, во внутрь помещения. Девушка, расколотив все свои руки в кровь об дверь и вконец обессилив, уперлась обеими руками, старясь не упасть на каменный пол, и замерла в ожидании, что кто-то все-таки услышал ее.
Спустя считанные секунды послышались звуки приближающихся шагов изнутри помещения, а потом зазвенела связка ключей и наконец, заскрежетал открывающийся замок…
Глава 3
Двух этажное, бело-серое, каменное здание с четырехскатной крышей, построенное еще в пятидесятые годы прошлого столетия и было родильным домом, куда спешила бедная девушка. Повисшие на стенах лохмотья облупившейся краски; множество трещин, на фасаде здания; даже входная белая дверь, хоть и была сделана из современных материалов, но вставив ее – даже не удосужились сделать откосы, заштукатурив строительную пену ядовитого желтого цвета: все это и представляло знаменитый родильный дом. Можно было, конечно, все списать на только развивающуюся экономику, имея в виду, столь плачевное состояние такого нужного всем нам здания, предназначенного для столь благих целей, но, когда смотришь на резиденции наших «вождей», то невольно задаешься вопросом; кто мы есть на самом деле, раз допустили в своей стране такое свинское отношение к самим себе и своим близким? Однако, сюда, в это на глазах разрушающееся здание, стремились попасть многие наши горожане и даже жители соседних городов, потому что здесь принимала роды знаменитая акушерка, для кого-то Валентина Николаевна, а для кого-то тетя Валя, чем и был знаменит родильный дом под номером 8.
Золотова Валентина Николаевна или тетя Валя, как называли, обожавшие ее дети, была известна тем, что вот уже больше сорока лет работала акушеркой в этом роддоме, и была настоящей душой каменного, обрюзгшего исполина, как она сама называла это сооружение, в стенах которого ей волею судьбы пришлось провести столько времени, выполняя свое предназначение.
Чтобы описать внешность Валентины Николаевны, нужно окунуться в эпоху конца девятнадцатого века, и представить себе женщин из дворянского сословия: элегантно, но скромно одетых, без лишнего пафоса, с утонченными и изящными движениями рук; было забавно за ними наблюдать, когда милые дамы с кем-нибудь разговаривали, то их руки в это время, как раз невольно производили движения, похожие на те, что использует дирижер. А какова была их речь! Все предложения имели строгий порядок, где каждое произнесенное ими слово, мало того, что было произнесено правильно со всеми фонетическими и лексическими правилами, но и еще имело смысл, которого не имеют нынешние поколения, занимаясь в основном словесным блудом - да и еще с множеством ошибок и без всякого смысла лепеча все, что приходит в голову.
Валентина Николаевна была высокой худощавой статной дамой, иначе даже нельзя было подобрать иного слова, потому что ее внешний вид и грациозная осанка возносила ее в ранг именно дам, когда под словом дама, понимается особа женского пола, наделенная исключительными качествами, присущих благородной женщине. Она имела длинные роскошные волнистые и волосы, но ни когда их не распускала на людях, а аккуратно укладывала их в локоны. Ни кто не знал цвета ее волос, поскольку они были абсолютно седые и даже старожилы не могли припомнить, что ее волосы были какими-то другими. У нее были большие карие глаза, с длинными ресницами и с множеством маленьких морщинок с боку и снизу под веками глаз, которые накопились, так же как и ее годы. В основном же кожа ее лица была довольно ухоженной и для ее лет отлично сохранившиеся. У нее была тонкая длинная шея, как у лебедя, если можно здесь привести такое сравнение, но все же. Худенькие и слегка покатые плечи, как у молодой девушки, выглядели настолько соблазнительными, что даже в ее годы, а ей уже скоро должно было стукнуть семьдесят лет, на нее засматривались мужчины, куда моложе ее самой. О Валентине Николаевне можно было с уверенностью сказать, что она была рождена для любви и счастья, но в действительности судьба у нее была трагичной.
Валентина Николаевна потеряла своего отца, еще находясь в утробе матери, который ушел добровольцем на фронт в 1941г. и так и не вернулся домой; через восемь месяцев у мамы Вали произошли два события в жизни, абсолютно противоречивых: пришла телеграмма с фронта, что ее муж пропал без вести, и родилась сама Валя.
Родители девочки были довольно образованными людьми: отец работал инженером, на одном из заводов тогда еще в городе Свердловске, а Мама детским врачом. Она умерла, когда Вале исполнилось восемнадцать лет, словно выполнив свои материнские обязательства перед своей дочкой прямо на стуле возле окна, на первом этаже двухэтажного старого деревянного дома, вдоль которого то и дело взад и вперед проезжали красненькие трамваи, издавая мурлыкающе звуки. Она так и прождала своего Виктора всю оставшуюся жизнь, но не дождалась, и отправилась вслед за ним.
Валя была уже взрослой девочкой и поэтому смерть мамы перенесла стойко. В то время она была уже студенткой первого курса педагогического института – мечтала стать детским учителем. Где-то через год после смерти мамы, она познакомилась с молодым человеком, студентом последнего курса технического института, который был очень похож на ее папу, которого она знала только по фотографиям, но все свои годы она то и дело каждую свободную минуту разговаривала о нем с мамой, для которой это было очень важно, ибо это давало ей силы. Еще через год после знакомства она вышла замуж за Алексея, так звали ее избранника, а через 9 месяцев родила девочку, которая прожила на свете только несколько секунд и из-за роковой неаккуратности акушерки. Валя даже не успела поцеловать свое дитя в тот миг, когда она была еще жива, звонка плача. Девочка соскользнула из рук женщины и упала на каменный пол головой.
Муж Валентины Николаевны в тот день впервые жизни напился, но так сильно, что не смог вернуться домой, потому что замерз насмерть в двух кварталах от дома, где они поселились с Валентиной Николаевной после свадьбы, в маленькую однокомнатную квартиру, которую ее мужу предоставили, как молодому специалисту на одном крупном промышленном предприятии, где он начал свой трудовой путь.
Так она и осталась снова совсем одна. Как же она пережила смерть дочери и мужа в один день, только остается догадываться, но скорее всего, поэтому ни кто не помнит цвета ее волос, словно седина и была натуральным цветом ее шелковых кудрей всегда. Валентина Николаевна так больше и не вышла замуж, как и ее мама и не родила, как будто она поклялась остаться верной своему мужу и дочери до конца своей жизни, пройдя которую она снова бы вернулась в объятия своей семьи, которая, безусловно, ее ждала, как теперь верила она, ибо вера ее и спасла! В тот же год она бросила институт и поступила в медицинское училище, закончив которое пришла в тот самый родильный дом, где мы оставили нашу незнакомую девушку у входных дверей. Валентина Николаевна теперь видела себя только акушеркой, словно душа той несчастной женщины, которая по злому стечению обстоятельств загубила новорожденное дитя, вселилась теперь в ее тело и считала своим долгом до конца своих дней, помогать женщинам, рожать детей.
Это был тот самый роддом, где и произошли трагические события с дочкой Валентины Николаевны, но то, что она была именно той женщиной, у которой и погибла дочка, ни кто не знал, ну а потом вся эта история позабылась – да уже было и не узнать маму той трагически погибшей девочки, потому что все, что осталось от той красавицы, были только ее глаза, но их запомнила только та неуклюжая женщина, которую больше ни кто не видел и не слышал о ней. Поговаривали, что она попросту сгинула в наказание, за то, что свершили ее неосторожные руки.
Валентина Николаевна без устали вот уже столько лет трудилась на своем поприще, и ни разу не случилось, ни одной трагической ошибки за все это время, пока она работала там. У нее был непоколебимый авторитет и уважение в коллективе, но она ни разу не приняла в свои руки – даже благодарственного письма, наотрез отказываясь от всех поощрений в свой адрес, а их было тысячи за столькие годы, как и предложений различных должностей и званий, которыми пытались ее наградить. Вся ее жизнь, после смерти близких людей прошла в этом на вид убогом здании, но здесь были любовь, уют и покой, которыми наградила этого каменного исполина – хрупкая женщина. В те немногие дни, когда ее не было на работе, рождаемость резко сокращалась, потому что все ждали только ее, до последнего терпя, не рожая, потому что уже в воздухе давно летала легенда, что если Валентина Николаевна примет роды, то новорожденного обязательно ждет счастливое будущее.
Когда Валентина Николаевна покидала свое место работы, беря редкие выходные, то многие чаще всего замечали ее либо в Церкви, либо на кладбище, где были похоронены все ее члены семьи, кроме ее отца, которого так и не нашли, как и многих других безымянных солдат. Она очень много читала и, когда у нее случалось, что была свободная минутка, то она сразу же бралась за чтение. Ее маленькая квартира, та самая, которая досталась ей от мужа, доверху была забита одними книгами.
Однажды в ее жизни произошел забавный случай. К ней в квартиру проникли воры, хотя и дверь то у нее запиралась через раз, поэтому немудрено, что к ней мог попасть хоть кто, а уж воры и тем более. Однако, в квартире их ждало разочарование, потому что кроме книг там более не было ни чего и воры раздосадованные даже написали записку: «Так жить нельзя», - и положили червонец сверху. А еще через неделю появился в ее квартире огромный букет чудесных белых роз, в котором торчало послание со словами любви и благодарности святому человеку, за подписью – «Воры». Видимо вначале они и не подозревали, в чью квартиру попали, а потом насмерть перепугались Божьего гнева, в которого как ни кто другой они веруют!
Валентина Николаевна мало улыбалась и говорила и ни кто и ни когда не видел ее слез, а на вид была холодна, но это только на вид и если вы хотели бы узнать, что кроется под этим внешне холодным занавесом, то вам обязательно нужно было бы видеть тетю Валю, когда она держала в руках родившегося ребенка. Поверьте тому, кто был этому свидетелем, что более радостного и счастливого лица вам больше не приходилось видеть никогда и если вы хотели бы увидеть истинное лицо счастья, то оно было в те мгновения, когда Валентина Николаевна творило – именно творило свое дело.
Глава 4
Стояла холодная ночь, обернувшись вокруг, женщина, в белой длинной до самых щиколоток, женской пижаме, заметила, что она совсем одна в этой бесконечной и леденящей темноте – только она и ночь. Ее внезапно пронзило чувство, что солнце больше ни когда не взойдет, и темные силы теперь будут править миром всегда и всюду.
Вдруг, где-то вдалеке, появился еле заметный лучик света, который медленно приближался, но она не шла к нему на встречу, потому что ее ноги связал немыслимой силы страх, но чем ближе приближался огонек, тем все больше и больше отступал страх, как будто он боялся огня и наконец, она почувствовала в себе силы идти на встречу приближающемуся свету.
Женщина двинулась навстречу надежде, которая могла спасти ее из этой кромешной тьмы и согреть, поэтому она, прилагая неимоверные усилия, старалась быстрей сблизиться с этим огоньком, который был ее единственным спасением в этом царстве тьмы.
Начав с осторожных шагов, будто боясь оступиться и упасть, женщина, в конце концов, помчалось во весь опор, боясь обернуться и увидеть темных демонов, мчавшихся следом за ней. Еще немного, еще немного и вот уже огонек все ближе и ближе. Немного усилий и она практически поравняется с ним и…
… Добравшись, наконец, до загадочного и самого вожделенного огня, она увидела, что это обычная свечка в руках совсем юной девушки, которая держала ее обеими совсем обледеневшими руками. Лицо девушки, почему то не было видно, хотя лучи от свечки должны были освещать все вокруг, но они почему-то против законов физики, святили только вперед перед собой, освещая только ее руки, по которым и угадывалось - кто была их хозяйкой.
Женщина сумела вовремя остановиться, в противном случае она бы могла снести ту, в чьих руках была свеча.
Остановившись, женщина попыталась что-то произнести или задать вопрос, но ее не слушались ее губы, как бы она не старалась, но в это же самое время услышала слова, которые она сначала не разобрала, потому что слова прозвучали так тихо, что даже не было слышно в этой кромешной тьме, где установилась смертельная тишина. Женщина напрягла весь свой слух, и: «Помогите, спасите мою дочку тетя Валя!».
В это самое время, когда прозвучали слова о помощи, вдруг лучи горевшей свечи сменили траекторию и перед женщиной предстали глаза, огромные голубые глаза – голубые, как небо!
- Аааа! - Наконец-то вырвалось из уст женщины, коей оказалась Валентина Николаевна, которая внезапно открыла глаза и поняла, что это сон!
Лежа некоторое время неподвижно, в постели, Валентина Николаевна вновь и вновь пыталась восстановить в памяти, увиденную ее картину, чтобы осознать, что это бы могло значить, ведь последние несколько лет она не видела снов вовсе, а сейчас такой сон – очень странный. Наконец женщина поднялась со своего дивана, который и служил ей кроватью, и присев на краешек, еще раз вспомнила увиденный сон, который не давал ей покоя. Потом она поднялась, накинула халат и отправилась в ванную комнату, чтобы умыться и сварить себе кофе, к которому она пристрастилась много лет тому назад и не мыслила себе жизни без него.
Попивая свой черный кофе, она снова и снова думала о сне, вспоминая слова, которые, как застрявшая пластинка, прокручивала одно и то же и глаза незнакомки, которые неподвижной картинкой зависли перед ее внутренним взором.
Посидев в раздумьях еще некоторое время, она решила пойти к себе на работу, хотя у нее и был выходной сегодня, но Валентина Николаевна чувствовала, что ее тянет туда неведомая ей сила, которой она не в силах была сопротивляться и, одевшись по теплей, взглянув на часы, которые показывали шесть часов утра, она вышла из квартиры.
Роддом, куда направилась Валентина Николаевна, находился недалеко от ее квартиры и если идти быстрым шагом, то можно было потратить на дорогу минут десять не более. Обычно Валентина Николаевна выходила заранее, чтобы заодно прогуляться и набраться сил, которые ей были нужны в ее нелегком и ответственном деле, но сегодня она изменила себе и направилась сразу же быстрым шагом, подгоняемая чувством тревоги, которое овладело ее и только росло.
- Здравствуйте Валентина Николаевна, - удивилась вахтер, очень крупная женщина лет шестидесяти, когда открыла ей дверь.
- Здравствуйте Люба.
- Вы же сегодня вроде, как на выходном? – осторожно спросила женщина, видимо побаиваясь задавать лишние вопросы, потому что Валентину Павловну, все настолько уважали и даже боялись, что все старались вести чересчур корректно и вежливо - даже заведующая и та терялась, когда ей нужно было что-то приказать по роду ее должности, и она оборачивала все это в просьбу, если это касалось Валентины Николаевны.
- Да вот, что-то не спиться! – совсем тихо ответила Валентина Николаевна.
В ответ вахтер только покачала головой не вправе больше спрашивать.
Сняв свое зимнюю старенькую каракулевую шубу, Валентина Николаевна сразу же отправилась в служебное помещение, где располагался медицинский персонал.
- Здравствуйте девочки, - поприветствовала Валентина Николаевна, удивленных ее коллег.
- Здравствуйте…, - как-то нерешительно ответили хором, акушерка, дежурившая в этот день, маленькая женщина лет сорока и врач акушер-гинеколог, совсем молоденька девушка лет двадцати пяти, которая всегда очень смущалась, при виде Валентины Николаевны.
- Валентина Николаевна – вы же сегодня вроде выходная, - поинтересовалась Лариса – та, что акушерка.
- Да, но если вы не возражаете, я хотела бы какое-то время побыть здесь, - вежливо попросила женщина.
- Да конечно…, вновь хором ответили женщины.
Утро было очень спокойным и ни чего не предвещало нарушить тишины, как вдруг спустя час, после того, как пришла Валентина Николаевна, послышались какие-то странные звуки, похожие на стук в дверь, но ни кто не обратил на них внимания, кроме самой Валентины Николаевны.
- Слышите! Кто-то стучит в дверь! – произнесла Валентина Николаевна.
- Да нет вроде, - покачала головой Лариса. – Там же Люба.
- Вот опять! Надо проверить! Может, отошла она или уснула.
С этими словами Валентина Николаевна быстрым шагом направилась в фае.
Любы действительно не было на месте, по всей видимости ненадолго отлучилась. Звуки прекратились. Валентина Николаевна в нерешительности остановилась, но потом все-таки решила проверить и открыла массивную дверь, ведущую в тамбур, за которой находилась уже полу стеклянная, полу пластиковая входная дверь с улицы и увидела, что на крыльце в полусогнутом состоянии упершись руками входную дверь, стоит незнакомка, одетая в какие-то лохмотья и пятна крови на стекле двери, видимо оставленные ее пальчиками.
- Люба! – громким голосом позвала Валентина Николаевна вахтера, отчего Людмила находящееся в это время в уборной, чуть не умерла со страху, услышав грозный голос Валентины Николаевны, позабыв все на свете, буквально выскочила из дамской комнаты, и, не смотря на свой вес, побежала сама видимо, не зная куда - так на голос.
- Что случилось? – испуганно спросила вахтер, еле дыша и испуганно глядя на стоящую у входной двери Валентину Николаевну.
- Срочно дверь входную откройте! – скомандовала акушерка.
Людмила без лишних слов, словно рядовой солдат, подчиняясь приказу генерала, схватила ключи, лежащие на столе у нее в комнате, и ринулась открывать дверь, на пороге которой в полу обморочном состоянии стояла незнакомая молодая девушка, похожая на нищенку.
- Люба очень осторожно отодвигай дверь – не урони девушку! Она видимо в очень плохом состоянии, - продолжала командовать Валентина Николаевна.
Как только Людмила открыла замок двери и попыталась ее отодвинуть, девушка очнулась и слегка отпрянула в сторону, чтобы можно было открыть дверь полностью. Когда же уже ничего не мешало отварить дверь, то вахтер распахнула ее полностью и девушка прямо таки и упала теперь уже полностью обессиленная прямо в объятия тучной женщины, которая только и успела, что ахнуть. В этот самый момент Валентина Николаевна пришла на помощь Людмиле, и они обе буквально в волокли девушку в внутрь.
- Санитаров срочно! – Снова также громко скомандовала Валентина Николаевна, сама же в это время, одной рукой поддерживая девушку, другой же схватила ее шапку, скинув ее, прочь, словно ненужную более старую тряпку и впилась в глаза девушки, чтобы определить ее физическое состояние в данный момент…
….. Большие голубые глаза, те, что она видела недавно во сне и так ее взволновавшие – теперь смотрели на нее воочию!
Глава 5
Нет нужды пересказывать все тонкости процедуры приема женщин в родильные отделения, ибо не об этом наш рассказ, одно лишь стоит отметить, что в этом родильном доме, тем более в те моменты, когда присутствовала Валентина Николаевна, то все это упрощалось до минимума.
Пока шли все экстренные медицинские приготовления для рождения ребенка, Валентина Николаевна, попросившая заменить Ларису, только лишь на эти роды, как могла, расспросила девушку обо всем, что ей было нужно, а также узнав о том, как ее зовут и то, что она, оказывается, пришла сюда пешком из города Березовский, надеясь, попасть именно к тете Вале, о которой она много слышала и еще, потому что своему ребенку она хотела иной судьбы!
То, что девушка пришла сюда пешком поразила всех, ибо глядя на это изможденное еще совсем, юное тело, нельзя было даже себе представить, что она прошла пешком, стой лютый мороз просто немыслимое для нее расстояние, неся в своем чреве дитя.
- Меня зовут Катя, - тихо, тихо ответила голубоглазая девушка, улыбаясь, потому что она поняла, что рука, которая гладила ее шелковистые русые волосы, принадлежит той, которой она так стремилась. - Мою дочку Елизавета, - добавила она, как будто она уже родила, но видимо сейчас, когда перед ней была тетя Валя – будущее стало явью. – Как у королевы! – еще тише добавила девушка, но с еле заметной гордостью, которая промелькнула в ее голосе.
В ответ Валентина Николаевна только улыбнулась, но как то особенно, как обычно улыбаются матери.
- Катюша ты где-нибудь наблюдалась? – спросила Валентина Николаевна, которой нужно было знать как можно больше о ней и ее ребенке.
- Нет, - еле мотнула головой Катерина.
Валентина Николаевна продолжала очень нежно гладить девушку. Замечая краем глаза, что у нее не видно вен на руках и множество меленьких точек от уколов в тех местах, где, когда то и должны были быть вены, а теперь виднелись, словно, пересохшие русла, некогда полноводных рек.
- Прости Катюша, я должна тебя спросить: давно ты употребляешь наркотики.
- Три года – может меньше, - ответила Катерина. – Но последние девять месяцев только изредка, чтобы лишь не умереть.
Валентина Николаевна только покачала головой и Катерина почувствовала, что поглаживания тети Вали стали еще нежней и ей даже показалось, что это ее Мама гладит сейчас.
– Тетя Валя помогите моей Лизе – это все, что у меня есть! Только вы можете ей помочь!
- Не переживай! Все будет у вас с Лизой хорошо? – А тебе, когда сказали, что у тебя дочка, - почему-то поинтересовалась, Валентина Николаевна, видимо обратив внимание, на то, что Катюша сказала ей, что не обследовалась.
- Я сама знаю!
Валентина Николаевна ни чего на это не сказала, но о чем-то задумалась, снова-снова глядя в глаза девушки, от которых она не могла оторваться.
- Хочется так увидеть солнышко, - произнесла ссохшимися губами Катерина.
- Увидишь доченька, увидишь скоро!
- Тетя Валя..! – девушка попыталась приподнять голову, чтобы, что-то сказать, но не смогла и тогда Валентина Николаевна наклонилась к ней еще ниже. – Тетя Валя я умираю, - прошептала она.
- Да что ты доченька – не выдумывай даже!
- Тетя Валя!
- Что Катюша! Найдите моей дочке папу с мамой.
- Катюша! - уже строго, произнесла тетя Валя, – даже не думай!
Девушка, не обращая внимания на слова акушерки, словно, боясь потерять каждую секунду, продолжала:
- Найдите папу и маму моей Лизаньке. Она сама вам на них укажет!
В этот момент объявили, что все приготовления завершены и можно было начинать принимать роды и Валентина Николаевна, не обратила внимания на последние слова, по всей видимости, потому что посчитала, что нет оснований думать, что Катерина умрет при родах, хотя судя по ее изможденному виду, вероятность была большой, но Валентина Николаевна, тем не менее, не думала сейчас о смерти – не имела права, как всегда!
Валентина Николаевна поцеловала в лоб девушку, смахнув нежно своей рукой ее слезы, все катившиеся с этих сказочных глаз и произнесла:
- Все будет хорошо доченька!
Теперь Катерина, находясь на пороге истины, она была уверена, что эти слова произнесенные Валентиной Николаевной – на самом деле были произнесены ее Мамой, которая ее ожидает вместе с Папой, ибо голос своей Мамы она не могла спутать ни с каким другим…
… Мгэааааааааа, - акушерская комната наполнилась громким детским плачем.
- Катенька у нас доченька – Лизанька, - ласково, как весенний ветерок прозвучали слова Валентины Николаевны.
Девочка родилась такой маленькой и щупленькой словно дюймовочка, но такой хорошенькой, а ее глаза - мамины большие круглые голубые глаза так удивительно смотрели на нее, что в них Валентина Николаевна увидела столько любви, словно это был маленький ангелочек в ее руках.
Катерина, находясь еще в сознании, улыбнулась, пытаясь слегка приподняться и увидеть свою дочку, чтобы успеть поцеловать. Валентина Николаевна, видя потуги Катюши, в мгновение ока очутилась возле головы катюши, поднося ее доченьку, так, чтобы Катерина смогла прикоснуться губами к своему дитя….
… Катюша умерла спустя несколько минут, после того, как на свете появилась ее доченька, но она успела произнести еще несколько слов, не в силах оторваться от своей малышки. Эти слова смогла услышать только тетя Валя – да и ей они были лишь адресованы, той к кому девушка пришла с последней надеждой, чтобы выполнить свой земной долг:
- Лиза сама выберет их, са…ма; я буду ж…д…ать и по…том отда…м…...
- Что отдашь, что, - переспросила Валентина Николаевна, прижавшись почти к губам, чтобы лучше услышать девушку, понимая, что они теряют ее и каждое мгновение дорого сейчас.
- Мою лю…бовь……
Глава 6
- Как же тебе Наташа повезло! – восторженно и льстиво прозвучали слова длинноногой молоденькой брюнетки с тоненькой талией и прилично выделяющимся бюстом, в адрес ее подруги, точно такой же фигуры, словно они были сестры, вот только волосы были выкрашены у нее в светлый цвет.
- Спрашиваешь, Ирина! Права оказалась мама, когда убеждала меня внимательней присмотреться к Владимиру, когда впервые его увидела, - глотнув из бокала шампанского, подтвердила Наташа, проурчав своими красивыми пухленькими губками, над которыми изрядно поработали кудесники красоты.
Разговор проходил в столовой в одной из квартир элитного многоквартирного дома, расположенного в самом центре Екатеринбурга. Девушка по имени Наташа была хозяйкой пятикомнатной квартиры, где и расположились девушки выпить шампанского и посплетничать о том и о сем, потому что не виделись продолжительное время, и было значит, о чем поговорить, так сказать о женском счастье, ну и несчастье, конечно, тоже.
- Как ты его умудрилась соблазнить; он же вроде у тебя такой правильный и еще женат тогда был, когда ты его встретила?
- Я? – изобразила удивленный вид Наташа. - Нужен он мне был тогда. Я была увлечена тогда Андреем, помнишь его.
- А как же! Высокий красавец с фигурой и с такими плечами, как у атлета! Ты его с тех пор не видела?
- Ммм! –Наташа прищурилась, хитро, как лиса из сказки.
- Да ты что?!
- Ну, а как, не все же время быть верной женой, воображая святую. Хочется страсти еще немного – один раз все-таки живем! – улыбнулась девушка.
- Верно! Я сейчас тоже с мужчиной с одним познакомилась, и скажу тебе, что у меня даже крылья прорезались! Мы с ним такое задвигаем…! А с мужем все одно, и тоже – жуть!
С этими словами Ирина даже выпятила свои губки трубочкой.
Обе девушки подлили себе еще шампанское, и, чокнувшись бокалами, молча, отпили немного, по все видимости за их красивую жизнь, которая им казалось в тот момент, будет вечной.
- Саша сам родом из Кемерово, - начала рассказывать Наташа историю о том, как они познакомились с будущим мужем. – Он приехал в Екатеринбург работать в головной офис одного крупного холдинга, где он начал трудиться после института в его филиале в Кемерово. – Мой же Саша способный мужчинка! – Наташа, произнесла «Мужчинка» с какой-то страной интонацией, что же она заложила в это слово: иронию, насмешку или еще что-то, но только не любовь и уважение!
- Надо полагать! – продолжились льстивые кивания подруги Наташи.
- Так вот, он был один, и ему было грустно, вот тут он меня и заметил в одном из клубов, в который его коллеги по работе пригласили, - Наташа даже облизнулась, словно кошка перед тем, как полакомиться мышкой, вспоминая, скорее всего, то день.
- Он тогда же женат еще был, я поняла.
- Да, - отмахнулась Наташа брезгливо. – Лохушка, какая-та, из деревни! – Брр, - она даже поморщилась при упоминании о бывшей супруге мужа.
- А дети? Есть же у него дети или сын только, вроде ты мне говорила?
- Дочка! Бесит! – Ты себе не представляешь как! Одна – семейка, - в глазах Наташи сверкнула такая ненависть, что в этот миг она была похоже на ведьму из дремучего леса. - Давай не будем больше о грустном, - предложила хозяйка квартиры.
- Договорились подруга!
Девушки еще раз чокнулись, после чего допили шампанское.
- Давай еще бутылочку откроем? – предложила Наташа.
- Напьемся сейчас, и понесет нас с тобой по клубам, как в старые добрые времена, - рассмеялась Ирина, которой шампанское уже ударило в голову.
У девушек даже закатились глаза от сладостных воспоминаний.
- Эх, мне сейчас уже по клубам здесь не погонять! Как, никак я жена депутата Государственной думы.
- Мда.., вздохнула Ирина, которая была тоже замужем, за одним предпринимателем, но, как говорят: не высокого полета и поэтому могла позволить себе пошалить не замеченной, потому что муж ездил часто по командировкам и естественно был человеком не публичным, а значит и до нее не было ни кому делу, в отличие от Наташи, которую уже понемногу начали узнавать, как жену публичной персоны.
- Как ему все-таки удалось пробраться наверх. Ведь он такой молодой! – в голосе Ирины прозвучали нотки завести. – Видела его по телевизору! Что-то там про детишек говорит! Одни его критикуют одни, а другие хвалят! Одним словом твой муж стал знаменитостью.
- Да как бы, не доигрался в политику! Хотя папа говорит, что ни чего страшного, а наоборот, что станет, зато знаменитым, а там и глядишь, и дальше пойдет по лестнице власти! И он уже и ни так молод – тридцать пять лет уже. Можно даже в президенты уже баллотироваться! – усмехнулась Наташа, но не ехидно, потому что девушка она была умной и понимала, что с таким мужем, ее, возможно, ждет большое будущее.
- А почему бы и нет? – вполне серьезно кивнула Ирина, глаза которой искрились из-за выпитого шампанского.
- Папа мой конечно хорошо подсуетился, если бы не он то, Саша, все еще свои штаны в офисе протирал. Хотя, он конечно умница, и папа о нем очень хорошо отзывается всегда, и даже я заметила, меня нет - да поучать начинает, как с мужем вести себя, как будто, я и сама не знаю. Папа его познакомил с нужными людьми, а там и он конечно молодец – быстро сориентировался, что к чему. Вот так – мы и попали в думу!
- А когда ребеночка будете заводить?
На этот вопрос, Наташа в ответ, как то странно посмотрела на Ирину, ни чего не сказав, одним залпом опустошила бокал шампанского.
Ирина поняла, что задала неправильный вопрос, от чего даже протрезвела, видя, что проявила бестактность, хотя вроде, как ни чего такого особенного не спросила, но этот вопрос оказался очень болезненным для Наташи.
- А с этим оказались проблемы! – сдерживаясь чтобы не разрыдаться, все-таки ответила подруга Ирины. Сколько не пытались, но все не получается! И знаешь, что самое мерзкое в этой истории, что проблемы у меня.
- Натусик! – Ирина сделала плаксивое личико, чтобы как-то выразить солидарность своей когда-то самой любимой подруге, по бурным студенческим временам.
Ирина подлила еще шампанского в свой бокал и снова залпом его опустошила.
- Так вроде ничего страшного, говорят врачи, и все эти проблемы можно решить. Папа сейчас договаривается с одной клиникой в Израиле, чтобы меня туда на лечение отправить, поэтому, скорее всего, скоро поеду в Израиль.
- Ну, вот видишь – все наладиться значит! – поддержала подругу Ирина. Мы еще с тобой молодые! Двадцать пять лет – вся жизнь еще впереди! Я тоже еще пока не собираюсь рожать! Не нагулялась! Нас не догонят! – запела слова любимой песни Ирина, которая вновь почувствовала кураж.
- Нас не догонят! – Наташа подключилась тоже, и девочки запели дуэтом!
- Слушай у меня идея! Поехали к Андрею на дачу! Сейчас ему позвоню, и он за нами примчится! У него друг есть – очень симпатичный мальчик! – предложила Наташа, когда уже стало очевидно, что ее уже несет от паров выпитого шампанского, и нужно было, во чтобы то не стала, добавить еще новых ощущений, чтоб уж оторваться, так по полной программе.
- А как же твой муж! Да пошел он – депутатушка, - скривилась пьяной улыбкой Наташа. – Да, он в Москве и только через два дня прилетит.
- Я только за! Мой - тоже ездит все по командировкам!
- Деньги нам зарабатывают – бедненькие! – в пьяном угаре расхохотались подруги.
Пока Наташа договаривалась по телефону со своим любовником, Ирина на всякий случай, позвонила своему мужу, который в это время был в командировке в Сургуте, объяснить, что она сейчас у подруги и что останется у нее ночевать, и они вообще скоро собираются ложиться спать, поэтому хотела бы пожелать спокойной ночи «любимому мужу» и предупредить, чтобы не звонил!
- Ну, все едим! Андрюша через десять минут подъедет! – радостно сообщила Наташа, вставая из-за стола и направляясь в ванную комнату привести себя в порядок для продолжения вечеринки.
- Едим! Нас не догонят….!
Глава 7
Александр Игоревич Лоскутов, муж Наташи, той само девицы – «верной» жены, о которой шла речь предыдущей главе, как уже мы слышали из уст девушек, был депутатом Государственной Думы Российской Федерации последнего созыва. В думе он состоял в комитете по социальной политики населения и естественно, исходя из профиля комитета, занимался рассмотрением вопросов, касающихся качества уровня жизни определенных социальных групп, в основном, конечно, речь шла о бедных слоях общества.
Александр Игоревич был довольно крепким мужчиной, но не высоким, но и не сказать, что маленьким, однако, своей новой жены он был чуточку ниже, что было очень заметно, когда она надевала свои туфли на высоких каблуках. Он немного поначалу этого смущался, а потом привык, в отличие от его жены, которой в принципе было все равно, когда она уже со своей мамой составила планы на него, как на перспективного мужчину, которого ждет превосходная карьера. Ну, а что рост, в конце концов, большинство мужчин с маленьким ростом и добиваются больших успехов в жизни, нежели другие и взять, к примеру, ее отца, в сторону, которого всегда кивала мама Наташи – он был одного роста с ней, что тоже при определенных обстоятельствах создавала контраст. Однако, он всю жизнь был деятельным и целеустремленным и она гордилась им, а что касается всего остального, то ведь ни кто не запрещает иметь любовника: Наташа с ее мамой в этом очень походили друг на друга.
Как мы уже знаем, Александрович Игоревич был родом из города Кемерово, где и остались его бывшая жена и дочка Настя, которую он безумно любил, но вынужден был оставить в погоне за лучшей жизнью: за известностью и богатством. Первая его жена была обычной девушкой, но с тем воспитанием, когда верность всегда стоит на первом месте и которая прикрывает тылы мужчине, который вечно гонимый в поисках себя и добычи для семьи рыщет по белому свету. Александр Игоревич продолжал помогать своей бывшей жене и дочке, несмотря на дикую ревность Наташи, в адрес его бывшей семьи, хотя как она могла быть бывшей, когда его доченька, с красивыми зелеными глазами, была частью его самого, и в глубине души он не мог себя простить, что все так вышло. Вышло же все, как всегда – прозаично, когда вы не можете контролировать свою страсть в себе и поддаетесь лживому соблазну, который надевает на вас свой хомут и тогда вы становитесь настоящим рабом, хотя сами себя успокаиваете тем, что вы на правильном пути, а это цена, которую вам приходится платить за «великие» идеалы.
Александр Игоревич знал, на ком женился, и он и даже знал про Наташины тайные похождения! Он знал, что, по сути, она пустышка, словно от которой сбежала душа, оставив черствое сердце, но его мечта об успешной карьере не давала ему покоя, и он терпел все – даже ее измены и даже предал свою семью – тоже ради своей карьеры! Его мучили угрызения совести, безусловно, а когда он находился в одиночестве, что чаще всего было, он готов был лезьте на стенки – так у него выла душа, но утром все проходило, в особенности, когда он был окружен вниманием своих коллег по законодательному органу, которые относились, хоть и с осторожностью, к этому молодому человеку, странным образом попавшем в столь высокое по рангу учреждение, но его качества, как политика, проявлялись наглядно, и было действительно заметно, что у него огромные перспективы. Муж Наташи теперь совсем был близок к своей мечте. Он почти достиг своей цели и то, о чем он мечтал, а мечтал он о том, что когда-нибудь будет настолько знаменит, что даже каждая собака в стране будет его знать в лицо – так он был одержим лицедейством, вот-вот произойдет, но ему нужно было сделать еще один маленький шажочек, но очень серьезный и в чем то даже экстравагантный и он ждал удобного момента. Надо отдать ему должное, что путь, который он выбрал наверх – был довольно тяжелым и ни как не связанный с дешевыми мерзкими трюками, которые чаще всего сегодня возносят многих, чуть ли не к небесам. Александр Игоревич установил для себя ряд правил, которым сам себя обязал следовать, чтобы, если и попасть наверх, то попасть честно через труд и мытарства. Он отслужил в армии, несмотря на то, что мог поступить в любой вуз страны, ибо учился он хорошо и школу закончил с серебряной медалью. После Армии поступил в институт, закончив его с отличием; мог ухать в Москву работать, куда его, как талантливого специалиста, приглашали, но не поехал, а решил начать карьеру у себя дома, придя на работу, опять-таки на конкурсной основе в одно известное предприятие, где усердно потрудился почти семь лет, дойдя до серьезной руководящей должности. Параллельно он занимался общественной и политической деятельностью, вступив в одну из самых популярных в то время партий. Все у Александра Игоревича было всегда спланировано, все по расчету, но вот женился он по любви, ведомый своим сердцем, что нельзя было сказать о браке с Натальей. Он, конечно, не думал, что все так в итоге выйдет, потому что любил свою жену по настоящему, но его глаза затмили роскошь светской жизни и вдруг внезапно открывшиеся карьерные перспективы, которых как он считал, что был, безусловно, достоин, после всех своих трудовых мытарств и он переступил через свое сердце и свои принципы. А сначала, когда он уехал в Екатеринбург, приняв новую должность, находясь далеко от родного дома жены и дочки, все его сознание было наполнено любви и нежности и печали, которые он испытывал к своим самым близким людям и чего стоят только его письма, которые он отправлял своей Маше обычной почтой, которые были написаны бесконечно любящим сердцем.
«Машенька! Вот и закончился очередной трудовой день. Днем столько суеты и совсем нет, хоть малейшего намека на покой, но я только этим и спасаюсь, чтобы не думать о Вас с Настенькой. Я стараюсь быстрей обустроиться и все наладить, чтобы поскорей вызвать тебя с дочей сюда. Но, сейчас нам нужно смериться с этим и потерпеть. Квартира, в которой я сейчас живу – небольшая, но мне она кажется огромной и пустынной без Вас. Я часто просыпаюсь и потом подолгу не могу заснуть; смотрю на белый потолок, по которому бегают всякие безобразные световые фигурки, как отражения лучей от горящих фонарей во дворе, преломленные, колышущимися на ветре ветками тополей и занавесками, висящими на большом окне моей комнаты, которая мне кажется страшным заколдованным замком. Любовь моя! Меня начинают одолевать сомнения в том, правильно ли я поступаю, что так рьяна, пытаюсь выбраться наверх – в высшее общество. Может все бросить и вернуться к Вам, ведь только там дома с тобой и Настенькой я поистине был счастлив. Здесь же вдали от дома я не только чувствую себя чужим, но и еще каким-то не настоящим, неживым и мне все время чудиться, что я играю какую-то лживую роль, которая досталась мне от невидимого режиссера! Конечно, столько всего уже сделано мною, и ты тоже поддерживаешь меня, говоря, чтобы я потерпел еще немного и все будет хорошо, потому что тогда я, с твоих слов, не прощу себя, если сдамся. Но, разве тебе самой все это нужно? Я спрашиваю тебя, зная, что ты мне ответишь, что со мной ты будешь счастлива всегда, буду ли я вверху или внизу и тебе это неважно. Но все-таки я чувствую, что ты в глубине души боишься, что я отделюсь от тебя, уносимый разными соблазнами нашей странной современной жизнью – настолько странной и бездушной, что порой мне становиться так страшно, что даже хочется умереть, чтобы только мои глаза не видели всего этого ужаса. Любовь моя! Прости, если можешь за все, то зло, которое я тебе причинил и не дай Бог, причиню. Знай только одно! Я всегда только любил тебя и эта любовь умрет только со мной! Нежно тебя с нашей доченькой обнимаю и крепко целую! Береги себя и Настю! Вечно ваш, Александр».
Глава 8
2011 год, как, правда и другие года, в той или иной мере были ознаменованы непростыми отношениями России с США, хотя это и не удивительно, потому что и в Советском союзе и в новой России имелось много противоречивых взглядов на многие вещи, в основном касающиеся обустройства мира. США в этом плане имели непоколебимую позицию на тот счет, что их идеология исключительно правильная и верная в нынешнее время, естественно с ними не могли согласиться в России. Исходя из всех этих противоречий, на информационном поле шла настоящая война, где оружием являлись в основном слова, высказанные и брошенные в сторону противоборствующей стороны, и возведенные в последствие в нормативные акты в виде законов, ограничивающих права, заметьте, тех, кто ни какого отношения не имеет к той стране, где был вынесен этот закон.
Вот так и был принят Конгрессом в США один нелицеприятный закон в отношении граждан России, ограничивающие их права и свободы, и поэтому в Государственной думе в свою очередь решили в отместку принять свой закон, но вот только именно в том виде, который решили принять этот, безусловно, нужный нормативный акт, и время, которое было выбрано для принятия, оказались просчетами российских политиков, потому что разменной монетой выступали в данном случае дети! Речь шла об отказе гражданам США усыновлять российских детей.
Способствовало принятию этого закона, на самом деле много причин и в первую очередь, конечно, если абстрагироваться от противодействий в отношениях с США – это участившиеся случаи смертей российских детей, увезенных в США по причине усыновления. Может быть, это было злое стечение обстоятельств, что по американской стране прокатилась волна несчастий и именно, приключившимися с детьми из России, хотя некоторые случаи были действительно ужасными в том, плане, что взрослые допустили страшную небрежность в отношении детей, которая и привела к фатальному исходу. Но, если вдуматься, а сколько в России погибает детей из вопиющего отношения к ним взрослых. Однако, отдавать на усыновление детей страной, которая по своему могуществу и обилиям богатств является передовой в мире – это полный маразм и бездушие, которое приползло в Россию, как змея в лежбище и не дает нашим соотечественникам насладиться покоем и любовью после стольких столетий непрерывных войн и революций.
В кулуарах государственной думы вот уже, как месяц шло бурное обсуждение законопроекта, которое бы воспрепятствовало бы в будущем усыновлять детей из России гражданами США, хотя бурными дискуссиями, весь процесс обсуждения резонансного закона было назвать сложно, потому что вся полемика свелась к критике США и ее граждан, которые своими действиями или бездействиями причинили увечье или смерть усыновленным детям и не более того, а что касается самих детей, то про них речь как бы и не заходила. Ни то, чтобы на первый план не выносились сами трагические случаи, а то, как все обсуждалось и принималось, потому что акцент был сделан в сторону американцев по большому счету в отместку им за их закон, где речь шла о принижении достоинств наших граждан, а уже во вторую очередь говорили о детях. Ни кто не обсуждал дальнейшие меры, которые бы способствовали бы, например, снижению количества брошенных детей на попечение детских домов, которые находись в плачевном состоянии. Ни кто так и не затронул вопросы, касающиеся укрепления семейных устоев, чтобы сократить, например, число разводов, по вине в первую очередь которых и страдают дети и само общество, получая бумерангом в виде потенциальных преступников. Ребенка должны воспитывать оба родителя, как мама, так и папа и только тогда есть вероятность того, что из него вырастет личность, которая впишется в общую картину цивилизации. Когда же родители столь легкомысленно относятся к своим союзам, которые при малейших противоречиях между мужчиной и женщиной распадаются, что ведет к разрушению внутренней гармонии ребенка и в итоге человек деградирует.
Александр Игоревич, находясь в комитете по социальной политике, в первую очередь и обязан был принять участие в разработке проекта закона, но у него, как не странно оказалось свое мнение на этот счет, чуть ли не у единственного депутата и это вызвало огромное недоумение у его коллег. Мало того, что он представлял в думе ведущую партию России, но и еще, потому что его позиция в корне отличалась от позиции других депутатов, которые на волне неприязни к США, хотели быстрей принять этот закон, который бы, на взгляд Александра Игоревича, кроме вреда детям не принес бы ни чего.
У Александра Игоревича состоялся серьезный разговор с руководителем комитета с Сафоновым Геннадием Викторовичем в кабинете у последнего, поздно вечером в середине декабря 2011г., так сказать в неофициальной обстановке, хотя, сам хозяин кабинета, расположился у себя за столом, а своему молодому коллеге предложил сесть, напротив за стол, где обычно располагаются подчиненные. Геннадий Викторович тем самым подчеркнул разницу в рангах, чтобы его оппонент был этим слегка смущен, для того, чтобы ему старшему товарищу иметь преимущество в предстоящей беседе, которая больше походила на «порку», хотя и в завуалированном виде.
Геннадий Викторовичу было уже глубоко за пятьдесят лет, и надо ему отдать должное он был очень опытным политиком, который избирался в думу уже не первый раз и к тому же имел огромный опыт работы именно в социальной направленности. Так же и как человек не простой судьбы, прошедший войну в Афганистане в качестве офицера, имел огромный жизненный опыт и его в думе ценили и уважали, независимо от политических взглядов.
- Александр Игоревич, я предлагаю поговорить начистоту со мной. Я вас намного старше и поэтому на правах не только руководителя нашего комитета, но и человека умудренного опытом и годами, - при слове «года», он улыбнулся, видимо, сказал это впервые и, наверное, подумал: как же быстро летят годы. Так вот, прошу прощения, - извинился руководитель за свою улыбку, - вы должны понимать, что закон будет принят в любом случае, хотите вы этого или нет, потому что вы видите же, что принятие этого нормативного документа поддерживается большинством и почти единогласно, поэтому я хотел бы услышать от вас объяснения вашей позиции, которая идет вразрез с позицией всех остальных депутатов, не говоря уже о нашей с вами фракции.
Все дело в том, что Александр Игоревич сам до конца не осознал, почему же все-таки он вступил в конфронтацию со своими коллегами. Имеешь ты свое мне или не имеешь – это одно, но вот вступать в неравный, по сути, бой – это другое. Безусловно, как человек занимающийся проблемами социальной политики, он понимал, что принятие такого закона должно вести за собой автоматическое принятие дополнительных нормативных актов, которые бы увеличили социальную нагрузку на обеспечение детских домов, где жили дети, которые теперь лишались возможности попасть в приемную семью, потому что, как показывала статистика, само взрослое население России далеко ни так сильно стремилась усыновить детей, как те же американцы. Нужно было бы также выделить финансирование, чтобы привлечь больше специалистов, которые бы провели более серьезную работу по пропаганде усыновления детей из детских домов. Да и состояние самих детских домов оставляло желать лучшего, что также требовала финансовых вливаний! С другой стороны, Александру Игоревичу нужно было, как то уже начинать выделяться из общей серой массы политиков, но для этого нужно было что-то такое - какое-то резонансное дело, где бы он разбирался и имел свою точку зрения и здесь как раз ему представился удобный случай, но вот только он не ожидал такого отрицательного давления и такого чересчур пристального внимания к своей персоне. Он сначала лишь только высказал осторожно свою точку зрения. Он не сказал же, что он против самого закона, отнюдь нет, но он пояснил, что нужно тогда принять еще ряд нормативных актов, чтобы смягчить те негативные последствия, которые возникнут, но началась в итоге самая настоящая травля, чего он не ожидал ни как, а теперь деваться ему уже было не куда, как идти до конца, иначе бы пришел политический конец его карьере. Возникла реальная угроза того, что его могут исключить из фракции и в итоге лишить депутатского мандата, но с другой стороны, пока он не изменил своей точке зрения, его популярность росла как на дрожжах и буквально в считанные дни о нем потихоньку начали узнавать в стране с легкой руки журналистов, а это не мало. Думал ли Александр Игоревич о самих несчастных детях, когда с трибуны отстаивал свою позицию. Может быть, и думал, вспоминая свою дочурку, которая сейчас по телевизору вместе с мамой, наверное, любовались им, а может, и нет или всего лишь отчасти, а в основном только все-таки о том, что вот, наконец, о нем заговорила страна и его мечта скоро осуществится и он будет знаменит.
- Геннадий Викторович, вы же понимаете, что я ни чего такого лишнего не сказал и только по существу. И в принципе я не против принятия этого закона - даже в таком виде, но повторюсь нам нужно также срочно разработать и принять те нормативные акты, которые, как демпферная подушка, смогут защитить последствия, которые ожидают наших детей.
- Согласен, - кивнул Геннадий Викторович; после чего поднялся с кресла и медленно прошелся по кабинету, от чего слегка заскрипел паркет. - С официальной вашей позицией мне все понятно. Мне не понятно, что движет вами? Еще раз повторюсь, что я предлагаю вам говорить со мной на чистоту и вам тоже я готов высказаться без всяких обиняков.
После этих слов, он снова уселся в свое рабочее кресло и продолжил:
- Знаете ли, я очень люблю детей, во-первых, у меня их трое, а во-вторых, если вы прочли мою биографию, то знаете, что я вырос в детдоме! Я не знал своих родителей! А если уж быть честным до конца с вами, то моя мать отказалась от меня после родов. Не знаю даже, что ее к этому подвергло или подтолкнуло? Я пытался, конечно, докопаться до истины, когда вырос, но не смог. Поэтому скажу вам, как на духу, как ни кто другой я понимаю, о чем идет речь, и какие могут быть последствия! Кстати в то время не какой речи и не было об усыновлении иностранцами нас детдомовцев.
Произнеся эти слова, Геннадий Викторович пристально взглянул в глаза Александра Игоревича, а его глаза, как будто рентгеновские лучи пронзили насквозь молодого человека. От этого взгляда у начинающего политика, только мурашки пробежали по коже, и ему потребовалось серьезное усилие, чтобы взять себя в руки.
- Простите, к сожалению, не знал, - медленно ответил Александр Игоревич, стараясь не выдать, охватившее его волнение.
- Ни чего страшного! Я и не набиваюсь в тех, чьи биографии чуть ли не в обязательном порядке должны изучаться.
- Я читал о Вас, но про детский дом, видимо, упустил, - еще раз извинился Александр Игоревич.
- Вы женаты? – вдруг задал неожиданный вопрос Геннадий Викторович, хотя какое он имел отношение к их теме разговора.
- Да.
- Скажите мне, хотя вопрос очень прозвучит бестактно, но простите меня за это. Вы, уверены в верности своей жены?
Вопрос настолько в действительности был бестактным, что молодой человек – даже поперхнулся.
- Ну…м, - он попытался собраться, чтобы ответить, но в ответ прозвучала что-то несуразное. – Надеюсь, что да, - наконец-то ответил коллега, причем его глаза как то странно забегали из стороны в сторону, что это не ускользнуло от внимательно наблюдавшего за ним, Геннадия Викторовича.
- Мда…, - только и вырвалось из уст человека с огромным житейским багажом, который дал понять, что ответ его не верный, и, причем сам Александр Игоревич знает об этом. – Политика – это та же женщина, которая по определению не может быть верной. И если еще женщину, как то можно сдержать еще в ее грешных поступках, то политика абсолютно в этом не управляема, потому что она рождена быть выше всей этой нравственной оболочки, под которой пытаются спастись люди! Я думаю, вы об этом уже догадались! – Геннадий Викторович снова пристально посмотрел в глаза начинающему политику, ища в них понимания.
- Я понял, что вы имеете в виду, - пошел в наступление молодой человек, видимо почувствовавший в себе силы, чтобы аргументировать свою позицию.
- А я думаю, что нет! – как то совсем резко прозвучало со стороны руководителя отдела, который, хоть, и был офицером, прошедшим войну, но все же он отличался хорошими манерами. – Политика – это грязь и сплошные предательства, но это то, без чего мы пока не можем обойтись, и вынуждены с этим мериться, и значит играть по ее правилам!
- Я.., - попытался вставить слово слегка даже насупившийся депутат, но его не услышали.
- Я не хочу вас обидеть своей резкостью, но хочу вас заверить в том, что я не верю в вашу искренность, когда вы кричите с трибуны о защите детей, а сами в это время бросили свою жену с дочкой и женились на девице с богатеньким папой.
У Александра Игоревича – даже челюсть от этих слов чуть ли не отвисла, как говориться, и он почувствовал себя таким оскорбленным, что готов был прочь вылететь из этого кабинета или провалиться сквозь землю, если бы это было возможным. Он покраснел, потом побледнел, но остался на месте, потому что, Геннадий Викторович был прав! Он был прав на сто процентов, и он сказал, то, что сам себе неоднократно говорил молодой человек, когда его совесть в очередной раз просыпалась и начинала жечь, словно огонь!
- Да, да вы не ослышались, что я сказал, потому что в отличие от вас, я хорошо изучил вашу биографию!
Геннадий Викторович снова поднялся и начал медленно прохаживаться по кабинету от двери и обратно к столу, наверное, ему нравился звук скрипучего паркета, потому что скорее всего это его успокаивало.
- Знаете, самое главное, чего мне не хватало, когда я рос в детдоме? – Не дождавшись ответа от своего оппонента в возникшей дискуссии, уже довольно зрелый политик продолжал добивать молодого и еще не опытного политикана. – Я не мог ни кому на свете сказать Мама или Папа – ни кому! Вы слышите ни кому!
Слова Геннадия Викторовича прозвучали настолько искренне и убедительно, что к горлу Александра Игоревича подкатился даже комок. Образовалась небольшая пауза, в течение которой, видимо сам чересчур разволновавшийся руководитель комитета, вновь сел за стол, в этот раз не глядя в глаза обескураженному мужчине, с которым видимо впервые в жизни так говорили по душам.
Посидев, молча около минуты, словно отдавая дань тем, кто лишился своих родителей, или был, ими отвергнут, и провел все свое детство в казенных заведениях, а иначе и не назовешь детские дома, Геннадий Викторович, подвел итог, своей речи, фактически лишив Александра Игоревича, возможности защищаться.
- Знаете что молодой человек?! – Я буду готов поддержать ваши инициативы и даже выступить в защиту серьезных поправок в этот закон или поспособствую принятию еще одного закона, о чем вы и говорите, где мы наконец-то взялись бы за то, чтобы избавиться от самого постыдного, что с нами произошло, а именно того, что мы бросили наших детей на произвол судьбы, что, наверное, является самым большим грехом России в наше время и мы, безусловно, должны что-то предпринять, чтобы не скатиться в ад!
Разговор двух политиков принимал новый интересный оборот и Александр Викторович, только, только начавший приходить в себя, насторожился, предчувствуя, что сейчас он услышит, то, что его может окончательно низвергнуть.
- Так вот, - продолжил Геннадий Викторович, чтобы наконец-то поставить точку в этом диалоге, который в итоге превратился в беспощадное словесное избиение себе подобного депутата. – Я встану на вашу сторону, но только если вы усыновите или удочерите с вашей красавицей женой ребенка, - слово «красавица» прозвучало с нотками сарказма из уст Геннадия Викторовича. – И сделаете вы такой шаг немедля, в конце концов, в рамках тех сроков, которые требуются по закону для усыновления! Вот только тогда я вам поверю, что ваши слова искренние, и вы действительно не занимаетесь дешевой пиар кампанией в свой адрес, а реально хотите помочь бедным детям! В противном случае – имейте в виду, я сделаю все, чтобы вы больше не работали в думе и поверьте мне на слово, те связи, благодаря которым вы сюда попали, вам не помогут!
Была ли речь Геннадия Викторовича выстроена таким образом, чтобы действительно вразумить завравшегося молодого человека или же это был крик его души, который спровоцировали его воспоминания из детства. Или же все, что он сказал, было заранее спланировано для того, чтобы навести порядок, в своих партийных рядах и вот такой нравоучительный метод, как раз пришелся кстати?! Об этом конечно ни кто не узнает, как и сам Александр Игоревич.
Разговор был закончен!
Глава 9
С того самого дня, когда на свете появилась Елизавета, а ее мама почила, прошло уже две недели. Валентина Николаевна вынуждена была полностью обосноваться в своем родильном доме, потому что должна была оберегать эту маленькую девочку. Дело даже не в том, что родилась Лиза весом, не дотянув даже до двух килограмм, настолько она была слаба, но это и было не удивительно, учитывая состояние ее мамы, а потому что не могла поступить иначе, настолько она была поражена некой связующей цепочкой, в которой она сама являлась, по сути, звеном: сон, голубые глаза, смерть Катюша и ее предсмертная просьба, Лизанька…
Тому, что Валентина Николаевна решила на время перебраться сюда в роддом, ни кто не стал препятствовать – таких храбрецов не нашлось – да и понимали все, что пожилая женщина с седыми волосами поступает так по причине своей любви к тому делу, которому она посвятила почти всю свою жизнь и поэтому ей разрешались многие вещи, недоступные другим. Создавалось такое впечатление, что Валентина Николаевна за эти две недели сильно сдала. Конечно, ей было много лет и было не мудрено, что тот ритм, который она взяла еще много лет тому назад, должен был, когда-нибудь сделать свое дело и угомонить неугомонного человека, стремящегося помочь всем, но время бежало, а это хрупкая женщина и не думала сдаваться, но сейчас за этот малюсенький срок, она, словно отдавая последние своими жизненные силы своему маленькому ангелочку увядала прямо на глазах. Видя, как Валентина теряет свои силы, одержимая уходом за девочкой, которая в отличие от нее самой медленно расцветала, что было каким-то чудом, потому что родилась она еще и с целым букетом болезней, но они отступали, как показывало медицинское наблюдение. Все коллеги Валентины Николаевны, пытались помочь ей, чем могли и жизнь в родильном доме приобрела новый распорядок. Лизанька была словно в центре, как солнце, а вокруг нее крутились все остальные, как планеты, по своим орбитам, которых она притягивала силой притяжения, но самая главная планета под названием Валентина Николаевна была ближе всех, все больше и больше приближаясь к своему солнышку, не в силах остановиться и уберечь себя от неминуемого конца, когда ее совсем поглотило бы светило, забрав все ее силы.
- Валентина Николаевна, вы совсем себя не бережете, - вздыхала заведующая роддомом, женщина пятидесяти лет летнего возраста, которая работала вместе с Валентиной Николаевной уже двадцать пять лет вместе, научившись у нее всему, что знала в акушерском ремесле.
- Ни чего страшного - мне это в радость Женя! – отвечала Валентина Николаевна, своему фактически непосредственному начальнику, но так, как будто она была ее дочка, которая уговаривает свою старенькую маму поберечь себя.
Надо отметить, что когда они были вдвоем, Валентина Николаевна звала Евгению Павловну по имени и на «ты», но только стоило им оказаться в компании еще кого-то, то все менялось, потому что Валентина Николаевна любила и уважала всех, кто с ней работал, считая, что люди недостойные, не смогли бы заниматься таким ответственным делом, поэтому поддерживала принцип субординации. Сама же Евгения Павловна звала свою подчиненную исключительно на «вы» и по отчеству, а вот ее дочка, которой уже стукнуло двадцать семь лет, свободно обращалась на «Ты» к тете Вале, которая, когда то и принимала роды у самой Евгении Павловны, а впоследствии, стала Крестной матерью ее дочери.
- Валентина Николаевна, вы, может быть, поделитесь со мной вашими планами. Я имею в виду Лизаньку, – поинтересовалась Евгения Павловна, но не категорично, а как бы, между прочим, за чашечкой чая, потому что у Валентины Николаевны выпала свободная минутка и можно было немного передохнуть; Лизанька в это время посапывала в своей деревянной кроватке, которая была самым знаменитым предметом из всего интерьера роддома.
Когда появилась это кроватка здесь, ни кто не знал, ибо это было настолько давно, что могла знать об этом сама Валентина Николаевна, но она пожимала плечами и говорила, что тоже ни чего не знает и что вроде как она всегда видела ее здесь. Но, однажды в один из вечеров, когда девочки праздновали день рождение, одной из коллег Валентины Николаевны, прозвучало, что кроватку именно и принесла сюда Валентина Николаевна.
- Я вам точно говорю! – убеждала всех Полина, работающая медсестрой в роддоме. Она изрядно уже была пьяна и несла все, что было у нее в голове. – Именно она ее и принесла. Я встретила, как то одну женщину, которой столько же лет, сколько и самой Валентине Николаевне. Они вместе работали одно время – очень давно и Валентина Николаевна пришла к ним работать, когда она уже, как месяц там работала. Так вот, она рассказывает, что как-то утром придя на работу, она заметила деревянную кроватку, стоящую в палате. Она еще удивилась, потому что вроде как кроватки были все стандартные и одинаковые, как и во всех роддомах, а здесь это, совсем не похожая на остальные. Ей тогда кто-то и сказал, что Валентина Николаевна и принесла ее сюда.
-А у нее-то она откуда? – удивились другие присутствующие девушки. – У нее вроде детей то ни когда не было.
- Кстати девочки, а почему у нее детей то своих нет? Кто-нибудь знает? – спросила одна рыжеволосая молодая женщина по имени Лариса, которая была родной сестрой именинницы.
- Это вообще тайна покрытая мраком! – ответили все остальные хором.
- Говорят, что у нее был муж в далекой молодости, но очень сильно пил и в итоге пьяные замерз на улице. Она же его настолько сильно любила, что поклялась больше не выходить замуж! – пояснила все та же Полина.
- А почему детей тогда завести не успела и это кроватка детская, если она ее и принесла, то значит, были, может дети? – спросила снова Лариса.
- Нет! Детей у нее ни когда не было! Не знаю даже, что сказать. Может быть, хотела забеременеть и купила кроватку или может быть это кроватка осталась ей по наследству или ее мужу. Раньше же так и было; таково выбора в магазинах не было, как сегодня!
- Вы знаете, что я однажды в родительский день видела нашу Валентину Николаевну на кладбище, хотя не буду наверняка утверждать; она стояла спиной ко мне, но судя по всему вроде она, - вставила свое слова другая девушка – совсем молоденькая брюнетка, лицо которой было все в веснушках; она была на практике в роддоме, потому что училась в медицинском училище и ее соответственно и послали сюда набираться практических навыков.
- Ни чего странного нет в этом. Она часто ходит на кладбище. Ты имеешь в виду Михайловское кладбище? – спросила Полина
- Да! У меня там бабушка похоронена.
- Насколько я знаю у нее там мама и муж похоронены.
- Самое интересное, что она стояла у какой-то странной оградки, за которой виднелось две могилки, продолжила рассказывать практикантка. – На одно могиле стоял маленький памятник, сделанный из металла, ну, как и раньше делали, но вот только сверху него крест был, а не звездочка.
- Валентина Николаевна очень набожный человек. Вот она, и заменила звездочку крестом. Она, не пропускает не одного поста и часто ходит в церковь, но говорят, что у нее дома одни книги и не смотря на ее набожность нет, не единой иконы, - рассказывала все знающая Полина.
- Да ну? - все удивились. – А почему?
- Люди поговаривают, что она верит в Бога как-то по особенному.
- Как можно верить по особенному?! В церковь же ходит обычную!
- Не знаю я, - на этот раз отмахнулась Полина. – А какая другая могилка была?
- Я не очень уверена, конечно, но как мне показалась, другая могилка была маленькая, совсем, на которой стоял маленький деревянный крестик, словно эта была детская могилка, но я близко не подходила, поэтому может, путаю чего-нибудь.
- Да не было у нее детей! – заверила всех Полина, которая немного протрезвела.
- А может и были? Мы же мало вообще про ее жизнь что знаем, – не согласились остальные.
- Да может быть она стояла возле совсем чужих ей людей или давних знакомых, которых она знала когда-то. – Ты Даша, (так звали практикантку) запомнила это место?
- Вряд ли! – Это было года два назад, и она меня тогда не знала, поэтому я и не подходила к ней поздороваться, а так бы точнее бы все увидела.
- Да уж…, - вздохнули девушки.
- От самой Валентины Николаевны ни чего добиться – даже Евгения Павловна мало чего про нее знает! Общие только события и не более: когда родилась, где училась…
- Да…., снова хором тихо пропели все.
… В общем, ни кто точно не знал точную историю деревянной кроватки, как и про судьбу Валентины Николаевны, но все верили, что это счастливый талисман их роддома и пока стоит это кроватка и будет стоять родильный дом! И то, что сейчас в этой кроватке спала Лизанька, не было ни чего удивительным, потому что права распоряжения за этой кроваткой было исключительно передано Валентине Николаевне.
- Да какие у меня могут быть планы Женечка, ответила Валентина Николаевна. Я только надеюсь, что Лизанька сейчас окрепнет и ее удочерят.
- Я же вижу, как вы смотрите на нее и переживаете! Совсем уже извелись вы с ней! Эти несколько недель настолько вас утомили, что я даже не знаю, что и делать?
- Не переживай! Все наладится! Только надо дождаться, чтобы будущие родители Лизаньки нашлись, в чем я ни секунды не сомневаюсь.
-Наша Лизанька такое чудо, что я даже не знаю, как нам отдать ее в чьи, то руки? – грустно прозвучали слова Евгении Павловны, которая тоже уже успела влюбиться в это дитя.
- Она сама узнает своих родителей! – произнесла Валентина Николаевна, тем самым ответив на вопрос своей начальницы.
- Как она выберет? Она же такая маленькая и несмышленая! Какие же у нее красивые глаза! – улыбнулась Евгения Павловна.
- Сама не знаю как, но это нам и предстоит увидеть, - вроде как сама себе ответила Валентина Николаевна.
- Кстати, чуть совсем не забыла, ко мне же звонили час назад из министерства здравоохранения и просили принять одного нашего депутата Государственной Думы с супругой. Они вроде, как хотя усыновить ребенка! Я подумала, что может быть наша Лизанька, как раз та, кто им нужна.
- Депутата? – на мгновение задумалась Валентина Николаевна. – А почему бы и нет?
После этих слов Валентина Николаевна снова задумалась на дольше чем прежде и потом продолжила:
- Только женя, мне пообещай, что пока я не дам своего согласия, мы не отдадим не в чьи руки нашу девочку, будь то руки депутата, богатея и ли еще кого-либо, если сама Лизанька не решит, что именно это ее родители.
- Ну, она же такая м..
- Не важно, - не дала закончить предложение Валентина Николаевна главному врачу. – Просто Женечка пообещай!
- Валентина Николаевна я только могу вам обещать, что сделаю все, что от меня зависит, чтобы Лизаньке было хорошо!
- Вот и славно и на этом тебе спасибо!
Глава 10
Приближался конец января 2012года. Ни чего особенного в жизни Александра Игоревича после разговора с руководителем комитета по социальной политике не произошло. Надо здесь отметить то обстоятельство, что разговор с самим лидером фракции у него так и не состоялся, хотя и планировался. Видимо решили обойтись пока только нравоучениями Геннадия Викторовича, который надо сказать с поставленной задачей справился и мало того, что он вывел его на чистую воду, а он это действительно продемонстрировал, но еще и поставил Александра Игоревича в затруднительное положение, но молодому человеку надо все-таки отдать должное – он принял вызов!
Александр Викторович не боялся усыновить ребенка, но вот его жена поначалу приняла это все в штыки! Сколько ему пришлось выслушать обвинений в свой адрес – это только ему самому известно. Наталья орала так, что, наверное, соседи бы вызвали милицию, если бы не знали, кто там живет, и поэтому им пришлось терпеть, пока молодая чета не угомониться, хотя сам муж Натальи был сдержан. Чего только ему не пришлось передумать в те мгновения, когда на него выливалось столько грязи. Это были издержки так сказать производства или иными словами, цена, которую ему пришлось платить за взятие высот своей карьеры. Счастлив ли он был со своей новой женой, благодаря которой он и взлетел так высоко, видимо, вряд ли, но деваться ему было некуда, и он настоял на том, что им придется усыновить или удочерить ребенка либо ему тогда придется распрощаться с креслом в Государственной Думе, а допустить этого она уже побоялась. Ну, и отец ее успокоил, что вроде как так и надо было поступить Саше, иначе бы ее муж так и остался бы, никому неизвестным человеком, а сейчас о нем уже многие знают и это идет только в плюс их семье и в первую очередь ей. Нужно перетерпеть тяжелый период, который проходят все известные личности, прежде чем добиваются успеха, и его дочь будет тогда жить совсем в другом «измерении».
Вообще за это короткое время он стал настоящей знаменитостью, потому что журналисты, почуяв жареного, как всегда начали одолевать его со всех сторон. Одних только интервью он дал целую уйму, где содержательно объяснил свою позицию. Его даже начали сватать оппозиционные силы, но он наотрез отказался от каких либо переговоров, заявив и абсолютно небезосновательно, что с оппозицией, спонсируемой из-за рубежа, с целью подрыва государственного устройства России, он точно ни при каких обстоятельствах не будет иметь дело – даже, если ему и придется сложить депутатский мандат! Знали ли кто-то о том, что предложил сделать Геннадий Викторович своему молодому коллеги? До поры до времени нет, пока в прессу не просочилась информация, что Игорь Александрович со своей супругой хотят усыновить ребенка и уже готовят соответствующие документы. Сама, кстати Наталья об этом узнала перед самым новым годом. Игорь Александрович не хотел, скорее всего, раньше времени объявлять свое решение, жене, предчувствуя ее будущую реакцию, но естественно поступить иначе он не мог и выбрал время, как раз под самый праздник, чтобы сразу после окончания «зимних каникул» начать действовать (нужно же было дать время супруге переварить его решение), хотя ряд шагов он уже предпринял. Однако, оставалось самое сложное – это определиться с ребенком, а именно, во-первых, кого же взять, мальчика или девочку, а во-вторых, найти того ребенка к которому у него откроется сердце, ведь это же не вещь покупать, в конце концов. Игорь Александрович, в глубине души надеялся, что из-за того, что им с Натальей не удается пока родить ребенка, то их такой шаг как раз придется, кстати, и ее материнские чувства проснутся и в итоге все будет замечательно, но, а потом и глядишь, родят они и своего ребенка. Одно его только угнетало, то, что, как не говори, а его этот на первый взгляд благородный поступок, совершался им в первую очередь не из-за благих целей, а опять-таки только ради его успешного карьерного роста.
Как только закончились каникулы, Александр Игоревич занялся поиском ребенка, которого бы ему пришлось усыновить, а точнее сказать его помощники начали поиск, потому что иначе бы все выглядело так, что депутат, который решил усыновить ребенка по причине того, что у него болит сердце за брошенных детей - должен взять тогда любого, первого мальчика или девочку, которую или которого встретит, но это уже было чересчур. Самое главное, что он хоть с женой определился, что брать они будут девочку, вроде как, потому что с мальчиком в будущем может возникнуть много проблем, как объяснила Наталья, что гены – есть гены, а девочка более управляемая. Александр сильно не сопротивлялся, хотя на этот счет имел свою точку зрения, которая гласила, что все-таки родители в первую очередь, несут ответственность, за то, каким вырастет ребенок, а уж все остальное в основном играет второстепенную роль.
- Что ты все из себя умного строишь! - возмущалась Наталья, когда доказывала ему, что в первую очередь нужно думать о генах, а для этого надо постараться все выяснить о родителях, в то время, когда Александр Игоревич нес, как ей казалось всякую чушь!
- О каких родителях ты говоришь, дорогая?! Где я их найду? Это брошенные дети и про родителей, как правило, известно мало либо неизвестно вовсе или известно, но не то, что они состоят в союзе писателей – это уж, наверняка!
- Так кого ты хочешь к нам в дом то привести?! Я чего-то не пойму?
- Ребенка дорогая! Ребенка! И неважно кто его родил, а важно то, кто будет его воспитывать!
- Воспитатель нашелся – тоже мне! – только и позлорадствовала жена политика.
Вот в такой обстановке и проходил весь процесс усыновления, что ничего хорошего в итоге нельзя было ожидать в будущем от таких баталий супругов у которых практически во всем были диаметрально противоположные мнения. Однако, как уже упоминалось, что выбора у Александра Игоревича не было другого, хотя откажись он еще тогда в декабре, от своих притязаний за звание борца за детей, может быть ему и оставили бы место в думе, но теперь было уже поздно давать попятную, а нужно было идти до конца.
Съездить в роддом дом, где уже несколько недель ждала своей участи Лизанька, Игоря Александровича надоумили некоторые его советчики или как их еще называют - имиджмейкеры, которые занимаются тем, что создают людям определенный образ, который нужен для успешной политической карьеры – это, кстати, тесть Александра Игоревича был инициатором найма таких специалистов. Почему, они решили, что именно там ему можно найти дочку, остается загадкой, хотя это их работа, а может быть, вышло все это абсолютно случайно и спонтанно. Для них, имиджмейкеров, в конце концов, не было разницы, где можно будет усыновить ребенка – лишь бы усыновить и в этот самый момент, самое главное, чтобы это все было освещено по телевидению. В любом случае, представители депутата, побывали уже у Евгении Павловны и знали уже о девочке, которая ждала, так можно сказать, своих родителей.
- Александр Игоревич – это девочка просто чудо, - врал некто Владимир, который даже не удосужился посмотреть на девочку, а лишь только обошелся устным ее описанием. Он был одним их тех, кто усердно работал над составлением некоего портрета депутата, в том варианте, который был нужен нашей общественности, чтобы за него могли голосовать, как в своего героя. – У нее, говорят такие голубые глаза, что вы попросту сразу же в нее влюбитесь! – усердствовал Владимир, так как будто продавал дорогую машину.
- Когда думаете, нам нужно ехать смотреть девочку?
- Поедемте с вами в пятницу к одиннадцати утра. И Александр Игоревич не смотреть, а забирать, как полюбившееся вам дитя с первого взгляда!
- У меня вопрос, а если мне не понравится девочка или моей супруги? Что делать тогда?
- Вам не может она не понравиться – вы меня надеюсь, понимаете, почему?!
- Понимаю, понимаю! – вздохнул Александр Игоревич, которого уже одолевали все сильней и сильней, всякого рода сомнения, чем ближе он подходил тот час, когда ему придется взять ребенка – да и еще и масла в огонь подливала его жена, которая заявила однозначно, что не будет заниматься воспитанием чужого ребенка, а передаст его нянечке, которую уже подыскали для круглосуточного ухода. Александр Игоревич не мог представить себе, как они вообще собираются дальше жить все вместе, ведь малыш, который, вот, вот должен появиться в их жизни – это же не котенок и не щенок, с которыми можно поиграть и отбросить в сторону, а маленький человечек, который достоин счастья, а они ему круглосуточную няньку, вместо отеческой и материнской любви!
- Вы не переживайте так! Все образуется, и помните главное – это вас сделает настоящим героем.
Александр Игоревич только нервно как-то улыбнулся, но ни чего не ответил. В тот момент геройство его, наверное, беспокоило меньше всего. Последние несколько дней его все чаще и чаще начали посещать мысли о том, чтобы вообще все бросить и вернуться к своей Маше, которая так и не нашла ни кого и видимо надеясь на чудо, продолжала ждать своего Сашу, вместе с их доченькой. Сначала Александр Игоревич списал свою обострившуюся ностальгию на усталость от того жизненного темпа, который присутствовал в его жизни, но потом, поразмыслив, он убедился, что все это потому что сейчас он живет с человеком, которому от него надо лишь только одного – это денег и славы, где любви совсем нет места.
Глава 11
Вот и наступил момент истины, когда нужно было показать свое истинное лицо, сбросив с себя маски, которыми вы пользуетесь, как костюмами или косметикой и все тем антуражем, который сглаживает ваши физически недостатки либо подчеркивает веяния моды.
- У них, хоть, есть стерильные перчатки и накидки, как в цивилизованных больницах, - спросила Наталья Владимира, который сопровождал чету Лоскутовых в родильный дом, где их уже ждали.
Владимир в ответ только улыбнулся.
- Нет, Наталья Дмитриевна, я думаю, что, безусловно, халаты нам дадут, а перчатки точно нет.
- Это обычные белые халаты, в которых ходят все подряд…
- Хватит! - не выдержал Игорь Александрович. – Ты едешь к детям! Ты послушай себя: о чем ты сейчас говоришь?
- О чем это я интересно говорю. Из-за тебя я сейчас должна, невесть, что забирать в свой дом, а ты: о чем я говорю?!
- Не что, а кого!
- Да, какая мне разница! – Ты кашу заварил и тебе ее расхлебывать! Благодетель ты наш!
Александр Игоревич, понимал, что бесполезно сейчас что-либо доказывать и вообще говорить с его женой, которая была в бешенстве, из-за всей этой истории и лучше было не трогать ее и не обращать совсем внимания, но вот только он боялся, что сам не выдержит там, в роддоме, если она также начнет беспардонно себя вести, и тогда всему придет конец! Он замолчал, и представил свою Машу на месте нынешней жены: «Она то уж точно сейчас радовалась бы, тому, что в их семье должен появиться еще один ребенок; она безумно любила детей, а потом, когда после рождения Насти, ей сказали, что она уже не сможет больше иметь детей, то она еще тогда намекала мне, что была бы не против, если они усыновят ребенка».
- Подъезжаем, - прервал мысли Александра Игоревича, Владимир. – Возьмите себя в руки, пожалуйста, и больше улыбайтесь! Сейчас вас будут одолевать журналисты, так что готовьтесь! Наталья Дмитриевна вас тоже это касается, очень вас прошу!
- Я готова, Володя - кокетливо улыбнулась Наталья.
- Ну, вот и славно! Тогда вперед! Так, так берем цветы, не забываем!
- Валентина Николаевна, на вас совсем лица нет! – расстраивалась Евгения Павловна, глядя на ее, бледный сунувшийся вид какой-то особенной тоски, которая читалась в глазах акушерки. – Сейчас же подъедут ребята уже. Я видела Александра Игоревича по телевизору; он давал интервью. Очень он мне понравился, такой энергичный молодой человек. Жена его вроде тоже ни чего, ну чересчур уж внешность у нее хорошая, больше неестественная какая-то, наверное, хотя ей и положено так выглядеть, я думаю. Лизанька попадет в хорошие руки и ее ждет прекрасное будущее.
- Так-то оно так, но душа у меня, почему то не лежит к этой паре! Не знаю даже, что и сказать. Вроде на первый взгляд ни чего лучшего Лизаньке и не пожелаешь, но …, - глаза Валентины Николаевны совсем потемнели от печали, нахлынувшей на нее.
- Валентина Николаевна, вы попросту привязались к девочке и поэтому вам и тяжело расстаться с ней, но ничего не поделаешь, девочке нужны родители, иначе она попадет в детский дом.
- Не в этом дело, не в этом…здесь, что-то не так, я чувствую! – загадочно произнесла Валентина Николаевна.
- Приехали, приехали, - кабинет главного врача вбежала молоденькая медсестра, с раскрасневшимися щеками. – Там даже телевидение, журналисты; он этот депутат уже интервью дают, такой солидный мужчина, а жена, словно принцесса…!
- Ну, все Валентина Николаевна идем, встречать.
- Вы идите Евгения Павловна, а я буду ждать вас там с Лизанькой.
- Хорошо, - не стала возражать заведующая.
Александра Игоревича с супругой действительно атаковали тележурналисты, которых была целая свора, с совершенно разных телевизионных каналов. Ему пришлось минут двадцать, в буквальном смысле, отбиваться от них, со «счастливой» улыбкой на лице, изобразить которую ему пришлось с трудом. Так или иначе, ему пришлось ответить на многие вопросы и с этой задачей, как всегда он превосходно справился, как ни как он уже давно привык к публичности и научился держать себя в руках. Когда торжественная часть подошла к концу, все двинулись внутрь здания, в ожидание кульминационного момента, когда молодой паре под аплодисменты вручать их дорогое дитя.
- Познакомьтесь – это Евгения Павловна, заведующая и просто, очень замечательный человек, - представил Владимир Александру Игоревичу и его жене, Евгению Павловну, когда они были ужу в самом здании.
- Здравствуй очень приятно! – поприветствовал женщину Игорь Александрович, в то время как Наталья даже не посмотрела в ее сторону, сделав надменный вид, что не ускользнуло от внимания главного врача. – Позвольте вам подарить этот букет!
С этими словами Александр Игоревич протянул букет алых роз Евгении Павловны.
- Да, что вы спасибо большое, - радостно заулыбалась она. Тогда давайте тогда снимем верхнюю одежду! Люба! Помогите, пожалуйста, нашим дорогим гостям! Мы вам предложим надеть медицинские халаты и потом пройдем к нашей Лизаньке.
- У нее, что уже имя есть, - поинтересовалась Наталья.
- Конечно, есть, - удивилась Евгения Павловна.
- Ну ладно, имя мы ей другое дадим, - сказала, словно, отрезала девушка.
Александр Игоревич с осуждающим взглядом посмотрел на супругу, ни чего не сказав, потом помог жене раздеться и сам скинул с себя черное пальто, передав его Людмиле.
- Добрый день, опять один поприветствовал Александр Игоревич Валентину Николаевну, когда зашел в детскую палату, в то время как его жена слегка приотстала, о чем-то перешептываясь с Владимиром, как будто они давние друзья, а она не замужем.
- Здравствуйте, - улыбнулась Валентина Николаевна, взглянув на Александра Игоревича, который ей понравился с первого взгляда, потому что в его глазах она увидела настоящего человека, которому не безразличны обычные человеческие радости.
Может быть и действительно, она зря беспокоилась, в чьи руки попадет ее девочка.
- Наташа идите вперед к мужу, быстрей, - слегка подоткнул за руку Владимир супругу Александра Игоревича, которая вынуждена была ускорить шаг.
- Какая девочка, красивая, - только и открыла свой пухленький ротик жена Александра Игоревича, когда увидела лежащую в кроватке девочку, смотрящую на них своими огромными голубыми глазами.
Улыбка Валентины Николаевны исчезла с ее лица, когда она увидела супругу депутата, как раз, в чьих глазах ни чего не читалось, кроме жажды блуда.
- Ну что вы стоите, мягко упрекнула Евгения Павловна супругов. Возьмите ребенка на руки – не бойтесь и вот тут произошли странные вещи.
В тот момент, когда Наталья Дмитриевна потянулась к Лизаньке, позабыв свою брезгливость, с которой она переступила порог родильного дома, очарованная, словно внеземной красотой девочки, малышка, которая в тот момент, когда Александр Игоревич был еще один, мило разговаривая с Валентиной Николаевной, лежала, улыбаясь, поглядывая на незнакомого дядю, то когда появилась это молодая женщина, она полностью переменилась. Валентина Николаевна заметила, что цвет ее глаз, всегда такой милой и улыбающейся Лизаньки начал меняться, превращаясь буквально на глазах в темный, точно небо заволокло тучами. Чем ближе приближалась Наталья к девочке, тем в глазах ее назревала гроза и наконец, сверкнула молния …
…Ни кто не когда до этого самого момента из всех присутствующих не видел, чтобы ребенок, которому еще не исполнился даже месяц, может так истерично плакать и кричать, словно это взрослая уже девочка. Наталья даже отпрянула от кровати, словно ее оттолкнули. Все присутствующие замерли в непонимании, что же произошло на самом деле. Валентина Николаевна единственная кто не растерялся, а подбежала к девочке, взяв ее на руки и прижав к груди; она единственная здесь из присутствующих знала, что произошло на самом деле…
… После не большой паузы, которая образовалась, когда девочка престала так громко плакать, причем практически сразу, когда очутилась на руках Валентины Николаевны, первый нарушил молчание Александр Игоревич.
- Простите меня, - совсем тихо произнес он, глядя в глаза Валентины Николаевны.
С этими слова он медленно, словно крадучись подошел к ней в плотную, и протянул свою руку, чтобы прикоснуться к ребенку, у которого глаза были опять голубые, голубые, как небо.
- Можно, я ее поцелую, - спросил он разрешения.
- Конечно, - снова улыбнулась Валентина Николаевна.
Александр Игоревич склонился к девочке и очень нежно по-отечески поцеловал ее в лобик.
- У меня дочка в Кемерово, - произнес он тихо Валентине Николаевне и жена, которых я предал! У Александра Игоревича, при этих словах, скатилась слеза по щеке, которую он даже не стал смахивать, словно не замечая.
- Тогда езжай сынок к ним – прямо сейчас – там с ними твоя настоящая жизнь, а здесь это всего лишь ….! – не договорила Валентина Николаевна
- Спасибо Вам! – произнес Александр Игоревич также тихо.
С этими словами он еще раз поцеловал девочку.
- Спасибо вам за все! – уже громче, произнес мужчина. Потом повернувшись к присутствующим здесь журналистам, жене, имиджмейкерам, пристально посмотрев на всех, произнес: Все представление окончено - мне пора домой!
С этими слова он буквально выбежал из детской палаты, распихивая всех на своем пути.
- Ты куда? – воскликнула Наталья.
- Домой к жене!
- А я кто?
- Андрею привет от меня огромной! – только и ответил Александр Игоревич ошарашенной супруге, которая словно замерла на месте, не в силах пошевелиться.
- Александр Игоревич, Александр Игоревич, - кричали в след бежавшие за ним журналисты, пытаясь получить объяснения тому, что произошло, но он их не слышал. Он быстро надел пальто и выскочил на улицу; после чего он бегом добрался до проезжей части и поймав попутку, прыгнув на переднее сидение, произнес: « В аэропорт!»
- Я вас видел, кажется по телевизору! Вы депутат! – произнес мужчина с лысиной на голове, водитель, старенькой Ауди, в чью машину и попал Александр Игоревич, спустя минут пять, как они уже мчались в аэропорт.
- Это был не я, вы ошиблись - ответил серьезно Александр Игоревич, глядя прямо ему в глаза.
- Да…, - произнес мужчина, сморщив свой лоб. Надо же, как вы похожи.
- Бывает.
- Наверное, да, водитель еще раз посмотрел на Александра Игоревича. Тот, которого я видел по телевизору выглядел таким слащавым и надменным!
- Это точно, я тоже - это заметил, - подтвердил Александр Игоревич и набрал по мобильному телефону знакомый номер.
- Привет, - произнес Александр Игоревич, когда услышал до боли знакомый голос Маши.
- Здравствуй Саша.
- Скажи Машенька, - очень нежно с любовью произнес молодой человек. Скажи честно, так, как говорит твое сердце! Если бы у меня был хоть малейший шанс, чтобы я вернулся к вам с Настенькой, то ты мне его бы дала?
На другом конце трубки образовалась тишина, но Александру Игоревичу показалось, что он услышал, как Маша заплакала.
- Маша ты плачешь? Маша? –
- Зачем ты спрашиваешь – ты знаешь, что да! – сквозь женские слезы прозвучали слова ее любимой женщины.
- Я уже лечу к вам мои Любимые! – произнес Александру Игоревич, который не мог сдержать слез радости, которая впервые за столько времени наконец-то к нему вернулась. – Машенька, и знаешь что, давай возьмем еще себе мальчика или девочку, как ты и хотела и как я сейчас безумно этого хочу!
Глава 12
Чета Емельяновых вот уж как двадцать лет были вместе неразлучно. Главу семьи звали Иваном: огромный детина больше двух метров ростом с широченными плечами; рыжий и с суровым лицом с немного выдвинутым вперед подбородком - он наводил чувство страха на тех, кто видел его впервые. В действительности Иван был намного добрее, чем могло показаться на первый взгляд. Его огромные кулаки, если и когда-нибудь кого и били, то только за дело, за которое действительно нужно было бить, хотя его друзья, которых было много – этого не припомнят, потому что обычно хватало только его сурового взгляда, чтобы образумить, тех, кто осмеливался посягнуть в сторону его семьи или друзей, потому что к нему ни когда, ни у кого претензий не было – упаси их Бог! Только вот ни кто не мог забыть одного случая, который приключился с Иваном когда-то.
Однажды, лет десять тому назад в квартиру Емельяновых залез домушник, когда их самих не было дома. Жили они тогда с женой на втором этаже, в стареньком пятиэтажном доме и поэтому залезть через форточку в квартиру было не сложно, если тем более это профессиональный вор и к тому же сам по себе не большого роста и худощав. Иван, тогда внезапно вернулся домой, потому что забыл одни важные документы и, зайдя в квартиру, сразу же увидел кое какие изменения, потому что сквозь слегка приоткрытую дверь в комнату, он увидел на полу разбросанные вещи. Надо ли рассказывать, что произошло дальше, но одно то, что незваный гость вылетел через балкон, словно какая-то нашкодившая кошка, долго еще помнили в том районе, обрастая все новыми и новыми подробностями, которые были краше и забавней одна другой. Одни рассказывали, якобы, что когда вор, увидев Иван, то так и пал на колени, моля о пощаде – так его впечатлили габариты настоящего богатыря в образе рыжего чудовища. Другие же поговаривали, что домушник настолько перепугался, что сам выпрыгнул из форточки, а не с балкона, сиганув в нее, как дельфин в обруч. Так или иначе - это все подтверждало только одно, что с Иваном лучше было не играть в казаки разбойники, а жить с ним в мире.
Родители Ивана развелись, когда ему было еще четырнадцать лет. Отец его много пил, но хуже всего, когда он был пьян, то избивал жену и мало того еще и самому Ивану доставалось немало. Его отец был тоже огромен, как сейчас Иван, но и к тому же агрессивен, что было опасным для окружающих, а когда напивался, то был, совсем не управляем. Мама Ивана, если успевала, то пряталась там, где находила укромное местечко либо уходила на время из дома, боясь тумаков мужа, а Иван принимал на себя весь пьяный гнев своего отца, которого потихоньку стал ненавидеть, но так и ни разу не поднял на него руку, потому что мама ему еще с детства внушила, что какими бы не были родители, но тот из детей кто поднимет на них руку, будет проклят навечно. Когда же отец был трезв, то в семье была тишина, но тут он брался за воспитание своего единственного сына, гонимый видимо отеческим долгом, когда он у него просыпался в те немногие трезвые часы и надо сказать, что и здесь он был чересчур одержим, строя из себя праведного воспитателя. Это все не могло долго продолжаться и в один прекрасный момент, отец настолько сильно избил маму Ивана, что она очутилась в больнице, а против него было возбуждено уголовное дело по заявлению его жены, которая устала бояться, и ему реально стал грозить тюремный срок. Пытаясь замять дело, супруги пришли к договоренности, по настоянию мамы Ивана, что они разведутся и тогда всю эту историю спустили на тормоза. Отец ушел от них, а вскоре женился на другой женщине, которая родила ему дочку. Через какое-то время он трагически погиб на рыбалке, уж очень он любил это дело и однажды по весне, провалился под лед ночью, когда был пьян. На руках его новой жены осталась трехлетняя дочка. Вскоре, умерла и мама Ивана, когда тому едва исполнилось только двадцать лет.
О своей сводной сестре Иван даже не хотел ни чего слышать, хотя отец, как-то еще пытался при жизни познакомить Ивана со своей новой супругой и их маленькой дочкой Мариной, но безрезультатно, а когда погиб, то и не кому это не стало и нужно вовсе, хотя сама Жанна, когда подросла, пыталась познакомиться со своим братом, но тот оттолкнул ее от себя со словами: «Ты мне ни кто!».
Жанна, как и ее отец, пошла по кривой, подсев сначала на алкоголь, а потом и на наркотики и в двадцать с небольшим лет скончалась от передозировки героина, оставив маленького сына, которого были вынуждены отдать в детский дом, потому что у ее мамы отнялись ноги и она не могла физически осуществлять уход за своим внуком. Вера Александровна, так звали вдову отца, пыталась уговорить Ивана взять на его попечении ребенка, в котором была и его кровь, но его сердце было полно ненависти ко всем тем, с кем отец связал свою дальнейшую жизнь, после развода и он отказал ей, как и своей сестре когда-то.
Алена, будущая жена Ивана Емельянова, напротив, была среднего роста, наверное, не выше 165 сантиметров и по сравнению со своим мужем выглядела, как маленькая девочка с взрослым папой. У нее была худенькая и изящная фигура; черные волнистые волосы, заплетенные в косу, предавали ее внешности вечную молодость, хотя ей уже исполнилось сорок лет, так же как и Ивану. Они познакомились еще в школе; учились в параллельных классах. Ивана, конечно, сложно было не заметить – его знали абсолютно все, а Алена появилась у них в школе только в старших классах: переехала с родителями жить в Свердловск из Анапы. Многие парни попросту посходили с ума от этих черных глаз, и Иван тоже, но он далеко не отличался красотой, а его манеры тем более оставляли желать лучшего, в отличие от его будущей жены, которая еще и, кроме того, что была красавицей, но и училась на отлично и имела подобающее воспитание. Иван при виде Алены всегда тушевался и делался таким робким, что на него даже становилось жалко смотреть, как будто вся его силушка, куда-то сразу исчезала, и он становился совсем беспомощным. Иван понимал, что у него нет никаких шансов, но его сердце не давало ему покоя, потому что эта южная красавица ворвалась в него без спроса, а он не в силах был ее выгнать прочь.
Алена, как и все остальные, естественно тоже была поражена габаритами и внешностью Ивана и даже любовалась им, но только, как допустим огромным зверем в зоопарке, на которого ходят посмотреть, когда он в клетке и ни как не на свободе, где кроме смертельной опасности от него ни чего не стоило бы и ожидать. Однако, ее со временем Иван стал интересовать ее куда больше, чем как только страшный большой зверь; какое-то неведомое доселе чувство стало одолевать ею, которое тянула ее к нему, а она не могла в этом странном состоянии своей души, разобраться и вынуждена была только мериться с тем ее внутренним беспокойством, которое как волна внезапно накатила на юную красавицу.
Со временем чувства Ивана и Алены переросли в настоящую любовь, хотя до конца школы, они не произнесли друг другу даже ни слова, хотя все в округе стали замечать, что эти два абсолютно противоположных человека, как то странно стали вести себя. Иван из шумного и задорного богатыря юношу, не сильно изнуряющего себя учебой, превратился в прилежного и послушного ученика, для которого учеба стояла перед ним сейчас на первом месте, а Алена же напротив, стала какой-то растерянной, и стала часто уходить в себя, что естественно не осталось не замеченным. Родители Алены во время спохватились и сумели-таки вернуть ее в нормальное состояние, чтобы она сумела прилежно окончить школу, иначе бы не миновать ей было бы, участи плохой ученицы и провала на выпускных экзаменах, но все, слава Богу, обошлось. В школе постепенно все давно уже сообразили, в чем собственно дело и что на самом деле происходит между этими двумя людьми и те, кто пытался каким-то образом обратить на себя внимание со стороны Алены, прекратили эти попытки, зная теперь наверняка кому, принадлежит ее сердце. За глаза в школе все начали ворковать о любви Чудовища и Красавицы, что стало неким наваждением для всех, потому что все ждали кульминации, но она так и не наступала. Сами же ребята, как и было уже сказано, абсолютно не общались, хотя души их уже давно переплелись.
…Впервые они заговорили между собой на выпускном вечере, хотя это было сложно назвать разговором, потому что они перекинулись-таки, наконец-то, хотя бы приветственными фразами тапа: здравствуйте; как дела и тому подобное. В актовом зале, где происходило торжественно мероприятие по поводу окончания средней школы, все даже замерли в ожидание, какого- то чуда, когда обратили внимание, что они оказались рядом и о чем-то даже заговорили, но….
…После школы Иван ушел служить в армию, а Алена поступила в институт, и так прошло еще три, когда, наконец, судьба снова их не свела вместе и больше ни когда не разлучала.
Все бы в этой истории было замечательно и действительно можно было бы сказать, что их жизнь походила на ту знаменитую сказку, но, к сожалению, в действительности все происходило иначе и может только поэтому, мы так любим сказки, в которых всегда счастливый конец.
Все дело в том, что они так и не смогли родить ребенка, что было самым страшным их горем. Нет, вы не подумайте, они держались стойко и сражались, потому что любили друг друга, так, как действительно любят, наверное, в сказках, но именно так и относились супруги Емельяновы друг другу, как те Красавица и Чудовище. Они перепробовали все, что можно было перепробовать для того, чтобы забеременеть Алене, были потрачены миллионы в прямом смысле этого слова; Иван имел успешный бизнес, и они слыли очень богатыми людьми, но все было без толку, хотя все врачи все как один заявляли, что у них все нормально и почему не может забеременеть жена Ивана, остается загадкой, ответ на которую, видимо, знает только Бог!
Глава 13
- Ваня, как думаешь, если мы сейчас поедим в Испанию, то нам повезет с погодой, все-таки февраль, - поинтересовалась Алена у своего мужа, когда вечером они валялись на просторном диване воле телевизора, в своем загородном доме.
- Вообще, что-то путное перестали показывать! – сердился Иван, переключая с программы на программу. – Одно да по одному!
- Да оставь его милый в покое!
- Хочется фильм какой-нибудь посмотреть нормальный! Одни сериалы! Черт их возьми! Одни те же лица в разных сериалах! Вон смотри этот, как его…, забыл – не важно, вот только один сериал закончился, где он играл и сразу же другой и он снова там!
- Ванечка – да не злись ты так! Поговори лучше со мной! Ты так и не ответил на мой вопрос.
- Прости любимая! Что ты спросила?
- В Испании в это время как погода? Мы же с тобой только летом были.
- Да, как? Прохладно, наверное – это же не экватор.
- А зачем тогда нам ехать именно сейчас.
- Не сейчас же совсем, а через три недели. Все-таки Владимир Семенович пригласил нас на юбилей свой! Отказывать нельзя! Человек он нужный и обидеть его я не могу! Заодно посмотрим местные достопримечательности. Он рассказывал мне, что окрестности города Аликанте полны разных интересных исторических мест, как раз что тебе всего больше и нравится! Осмотришь разные крепости! Кстати он говорит, что в это время погода может быть и за двадцать градусов тепла – это к твоему вопросу. Еще рассказывал, что там уникальный климат и что вроде, как самое солнечное место во всей Европе, да и русских там живет столько, что вроде, как родная речь слышна на каждом шагу, а в особенности в Торревьехе.
- Что это?
- Город! В пятидесяти километрах от Аликанте находится. В переводе с испанского языка: старая башня.
- А мы, в каком месте остановимся – в Аликанте?
- Нет. Вот как раз в Торревьехе и поживем у него на вилле, точнее в пяти километрах от города – прямо на берегу моря. Может быть, когда-нибудь переедим к морю и сами. Ты же родилась на море и всегда хотела жить возле самого моря.
- Я уже привыкла здесь на Урале, хотя Испания? - девушка задумалась, - а почему бы и нет, было бы здорово, - улыбнулась Алена, но как-то лениво.
- Вот видишь, - улыбнулся Иван. – Так, что надо обязательно съездить!
- Понятно, тогда едим, - вздохнула Алена и продолжила читать книгу, какого-то современно автора под названием «Все о любви», краешком глаза посматривая на мужа, который не оставлял пульт в покое. В ее глазах читалось, что вроде как, она, собираясь ему что-то сказать, но все ни как не могла решиться. Наконец, она откинула книгу в сторону и заговорила:
- Звонила снова Вера Васильевна! – очень осторожно произнесла Алена, боясь, что ее муж, услышав это имя снова, начнет ругаться почем зря.
- Я же сказал ей больше не звонить! – оторвался от телевизора Иван и гневно посмотрел в сторону жены, но только гнев предназначался не ей, а этой женщине, вдове ее отца.
- Ванечка только ты не ругайся, а выслушай меня, пожалуйста, - попросила Алена Ивана, посмотрев на него любящим взглядом.
В ответ Иван только покачал головой, разве он мог не выслушать свою красавицу жену, с которой он поистине когда-то и обрел счастье.
- Она звонит и умоляет нас взять на воспитание твое племянника!
С этими словами она поднесла свой указательный палец к своим губам, давая понять, чтобы Иван, который было уже открыл рот, чтобы произнести гневное слово, сейчас ни чего не говорил, пока она не расскажет до конца, то, чего хотела.
- Так вот, - продолжала Алена. Она сначала долго плакала, не в силах взять себя в руки, чтобы как тот собраться и нормально со мной поговорить, но потом, когда успокоилась, многое мне чего рассказала, но я тебе не буду пересказывать, но одно я поняла, что все-таки нет в ней ни какой вины нет, что твой отец на ней женился, ведь это произошло уже намного позже, когда твои родители развелись!
- Меня это вообще не волнует! Меня волнует только то, что с ним связано! Это сильнее меня! Ты пойми Алена! Я просто ненавижу его! За все, что он с нами сделал! Мама умерла совсем молодой и только из-за него, – не в силах больше сдерживаться, зарычал Иван.
- Милый спокойно, спокойно, - успокоила его жена, - прижавшись к нему, гладя по головке своего любимого супруга, словно маленького капризного ребенка.
- Аленочка! Ты пойми – речь не о его жене и их внуке, а речь о том, что он своей пьяной жизнью загубил жизнь мамы и мою бы тоже загубил, если бы не ты!
- Я знаю милый, но все-таки послушай. Этот мальчик, который говорят, вылитый ты ни в чем не виноват и сейчас речь не о твоем отце и твоей ненависти к нему, а о нем! Пойми! Его вины нет в этом, что он родился и что из-за его деда и его пристрастия к алкоголю столько загублено несколько жизней.
- Я не знаю …., - пробормотал Иван, совсем как-то неуверенно и без злости, поскольку слова жены его заставили задуматься.
- Ваня пойми меня правильно, и я и ты, оба мы хотим ребенка, но не можем родить. Нам уже сорок лет, и что нам так дожить вдвоем. Ты не подумай чего-то такого про меня. Я с тобой готова идти хоть на край света и перенести все невзгоды, потому что я тебя люблю больше своей жизни, но мы же можем взять ребенка, ведь нам ни что не мешает, так поступить!
-Но он не может быть нашим сыном! Он же мой племянник! – вспомнил Иван. Что все-таки у него есть родственник.
- Это не важно – кто он и как он нас будет звать, а важно, чтобы в нашем доме наконец-то был слышен детский смех и пускай плач тоже!
- Девочка моя любимая! Но ведь мы даже не знаем кто его отец, да и Марина была наркоманкой и ты думаешь, что ребенок будет здоровый? Какие у него гены?
- Да вы, почему все помешались на этих генах? Что с вами случилось со всеми?
- Алена ты к кому сейчас обращаешься, - удивился реплике жены, когда начала использовать «Вы» вместо «Ты».
- Это я образно говорю, потому что по телевизору только и слышно гены и гены, а я считаю то, что мы оба дадим нашему ребенку, то из него и получится и ни какие гены нам не страшны! – женщина глубоко вздохнула от внезапного охватившей ее ярости, что было крайне редко.
- Малыш! - муж нежно обнял Алену и тихо почти на ушко поведал ей кое чем, чтобы как то сгладить накалившуюся обстановку и в то же время сменить тему, так или иначе касающуюся его отца, которого он не был готов еще простить и поэтому и злился на его семью. - Я тебе еще не успел сказать, что мой давний друг детства рассказал, что в одном роддоме Екатеринбурга родилась девочка, ну просто красавица. У него там жена работает медсестрой. Говорит, что там не просто девочка, а настоящее чудо, а ее оберегает некто тетя Валя. Она говорят, чуть ли не святая и что если она именно роды приняла, то ребенка ждет счастливое будущее.
- Ты это к чему? – удивилась Алена.
- У нее мама при родах умерла и сейчас эта женщина, ну, тетя Валя выбирает ей родителей. Причем уже было несколько пар, даже депутат один, но все ни как, то ли ей не понравились будущие родители толи девочке, хотя ей всего месяц, - удивился вдруг сам себе Иван, сообразив, как может девочке в таком возрасте не понравиться или понравиться кто-то.
- Я, по-моему, что-то припоминаю, вроде, как даже по телевизору показывали этого депутата и там ребенок еще как заревет или заорет, что он даже убежал.
- Кто?
- Депутат конечно, не ребенок же месячный, - улыбнулась Алена.
- Не припомню, - попытался вспомнить нечто подобное Иван.
- Так ты и не смотришь толком новости, - махнула рукой Алена. – Не важно, в общем! Ты я так поняла, сейчас мне об этом говоришь для того, чтобы мы съездили и посмотрели на эту девочку.
- Ну да, – как то нерешительно ответил муж Алены, почесав при этом затылок.
- Я согласна, но только при одном условии, что если нам что-то не понравится, то мы тогда с тобой серьезно поговорим о твоем племяннике, хотя с ним Иван нам все равно что-то надо решить иначе ни тебе, ни мне Бог этого не простит! Знай это!
Иван как то совсем замялся, видимо окончательно запутавшись в своих мыслях и чувствах и в итоге согласился со своей женой, что надо ехать сначала в тот роддом, а дальше будет видно, в конце концов, так уже дальше не могло продолжаться и права была его жена, что им не достает дома детского смеха.
Глава 14
Минула около двух недель с тех самых событий, когда Лоскутов Александр Игоревич внезапно покинул расположение роддома при таких странных обстоятельствах. В виду того, что эта история не могла пройти незамеченной, потому что сам депутат был известен в стране – об этом говорилось уже, но и изрядно потрудилось телевидение, освещая тот скандальный эпизод, когда Лизанька давала отпор потенциальным родителям, на роддом пристально обратило свое внимание Министерство здравоохранения РФ в лице министра Игоря Михайловича Верещагина.
Игорь Михайлович был один из самых молодых министров в правительстве, если не самый молодой – ему было 42 года на тот момент, когда он занял этот пост. Когда то, он окончил медицинский институт, и начинал свою деятельность детским врачом, но был так сказать по своей сущности врожденным общественником и борцом за «справедливость», из-за чего карьера его пошла немного по иной траектории и в итоге привела его в кресло министра. Он был довольно высокого роста; худощав; его пальцы рук были такие тонкие и длинные, что ему бы в пору было играть на пианино; волосы у него были русого цвета и, если и была у него седина, то не была заметна; носил очки, которые придавали ему солидности, но и зрение его оставляло желать лучшего, потому что с самого детства много читал и учился очень прилежно, что не могло не сказаться на его глазах, которые не смогли выдержать такой нагрузки и подкачали своего хозяина.
Доподлинно никому неизвестно было, почему именно министр обратил свой взор на этот роддом, где ждала своих будущих родителей Лизанька, потому что вроде как министерство не маленькое и есть, кому заниматься такими незначительными вопросами, уж точно кроме министра, у которого и так проблем хватала. Безусловно, вызвало общее недоумение, когда по федеральному каналу показали такой старый и убогий родильный дом и, как всегда задались вопросом, что разве государство не может себе позволить построить нормальный родильный дом по последнему слову техники?! Но опять-таки можно было задать такой вопрос региональным властям в первую очередь и с них спросить за развитие медицинской инфраструктуры и не заниматься самим, ограничившись рекомендациями императивного характера. В любом случае важно не это, а то, что Игорь Михайлович сам лично решил навестить известный нам роддом, но сделать он это решил как можно больше незамеченным, хотя и предупредил Губернатора Свердловской области о своем визите, но попросил не афишировать сильно, хотя самого Губернатора он тоже пригласил вместе посетить ставшее известным на всю страну заведение.
Валентина Николаевна все продолжала ждать и надеяться, что Лизаньке, наконец-то улыбнется счастье и на пороге окажутся те люди, которые по праву займут в ее жизни место родителей и которых сама она примет своим маленьким детским сердцем. Но, время шло, а те кто действительно бы могли по настоящему сыграть роль родителей – не приходили и был риск того, что девочку могли забрать от сюда в другое специализированное учреждение, потому что так долго здесь она не могла находиться, но из-за непоколебимого авторитета Валентины Николаевны ей было позволено еще на некоторое время оставить девочку здесь, но час икс так или иначе приближался.
- Валентина Николаевна к нам завтра Министр здравоохранения приезжает с самого утра, - испуганными глазами поведала Евгения Павловна своей акушерке, которой докладывала практически все, как будто не она была главным врачом, а Валентина Николаевна.
- Хорошо, – только и ответила Валентина Николаевна и о чем-то задумалась.
- Валентина Николаевна, я думаю, что нас хотят закрыть!
- Как закрыть, - удивилась акушерка.
- В прямом смысле закрыть. Есть же в Екатеринбурге другой роддом – новый. Рождаемость сейчас, хоть и пошла немного вверх, но не настолько, как в Советское время, поэтому могут решить, что тот роддом справиться, а нас раскидают кого куда, а нашего исполина снесут! – чуть не плача произнесла Евгения Павловна.
- Тебе об этом конкретно кто-то сказал?
- Нет, но разговоры ходят, и этот Министр еще едет! Вот для чего? Когда увидит наше здание, то, безусловно, тут всем устроит нагоняй!
- Я думаю, его он уже видел! – заметила Валентина Николаевна.
- Почему вы так решили?
- Так телевидение ведь освещала все события, связанные с тем мужчиной депутатом, ты разве забыла.
- Ах да! Я и не подумала об этом! Тем более тогда, может, уже есть команда сверху нас прикрыть!
- Не волнуйся ты так Женя! Ни чего еще не случилось еще. Давай встретим завтра этого министра, как, кстати, его зовут?
- Игорь Михайлович. – Губернатор тоже скорей всего будет! Вот завтра я со страху умру, все тихо верещала заведующая.
- Женя! Успокойся, все будет хорошо завтра!
- Начнут вопросы задавать про девочку нашу, что им отвечать?
- За это тем более не переживай! Я найду, что сказать – поверь мне!
- Мы ведь давно ее уже должны были передать …
- По этапу? - грозно посмотрела Валентина Николаевна на главного врача – да так, что та сразу пришла в себя. – Евгения Павловна возьмите себя в руки! Все будет хорошо, Женя, - смягчилась акушерка, произнеся последние слова снова спокойно, как ни в чем не бывала, как строгая, но любящая мама.
Самолет из Москвы, на борту которого с неофициальным визитом находился, Игорь Михайлович, прибыл ранним утром в последний рабой день недели. Как и было условлено, его встретили, как можно более скрыто, чтобы в прессу не просочилась информация о его визите. Встретил же его лично губернатор, который даже не вышел из служебного автомобиля, который ко всему прочему был подведомствен не ему, а его заместителю, по просьбе самого Игоря Михайловича.
- Здравствуйте Игорь Михайлович! Как долетели – очень тепло поприветствовал Кирилл Геннадьевич Цох, бессменный губернатор Свердловской области, который занимал этот пост уже многие годы и скорей всего и не собирался его покинуть в ближайшие годы.
Кириллу Геннадьевичу исполнилось уже семьдесят лет, но выглядел он молодцом: вечно в движении, что даже молодым мог дать фору в своей работоспособности и ясности ума. Что бы там не говорили его «оппоненты», а он был душой области, которая при нем начала постепенно выбираться из руин, в которые ее загнало смутное время девяностых годов. Он был на своем месте – честно выбранный населением области, и поэтому честно отбывающий свой срок, отдавая всего себя без остатка, но, а все остальное, что могло его очернить - так он же все-таки простой человек, а в человеке есть все и хорошее и плохое и самое главное поддерживать равновесие, а иначе либо ад, а либо рай, но точно не губернаторское кресло.
- Спасибо Кирилл Геннадьевич, вроде неплохо. Не выспался только. Вчера совещание у премьера поздно закончилось. После еще нужно было кое, какие дела привести в порядок, поэтому вздремнул только часок, наверное – не более. Сейчас в самолете кофе крепкий выпил и как вроде чувствую себя нормально.
- Не бережешь ты себя Игорь, - перешел на отеческий тон Кирилл Геннадьевич, который мог себе позволить губернатор, знавший его уже давно, и ему это разрешалось на правах старого друга, который к тому же годился ему в отцы и во многом помог Игорю Михайловичу по жизни.
- Кирилл Геннадьевич, - только и вздохнул министр. – Не получается по-другому. Я стараюсь, но…
- А ты с меня пример бери! Мне уже семьдесят лет, а работаю, как волк все еще и себя в форме поддерживать успеваю. Ты вот кофе пьешь, чтобы в тонус придти, а я воды холодной по утро на себя вылью и у меня весь день бодрость!
- Я и так с вас во всем пример беру!
- Не достаточно значит! Так смотри ведь и не дотянешь, а у тебя дети и страна, в конце концов, кто со всем этим будет разбираться. У нас сейчас кадровый голод. Ты посмотри, ведь достойных и умных людей все меньше и меньше, а наша старая гвардия уходит, как только ни такие как вы нас замените и не дадите России совсем кануть в…, даже не знаю, стоит ли говорить куда?!
- Нет, наверное, - грустно улыбнулся Игорь Михайловича.
- Сейчас у нас такой план! Мы с тобой поедим, ко мне позавтракаем хорошо. Мария Ивановна хоть тебя повидает. Все мне уши прожужжала: когда в гости привезешь Игоря? Я ей говорю, сей час даже не знаю когда – совсем большим человеком стал.
- Да ладно вам! – смутился министр. Вы же сами знаете, что мне продохнуть даже некогда.
- Знаю, знаю Игорь, - посмотрел ему в глаза губернатор, как обычно смотрят родные отцы. Ты может, останешься до завтра у меня. В баньку сходим.
- Эх, Кирилл Геннадьевич, за завтра в 9 утра все правительство собирает президент.
- Что случилось?
- Так, - только и развел руками Игорь Михайлович.
- Понятно все! Служба есть служба.
- Да ..
- Ты давай тогда выбери пару дней в выходные и к нам на Урал со всей своей семьей! Ты же все-таки здесь родился и значит корни твои здесь.
- Я прожил же здесь только 3 года, пока отца не перевели в Москву.
- Не важно! Главное родился здесь, а значит, обязан нашу землю посещать хотя бы изредка. Это твоя Родина, а Родину, как и мать не выбирают.
- Хорошо, хорошо Кирилл Геннадьевич! – горячо заверил губернатора министр, который знал, что ему все равно придется приехать, потому что Кирилл Геннадьевич не отстанет – да и нравилось ему всегда в гостях у старшего друга, потому что, не смотря на столь харизматичную фигуру, Кирилл Геннадьевич был простым человеком, с которым можно было вот так запросто обо все поговорить, поэтому он видимо и пользовался уважением и любовью многих его земляков, которые шли и голосовали за него!
- Что там, кстати, поговаривают про Лоскутова? – поинтересовался губернатор.
- Да вроде ни чего такого! Я наоборот думал, что-то от вас услышу?
- Я только знаю, что вернулся к себе в Кемерово к своей бывшей жене, у которой от него еще дочурка меленькая есть. Нынешнюю жену бросил, хотя я бы на его месте сделал тоже самое – ох уж мне эта современная распущенность, - осуждающе произнес Кирилл Геннадьевич. – Одним словом он поступил, как мужчина и поэтому что бы там не кричали в его адрес, но я его лично уважаю.
Игорь Михайлович ни чего, не сказав, над чем-то задумался, и продолжил:
- Что вы скажете про роддом, куда мы с вами поедим сегодня?
- А что скажу! Сносить его надо! Ты же видел, в каком состоянии здание! На всю страну прогремели. Мне уже премьер задал вопросы, на которые я должен в кратчайшие сроки ответить.
- Да ни чего страшного нет. Я разговаривал с ним, поэтому поводу и заверил его, что сам сначала разберусь и потом доложу о реальном состоянии дел.
- Я уже догадался о цели твоего визита, - заметил губернатор. Ты понимаешь, я бы давно его снес и отстроил новое здание на том месте, но этот роддом…
Губернатор задумался на некоторое время, прежде чем высказать дальше.
- Понимаешь, как бы тебя объяснить – святой, что ли дом этот, - однако, усомнился в правильности сказанного Кирилл Геннадьевич и поправился. – Не дом вернее! В общем, там женщина одна работает – Валентина Николаевна. Ты с ней сегодня познакомишься.
В этот момент министр улыбнулся сам себе, о чем-то подумав или что-то вспомнив, но ничего не сказав, продолжил слушать.
- Ты понимаешь, она всю жизнь проработала там акушеркой и ходит даже легенда такая, что те дети, которых она приняла при родах, потом счастливыми и успешными людьми становятся. Еще там кроватка есть деревянная, ни чего особенного обычная кроватка, сделанная, когда то кем-то, причем ни кто не знает, как она туда попала, потому что стоит уже десятилетия и вроде, как только Валентина Николаевна знает, но не говорит, по неизвестным ни кому причинам. Про нее саму, кстати, ни кто, ни чего толком тоже не знает. Говорят, когда то была замужем, но муж погиб при не выясненных обстоятельствах. Детей нет, и замуж больше не выходила, хотя женщина я тебя хочу сказать удивительной внешности, а ее взгляд: смотрит так, как будто тебя читает! Она кстати моя ровесница, но последний месяц так сдала, что сама на себя перестала походить. Живет в самом роддоме уже больше месяца, все вот ту самую девочку оберегает. Ну, ты, наверное, видел по телевизору, когда Александр пришел к ним, чтобы удочерить ее. Сколько я не пытался, как то ее поощрить за ее самоотверженный труд ни в какую. Представляешь, говорят, живет в однокомнатной квартире всю жизнь. Дом уже как вроде даже под снос. В квартире нет ни чего – только книги! Ни телевизора – ни чего!
- Да странно! Сюжет по телевизору видел, конечно, как не увидеть такое, - кивнул Игорь Михайлович.
- Так вот еще про кроватку, закончу. Люди поговаривают, что тем, кому посчастливилось в той кроватке полежать, после того как сама лично Валентина Николаевна приняла роды, то эти люди мало того что будут в жизни успешными и счастливыми, так еще и такого полета, как министры или президенты, или на худой конец может как я губернаторы, - улыбнулся Кирилл Геннадьевич, который сам вряд ли в это верил.
- Так сколько за всю жизнь в этой кроватке полежало детей и что все они стали министрами?
- Так кто его знает, не проверить же. Да и в кроватку она не всех кладет, а кладет туда в кроватку только лично сама Валентина Николаевна и ни кто больше и еще условие, если от этого ребенка отказались или ребенок в тяжелеем состоянии родился или не дай Бог, женщина умерла при родах, хотя я знаю только про один случай, вот этот последний, когда мать этой девочки умерла, но она была законченной наркоманкой и дни и так ее были сочтены. Чем уж она руководствуется, ни кто не знает. Одна женщина, рассказывают даже впала в истерику, когда ее сына не положили в эту самую кроватку, а положили в обычную.
- Хотела, наверное, чтобы ее сын был президентом, - улыбнулся министр.
- В целом люди, как всегда верят в то, что хотят верить. В общем, этот роддом оброс разного рода легендами и слухами, причем набожными и сам понимаешь мне, как народному губернатору снести его не так просто! Мне хоть в отставку подавай! – серьезно заметил Кирилл Геннадьевич.
- Так можно же построить где-нибудь новый роддом поблизости, а потом всех обитателей перевести туда, и потом снести этот роддом.
- Не так все просто! Рождаемость так или иначе низкая, хотя последнее время и наметились улучшения, пока материнский капитал дают, но не настолько, чтобы роддом строить новый. Мы уж тут грешным делом думаем, пусть все так и будет, как есть, а когда, а это все равно произойдет, Валентина Николаевна уйдет, куда все мы однажды уходим, то и вопрос сам собой разрешится.
- Грустно все это, - вздохнул Игорь Михайлович.
- Знаю! У самого кошки на душе скребутся, ну, а что делать прикажете! А сейчас все обострилось с тем эпизодом и с законом этим о запрете на усыновление! Ох уж эти журналисты! Растрезвонили на весь белый свет, и кому от этого стало лучше, я спрашиваю? Жили себе тихо и жили! Сейчас если все еще более обостриться, мне делать нечего как тебя просить, чтобы замолвил словечко перед премьером. Нельзя нам сгоряча, действовать – нельзя! Если не услышит, то мне придется идти к Президенту! Старею видимо я уже Игорь, к Богу душа тянется – ни хочу грех еще один совершить.
- Кирилл Геннадьевич, подождите пока не расстраивайтесь раньше времени, дай Бог все само разрешится!
- Дай Бог!
- Девочку бы может быстрей удочерили бы, так может и сама бы Валентина Николаевна ушла бы на покой. Все-таки семьдесят лет и как выговорите, сильно сдала за последнее время.
- Да не уйдет она на покой – только в могилу! В этом мы с ней очень похожи! – грустно заявил губернатор. Что касается девочки, кстати, зовут Елизавета – королевское имя, - улыбнулся по-отечески губернатор. – Внеземной красоты, кстати, – сам увидишь. У Валентины Николаевны к ней какое-то особенное отношение. Нет, она всегда безумно всех детей любила и говорят, даже может всех их вспомнить, даже если они и выросли. Мне кажется, что, как только найдутся родители девочки; я говорю, найдутся, не потому что они живы, мать точно умерла, а вот про отца вообще ни кто, ни чего не знает, хотя пытались его найти и я даже лично попросил, но такое чувство, что его и нет вовсе. Был там один ухажер, который видимо и посадил мать девочки на наркотики, но все отрицает и женился вроде он уже; заставили его сдать анализ, но он не подтвердился. Так вот, если проще объяснить, если все придут к выводу, что пара, которая придет в наш роддом окажется той, которая будет достойна, удочерить девочку, то я боюсь, что Валентина Николаевна покинет нас…
- Ну, перестаньте Кирилл Геннадьевич, вы сегодня мне совсем не нравитесь, все про смерть толкуете!
- Эх, молодой человек, а что делать, если мы уже на пороге ее, ведь нам всем предстоит открыть эту дверь, - загрустил вновь губернатор. – Ладно! Хватит о грустном, вон уже моя избушка. Завтракаем и вперед к Валентине Николаевне и Лизаньке! Ты же помнишь, что я сам из детдома, виной чему послужили мои исторические корни!
- Конечно.
- Я сам за эту девочку всей душой молюсь, чтобы она обрела родителей и чтобы могла сказать Папа и Мама – это то, чего мне не удалось ни кому сказать – не успел!
Игорь Михайлович с большой любовью посмотрел на губернатора, которого он любил всем своим сердцем и во многом завидовал ему, потому что Кирилл Геннадьевич, не смотря на такую должность и народную любовь, сумел-таки не забронзоветь и сохранил человеческое лицо и самое главное свою душу, которая у него всегда была нараспашку и с ним можно было, вот так запросто поговорить по душам, обо всем человеческом, которое не должно быть чуждым не простому смертному и ни королю.
Глава 15
- Здравствуй Валюша, - поприветствовал Кирилл Геннадьевич Валентинину Николаевну, троекратно поцеловавшись с ней.
- Здравствуй Кирюша, - также попросту поздоровалась Валентина Николаевна на глазах пораженной Евгении Павловны.
- Вы уж нас простите – мы без протокола, - улыбнулся губернатор. – Ну как наша малышка? Все ждет своих родителей, - ответила Валентина Павловна, в то время, как главный речь потеряла дар речи.
- Хочу представить вам нашего министра здравоохранения Игоря Михайловича, по совместительству еще моего друга.
- Здравствуйте, - кое, как из себя из-за волнения смогла выдавить Евгения Павловна.
- Милости просим, - улыбнулась Валентина Николаевна, смотря прямо в глаза министру, так словно узнала в нем кого-то.
- Здравствуйте, - в ответ поприветствовал Игорь Михайлович, почему-то потупив свой взгляд, как нашкодивший школьник.
- Знаете что, мы сейчас с Евгенией Павловной поворкуем по нашим хозяйственным делам, да Евгения Павловна, - пристально взглянул Кирилл Геннадьевич на главного врача, которая была еще удивлена тем, что не упала в обморок от страху. – А вы пока Игорь Михайлович поближе познакомьтесь с Валентиной Николаевной. – Валюша малышку нашу покажите ему обязательно! – попросил губернатор и с этим словами вышел из кабинета главного врача, нежно держа под руку Евгению Павловну, которая была не жива и не мертва в этот момент.
- Присаживайтесь, пожалуйста, - предложила Валентина Николаевна министру присесть. – Может вам чаю?
- Нет, спасибо большое, но мы уже с Кириллом Геннадьевичем можно сказать обпились чаю, - улыбнулся, Игорь Михайлович, видимо вспоминая, как его встретила жена губернатора у них дома и как словно своего ребенка накормили и напоили досыта.
Валентина Николаевна еще раз внимательно взглянула в глаза Игорю Михайловичу и улыбнулась.
- Почему вы улыбаетесь?
- Очень забавно, спустя столько лет встретить человека, которого, когда то держала такого малюсенько на руках.
После произнесенных слов Игорь Александрович почувствовал себя, словно он маленький мальчик, а не грозный министр, сейчас восседает на стуле в кабинете у Главного врача роддома, в котором, когда то сам появился на свет. Да именно он здесь и родился и он знал и о тете Вале, потому что мама ему все детство рассказывала, что он остался жив благодаря только тете Вале, которая спасла его, родившегося в коме, но только руки и неслыханная сила любви, которая живет в этой странной женщине заставили смерть отступить от него. Его мама также рассказывала ему, что он несколько дней лежал в какой-то странной деревянной кроватке, а тетя Валя ни на секунду не оставляла его, только лишь в те моменты, когда мама кормила его грудью. Отец тогда застрял в какой-то северной командировке, в тайге и ни как не мог выбраться, потому что не летали самолеты, и он оборвал все телефоны, дозваниваясь до роддома, где маленький недоношенный его сынок лежал в той самой деревянной кроватке, где сейчас лежит Лиза.
- Как вы узнали, - еле смог произнести министр, едва сдерживаясь от волнения, которое овладело им.
- По твоим глазам, - ой простите старуху Игорь Михайлович, - опомнилась Валентина Николаевна.
- Да что вы, что вы, мне очень приятно, что вы меня называете на «ты». Я как будто опять в детстве. Ведь, наверное, для взрослых самая вожделенная, но уже, к сожалению, несбыточная мечта – это опять попасть в детство.
В ответ Валентина Николаевна улыбнулась так искренне и нежно, скорее всего, в памяти у нее всплыли ее детские годы.
- Мама мне столько о вас рассказывала, что мне кажется, я вас знал всю жизнь, а сегодня в очередной раз встретил случайно, - как будто сам себе бормотал под нос министр, который слишком сильно расчувствовался, что, скорее всего бы даже расплакался не будь он все-таки мужчиной, хотя слез не стоит стесняться ибо это плачет ваша душа.
- Как ваша мама и отец, все такой же неугомонный строитель, как тогда рассказывала она мне.
- Вы помните все? – не переставал удивляться Игорь Михайлович. – Все также!
- Да, - совсем тихо подтвердила женщина, хотя …, тут она себя сама оборвала и переключилась на другое, как будто боясь сказать то, чего знать ни кто не должен:
- Хотите посмотреть вашу кроватку и конечно ее сегодняшнюю хозяйку.
- С огромным удовольствием.
- Тогда пойдемте, - и Валентина Николаевна встала.
- Вот она значит, какая она знаменитая кроватка, - Игорь Михайлович своей рукой нежно провел по ее деревянным перилам кроватки, не в силах оторваться от голубых глаз девочки, которые внимательно за ним следили в этот момент, словно изучали его.
- Ну что, давай знакомиться Лизанька: меня зовут Игорь, - поприветствовал он девочку, которая поглядывала то на него, то на тетю Валю. – Я тоже здесь спал, - совсем по-детски улыбнулся взрослый дядя. – Ты всегда такая серьезная?
- Эхэ хэ, всегда мы такие серьезные, - произнесла Валентина Николаевна за девочку, взяв ее на руки. - Скажи: мы ждем все папу с мамой и дождаться не можем, когда они за нами придут.
- Валентина Николаевна, а что ходят многие, желающие удочерить девочку?
- Многие! Но Лизе ни кто не подошел – не знаем даже, что и делать, но вот вроде завтра придет пара, вашего возраста, может они ей приглянуться, говорят хорошие очень люди, говорят мужчина настоящий богатырь, правда немного страшноватый, но добрый и справедливый, а женщина просто красавица. Вот ждем мы их завтра на свидание. Да Лизанька? – вопросительно посмотрела Валентина Николаевна в глаза своей малышке.
- У тебя есть дети?
- Да, двое: мальчик и девочка, - улыбнулся министр, вспомнив про своих детей
Немного помолчав, Валентина Николаевна внимательно посмотрела на мужчину и вновь заговорила, задав Игорю Михайловичу совсем неожиданный вопрос.
- Скажи мне Игорь, вот одну вещь мне не понятную, почему в нашей такой богатой и сильной стране, столько брошенных детей живет в детских домах? А вот в маленьком Таджикистане практически их нет, детских домов, хотя страна бедная и тоже родители бывают и умирают и бросают, чего греха таить.
- Не знаю, как то даже смутился министр.
- Но ведь ты же занимаешь такой пост, и тебе должны быть видны многие проблемы боле яснее, чем простым людям.
- Я действительно не знаю ответа на это, - извинился министр, еще больше смутившись, словно ему стало совестно за что-то.
- А мне кажется причина в том, что наши сердца настолько очерствели, что мы как слепые котята попросту заблудились в самих себе и не можем найти выхода. Мы как те курицы, которым отрезали головы, а они все еще барахтаются – вот и мы у которых, словно отняли сердца, а мы пытаемся жить и без них, и как курицы барахтаемся бесцельно и бездушно!
- Я даже не знаю, что вам ответить, - потупил свой взляд Игорь Михайлович.
- Я вот думаю, если бы президент или министр, как ты, например, усыновили бы по одному хотя бы ребенку, подав тем самым пример остальным, то так и глядишь не осталось бы в России тех, кому не кому было бы сказать мама и папа и тогда, мы бы опять на ноги встали, а так бесполезно это все, пока мы не покаемся перед нашими детьми Бог не вернет нам былое могущество – не вернет!
- Ну как вы тут без нас, - послышался в голос губернатора, который взбодрил Игоря Михайловича.
- Хорошо, мы здесь беседуем - весело ответила Валентина Николаевна, покачивая Лизаньку на руках, которая улыбалась и покряхтывала от удовольствия.
- Ну и отлично, а мы тоже все наши дела решили, - взглянул в сторону Евгении Павловны губернатор, которая уже к этому моменту ожила и довольная улыбалась.
- Нам пора, уже, наверное, - извинился Игорь Михайлович, приняв снова официальный вид. - Я очень рад, что мне удалось-таки, наконец, вас повидать, - обратился он к Валентине Николаевне.
- Мы вам тоже очень рады, - искренне улыбнулась Валентина Николаевна.
Уже на выходе из роддома Игорь Михайлович вдруг резко обернулся, и, извинившись, вернулся снова к Валентине Николаевне.
- Что случилось Игорь Михайлович.
- Тетя Валя! Я подам такой пример немедленно!
Образовалась некоторая пауза после которую первой нарушила Валентина Николаевна
- А твоя жена?
- У меня хорошая жена!
- Счастья тебе и твоей семье! – благословила Валентина Николаевна, и по-матерински поцеловала мужчину.
- И ни за что не переживайте! Мы с губернатором не дадим вас в обиду! Слышите! Не дадим! – прозвучало, где то вдалеке, видимо уже на выходе.
Глава 16
Емельяновы наконец-то собравшись духом, отправились в гости к таинственной Елизавете, а точнее глава семьи собрался духом, потому что Алене и не нужно было собираться, потому что она с нетерпением ждала того дня, когда ее муж пересилит себя и они поедут или пойдут или полетят – не важно, за ребенком, который их где-то ждет.
- Заинька! Я так боюсь!
-Не бойся любимый, там такая маленькая крошка, что она тебя не укусит! – радостно смеялась жена Ивана.
- Ты же ее не видела?
- Да, Господи, ребенку месяц всего, милый, - ласково улыбнулась Алена.
Супруги прибывали в хорошем распоряжении духа, и на первый взгляд не могло точно сегодня им испортить настроение ни чего, однако, как всегда человек всего лишь предполагает.
Валентина Николаевна тоже ждала той минуты, когда ребята появятся у них в роддоме и тоже прибывала в хорошем настроении и даже маленькая Елизавета и то, как то была сегодня веселее, нежели чем обычно.
- Не хотела тебя расстраивать, но лучше сейчас, иначе будет поздно, внезапно произнесла Алена, когда они уже подъезжали к роддому.
- Твой племянник заболел, чем-то сильно и нужны дорогие лекарства либо могут быть осложнения.
- Она позвонила?
- Да сегодня утром.
- А вот с кем ты разговаривала!
- Да, но не хотела тебе говорить, чтобы не сгладить нашу сегодняшнюю поездку, но вот сейчас подумала. Что мы такие счастливые едим, а этот малыш корчится от боли, а ведь ему всего один год.
- Завтра съезжу!
- Правда? – осторожно спросила Алена.
- Да, отрезал ее муж, - видимо, начиная чувствовать какую-то свою вину, или родственные чувства в нем наконец-то проснулись.
- А может сегодня? Вдруг что-то очень серьезное.
- Алена, давай хотя бы съездим сначала в роддом, нас ведь ждут!
- Но там мальчику может совсем плохо?!
В этот момент они уже подъехали, нужно было идти и этот вопрос, так и остался без ответа.
- Добрый день прозвучал бас, пронесшись эхом по зданию, когда Иван поздоровался с Валентиной Николаевной и Евгенией Павловной, которые их встречали, изумленные видом огромного великана, который смотрел на них сверху вниз.
- Здравствуйте, тут же прозвучал второй, но уже мелодичный женский голос Алены.
- Здравствуйте, - в ответ поприветствовали в женщины ребят.
Все обменялись дежурными любезностями; ребята подарили женщинам цветы и после этого, переодевшись, пошли к Лизаньке.
- Вы чем-то обеспокоены, - спросила Валентина Николаевна, глядя Алене в глаза.
- Да, нет, - как-то неуверенно ответила супруга великана. - Может, немного волнуюсь.
- Не волнуйтесь! Все будет хорошо, - успокоила Валентина Николаевна Алену.
Иван и Алена были настолько изумлены девочкой, когда увидели ее, что не могли пошевелиться, так она их поразила; они, молча, смотрели на девочку, а девочка смотрела на них, пока, наконец, тишину не нарушила Валентина Николаевна.
- Молодые люди, хочу вам сказать, хотя вы уже знаете, что наша Лизанька с характером, и не подпускает к себе тех, кто ее не заслуживает, хотите, то верьте этому, хотите - нет. Если вы пришли сюда с чистыми помыслами, а я вижу, что да, и вам не что и никто не обременяет в том, чтобы удочерить нашу девочку, то я думаю, что вам не стоит бояться, а можете смело брать ее на руки. Давай те смелей! – подтолкнула их Валентина Николаевна.
И Иван, и Алена в нерешительности, осторожно, медленно, начали приближаться к девочке, протягивая свои родительские руки, которая лежала и улыбалась, но вот она будто бы внимательно и оценивающе посмотрела сначала в глаза Ивану, а потом Алене и…..
- Я ни чего не понимаю, - огорченно произнесла Валентина Николаевна. – Она вроде и подпустила вас, но, что случилось потом, что она увидела в ваших глазах, что в вас не так?
- Я знаю, что в нас не так, - твердо произнесла Алена, - глядя в глаза своему мужу, который был готов провалиться сейчас сквозь землю. – Спасибо вам за все и простите нас, за то, что не оправдали ваших надежд! Мы просто не достойны ее и кое перед кем есть у нас долги! Правду я Иван говорю, - вопросительно посмотрела она на мужа изничтожающим взглядом.
В ответ Иван только кивнул и тоже извинился.
- Ни чего! Вы хорошие люди и все у вас наладиться, но только самое главное не теряйте веру, - обнадежила ребят Валентина Николаевна, которая надо сказать, что была очень расстроена, хотя пыталась скрыть это.
- Так мы едим к мальчику? – строго спросила Алена Ивана, когда они переступили порог их квартиры, которая располагалась в центре Екатеринбурга.
- Алена давай завтра! – предложил Иван, на котором не было совсем лица.
- Как знаешь, но я еду сейчас! Больше я не буду тебя ждать! Я ухожу от тебя и еду к твоему племяннику, и буду заниматься оформлением опеки над ним! Все понял! - так грозно прозвучали слова хрупкой женщины, что, у ее мужа - даже задрожали ноги, настолько он перепугался, что его жена может бросить.
Алена выбежала прочь из квартиры, захлопнув за собой дверь.
Иван, наконец, справился с собой, понимая, что ему нужно бежать за женой, но руки его дрожали настолько, что он даже не сумел открыть дверь ключом от чего пришел в ярость и вынес буквально железную сейфовую дверь своим плечом от чего в подъезде прогремел настоящий гром, от упавшей двери на каменный пол и ринулся вдогонку за Аленой….
… Спустя какое-то время, в квартире Емельяновых появился маленький мальчик жутко похожий на Ивана, а еще женщина на инвалидной коляске, которая, по всей видимости, была его бабушкой. Злые языки поговаривали, что Иван якобы завел на стороне другую женщину, которая умерла, оставив ему сына, но его Алена не хотела забирать ребенка к ним, вот он тогда и чуть не убил ее, когда разворотил все двери в подъезде, что пришлось вызывать полицию, но она вроде, как смерилась и простила свое чудовище. А это женщина мать вроде как Ивана, которую он бедную женщину привез к себе, чтобы она заботилась о ребенке, потому что его жена категорично отказалась. Спустя еще какое-то время многие стали замечать, что вроде, как у Алены появился животик, который все больше и больше увеличивался. Вскоре квартиру Емельяновы продали и куда-то уехали. Те же языки заговорили, что они уехали в Испанию, мол продали Родину, потому что на него начались гонения налоговых полицейских за то, что налоги не платил, вот только ни как не могли вспомнить название того города, где они вроде как поселились: то ли Торибан, то ли Турибан, то ли Ториван, черт его знает, говорят там башня какая-то старая стоит, которой тысяча лет…
Глава 17
В начале девяностых годов двадцатого века самым, наверное, знаменательным событием явилось – это распад Советского союза – крупнейшей империи за несколько последних веков, а может быть и тысячелетий, если судить не только по территориальному признаку, а еще и по влиянию на мировое сообщество. Вместе с Советским союзом рухнула и коммунистическая идеология, которая была за последние десятилетия движущей силой, толкающая мир на взлеты и падения. Все бежит все меняется, но только одно неизменно и ни в коем случае не должно подлежать низвержению – это человеческое достоинство и честь; сбросив их с себя или оттолкнув, прикрывшись чем-то иным, то тогда ваша жизнь потеряет смысл и будет лживой и потерянной для самих себя. Вы будете, конечно, кричать о какой-то там свободе, с пеной у рта доказывая, что те ценности, которые еще совсем недавно были непоколебимы, как те же семейные узы; мужская и женская честь, сегодня попросту устарели, и надо жить по иному, но когда вы подойдете к порогу ваше жизни, перешагнув через который вы потеряете все - за что так бились всю свою никчемную жизнь – вы увидите, как же вы заблуждались, но будет уже поздно…
… Петраков Илья Викторович всю свою жизнь, а ему уже приближался четвертый десяток, прожил в Екатеринбурге в одном «пролетарском» районе, как его в шутку называли сами местные жители. Занимательно, но, когда допустим нужно было съездить в центр города, большинство говорила так, как поехать в город, как будто они сами в нем и не жили, видимо так и застряло на подсознательном уровне, что это часть города, которая ранее не входила в него и сейчас живет своей отдельной жизнью.
До восемнадцати лет жизнь его была наполнена спортом, учебой в школе, и всякого рода мальчишескими делами, которые можно выразить, как «детство городского пацана». Он был, как все и ни чем абсолютно не выделялся из общей массы ребят с местных дворов. Точно уж он не был «маменьким сынком», а куражился на славу: гонял летом футбол, а зимой в хоккей, дрался с другими пацанами, больше, наверное, из спортивного интереса, нежели из-за ссор, а потом тут же мерился; прокуривал в подворотне с другой такой же шпаной, подражая взрослым; подворовывал в местных магазинах, скорее тоже больше из-за некоего подражания геройству что ли, чтобы про него потом говорили, что он не трус, а настоящий пацан!
Тот период, детства и юности Ильи как раз и совпал со смутным временем, когда империя была в агонии, доживая последние свои дни. Все общество, как то сразу преобразилось; наши соотечественники, превратились из нормальных людей и друзей в людей злых и низменных, став друг другу смертельными врагами. Масла в огонь подлило еще внезапно появившееся на нашем, вроде как безоблачном небе, наркотическая чума, которая окончательно свела всех сума, превратив обычных добрых и отзывчивых людей, в каких-то безумных монстров. Но нужно было, как то выживать и приспосабливаться к тем условиям, когда на первое место вышли те качества человека, которые всегда считались самыми его отвратительными сторонами души, но доселе их держали в жесткой узде, а сейчас же выпустили на свободу, которая попросту опьянила этих человеческих бесов.
- Ну чего бухать то будем сегодня или как? – высокий худой паренек лет двадцати, по имени Слава взглянул на своих друзей упрекающим взглядом, типа, сколько можно уже решать.
- А деньги то где возьмем на водяру, - спросил другой маленький, коротконогий парнек, похожий чем-то на хомячка, которого так и звали все хомяк, хотя настоящее его имя было Миша.
- Да как, где Илья сегодня зарплату должен был получить и обещал проставиться, - ответил Слава.
- А где он сам то, - вопросительно взглянул на Славу, другой тоже такой же рослый, но более крепкий парень по имени Сергей, который был всех старше, ему исполнилось уже двадцать один год, и к тому же уже отслужил на флоте и вот только, как месяц демобилизовался.
- Сейчас придет!
Разговор проходил на детской веранде одного из близлежащих детских садиков, где после семи вечера уже ни кого не было, и местная молодежь часто собиралась, причем в любое время года, чтобы попросту порезвиться, обкурившись предварительно травки под названием «драп» или попить водочки или вина, смотря, что кто раздобудет. Надо заменить, что в то время образовалась некая конкуренция в выборе «кайфа», как бы выпить то всегда было в почете на Руси, а тут пришла наркота, которая, быстрыми темпами пыталась вытеснить весь остальное, оставив только себя. Поэтому и молодежь стала делиться на наркоманские компании и другие, которые предпочитали не связываться с этой гадостью.
- Ну, где тебя носит? – укоризненно все воскликнули, когда появился наконец-то Илья, молодой человек среднего роста спортивной фигурой и выбритой на лысо головой.
- Только с работы!
- Бухаем? – Слава вытянулся во весь рост, сделав такое лицо, как будто сейчас должен услышать что-то такое важное.
-Конечно!
- Ура! – воскликнули все хором, от чего даже вздрогнула другая компания, более молодая, расположившееся не далеко на другой веранде, которые в основном занимались тем, что обкуривались травкой, что не приветствовали ребята из этой более взрослой компании, которые считали, что лучше алкоголь, чем сидеть на наркоте, типа от травки прямой путь на иглу!
– Едим тогда за водкой к цыганам! – Предложил Сергей, который даже заулыбался, находясь до этого момента в хмуром состоянии.
- Смотрите, какой пес прикольный, – воскликнул хомяк, когда к ребятам подбежала большая лохматая собака и так весело завиляла хвостом, показывая, что хочет с ними поиграть.
- Породистая собака, наверное, - решил Илья. – Вон ошейник у нее! Может, потерялась.
- Ладно, поехали, потом собакой займемся, - как то странно сказал Слава, который слыл тем, что не любил животных, и помнилось, когда еще в детстве подвешивал в подвалах бездомных котов. И вся гурьба человек пятнадцать двинулась на автобусную остановку, чтобы добраться да цыганского поселка, где и продавалась водка.
Надо сказать, что Илья был самый младший в их компании, потому что все остальным было уже по двадцать лет, а кому то и больше, как Сергею; кто-то отслужить успел в армии, кто-то не пошел служить, а как говорили, откосился и где то подрабатывал. Сам же Илья собирался идти в скором времени служить, а сейчас подрабатывал на стройке, чтобы в кармане водились какие-нибудь деньги. Илья любил своих друзей и старался казаться немного взрослее своих лет, чтобы иметь уважение среди старших.
Стоял морозный февральский вечер 1992 года. Ребята, купив несколько бутылок водки и опустошив их своей веселой компанией, там же прямо на детской площадке, как обычно бывает, начали вовсю куражиться в пьяном дурмане, воображая из себя невесть кого. Время уже было за полночь, а пьяная компания так и не собиралась расходиться, соображая, чем бы им еще заняться, пока, наконец, хомяк не предложил убить собаку, та самая, которая к ним прибилась, и так не отходила, весело играя с шумной компанией.
- Зачем убивать? – спросил Сергей, который удивился такому странному предложению друга.
- А, я понял! – встрял Слава. Мы ее заколбасим и потом мясо продадим. Ты что блин собачатина то, вкусная, а ты не ел что ли ни разу.
- Нет! Я что кореец что ли?!
- Да причем тут кореец, - отмахнулся Слава. Короче пацаны - кто за то, чтобы завалить ее?
- Я точно не участвую, - произнес Сергей.
- Так, а ты Илья? – взглянул на него Слава, ища в нем поддержки. – Ты че не с нами? Сдрейфил что ли?
Илья немного сконфузился, но не хотел показаться трусом, хотя какая уже тут храбрость убить гурьбой собаку, и ответил: да!
Собаку убивали в одном из близлежащих подвалов, заманив ее туда куском хлеба и радостными криками, а она наивная думая, что обрела новых друзей, забежала, не ведая, что ее ждет. Слава с хомяком взяли у одного знакомого топор, чтобы зарубить ее, двое же других, в том числе и Илья в это время должны были ее держать, чтобы она не вырвалась.
Вот тогда Илья и взглянул в глаза «другу человека», где увидел необыкновенную преданность, дружбу и любовь в этом несчастном и ни в чем не виноватом животном, которая так и не могла поверить, что ее собираются убить, пока не почувствовала первый удар топором…
… Убить собаку так и не смогли, несмотря, на несколько ударов топором по голове. Илья не смог все этого вынести и ослабил свои руки, и собака в итоге вырвалась и убежала. Выжила ли она потом или нет – ни кто про это не узнал, да и ни кому не было до этого дела, кроме Ильи, который на всю жизнь запомнил взгляд той собаки, и видимо ни у нее, а у него тогда в том темном подвале убили любовь, дружбу и преданность.
Глава 18
Минуло больше двадцати лет с тех самых пор, когда кровожадные товарищи попытались убить собаку. Судьба странно распорядилась каждым из тех четверых, кто участвовал в той бойне. Слава совсем спился, а потом еще и подсел на наркотики, он был еще жив, но разве это можно было назвать жизнь, когда ты в сорок лет без семьи один все время в поиске дурмана, которому ты уже давно не рад, потому что он уже превратился в твой бич, изгаляющейся над тобой. Хомяк потом совсем запропастился куда-то, но говорят, что видели его спустя несколько лет и почти не узнали – он был белый как снег. Третьего участвующего в той мясорубке, ни кто не помнил, они вроде как был не их компании, но под пьяную лавочку оказался с ними заодно, хотя, скорее всего, тоже ничего хорошего с ним не произошло после. Сам же Илья вроде, как на первый взгляд сумел избежать наказания, но это лишь на первый взгляд.
Он отслужил в армии, которая не показалась ему сладкой жизнью, а напротив, но, тем не менее, вернулся живым и здоровым. Окончил институт, нашел работу, женился, в общем, все снова как у всех. Вот только душа его ныла с тех самых пор, как он посмотрел собаке в глаза, и детей у него с его супругой так и не появилось на свете, как бы они не старались, как бы они не желали этого, но все ни как. В остальном вроде как бы ему повезло больше чем тем остальным, за исключением третьего, которого так ни кто и не сумел вспомнить тогда, и поэтому и нельзя было сравнить, а сейчас и тем более бы не вспомнил ни кто.
Жену Илья любил, но видимо не так, как она желала того, а он не мог по-другому; не был способен. Они прожили вместе уже долгие годы, но их брак был на грани и Илья из последних сил пытался его спасти, но все ни как не получалось, а для него это было сродни катастрофе. Он все ярче и ярче начинал понимать, за что ему сейчас эти наказания и почему у него нет детей, и жена от него отвернулась, хотя и сначала вроде как любила его. Он боялся остаться совсем одним, потому что и друзей то у него толком не было. Он судорожно пытался все исправить и как-то наладить свою жизнь, прося прощения у Бога за грехи свое молодости, но все дальше и дальше утопал в новых грехах, которые прилипали к нему, как к чему-то родному. Да уж! Вот так любовь, дружбу и верность он променял на потакание своим друзьям, боясь показаться слабаком.
Виктория, так звали жену Ильи очень красивая женщина с карими глазами, жила уже несколько лет отдельно от мужа в их доме за городом, в то время, как сам Илья жил в квартире в городе. Они не развелись официально только лишь потому, что Илья пытался все как-то наладить, но безуспешно, раз, за разом навещая свою жену с очередными просьбами начать все снова и жить вместе. Вика совсем стала к нему равнодушна и была холоднее льда, и она упорно говорила – нет, и требовала развода. Он все-таки не терял надежду, несмотря на проклятие той собаки, которое, как он считал, преследует его и однажды ему пришла в голову мысль, усыновить ребенка и он поделился этой идеей со своей еще пока женой, которая сначала приняла это в штыки, а потом сама тоже задумалась, но пока не могла решиться на такой ответственный шаг. Он видел в этом свое покаяние, потому что только поступки человеческие направленные на благое дело с мыслями о прощении за грехи, могут их спасти. Еще он видел странные сны, что как будто у него есть дочка с удивительными голубыми глазами, как небо и что вот он в одном сне у них в квартире играет с ней и она на коленях у него; вот они где-то еще, но только никак во сне он не мог припомнить, когда же она родилась и тот период, когда жена у него забеременела. Как только эти мысли начинали его одолевать во сне, то он сразу же просыпался. По началу он верил, что это знамение тому, что скоро его жена забеременеет и родит, но этого все не происходило и, в конце концов, он совсем отчаялся. С момента же появления мысли об усыновлении ребенка, он начал понимать, что это его последний шанс все исправить и обрести новый смысл в жизни и может быть только тогда его сможет простить Бог за то, что он тогда поднял свою человеческую руку на тварь божью, которой не дал жизни и поэтому не имел права ее забирать. Его же сны, которые преследовали его уже как два года, может быть как раз и говорили о том, что у них с женой будет усыновленный ребенок. Илья снова начал улыбаться, на что обратили свое внимание его коллеги по работе, кстати, мы не сказали, что он был предпринимателем; занимался производством определенных запчастей для машиностроения, и поначалу все складывалось успешно, пока его в прямом смысле не накрыли угрызения совести и столь долгое отсутствие детей, от чего у него совсем опустились руки и дела пошли на убыль. Теперь, когда Илья задался целью развернуть свою жизнь к свету, чтобы выйти из этого болота меланхолии, в котором он очутился по воле судьбы за свои прежние деяния, нужно было только убедить свою жену, чтобы она дала ему последний шанс, и они бы усыновили ребенка, который бы снова скрепил их союз и это дало бы возможность им обоим, наконец-то бы обрести покой и любовь, которую супруги обронили по дороге жизни.
Виктория понимала, что во многом она конечна не права, ведь муж любил ее, и она это знала, только вот чувства он выражал каким-то странным образом, и это ее бесило. Сказать о том, что в ее сердце уже не было Ильи совсем, то это значит сказать неправду, потому что он был, иначе как объяснить ее беспокойства и переживания, хоть и она не показывала виду, но сердце же не обманешь.
Илья был по своей натуре беспокойный - всегда одержимый, всякими идеями, чаще всего бредовыми, но он был в этом весь и очень близко принимал все к сердцу, в особенности взаимоотношения с людьми, что его окружение относило это к главному его недостатку. Виктория же напротив, была слегка легкомысленна в человеческих отношениях, чаще не обращая внимания на недостатки людей, которые старалась не замечать, игнорируя тех, с которыми бы не смогла найти общий язык. В целом и в частности они были разными совершенно людьми и за годы, проведенные вместе, так и не смогли по-настоящему понять друг друга. Вот на это обстоятельство и била жена, что мол, надо развестись и поставить на этом жирную точку, а не ставить каждый раз запятую, надеясь на чудо, однако, Илья пытался убедить ее, в том, что браки заключаются на небесах и не им судить о том, достойны ли они только развода или у них есть шанс все исправить.
Чаще всего все их каждодневные встречи заканчивались руганью, причем серьезной, что потом оба подолгу отходили, но вроде как мерились, тем не менее, а потом все начиналось заново и так без конца. Даже, когда Илья не мог приехать, навестить жену, а надо отметить, что навещал он ее часто, практически каждый день, ревнуя ее до безумия, то они подолгу разговаривали по телефону, что, как правило, касалось только лишь выяснения отношений, которые заканчивались чаще всего тем, что Илья в ярости бросал телефон и разбивал все подряд в квартире, на что падал его взгляд. Соседям это уже порядком все надоело, и они даже собирались с ним как-то поговорить или даже вызвать полицию, но надо отдать должное, что угрозы, они в нем не видели ни какой, а в основном пользу. Во-первых, он не пил и поэтому пьяных дебошей они и не припомнят; во-вторых, многое чего он сделал полезного для их общего дома и двора, потому что любил частоту и порядок и к тому же не мог отказать практически не в чем, когда к нему обращались по какой либо просьбе, но, а что там у него в квартире порой что-то билось, но ведь все мы, в конце концов, не без недостатков. Подумав об этом, соседи успокаивались в надежде, что рано или поздно все это прекратится, и он наконец-то угомонится. А еще он играл на фортепиано и в основном лирические мелодии, что многим нравилось. Илья не был профессиональным пианистом - да и вообще сел за фортепиано глубоко за тридцать лет, наняв преподавателя милую женщину, которая и обучила его игре на пианино, которое и стало ему, так сказать «любовницей». Играл он порой с ошибками, но с душой, да так что у многих наворачивались слезы, когда они слышали его исполнение, словно не он сам, а его душа в тот момент нажимает клавиши инструмента.
- Вика, но почему ты упрямишься? Я все понимаю, что наши отношения зашли в тупик, и вроде как нет ни какой надежды, что все разрешится, но все-таки надо попробовать! – убеждал в очередной раз, Илья свою жену, в один из тех многих вечеров, когда он приезжал к ней в их дом.
- Тебе чего сегодня в квартире то не сидится, играл бы на своем пианино, - злорадно ухмыльнулась Виктория, которой изрядно надоели все эти разговоры.
- Да причем тут пианино! Я тебя говорю о детях, которых мы всегда хотели!
- А я сейчас уже не хочу!
- Не может быть такого, чтобы женщина не хотела ребенка. Тебя, смущает, что того мальчика или девочки, которых мы могли бы усыновить, гены будут чужих людей?
- Да причем тут гены! Меня это совсем не трогает! Как мы будем вместе его воспитывать, если с тобой мы все время ругаемся и не как не можем найти общий язык! Как?
С этими слова губы у нее задрожали, а дыхание прервалось, словно она начала задыхаться.
- Как? – почти шепотом произнесла женщина. – Если здесь у меня почти ни чего почти не осталось, - указала она на свое сердце.
- Викуля, прости меня за все, девочка моя! Ты меня совсем убиваешь! Я знаю, что я во всем виноват, но дай прошу тебя мне последний шанс! Дай мне его! – сквозь мужские слезы крикнул Илья, не в силах больше сдерживаться, и выбежал вон из дома.
Послышался гул, заведенной машины и звуки колес, отъезжающего от дома автомобиля.
Добравшись до своей квартиры, Илья до самого утра не мог заснуть, шарахаясь по комнатам взад и вперед не в силах угомониться, думая над тем, как найти выход во всем этом…, он даже не мог подобрать слов, которые бы дали точный ответ той ситуации, в которой он и его жена очутились.
«Может быть, у нее есть любовник, - недоумевал Илья, - тогда все конец всему! Хотя вроде говорит, что нет! Но, а что бы она сказала, что да? Нет, конечно! Боится, что вдруг убью ее! Не знаю, черт, черт, что делать! Не знаю! Не знаю! Не знаю!»
Пока Илья так бурно в тысячный раз рассуждал сам с собой, в принципе, гоняя в себе по кругу одни и те же мысли, одни и те же слова, вдруг раздался телефонный звонок. Звонили не на мобильный, а на стационарный телефон. Мужчина посмотрел на часы и удивился, что время уже 4 утра.
«Кто же это может звонить так поздно, да и еще и на домашний телефон? – подумал Илья, - Вика? Позвонила бы на мобильный!»
Мужчина не торопился взять трубку, потому что не мог понять, кто же ему все-таки звонит в столь поздний час и нужно ли ему сейчас говорить с кем-то, кто наверняка звонят по каким-то проблемам, потому что обычно его только за этим и беспокоят, прося о помощи. В итоге он не стал брать телефон, который настойчиво, подребезжав некоторое время, умолк.
«Утром пусть звонят, а сейчас я сплю, в конце концов, наверное!» – успокоил себя этим Илья.
Однако, минут через пять, раздался снова звонок, но уже теперь по мобильному телефону, на экране которого высветилось имя жены.
- Не спишь? – послышался голос Вики, когда Илья взял трубку.
- Нет! Прости, что так поздно!
- Да ничего! Все равно не сплю! Что случилось? Ты кстати, звонила сейчас по домашнему телефону?
- Я! У меня сотовый телефон разрядился, вот и набрала тебя с обычного телефона на домашний номер. Не помню твой номер, ты ведь меняешь номера, как перчатки.
- Телефон мужа, могла бы, и запомнить сразу! – съязвил Илья.
- У тебя на домашнем телефоне, разве не определяется - кто звонит, - не обращая внимания на язвительное замечание Ильи, поинтересовалась Виктория.
- Я тот телефон разбил давно! Сейчас обычный стоит.
- Ну, ну! Ладно, я чего тебе звоню! Тоже тут все не сплю и думаю о твоем предложении! Может, действительно давай попробуем!
- Попробуем что?
- Взять ребенка себе в детском доме? Может действительно - это спасет наш брак, и сами мы станем лучше!
Образовалась небольшая пауза, в течении который каждый из супругов, видимо, переваривал все то, что один сказал, а другой у услышал.
- Ты это серьезно, Вика?
- Да! В этот раз да! Если ты не переменил свое решение, то я завтра же поеду в органы опеки и попечительства и подам заявление, ну а дальше, скорей всего мне предложат съездить посмотреть детей. Не знаю, конечно, как я с этим справлюсь, потому что, боюсь, что у меня сердце не выдержит. Представляешь ехать и выбирать детей! Это же не котята или щенки – дети!
- Я точно не выдержу и возьму первого, кто ручки ко мне протянет.
- Я тебя и не возьму с собой! Знаю тебя! Ладно – не важно разберусь сама! Так вот, что я тебе хотела сказать! – закончила говорить жена Ильи.
- Викуля, девочка моя! Спасибо тебе! – только и смог произнести Илья.
Глава 19
Виктория, как и обещала, посетила органы и опеки и попечительства, где ей поведали общий порядок усыновления ребенка, и она вместе с мужем принялась для начала проходить все необходимые стадии: сбор справок, в том числе медицинских, чтобы так сказать проверить их фактическую готовность и способность взять себе ребенка. Параллельно они могли уже начать подыскивать себе малыша, и даже, как, если им повезет, и они определятся ребенком, то можно будет его даже забрать к себе домой, до окончания официальной процедуры усыновления, которая заканчивалась только решением суда.
В то время, когда супруги Петраковы были заняты сборами необходимых справок и остальных документов, Вике позвонила Екатерина Сергеевна Соболева, старший специалист отдела органа опеки и попечительства, которая и курировала весь процесс усыновления.
- Здравствуйте Виктория Николаевна, - послышался знакомый строгий голос Екатерины Сергеевны, которая хоть и походила на строгую серьезную женщину, но на самом деле была очень милым и душевным человеком, хотя и за свою долгу работу в этой организации повидала много чего ужасного и отвратительного, о чем ни когда не рассказывала, за то в глазах ее отпечаталась некая печаль, связанная, скорее всего с несправедливостью, творящейся в жизни, где больше всего страдают наши дети.
- Здравствуйте! – весело ответила Виктория, которая в последнее время повеселела, словно, заново обрела в своей серой жизни, и теперь вцепившись всеми фибрами своей души, старалась не потерять его.
- Звоню узнать, как у вас идут дела.
- Замечательно! Собираем все необходимые документы.
- А вы ездили уже смотреть детей? – поинтересовалась Екатерина Сергеевна.
- Нет еще, хотя мне дали целый список, но знаете….., - задумалась не намного женщина, видимо пытаясь правильно, сформулировать свою мысль. – Все не могу решиться, кого именно взять девочку или мальчика и еще, если уж быть честной боюсь. Нет, вы не подумайте, мы не изменим своего решения и обязательно возьмем ребенка! А боюсь я того, что, когда поеду в детский дом и увижу столько детей, которые начнут мне улыбаться и тянуть свои ручонки….
… Речь Виктории прервалась, потому что к горлу подкатил комок, и она более ни чего не смогла произнести, удивившись даже сама себе и своим внезапно нахлынувшим чувствам, потому что в принципе была сильным человеком, на зависть даже собственному мужу. Слезы так и хлынули из ее глаз, которые если внимательно вглядеться в них, начали менять свой цвет, превращаясь в голубой цвет, хотя это всего лишь могло показаться.
Екатерина Сергеевна, поняв, что женщина плачет, поспешила быстрей ее успокоить, что вроде как это все понятно и это нормальная реакция.
- Вы успокойтесь главное Виктория Николаевна. Я попытаюсь вам в этом помочь. В одном из роддомов города Екатеринбурга месяц назад родилась девочка, говорят такая красивая, что спасу нет. Мама ее умерла сразу же после родов. Родных нет! Ее так и не забрали оттуда еще! Я предлагаю вам съездить поговорить с заведующей роддомом, Евгений Павловной. Может быть, вам сразу же начать именно с этого места, а там и глядишь, и ехать ни куда в другое место не придется.
- Спасибо вам, - поблагодарила Виктория, придя в себя.
-Запишите тогда телефон!
-Записываю…
Не мешкая зря, как только Вика закончила разговор с Екатериной Сергеевной, то сразу же набрала телефон роддома, где ей ответила как раз Евгения Павловна, которая мило согласилась ее принять, когда ей Вике, будет удобней, и рассказать о девочке, которая все еще ни кем не была удочерена. В тот момент, когда Вика разговаривала с Евгенией Павловной, она непроизвольно вспомнила, что муж сколько раз ей рассказывал о своих снах про девочку. «Может это действительно судьба»?! - подумала в тот момент Вика. «Надо срочно ехать» - Виктория Николаевна словно встрепенулась, - а вдруг ее вот, вот заберут эту девочку? Нет!» – она даже испугалась тому, что может потерять этот лучик надежды, который так внезапно появился на ее черном небосклоне, и немедленно выдвинулась в направлении роддома.
- Валентина Николаевна, у нас гостья! Позвольте представить - Виктория Николаевна, вы даже тески, улыбнулась Евгения Павловна, когда в ее кабинет зашла акушерка для того чтобы познакомиться с приехавшей к ним молодой женщиной.
- Здравствуйте, - очень мило улыбнулась Валентина Николаевна, зайдя в кабинет заведующей. – Вы к нашей Лизаньке приехали? – поинтересовалась она у Виктории.
- Наверное, да…, не уверенно ответила женщина, не зная имени девочки. Мне из органа опеки и попечительства позвонили и предложили съездить к вам. Дело в том, что мы с мужем хотим взять ребенка и вот …
Виктория замялась, видя, как на нее пристально смотрит Валентина Николаевна; у нее даже по телу пробежала дрожь.
- ... Вот так… и я к вам сразу поехала, потому что сказали, что у вас здесь девочка есть очень удивительная.
- Это наша Лизанька, - ответила радостно Евгения Павловна.
В этот момент в дверь постучались.
- Кто там, - спросила заведующая.
Дверь отварилась, но только чуточку, что бы только было слышно.
- Это я Евгения Павловна.
- А, чего тебе Лариса? К вам приехали!
- Хорошо сейчас иду, скажи! Извините, но мне надо отлучиться тут по одному не отложному делу. Виктория Николаевна, Валентина Николаевна - единственная здесь кто вам расскажет о Лизаньке то, что действительно нужно знать, ибо она не только та, кто принимала роды, но и уже больше месяца нянчит и оберегает нашу девочку.
- Спасибо вам, поблагодарила Виктория, Евгению Павловну.
- Расскажите мне о себе и о вашем муже, - попросила Валентина Николаевна. - Вы извините за мою просьбу, но, видите ли, наша девочка с особенным характером и ни кого кроме меня не подпускает к себе. Окрою вам тайну, что когда умирала ее мама на моих руках, то сказала мне, что Лизанька сама выберет себе родителей и вот уже столько пар побывала, но она ни в какую не хочет ни кого признавать; следует это из того, что у ребенка начинается истерика. – Валентина Николаевна, поймала себя на том, что впервые кому-либо поведала о последних словах, умершей мамы Елизаветы. – Действительно, хотя я сначала сама не поверила, но она должна выбирать тех, кто видимо, достоин ее. Это, звучит странно, но это так! – объяснила Валентина Николаевна, почему она решила узнать о семье Петраковых более подробно, чтобы сначала сомой разобраться, кто перед ней и уж потом допустить их к девочке, чтобы вновь не столкнуться с недопониманием со стороны потенциальных родителей.
Вика, как на духу выложила все про свою жизнь и отношениях со своим мужем Ильей, даже не поняв, почему она так разоткровенничалась перед незнакомой женщиной. Весь ее рассказ был абсолютной правдой, в которой она ни чего не приукрасила и в то же время и не принизила, а лишь просто пересказала то что видели ее глаза, слышали уши и чувствовало сердце. Да и как было не рассказать правду, когда на вас смотрела и слушала сама Валентина Николаевна, которая итак видела вас насквозь, а то, что ей в этот момент говорилось, она лишь соотносила с той истиной, которая была вся написана в глазах рассказчика.
- Вы знаете, то, что вся проблема большей части в вашем муже из-за чего у вас столько разногласий и нет детей. Я не знаю. чего он такого в своей жизни совершил, и за что сейчас несет наказание, а он его несет, но ему очень тяжело и эта тяжесть легла и на вас, поэтому ваша депрессия, как сейчас стало модно говорить, а по сути своей бремя грехов – это заслуга в первую очередь его деяний и он жаждет покаяться, но, вы ему не даете!
- Почему, я, - удивилась жена Ильи.
- Все очень просто, потому, что соединив ваши души, и вы стали частью вашего мужа, а значит и понесли на себе вместе с ним и его грехи, а он конечно и ваши, которые тоже у вас есть, ведь так?
Валентина Николаевна, так впилась в ее глаза, что Вика – даже чуть не потеряла самообладание.
- Да…, тяжело дыша, вымолвила Виктория.
- Теперь вы в одной упряжке и ваш с ним развод не решит, абсолютно ни чего и вы только усугубите свои страдания – даже, если и сначала вы Виктория, получите облегчение, но это будет вашим обманом перед самой собой!
- А какой же тогда выход? – Вика, словно была сейчас на исповеди и не могла остановиться, на какое-то мгновение даже забыв, зачем она здесь, ведь не для того, чтобы излить свою душу Валентине Николаевне, но она не могла остановиться, скорее всего, потому что в ней накопилось всего такого, в чем она не могла разобраться, а теперь ей представился шанс понять то, в чем до этого она заблуждалась.
- Совершить поступок и вам и вашему мужу, который искупит все ваши предыдущие грехи, и я вижу, что вы на верном пути!
- А может еще сходить в церковь?
- В дом Бога надо ходить, безусловно, будь то церковь, мечеть или синагога, но после того как вы покинете эти места, вы должны иметь искреннее намерение жить дальше по своей совести, которая в вас проснулась в этих божественных местах. Туда ведь ходят в первую очередь, чтобы вспомнить Его и его завет и, чтобы Он не закрыл ваше сердце, а не ради моды, которая попрала сегодня все благое!
Виктория больше ни чего не стала спрашивать, а только потупила свой взгляд, думая над чем, то.
- И помните, раз ваш муж умаляет вас сохранить семью и решился на этот шаг, чтобы усыновить ребенка, то значит, он близок к своему покаянию и вас он тоже толкает на него, то верьте ему, потому что это его сердце ведет по этому пути, а значит Бог наконец-то близок к тому, чтобы вас простить! Поэтому идите смело!
- Мне мужу еще постоянно толкует, что видит часто во сне девочку, как будто она наша дочь, но ни как вспомнить не может во сне, имеется в виду, что мы ее родили или нет. Лица, тоже запомнить ее не может, только вот волосы русые и глаза – такие глаза голубые, что ни когда в жизни таких глаз не видел, - как-то, между прочим, заметила Вика, бормоча себе поднос вслух больше, наверное, свои мысли и соображения которые в итоге и заставили ее сюда приехать.
При этих словах Валентина Николаевна вздрогнула и снова впилась в глаза Вике, но на этот раз, как то по-другому что ли по матерински, как будто это дочка ее перед ней.
- Знаете, что Виктория берите своего мужа и пряма завтра с утра и езжайте сюда, но только именно завтра. Я отменю пока все остальные визиты к Лизаньке – даже те, которые на сегодня у нас намечены.
- Я боюсь, что Лиза нас тоже не примет, как тех других, которых, как вы говорите, она отвергла!
- А вы не бойтесь, а доверьтесь вашему сердцу!
- Валентина Николаевна! – обратилась Евгения Павловна, когда снова зашла в кабинет. Там еще приехали люди навестить Лизаньку; будем принимать?
- Нет! Все визиты отмените, пожалуйста, до послезавтра, пока Виктория с мужем не навестят ее завтра! – отрезала Валентина Николаевна, точно она здесь заведующая, подвергнув Вику в удивление при этом. – Я вам после объясню Евгения Павловна.
- Хорошо, хорошо, - пролепетала заведующая.
- Ну, так что Виктория Николаевна тогда до завтра! Ждем вас завтра в одиннадцать утра. Но помните - у вас только завтра будет возможность использовать тот шанс, который вам дали, - последнее прозвучало как-то странно и непонятно для всех присутствующих в кабинете, кроме самой Валентины Николаевны, которая, как ей показалась, была близка к завершению своего последнего дела.
Глава 20
Четырнадцатого февраля 2012года в 11 утра Вика и Илья уже были в роддоме с огромным букетом роз. Ребята не знали, какой лучшего всего цвет роз более предпочтителен в таких случаях и поэтому купили разные цвета, попросив оформить их в один такой элегантный букет, и вышло в итоге довольно мило.
На то, что было четырнадцатое февраля, день считающийся днем всех влюбленных, случайно обратил внимание только Илья, но он побаивался поздравить с этим днем свою любимую женщину, потому что мог взамен ничего не услышать и это бы его, как обычно последнее время, расстроило бы, но сегодня этого ни в коем случае нельзя было допустить и поэтому он промолчал.
Вообще в этот день были и иные совпадения в датах и именах, например Валентина Николаевна, где имя Валя напрямую, связано с праздником «День святого Валентина». Ни кто кроме Валентины Николаевны не обратил своего внимания, что мама Лизаньки Катерина, умерла ровно сорок дней назад и сама Лизанька родилась также ровно сорок дней тому назад.
Может быть, все это и было не важно, однако, Валентина Николаевна всей своей душой верила, что именно сегодня произойдет череда важных событий, которые изменят многие судьбы людей, хотя, как знать, может быть, судьба - это действительно та дорога, которая загодя предназначена каждому из нас, и мы сами не в силах ее изменить ни на йоту, и лишь это подвластно тому - Кто ее и создал.
- Здравствуйте, здравствуйте! - радостно поприветствовали Вику с Ильей все те, кто был в тот момент в роддоме, а надо сказать, что это выглядело немного странным, потому, что, сколько уже перебывало пар, но такого количества встречающих не было, разве что тогда, когда приезжал депутат, но это и было понятно, а сегодня по странному стечению обстоятельств, все, как-то в раз освободились от дел и поэтому скопились в одном месте, ожидая очередной попытки удочерить их девочку, которая за это короткое время стала, совсем родной для всех обитателей этого старого каменного исполина.
- Здравствуйте! – ребята улыбнулись всем присутствующим, а Вика посмотрела в глаза Валентины Николаевны, ища поддержки в столь значимый час, но она была абсолютна, спокойна и тоже, как и все улыбалась.
- Ребята раздевайтесь, и самое главное будьте спокойными и больше улыбайтесь! – скомандовала Евгения Павловна. – Посмотрите сегодня день такой солнечный, что вроде, как и зима отступила даже!
- Да, мы заметили, когда ехали сюда, - согласилась Виктория. – На небе ни одного облачка! Небо такое голубое, голубое, даже как-то странно, - улыбнулась застенчиво Вика.
- Вы еще не видели нашу Лизаньку? – вопросительно поглядела Евгения Павловна на ребят, а потом зачем-то взглянула на Валентину Николаевну, словно ища какого-то ответа.
- Нет! – Я вчера ведь только с вами пообщалась, а к Лизаньке не решалась одна идти без мужа.
- Это правильно! Вам вдвоем надо, обязательно, с нашей девочкой знакомиться.
- Ну, что смелей тогда!
Надо сказать, что Валентина Николаевна все это время молчала, мило улыбаясь, украдкой поглядывая на Илью, видимо, как обычно, интуитивно оценивая людей, каким-то образом заглядывая в их сущность.
- Ребята в некой нерешительности, которая случается со всеми перед очень важным событием или поступком, сняли свою верхнюю одежду, накинув халаты, и все вместе двинулись в палату, где может быть, именно их, столько времени ожидала Елизавета.
Все осторожно чуть ли не на цыпочках зашли в палату, где Лизанька лежала в своей кроватке, и весело, что-то себе, бормоча под нос, играла с игрушками, которые были подвешены поперек кроватки на перилах, продетые через веревочку. Она то и дело ударяла по висящим пластмассовым уточкам, мишкам, и другим разнообразным фигуркам, своими маленькими ручками, от чего те дребезжали, издавая разные смешные звуки, которые приводили в восторг это любимое всеми дитя.
Первой в детскую палату зашла Валентина Николаевна, за которой сразу же потянулась вереница коллег окруживших Викторию с Ильей так, как будто ведут их под венец, одного только тогда не хватала, так это священника.
Валентина Николаевна сразу же направилась к кроватке и о чем-то с Лизанькой перекинулась словечками, только им обеим понятном языке и широко улыбнулась, словно, что-то произошло уже особенное, которого так она долго ждала.
Не доходя до кроватки, Вика с Ильей остановились в нерешительности, не зная, что дальше делать.
- Смелее, - подбодрила Валентина Николаевна. - Подойдите сюда, позвала она их к ним с Лизой, которая так и лежала в кроватке, удивленно поглядывая то на тетю Валю, то на приближающихся к ней неизвестных ей пока дяди с тетей.
- Идите, идите, - Евгения Павловна, также указала ребятам на кровать, где мирно ворковала голубоглазая девочка. Сама же направилась к окну и слегка его приоткрыла, потому что стало, почему то невыносимо жарко.
Вика с Ильей очень медленно и осторожно сдвинулись с места в направлении ребенка, боясь даже, наверное, вздохнуть лишний раз, чтобы не нарушить ту мертвую тишину, которая образовалась в тот момент, потому что все замерли, в ожидании какого-то чуда.
Приближаясь к деревянной кроватке, Илью посетила мимолетная мысль, а скорее всего даже чувство, что он идет к своему счастью, которое он наконец-то вымолил у Бога, который простил его за все его прегрешения, потому что чем ближе он приближался к девочке, которую он еще только слышал, ибо глаза его закрывала какая-то странная пелена, как будто специально кем-то накинутая на его глаза, он отчетливей понимал, что это его дочь. Нет, вы не подумайте он не сходил в этот момент с ума, хотя может быть чувства любви - истинной любви, которые вас хоть раз в жизни - да и навещала, то вы действительно сходите с ума, потому что в этот момент вами правит ваше сердце, в котором нет место мыслям, а только чувствам истинной добродетели.
О чем же думала в тот момент Виктория или, что она чувствовала, все ближе и ближе приближаясь к малышке. Наверное, она не думала ни о чем, потому что она шла навстречу своей судьбе с человеком, который почти исчез из ее сердца, но вдруг снова начал возвращаться. Девочка, которая, как она начинала верить, именно та, которая снилась по ночам ее мужу, сейчас предстанет перед ними воочию и что-то произойдет. Она не знала, что именно, но она верила, что больше ни чего не произойдет такого, что убьет в ней последние чувства, которыми и живет женщина и ими же дышит, как воздухом, потому что такой она создана нашим Творцом и не должно быть иначе, ибо так устроен мир.
- А теперь остановитесь, - совсем тихо произнесла Валентина Николаевна.
С этими словами она подняла, свою самую любимую малышку на свете и нежно прижав ее к своей груди, расцеловала так, как будто это было в последний раз, а потом снова положила ее в кроватку, а сама медленным шагом не в силах оторваться от глаз девочки отошла от кроватки и произнесла:
- А теперь можете взять ее на руки, произнесла Валентина Николаевна твердым голосом.
Все были очень удивлены в поведении Валентины Николаевны, потому что до конца ни кто не верил, что Лизанька наконец-то нашла своих будущих родителей или настоящих родителей, как уже называли тех, кого она подпустит к себе, словно они живы, по той простой причине, что все обитатели этого роддома настолько стали людьми набожными, что называли многие вещи не обычно, что сложно было понять их порой тем, кто живет нормальной цивилизованной жизнью либо не понять вовсе.
Первым сделал последний шаг Илья и …..? Кого же он увидел…? А кого же увидела наша Елизавета…? Вы, я думаю, правильно догадались и давайте назовем вещи своими именами, в духе тех людей, как Валентина Николаевна, называют вещи, так как велит им сердце. Илья увидел свою дочь, но, а Елизавета своего отца! Где же тогда ее мама…?
… В этот момент со страшной силой открылась входная дверь, ударившись об стену, как будто сквозняк с такой неимоверной силой распахнул ее; окно же, напротив, захлопнулось, да так, что задребезжали все стекла и только чудом не рассыпались вдребезги. У женщин стоящих в комнате от воздушной волны растрепала волосы, разбросав их на глаза; в этот самый миг Вика почувствовала пронзительную боль в своем сердце, как будто кто-то проник в него, но …, боль прошла также быстро, также внезапно, как появилась, но все изменилось! Из глаз Вики хлынули ручьем слезы, и она не в силах сдерживаться от чувств, которые волной накатили на ее сердце, бросилась в объятия своего мужа и их дочки, которая улыбалась и, повизгивала, глаголя непонятные ни кому слова своими детскими устами, и хватая своими маленькими ручонками, поочередно, то мамино, а то папино лицо.
- Смотрите, смотрите, - зашептались все женщины. - Валентина Николаевна плачет! Боже! – ни кто не мог поверить своим глазам, то, что они увидели сейчас.
Да! Валентина Николаевна плакала, видя, как ее дитя обрело счастье, и как на ее глазах родилась семья, которую сам Бог, наверное, сейчас благословил! Ее слезы потекли, скатываясь по щекам, как то сначала даже неохотно, словно кто-то их доселе сдерживал, словно специально для этого даже соорудил невидимую платину, но сейчас скопившаяся за столькие годы вода из слез ринулась наружу, и ни кто и ни что этому не могло больше воспрепятствовать. Слезы все сильнее и сильней начали выбираться из век, пока, наконец, маленьким слезным водопадом не начали падать вниз.
Вдруг, Валентина Николаевна, почувствовала неимоверную слабость, от чего ноги ее подкосились, и она чуть не упала, если бы ее не успела подхватить Евгения Павловна, которая в последний момент пришла на помощь, обняв ее обеими руками. Валентина Николаевна настолько сильно похудела за последний месяц, что удержать ее не составила ни какого труда. Все засуетились кругом, кто-то выбежал, ища носилки, чтобы положить ее на них и отнести на кушетку; кто-то побежал за нашатырем. Даже Вика и Илья хоть и были настолько в этот момент заняты своим нежданно, негаданно свалившимся на них счастьем, но и они пришли на помощь…
… В глазах Валентины Николаевны все кружилось. Ей сейчас казалось, что это детская палата внезапно превратилась в какой-то огромный бальный зал, а она словно в центре его и сейчас вот, вот зазвучит музыка, и она ринется в танец. Она вдруг почувствовала удивительную легкость, словно у нее прорезались невидимые крылья, которые ее вознесут, и она будет парить в воздухе, исполняя танцевальные движения. И вот! Зазвучала музыка, которую, когда то она еще слышала в далеком детстве, когда с мамой они однажды побывали в оперном театре, и тогда она была поражена той мелодией, которая осталась у нее в сердце навечно. Все кругом завертелось; все закружилось, и все лица слились, и она их уже совсем не различала, а только слышала музыку и человеческие голоса, которые до боли были ей знакомы: «Валенька…, Валюша…, тетя Валя… - она узнала все эти голоса, но только два голоса она слышала впервые, хотя они были такими родными и такими любимыми, как будто они всегда были с нею - всю ее долгую жизнь: Валюша, доченька, - звучал один мужской голос; Мама, мамочка», - вторил голос маленькой девочки….
Эпилог
Валентину Николаевну похоронили на Михайловском кладбище прямо рядом с могилкой мужа и доченьки. На этом кладбище давно уже не хоронили, но пришлось сделать исключение по просьбе губернатора. Отыскать место помог один из старых смотрителей, который хорошо знал Валентину Николаевну, потому что очень давно работал здесь, но вот про детскую могилку тоже ни чего не смог пояснить, кроме того что там похоронен ребенок. Она и ему не рассказала ни чего о том, кто похоронен или похоронена в ней, хотя можно было и догадаться. На детской могилке не было ничего - даже имени, кроме маленького крестика.
Удивительный был тот день, когда хоронили Валентину Николаевну; небо было такое голубое, без единого облачка и даже намека на него. Вечером же пошел снег такими огромными хлопьями, что ни кто и не видел доселе таких огромных снежинок, словно природа оплакивала своими снежными слезами тетю Валю. Людей было ой, как много! Столько это кладбище и не видывало, наверное, с тех пор, как хоронили группу туристов, погибших когда-то давно в уральских горах еще в пятидесятые годы. Публика пришла разношерстная: от малого до большого; от бедного до богатого; от неизвестного до знаменитости. Почти всех, наверное, руки ее успели подержать, когда они появились на свете и все, были они благодарны ей, за то, дала им от себя частичку добра, которое их греет, как огонек, на протяжении всей жизни.
Вскоре после описанных событий ушел в отставку губернатор с официальной формулировку: на другую работу. Но, все знали, почему: строптивый у него был характер, потому что не привык кланяться не перед кем, а только перед Богом и любил справедливость, хотя люди многое поговаривают – на то они и люди.
Ушел с поста и министр образования, тот самый, который когда-то побывал младенцем на руках у Валентины Николаевны. Вступил в спор с премьер министром, потому что не был согласен с ним в вопросах, касающихся детей, оставшихся без родителей, вот и вынужден был покинуть этот пост. Но, у него все замечательно, хоть он и не министр более, но все же, а потому что Валентина Николаевна сберегла его когда-то и вдохнула в него что-то особенное, то чем и богата его душа и по сей день. И в семействе у него прибавление, говорят, вот только не понятно, то ли родила ему жена еще двоих детей, или взяли они их из детского дома.
Лизаньку нашу с Ильей и Викой после похорон, более ни кто не видел и, что с ними дальше приключилось, не ведомо ни кому, но думается все хорошо у них: разве в таких голубых глазах, как небо можно представить хоть облачко?!
Родильный дом снесли, в скором времени после отставки губернатора, который до последнего этому упрямился, может эта и была последняя капля, которая лишила его поста, как знать. Земельный участок купил какой-то известный банк из Москвы, но дело до стройки не дошло, разорился тот банк. Потом выкупила землю торговая сеть, но и она испытала трудности, и снова не дошло до стройки. Поползли, как всегда слухи, что, мол, на этом месте ни чего нельзя строить, ибо тут дух Валентины летает, и он и не дает. Люди начали роптать, письма писать в администрацию, что мол, лучше всего на этом месте детскую площадку разбить и цветов насадить, точно уж лучше, чем ростовщиков, пускать, которыми и так Россия сыта до изнеможения, а магазинов столько, что и людей, наверное, меньше. Так все и свершилось, когда пришел новый мэр, так сказать из народа парень – пошел на «Ты» и выиграл выборы у власть имущих. Первым его распоряжением и было построить детскую площадку на том самом месте, где был, когда-то родильный дом. Люди снова разнесли слухи, что он, скорее всего здесь и родился и лежал в той самой детской кроватке, которая куда-то странным образом исчезла после смерти Валентины Николаевны. Как же иначе тогда он смог выиграть выборы?!
Когда все необходимые документы были готовы, местные жители вместе со строителями принялись за обустройство даже не детской площадки, а целого детского городка, чтобы здесь вмещалось как можно больше детей, потому что мы так все увлеклись строительством капитализма, что про детей и забыли вовсе и про их обычные детские желания; их детские игры и про их любовь к своим родителям, которых они любят такими, какими они есть, но самое главное, что им было бы кому сказать Папа и Мама.
Однажды, когда детский городок уже был готов, на газоне были замечены странные цветы, которые ни кто до этого и не видел. На первый взгляд вроде розы обычные, но цвета такого голубого, голубого, как небо, что они просто всех очаровали. Сначала попытались найти того, кто вообще здесь эти странные розы посадил, но безуспешно. Но, зато нашлись, те, кто рассказали, что как раз на этом самом месте, когда еще здесь был роддом, и плакала тетя Валя. Не знаем уж, устроило ли это объяснение всех или нет, но с тех пор эти голубые розы так и стали называть – «Валентиновы слезы».
_________________________________
Валентиновы слезы
© Copyright: Николай Патрушев, 2015
Свидетельство о публикации №215030801937
Свидетельство о публикации №215030801937
Рецензии