Глава 1
…Нам не стоит искать птицу счастья
Счастье там, где сегодня нас нет
Нам любовь только нужно заметить
Обретя ее вкус и уйти…
- Бабушка, бабушка…., - раздался звонкий детский голосок и послышался быстро приближающийся топот маленьких ножек, от чего даже задребезжала посуда, стоящая в небольшом серванте и буквально через секунду, деревянные створки, ведущие в малюсенькую бабушкину спальню, расположенную в самой глубине небольшого деревянного дома, распахнулись, и на пороге появился маленький светло-русый мальчик лет шести от роду. Его глаза были сильно удивлены и открыты, так сказать, во всю их ширь, как вроде он чего-то забыл, а сейчас внезапно вспомнил, и это было сейчас самым важным делом в его маленькой детской жизни.
- Что ж ты так кричишь! Перепугал меня совсем! Ванечка, разве так можно кричать?– недовольно громко промямлила на ребенка пожилая женщина лет восьмидесяти, медленно приподнявшись со своей массивной железной кровати, устланной белой периной.
- Бабушка! – не унимался мальчик. - Ты же мне обещала рассказать сказку сегодня! Твою самую любимую! – верещал звонким голоском Ванечка.
- Да ты что! – нарочито состроило удивление бабушка, и всплеснула руками. – Ну, раз обещала, то тогда давай будем слушать, - улыбнулась старая женщина, не открывая рта, видимо не хотела показывать отсутствие зубов. Мария Ивановна была хоть и в возрасте, но умела держаться так, как держатся те женщины, которым не безразлично выглядеть хорошо и даже не потому что в таком возрасте они хотели бы пококетничать с кем то из мужчин, а потому что они были уверены, что нужно постоянно напоминать окружающим, что женщинами им быть до конца своих дней, а значит выглядеть они должны достойно.
- Бабушка! Ты только зубы свои вставь, - наивно произнес ребенок. – А то я не пойму что ты мне расскажешь.
- Хорошо, хорошо бесенок, - слегка сконфузилась Мария Ивановна, и потянулась к маленькому белому столику, взяв кое-что с которого, она через мгновение уже лучезарно улыбнулась, как улыбаются наши любимые бабушки, немного неуклюже, но так искренне и по доброму, что вас сразу же наполняют чувства бесконечной нежности. – Забирайся ко мне на кровать, озорник, - скомандовала Мария Ивановна.
После ее слов Ванечка молниеносно взобрался на кровать, уцепившись одной рукой за перину, а другой, схватив бабушкину руку, и как только он очутился верхом на огромной, как ему тогда в детстве казалось, кровати, он перелез через бабушку и очутился возле деревянной стенки, вплотную подобравшись изголовью и приготовился слушать свою бабулю, которую он благотворил.
Мария Ивановна Разумовская, бабушка Ивана была женщиной образованной, хотя закончила всего три класса церковно-приходской школы, еще до революции, но выйдя замуж за Михаила Владимировича, дедушку Ванечки, которого правда он не успел застать, заполнила со временем имеющийся пробел. По настоянию мужа Мария Ивановна занялась само учением и надо отдать ей должное, преуспела. Конечно, в этом ей помог сам муж, который в отличие от своей жены много чего успел окончить и слыл человеком образованным. Нельзя сказать, что она смогла добиться успехов в точных науках, но такие предметы, как литература, русский язык и история, поддались ей, и этого ей было в принципе достаточно, чтобы в ту пору считаться человеком начитанным или даже ученым, как таких называли люди далекие от учения. Мария Ивановна была, когда то красивой женщиной: высокая статная фигура; правильные черты лица, фактически без какого либо изъяна; длинные темно-русые волосы. Она обладала бархатным грудным женским голосом, звучащим на средних нотках, хотя в ее преклонном возрасте он начал слегка как бы потрескивать, но все равно ее голос был неподражаем, обладая магическим свойством некой уверенности и спокойствия исходящего от него. Она говорила медленно, четко выговаривая каждое слово, и была превосходным рассказчиком, и поэтому ее внук Ванечка был в диком восторге от всех ее пересказов сказок, которых она знала множество.
Однажды Ванечка спросил свою бабушку: «А есть ли у тебя самая любимая сказка? Конечно есть, - немного задумавшись, ответила Мария Ивановна. – Расскажи, расскажи быстрей,- начал с тех пор приставать внук к ней, не давая покоя своей бабушке, которая почему-то не торопилась, поведать нечто сокровенное, хранящиеся в ее памяти». Однако, настойчивые просьбы ее любимого внука возымели над ней и она сдалась. Она поведала ему еще в самом начале, как называется сказка и что она больше для взрослых деток, но Ванечка был настойчив, и ни что не могло его остановить.
- Ну что озорник! Ты готов слушать «Райское яблоко», - так называлась бабушкина сказка.
- Готов бабуля, - восторженно кивнул Ванечка.
Мария Ивановна поправила свои седые волосы, сняв и заново скрепив их своей старенькой коричневой гребенкой; посмотрела на своего Ванечку так ласково и нежно, от чего он даже улыбнулся, оголив свои ровненькие молочные белые зубки, затаив дыхание, приготовившись слушать.
- Давай только договоримся, что ты будешь слушать внимательно и не перебивать бабушку! – серьезно сказала Мария Ивановна, строго посмотрев в глаза своему внуку, напутствуя его и как бы собираясь духом, чтобы начать свой сказочный рассказ.
- Ага! – только и выговорил Ванечка.
«В некотором царстве, некотором государстве давным-давно жил и правил очень властный царь Владимир. Он был очень могуществен и держал в страхе все свое царство-государство. Нельзя сказать, что его так сильно боялись, потому что он был тираном - нет, скорее всего - это был страх, который восходил прежде всего на уважении за его деяния справедливые, которые он творил. Если судил строго, то за дело, а коли награждал так по справедливости и щедрой рукой. Люди при нем жили в сытости и достатке и больше боялись, что однажды такого человека не будет и некому будет о них заботиться и некому будет их защищать, а так и челом бить такому сильному Царю не в тягость, а даже в радость. Все было бы хорошо у царя: царство процветало, и был мир и покой – да не тут то было! Была у него доченька Настенька, единственная дочь и наследница! Такая красавица, что не в сказке сказать, не пером описать. Красавица такая, что свет и не видывал, и к тому же умна и мудра была не погодам. Время шло и наконец, наступил тот час, когда пора была замуж ее выдавать. А она не в какую: «Не пойду и все замуж! Кто только к ней не сватался: короли, принцы, дворяне и купцы, но все без толку. Царь совсем закручинился. Ведь дочь была единственным членом его семьи и единственной наследницей, потому что ее мама умерла еще при родах, и не было с тех пор более на белом свете ни кого милее и любимей, чем его дочурка, которую он попросту благотворил и оберегал, как цветочек и сейчас настало время выполнить последний долг любящего отца. Сначала он пытался по доброму разговаривать с ней, потом и по злому, но все без толку. Упрямая его дочь оказалась настолько, что не в силах был чего-либо предпринять даже такой сильный человек, как Владимир. Настеньке же самой было не по себе, что она так расстраивает своего любимого отца, но ни чего с собой не могла поделать! Ее сердце ждало чего-то особенного, хотя чего и она сама не понимала. Наверное, какого то особенного суженного, который не будет похож ни на одного человека в целом мире. И ни богатствами и ни известностью или силой он удивит ее и завладеет ее сердцем, а чем то иным, чем сама она не ведала до селе.
Со временем сердце Настеньки совсем очерствело. Ей стало забавно наблюдать, как за ней гонятся толпы поклонников, пытаясь выделиться любым способом, друг перед другом, чтобы на них обратила свой взгляд красавица, а ей хоть бы что. Люди уже за глаза начали поговаривать, что у нее не сердце, а один только лед, а ей хоть бы что!
Царь потужил, потужил, да делать нечего и издал указ: мол кто сможет добиться сердца и руки красавицы, так и быть отдаст он ее за того замуж не глядя на звания и почести, хоть за простого мужика и еще пол царства в придачу даст, а после смерти своей и все царство в руки детей своих передаст! И потекла людская масса свататься пущи прежнего, но сердце Настеньки было непреступно.
В ту пору в этом самом королевстве жил обычный человек по имени Иван.
- Как меня бабуля? – прервал рассказ бабушки, внук.
- Да мой родимый! Его тоже звали Иван, - ответила, улыбнувшись бабушка, и продолжила:
Надо признаться, что он был странноватым, хотя и не слыл дураком, но многим казалось, что большинство его поступков безрассудны и никчемны и что не следовало бы так жить ему. Он же не обращал ни малейшего внимания на взгляды и советы окружающих, а жил так, как подсказывало его сердце! Самое странное в нем было то, что веры он был чужеземной, хотя родился и вырос он в здешних краях, и кровь у него была тутошняя, поэтому не было к нему полного доверия, хотя люди его не сторонились, потому что Иван был очень добр ко всем и старался всегда помогать ближнему своему, на сколько у него было сил и способностей. Иван не был женат, хотя с виду он был видным (высокий рост, светлые кучерявые волосы, широк в плечах) и к тому же обучен грамоте и в холопах не ходил, а имел собственное дело, занимался торговлей, но до купца, конечно, немногим не дотягивал, хотя постепенно дела шли в гору. Был он нелюдимым и девушки, хоть и порой заглядывались на него, но боялись и сторонились Ивана и не только из за чуждой им веры, а потому что мало с кем общался и друзей то вроде и не имел и ко всему прочему ни когда не участвовал в увеселительных праздничных утехах, что придавало его облику тоску и уныние и на лице у него был всегда отражен отпечаток угрюмого человека, что видимо и отталкивало. Родителей он давно схоронил и жил на крою города, совсем в одиночестве, если не считать кошки и собаки, которые и были единственные ему друзья. Сам Иван давно уже подумывал о женитьбе и сватался уже и не раз, но везде получал отказ, хотя вежливый, но все же отказ и все по тем же перечисленным причинам, а года его уже были не малые.
Как-то раз один из знакомых Ивана по имени Илья, с которым он вел свои небольшие торговые дела, рассказал, что царь устраивает большой пир в честь именин своей дочери и хотел бы видеть на нем всех своих подданных.
- Ты же знаешь, Иван про царев указ? – поинтересовался Илья.
- Нет! Не слыхивал! – ответил Иван.
- Ну, ты брат даешь! – удивился Илья. - Владимир же указ издал, что выдаст дочь свою за любого который ей приглянется: хоть и из простого люду он будет.
- Да, - как то странно пожал плечами Иван. – И что?
- Что, что, а то! Пойдем мы с тобой брат на этот пир – авось и нам удача улыбнется!
- Илья у меня дел столько нужно переделать, а ты мне предлагаешь весельем заняться и ты ж знаешь: не люблю я эти праздники.
- Тут Ваня дело особенное! Принцесса то наша столько уж женихов пересмотрела, что и не сосчитать и так ей ни кто и не приглянулся; авось тебя или меня заприметит: чем черт не шутит!
Подумал, подумал Иван и согласился сходить на царский пир с Ильей, потому что терять ему было нечего, а так хоть в люди выйти, а то все один да один.
Пир получился на славу! Кого только не занесло полюбоваться дочерью царя, так сказать от малого до великого, а ей все равно, хотя вроде на вид веселая, а в глазах чувствуется какая-то тоска несусветная. Смеется и в ладоши бьет, а все равно не то: нет искорки в ее глазах. Отец, глядя в глаза своей дочери и не находя там истинного веселия, когда человек по настоящему счастлив, совсем чуть голову не повесил, однако царский сан не давал права прилюдно показать свое расстройство и бессилие.
Вдруг, когда к концу пира уже многие засобирались восвояси – не соло нахлебавшись, взгляд Настеньки заприметил одного высокого молодца в ярко красной рубахе. Странно он вел как то себя, а вернее и не вел вовсе, а стоял, потупивши взгляд себе под ноги, переминаясь с ноги на ногу, изредка поглядывая в сторону принцессы, и тут же отворачиваясь. Настеньке стало немного интересно понаблюдать за гостем и в один момент взгляды их сошлись и что-то произошло между ними в этот миг, что даже на небе сверкнула молния, и через какое-то время раздался гром среди ясного неба! Может быть, это было совпадение, но они некоторое время не могли оторвать друг от друга глаз.
- Доченька куда ты смотришь? – окликнул Царь принцессу, но, не услышав ответа, сам попытался угадать на кого же был устремлен взгляд его дочери, что она словно обмерла. – Кто таков? – спросил Владимир одного из своих придворных, когда понял, в чью сторону обращен взгляд принцессы.
- Не могу знать, но сию минуту выясним, - ответил Царю, выхолощенный вельможа и послал двоих верных слуг немедля в сторону того самого молодца, разузнать. Этим самым неизвестным молодцом оказался не кто иной, как Иван, пришедший - таки на пир с его приятелем.
- Очнись Иван! – встряхнул за плечо его Илья. – К нам слуги царевы идут.
-А? – словно из забытья вышел Иван, не понимая, что произошло.
- Ты на принцессу так смотрел, что кажись Царю - это не понравилось, раз он послал своих молодцов к нам! Вон гляди двое здоровенных детин к нам пробираются сквозь толпу. Пойдем, может от седого, а то, что-то мне боязно!
- Правда твоя, - совсем спокойным голосом ответил Иван, хотя страха он ни какого не чувствовал, а только сердце его билось так сильно, что дыхание участилось и по телу прокатилась дрожь, от чего стало жарко и Иван даже расстегнул ворот рубахи. Уйти же его больше всего сподобило излишняя стеснительность и то, что на него так смотрела удивительная девушка, красота которой была необыкновенной, а он как будто бы и достоин то был такого внимания, а вовсе не слуги царя.
- Мало ли, что царь там про принцессу говорил: мол, отдаст в жены тому, кто ей милым покажется, а возьмет и голову с плеч снимет, - бормотал то и дело себе под нос Илья, когда приятели уходили быстрым шагом. – Он ведь Царь и ему простой люд точно уж в зятьях не нужен. А что до указа его? Так сам издал и сам же и отменит, - сделал вывод Илья и прибавил шаг, подталкивая одновременно Ивана, боясь видимо, что и его как приятеля Ивана возьмут и посадят в каталажку, за смелость взглянуть на принцессу. – Вот я дурень, что поверил, как будто царь за нашего брата свою дочь отдаст и пол царства в придачу! Вот дурья моя голова! – все твердил себе под нос Илья, которого при виде слуг Царя охватил страх и ни как не отпускал, хотя сначала и он грешным делом лелеял надежду, а теперь вообразил ужасную картину, когда его из-за Ивана ведут отрубать голову. – Свят, свят, - перекрестился Илья и еще прибавил ходу.
Всю ночь опосля Иван думал о принцессе, вспоминая в мельчайших подробностях ее прекрасные глаза, наполненные невидимой красотой и девичьим таинством, в которые он сразу же влюбился, и теперь на всем белом свете не было для него милей, чем Настенька – дочь Царева.
Не спала и сама принцесса, вспоминая понравившегося ей молодца, в котором ее поразили именно тоже глаза его: добрые, ласковые и умные, что на всем белом свете и не сыщешь лучше.
Не спал и Царь, который узнав, что этот молодец ни кто иной, как простолюдин и еще другой веры, что сердце его ныло, потому что одно дело выдать замуж за простолюдина – это половина беды, а другое дело за чужеверца: как после в глаза людям смотреть, так глядишь и усомнится могут в святости престол держателя?
Наутро, как только пропели петухи, засобирался Иван к Царю: просить руки Настеньки, одновременно, удивляясь своей храбрости. «Какой же я глупый, что вчера ушел с Алешей, а не остался! Ведь может слуги царевы меня принцессе представить хотели, а я взял и ушел! Не хорошо – это, однако! Надо поправить дело!»
С этими мыслями Иван и отправился к Царю, ведомый невидимой силой, которой он был не в силах сопротивляться и даже страх царского гнева не заботил его в эти минуты.
Настенька с самого утра, не выспавшись толком, сразу же направилась к своему отцу и обо всем рассказала: понравился ей один молодец, и она хотела бы с ним познакомиться быстрей, потому что чувствовала в сердце ее, что-то произошло и теперь все ее мысли только об этом незнакомце и томятся. Владимир же выслушав ее не чего не ответил, а лишь только кивнул головой. Настенька удивилась поведению отца, но не расстроилась, потому что знала, что отец ее очень любит и значит его странное поведение связано с какими-то государевыми делами. Владимир же думал думу, как теперь избавится от этого Ивана, чтобы не посрамить своего престола и не отдать дочь в его руки.
Много пришлось времени Ивану оббивать пороги дворца Царя, прося о встрече, но не в первый день и не в десятый, он так и не сумел увидеться, потому что Владимир, сославшись на занятость важными делами, так и не принял молодца в своих хоромах. Так и ходил Иван, как чумной из дома во дворец и обратно, без устали и страха, пока, наконец, двери ему не отворились и он смог попасть на аудиенцию к Владимиру.
За все время пока Иван добивался свидания с Царем: сам Владимир весь изнемог, думая, как извести Ивана, чтобы не отдать свою дочь в руки Ивана, но так и нечего и не придумал, хотя насоветовали ему всего, вплоть до извести простолюдина смертью, но он так сильно любил свою дочь, что не решился ни на что, как все-таки принять Ивана и узнать его поближе и уж потом придумать, как со всем этим быть.
Настенька в то время, пока отцу ее тяжело было смериться с тем, что выбор его дочери пал на простолюдина и еще такого странного еще и с чужой верой, совсем извелась и осунулась бедняжка. До этого озорная, веселая и безжалостная с кавалерами – сейчас же превратилась в тихую смиренную девушку, ожидающая своего долгожданного суженого, что не осталось не замеченным от Царя, который постепенно начал чувствовать вину перед доченькой, поэтому и решился Владимир принять своего подданного и двери царского дворца отворились.
Впустил наконец-то Царь Ивана в свои хоромы и после долгого разговора, понял, что понравился он ему за то, что умен был, добр и силен духом, потому что не увидел он у него в глазах не лести и не страха, когда стоял перед Государем, а что до веры чужеземной: «Так веруем в одного Бога, а то, что дорожки к нему разные, так нет в этом греха! Если будет справедливым со своими подданными и поступать по совести, то им с Настенькой служба царева в радость покажется, и дорога им всюду будет цветами устлана!» - поразмыслил Царь и сдался на милость влюбленных! Был Царь великодушным и сила его была вскормлена любовью к жене своей покойнице и дочке здравствующей, потому что жил он ради них и служил государству ради них и мир и покой охранял во всем цельном царстве-государстве тоже ради них! Не было бы такой любви у него к своей семье, то и силы бы такой не было бы у него и власти, которой он обладал!
- Слуги мои верные, бейте в барабаны и в трубы дуйте: свадьба нас ждет! – вскричал, наконец-то Царь, чем вызвал лживый восторг у слуг своих, в планы которых уж точно не входило принять и после подчиниться простолюдину и с иной верой и еще такую красавицу отдать в замужество какому-то Ивану!
- Совсем наш Царь сбрендил, раз такое собрался учинить! Погубит он наше царство, когда в могилу сойдет! Ой погубит! – шептался за спиной Государя знатный люд, не в силах высказать все в глаза Царю, который в сердцах мог и выпороть или того пуще: шкуру спустить!
В царстве Владимира начались приготовления к свадьбе, которую решили сыграть по осени, когда все дела крестьянские уже завершатся, и тогда погуляют все вдоволь! Только вот знать царская не знала покоя и принялась готовить замысел супротив Ивана: «нельзя братья дворяне и купцы допустить, чтобы после смерти Владимира этот Иван на престол взошел», - свирепствовала государева знать. Придумали они обратиться за помощью к разбойникам, которым бы они заранее сообщили, когда Иван по своим торговым делам в путь двинется и тогда бы те напали бы на него и под видом грабежа и убили бы! Так и порешили душегубы! Добавить еще надо, что и люди простые тоже язвили по поводу свадьбы Ивана и Настеньки, больше из лютой завести: «Куда это Иван собрался не в свои сани, - кричали дурные языки, - где – это, мол, видано, что какой-то там простой мужик и еще веры басурманской в мужья принцессе годится!». Только приятель Ивана, тот самый Илья сердечно рад был за него, хотя и сначала тоже в сердце зависть почувствовал, но потом выгнал ее прочь! Илья на каждом углу рассказывал теперь, как это он его Ивана силком тогда на пир притянул, а иначе не видать бы было свадьбы!
Однажды, ничего не подозревающий Иван собрался в дорогу буквально на денек и сообщил невесте своей Настеньке, что будет скоро. Надо обмолвиться, что они теперь часто с ней виделись во дворце Царя и много о чем успели поговорить друг с другом, поведав о сокровенном и с нетерпением ждали того часа, когда свадьбу сыграют, потому что сердца их были настолько переплетены, что и не разорвать! Со спокойной душой Иван отправился по делам своим торговыми, но как оказалось - в последний путь. Как уж там произошло все, ни кто так и не узнал: постарались разбойники на славу, которым щедро заплатили. Ни кто после не видел Ивана ни живого и ни мертвого: он как со свету сгинул!
Настенька же в тот день как распрощались они с Иваном, как что-то почувствовала, потому что совсем на себя перестала походить: побледнела, руки тряслись, голос дрожал! Царь, заметив что-то неладное с дочерью – сразу вызвал придворного доктора, который осмотрев Настеньку, но ни чего не обнаружил дурного, но буквально через час она вскрикнула от боли, и, схватившись за сердце, упала наземь в царском саду: куда ее отвели подышать свежим воздухом и набраться сил. Бросились к ней, было девки-прислужницы, а она лежит, улыбается и смотрит, куда-то перед собой вдаль, а рука ее правая как то странно повернута к небу ладошкой и слегка пальчики так сжаты, как будто что-то держит в руке! К ней наклонились, чтобы поднять, а она уже холодная…
Владимир не смог оправиться от такого удара: била его жизнь по-разному, но всегда стойко удары судьбы он переносил, а этот удар не смог перенести и высох, как колосок в поле, буквально на глазах, а с ним и царство-государство некогда великое и могущественное не смогло и года простоять во главе той самой знати, которая на погибель послала не только Ивана, а за одним и весь свой люд и самих себя!»
- Бабуля! – воскликнул Ванечка, - прервав внезапно рассказ Марии Ивановны. По лицу ребенка катилась слеза. – Я не хочу, чтобы Настенька умирала и папа ее! И Ивана я хочу, чтобы нашли и спасли, - жалобно заплакал Ванечка.
- Не плач внучонок! Ты же будущий мужчина! – с наигранной серьезностью заметила бабушка. – Бог хороших людей ни когда не обидит!
-А кто такой Бог? – поднял заплаканные глаза мальчик на бабушку.
- А это ты сам потом узнаешь!
- Нет! Скажи сейчас! – потребовал Ванечка плаксивым голосом.
- Давай лучше я тебе до конца сказку расскажу! – предложила Мария Ивановна.
- Давай, давай, - обрадовался Ванечка, надеясь, что его может что-то обрадовать от чего ему станет немногим легче.
Мария Ивановна перевела дыхание и продолжила пересказывать сказку: «Как то раз, когда минул сороковой денек, в который обитатели царства оплакивали Настеньку по обычаю веры, не вспоминая совсем про Ивана, как будто его и не было вовсе на свете, его приятель Илья (единственный на всем белом свете, кто оплакивал Ивана), зашел за ограду своего пропавшего приятеля, где его Ивана, верно, ждали два единственных его друга: кот Рыжик и пса по кличке Шарик. Илья постоял, погоревал, помянул приятеля, угостив еще и гостинцами Рыжика и Шарика, которых он подкармливал ежедневно, не забирая к себе, надеясь, что вот Иван все-таки появится на пороге и только было собрался уходить, как на одной из веток яблони, которая росла возле дома со стороны огорода, он заметил необычное яблоко. Оно было таким большим, что и Илья раньше и не видывал, а цвета оно было как золото, и при попадании лучей солнца так и блестело, что даже глаз слепила. Яблоко росло на самом верху яблони, как бы специально подальше от рук людских, чтобы его не сорвали. Илья так и обомлел, увидев такое чудесное яблоко и во чтобы-то не стало, захотел его сорвать, но не тут-то было: как он не старался подпрыгнуть так и не смог, а залезть боялся: уж больно хрупкими были ветки самой яблони. Пока он стоял и раздумывал, как ему сорвать это яблоко, в небе вдруг показалась стая белых лебедей, которые летели высоко в небе в южные края, потому что уже наступила осень. Как только стая поравнялась с домом Ивана, один лебедь внезапно отделился от стаи и чуть ли не камнем начал спускаться на землю, как раз во двор Иванова дома, где стоял изумленный Илья, не в силах оторваться от яблока, а теперь еще и заметивший, как сюда летит огромная белая птица. Лебедь в мгновении ока очутился возле яблони и, сделав небольшой круг, обогнув дерево, сорвал яблоко и стрелою взлетел ввысь, догоняя своих сородичей….».
Как только голос Марии Ивановны затих, в комнате образовалась тишина. Ванечка как то странно тоже молчал, мигая своими глазками, поглядывая то на бабушку, то куда-то в сторону, то снова на бабушку.
Мария Ивановна ласково так посмотрела на своего внука, погладив своей старенькой ручкой по его головке и промолвила.
- Это и есть райское яблочко, которое увидел Илья! Когда люди обретают истинную любовь, то они превращаются в такое яблоко и их уносит Лебедь к Богу в его райские владения!
- Бабуля! – воскликнул вдруг Ванечка. - Я тоже хочу превратиться в яблоко!
Мария Ивановна улыбнулась загадочно, посмотрев на своего непогодам смышленого внука, но ни чего не ответила…
Глава 2
Не было могущественней и влиятельней человека на Уральской земле в начале 21 века, чем Царегородцев Владимир Абрамович. Времечко тогда было тяжелое, потому что Россия матушка только вставать с колен начала, после разрушительного «урагана», пронёсшегося по ней в девяностых годах прошлого столетия и такие люди, как Владимир Абрамович и взяли в руки всю власть слабой на то время страны и беспомощной, чтобы вытянуть ее из бед и возродить вновь, как великую державу.
Владимир Абрамович был высок ростом, широк в плечах и красив лицом; говорил он медленно и тихо, но только вот каждое слово чеканил так, что слова эти сразу же врезались в память и не нужно ему было более повторяться, тратя свое драгоценное время, которого у него и так не было и ценил он это самое время пуще всего на свете. Владения Владимира Абрамовича были необъятными: заводов, раскинутых по Уральскому края и не счесть, наверное, было, а уж там всего остального и подавно, потому что уж очень он был богат, но надо отдать должное ему, что своих служащих и рабочих людей не обижал, а всячески старался улучшить их жизнь, потому что уж очень он был богобоязненным, а еще ко всему прочему, церкви многие восстанавливал и строил новые, показывая тем самым пример другим, таким же, как он, намекая, что богатства не только нужны, чтобы свое чрево лелеять, а и для благих дел.
С самого раннего детства Владимир Абрамович отличался трудолюбием и покладистостью от других сверстников и непогодам был смышлен, а причиной тому было, то, что рано остался без отца с молодой матерью и младшим братом. Принято считать, когда ребенок растет без одного из родителей, есть вероятность того, что он вырастет слабым и безвольным, если в семье не было мужчины или наоборот черствым и грубым, если жизнь обделила его матерью. Хотя, есть и исключения, когда например мальчик берет и принимает на себя с самого раннего возраста обязанности главы семьи, как только начинает понимать, что он мужчина. Так и произошло с Владимиром Абрамовичем, поэтому он и отличался от других таких же детей, тем, что судьба как бы обделила его некоторыми детскими радостями, а начала с самого сызмальства, готовить к взрослой жизни. Учился он усердно, хотя и не был отличником, по той причине, что не хватало ему времени, спокойно и в тишине заучивать домашние задания после школы, потому что нужно было и по дому приглядывать, пока мамка на работе и за младшим братом, который слаб был здоровьем и частенько оставался дома, а матери Владимира очень уж было сложно порой вырваться с работы, потому что работала она на ответственной должности на одном крупном местном предприятии. Не смотря на то, что жизнь не казалась сахаром Володе, но сумел усвоить школьную программу ровно настолько, сколько хватило ему потом на долгие годы. Лидерские же качества также проявились у него совсем рано, когда он сам, отличающийся крепким здоровьем: не давал в обиду слабых и младших, как его брат, который всегда знал, что ему на помощь придет его старший брат. Так постепенно он и набирался авторитета с детства. Еще больше его закалило несчастье, которое приключилось с его семьей, когда ему только стукнуло четырнадцать лет…
…Дело все в том, на заводе, где трудилась его мать, было вскрыто хищение материальных ценностей и ее, как одну из тех, кто отвечал за сохранность привлекли к ответственности по всей строгости закона того времени, а это мало не мало - три года лишения свободы, что было настоящим ударом для нее и детей, которых определили в детский дом, до освобождения матери. Владимир же не пал духом и принял этот удар судьбы стойко, не дав ни на секунду усомниться его матери, что они справятся с братом и не пропадут без нее. Он быстро адаптировался в незнакомой ему среде детского дома, где дети, надо сказать, были особенные и с непростой судьбой, но он справился и там, не дав в обиду и своего брата и в целости и здравии, дождался с братом своей матери.
После окончания школы Владимир блестяще закончил заочно институт, одновременно устроившись работать на завод, где когда-то трудилась его мать и который через много лет по иронии судьбы он сможет выкупить и стать его единоличным владельцем. Путей легких ни когда он не искал и от этого характер его закалялся сильнее и когда пришли времена страшные на русскую землю, он сумел выстоять и мало того стал одним из власть имущих и в тех краях, где он жил и работал, превратился чуть ли не в некоронованного короля, а за глаза его простые люди так и стали называть – Царь, чему еще и фамилия его способствовала, наверное.
Восходил наверх Владимир долго и упорно и гоним то он был не алчностью, а тем, что хотел семью свою защитить тем самым и утешить, за несчастья прошлые: постаревшую и осунувшуюся после тюрьмы маму; слабого, но очень доброго брата, а также вознаградить за верность свою любимую жену черноглазую красавицу Веру, от которой он так долго ждал ребеночка, но все ни как Бог не давал им детей, что его из-за этого сильно расстраивала, но он не сдавался и верил, что наступит тот день и Бог даст им детей.
К своим сорока годам Царегородцев Владимир Абрамович уже входил в десятку богатейших людей всей России и в сотню всего мира! Вы только представьте себе, что с населением в несколько миллиардов людей всего лишь человек сто из них фактически решают все и за всех, потому что в их рук реальная имущественная власть всей планеты! Сто человек – всего сто человек и как нам после всех этих голых и беспощадных цифр изволите говорить о какой-то демократии? Но суть не про это, а про то, что Владимир Абрамович волею судьбы или велению Бога был одним из этой сотни, способной править миром и он начал править, хотя выражаясь официальным языком он был хоть и подчинен указам и распоряжениям глав районов и городов и губернаторам областей, но де-факто власть была в его руках и это знали все и те же самые политики, в первую очередь благодаря ему, попадавшие в столь высокие кресла. Ведь госпожа политика та дама, которая постоянно требует денег, на которые она и живет и развивается и лелеет себя и где их взять, как не у успешных предпринимателей, которые становятся теми, кто платит, и они же и заказывают музыку! Ну а политики, тогда кто: те, кто эту музыку исполняют! Такова правда жизни и не верьте иному! Одни талантливы в том, что способны быть обаятельными и убедительными – другие же умеют способность притягивать к себе богатства и покупать за это власть, потому что есть третьи, кто не обаятелен и не богат, поэтому и приходится ему плясать под чужую дудку, чтобы попросту выжить и тем самым быть той силой, которой руководят и правят, подпитывая ее пряником и наказывая кнутом. Есть же еще и отдельная категория людей, про которых и написан, сей рассказ, но об этом после.
Так вот, как видно из того, что изложено вашим покорным слугой, Владимир Абрамович должен был бы быть человеком не только само обеспеченным, но и счастливым, поскольку все у него ладилось и никакие трудности не могли его низвергнуть, но вот одно «но», как всегда бывает в таком случае не давало быть по настоящему ему счастливым, хотя есть ли на самом деле это счастье в этом мире, о котором мы столько говорим или нет его во все, а мы все ищем его и ждем?!
Дождались наконец-то Царегородцевы: забеременела, наконец, жена Владимира Абрамовича в поздние правда годы свои, но хотя бы так, и все сначала шло хорошо, потому что муж Веры попросту лелеял свою жену, которую любил больше жизни, и она платила ему тем же, а как иначе ибо любят женщины мужчин больше не за красоту их молодецкую и не за толстый кошелек, а за поступки верные и за слова добрые! Вот говорят, бывает, что женщина за мужчин замуж идет в первую очередь за тех, кто обеспечен и есть в этом правда, но не будет тогда счастья в этой семье, а вот если женщина по любви выйдет за богатого или успешного или бедного, но доброго, то счастье тогда может заглянуть в их дом, но вот только его потом еще удержать надо, а чаще всего иначе получается. Если же все складно между любимыми заладится, то бедный может и богатым стать, а богатый еще добра прибавить, но самое главное не это, а чтобы между супругами понимание было и чтобы они чувствовать могли друг друга, как самих себя!
Чем уж снова огорчил Владимир Абрамович Бога или судьба у него все-таки такая несчастливая, хоть и удача в делах его с ним рука об руку шла, но вот только умерла Вера – жена его, когда ребеночек на свет появился. Плакал в тот день Владимир Абрамович слезами горючими и от радости, что дочь он теперь держал в руках долгожданную и что жену потерял любимую. А что делать? Жить надо было дальше – ради доченьки своей теперь, которую они решили назвать Настенькой еще при жизни Веры. Еще ко всему прочему несчастью добавилось и еще одно: брат младший погиб его в автокатастрофе через несколько лет после рождения Настеньки и мама вскоре умерла, и остались они вдвоем с дочерью. Правду люди говорят, что Бог все сразу одному человеку не дает! Если даст богатства, то может взамен что-то отнять, например счастье в личной жизни или там болезни какие-то наслать, что человеку и богатства не в милость будут, когда тело его слушать перестанет! Другому же ни чего путного не дает: ни жизни сытой, ни уголка уютного! И бывает, не доедает человек и ходит, как нищий, а в глазах радость неподдельная, словно в его доме счастье, хотя и дома то нет у него своего даже. Третьему же дает семью большую и достаток в доме есть, а жена неверная и порой этой хуже чумы всякой, ибо нет ничего омерзительней, когда супруги в неверности живут.
Мечтал Владимир Абрамович о жизни другой, как и большинство из нас, когда мы еще, так сказать: «пешком под стол ходим», но получается зачастую совсем все наоборот! Кто в этом виноват? Спрашиваем мы друг друга, когда по душам бывает, говорим, а вернее напьемся до безобразия и как на духу мыслями делимся своими потаенными. Так и потихоньку и он, как многие привык к обыденной жизни своей, проходящую вечно, в одних деловых совещаниях и обещаниях сделать то-то и то-то или помочь тому-то и тому-то, наказать того-то и того-то. Когда он дошел до вершины всевластия, то грусть почувствовал, потому что совсем один он был на вершине и не было более рядом ни кого ни родных, ни друзей, а только одни подхалимы и такие же, как он сам одинокие волки и не назвать их по другому, потому что готовы были разорвать подобного себе, как только бы в глазах его страх появился и жалость, что стал он вот таким властелином одиноким. Хотел Владимир Абрамович или даже в тайне мечтал и делился только со своей женой, что хотел бы уйти из дела всей своей жизни, потому что чувствовал какое-то опустошение в душе. Денег у него было много, а продал бы акции предприятий, которыми владел, то и еще больше бы стало: ждал он только, когда жена родит и тогда хватит с него всех этих бизнес проектов и занялся чем-нибудь тихим и спокойным и дочку бы свою воспитывал вместе с Верой, путешествовал бы по свету, читал книги…, да мало ли еще всего интересного на свете и полезного есть, кроме как строительства бизнес-империй. И дочь свою будущую они именно решили назвать Настенькой, потому что в переводе с латинского звучало, как «Возрождение»! «Да именно возрождение новой жизни! Нашей новой жизни, совсем не похожей на эту, в кабинетах, машинах и самолетах с бесконечными мыслями о деньгах!» - воскликнул однажды Владимир Абрамович в сердцах, когда они с женой наконец-то выбрали имя своей доченьки, которая еще мило, но уже упрямо попинывала мамин животик, как будто стучалась и просилась быстрее наружу. Человек полагает, а у Бога всегда свои планы, поэтому Владимиру Абрамовичу была уготована совсем иная дорога: править своей империей и далее!
Достаточно было у Владимира Абрамовича сил и средств, чтобы вырастить свою дочку и обучить наукам, но вот только за воспитание ее он волновался, потому что девочка она все-таки, а не мальчик и как ему дать ей женской ласки и теплоты родной матери, которую ни кто на белом свете не сможет заменить для него: было вопросом наиважнейшим. Для себя он сразу же решил, что более не женится, потому что боялся, что его новая жена не примет его ребенка своим сердцем, а притворства он бы не потерпел и поэтому шалил он на стороне, подальше от родного дома, чтобы не дай Бог узнали бы родные, а что до сердца своего, то в нем была теперь только его дочь и ею жил и работал снова и сил только она ему придавала, чтобы не сломиться и не позволить растерзать себя безжалостным конкурентам и погубить свою маленькую семью, на которой держится вся его индустрия с десятками тысяч работников и их семей, которые чего греха таить в глубине души были довольны, что живут достойно, хотя вслух как это обычно бывает: бранились за глаза в сторону сильных мира сего.
Так и стали они поживать вдвоем Владимир Абрамович и дочь его Анастасия, окруженные свитой и все бы ничего, но взрослеть начала девочка, а то обстоятельство, что женской ласки так и ни кто не смог ей дать в достатке: ни нянечка, ни другие женщины, которых нанимал ее отец, чтобы как-то научить дочь свою любимую женским мудростям, но все шло не так гладко, как хотелось бы, хотя хитрости и уловки женские ей и не надо было перенимать, потому что они видимо ей с рождения перешли, словно по наследству от матери достались, которая женщиной была «мудрой», какой и должна быть благоразумная женщина, чтобы мужчин держать возле себя на привязи и тем самым семью беречь и очаг стеречь!
Глава 3
Минуло почти 25 лет с тех пор, как появилась на свете Настенька. В жизни семьи Царегородцевых все было по-прежнему: отец бесперебойно ковал деньги, скупал заводы, пароходы: больше не потому что собирался все это на тот свет с собой забрать, а потому что нельзя ему было останавливаться – в противном случае законы волчьи не оставили бы ему шансов на жизнь. Когда ты начинаешь играть по крупному, то ставки слишком велики и речь уже идет о жизни или смерти по той простой причине: великие империи строятся на костях и императорам и их семьям уготована участь либо узника, либо смертника или вечно лямку власти тянуть. Велик слишком соблазн сменить императора и встать на его место другим не менее амбициозным фигурам, поэтому Владимиру Абрамовичу стоять нужно было до конца и во-чтобы то не стало взрастить наследника, коей в первую очередь и рассматривалась дочь его Анастасия и муж ее будущий, которого пока ни как не проглядывалось на горизонте.
Настенька выросла женщиной удивительной красоты! Длинные черные, как уголь волнистые волосы, спускавшиеся почти до самого пояса; благородные черты лица; огромные черные глаза, которые можно было бы сравнить с таинственными черными жемчужинами. существующих, где-то в далеких небесах, которые только притягивают к себе и не отпускают более ни когда; чувственные губы, которые только изредка улыбались, оголяя белоснежные зубы, словно жемчуг, сверкающий в лучах солнца; она была среднего роста с тонюсенькой талией, которую можно было, казалось обхватить одной здоровой мужской ладонью и которая, как поясок обхватывал и еще краше подчеркивал внеземной красоты девичье тело. Одевалась она не броско, предпочитая в основном темные тона, но от лучших модельеров современности и всегда все одевала, сделанное по индивидуальному заказу, чтобы не дай Бог с кем-то повториться в одежде. Основными предпочтения ее в гардеробе были таковыми, что она как раз не старалась во чтобы то не стало подчеркнуть самые что не наесть женские соблазнительные достоинства, а всего лишь намекнуть на них и в тоже время оставить загадку! Настя получила превосходное образование: отец уж преуспел здесь, не щадя средств на лучших преподавателей и лучшие учебные заведения. Что касается самого воспитания, то и здесь постаралась одна удивительная незаменимая няня по имени Маня (уменьшенное имя от имени Мария), которая смогла обучить девушку многим женским премудростям, максимально сгладив отсутствие мамы, без которых женщина и не женщина совсем, хоть и выглядит таковой, хотя маму ни кто не смог ей заменить; мама есть мама, чувствующая свою дочь ниточкой невидимой название которой: материнская любовь. В целом же дочурка у Владимира Абрамовича удалась на славу, но вот странно, а красота его дочери и образование с воспитанием были основными препятствиями на пути поиска ей жениха достойного, что стало теперь для Владимира Абрамовича первостепенной задачей, потому что годы брали свое и ему нужно было быстрее при жизни своей передать ключи правления к выстроенной империи в руки сильные и надежные, а женские руки требуют, чтобы их держали или поддерживали сильные мужские ладони. Настенька же пока не хотела даже и говорить о замужестве, потому что не видела даже близко на горизонте того человека в которого могла бы влюбиться, а без любви она считала, что грех великий идти по венец!
- Настя, как ты смотришь на то, чтобы в выходные следующие в Париже провести? – поинтересовалась жгучая длинноногая блондинка по имени Ирина, одна из подруг Насти, коих крутилось вокруг нее целое множество и больше не потому что она была очень интересная и коммуникабельная в действительности, хотя так оно и было, а все из-за того же положения отца.
- Не знаю даже! – качая головой, ответила Настя, в то время, когда они находились в огромном зале загородного дома Отца, расположенного на берегу озера Таватуй, в семидесяти километрах от города Екатеринбурга. Настя любила это место и часто сюда приезжала: летом на скутере покататься по озеру, покупаться в прохладной, но чистой воде, раков половить, хотя больше, наверное, поесть их, предоставив это занятие своим друзьям мужчинам, которых всегда много толпилось здесь.
На дворе стоял январь месяц; за окном завывала вьюга, то и дело, подхватывая рой снежинок и кружа их по воздуху. Заняться было не чем и поэтому девочки раскинулись на большом белом диване: Ирина приводила в порядок свои ноготки, обрабатывая их пилочкой в то время, как Настя читала какой-то современный роман.
- Ты какая-то сегодня грустненькая девочка, - изобразила жалость на лице Ирина, выпятив свои полные искусственные губки в трубочку.
Настя оторвала глаза от чтения и положила в сторону книгу, запомнив страницу, где она остановилась. После чего посмотрела на свою подругу, которая сосредоточенно занималась, судя по всему любимым ее занятием и улыбнулась, видя как Ирина слегка чем-то недовольна, будто бы она сейчас занята тем, что учит произведение на скрипке, уж больно движения ее походили на музыканта-скрипача: движения ее кисти руки было то быстрым, как будто она сейчас играла легкую веселую музыку, а то медленным, как будто бы сейчас музыкант переключился на что-то грустное.
- Я люблю Париж, но не в январе, потому что там в это время сыро и холодно и мне так жалко смотреть на бродяг, чаще бедных африканцев, которые спасаются от холода по ночам, в телефонных будках, накрывшись старыми тряпками и подстелив на пол картон.
- Жуть! - даже фыркнула Ирина, представив видимо такую картину. – Так ты не смотри на них, легкомысленно заметила Ирина, которая судя посему сама вряд ли, когда либо, испытывала даже подобие нужды. Она была дочерью одно из давних партнеров Андрея Абрамовича, который с давних времен сотрудничал с папой Насти, а если припомнить точнее, то чуть ли не с самого основания отцовской компании и практически всю свою жизнь (было ей столько же лет, как и Насте с разницей в несколько месяцев) и была если не самой дорогой и близкой подругой, то точно уж самой посещаемой девушкой расположение Насти.
- Я бы не смотрела, но глаза сами поворачиваються, вздохнула Настя. – Нет, не поеду я в Париж в январе! – теперь уж решительно произнесла девушка. – Папа еще тем более собирается с размахом спраздновать мое двадцати пятилетие, ты забыла, наверное, - вопросительно посмотрела Настя на подругу. - Пригласил стольких гостей отовсюду, что мне кажется, они все и не поместятся в папином «Колизее» (так назывался досуговый центр, принадлежащий Владимиру Абрамовичу, который представлял собой такое куполообразное здание похожее чуточку на цирк только гораздо больше). Он наивный думает, что я не понимаю, почему он решил так громко отпраздновать, хотя сам по себе не отличается чрезмерной помпезностью. В общем надо приготовиться к такому великому празднику, - улыбнулась Настя.
- Почему? – навострила слух Ирина, которой стало любопытно заявление Настеньки.
- Все мужа мне ищет, бедненький, - искренне с печалью в голосе произнесла Настя, отец, для которой был, наверное, единственным человеком, на свете которого она любила по- настоящему.
- Все как у королей! – хихикнула Ирина. – Ты Принцесса его – вот он и ищет тебе принца!
- Эх…, - только и произнесла Настя и, взяв паузу продолжила. – Кого он думает я могу встретить и полюбить на этой большой пьянке? - слегка насупилась Настя, недовольная таким рьяным поиском женихов ее отцом.
- Может, и встретишь? – пожала плечами Ирина. – Хотя, я тебе тогда говорила и сейчас скажу, что вряд ли вообще любовь ты найдешь! Вон мой отец, к примеру: «Все люблю, люблю моей маме: звучит так, как будто собаке говорит своей!» - с сарказмом произнесла блондинка. – Сам же, наверное, и со счета сбился: сколько у него любовниц. Мама же все терпит и терпит, потому что куда ей идти то? Отец наш собственник – жуть!- слово «жуть» было любимым выражением своих эмоций Ирины, скорее всего прилипнув к ней из одного известно фильма. Она в отличие от Насти сильно не утруждала себя всякого рода сердечными фантазиями, а брала от жизни все что могла взять, с голым цинизмом, не щадя ни кого на своем пути к цели. Кстати, наша Настя с ней в этом была похожа, хотя бы внешне, поэтому и ладили, наверное, они, потому что и сама Настя до сих пор шла той же дорогой, но заметьте ее хотя бы порой одолевали, сердечные муки, а может всего лишь - это были отголоски книжных романов, коих она прочла целую дюжину.
- Не найду любви – значит не быть мне женой! – категорично заверила Настя. - Одно дело светская жизнь до замужества, а другое – это семья, где без любви жить попросту преступление!
- Ты так считаешь?! - изумленно подняла свои глаза Ирина на Настю, скривив улыбку, тем самым показывая недоумение столь наивному заверению подруги.
- И ни как по-другому!
- Ты сегодня совсем на себя не похожа! Одно дело, когда ты начинаешь своими философскими тезисами раскидываться в кругу «мальчишек», чтобы они слюни свои до пола совсем уж пустили и прилипли, а другое дело, когда сейчас говоришь! Что с тобой? – громче и с интонацией произнесла Ирина вопрос.
- Если бы я знала что со мной? – задумалась Настя. – Может зима и скукота, причина моей меланхолии, - отмахнулась она.
- Может ты влюбилась? – улыбнулась Ирина и внимательно посмотрела в глаза Насти, надеясь найти в них подтверждения. – Нет! – через несколько секунд сама же себе ответила Ирина.
- Да какая там любовь, о чем ты, - усмехнулась Настя, но все-таки как-то грустно, потому что влюбиться то она бы и хотела, но только вот не было того человека, которого бы она впустила бы в свое женское сердце.
- Давай поднимайся тогда Настюша: поедим, прокатимся по клубам, а то я думаю, что эти заведения без нас долго прожить не смогут, а будет - очень жаль! Может действительно, и встретишь свою любовь, в клубе, - звонко расхохоталась Ирина, но ни сколько не обидев этим Настю, которая понимала, что ей надо было развеять облака тоски и печали и продолжать жить в том опьяняющем дурмане, название которому: Молодость!
- В клубе мы с тобой Ириша только можем встретить еще одно «разочарование», - произнесла эти слова Настя с иронией в голосе, но согласилась с Ириной, что будет лучше, развеятся, а не грустить на диване, умиляясь книжной любовью, а лучше спуститься на грешную землю и прочесть страничку из реальной жизни.
Анастасия Царегородцева слыла в светских кругах настоящей львицей, не смотря на ее еще молодой возраст. Имя Настенька ну никак с ней не гармонировало, когда о ней разлетались сплетни по желтой прессе: Анастасия. Анастасия ли Владимировна, но ни как Настенька звучало о ней упоминание, потому что уж слишком она считалась беспощадной, когда речь заходила о мужчинах, а о них и ей только и заходила. «Сегодня Анастасия Владимировна посетила клуб такой-то, где была замечено с тем-то и тем-то (как правило, тоже личность небезызвестная), но потом покинула заведение в гордом одиночестве, как всегда оставив щедрые чаевые. Молодой же человек, остался обескураженным, хотя еще недавно заявил одному из наших коллег, что Анастасия в него влюблена и уже речь заходит о помолвке. Зря, наверное, он это сказал, зная, что вершина по имени Анастасия Царегородцева – до сих пор непреступна…..» - пестрели полосы желтой прессы.
Чего же не хватало тогда Настеньке, как называл ее только отец, потому что для отца она навечно была и остается его маленьким несмышленым ребенком? Чего-то такого, что передается только материнской любовью, и объяснить этого не найдется слов на свете, ибо здесь нужно сердцем чувствовать, есть ли вас некая черта или пустота и холод! То чего Настенька была лишена судьбой! Может быть, в этом и кроется причина ее безжалостной неприязни к тем мужчинам, которые пытались завладеть ее за красоту и богатства, которые хранились в закромах ее отца, и она чувствовала это особенно, а точнее в ней не было ни какой жалости за бездействие или действие на пути к замужеству! Она была беспощадно холодна! Не за ее внутренний богатый мир, которым она обладала, ум, которым владела, а именно только за внешние данные, которыми она была щедро награждена и за деньги отца ей льстили, как она считала и скорее всего, была права. Не было бы у нее такого успешного отца, а только ее красота, то вероятность того, что вокруг нее вилось столько же мужчин из высшего общества, как сейчас, была, скорее всего, равна нулю. Да, женская красота сводит с ума всех, даже если она и принадлежит девушке не известной и не богатой, но то, что ей судьба даст подиум королевы, маловероятно, а вот место на подиуме, а потом в борделе, куда уж больше! Есть, конечно, в мире исключения, но они редки и больше всего мы встречаем подобные истории в книгах, написанные добрыми авторами и к тому же с богатым воображением. С одной стороны, может быть, Настя и была, тем самым защищена, что не верила в искренность тех мужчин, которые придумывали всевозможные способы, чтоб завладеть ее расположением, а она играла с ними, как играет кошка с мышкой, в результате чего мышка лежала потом к верху лапками. Скольких же она за свои молодые годы извела мужчин – только Богу и известно, потому что она точно уж не считала. Ее рассуждения сводились к тому, что если ее очередная жертва потом, немного помучившись, оставалась жить, то значит, не было у этого «несчастного» никакой к ней настоящей любви, а только страсть к красивому и сытому миру. Воспитывала бы ее мама, может быть, она и обладала бы сейчас особенной женской теплотой, способной растопить и вылечить от невзгод суетной жизни, мужские сердца, а не растаптывать их, лишая надежды на действительно настоящую любовь, которая бы вдруг, пришла, а с ее приходом бы исчезла все остальное безумное и меркантильное, то, что губит человека в человеке.
- Что же тебе в нем не понравилось, - спрашивали Настю ее подруги, когда она в очередной раз вильнула своим прекрасным хвостом, как русалка чуть на смерть не прибив, очередного ухажёра.
- Слащавый он какой-то, - отвечала Настя. – Его чрезмерное обхаживание меня только отталкивает.
В другой же раз, причинами были: некрасив лицом, слишком надменен, глуп, честолюбив, плохо пахнет, хам, неопрятен, не ухоженные ногти и т.д. Может быть, Настя перечитала чрезмерное количество книг о любви и поэтому для нее все, что касалось этой темы, было, попросту святым и от этого возникала ее неприязнь ко всему более низкому и приземленному, а не только от того, что она была лишена материнской любви. Хотя, однажды она повстречала мужчину набожного, но от его разговоров о Боге и святости в жизни человека ей стало как то не по себе, тем более говоря о Боге, этот самый святоша то и дело погладывал, то на ее груди выделявшуюся из под вечернего платья, которое только чуточку обтягивало тело, чтобы выглядеть скромней, а то на ее изящные руки, пальчики которых были утонченные и длинные, как у пианистки, хотя она и не плохо играла сама. В глаза же почему то он не смотрел ей: она решила в итоге, что он попросту боится, что она прочтет его настоящие в данный момент пошлые мысли - где уж точно не было места Богу.
Темперамент же Насти бурлил в ней, как бурлит вулкан перед тем, как вырваться наружу и смести все вокруг, но ей хватало воли пока еще его сдерживать, чтобы не наделать глупостей и упасть в собственных глазах, ну и глазах ее отца, уважение к которому и любовь шли рука об руку. Все же ее похождения, безусловно, говорили о ней иначе, но ей было это неважно, потому что правду знал только ее отец, который, не без греха, что там говорить, проплачивал целую свору частных детективов, которые следили за его дочерью день и ночь, в тайне от нее конечно, и они тот час же докладывали ему обо всех ее передвижениях. Где только не вступала ее нога в прекрасном городе Екатеринбурге, если речь, конечно, вести о злачных и увеселительных заведениях, исключая, может быть только дома терпимости. А чем было ей еще заняться, как не веселиться вовсю ширь ее возможностей, подталкиваемых ее величеством молодостью. Эх, молодость – она так коротка и в тоже время так необъятна, когда не думаешь, что все это однажды закончится, а, кажется, что жизнь так и всегда будет праздником, который горит разноцветными огнями у тебя в душе.
Настя не жила реалиями, ей, не был знаком голод и холод, хотя она про это много читала и всегда старалась помочь обиженному судьбой человеку, и сердце у нее замирало, и на нее накатывалась слеза от тех несправедливостей, которые творятся в мире и она задавалась вопросом: «Почему же ей так повезло и она живет в сытости и достатке и еще ко всему прочему воротит нос, допустим от не стоящего на ее взгляд наряда, который стоил целое состояние, а большинство людей в мире довольствуются тем, что вообще есть, чтобы прикрыть свою наготу. А те же самые негры, которых она видела в Париже! Почему они ночуют в телефонной будке, когда она нежится на царской перине и еще порой недовольна, что ночью бывает, не сомкнет глаз, потому что слишком безудержным весельем был занят ее вечер и мысли, словно в непрекращающимся танце вновь и вновь кружились у нее в голове, мешая спать. Далеко она была от всего это страшного бездорожья, коим наполнена большая часть жизни на земле, а двигалась она по слащеной дороге, вздыхая, когда видела на обочине многих несчастных людей, но подав им на милость, продолжала свой путь далее, как ничем не бывало. Вправе ли мы судить ее? За ее такую вот жизнь, которая ей была дана по воле Бога и за труды отца. Не судите…. Кому то в этой жизни быть королем, а кому то нищим, а значит играть эту роль нужно с достоинством и честью, если в вас есть хоть малейшее напоминание той веры, которой хотел бы видеть в вас Творец. Главное ведь не это, спите ли вы на перине или на картоне, хотя разница конечно существенная и порой трагичная, когда с утра в той же самой телефонной будке находишь обледеневшее тело подростка, замерзшего на смерть от холода, а то, что есть в вашем сердце: совесть, любовь, сострадание. Можно быть нищим и любить, как не любит ни кто на свете и сострадать к ближнему своему, как не сострадает ни один на свете; можно отдать все самое дорогое последнее, что есть у него, что дает ему возможность жить! Можно быть и королем и также любить и сострадать и готовым отдать все свое королевство ради чего-то великого и уйти в вечность! А можно быть и нищим и тянуть одеяло только на себя и королем, способным думать только о своем величие и ни о чем более!
Глава 4
Владимир Абрамович последнее время пребывал в плохом настроении и все из-за своей доченьки, послушав в очередной раз своих детективов о похождениях Настеньки, почитав желтую прессу, хотя писали больше неправду, а по большому счету одни сплетни, а он сколько раз уже зарекался не читать, но снова не удержался и как дитя малое вновь расстроился. Годы брали свое, а их у него уже накопилось предостаточно и нужно было уходить уже на покой, но вот кого оставить ему взамен себя, вставал уже все острее и острее, а Настенька его, хоть и была наделена многими достоинствами, способными править, но она была все-таки женщиной и, причем чересчур доброй, несмотря на то, что там писали эти никчёмные журналисты про его дочь. Нужен был мужчина, способный быть достойным мужем его дочери и достойным зятем ему, чтобы Владимир Абрамович мог передать свое дело, не боясь за будущее. Еще хотелось бы конечно внучат, при упоминании которых у него даже щемило сердце, так уж он хотел иметь большую семью того единственного чего он был обделен в жизни.
- Вы снова ночь не спали, Владимир Абрамович, - укоризненно посмотрела в глаза своему руководителю Вера Андреевна, бессменный секретарь.
- Почему вы так решили, Верочка? – совсем тихо произнес Владимир Абрамович, только-только разместившись в своем огромном кожаном кресле черного цвета, как всегда придя на работу без опоздания, ровно в половину восьмого. Иногда он называл своего секретаря только по имени, но это было очень редко.
Вера Андреевна, только покачала головой, но ничего не ответила, и отвечать то ей не нужно было, и ему ответ был – тоже не нужен, потому что они чувствовали друг друга, как супруги любящие. Несмотря на многочисленные слухи, которые свидетельствовали о том, что они тайные любовники, между ними была только искренняя привязанность и уважение друг к другу за те 25 лет, что она служила у него верой и правдой и ни чего более, как бы там ни кто не пытался представить иначе их вот такие теплые отношения.
Вера Андреевна и ее бессменный директор, одного из крупнейшего холдинга в стране, были ровесниками и встретились, а точнее ему ее порекомендовал один из близких знакомых Владимир Абрамовича, как раз в то время, когда умерла его жена и родилась доченька. Вера же Андреевна потеряла свою дочь в результате страшной трагедии, случившейся за месяц до того момента, когда она попала на прием к Владимиру Абрамовичу.
Вот так смотришь на человека и вроде ни чем он не примечателен на первый взгляд, а как только начинаешь узнавать про его судьбу и понимаешь, что у каждого человека судьба – это как тельняшка – полоса белая и полоса черная и нет ни каких между ними полос иного цвета: ни розовых, ни зеленых, ни голубых, а только эти два цвета. Удивительно, что природа дала нам возможность видеть много цветов нашими глазами, но сердце наше видит только два цвета и это есть реальность нашего существования.
Вера Андреевна, была очень образована и в свое время, закончив, педагогический институт, работала учителем русского языка и литературы; вышла замуж и родила дочь. С мужем они не смогли долго прожить вместе, потому что пил и гулял ее спутник. Странное дело, но очень хорошим и воспитанным девочкам чаще всего, нравятся плохие мальчики, может потому что, родители, воспитывая свое дитя слишком уж сильно его оберегают, в каком-то смысле стерилизуют его жизнь, впуская в нее только проверенные и стандартные вещи, лишая свое дитя тем самым некого иммунитета. Видя же потом, что-то особенное, отличное от того что ребенок привык слышать и видеть он не сразу понимает, что это зло, а когда понимает, может быть уже поздно. Родители, хоть и говорят о чем то запретном, чего нельзя было ни как бы впускать в жизнь ребенка, но ведь нельзя недооценивать то, что «запретный плод – самый сладкий». Вырастая, ребенок лишен возможности четко провести черту между добром и злом и поэтому ему хочется в силу своей любознательности попробовать все, что было ранее запретно для него, а теперь в силу его взросления – стало доступным. Забываем мы или не понимаем, что жизнь это и есть добро и зло, сливаясь вместе получая коктейль, что мы и называем жизнью! Вот так и с Верой Андреевной случилось, что она полюбила и вышла замуж за того, кто уж ни как не соответствовал тем моралям, которым ее пичкали все детство, пытаясь ее уберечь от всего другого, что есть в жизни и ни куда от этого не деться, пока живы мы. Ее прельстило в ее избраннике его бесшабашность, даже некая пошлость и то понравилась ей, а уж когда он, выпив немного дешевого вина, начинал петь под гитару задушевные песни, она готова была отдать все свое сердце ему и однажды это и случилось. А дальше была проза, реалии нашего времени, в коих живет похмелье, измена, грубость, а все, потому что и его жизнь тоже была обделена, когда то всем тем, чего у нее было в переизбытке, а у него не было вовсе, кроме беспробудного пьянства и ссор его родителей. Однако дочь у них получилась на славу, но только вот с появлением дочери, из сердца Веры ее муж был за злодеяния свои, вычеркнут и выгнан из жизни, а дочь заняла все место. Через пять лет ее дочурку убили, когда грабили квартиру Веры. Время было дурное: наркомания, бандитизм, распущенность. Многих в то время унесла чума злодейка, вот только не понятно, почему детей, маленьких добрых и несмышленых тоже коснулись ее щупальцы. Работать она уже не могла учителем, потому что не было у нее более сил смотреть детям в глаза, в которых везде видела свою доченьку, и это сводило ее с ума.
Историю Веры Андреевны поведали Владимиру Абрамовичу, от чего он даже расчувствовался, ибо сам потерял дорого и любимого человека и знал не понаслышке, как это тяжело. А еще имя ее «Вера», не могло оставить его равнодушным. Прочитав ее резюме и взглянув в глаза Веры Андреевны, в большие зелены глаза, где он увидел стремление жить далее только работой, потому что личная жизнь была для нее закончена, Андрей Абрамович взял ее к себе секретарем, и вот еже 25 лет она была верной его помощницей.
- Владимир Абрамович, вы так сильно к сердцу не принимайте, все то, что там вам про Настеньку говорят! – попыталась внушить своему начальнику немного оптимизма и спокойствия, видя, как он совсем сник. Вера Андреевна тоже очень любила Настю, потому что привыкла к ней с самого детства, когда молодой еще папа, постоянно часто брал ее к себе на работу, как какой-то талисман и она, когда Владимиру Абрамовичу нельзя было отвлекаться, принимала на себя обязанности няни.
- Не переживайте! Все хорошо со мной! – улыбнулся Владимир Абрамович, пытаясь вскрыть от посторонних глаз свои чувства, но у него это не совсем удачно получилось, а лубка вышла какая-то растерянная.
- У Вас сегодня назначена встреча у губернатора на два часа: вы просили напомнить мне сразу же. Как на работе появитесь, чтобы успеть подготовить небольшой вступительный доклад, - начала выполнять свои обязанности Вера Андреевна, понимая и зная, что на работе нет места личной жизни, где в основном преобладают чувства, а на работе должен править разум.
- Спасибо, - сухо ответил Владимир Абрамович, - входя в роль руководителя высокого ранга, сняв маску усталости и жалости. Теперь он был сосредоточен и холоден: через несколько минут он уже будет разносить своих замов и руководителей подразделений, за множество проблем, которых всегда накапливается за предыдущий рабочий день изрядное количество и каждый следующий день их нужно в буквальном смысле разгребать, потому что иначе пойдет наслоение, пока пласт скопившихся невзгод и неурядиц не ляжет таким тяжелым бременим на предприятие, что неровен час, и придавить может.
После горячей оперативки Владимир Абрамович всегда планировал ряд встреч, которые могли продолжаться до поздней ночи. Спал он мало – часа 4 или пять и только чуточку больше мог позволить себе поспать в воскресение и то это не всегда получалось, потому что когда у вас в голове столько всего разного, что вам попросту не удается расслабиться, хотя если есть любимая жена, то она может, хоть и не надолго приласкать, погладив по буйной головушке любимого супруга, но у него ее не было и только его Настенька, изредка присаживалась ему на коленки, как когда то в детстве и нежно теребила его совсем седую густую шевелюру, но и то это было все реже и реже?
Вечером того же дня у него был запланирован один серьезный разговор с одним из своих замов, должность которого называлась, как заместитель генерального директора по связям, каким же связям не уточнялось, потому что по сути связей то ни каких и не было, а человек это был взят лично Владимиром Абрамовичем за то, что числился у него в друзьях уже много лет, хотя в сущности был обычным подхалимом, человеком не далеким и трусливым и может поэтому очень верным своему шефу, без которого он не представлял свое существование по причине никчемности своей и поэтому буквально смотрел ему в рот. Будь же изначально Владимир Абрамович иного более низкого полета, то не было бы с ним рядом сейчас Геннадия Борисовича Слащева, так звали его заместителя по связям.
- Ты распорядился известить всех наших друзей и партнеров, чтобы все непременно были на дне рождения Настеньки в январе, устало спросил Владимир Абрамович невысокого полновато мужчину около пятидесяти лет, кем и был Слащев Геннадий Абрамович. Он был младше Владимира Борисовича лет на семнадцать и познакомился в далекой молодости, когда Владимир Абрамович помог еще тогда восемнадцатилетнему студенту избежать неприятностей, когда он залез в чужую койку, так следовало бы изложить действия мужчины, покушающегося на честь чужих жен. Мужем той особы оказался серьезный человек, который мог принять меря, прямо сказать плачевные для Слащева, но на помощь пришла одна его родственница, которая была одноклассницей Владимира Абрамовича, поэтому обратилась к последнему за помощью. Помощь была оказана, ну а потом та же родственница попросила, если можно, пристроить своего чересчур любви обильного родственника, куда-нибудь на работу и вот так он оказался со временем в той роли, которую играл сейчас: курирование таких вот щекотливых вопросов Владимира Абрамовича, который смекнул, как можно использовать способности Геннадия по назначению. Владимир Абрамович был человеком вездесущим за счет того, что умел грамотно распределить каждому роль из его подчиненных в своей необъятной империи, как будто режиссер, ставящий спектакль.
- Не беспокойтесь Владимир Абрамович, - ответил Слащев и улыбнулся, вздув щеки, словно хомяк, став в это мгновение похожим на колобка из сказки, к тому же волос у него практически не было на голове, так только немного светленьких отростков с боков. Кто его знал близко, то все подшучивали над ним: мол, скоро и кожа на голове слезет, а не только волосы! Причиной шуток послужили легенды о его любовных похождениях, когда считается, что мужчина теряет свои волосы, когда слишком часто трется по чужим подушкам! И что только в нем находили женщины – не понятно и он сам, наверное, не понимал, а просто брал, то, что ему давалось легко и непринужденно. В общем и в частности, а из всего этого следовало, что его могла исправить только могила: ну ни мог он обойтись без женщин, считая, что не его вина, что большинство женщин, которые ему нравились, были замужние, хотя потом добавлял, что все те женщины, которые не замужем – в них значит что то не так, раз их замуж не берут или бросают, поэтому их он сторонится. Сам он был женат несколько раз и столько же раз разведен, расплодив по белому свету детей и ни одного, хотя надо отдать ему должное, что обо всех своих детях он усердно заботился, и они не в чем, не нуждались.
- Я надеюсь на этот день, потому что совсем я уж извелся за свою дочь! Отрубил бы головы всем этим сплетникам, - зло прорычал Владимир Абрамович, - отчего даже Слащев почувствовал дрожь, пробежавшую по его телу, понимая, что это на первый взгляд заурядное событие (в конце концов, всего лишь день рождение) может дорого ему обойтись, если что-то пройдет ни так. Только теперь видя, как нервничает шеф, Слащев понял, что шутки надо отбросить в сторону и проявить максимум усилий, что торжество прошло на славу. Он знал, почему так трепетно Владимир Абрамович подходит к этому празднику своей дочери, но сначала не придал должного значения. Одно дело организовать торжества, где в принципе только платишь, а все остальное делают профессионалы, а другое смочь сделать так, чтобы Настя ко всему прочему из бесконечного количества мужчин смогла бы выбрать себе мужа. Он, Геннадий Борисович считал надежду шефа в том, что в этот день рождения непременно его дочь должна выбрать того единственного с кем и сам Владимир Абрамович хотел бы связать свое будущее, бредом, но естественно не смел перечить, а теперь видя, как его руководитель серьезно настроен и сам начал пытаться верить в это, потому ч то иначе бы ни чего не получилось. – Знаешь мне сегодня пришла идея в голову, что мы именины Настеньки проведем не в виде современного вечера, как изначально я планировал, а как бал!
- Бал? – удивился и одновременно вздрогнул Геннадий Борисович, боясь, что на его плечи может лечь доселе ему не известное детище, где его познания были не столь значимы. Все понятно, что не он будет писать сценарий и воплощать его в жизнь, но ведь ответственным за то, кому платить и за что назначили его, а значит и с него и спросят.
- Да именно! На всеобщей молодежной пьянке, я не думаю, что кто-то ей приглянется, а вот на балу дело другое, потому что там сразу контингент не из ее представления в образе настоящего джентльмена отсеется.
- Но, она вроде же любит современные клубы…, осторожно попытался возразить заместитель.
- Нет! Не любит, а терпит, потому что иного нет. Ты туда же за этими журналистами – идиотами, - вспылил Владимир Абрамович.
Поняв, что проявил бестактность, Геннадий Борисович, съежился, пытаясь, стать таким маленьким и не заметным.
- Ты бы хоть понаблюдал за ней, что она читает, прежде чем выводы такие делать! Не важно, что видят твои глаза или слышат твои уши! Клубы для нее это так, чтобы от скуки не умереть, но ее душе другое надо, другое! И мне тоже! На балу, как в бане, все сразу станет понятно, кто чего стоит, потому что, когда заиграет музыка Штрауса, то вся эта шелуха современной пошлости сразу же спадет, а останутся настоящие, а не поддельные лица и вот тогда можно будет выбрать или точнее заметить ей того единственного человека, который ей нужен.
Геннадий Борисович поспешил закивать, соглашаясь, хотя до конца он и не понял, что сейчас сказал Владимир Абрамович.
- Мне видимо придется дополнить приглашения, указав, что будет дан бал в честь Насти, - как-то на удивление складно произнес последние слова Геннадий Борисович, в таком дореволюционном изложении, от чего Владимир Абрамович еле заметно улыбнулся.
- Дополни обязательно! Если ты понимаешь что-то в балах, то должен знать, что гостям придется прибыть во фраках, смокингах, если говорить о мужчинах и в бальных платьях, если мы – о женщинах, хотя об этом конечно указывать в пригласительных письмах не стоит, а то кого-то этим самым можем и обидеть, хотя не всех конечно, - улыбнулся вновь Владимир Абрамович, но на этот раз с иронией. – Знаешь что еще, для этого нам придется сменить место празднования! Наш Колизей уж точно не подойдет для такого мероприятия. Тут нужен зал, а не танцплощадка или как или как там сейчас называют: танцпол, - с легкой брезгливостью обронил Владимир Абрамович.
- Так дворец культуры же может, наверное, подойти, - вдруг, откуда-то снизошло озарение на Геннадия Борисовича.
- Правду глаголешь, - кивнул Владимир Абрамович. После чего образовалась небольшая пауза, которую прервал сам хозяин кабинета.
- Вот, что еще, - начал неторопливо говорить Владимир Абрамович, - созвонись … -нет лучше съезди в министерство культуры к ней самой, - многозначительно посмотрел Владимир Абрамович в глаза своего заместителя. – Попроси, чтобы она порекомендовала лучших музыкантов, коих сейчас много развелось, но мне нужны те, кто так исполнят вальс, чтобы даже у меня слезинка скатилась: понял?
- Сделаем, - отрапортовал мгновенно Геннадий Борисович.
- Она-то всех знает лучших в стране! Конечно, кто- то может быть на гастролях, но скажи, что за ценой я не постою. – Ты только сильно языком там не мели, а то знаю я тебя! Просто юбилей моей дочери, скажи, с размахом хочу спраздновать – не более. Пусть думает, что это очередной каприз богатого человека, - попытался пошутить Владимир Абрамович. – Там я знаю, что они деньги просили на очередной их «культурный проект», - ухмыльнулся он, скажи, что решение принято положительное.
- Понял! – не стал разглагольствовать заместитель, а отвечал коротко и внятно, как солдат перед офицером. Шел уже десятый час вечера, и было видно, что Геннадий Борисович немного ерзает, скорее всего, у него в планах была ночная встреча с очередной красавицей, - как отметил про себя Владимир Абрамович, который сам уже подустал сегодня и не прочь был отбыть домой.
- Ладно! Все на сегодня! - выдохнул Владимир Абрамович и дал понять, что Геннадий Борисович может отправляться по своим делам.
Владимир Абрамович и сам не стал мешкать сегодня, а практически сразу же после разговора со своим заместителем, быстро надел пальто и спустился по лифту в низ, где его ждала машина с бессменным на протяжении последних одиннадцати лет, водителем Игорем, как он его сам еще называл хитрым хохлом, потому что родом водитель был из Украины, и по лицу, по говору, по повадкам на другую нацию он уж точно не претендовал. А еще он был болтлив до безумия, но к этому его недостатку большинство, включая Владимира Абрамовича, привыкли и давно уже не обращали внимание.
Владимира Абрамовича чаще других сопровождал личный телохранитель: не высокого роста, коренастый, смуглый казах, как уже было сказано выше, заметно больше других его коллег, участвовавший в обеспечении безопасности шефа. Он был у Владимира Абрамовича на службе уже долгие годы и, наверное, Владимир Абрамович и не вспомнил бы сразу, когда Алмаз (так звали чистокровного казаха) впервые точно заступил на дежурство. Алмаз был родом из южного Казахстана, откуда точно Владимир Абрамович не знал, а попал он к нему совершенно случайно, хотя, если так рассуждать, так вся жизнь наша и есть чистая случайность или строгая закономерность. Как то давно еще, Владимир Абрамович, проезжая вечером по городу, заметил драку, в которой участвовало человек, наверное, десять, не меньше. Причем здоровых таких бритоголовых парней, но дрались они не между собой, а всей гурьбой пытались навалиться на одного неказистого смуглого парня, которого нельзя было разглядеть из далека, но было видно ясно, что эти здоровые парни то и дело падали, как подкошенные один за одним, от ударов того самого парня, который и был виновником фактического избиения бритоголовых молодцов, чем поразил всех, включая самого Владимира Абрамовича и следовавших с ним охранников. Один он, без охраны не ездил ни когда, потому что было не безопасно с его положением оставаться не защищенным. Владимир Абрамович попросил одного из телохранителей сходить и поинтересоваться, кто таков и не желает ли он пойти на службу к нему. Вот так Алмаз и появился в свите Владимира Абрамовича. Алмаз был дерзок и смел от природы, а еще он был до безумия верен, чем и подкупил Владимира Абрамовича и с тех пор он стал не заменимым телохранителем, только с которым он ощущал полную безопасность, когда он заступал на дежурство, сменяя других парней. Все ответственные командировки ни когда не обходились без участия Алмаза, даже, если ему и приходилось работать сверхурочно, но Владимир Абрамович платил ему щедро, подкидывая деньжат сверх официальной зарплаты. Алмаз терпеть не мог водителя хохла, хотя и тот платил той же монетой! Чем уж они так не угодили другу-другу, оставалось только догадываться. Может, болтливый язык Игоря раздражал Алмаза, а Игоря наоборот неприветливость Алмаза, который большей части молчал, а в свободное время перечитывал разного рода специфическую литературу, где основным содержанием всегда выступало воспитание духа воина. Алмаз был помешан на всякого рода философских учениях, которые пропагандировали аскетический образ жизни, чтобы быть по истине сильным духом. Еще он не любил заместителя по безопасности Владимира Абрамовича Сергея Викторовича Аскалова, считая его человеком хитрым и способного предать Владимира Абрамовича, случись что-то не так. Он однажды высказал свое мнение Владимиру Абрамовичу относительно Аскалова, но тот не предал особого значения этому, зная характер Алмаза, который по своему характеру был чересчур подозрительным ко всему.
Приехав в свою квартиру, которая, находилось не далеко с офисом компании, где в течение рабочей недели обычно останавливался Владимир Абрамович, любящий экономить свое драгоценное время, раздевшись и умывшись, он выпил кружку свежего молока, приготовленную ему как обычно на ночь, домохозяйкой, следящей за порядком в квартире, состоящей из 15 комнат, где были кабинет, огромный зал, столовая, несколько спален, библиотека, спортивный зал, сауна, комната для прислуги, все, что нужно для проведения полноценного отдыха руководителю такого высокого ранга. После, Владимир Абрамович отправился в свою спальню, и только его голова дотронулась до подушки, как сразу же он погрузился в сон.
Сны видел этой ночью Владимир Абрамович беспокойные: огромный зал, где играла музыка и кружились пары, а он внимательно всматривался, ища свою Настеньку, но ни как не мог найти ее и ее избранника и от этого он сильно расстраивался, потом вдруг, откуда-то появился Геннадий Борисович и начал ругаться на Владимира Абрамовича, что было немыслимо странно. Он был недоволен тем, что этот бал состоялся, вместо современной «тусовки», которую изначально хотели организовать. Потом вдруг промелькнула злое и хитрое лицо Аскалова, смотрящего с ненавистью на какого-то мужчину, лицо которого было, почему то расплывчатым и нельзя было узнать, кто этот человек. Тут же вдруг, возник перед глазами Владимира Абрамовича, весь окровавленный Алмаз, что-то пытающийся сказать, но его не было слышно из-за громкой музыки и наконец он увидел свою девочку, так мило улыбающуюся, которая внимательно смотрела в сторону того же мужчины, на которого и был обращен недобрый взгляд Аскалова и было понятно, что она по настоящему счастлива….
Глава 5
Январь выдался снежным и холодным, каким и должен быть этот месяц на Урале. Солнце, казалось, надолго спряталось за густыми облаками, только изредка и совсем ненадолго показываясь в расщелинах белой бесконечной облачной массы, нависшей над землей. Не было ни дня, чтобы не шел снег, то крупными снежинками плавно, колыхаясь на ветру, то белым мелким дождем опускался он на землю и вновь поднимался, срываемый, с облюбовавшего себе места, гонимый порывами северного ветра. В такое зимнее время милое дело сидеть в теплом уютном домике, где бы потрескивали дровишки в печке, а по дому растекалось тепло. Вот засвистел бы чайник, когда пар от кипения ринулся бы прочь через узкий носик посудины, и после бы можно было с наслаждением попивать бархатного чаю, прикусывая шоколадными конфетами.
На берегу озера Балтым, на улице «Сереневая», стоял ни в чем не примечательный двухэтажный домик, выделяющийся среди остальных разношерстных домов, своим желтым цветом. Большинство домов расположенных поблизости были красного цвета, уж очень полюбившимся россиянам, словно как сочувствие прошлым «красным» временам, от которых страна вроде, как избавилась навечно, оставив только вот воспоминания обо всем красном, что, по всей видимости, и воплотилось теперь вот в виде красных коттеджей: маленьких и огромных, как дворцы, где преобладал именно красный цвет, а не какой-нибудь иной. А этот домик под номером 27, как бы наперекор общепринятым негласным правилам был выкрашен в желтый цвет, словно он заявил, что раз времена в том виде в каком мы привыкли их видеть последние семьдесят лет, ушли безвозвратно, то и цвет красный должен уйти вместе с ними, временами, которые действительно были красными. Уйти, конечно, не в прямом смысле и не буквально, а встать в один ряд вместе с другими цветами, чтобы дополнять, а не преобладать и доминировать, нарушая тем самым гармонию.
В этом домике, на который мы и обратили свое внимание, жил вот уже лет пять, с тех пор как этот дом и появился на месте другого старенького деревянного домика, огороженного, кстати, забором красного цвета, Иван Васильевич Неустроев.
- Ну, что Рыжик прохиндей! Кто утащил со стола колбасу мою? А? – грозно взревел голос молодого человека, смотревшего в сторону кота, у которого все кошачье тело было покрыто только шерстью ярко рыжего цвета, и лишь только грудка была белой. Кот даже с испуга съёжился весь, согнув свои лапки, и прижался к полу, но убегать не стал, зная, что все равно возвращаться обратно придется, и так жалобно уставился на своего хозяина, что молодой человек смягчился и улыбнулся, правда, скорчив беспомощную гримасу, понимая, что уже поздно сердиться: колбасу то не вернуть! – Молчишь! Эх! – с грустью в голосе выдохнул мужчина.
Иван Неустроев, именно его кот и утащил, ту саму колбасу, был высокого роста, крепко сложен, с голубыми глазами и светлыми слегка вьющимися волосами. Ему было тридцать три года. Родителей он давно уже схоронил и жил один, потому что так все еще и не успел жениться или точнее будет сказано, не сумел найти ту единственную суженную, которую видел в своих грезах. Попытки, конечно, он предпринимал, в очередной раз, встретив, на первый взгляд вроде, как свою половинку, но потом по разным причинам, в основном, исходящих от женщин, которые узнав про него немногим больше, расставался, а точнее от него бежали.
Чем уж так мог не угодить этот на первый взгляд довольно милый молодой человек, причем «с головой на плечах»? Было тому несколько причин: беспокойный характер, который не давал ему покоя сидеть на месте, а толкал его всегда во все тяжкое, так сказать. Вы не подумайте, что он занимался вещами не достойными, отнюдь нет, но он всю свою жизнь искал себя и так и не мог найти, где, только не задействовав свои руки: строителем он был, на военной службе лямку тянул, музыкантом в ресторанах подрабатывал, рекламой занимался, имея навыки художника, вышибалой в ночных клубах тоже побывал и все это не только ради денег, хотя от них от родимых ни куда не денешься, а больше, потому что все искал приключения, способные бы его вознести перед собственными глазами, как человека; хотел насытиться романтикой, но так все еще и не нашел и не насытился. Но, самой главной причиной, которая его отталкивала от женщин – это была его вера. Все дело в том, что много лет тому назад он принял ислам и с тех пор он стал совсем изгоем в этих краях, где вера была православная. Что уж его подтолкнуло на такой шаг, он и сам толком не знал, хотя, когда его спрашивали, он пытался объяснить, но у него не получалось что либо внятного пояснить, а потом и вовсе перестал делать попытки защитить свой выбор, поняв, что вера сама к тебе приходит, не спрашивая, поэтому не надо этому искать объяснений да и бесполезно все. Либо вера есть – либо ее нет! У него она была и точка. Вот только женщины, встречающиеся на его пути, не могли мериться с тем, когда он начинал пытаться их привести к некому мусульманскому стандарту, предусмотренного для слабой половины, получая решительный отпор и на этом вся любовь заканчивалась, словно ее и не было. А любви он хотел, как в сказке и поэтому ждал и ждал и в мечтах своих он уже давно придумал образ той единственной девушки: в которую влюбится: черноглазая брюнетка с длинными черными, как ночь волосами, с тонкой талией, чтобы обнять словно лилию; умна и загадочна; скромна, но решительна. Вера же пусть будет та, которая есть у нее, придя, как обычно без спроса и не будет он более насаждать свою веру, потому что не в силах он этого сделать – не его это прерогатива.
В настоящее время Иван занимался торговлей, слыл, то есть предпринимателем. Не сказать, что об этом он мечтал всю свою жизнь, но хотя бы сам себе был хозяином, хотя больших успехов и не добился, но на кусок хлеба с маслом зарабатывал, и домик построить сумел и даже яблоньку посадил в своем саду за домом, которая приносила шикарные плоды. Сына вот только так и не родил, хотя все ждал, что вот, вот семью создаст и тогда уж значит он, как мужчина точно уж состоится бы, но с этим делом у него ни как пока не получалось. Боясь, что руки у него совсем опустятся, он со всей головой ушел в работу, а в свободное время читал или играл на рояле, стоявшем у него прямо посреди зала в доме. Не был он первоклассным музыкантом, но играл неплохо, в особенности ему нравилась классика: Бах, Бетховен, Моцарт, Шопен, Чайковский, Штраус и многие другие. Эти давно уже канувшие в историю люди поражали его тем, что сумели создать такую великую музыку, словно однажды подслушали эту мелодию в раю у Бога, которая сегодня попросту немыслима далека для того чтобы кто-то смог бы создать нечто хотя бы напоминающее величие той былой музыки. Временами его настолько одолевала тоска, что он в бессилие вскакивал с кресла и начинал метаться по комнате из угла в угол, раскидывая вещи, попадавшие ему под руки, потом же в бессилии падал обратно в кресло и так мог часами просидеть, закрыв лицо ладонями, напряженно думая над чем-то. Не были его мысли выстроены в такой четкий порядок, чтобы можно было понять то, что так беспокоит Ивана, а все крутилось хаотично, словно дождь и ветер и снег и солнце одновременно показали свое лицо и случился полный каламбур, потому что каждый начал тянуть на себя свои стихийные права. Все это творилось с ним, как он сам считал, потому что нет у него женщины, способной покорить его сердце, а тогда бы взошло солнце, и стих бы ветер и зацвели бы цветы, и запели бы птицы в его душе - воцарился бы мир, а одиночеству пришел бы конец. Не может видимо, человек жить в одиночестве: нужна ему спутница или спутник, ведь не зря Бог Адаму сотворил Еву – ой не зря! Ему ведь Хозяину виднее! Все это отшельничество и аскетизм – это все, то чего не хотел бы Бог видеть, как думается, создавая всех тварей по паре. Любовь это и есть антипод одиночеству, как добро антипод злу, а огонь воде. Не было у Ивана настоящих друзей, приятели – да, и то только, когда речь шла о торговой деятельности, когда много приятелей, но корень этой приятельской дружбы выгода! Существуют такие вот приятельские отношения ровно столько, сколько сопутствует им успех, в каких-то совместных предприятиях, и как только наступает конец этому самому успеху и от приятельского общения не остается и следа. Ну, а если вести речь об истинной дружбе, то Ивана она как-то обошла стороной или он ее не заметил и отвернулся, хотя был он человеком отзывчивым и порой чересчур даже открытым, что даже многие считали это за слабость и злоупотребляли этим, когда например, начнут с ним откровенничать, а Иван душу возьмет свою и распахнет, а душа у него была широкая, что чаще всего это служило с ним злую шутку, когда он безвозвратно кидал добро в воду, а ему в ответ только камни в огород. А может Бог проверял его тем самым и готовил к чему-то особенному, Богу только и известно, ну, а Иван страдал сильнее прежнего от такой несправедливости и терпел, сколько мог. Вот вся и семья Ивана и состояла из кота по кличке Рыжик, с которым мы уже познакомились, в характере которого было красть все-то из еды, что плохо лежало и еще пса Шарика, который совсем ранее не был похож на Шарика, потому что был худым и облезлым дворовым псом неизвестной породы, больше похожим на немецкую овчарку, но вот нос только как-то уж сильно отличался: не был таким длинным и острым, а короче и тупее. И кот и собака прибились к Ивану сами. Кот пришел к двери прошлой лютой зимой и так жалобно мяукал, что Ивану ничего не оставалось, как впустить бедолагу погреться и накормить, а кот оказался не дурак, ласковым прикинулся и послушным и так и остался; это потом уж он проявил свой истинный плутоватый характер, когда упер первую свою колбасу, но выгонять его уже было поздно, и грех это уже, когда ты принял кого-то в семью, хоть и животное, а потом гонишь. Шарик же к тому времени жил уже год как у Ивана, и тоже встретился он ему на улице, когда то и дело попадался ему, когда он проезжал вдоль своей поселковой улицы на машине. Бежит этот самый облезлый пес за машиной, а не лает! Обычно же собаки облаивают машины, словно крича: чужой, чужой, а тот молча бежит, высунув только свой алый длинный язык. Однажды, Иван остановился и угостил его костью, которую специально взял как-то с собой для него. Потом же, погладив на редкость ласковую собаку, смекнул, что пес то ничейный, раз не лает, потому что не для кого видимо кричать - чужой, а ему бы как раз не помешал бы сторожевой пес на своем дворе, мало ли что, и вот так Шарик оказался в меньших братьях Ивана, через месяц, как впервые облаял его белую Ниву.
- Послушай Иван, я тебе уже битый час до тебя пытаюсь достучаться, а ты ни как меня не можешь услышать, - недовольно ворчал Илья, ровесник Ивана, худощавый среднего роста мужчина, с маленькой родинкой на левой щеке, и немного с глуповатым взглядом, когда они вдвоем в доме Ивана, зимним январским вечером мирно от нечего делать наслаждались чаепитием. Иван любил чай и когда у него были редкие гости, то сразу же ставил чай и доставал сладости, которые у него всегда имелись.
- Услышал я тебя, услышал, – отмахивался Иван, как от назойливой мухи.
- Ну, раз услышал, то идем тогда на бал. Ты пойми, две вещи. Первая – это то, что ты в люди хоть выйдешь….
…- Я каждый день в люди выхожу, - перебил Илью Иван.
- Это не то! Я не имею в виду твою бесконечную работу! Здесь иное! – от бессилия Илью даже немного стало потряхивать. – Там много будет интересных людей…, - начало было снова объяснять Илья.
- У меня все интересные люди, вон на полках пылятся: Толстой, Достоевский Чехов, Булгаков…
- Да брось ты! Чего ты, как ребенок!
- Я не ребенок Илья и я не дурачусь тут с тобой! Ты пойми меня и не суди! Чего мне найти нужно будет на этом балу? Общение меня утомит, даже, если оно и состоится с какой-нибудь гламурной молодежью. Танцевать вальс я не умею! Хотел однажды научиться с прошлой своей любимой, но она предпочла с другим ухажером пройти обучение, - вздохнул Иван.
- Ты не дослушал меня! – укоризненно покачал головой Илья. – Бал дает Царегородцев в честь дочери своей Насти….
- Я понял, ты же говорил! – вновь перебил Иван.
- Да дай ты мне сказать, - повысил голос Илья. – Весь этот спектакль разыгрывается не так просто! Бал это ни кому и не нужен толком, ну, может кроме некоторых, типа, как сама Настя, которая говорят, может все: и в вальсе покружиться и поиграть на фортепиано, и поговорить на французском.
- Аристократка, - улыбнулся Иван, как то совсем безучастно.
- Аристократка – не аристократка, а девочка, я хочу тебе сказать не от мира сего. Пишут, правда, про нее черти что, но это не правда, я думаю. Сестра моя двоюродная знает ее очень хорошо, так вот та рассказывала ей, что на самом деле, несмотря, на все про Настю истории, краше другой, она совсем не такая. Она очень несчастная, потому что выросла без матери и не может встретить себе достойного человека, в которого влюбится. Ей это ни так просто сделать, с ее-то образованием и красотой. От нее то, конечно парни без ума, но она чего-то особенного ждет.
- Мне-то, зачем ты это рассказываешь? Мы с тобой уж точно не особенные! – также без интереса спросил Иван, переключив программу на телевизоре, ища какой-нибудь интересный фильм.
- Я то, может и не интересный, а ты другое дело! – вполне серьезно произнес Илья, на что Иван только улыбнулся.
- Даже если бы я и был, каким то особенным, как ты говоришь, но моя вера все всегда перечеркивает, и ты не забывай, что она, как я понял, богата, в отличие от меня.
- Ты совсем про нее ни чего не знаешь, что ли, - удивился Илья.
- А зачем мне нужно, что то знать про очередную избалованную дочку богатого папы?! – фыркнул Иван, которому уже порядком надоел этот разговор не о чем. – Сколько вон их, как ты говоришь: кружатся по телевизору, что я даже устал листать каналы – одни танцы и песни. Где же хоть фильм какой-нибудь интересный или передача поучительная, а то один сплошной юмор на почве секса?!
- Брось ты свой фильм! – уже раздраженно произнес Илья. – Я тебе хочу помочь, чтобы ты, наконец-то женился!
- На дочери Олигарха! – то и дело улыбался в ответ Иван, не обращая внимания на своего товарища, злящегося на равнодушие Ивана.
- А почему и нет! – женишься и разбогатеешь. – Владимир Абрамович, бал в честь нее устраивает, в надежде, что вдруг кто-нибудь ей и приглянется. Все этих богатеньких дядек она уже видела и ни кто ей так и не угодил! Вот теперь и до нас дошла очередь!
- Я, во-первых не считаю себя бедным, начнем с этого…
- Но и не богат ты, братец! – настало время перебивать теперь Илье.
- Во-вторых, я не представляю себя зятем этого самого Владимира Абрамовича, который ищет породистого зятя себе для своей породистой дочери, - съязвил Иван, не обратив своего внимания на Илью.
- В третьих, меня его дочь даже не заметит в этом скопище кавалеров, которое наверняка будет немалое.
- В четвертых, ели хочешь совсем откровенно, то она не мой тип женщин! Меня привлекает в женщине не только красота, но и простота человеческая, а это девушка живет не здесь, а там где-то в небесах, - махнул рукой Иван по направлению к потолку, поэтому ей по определению настоящее человеческое чуждо!
- Ты хотя бы на нее взглянул бы, дурень! В интернете много ее фото выложено! В глаза ее посмотри, где видно, что она на самом деле не такая капризная стерва-красавица, как про нее пишут.
- Вот и смотри, раз тебе невтерпёж!
- Я видел и скажу тебе по секрету, что я был бы на небесах с такой женщиной от счастья, что она просто рядом со мной.
- Ты вон и про своих прошлых девочек, то же самое говорил, а все еще не взлетел, почему то к небесам то? – ехидно улыбнулся Иван.
- Я что, человек простой, приземленный. Мали что там говорю, но крыльев у меня нет, которые способны будут унести меня с нашей грешной земли.
- У меня их тоже нет, а вот куча всякого рода обязательств по работе – имеется и мне точно уж не до этих романтических утех, чтобы питать надежду заиметь права на принцессу, когда от меня простые, то смертные девушки шарахаются.
- Ты со своим мусульманством пыл бы поумерил и еще по спокойней был бы чуточку, то ни кто бы от тебя не шарахался, посоветовал Илья.
- Какой уж есть, поздно мне в тридцать три года меняться!
Подобный разговор продолжался еще, какое то время, пока, наконец, Илья не уговорил Ивана сходить-таки на торжества, пообещав, что один невозможный пункт программы он выполнит точно: представит своего приятеля Насте, с помощью своей сестры, которая смогла бы это организовать, включая и сами пригласительные билеты. Все же, приглашенные, должны будут предстать, перед виновницей торжества; он Илья и Иван постараются попасть хотя бы в серединку очереди, коим суждено будет предстать перед Настей со своими поздравлениями, потому что хвост очереди может и быть обрублен.
Илья умел настаивать на своем, обладая тем редким свойством, когда ты можешь быть человеком не далеким и не хватающим звезд с неба, но добрым и немного наивным, на что люди поддаются, больше из-за жалости, чтобы уж не обидеть человека, интуитивно веря, что тем самым они сделают что-то хорошее, раз помогут хорошему человеку или дадут ему надежду и тогда им непременно воздастся. Илья, как и Иван не был женат, но сильно не переживал по этому поводу, потому что женским вниманием не был обделен. Иван сколько раз его журил за то, что он не женится, а ведет такой безрассудный образ жизни, но Илья отмахивался, кивая в сторону того же Ивана, на что тот отвечал, что он был бы счастлив жениться, если бы его не бросали на половине пути. С Ильей все как раз было наоборот – это он не хотел надевать на себя хомут, предпочитая жить холостяком. Ивану же он действительно искренне желал счастья, считая его другом, хотя сам Иван и не испытывал тех же дружеских чувств, потому что свыкся скорее всего с одиночеством, но Илья ему нравился, потому что с ним было легко и просто. А может быть, попросту Илья в очередной раз хотел поймать удачу за хвост, придумав очередную бредовую идею, вот таким образом выбраться, что называется: из грязи в князи, с помощью женитьбы своего товарища. Илья, было видно аж горел желанием попробовать шанс поймать жар птицу: авось удастся – чем черт не шутит! Знал бы он, чем все это в итоге обернется в будущем, то, наверное, отступился бы от этой навязчивой идеи! Но нельзя не чего поделать с судьбой, а Илья был одним из звеньев той череды событий, которые приключились впоследствии.
Глава 6
Раз, два, три……..Раз, два, три……Раз, два, три, словно порывы ветра срывали одним за одним кавалеров и дам с места и кружили их по залу, так легко и непринужденно, как будто это листики деревьев, в ритме танца, подчинившись велению музыки, пустились в водоворот танцевальных движений, ведомые невидимой рукой ее величества Музыки. Раз, два, три…… Раз, два, три….. Раз, два, три, отстукивал счет ваш слух; Раз, два, три…..Раз, два, три………Раз, два, три только и угадывали ваши глаза простые и легкие движения, на первый взгляд, в танцующих, подчиненных строгому счету; Раз, два, три…..Раз, два, три,….Раз, два, три, стучало ваше сердце синхронно в такт музыки.
Бал состоялся в холодном и снежном январе в конце недели в пятницу, на другой день после именин Насти.
- Вот и четверть века пролетела, - с неподдельной грустью в голосе выдохнул Владимир Абрамович, нежно и с любовью глядя на свою дочь, единственного в целом мире человека, которого он любил, за то, что она просто есть.
За день до бального представления, отец с дочерью вдвоем находились у себя в загородном доме, отмечая день рождения Настеньки, решив больше ни кого не звать, к тому же, основные торжества должны были состояться завтра, в пятницу, а сейчас отцу и дочери нужны были тишина и покой, чтобы их уединение могли нарушить, разве, что звук, потрескивающих дров в камине.
- Папочка! - улыбнулась Настенька, проведя, своей рукой по седым волосам отца. – Не грусти!
Отец ни чего не ответил, а только смотрел и смотрел на свою дочь. «Как же все-таки быстро действительно прошло время, как будто я видел сон, наполненный разными событиями и яркими и обыденными, а не жил вовсе», - думал в этот момент Владимир Абрамович.
- Ты была удивлена Настенька? – вопросительно посмотрел на дочь Владимир Абрамович.
- Тому, что ты решил устроить бал, а не молодежную современную тусовку?- мило улыбнулась Настя. – Удивилась? Это ни то слово! Я поразилась до глубины души твоей проницательности. Этими современными развлечениями пропитана вся моя юность и молодость. А танцевать, мне всегда нравилось, и ты же сам был за то, чтобы я серьезно к этому отнеслась, когда я посещала школу танцев.
- Я просто решил, раз ты больше ничего про танцы не говоришь, а чаще всего посещаешь разные современные клубы, где уж точно балы ни кто не устраивает, то не буду придумывать, то чего тебе могло бы и не понравиться, тем более на твой юбилей.
-А в итоге же все-таки принял решение в разрез, как тебе казалось, моим последним интересам!
- Принял, - на мгновение задумался Владимир Абрамович, отводя взгляд в сторону, стараясь не показывать истинного намерения его такого решения. – Мне, почему то показалось, что к твоему лицу двадцатипятилетней красавицы – именно бал!
Настя искренне улыбнулась и так внимательно посмотрела в глаза отца, словно читала его мысли.
- Папочка! Ты так жаждешь быстрее от меня избавиться, передав в руки другому мужчине? – произнесла эти слова Настя не зло и не серьезно, а так, чтобы немного ввести в заблуждение и подзадорить своего самого любимого человека на свете.
- Что ты, моя девочка! – даже немного смутился Владимир Абрамович, поняв, что его раскусили абсолютно точно. – Я и не думал…, -было начал объяснять отец свое решение.
-… Ничего страшного папочка! – перебила его Настенька. – Ты, наверняка посчитал, что бал для выбора мне мужа, куда удачнее место, чем дискотека, под музыку, способную разбить барабанные перепонки.
- Ну…, - затянул Владимир Абрамович.
- … Ты прав! - вновь улыбнулась Настенька. – Если уж мне суждено встретить будущего мужа, то уж точно, пусть это будет не в клубе и не на дискотеке, а на балу!
- Я и…
- Хотя, я сомневаюсь, что кто-то способен будет меня поразить, но…, - Настенька не давала возможности отцу высказаться, как бы говоря за него, словно читая его мысли и поправляя их, внося свое мнение. – …В конце концов, я интересно проведу время и надеюсь, мне удастся потанцевать, при условии, конечно, если найдется тот, кто составит мне компанию, не отдавив ноги.
- Об этом я позаботился! – сумел вставить, наконец, слово отец Настеньки. – Будут профессионалы, которые поддержат общую картину бала, и я не думаю, что танцевать ринутся те, кто не умеет или не уверен в себе.
- Знаешь папа, я что-то последнее время чувствую, не знаю, как тебе даже объяснить, - вдруг не с того не сего начала говорить Настенька, оставив в стороне обсуждение бала. Вроде, как что-то случится, должно со мной особенное, то чего ни когда не случалось. Сон я видела недавно очень странный: иду я как будто бы по дороге лесной, а вокруг мрак и ни звука, тишина смертельная, что даже страх меня охватил, а потом как-то раз…, и солнце выглянуло и птицы запели и лес сумрачный куда-то исчез, а на его месте появился сад яблочный, но яблоки такие огромные и золотистые, что раньше я и не видывала. Так вот я иду дальше уже без страха и радость какая-то появилась, будто я в сказку случайно забрела. Иду я и вдруг замечаю одно дерево, на котором полным полно яблок, но на одной веточке место пустое, словно там должно быть яблоко, но его нет, словно кто-то его сорвал ранее. Я остановилась и свернула с дороги, подойдя к дереву ближе, а оно как будто заметило это, и веточками ко мне поклонилась, а листья на дереве зашелестели, словно подул ветер, но ветра не было, зато я отчетливо услышала следующие слова, исходящие именно от дерева, от самого ли дерева или листьев или яблок, потому что слова были одни и те же, но прозвучали они несколькими голосами одновременно, словно пропел хор: «Мы ждем вас, мы ждем вас!»
- Странный сон, действительно, - только и произнес Владимир Абрамович.
- Как думаешь, что он мог бы значить? – посмотрела Настенька внимательно на отца, приготовившись выслушать его мнение.
- Боюсь, что не могу тебе ни чем помочь, - разочарованно произнес Владимир Абрамович. –Я обычно сны не вижу, а если и вижу, то не придаю особого значения им, чтобы не засорять голову, в которой и так слишком много чего, - отмахнулся отец, но очень осторожно, чтобы не обидеть свою девочку и смахнуть тревогу, которая рождается именно такими вот непонятными снами, которые на что-то намекают и открывают завесу, где скрыто ваше будущее, которого не избежать вам, поэтому не стоит именно сейчас переживать по этому поводу, потому что, скорее всего ни чего не изменить, а вот связь с настоящим можете потерять и пропустить многого чего интересного и настоящего, от того, что попросту закроете глаза. Ведь важно не оно будущее, а ваше прошлое, в котором вы можете видеть все ваши ошибки и достижения и счастье и горе и от этого именно отталкиваться, чтобы понять каким будет ваше будущее и то, что происходит с вами сейчас: хотя где оно «сейчас» и как его поймать за хвост? Все это для того, чтобы иметь намерение что-то исправить и изменить, чтобы сделать так, как вы когда то рисовали себе в мечтах, пока еще не поздно, хотя есть ли в этом смысл?
- Не обнадежил! Хотя, ладно, может быть и сон пустой; видела, может быть, какой-нибудь фильм перед этим или что-то из книги прочла, и мне все это приснилось, поэтому не стоит оно того! Поживем, так сказать увидим!
- Правильно! – поддержал Отец. – Чему быть того не миновать! Хотя, если честно доченька, хотелось бы всего плохого миновать, - грустно дополнил Владимир Абрамович.
- Так не бывает, папа! Ты же мне всегда сам говорил, что жизнь – это полоса белая и полоса черная!
- Согласен, - кивнул отец. – Вот только мне печально от того, что я прав!
С этими слова Владимир Абрамович подлил в свой опустевший бокал красного испанского вина, и, пригубив его, о чем-то задумался.
- Ты маму вспоминаешь? – тихо спросила Настенька.
Владимир Абрамович не ответил, но кивнул, боясь видимо, что его голос вздрогнет от нахлынувших воспоминаний.
- Ты счастливый папа человек, потому что ты видел мою мамочку. Я бы многое отдала на свете, если не все, чтобы хоть на мгновение с ней встретиться! Даже зная, что через другое мгновение я с ней расстанусь.
Владимир Абрамович чувствовал, как к горлу подходит комок, поэтому старался не смотреть дочери в глаза, боясь еще и расплакаться, чего ни кто, ни когда не видел от него, хотя с ним случалось и такое, но в дали, от посторонних глаз. Годы брали свое, и вот уже пришла старость, а покоя в душе у него не было! А есть ли этот самый покой у человека, пока он жив? Если и есть, но у Владимира Абрамовича его не было вовсе ни когда: ни когда он был молод, ни потом когда повзрослел, ни сейчас, когда жизнь его клонилась к закату. Наконец-то он справился с собой, отпив еще глоток вина, и снова взглянул в глаза своей дочурки, по-отечески улыбаясь.
- Не будем больше о грустном, Настенька! Мама твоя счастлива там, на небесах, видя нас сейчас вместе. Она хочет, чтобы мы жили и радовались, проживая не только свои жизни, но и ее заодно. Нам поэтому надо стараться, оправдать ее надежды на наше счастливое будущее, ради которого она нас и покинула.
- Я папочка и стараюсь, хотя если честно не очень у меня получается и даже я не пойму почему! Ведь все у меня есть и в тоже время – нет ничего! У тебя так бывало?
- Не задумывался, хотя, наверное, да!
- Ты только ни чего не подумай такого, что я избалованная девочка! У меня главное есть ты, а так я бы даже не знаю, что со мной бы произошло.
- Вот когда ты найдешь спутника жизни, то все будет у тебя хорошо и душа будет на месте с этих пор.
- Папа! – улыбнулась Настенька, засмущавшись, словно маленькая девочка..
… Раз, два, три…, Раз, два, три…Раз, два, три… Звучала мелодия вальса Штрауса, звуки, которой было слышно даже на улице.
На площади, возле дворца культуры, на который и пал выбор организаторов бала, за напоминание им его внутреннего убранства и величия залов, на дореволюционную эпоху, скопилось множество дорогих автомобилей, привезших на столь значимое торжество, организованного в честь единственной дочери, одного из самых знаковых фигур того времени, уйму гостей: известных и не очень, а были и совсем неизвестные личности, в особенности мужчины, совершенно разных возрастов, коих в отличие от женщин было заметно больше. То и дело повсюду шныряли папарацци, готовые запечатлеть ту или иную знаменитость, приехавшую почтить своим вниманием Владимира Абрамовича и его дочь.
- Как всегда с тобой, куда не соберемся вместе, то обязательно опоздаем, - недовольно буркнул Иван своему приятелю Илье, вылезая из своей белоcнежной машины BMW пятой модели, приобретенной им, буквально на кануне. Иван любил белый цвет и его Нива и вот это новое приобретение были именно белого цвета. В руках же он держал букет белых роз, предназначенных для девушки, которую он не видел ни разу в жизни, но его любопытство, навеянное неугомонным Ильей росло все сильнее и сильнее с каждым днем, что в какой-то мере стало виновницей его нового приобретения, этой самой машины, потому что он постеснялся прибыть на бал на машине, которая предназначена, прежде всего, для бездорожья, где она незаменима. Вся разница в том, что каждой вещи свое место и не потому, что она хуже другой, а просто ей место там, где ей место: Ниве в лесу, а BMW в городе возле дворца, где возможно вас ждет принцесса.
- Не ругайся Иван! Ты ехать то не желал вовсе, поэтому не стоит тебе переживать, - улыбался Илья, прибывавший, как всегда в хорошем расположении духа.
- Теперь-то я здесь, а значит, меня уже касается, опоздал я или нет, а опаздывать я не люблю! Ты же знаешь!
- Мы не опаздываем, а задерживаемся! – хмыкнул Илья.
- Хорошо! – улыбнулся Иван, как то робко, видимо волнуясь перед встречей с Настей, сначала воспринимая все с ним теперь происходящее, как некую шутку друга, в которой он решил подыграть, но чем ближе приближался тот час, когда ему действительно придется прибыть на бал и оказаться, скорее всего, перед сказочной красавицей, то у него в душе возникло странное чувство, а вернее целая гамма чувств, смешавшихся между собой и породив нечто новое, доселе ему неизвестное состояние души, где было место и волнению и любопытству и страху и надежде.
- Мы же сегодня гости самого Царегородцева Владимира Абрамовича, а значит мы, не можем опаздывать, а только задерживаться, хотя бы сегодня, а так…, - на мгновение глаза Ильи погрустнели, но вновь засияли, как у человека оптимистичного, хоть и слегка сумасбродного, - … Ты прав, что мы опаздываем обычно, как принято считать для людей маленьких, и вот поэтому мы сегодня здесь! – многозначительно, улыбнулся Илья. – А вдруг сегодня тот день, когда все изменится в твоей, а значит и в моей жизни?
Иван не слушал Илью из-за волнения, которое все сильнее давило на него и он чувствовал, что лучше ему сейчас не о чем не думать, а попросту следовать судьбе, благодаря которой он сейчас поднимается по красной дорожке, устланной на широком мраморном лестничном марше.
- Раза, два, три … Раз, два, три…..Раз, два, три…., напевал тихо Иван, когда они с Ильей не торопясь, осторожно, словно ступая по минному полю, двигались к массивным белым дверям с позолоченными ручками, которые им сию секунду были готовы распухнуть два молодых швейцарца, одетых в традициях девятнадцатого века.
- Чего ты там бормочешь? – поинтересовался Илья.
- Да так ничего! Себя пытаюсь подбодрить, - ответил Иван, который был бледен.
- Ты боишься что ли?
- Нет! Просто чувствую себя не в своей тарелке, как то!
- Ты опять за свое? – недовольно посмотрел Илья на Ивана.
Иван не успел ответить, ибо в этот момент двери распахнулись, и яркий белый свет на мгновение ослепил ребят, от чего они даже зажмурились, потеряв на миг самообладание от неожиданности. Какой же точной оказалась крылатая фраза: «выйти в свет!». Ребята и вышли, да так, что их глаза, не ожидав, такого яркого солнечного приема, излучающего от огромной хрустальной люстры, висящей в центре зала, где уже кружились черно-белые пары, чуть не ослепли.
В зале было много кавалеров в черных смокингах и дам, одетых в шикарные белые длинные платья, спускающихся до самого пола. Кто-то кружился под музыку короля вальса, а кто-то наблюдал, с завистью или безразличием, за теми, кто проделывал забавные танцевальные движения, переговариваясь между собой и над чем-то посмеиваясь. Хозяина бала и его прекрасной дочери не было видно, но судя по тому, что в дальней части зала скопление людей было большим и можно было предположить, что именно там сейчас восседает на своем королевском месте Владимир Абрамович, а рядом стоит его прекрасное создание, мило улыбаясь и приветствуя гостей.
- Марина, мы на месте, - плотно прислонив трубку к уху, чтобы лучше было слышно, произнес Илья, своей сестре, той самой, которая помогла им попасть сюда и вдобавок ко всему пообещала, что они лично поздравят именинницу, что на самом деле не так-то было просто сделать. Суметь попасть сюда, хоть и, получившее огласку мероприятие, но все же закрытое от посторонних, было еще половина беды! Самое сложно – это было лично поздравить Анастасию, потому что желающих, в особенности мужчин, было в переизбытке, на что и был сделан расчет. – Сейчас подойдет моя сестра, - пояснил Илья, теперь уже Ивану.
Марина, сестра Ильи была молодой девушкой невысокого роста, с вздернутым маленьким носиком и с умными проницательными глазами лет двадцати трех, на правах подруги Насти она и оказалась здесь. Она была одета в белое платье, чуть ниже колен, явно предназначенное не для бала; сейчас она помогала имениннице принимать гостей, что было делом хлопотным, и она сама вызвалась помочь Насте, которой хотелось положиться не только на прислугу, но и на друзей, как хозяйке бала, а Марина была той, которой можно было доверить столь важное мероприятие, как торжественный прием, те более нужно было очень деликатно просеять приглашенных, чтобы ни кого не обидеть и в то же время не дать, быть слишком навязчивым тем, кто точно бы не смог бы претендовать на роль будущего мужа Насти. Марина была в курсе основной цели этого бала, по секрету, которым с ней поделилась сама Настя, которая ценила Марину за то, что та умела хранить тайны. Марина же разболтала весь секрет, но, здесь надо сделать оговорку: рассказала она только Илье, которого любила и хотела сделать своему брату сюрприз, пригласив его на бал, а заодно и разоткровенничалась с ним, а тот сообразил и задумал взять с собой Ивана. Марина сначала была против, но потом согласилась, зная Ивана, как скромного, хоть и чудного парня, не способного испортить вечер своим присутствием, потому что он был мил и очень эрудирован, хотя над Ильей она и посмеялась, когда тот рассказал о своей затее познакомить его с Настей в надежде, что они влюбятся в друг друга.
- Привет мальчики! – произнесла Марина, когда буквально протиснулась к ребятам, стоявшим поодаль от места, где кружились дамы с кавалерами, и где бурлила внеземная страсть, потому что танец – это и есть нечто потрясающее, яркое и в тоже время элегантное движение чувств, облеченных в прекрасный силуэт! – Привет Иван, - отдельно кивнула Марина Ивану.
Иван улыбнулся и в ответ кивнул Марине.
- Ты потрясающе выглядишь! - неподдельно удивилась Марина. – Тебе идет такой наряд!
- Кое-как раздобыли, по великому блату, - улыбнулся брат Марины, ответив за Ивана.
- Букет очень милый, ей понравится! Без лишнего шика, а запах потрясающий, - ощутила аромат роз Марина, прикоснувшись к ним своим симпатичным курносым носиком. – Что ты там сказал про блат? – переспросила Марина, не внимательно слушая словоблудие любимого брата, а больше вскользь наблюдая за Иваном, который открылся ей неожиданно с другой стороны, хотя она его и знала давно, но кроме того, что он немного странноватый и добрый, она больше ничего не замечала, а теперь видя его в этом черном смокинге, понимала, что перед ней стоит красивый мужчина с голубыми глазами, способный поразить сердце любой красавицы. «Поразит ли он сегодня сердце Насти, может быть да, а может быть и нет, но в любом случае, она заметит его и не только, потому, что Иван подарит цветы, а потому что он действительно особенный какой-то, совсем не похожий на других, чем и может привлечь внимание Насти, которая давно ждет своего единственного непохожего ни на какого другого человека, мужчину!» - промелькнула мысль в голове у Марины.
- Нас когда к имениннице подпустят, - спросил Илья.
- Не терпится? - улыбнулась Марина. Я дума…., - Марина не договорила, потому что в этот момент громко грянул «Венский вальс» и по толпе пробежал людской волной шепот: «смотрите какая красавица…; …. это Настя что ли; …не может быть; …словно королева; смотрите, как танцует, словно парит…», - слышались отовсюду голоса, словно шелест листьев на ветру.
Иван и Илья попытались протиснуться ближе к первому ряду, чтобы увидеть, как сейчас вальсирует Настя, но у них не получилось продвинуться даже на несколько сантиметров вперед, потому что путь им преграждала людская масса, которая будто мошкара облепила все возможное свободное пространство, абсолютно преградив возможность увидеть сколько-нибудь, хотя бы краешком глаза, танцующих под чудную музыку вальса. Оркестр, собранный из лучших музыкантов в стране, а возможно и мира, ибо русская школа считалась одной из лучших, был сегодня особенно в ударе, потому что сегодня здесь были лучшие из лучших: отец уж Насти постарался, чтобы украсить этот вечер в первую очередь прекрасной музыкой, чтобы исключить фальшь, потому что не терпит лжи музыка, обличая своим божественным звучанием всю правду, срывая, подобно стихии, замысловатые маски людей, оголяет тем самым, настоящую человеческую сущность.
Иван стоял не в силах пошевелиться, затаив дыхание от удивительной музыки и еще от вдруг пронзившего его внезапно чувства, что с ним, что то обязательно должно скоро произойти и виною всему эта девушка, на которую он так и не удосужился даже взглянуть, пусть даже и по интернету, хотя последние несколько недель только и слышал о ней от Ильи. И она сейчас рядом и через каких-то несколько минут Настя предстанет пред ним во всей своей красе, а он предстанет перед ней. В нем сейчас не было уже страха, который исчез, а лишь только влечение, подобно силе притяжения, толкала его на встречу с этой черноглазой красавицей, как ею восторгался Илья и как сейчас он слышал от стоящих рядом мужчин, уста, которых были полны неподдельных хвалебных возгласов.
- Уф! – обмахнула себя белым, в цвет платья, веером, Настя, когда вернулась в свою приват зону, сияя блаженством, что побывала в объятиях вальса.
- Доченька, - улыбнулся отец, встав со своего массивного кресла, сделанного, по всей видимости, из дуба, чье мягкое седалище и спинка были отделаны тканью бардового цвета, края которых были вышиты золотистыми узорами. Владимир Абрамович направился навстречу дочери, нежно обняв ее и поцеловав в лобик, после чего они оба вернулись на свои места. Кресло Насти стояло по левую руку Царегородцева, точно такого же фасона, но немногим меньше, как и положено принцессе.
- Давно я так не танцевала, что даже немного побаивалась, но потом все прошло и тело мое вспомнило все! – тихо поделилась Настя с отцом своими впечатлениями.
- Ты не устала! – спросил Владимир Абрамович.
- Нет! Что ты! Немного только утомили гости с поздравлениями! – виновато ответила Настя.
- Потерпи немного доченька! – Здесь все ради тебя, поэтому нужно выглядеть достойно, как подобает девушке твоего уровня!
- Конечно папочка! Не беспокойся! Я тебя не подведу! Сейчас только приду в себя и снова я вся для наших дорогих гостей! Только вот Марину не вижу? – растерянно посмотрела по сторонам Настя, ища глазами свою подругу, на которую было возложена чуть ли не самая главная задача в это вечер: блюсти покой именинницы, выборочно допуская к ней тех, кому нельзя отказать, и тех, кто мог бы хотя бы гипотетически понравится Насте, ну а с остальными поступить, безусловно, вежливо, но, не дав пройти невидимую границу, за которой была Настя.
Что бы там не говорили, но хозяйке бала нужно было бы встречать всех гостей, пришедших сюда, но число приглашений было разостлано такое количество, что организаторам пришлось пойти на то, чтобы пожалеть Анастасию и ограничится только частью гостей, с кем бы Анастасии нужно было бы в обязательном порядке повидаться. На вечере были же не только холостые мужчины, но и пары, причем разных возрастов, хотя за глаза многие уже прозвали этот вечер, как вечер просмотра будущего мужа самой завидной невесты в округе, и поэтому все-таки сегодня здесь преобладали одинокие мужчины, а женщины больше нужны были для своеобразной массовки, так бы сказали люди из числа деятелей кино, если бы им дали слово.
- Нам пора! – скомандовала Марина ребятам, когда музыка стихла. – Вдохните и глубоко выдохните! Вперед!
С этими словами, Марина направилась, как раз в ту сторону, где ее с трепетом ждала Настя, немного волнуясь без своей незаменимой помощницы в этот вечер, которая была словно ее спасительницей, от бесконечной мужской реки, движущийся к ней, чтобы не захлебнуться от мужского обаяния, пытающегося взять непреступную крепость по имени Анастасия Владимировна Царегородцева.
- Вот ты где! – облегченно вздохнула Настя, когда увидела свою подругу, подошедшую к ней незаметно, словно крадясь, сзади, в тот момент, когда Марина дотронулась до ее плеча.
- Прости, - извинилась Марина, - Я ненадолго отлучилась.
- Я так понимаю там еще много желающих меня поздравить? – немного боязливо спросила Настя тихо, прошептав вопрос на ушко Марине, чтобы отец не услышал.
- Да, но ты не переживай поэтому поводу, потому что всем не пройти через меня! – уверенно заметила Марина, но также тихо.
- Умница моя! – поблагодарила Настя свою подругу, которую очень уважала, за то, что та была очень организована и всегда собрана, готовая прийти на помощь; любила она ее и за простоту, самое важное человеческое качество, так любимого всеми.
Настя была благодарна отцу за этот удивительный вечер и за его решение дать бал в честь своей доченьки, но вот только она не верила, что сегодня кого-то встретит, того единственного мужчину способного ворваться в ее сердце, закрытое в прочном сундуке за семью замками. Она не давала ни какого обета, что не выйдет замуж, не себе и не людям. Она всей душой хотела найти свою половинку, но человека она ждала особенного, о чем уже тысячу раз повторяла снова и снова. Каким же она рисовала себе будущего мужа в своих девичьих мечтах: ее избранник должен был быть непременное высокого роста, с расправленными плечами, как у ее отца, который в свои 65 лет был строен и подтянут и самое главное не позволял себе сутулиться, словно боясь показаться тем, кто кланяется и пресмыкается перед людьми. Он должен был иметь голубые глаза, потому что в таких глазах можно сразу же заметить ложь, поэтому, как правило, либо такие люди искусно претворяются, или стараются жить только по правде, поэтому не в первом не во втором случае они бы не разочаровали свою женщину. Не всегда ложь – есть зло, как не всегда правда – это только добро, а все намного сложнее, как может показаться на первый взгляд. Волосы бы Настя хотела видеть светлые, густые и волнистые, потому что сама она была темна, как ночь и хотела бы немного контраста, как допустим маленькие звездочки на небе и луна, набравшаяся полной силы, способны кромешную мглу превратить в сказочную ночь. Но это была внешняя сторона образа, а самое главное все-таки для Насти был его внутренний мир! Конечно храбрость и ум все то, что она с детства привыкла видеть и слышать из книг и кинофильмов, когда описывались герои, должны были в обязательном порядке иметь место, но скорее больше, как стандартный набор принадлежностей, который вы берете с собой в дорогу: зубная паста и щетка, уж простите за такое сравнение, но именно так она говорила об этом. Все дело в том, что и ум, и храбрость – это понятия относительные и не постоянные к тому же. Мало ли мы с вами знаем случаев, когда храбрость куда-то исчезала, а на смену ей, приходила трусость, ну, а про ум и не стоит даже и объяснять. Для Насти мужчина должен был быть другим, чем все эти стерилизованные образы, настоящим, живым и в то же время со своей изюминкой, коей больше не должно быть ни у кого на свете ну или очень, очень редко встречающейся. Какой же должна была быть это самая изюминка она и не представляла, но точно знала, что должна быть настолько поражена, что ее словно бы магнитом притянула к человеку, что и не оторвать было бы более, словно он и она и есть единое целое, как два полушария: северное и южное, соединившись, когда-то вместе они превратились в землю, так и Настя бы со своим суженным не смогли бы жить более друг без друга, потому что, слившись в единый организм, переродились бы во что-то новое.
Прошло минут пятнадцать до того момента, когда Ивану выпала честь предстать перед виновницей торжества. Марина, как и обещал Илья, смогла-таки буквально протиснуть его друга ближе в очереди, чтобы успеть ему лично, поздравить Настю с ее двадцати пятилетием и подарить букет белых роз.
- Теперь ваша очередь! – официально обратилась к Ивану Марина, чтобы у остальных стоящих в ожидании, когда их пригласят на встречу с хозяйкой бала, не возникло ощущения сговора и соответственно неуважения.
Иван, немного нерешительно подался вперед, потом на мгновение замер, решив поправить вроде как своей рукой прическу, но больше, наверное, смахнуть, выступившие капельки пота на лбу; взглянул перед собой, но перед глазами все у него расплылось, видимо из-за вновь вернувшегося к нему волнения, но он сделал над собой усилие, расправил плечи, которые немного прижал все тот же вернувшийся к нему страх и двинулся в путь.
Глава 7
«Что же произошло? Я пьян? Нет! Где я? Что со мной? – мысли кружились, словно пыль, поднявшаяся с пола от сквозняка, от чего глаза заслезились, и стало трудно дышать и давил кашель, который, и вот, вот готов был вырваться наружу. – Это был сон! Ведь, правда! Нет! Нет! Нет! – я тысячу раз скажу: нет, и убью себя, если это окажется да!».
В доме Ивана не было света; телевизор был выключен, хотя обычно он бормотал себе, как будто под нос, то чего хозяин дома и не слушал его вовсе, а так прислушивался, заставляя себя верить, что он не один, а иначе можно было бы сойти с ума. Сейчас же он сошел с ума, по крайней мере, его состояние физическое и духовное, свидетельствовали об этом. Он сидел на своем белом диване, а в ногах все еще ощущалась дрожь. «Удивительно, как же мне удалось добраться до дома? Ах да Илья вроде как меня довел до машины и потом привез сюда!» - вспомнил Иван. Он поднял свои руки, повернув ладонями к себе, на которые падал свет от неестественно огромной луны и попытался внимательно всмотреться в кривые линии, вдоль и поперек, изрезавшие их. Что он хотел увидеть? Или может быть пытался понять, мысль того художника, который нанес эти линии на первый взгляд так неуклюже, но заложив глубокий смысл, который понятен был только ему самому.
«Ее глаза! Это не глаза – это черные дыры! Я лечу к ним, не в силах остановиться и скоро они меня поглотят, и я исчезну или превращусь в нечто иное, что меня, как такового живого существа не будет более на свете. Я так ждал любви и она пришла! Боюсь ли я? Я не чувствую страха, но и храбрости тоже нет! И вообще все это такая ерунда оказывается: героизм, трусость, честность, ложь и т.д. и тому подобные черты нашей жалкой и никчемной жизни! Нет более одиночества! Вот что главное! Нет его! Нет! Нет! Нет! Я отныне не один! Нас двое! Вернее мы снова вместе! Мы снова единое целое! И я готов исчезнуть, кануть в вечности, раствориться в черной мгле, переродиться. Неважно, что будет завтра, ибо завтра уже предрешено и в нем нам с Настей есть место, которое нас ждет, и мы скоро займем его».
Вдруг Иван, почувствовав силы, поднялся с дивана и подошел к роялю. Через мгновение, ночную тишину нарушила божественная музыка, пера, давно ушедшего человека, которому довелось услышать то, что для всех остальных было не досягаемо, а он смог уловить эти недоступные ни для кого, кроме него нотки и передать их людям. Мелодия звучала сначала тихо, а потом начала возрастать, и вновь затихла, и снова звук взлетел ввысь: грусть, одиночество меланхолия, мгла - надежда, борьба, свет - грусть, одиночество, меланхолия, мгла - надежда, борьба, свет…..; сторона черная – сторона белая – сторона черная – сторона белая….!Смерть и жизнь…..
…Жизнь – это когда есть чувства; жизнь это когда есть свет и есть тьма, смерть – это, когда нет чувств и нет, значит света, но и тьмы нет тоже, которой нас так всегда пугают! Любовь же – это нечто совсем другое, чем смерть или жизнь; любовь - это иное измерение: там нет ничего, что могло бы напомнить нам о жизни или смерти, потому что она выше всего этого…! Там где есть любовь - нет времени, там нет начала и там нет конца! Любовь - это неизменное постоянство движения вечного двигателя; любовь - это гармония; любовь – это состояние души, которая как гладь водной стихии абсолютно совершенна!
Музыка стихла! Вскоре белая нить появилась на горизонте небосвода. Часы показывали десять минут девятого утра. Иван снова присел на диван, почувствовав, что силы его покидают, он прилег и заснул. Его лицо сияло блаженством. Точка невозврата была пройдена; жизнь Ивана разделилась на до и после, где пограничной чертой выступила встреча с Анастасией Владимировной Царегородцевой.
«Этот молодой человек словно прочитал мои мысли и обернулся тем, кого я так долго ждала! - Анастасия в эти мгновения была похожа на беспокойное море, которое своими волнами билось об берег: она, то медленно и нерешительно поднималась с дивана, словно сползающая волна и снова падала в изнеможении, впять. – Я растворилась в его голубых глазах, словно черная точка, безнадежно пропала в этих бескрайних просторах! Иван! Ваня! Ванечка! Волшебное имя, отдающее чудаковатостью, из моих любимых сказок, которые мне всегда на ночь читала моя бесконечно любимая тетя Маня, – шептали губы Насти. - Откуда же ты взялся? Где ты все это время жил? В сказке? Да! Да! Тысячу раз да! Он выпрыгнул на мгновение со страничек небылиц, чтобы забрать меня к себе! Я снова начинаю верить в чудеса, ибо – это и есть чудо, то, что сейчас чувствует мое сердце, и шепчут мои губы: я люблю! Теперь я вижу, что такое любовь! Я словно взлетела в небеса и все, что еще недавно имело для меня значение, теперь же исчезло, где-то там внизу. Я поняла, что реальность – это и есть то состояние души, которое ощущается мною сейчас, а та прошлая жизнь – это был полный обман, где правдой из прошлого были только мои родители. Мамочка моя! Я чувствую, что ты сейчас рядом со мной, где-то очень рядом, может быть прямо по мою правую руку, словно ты попросила на секундочку моего Ангела пустить тебя, чтобы ты могла провести своею рукой по моим волосам, радуясь за меня».
Бал закончился внезапно! По крайней мере, все, что помнила Настя – это то, что ее куда-то повели, как будто ей стало очень плохо, и она не могла держаться на своих ногах, хотя так, скорее всего и было, потому что в ногах ее чувствовалась слабость и сейчас. Куда же исчез тот таинственный незнакомец по Имени Иван, она и не поняла, хотя все еще его образ стоял перед глазами, и она даже чувствовала все еще его запах, как пахнет только весна, когда начинается новая жизнь: распускаются цветы, изливаются свирелями птицы.
Настенька оглянулась по сторонам и поняла, а вернее осознала, что она в своей комнате в квартире. Она снова поднялась и осторожно пересекла комнату и приоткрыла дверь. В коридоре было темно, но она заметила, что из под двери, ведущую в кабинет отца, которая находилась в конце коридора, еле заметно пробивается лучик света. Владимир Абрамович тоже не спал. До Насти донесся голос Аскалова Сергея Викторовича, которого она ненавидела и очень боялась, но мерилась с его присутствием, потому что отец ей как-то объяснил, что в его жизни, которая полна опасности, такой человек, как его заместитель по безопасности просто необходим, хоть и очень опасен, как любое оружие, но если с ним умеючи обращаться, то оно приносит пользу, потому что защищает. Она не могла различить слов, потому что говорил он не громко, хоть и не совсем тихо, не боясь видимо, что его услышат, либо, пренебрегая от того, что он излагал, не имело сколько-нибудь важной информации, хотя обычно он говорил тихо, как конспиратор, боясь, что его услышат. А может быть он наоборот хотел бы, чтобы его услышали и сделали вывод, получив от него предупреждение, как знать. В любом случае, даже если и мог кто-то его услышать – это была Настя только, потому, что с кабинетом отца рядом находилась только спальня Насти, а обслуживающий персонал в столь поздний час находился в другой зоне, достаточно отдаленной. Настя же была не в том состоянии, чтобы мочь сейчас что-то слышать и различать, потому что в ее душе звучала музыка, как будто в этот момент кто-то играл на ее любимом инструменте, заполняя прекрасной и в то же время таинственной мелодией все пространство внешнего и внутреннего миров Насти, границу которых она не в состоянии была отличить. Настя вновь закрыла дверь в свою комнату и медленно практически на цыпочках направилась теперь уже к своей кровати, устланной белоснежной периной и пуховым одеялом. Она заметила, что уже была в пижаме, хотя не помнила, когда же она сменила одежду или кто-то переодел ее: все это было не важно! Настя юркнула под одеяло, отдав последние силы, и в ту же секунду закрыла глаза, перейдя в страну снов, как бы боясь, лишнюю секунду задержаться в этом, потерявшем для нее смысл, мире.
- Сергей Викторович, простите, немного задумался, - извинился Владимир Абрамович, выйдя из-за стола, чтобы немного размять колени, пройдясь по просторному кабинету.
Аскалов Сергей Викторович, коренастый немолодой мужчина невысокого роста, с широким лбом и маленькими глазками, прослуживший долгое время в милицейских силовых структурах, как и полагается бывшему профессионалу решал все вопросы силой в комбинации с хитростью, чаще всего не чураясь ни какими методами для достижения поставленной цели.
- Владимир Абрамович, я хотел сказать, чтобы вы не беспокоились по поводу этого Ивана Неустроева. Вы только дайте команду, и про него ни кто больше ничего не услышит, - произнес совсем тихо Сергей Викторович, хотя перед этим говорил громче, когда рассказывал про Ивана, описывая его, как неудачника и никчемного человечка, ухмыляясь над его фамилией, которая по его словам, очень подходила к этому Ивану.
- Пока ни чего не предпринимай! – устало, но строго посмотрел на Аскалова Владимир Абрамович. – Собери больше про него информации.
- Так я же все уже собрал. Тут работы то было на час, - удивился Сергей Викторович тому, что его руководитель так заостряет внимание на каком-то там Иване чуть ли не на мгновение появившегося в их жизни и также исчезнувшим.
- Он все-таки 33 года прожил, а ты говоришь час, - пренебрежительно усмехнулся Владимир Абрамович, посмотрев в глаза своему прозорливому заместителю. – Собери еще! Не торопись! Это ведь дочь моя, не забывай, - грустно пояснил отец Насти, еще и еще прокручивая воспоминания уходящей ночи.
Когда Иван предстал перед Настей, чтобы поздравить ее с днем рождения: их обоих словно парализовало, и они так и застыли глядя друг на друга, что не ускользнула от Владимира Абрамовича и от других, присутствующих в этот момент гостей. Потом же погас свет в прямом смысле этого слова, перед этим сильно ярко блеснув, хоть и всего на одну минуту. Официальной причиной отключения света, как позже было выяснено, послужило короткое замыкание от чего и вырубило автомат. Интересно, что через несколько секунд, после того, когда погас свет, грянул в прямом смысле гром: на самом же деле один из официантов в темноте поскользнулся или запнулся и со всего маху упал, выронив поднос с бокалами, от чего в огромном зале прозвучал дребезжащий звон, усилившись за счет своеобразной формы зала, который специально строился с учетом повышенной акустики. Огни люстры вновь засияли белым ослепительным светом, а Настенька и Иван так стояли, не отрывая своих глаз, как будто их заколдовали, пока на помощь не пришла Марина, буквально силой выведя Ивана, прочь, передав его Илье со словами: быстрей уходите! Ее слова прозвучали тихо, но очень испугано, что Илье стало как то не по себе, и он сразу же пустился наутек, таща за собой Ивана, который был не жив и не мертв, а где-то посередине.
«Вроде ни чего не предвещало плохого, - вспоминал Владимир Абрамович. – Хотя и плохого-то ни чего и не произошло, - пытался снова и снова успокоить он себя. – Вот только чувствую, что Настя влюбилась и не в того, кого хотел ее отец. Мне нужен был такой же, как я целеустремленный и деятельный человек, хотя может быть этот Иван и такой, но вот только он без рода и племени, как говорится, а я о другом мечтал зяте. Я хотел принца своей дочери, хотя, чего греха таить, думал последнее время, что пусть уж кто-нибудь будет, потому что устал и надо уже передавать вожжи правления начинать, потому что время бежит, а сейчас вздрогнул не на шутку! Торопиться все-таки нельзя! - вроде, как корил себя Владимир Абрамович и тут же оправдывался и снова корил и снова оправдывал себя».
- Что ты там про фамилию говорил? – спросил Владимир Абрамович.
- Неустроев, - усмехнулся Аскалов.
- Да уж, - только и пробормотал Владимир Абрамович, но как то равнодушно. – Ладно, поживем, увидим…
- Да, кстати, чуть не забыл, - не дал договорить Владимиру Абрамовичу, не отличающийся хорошими манерами, Аскалов. – Он мусульманин!
- Мусульманин? И что?
- Он мусульманин, я хрестьянин, ты атеист! Мало ли кто во что верит или не верит вовсе! Лишь бы человек был хороший. Хотя, если не верит, то и не человек это, наверное.
- Я верующий! – поспешил заверить Сергей Викторович.
- Да я это так, описал тебе свою точку зрения! – успокоил Аскалова, Владимир Абрамович, хотя вряд ли Аскалов верил в Бога, судя по его поступкам, безжалостным и жестоким.
- Я просто хочу сказать вам, что он же вроде русский, а подался в мусульманство! Это говорит о том, что он не в себе, - Сергей Викторович сделал нелицеприятный жест, обращенный в сторону Ивана.
- Так Иисус тоже не был русским, а мы его веру приняли, значит и мы что ли с вами ненормальные? – улыбнулся Владимир Абрамович. – Давайте закругляться на сегодня! Пока ни чего не предпринимать без меня,- еще раз повторил Владимир Абрамович. - Я с Настей сам поговорю. Может быть, это было всего лишь мимолетное наваждение, а завтра все пройдет и следа не останется! – решил напоследок Владимир Абрамович. - Хотя, если по правде, иметь зятя мусульманина – это уж точно лучше, чем видеть свою дочь неприкаянной, - пробормотал Царегородцев совсем тихо последние слова.
С этими словами Владимир Абрамович направился к двери кабинета, тем самым завлекая на выход своего подчиненного.
- Всего доброго, - попрощался Аскалов, не услышав последнюю оброненную фразу, и вместе со своим шефом вышел из кабинета.
Вот кто по настоящему вздрогнул в эту ночь, так то был Илья, который чувствовал себя самым беззащитным человеком на свете с того самого момента, когда Марина привела к нему за руку Ивана, который был в тот момент такой чумной, что у него бесполезно было что-либо выведать, а испуганные глаза Марины подсказывали, что лучше всего было бы убраться отсюда восвояси. Когда они шли к машине и когда он вел ее, потому что Иван точно уж был не в состоянии сесть за руль, он все повторял: вот я дурень, вот я дурень…
… - Марина что случилось то? Объясни мне наконец-то, - дрожащим голосом спросил Илья, дозвонившись до своей сестры через пару часов.
- Иван где? – задала встречный вопрос Марина.
- Да дома у себя!
- Что он говорит?
- Он говорит? Он мычит что-то несуразное и улыбается все время, как будто с ума сошел! – раздраженно отмахнулся Илья.
- Ты с ним?
- Нет!
- Слушай меня тогда внимательно, - чуть ли не в приказном порядке произнесла Марина.
- Ты чего хотел, того и добился! Настя в нашего Ивана влюбилась! Не знаю что произошло, но они оба нашли друг друга.
- Так это хорошо или плохо? – осторожно поинтересовался брат Марины.
- Для тебя очень плохо!
- Как? – Илья так и присел. В его сознании сразу же пронеслось вереницей множество черных событий: вот он стоит перед грозным Аскаловым, который смотрит на него, словно сверлит глазами и задает ему вопрос: это ты посмел привести этого Ивана сюда?; то его хватает охрана Владимира Абрамовича и тащит на расправу за то, что он посмел возобновить о себе не весть что; и многие другие черные фантазии, одна за другой, атакуя бедного Илью, врезались в его неспокойную голову.
- Не переживай так, - голос Марины немного смягчился. – Жить будешь!
- Не пугай меня, - облегченно выдохнул Илья, секунду назад приготовившись проститься со своей жизнью.
- Пугай, не пугай, а дел ты натворил!
- А чего такого плохого, если люди полюбили друг друга?
- Если бы Иван был хотя бы отдаленным напоминанием человека их круга, то не было бы ни каких проблем связать им узы браком, хотя…, - Марина на секунду задумалась… - Если бы он был их круга, то Настя и не влюбилась бы так с первого взгляда, наверное, поправила она себя саму.
- Ты уверена, что она влюбилась?
- Да она с ума сошла, как и Иван! Я раньше думала, такое только в сказках случается, а оно вон как наяву приключилось. Ты знаешь, что замри как на время и ему скажи, чтобы не высовывался, а то начнет сейчас петь под ее окнами серенады, - посоветовала настоятельно Марина Илье.
- Если в себя придет, то скажу, конечно, но вот только послушается ли он меня.
- Ты смотри, я мельком слышала, когда вернулась к Насте, что ее отец говорил Аскалову, чтобы про Ивана расспросили, и я думаю, что им все про него уже известно, пояснила сестра Ильи. - Лицо у Аскалова было просто звериным в тот момент. К Насте в женихи целая очередь стоит толстосумов, желающих потом на троне отца ее сменить, а тут Иван на белом коне…, - пробормотала практически себе под нос Марина, чтобы совсем уж ее брату не стало дурно от страха.
- А про меня? – вновь голос Ильи задрожал.
- Причем ты, то тут?
- Сама же мне говоришь, чтобы я не высовывался!
- Правильно! Мало ли что начнут все проверять и не хватало еще того, что узнают и обо мне.
- Настя твоя подруга!
- И что? Отвечать то мне придется не ей, а тому же Аскалову. Поэтому я бы не хотела, чтобы тебе вопросы задавали, а ты так случайно обо мне обмолвился. Спросят же: кто вам билеты дал? Что ответишь?
- Ну…
- Не чего тебе будет ответить, кроме как правду сказать и тут выяснится, что я злоупотребила оказанным мне доверием. Понятно тебе? – перебила Марина Илью.
- Понятно! – ответил Илья беспрекословно. - Уеду к друзьям на пару дней тогда, может все и уляжется, предположил Илья, но как то неуверенно сначала. – Нет лучше я к брату в Черную съезжу под Нижний Тагил, - теперь уже точно решил для себя Илья.
- Что за Черная?
- Поселок такой не далеко от Нижнего Тагила, - пояснил Илья.
- Вот и хорошо, - послышался одобрительный голос Марины.
Глава 8
На следующий день, проснувшись и приведя себя в порядок, Настя навестила своего отца, который встал раньше ее и уже находился в своем кабинете, над чем-то размышляя. Увидев, вошедшую Настеньку, он улыбнулся, как всегда с глубокой нежностью и любовью, видя в своей дочери не только ее саму, но и ее маму.
- Папочка, сегодня же выходной, а ты все работаешь, - произнесла Настя, расплывшись в белоснежной улыбке.
- Да, я так по привычке, не могу и минуты без кабинета обойтись.
Мысли Владимира Абрамовича всегда работали лучше, когда он находился у себя в кабинете, сидя в своем кресле, за своим дубовым столом; рядом должна была в обязательном порядке стоять полная чашка бархатного черного горячего чая, из которой он медленно отпивал, оперившись левой рукой об стол и тем самым поддерживая голову, словно непомерно тяжелый предмет.
Настенька подошла к отцу, поцеловала его в лоб и уселась напротив его стола, разместившись на массивном стуле под цвет стола и огромного книжного шкафа, стоявшего сзади рабочего места Владимира Абрамовича.
- Папуля, привычки надо менять, хотя бы в выходные дни. Тебе надо больше отдыхать. Ты же вроде как по утрам в бассейн последнее время стал ездить?
- Начал, но сегодня я слегка утомился после вчерашнего праздника, поэтому решил по стариковски в тишине посидеть и подумать о вечном, - как всегда попытался перевести разговор Владимир Абрамович в полушутливую форму, когда говорил со своей доченькой, которую любил и оберегал и не как не мог смириться с тем, что она уже давно повзрослела.
- Тебя что-то беспокоит? – посмотрела Настя в глаза своего отца, не изображая серьезного вида.
- Нет, что ты! – попытался успокоить Владимир Абрамович свою дочь, но голос его выдал. Его беспокоили события прошлой ночи, над которым он продолжал размышлять, по сей час и даже, когда пытался уснуть, но так и не смог и вновь вернулся в кабинет. – Хотя, в понедельник у меня серьезное совещание, поэтому немного хотел, может быть, подготовиться к нему, - попытался реабилитироваться отец Насти, видя, что первоначальный ответ прозвучал нелепо.
Настя ненадолго притихла, но было видно, что она хотела бы о чем-то поговорить с отцом, но не знала с чего начать и поэтому, как и Владимир Абрамович, пыталась скрыть истинные намерения своего появления в кабинете отца, в который она заходила последнее время только по делу. Давно прошли те времена, когда маленькая девочка могла часами проводить время в кабинете отца, тихо рисуя что-то за маленьким столиком справа, возле отцовского стола у окна.
- Папа, - собралась наконец-то с духом Настенька. – Вчера я встретила, вроде как того самого человека, который мне нужен в жизни: ну ты понимаешь меня? - выдохнула не веря самой себе девушка. Она, может быть, и не затеяла бы этого разговора, мало ли в ее жизни встречалось мужчин, но сейчас она не могла по другому поступить, потому что влюбляешься все-таки раз в жизни, имея в виду настоящую любовь, которой не каждого награждают небеса, а вернее награждают избранных. То, что произошло с Настей, не было наваждением, а было именно любовью, которая заглянула в этот раз к Ивану и Насте уж и не ведомо за какие заслуги, почтила их своим вниманием. Не знаем мы божественного замысла, потому что не возможно его познать человеческим умом, а только лишь сердцем, но нам чаще всего его закрывает провидение, заставляя блуждать в кромешной человеческой глупости.
Владимир Абрамович всем своим существом боялся этих слов, потому что портрет Ивана ни каким образом не вписывался в те рамки будущего мужа его дитя, от того, что вся жизнь отца Насти, была выстроена строго по канонам, прописанным сначала эпохой Советского прошлого, а затем новейшей Российской историей, где само понятие человеческого духовного мира заключенного в его душе, поначалу звучало наивно, ну, а потом стало модой, как например, новые джинсы. Все те добрые сказки, где Иванушка дурачок неизменно добивался руки дочери Царя – это всего лишь не когда не существовавшие в действительности народные сказания, по той простой причине, что в это хотелось верить простому обиженному судьбой мужику, от чего это его грело в холоде и насыщало в голоде, давая силы не умереть. «Нет, нет и нет! - повторял себе Владимир Абрамович, отталкивая от себя даже мысль, что какой-то там безродный Иван войдет в его семью на правах будущего главы семейства Царегородцевых! - Такого не должно произойти, потому что произойти не должно. Я уже стар и мне нужна реальная опора, которая сменит меня на посту и не даст обрушиться всему тому делу, которое создано мною с таким трудом и держится поныне только на моих плечах ради моей маленькой семьи, пусть и состоящей всего из двух человек. Нет, нет и нет», - повторял про себя Владимир Абрамович снова и снова, как будто боясь, что не выдержит слез свой доченьки, ради которой и была построена вся это империя.
- Какого человека? – удивился нарочно Владимир Абрамович, пытаясь совладать с духом и не выдать себя.
- Папа! – серьезно на этот раз посмотрела Настенька на отца.
- Я действительно не понимаю: о ком ты говоришь? – в том же духе произнес Владимир Абрамович, пытаясь не сдать свои позиции.
- Ты все знаешь…, …хотя может быть ты слишком занят и я не во время подошла…, - вдруг остановилась на полуслове Настя.
- Доченька! Я, наверное, действительно переутомился со своими делами, поэтому прости меня, если я чего-то не заметил. Вчера было столько мужчин вокруг тебя, что я в затруднении сказать, кого ты имеешь в виду.
«Может быть, так оно и есть и все, что вчера произошло, было ярким моментом только для меня, а все остальные не придали этому значение, - вдруг решила Настя. - Отец же, как всегда занят своими делами…».
- Тогда ладно, потом поговорим.
С этими словами Настя поднялась со стула и направилась к выходу.
- Настенька! – Владимир Абрамович попытался остановить свою дочь, чувствуя свою вину за весь этот маскарад.
- Папа мне надо съездить, развеяться, - повернулась Настя к отцу, пытаясь выдавить что-то подобие улыбки. Она не была расстроена, а всего лишь растеряна от внезапно нахлынувших на нее чувств, как остроконечных стрел, вонзившихся в ее сердце. Ей действительно нужно было развеяться, с кем-то поделиться. Хотя с кем? С ее многочисленными подругами, выстроганными, как под настоящие бездушные куклы, говорить об этом, не имело ни какого смысла, потому что они бы сочли, что она попросту сошла с ума. Марина же, которая была из всех ее знакомых девочек наиболее живой и натуральной, где слово «Натуральная» обозначает, как человеческая, настоящая и неподдельная девушка, с которой можно и нужно говорить о таких вещах, не отвечала на звонки, хотя быть может, она отсыпалась после трудной ночи, где она была для Насти незаменима. Настя, немного помявшись, все-таки решила немедленно куда-нибудь съездить и вдруг она вспомнила про свою нянечку Маню, которую она совсем уже позабыла, плескаясь в светских утехах, словно рыба в сетях. Сейчас именно этот человек и был тем, с кем нужно было поговорить и раскрыть душу, как священнику на исповеди и она, не мешкая собралась и направилась к ней.
Мария Петровна Наумова, так звали нянечку Насти, которая в далеком детстве заменила ей и маму и бабушку, насколько сумела, жила неподалеку от Екатеринбурга, в маленьком городке под названием Арамиль, а точнее на его окраине, вблизи старой мельницы, в стареньком частном деревянном домике. Они уже не виделись лет семь, с тех пор, как Настя закончила школу и уехала на несколько лет учиться за границу. Телефона сотового Мария Петровна не имела, поэтому обратной связи не было, хотя изредка она сама позванивала, интересуясь судьбой своей любимой девочки, которая стала ей совсем родной, за столькие годы, проведенные вместе. Марии Петровне было уже глубоко за семьдесят лет; муж ее давно умер, еще лет двадцать тому назад, оставив ее совсем одну, потому что детей они так народить и не сумели. Образования она не имела достойного, поэтому после смерти мужа, Мария Петровна перебивалась, как могла; мыла полы, нянчилась с чужими детьми, потому что была очень обаятельной и воспитанной женщиной и еще знавшей много сказок и к тому же до безумия любившей детей, видимо за неимением своих. Так она и попала к Владимиру Абрамовичу, которому посоветовали ее знакомые, проживавшие как раз неподалеку от Марии Петровны, наслышавшись о ней, как о хорошей нянечки.
Настя ранее бывала у своей нянечки в гостях, но много лет тому назад, когда Владимир Абрамович отпускал летом во время каникул ненадолго свою девочку погостить с тетей Маней у нее дома, правда к их ней свите прибавлялся еще обязательно охранник, потому что времена были беспокойные и нужно было быть бдительным всегда и в особенности к своим детям, которые зачастую служили да и служат поныне разменной монетой в делах мирских и чаще всего очень постыдных.
Немного покрутившись на машине по округе, Настя все-таки нашла нужный ей адрес и, бросив машину вдоль старенького, покосившегося забора на улице, по той причине, что к самим деревянным воротам с калиткой, ведущих во двор встать было не возможно, потому что снег был глубоким, а расчищена была только узкая тропинка, ведущая к калитке, Настя выпорхнула из машины, не иначе, когда видишь, когда такая красавица в белой короткой шубке, выходит из такого же цвета огромной машины; вдохнув свежего морозного воздуха полной грудью и милым носиком, словно пытаясь вспомнить былые счастливые детские годы, она гуськом побежала по тропинке к знакомому домику.
На стук в калитку, произведенной ржавой, круглой формы железной ручкой, прочно державшейся на ней, закрепленной изнутри, в небольшом окне на мгновение мелькнуло лицо старенькой женщины в платке, и через пару секунд послышался старческий голос: Иду, иду!
- Тетя Маня это я Настя! – звонкий девичий голос пронзил морозный воздух.
- Настенька! Да ты что, девочка моя! – прозвучал тот же голос и послышались быстро приближающиеся шаги, хрустящего звука, как обычно бывает, когда шагаешь по снегу в валенках.
Калитка отворилась, и Настя увидела свою любимую улыбающуюся няню, подарившую столько любви и нежности в детстве и юности потерявшей маму девочке.
Тетя Маня казалась теперь Насте маленького роста, хотя скорее всего от того что ее все больше и больше клонило к земле. Ранее, Насте виделось, что тетя Маня гораздо выше. Держать осанку старенькая одинокая женщина старалась, однако, прямо, старясь, по всей видимости, еще молодиться из последних сил. Черты лица у нее были довольно милыми, только лишь кожа, изрезанная морщинками, выдавала ее солидный возраст. С виду она походила немного на благородную даму, несмотря на свой обычный деревенский наряд, в котором она предстала перед Настей, но ее грудной голос, все та же осанка и даже платок на голове, повязанный узелком сзади головы, а не под подбородком, как обычно бывает у стареньких бабушек, именно на это и указывало.
- Заходи, заходи Настенька, замерзла девочка моя, - начала причитать Тетя Маня от неожиданной встречи со своей любимой воспитанницей.
- Нет, что вы, в машине тепло, а на улице больше свежо, чем холодно, - откликнулась Настя, обнимая и целуя тетю Маню.
- Пойдем быстрей в дом! У меня печка натоплена, свежо – не свежо, а зима на дворе и я тут пирожки твои любимые пеку, как раз, как чувствовала, что ты приедешь, как чувствовала, - несколько раз повторила тетя Маня, в голосе которой добавился оттенок от слез, которые, как и бывает в таком возрасте бегут из глаз и по поводу и без.
- У вас совсем ничего не изменилось, - Настя даже захлопала в ладоши, словно вернулась в далекое детство. – Ой, и скатерть вроде все та же: такая красно-белая с узорчиками. – подошла Настя к большому круглому столу, который был как раз устлан знакомой скатертью.
Тетя Маня не услышала, потому что возилась за перегородкой на маленькой кухне, готовя на стол. Вообще весь ее дом состоял из небольшого зала и кухни, которые разделялись русской печью и занавесками. В комнате, стоял уже упомянутый стол, диван и напротив него небольшая кровать и комод. Так здесь она и прожила лет пятьдесят и слилась с этим домом и всеми его интерьером, который не менялся, и старенький дом стал неотъемлемой частью ее самой. Насте очень нравилось здесь бывать и с местными детишками бегать на реку Исеть купаться летом. Она улыбалась, вспоминая те времена, в особенности в восторг ее приводили воспоминания об ее охраннике, дежурившем в те дни, когда она гостила у тети Мани: ему же тоже приходилось бегать за шаловливой девочкой повсюду, куда бы она не направлялась, потому что отец хотел, чтобы его доченька не чувствовала себя изолированной, как птичка в золотой клетке.
- Ну, вот и все! Давай пробуй мою стряпню! – улыбнулась старенькая добрая женщина, накрыв на стол, для которой встреча с Настей была огромным подарком в ее совсем уже тихой и незаметной жизни, которая, как солнышко шло к закату.
- Какие вкусняшки! - Настя даже закатила свои глазки, надкусив еще дымящийся пирожок с картошкой.
- Настенька, Настенька, как же я по тебе соскучилась, девочка моя! – тетя Маня смахнула платочком скатившуюся слезинку.
- Тетя Маня! – Вы моя любимая, простите меня, что так долго вас не навещала: я столько времени прожила за границей, а когда вернулась, все как-то закрутилось в этой суматошной жизни, что я сама себя потеряла.
- Ни чего родная моя, не переживай – ты стала просто взрослой! Так время бежит быстро! - всхлипнула вновь тетя Маня, смотря на Настю взрослую сейчас, но видя ее маленькой девочкой. Она смотрела на нее и смотрела, любящими глазами, как будто напротив нее ее собственная дочка, которой у нее никогда не было, поэтому в каждом ребенке, с которым ей довелось нянчиться она, прежде всего, видела частичку своих не родившихся детей, поэтому, наверное, дети так тянулись к ней, как родной матери, поэтому, наверное, Владимиру Абрамовичу и посоветовали Марию Петровну, как женщину, чаша, которой была полна материнской любви.
Настя и тетя Маня пили чай, то и дело, смакуя вкусными пирожками, но не торопясь, как бы боясь, чтобы пирожки не закончились бы, а с ними и беседа, пропитанная добрыми воспоминаниями времени, которого уже не вернуть, но и не потерять никогда, потому что те добрые и счастливые моменты детства, остались в их сердцах на вечно.
- Тетя Маня, – Настя неожиданно прервала чаепитие, сопровождавшееся милым разговором, и посмотрела на свою няню, словно ища у нее поддержки, чтобы поведать нечто особенное
- Что Настенька? – Ты, наверное, хочешь мне что-то рассказать?
В ответ, Настя одобрительно кивнула своей головой.
- Давай я угадаю?
Настя удивленно посмотрела на Марию Петровну, но ни чего не сказала, как будто зная, что тетя Маня и так уже знает обо всем, прочитав все в глазах своей самой любимой девочки.
- Ты влюбилась Настенька! – произнесла, улыбаясь Мария Петровна.
Настя засмущалась, как маленькая девочка, почувствовав, что ее щеки покраснели или дело было всего лишь в печке, которую растопила тетя Маня на славу, чтобы в доме было тепло и уютно.
- Я даже не знаю, как это объяснить, - робко и неторопливо заговорила Настя. – Я даже не знаю этого человека, а только его имя и видела то его несколько минут всего в жизни….
- … А тебя словно молния ударила и ходишь потом чумная – не живая и не мертвая и здесь ты вроде и нет тебя вовсе, а это кто-то другой в твоем теле хозяйничает, в то время, как твоя душа где-то на небесах, - продолжила тетя Маня за Настеньку говорить, как будто почувствовала тоже, что в душе у девушки происходит.
- Так и есть! Вы прямо в душу мою заглянули, - Настя снова подняла на тетю Маню свои удивленные глаза.
- Нет, не заглянула – это владения Господни, - улыбнулась Мария Петровна. – Со мной так же было один раз в жизни, - вздохнула старенькая женщина, вспомнив что-то и в этот миг, она превратилась в красивую женщину, так, по крайней мере, ей самой почудилось, но вот только ни кто этого не заметил. - Такое вообще раз в жизни бывает и мало у кого.
- Это был ваш муж, дядя Женя? – поинтересовалась Настя, узнавая тетю Маню с другой стороны, неведомой ей до сегодняшнего дня.
- Он! – еле выдавила из себя Мария Петровна, закрыв полотенцем лицо, ей было очень тяжело, потому что ее душа в этот миг была не здесь, а тело неуклюже сидело на стуле, словно машина, оставленная водителем на ходу.
- Вы мне так много про него всегда раньше рассказывали, всякие истории смешные и грустные, но ни когда не говорили, что любили его, или может и говорили, но я не запомнила, от того, что маленькой была, наверное, и это мне было не понятно тогда.
- Я не говорила тебе про то, что люблю его, потому что «люблю» говорят только тому, кого любят, а другим рассказывают про своего любимого человека разные истории, потому что живут ими, этими историями, где главным персонажем является он или она. Женечка мой давно меня покинул, а из сердца моего не ушел, и скоро мы вновь будем вместе.
- Можно вас спросить откровенно, тетя Маня?
- Спрашивай, конечно, Настенька.
- Вы не хотели бы изменить что-то в вашей жизни, прожить ее по-другому.
- Нет, что ты! – Мария Петровна даже вздрогнула, представив свою жизнь иначе. – Если бы все было по-другому, то и Женечки моего бы не было в моей жизни, а он это все для меня, потому что он – это я: мы с ним одно целое; наши души давно с ним переплелись, как впервые встретились.
- Любовь с первого взгляда?
- Любви с первого взгляда не бывает, девочка моя, потому что любовь – это не то, что зарождается в какой-то момент, а потом вдруг уходит; любовь выше всего этого! Любовь приходит к мужчине и женщине только чтобы соединить их, а потом покидает, потому что она больше не нужна: она сделала свое любовное дело, словно добрая фея, превратив двух совершенно разных людей в одно неразрывное целое.
- Как яблоко? – воскликнула тихо Настя, пораженная тому, как выразилась тетя Маня.
- Да, как яблоко, яблоко из Рая!
- Вы верите в Бога? – спросила вдруг Настя.
- А ты? – задала встречный вопрос Мария Петровна. – Ответь сначала ты, мне важно это от тебя услышать.
- Я еще так молода, что мне кажется, еще рано об этом думать, поэтому не смогу так сразу вам ответить.
- Об этом думать надо всегда.
- Вы об этом со мной ни когда не говорили.
- Значит, пришло время поговорить, - улыбнулась загадочно добрая женщина.
- Так веришь ли ты в Бога? – повторила вопрос Мария Петровна. – Закрой глаза и скажи сердцем! Спроси его, что оно тебе скажет?
Настя закрыла глаза и попыталась представить Бога, но у нее не получилось, тогда она попыталась представить, что его нет, но и это не вышло. Тогда она просто замерла, не пытаясь думать, а просто попробовать почувствовать, что творится у нее внутри, в душе, так мы называем это.
- У меня странное чувство, что я живу не здесь, а где-то в другом мире, который совсем иной, а здесь живет мое тело, которое нужно кормить, поить и лелеять, словно лошадь, - открыв глаза, произнесла Настя.
- Все верно – это и есть твоя душа! Это частичка Бога, которую он вдохнул в тебя. Раз ты это чувствуешь, значит, ты веришь в Бога, по-другому еще можно сказать: ты видишь сердцем свой настоящий неподдельный мир, где нет ничего того, чем дышит и живет человек в этом «реальном» мире.
Настя была покорена мудростью старенькой женщины, которая не училась в университетах, но ее слова звучали так гипнотически и так ясно и понятно, как будто кто-то расписывал их невидимым пером в вашем сознании.
Немного посидев в тишине, Настя начала пересказывать все что, с ней произошло прошлым вечером.
- Прости меня! – всплеснула руками Мария Петровна, перебив Настю. – У тебя же день рождение прошло, а я и позабыла совсем!
- Да, что вы! – смутилась Настя.
- Девочка моя, Настенька мои тебе поздравления! Пусть все сбудется у тебя, чтобы ты не пожелала, потому что ты замечательный человечек.
- Спасибо вам! – Насте стало совестно, что она забыла пригласить свою нянечку на юбилей, хотя она бы и не пошла, потому что была слишком проста для такого мероприятия и слишком избирательна, потому что для нее время давно остановилось со смертью ее мужа и все то, что она видела в своем мире, было иным, как раз живым и неподдельным.
Настя закончила свою историю и затихла в ожидании, что скажет Мария Петровна. Но Мария Петровна ни чего не сказала, а только так внимательно посмотрела на Настю и улыбнулась.
- Почему вы так улыбаетесь?
- Потому что, я была права: к вам с молодым человеком пришла любовь! Настоящая любовь!
- С вами также было?
- Ну, не совсем! На балу я не бывала! – улыбнулась вновь Мария Петровна. – С моим Женей мы встретились на мосту через речку, здесь в Арамиле, а очнулась я только после его смерти через сорок лет. Не пойму даже почему живу уже столько без него? – с грустью, саму себя спросила она.
- Может, потому что, вас для меня здесь ненадолго задержали, - пришло время Насти отвечать премудростью.
- Может быть, девочка моя, может быть.
Две женщины, молодая и юная сидели друг, напротив друга молча, задумавшись каждая о своем - о женском счастье, так бы охарактеризовали бы их мысли, может быть, и есть в этом правда, но это не важно, а важно то, что это их встреча была первой за столькие годы и последней, потому что Мария Петровна поставила точку в своей истории, поведав своей воспитаннице, последние откровения, мудрой женщины. На следующий день, под утро ее не стало, но Настенька об этом уже не узнает.
Глава 9
С тех пор, как Иван и Настя встретились на балу, прошло уже четыре месяца. Жизнь бежала вперед, весна сменила зиму; птичье пение воробьев и голубок разнообразилось Соловьёвыми запевами. Душа пела и у Ивана и его половинки по имени Настя, влившись в общий ансамбль, наравне с остальными у кого есть крылья.
Ни Иван, ни Настя до сих пор не встретились после того единственного раза на балу, когда их души наконец-то слились в одно единое целое и не было от ныне того прежнего Ивана и той прежней Насти, а была вспышка и рождение новой звезды, если вам так угодно.
Все эти несколько месяцев Иван оббивал пороги голубой зеркальной свечки, как прозвали ее жители близ лежащих домов, в действительности же офисное двенадцати этажное здание, где восседал на своем генеральском троне Владимир Абрамович, но к своему огорчению результата это не дало, потому что не подпускали его, так сказать близко к телу. Сам же Владимир Абрамович знал, что к нему ходит этот самый Иван, свалившийся, словно снег на голову, но распорядился ни в коем случае не пускать его, хотя и не предпринимать ни чего того, что могло бы как-то повредить этому молодому человеку. Владимиру Абрамовичу нужно было выждать, чтобы все встало на свои места, то есть Настенька, наигравшись в любовь, поняла бы, что это было всего лишь наваждение временное, которое пройдет однажды. Время же лечит все: гласит народная мудрость, поэтому Владимир Абрамович вооружился именно этим средством и терпеливо ждал. Саму же Настю он отправил в Доминиканскую республику управлять одним из своих отелей, недавно приобретенным, под предлогом набираться трудового опыта и помочь справиться с возникшими разногласиями с персоналом, не привыкшему к столь жесткому контролю, который установил новый хозяин. Настя была покладиста и обаятельна, не говоря уже о своей красоте, и к тому же превосходно говорила на испанском языке, что действительно могло помочь в решение некоторых, на самом деле незначительных проблем, но все же имеющих место быть. Настя давно уже поняла, что отец ее делает все для того, чтобы не дать им с Иваном наконец-то соединится в физическом смысле слова, то есть хотя бы для начала встретиться наяву, а не седеть целыми днями в социальных сетях. Да именно там они и сидели, заразившись болезнью двух больших пальцев: интересное определение, данное молодежи, которые живут в виртуальном мире, нажимая двумя большими пальцами рук на кнопки сенсорной панели телефона, отправляя сообщения друг другу. По-другому, видимо им была не судьба видеться, как не через интернет до того момента, пока отец Насти не понял бы, что это не временное наваждение, а решение свыше, как теперь уже понимала Настя, которая после встречи с тетей Маней, чаще стала разговаривать со своим сердцем, слова которого звучали только правдой. Настя была вся в отца и тоже ждала, вооружившись терпением и веря в другую мудрость: терпение и труд - все перетрут.
«Уже прошло несколько месяцев, а они все никак не могут угомониться, - размышлял Владимир Абрамович, над тем, сколько же ему еще понадобиться ждать, чтобы Настенька одумалась или так и держать ее на другом конце света. – Вдруг это все напрасно и вообще все, что происходит, предначертано судьбой! Хотя я не верю в судьбу, а верю в то, что все в наших человеческих руках, а Бог нам дает право выбора идти этим путем или другим. Я выбрал эту дорогу, прав я или нет – это неважно, потому что мне идти по ней теперь до конца и поздно уже сворачивать. Прав ли я вот только в том, что тащу за собой свою девочку или было бы лучше отпустить ее и дать ей возможность дальше самой выбрать свой путь. Не знаю я, и ни кто не подскажет мне, как только ни я сам сделаю окончательный выбор». Подобные мысли будоражили Владимира Абрамовича уже долгое время, с тех пор, а как был дан этот злополучный бал все окончательно уже запуталось у него в голове. Владимир Абрамович все ждал и надеялся, что все как-нибудь разрешится само собой и в душе наступит покой от того, что его доченька выберет наконец-то свою дорогу, правда на его взгляд и по его убеждению, хотя тут же сам себя одергивал, словно бил мысленно себя по рукам и вновь повторялось все заново в его буйной голове, потому что царствовать на самом деле – это каторжный труд.
Шло действие со стороны отца Насти пусть и в форме его бездействия, а нам известно, что любое действие рождает противодействие, и чем сильнее мы сжимаем пружину, то тем сильнее она расправится. Владимир Абрамович все это понимал и поэтому в первую очередь очень боялся за свою дочь, несмотря на то, что со стороны она могла показаться сильной девушкой, но на самом деле она была женщиной хрупкой и ранимой, хотя и скрывала это. Молва человеческая в журналисткой оплетке порой превращает негодяя в героя, а настоящего героя делает трусом; людей по настоящему открытых и любящих выдают за чересчур гордых и надменных, хотя причина кроется в том, что на них смотрят не под тем углом, или не человеческими глазами.
- Доброе утро Настюша, - отстукивали крупные пальцы Ивана на своем стареньком телефоне пожелания полюбившейся ему девушке.
- Доброе утро, Иван царевич, - улыбаясь от всего сердца, тоненькими и изящными пальчиками спешила ответить своему впервые полюбившемуся мужчине, зная теперь, что такое настоящая любовь, Настя.
Их переписка была похоже на дуновения ветерка, который так порой нужен во время ужасного зноя. Они говорили ни о чем и в тоже время обо всем, заходя даже за рамки дозволенного, хотя формально они не были теми людьми кому это разрешено, но ведь – это только формально. Все эти слова, которые прорывались сквозь тысячи километров, чтобы тот, кому они были адресованы, видел, чувствовал и понимал, что он уже не один. Одиночеству пришел конец! И та, которая писала слова больше сердцем, чем глазами, даже не обращая внимания на ошибки, которые возникали не из-за неграмотности, конечно, а из-за технического несовершенства, знала, что теперь у нее есть тот, кому она нужна и без которой он более не может существовать, потому что уже он узник, получивший вечный срок быть ее половинкой.
- Люблю тебя девочка моя! – Слово «люблю» звучало уже биллион раз от Ивана, без всякого стеснения и всякой подготовки, прозвучало оно и первый раз, сразу же, как только он нашел ее в виртуальном пространстве, когда люди собираются духом это произнести, боясь, что им откажут. Иван не боялся, потому что любовь прогнала страх. Он и не стеснялся, потому что стыд тоже стал ему неведом, как будто они с Настей в раю, как когда-то Адам с Евой.
- Люблю тебя мой хороший! - слово «хороший» звучало как-то странно и простовато, но в тоже время оно это слово, казалось волшебным Ивану, от чего у него пробегала дрожь по всему телу, а в его душе топился лед, который от одиночества начал было уже сковывать сердце.
- Я сегодня вновь пытался атаковать свечку! – смеялся Иван, сопровождая свои слова некими знаками типа «)))))))))))))», что обозначало улыбку. – Я буду делать это столько раз, сколько бьется мое сердце и ни кто меня не остановит!
-Брось ты эту затею, любимый мой и прилетай немедленно ко мне!
- Нет! – упрямился Иван, который из последних сил пытался поступить так, как поступил бы настоящий мужчина. – Я добьюсь, Настенька своего и услышу от твоего отца слова одобрения.
- Тогда спеши или я брошу все тут хозяйство отцово и прилечу к тебе! – Давай сбежим!
- Мы же не воры, какие-нибудь, чтобы бежать!
- Упрямый ты мой Ванечка! Пусть будет все по твоему, - вторила ему девушка, которая на удивление себе соглашалось во всем со своим любимым человеком и это ей нравилось, на удивление. Все, чтобы он не сказал, со всем она была согласна, хотя порой ее мысли шептали иное, но сердце было непреклонным к человеческим заблуждениям.
- Ни сколько! Хочется только, чтобы все было, как у людей! – отвечал Иван Насте.
- У людей то, как раз все и получается так, что родителей ни кто и не спрашивает давно уже.
- Поэтому мир и ходит на голове, потому что попрали мы все, что нужно было хранить до нескончаемости веков! У нас должно быть все так, как нам Бог велит. Он нас соединил иначе, как объяснить все то, что произошло у нас с тобой?
- Ванюша! Да я совсем с тобой согласна! Не думай даже, что я пытаюсь настоять на своем! Ты же мусульманин, а я уже четыре месяца, с тех пор, как ты мне сказал кто ты по вере, так я сразу же все перечитала, что могла о Исламе.
- Ты только не думай, что я буду насильно тянуть тебя в веру свою! Нет! Этого больше не будет. Тех, кто мне встречались раньше, я пытался склонить, но понял, что все это напрасно. Не имеющего, глаз не заставить видеть; не имеющего слуха не заставить слышать.
- Ванечка, я приму Ислам, ты только скажи! Мне противна всегда была безрассудная светская утеха, в которую меня кинуло время, как специю, чтобы приукрасить и так, разукрашенную безвкусицей картину нашего времени. Гламурная поросль, которая словно тина, затянула, чистое озеро мне противна. Нет более смысла в танце, песне, музыке, все, то что, было некогда божественным откровением, сегодня же стало прибыльным бизнесом, людей, копирующих, а не создающих, людей жаждущих, а не любящих.
- Я встретил родственную душу!
- Нет! Ты встретил отколовшуюся часть своей души! – поправила его Настя. – Наши души попросту разделились когда-то, но этого мы не помним, но сейчас я чувствую всем своим существом, что я знаю тебя вечность. Я как будто то ребро, которое вынули когда-то у тебя из тела, а теперь пришло время вернуть его на место.
- Люблю тебя!
- Люблю тебя!
Весь электронный диалог был наполнен только чувствами, заложенными в этих простых словах, но с каким притяжением они действовали на влюбленных! Их было уже не разъединить, потому что материалом, послужившим их духовной близости, была любовь, стихия, управляемая всем в этом мире и нет супротив нее иной большей силы – ее просто нет! Только вот выбирает она немногих! Почему? Ответ знает только наш Творец, а он упрямо молчит от того, что чаще его не слышат, поэтому он отворачивается и ждет, когда самые упрямые из нас достучатся до него, чтобы он вновь обратил свой лик.
Вот так бежали минуты, часы, дни, месяцы. Прошел еще один месяц и уже наступили жаркие дни и на Урале, что редкость, но пару солнечных июльских недель давали столько радостей уральскому обывателю, что чувствовал он себя словно в Раю в те дни.
Иван не сдавался. Его фамилию Неустроев можно было истолковать по-разному, например, как: не устроившийся человек в жизни, допустим, непутевый или невезучий, или человек, которого не устраивало что-то или кто-то он вечно ныл и отличался пессимистическим характером, либо человек был тихий и замкнутый и поэтому ничего не устраивал праздничного в своей жизни, а может быть человек вечно чего-то ищущий и до безумия настырный и поэтому к его дальним сородичам прилипла такое название, как человек, которого все не устраивало, потому что он искал совершенства. Могуч и богат русский язык и поэтому, дать точный ответ, почему у Ивановых далеких предков возникла именно это фамилия, ну ни как не предоставляется возможным, но то, что эту фамилию теперь знала вся элита уральского края и даже за его пределами – это было фактом. Молва быстро разлетелась по округе с тех самых пор, как некоторые очевидцы были свидетелями встречи наших героев. Те некоторые рассказали другим некоторым, а те третьим и так разлетелось по белому свету, что один бедный, но, по всей видимости, наглый чудак по имени Иван со странной фамилией мог в скором времени стать олигархом, а если перевести на старый добрый язык царем в некотором смысле. И ни кто не был этому рад, во-первых, те, кто претендовал на эту роль так сказать заслуженно, с точки зрения лиц, относящих себя к светскому обществу, считали себя униженными, другие же попросту завидовали, что какой-то там Иванушка чудаковатый не добившийся ничего в жизни и по сути своей такой, как все они, взял и вылез из грязи в Князи, хотя на самом деле, он еще ни куда не вылез.
Владимир Абрамович был уже совсем на пределе, потому что знал настроение своего окружения и хоть и был на троне, позвольте уж нам так говорить, но понимал, что короля, делает свита, а она была против такого расклада будущих событий, опасаясь за себя в первую очередь, потому что придет новый человек, скорее всего чересчур честный, потому что еще не успел испортиться и многие планы их порушатся. Им нужен был свой человек на этом месте, такой же, как они, чтобы понимал меркантильность их взглядов и не осуждал, а сам шел бы по этому пути. Сам Церегородцев был таким же, потому что всю жизнь посвятил себя получению дохода, выгоды, прибыли, как хотите, так и скажите, не в этом суть, единственное, что его отличало от других подобных ему, то, что он имел намерение все-таки стать другим и может быть, как Иисус дарить людям добро, не понимая, что это не возможно, даже если он построит тысячу церквей. Не будем копаться в грязном белье Владимира Абрамовича, но грехов у него было не мало, но все-таки отдадим ему должное, что он чувствовал и понимал, что совершил много страшных поступков в жизни и пытался раскаяться и изменить что-то в своей жизни, но сделать это было пока нереально. Он играл по правилам, которые были сильней его, потому что правила создали систему, которая, как неумолимая машина цинично делала свое механическое бездушное дело.
- Вера Андреевна, зайдите ко мне, пожалуйста, - позвал Владимир Абрамович своего секретаря. Он хотел поделиться с ней своими переживаниями, касающиеся Настеньки и может быть услышать совета от женщины, которая возможно бы дала ответ именно тот, который он так долго искал. Вера Андреевна, безусловно, владела ситуацией, зная все по поводу этой шумихи с Настей и Иваном, и ее это очень огорчало, потому что она понимала, как переживает по этому поводу ее руководитель, который давно стал ей родным человеком, и она понимала, что Владимир Абрамович это последняя ее родственная душа на свете, которую надо беречь, как зеницу ока. Можно было предположить, что она была единственным человеком во всей этой огромной коммерческой структуре, которая, работала ради работы, а не ради денег, которые давно ей нужны были ей постольку поскольку. Она, конечно, не бедствовала, но и за прелестями быта, давно не гналась, потому что было не для кого, а ей было вольготно и так. Она радовалась успехам Владимира Абрамовича в бизнесе и так же ее огорчали его неудачи. Ее можно было сравнить разве, что с футбольным болельщиком, ревностно лелеющим свою любимую команду, не ради денег и славы, а просто, потому что он бесконечно предан всей своей душой тому, что называется игра и вся его жизнь – это одиннадцать человек, гоняющих мяч в цветах его любимого клуба.
Войдя в кабинет, Вера Андреевна подошла к Владимиру Абрамовичу который в этот момент сидел не у себя за столом, готовый, как всегда, дать ей распоряжения, а в стороне за столом переговоров и из этого следовало, что он хотел поговорить с ней о чем-то важном, но не касающегося работы, так, по крайней мере, она мгновенно поняла, чувствуя и понимая Владимира Абрамовича на уровне инстинкта.
При появлении своего секретаря, Владимир Абрамович предложил ей присесть рядом, после чего сам поднялся и прошелся по кабинету, не проронив не слова.
- Что-то случилось? – встревоженным голосом спросила Вера Андреевна.
- Нет, нет, - поспешил успокоить женщину Владимир Абрамович. – Давайте я вас чаем угощу, - вдруг неожиданно предложил он. Это было, наверное, впервые в жизни, потому что чай это была сугубо прерогатива Веры Андреевна, от чего она даже поперхнулась невольно. От Владимира Абрамовича это замешательство его секретаря не ускользнуло от чего, он даже улыбнулся.
- Спасибо конечно, но….
- Вот и хорошо! Один раз то в жизни дайте мне за вами поухаживать, - произнес Владимир Абрамович вежливо перебив Веру Андреевну, и вышел из кабинета, но не в приемную, а к себе в отдельную комнату, в которой он порой уединялся, чтобы отдохнуть, где было все предусмотрено для этого и уже напоминало не рабочую обстановку, а что-то наподобие домашнего уюта.
В то время, пока Владимир Абрамович, был занят приготовлением чая, на Веру Андреевну налетела, точно свора злых собак, отвратительные мысли.
«Он меня собирается уволить! – пронеслось у нее в голове. – О чем только мы не поговорили с ним за долгие годы, которые я провела у него в секретарях, но ни разу он не предложил мне чаю, ни разу! – повторила она себе, пытаясь вспомнить что-то иное. Сейчас вот через несколько минут он произнесет: «Вера Андреевна, мне очень тяжело, но я вынужден вам сообщить, что было принято решение отправить вас на заслуженный отдых». Он даже в глаза мне не сможет посмотреть, потому что мы стали, как семья, а членов семьи не выгоняют на заслуженный отдых. Кого же он возьмет на мое место? Одну из этих длинноногих красавиц, похожих на куклу, с поддельным цветом глаз, пышной, но не своей грудью, полными и развратными, но искусственно накаченными губами? Будет она так сидеть и мило улыбаться, как невинная овечка, но с мыслями только об одном: быстрее забраться своей утонченной, но подлой ручонкой в чей-нибудь толстый кошелек. Чем я хуже этих беспардонных и не воспитанных девочек? Чем? Нет! Во мне сейчас не говорит зависть к их молодости и красоте, потому что я помню еще, как парни сворачивали свои шеи, когда я проходила мимо. Может быть, чуток ностальгии о прошлом, да, но не завести, - заверяла она себя. - Во мне есть все, что нужно для этой работы: умение делать свою работу быстро, четко и грамотно; во мне есть обаяние, чего зачастую недостает этим куклам; и я не похожа еще на высохший букет красных роз! Нет, он не посмеет совершить со мной, то чего нашептали ему его советники, большую часть которых я ненавижу, потому что вижу их жалкие душонки, жаждущие только одного, …..».
Грозные и колкие мысли Веры Андреевны, были прерваны внезапным появлением Владимира Абрамовича с небольшим черным подносом в руках, чье днище было расписано как раз ярко-красными розами, но только не высохшими, которые только что упомянуло возбужденное воображение Веры Андреевны. На подносе стоял черный небольшой фарфоровый чайник и стопка из двух чашек такого же цвета и маленькая хрустальная ваза, в хрустале которой, если присмотреться внимательно, можно было обнаружить рисунок все тех же роз. Владимир Абрамович поставил поднос на стол, после чего разделил чашечки, разлив в них бархатного душистого чаю, с предложением испробовать поданные яства.
Молчаливое чаепитие продолжалось минут пять, пока Владимир Абрамович произнес следующее:
- Вера Андреевна, - как всегда, медленно начинал говорить Владимир Абрамович, когда разговор намечался серьезный.
В этот момент Вера Андреевна была совсем не похожа на себя, в ожидании услышать что-то ужасное, поэтому ее слух напрягся, как у какой-нибудь сторожевой собаки, пытающейся услышать даже отдаленный шорох, а сердце стучало так сильно, что вот, вот могло вырваться наружу.
- Речь пойдет о Насте и об этом Иване, я думаю, вы не хуже меня знаете ситуацию, в которой я оказался, поневоле.
Вера Андреевна облегченно вздохнула. Знала, конечно, все она знала, можно было и не предполагать даже об этом, потому что это косвенно входило в ее обязанности беречь покой Владимира Абрамовича.
- Да, конечно, - сиплым голосом произнесла она, еле – еле, выдавив из себя эти слова, но потом, прокашлявшись, продолжила. – Конечно, Владимир Абрамович более или менее мне известно, хотя Настя со мной об этом не говорит.
- Вы подумайте хорошенько прежде, чем ответите мне на мой вопрос.
С этими словами Владимир Абрамович, налил себе еще чаю, перед этим заглянув только в чашку секретаря, но обнаружив, что в ней еще достаточно чаю, не стал подливать чай ей, после глотнув из своей чашки, он задумался и произнес:
- Я так понимаю, что дочь моя влюбилась и это с ней по-настоящему впервые и я это, как бы мне не хотелось, но тоже вынужден признать.
Вера Андреевна в знак согласия кивнула только головой, не смея прерывать Владимира Абрамовича.
- Выбор ее пал на человека, которого я уж точно не ожидал видеть мужем своей дочери, хотя я его еще не знаю толком, несмотря на то, что информация по нему собрана в полном объёме. Во-первых, меня пугает, что русский парень принял ислам. Я ничего против не имею этой религии, но странно, что он связал свою жизнь именно с ней в государстве, где доминирует православие, а к тому же насколько меня просветили в его родословной нет никого, кто бы хоть как то был замешан исповедующим Ислам – даже косвенно. Сомнения у меня не в правильности выбора, а в его вменяемости, если хотите. Сейчас время серьезного противостояния религий, как никогда и когда единственная дочь, исповедующая хрестьянство, выйдет замуж за мусульманина, я боюсь, как бы не возник конфликт. Мусульмане отличаются особой ревностью к своей религии, а Иван, рожденный и выросший в другой культуре, может быть еще ревностнее к своей новой религии, - предположил Владимир Абрамович.
- Почему? - не удержалась и спросила Вера Андреевна.
- Ну, хотя бы потому что, человек, который принял Ислам, оставив хрестьянство, должен был иметь веские причины и теперь, на мой взгляд, он свято хранит свою веру, как свой выбор и не потерпит инакомыслия. Если же он, как я ранее сказал, немного не в себе, то тем более можно ждать беды.
- Владимир Андреевич, я думаю, вам не стоит ждать угрозы с этой стороны, поверьте мне, человеку, который многое знает об этой религии. Я же все-таки бывший учитель.
- Русского только языка, насколько я помню, - поправил ее Владимир Абрамович.
- Совершенно верно, но мне пришлось в своей жизни столько всего прочесть, потому что быть учителем – это на самом деле огромная ответственность и в первую очередь огромный труд, который нужно проделать, чтобы на всякий случай быть готовым ответить на любой вопрос. Вот мне и пришлось более подробно окунуться в изучение мировых религий, хотя бы для сравнения разных культур, которые оказали прямое влияние на становление литературы, как и всего остального в целом.
- Хорошо! Оставим религию в стороне. – Парню уже тридцать три года, а он так и ничего толком не добился в жизни, а мне нужен приемник, который возглавит дело моей жизни, которое перейдет потом моим внукам. Мне некогда обучать! Человек должен быть готовым к этому.
- Так тогда вам придется искать дочери либо старика, либо сына такого же, как вы, но таких немного. Да и зачастую дети состоявшихся отцов бездельники либо священники.
- Вы прямо в рифму попали, - улыбнулся Владимир Абрамович.
- Вы в корень смотрите, насколько в нем стержень есть? Может быть, он просто еще в поиске и не наткнулся на так называемую, золотую жилу, на которую вы когда-то наткнулись.
- Может быть и да, а может быть, и нет! Ищи не ищи эту жилу, а если ты не готов морально и физически, то даже если и найдешь ее эту жилу, но сделать с ней ничего не сможешь, - заметил Владимир Абрамович.
- Не буду тут с вами спорить. Так какой вопрос вы бы хотели мне задать?
- Так я вам и задаю его уже минут пять: что вы скажете об этом человеке и вообще о Настеньке, которая можно сказать выбрала себе мужа в его лице?
Вера Андреевна задумалась на некоторое время, вдруг что-то как, вспомнив, от чего она слегка даже улыбнулась, но потом снова стала серьезной.
- Я доченьку вдруг свою вспомнила, - с грустью в голосе произнесла Вера Андреевна. – Представила ее на месте Насти!
У Владимира Абрамовича при этих словах подкатил комок к горлу, но он справился с собой. Владимир Абрамович все больше и больше становился сентиментальным и его чаще и чаще мучили угрызения совести за старые деяния, за то, что не успел сказать каких-то ласковых слов своей умершей жене, провел меньше времени, чем нужно было с Настенькой, занимаясь бесконечными делами, кого-то обидел не по заслугам и так далее и так далее.
- Простите Вера Андреевна, - не с того не с чего попросил прощения Владимир Абрамович.
- Что вы, что вы, - испуганно посмотрела на него Вера Андреевна, виня себя за эту минутную женскую слабость, зная, что и в его жизни было не меньше горя.
- Есть за что Вера Андреевна, есть! У каждого человека есть грехи, у каждого, - пробормотал тихо Владимир Абрамович. – Слушаю ваш ответ или совет, как вам угодно, Вера Андреевна.
С этими словами Владимир Абрамович стал серьезным и впился глазами в Веру Андреевну, которая должна была теперь поведать ему только правду и ни что иное, кроме правды, искренней и неподдельной, хот правда разве моет быть другой!?
- Вот вам мой тогда ответ, Владимир Абрамович: ваше счастье не вашей компании и не в том, кем будет ваш будущий зять, а будет ли счастлива ваша дочь! Она счастлива, это я сразу поняла, когда мне рассказали, что с ней произошло на том балу. Не лишайте ее этого счастья, и тогда все будет у вас хорошо, а молодой человек справится. У истинных мусульман столько энергии, что они горы могут свернуть, просто видимо ему эти задачи ни кто не ставил, и музы не было, - снова улыбнулась Вера Андреевна, но теперь так ярко и открыто, что Владимиру Абрамовичу как-то сразу легче стало на душе.
- Ну, тогда Вера Андреевна звоните этому герою любовнику, - настала очередь улыбнуться Владимиру Абрамовичу. – Пусть ко мне в субботу к часам двум подъедет в наш дом, на озере. Будем говорить как мужчина с мужчиной.
Глава 10
Раздался звонок на мобильном телефоне, отчего Иван даже вздрогнул и посмотрел на часы: время показывало пять часов вечера. Он ненадолго прилег, чтобы поспать, после обеда, но заснул крепко и не заметил, как прошло уже три часа; последние несколько месяцев расписание его биологических часов было сбито по причине общения с Настей, которая жила и работала по другому времени.
Иван посмотрел на номер, высветившийся на табло, но он был неизвестен ему, поэтому он не стал отвечать, решив, что ничего серьезного, если он не возьмет трубку в пятницу вечером, когда рабочая неделя фактически уже завершила свой суматошный ритм. Иван последнее время, не смотря на то, что жил в двух географических измерениях, работал намного усерднее, чем раньше, потому что ему словно дали живой воды, которая его зарядила настолько, что он сам не узнавал себя. За все то, что он брался, у него теперь ладилось, хотя вроде он делал то же самое, как и раньше, с одним отличием, что в душе у него был мир и покой и самое главное, что он теперь жил ради этой прекрасной девочки, появившийся внезапно в его жизни и это давало ему сил и желания идти дальше.
Прошло еще несколько минут, а Иван, выключив звук мобильника, продолжал лежать на своем любимом диване, внизу в зале возле телевизора, собираясь с мыслями, которые во время сна пришли у него в разброс. Он снова поднял свой телефон, который молча испускал мерцания света, от того, что кто-то пытался все-таки его донять, чтобы он ответил. Звонил один и тот же пятизначный номер. Промешкавшись еще некоторое время и видя, что его так просто не оставят в покое, он, когда замерцал свет от очередного звонка, все-таки ответил.
- Добрый вечер, - на том конце телефона раздался миловидный голос, скорее всего уже немолодой женщины. Голос незнакомки, казалась, был соткан из теплоты и домашнего уюта, хотя звучал немного строго, как обычно звучит голос профессионального преподавателя или школьного учителя.
- Добрый вечер, - слегка хрипло ответил Иван, не до конца еще избавившись от дневного сна.
- Меня зовут Вера Андреевна. Я секретарь Владимира Абрамовича.
- Ах, да! – Иван сразу же привстал с дивана, мгновенно избавившись от остатков сна, вспомнив это голос теперь, который многократно отвечал ему в течение всего того времени, когда он безуспешно брал измором офис Владимира Абрамовича. – Слушаю вас, произнес молодой человек, не веря своим ушам.
- Владимир Абрамович согласился вас принять, - пояснила Вера Андреевна Ивану.
- Я готов, - отчеканил уже четко без малейшего намека на то, что он только что еще нежился в дремоте.
- Записывайте адрес!
- Готов, - Иван тут же нащупал на книжном столике ручку с клочком бумаги, как раз, кстати, оказавшихся рядом.
- Завтра в два часа дня в загородном доме на озере Таватуй, - произнесла Вера Андреевна и озвучила точный адрес. – Там охране скажете, кто вы, предъявив обязательно паспорт, который обязательно возьмите с собой и вас проведут.
- Я вас понял, - ответил Иван. – Спасибо большое.
- Не за что, молодой человек! – таким же строгим голосом прозвучали слова от Веры Андреевны, но потом, немного смягчившись, она добавила: Успехов вам завтра, - после чего отключилась.
Иван, в самом деле, ни как не ожидал такого звонка, хотя его воображение и рисовало нечто подобное, но спустя столько времени он не то чтобы отчаялся уже встретиться с Владимиром Абрамовичем, но представлял уже все иначе. Не будет никакого разговора с ним, но они будут вместе все равно с Настей и пусть это будет вразрез его принципов о семье, браке, ну и черт с ними, кричало, подсознание Ивана, ибо уже все было и так предрешено.
После того, как разговор с Верой Андреевной закончился, Иван почувствовал слабость в ногах и вынужден был сесть снова на диван, он оглянулся по сторонам и улыбнулся, видя, что его меньшие братья в лице пса и кота, как-то странно прижали свои хвосты и смотрят внимательно на своего хозяина, словно понимая все, что с ним происходит.
- Ну, что друзья мои! - обратился Иван к своим питомцам, - Завтра у меня намечается занимательная встреча, поэтому нам нужно быть во все оружие, так вот! – кивнул он в сторону, молча сидящих животных.
Чего мог ждать от завтрашней встречи Иван? На что ему нужно было надеяться? Все теперь было неважно, потому что главное он получил приглашение на прием к Владимиру Абрамовичу, который начал значит сдавать свои позиции, так подсказывала Ивану его интуиция, и завтра должен был наступить переломный момент.
«Все идет, так как и должно идти, потому что мы с Настей ни чего не делаем такого, чтобы нас могли лишить нашей любви. Ее, любовь вообще невозможно отнять, если она пришла к кому-то. Нет такой силы в человеческих руках, способной противостоять самой могущественной стихии на свете и если уж она на нашей стороне, то значит горе тому, кто осмелиться поступить иначе! Что же будет завтра? – спросил сам себя Иван и тут же ответил. - А завтра будет правильное решение мудрого человека, который сумел воспитать такого прекрасного человечка, как Настенька. Как же мне хочется уже быстрей назвать ее своей, зная наверняка, что она уже моя, обнять и прикоснуться губами к ее губам, ощутить ее запах, почувствовать вкус, утонуть в ее глазах, исчезнуть с этой грешной земли, слившись с ней в единое неделимое целое».
Иван, успокоившись от нахлынувшего на него вожделения, что скоро ему вновь предстоит увидеть свою Настеньку, поднялся со своего места, продавленного и потерявшего былую пышную форму дивана, от того, что Иван последние года три спал на нем в зале и днем, когда мог прилечь подремать в выходные, и ночью, не ложась более на огромную кровать, которую в свое время ему сделали под заказ, и где он надеялся, что будет не один разделять ложе. Спальня ему казалась чересчур большой, а кровать неудобной и для одного человека слишком просторной. Прежде чем уснуть, он часами бывало, лежал, уткнувшись глазами в потолок и наблюдая, за тенями, которые словно живые существа бегали по белому потолку и только под утро на силу засыпал. Вставал рано и потом ходил и работал весь день чумной, поэтому под вечер не в силах сопротивляться сонливой усталости, он ложился на диван и засыпал под включенный телевизор часа на два, а потом снова и снова мучился наверху у себя в спальне, делая многочисленные попытки уснуть. Вот так он и решил, устав бороться с бессонницей, перебраться вниз на диван, где засыпал более или менее теперь быстро, но только обязательном порядке включал телевизор, который хоть и жужжал, но создавал иллюзию некой жизни в доме, что действовало на Ивана успокаивающе, как снотворное.
Некоторое время Иван побродил по комнате, потом же вышел в сад, где прошелся вдоль своих любимых деревьев и остановился у самой большой яблони, растущей прямо у него перед кухней, сзади дома. Яблоки в этом году народились хорошие и теперь наливались соком, чтобы по осени попасть на стол и радовать человека своим сочным даром. Он погладил рукой ствол дерева, и прошептал ей: «Ну что девушка, как поживаешь? – в этом году порадуешь меня своими плодами царскими? – подул небольшой ветерок, и дерево зашелестело своей листвой, как будто ответила Ивану в ответ, - да!». После Иван вернулся снова в дом, поставил кипятиться чайник, чтобы перед сном насладиться душистым чаем и подумать о предстоящей беседе с Владимиром Абрамовичем. Так и прошло время, пока стрелки часов не приблизились к 11 часам вечера и Иван, как медведь взгромоздился на свой диван и заснул с улыбкой на лице, чтобы встать пораньше и собраться, что называется духом.
- Владимир Абрамович, к вам подъехал молодой мужчина по имени Иван: сказал, что вы его ждете, - произнес мужчина лет сорока, крепкий, высокого роста, одетый в форму с эмблемой службы безопасности, когда в огромном светлом зале появился Владимир Абрамович, одетый в домашний халат, темно-зеленого цвета. Была суббота. Горничная, по всей видимости, куда-то отлучилась, поэтому пришлось докладывать лично Владимиру Абрамовичу, охраннику с КПП.
Владимир Абрамович посмотрел на часы, хмыкнув. Стрелки часов показывали ровно два часа дня. «Надо же, какой пунктуальный» - подумал он.
- Проводите его ко мне в беседку, - распорядился Владимир Абрамович. – А где, Екатерина Павловна?
- Не знаю, - пожал плечами охранник. – Минут десять назад видел ее как раз в беседке, а сейчас не нашел, поэтому сам подошел к вам.
- Спасибо, - поблагодарил Владимир Абрамович.
Екатерина Павловна, приготовив в беседке, по просьбе Владимира Абрамовича, все к чаепитию, отлучилась буквально минут на пять, по своим делам, поэтому ее и не оказалось на месте, чтобы лично самой доложить Владимиру Абрамовичу и приезде гостя, как она обычно и делала, потому что охрана, обычно докладывала все через нее либо через ее сменщицу.
Иван, дожидался, возле ворот ведущих внутрь обширной территории, где в метрах ста от въезда стоял двух этажный дом, длинный, отштукатуренный и выкрашенный в светло-серый цвет и отделанный по цоколю декоративным камнем. Дом был выполнен так, как будто построен лет сто назад, в чем и был весь замысел архитектора, спроектировавшего его. Владимир Абрамович не любил ярких цветов и не признавал современных дизайнерских решений, хотя еще при жизни своей жены вкусы его были диаметрально противоположными, но потом все изменилось, словно что-то в нем умерло. Исключения он лишь только сделал для Настеньки, и где бы она ни жила, везде цвет ее спальни был розового цвета, цвет который так любила его жена, мебель же белой, цвет также любимый его Верой, которая планировала именно такое сочетание цветов в спальне их дочери, когда последняя была еще в утробе матери, дизайн же мебели был выполнен в стиле барокко. Жена Владимира Абрамовича, всегда мечтала, чтобы их дочь с самого раннего детства впитывала в себя именно такой стиль, который на ее взгляд мог бы воспитать в дочери вкус некого изящества, которое хранилось, словно дух той эпохи в окружающем ее интерьере.
- Давайте я вас запишу и проведу к Владимиру Абрамовичу, - предложил Ивану возвратившийся на КПП, охранник.
Потратив немного времени для выполнения некоторых формальностей, Ивана проводили в каменную белоснежную беседку, круглой формы, где в центре стоял деревянный стол, устланный скатертью такого же цвета, как сама беседка. На столе стоял серебристый самовар, деревянная корзиночка с разными сладостями и чайный набор для двух персон. В беседке ни кого пока не было.
- Вам сюда, - подсказал охранник Ивану. – Владимир Абрамович подойдет.
С этими словами мужчина удалился, оставив Ивана в одиночестве, которое продлилось недолго; молодой человек заметил, что со стороны дома в сторону беседки, расположенной чуть поодаль довольно бодрой походкой идет мужчина, одетый в светло белую рубашку с короткими рукавами и в серых классических брюках. Этим мужчиной, по всей видимости, Владимир Абрамович.
Иван ранее никогда не видел Владимира Абрамовича вот так, как бы сказать – вживую. По телевизору часто его показывали, в особенности по местным областным каналам, но и по федеральному телевидению, он мог мелькнуть на каком-нибудь совещании, где спокойно мог находиться и президент государства. Тогда на балу, он даже его и не заметил, хотя он был там. Он вообще тогда кроме Насти никого не заметил, если вы помните, дорогой читатель.
- Здравствуй, молодой человек, - поприветствовал Ивана Владимир Абрамович и протянул руку для рукопожатия.
- Здравствуйте, Владимир Абрамович.
Мужчины крепко пожали друг другу руки. Вообще рукопожатие мужчин говорит о многом. Если кто-то здоровается вяло, как женщина, то говорит о том, что этот мужчина вас не уважает, или попросту слаб духом. Так считал Владимир Абрамович и этого же мнения придерживался Иван. В тот момент они оба оценили друг друга, один, как достойное отношение, другой, как наличие сильного духа или отсутствие холопской черты.
- Прошу вас, проходите в беседку, - предложил гостю Владимир Абрамович.
Встреча произошла, возле беседки и это не ускользнуло от внимания Владимира Абрамовича. Иван сразу же показался ему очень воспитанным. Человека можно увидеть и понять, насколько он воспитан, по многим мелочам. Если Иван ждал его уже в беседке и еще ко всему бы сидел бы за столом – это бы сразу же не понравилось Владимиру Абрамовичу, потому что, во-первых, он бы счел это наглостью, потому что сам хозяин еще не предложил пройти к столу, во-вторых, невежеством по отношению к старшему человеку. За всю свою жизнь Владимир Абрамович в силу своей деятельности тысячу раз, не меньше, наверное, провел встречи с людьми, которые претендовали на ту или иную роль или должность в его структуре, давно уже как профессиональный психолог разбирался в людях и сейчас он почувствовал сразу же, что парень ему понравился. Хотя, может быть - это было еще пока отголоском его потепления к этой, внезапно появившейся фигуре, благодаря любви к своей дочери, может быть, но начало было неплохим.
Иван поблагодарил Владимира Абрамовича и поднялся по каменным ступенькам вовнутрь беседки, но садится, не стал, в ожидании, пока ему не укажут на конкретное место.
- Присаживайтесь, куда вам будет угодно. Владимир Абрамович разговаривал с молодым человеком, учтиво и на вы, не смотря на то, что Иван был младше его на много лет, но так было удобно Владимиру Абрамовичу, человеку тоже воспитанному и ко всему прочему, старающемуся держать всех на расстоянии, как раз за счет обращения на «Вы».
За столом стояло всего два стула, так чтобы собеседники находились друг напротив друга; самовар был немного смещен к краю стола, чтобы не загораживать. Иван немного замешкался, ожидая, что присядет все-таки вслед за человеком старше его, что тоже не осталось без внимания Владимира Абрамовича, и присел за стол, только когда хозяин дома уже сидел.
Краешком глаза, Иван заметил, что к беседке быстрым шагом направляется женщина.
- Здравствуйте, - весело поздоровалась подошедшая женщина с Иваном, лет пятидесяти, немного полноватая, но это ей только было к лицу. Голос ее звучал молодо, и ни как не соотносился с ее возрастом.
Екатерина Павловна, та самая горничная, проворно разлила чаю мужчинам и, пожелав приятного чаепития, удалилась.
- Угощайтесь! Не стесняйтесь! Печенье, конфеты! Печенье, заметьте, сама Екатерина Павловна готовит. Она превосходная хозяйка, поэтому обязательно испробуйте ее стряпню, - вежливо предложил Владимир Абрамович, и сам достал из плетеной корзиночки одно забавную печенюшку, сделанную в форме месяца.
- Спасибо, - поблагодарил Иван, и вслед за Владимиром Абрамовичем достал другой формы печенье, на этот раз круглой.
Гость и гостеприимный хозяин некоторое время сидели молча, наслаждаясь возможно чаем, а возможно готовясь начать диалог, причем оба были в неком замешательстве, словно не зная кому начать. Вроде как Владимир Абрамович пригласил Ивана к себе на разговор и ему бы и первым прервать молчание, но с другой стороны Иван добивался настырно встречи с Владимиром Абрамовичем и ему значит и слово.
Прошло минут десять, прежде чем тишину прервал все-таки Владимир Абрамович, видя, что Иван то ли из вежливости, то ли из замешательства не готов взять на себя инициативу.
- Я думаю, Иван, мы оба знаем, для чего я вас пригласил к себе, - наконец-то произнес Владимир Абрамович, взглянув в глаза Ивану.
- Да, конечно, Владимир Абрамович.
- Вы простите меня Иван, но вы понимаете, что вы сейчас пытаетесь взять высоту, которая не по вашим силам, - Владимир Абрамович еще пристальней впился в глаза своего собеседника, ожидая его реакцию.
- И это я тоже понимаю, - ответил Иван, но, несмотря на то, что его ответ мог показаться дерзким, однако, Владимиру Абрамовичу так не показалось.
- И…
- Не в моих силах отменить попытку взять эту высоту! Глаза вашей дочери меня заставили искать встречи с вами, - также пристально посмотрел Иван теперь уже в глаза Владимира Абрамовича.
Возникла пауза иди дуэль взглядов двух сильных мужчин, молодого и старого. Сейчас им не нужно было говорить, потому что они понимали друг друга без слов сейчас. Вдруг Владимиру Абрамовичу показалось, что в Иване он узнает себя, когда-то молодого и бедного студента, осмелившегося прийти к отцу Веры просить руки его дочери и, наверное, взгляд ее отца был таким же, как у него сейчас.
- Я прошу руки вашей дочери! Мы любим друг друга, по-настоящему любим! Мне тридцать три года, хотя, наверное, вы все знаете уже про меня, - продолжил прямой диалог Иван. – Я уже ни так молод, как вам может показаться, поэтому чувства юношеской страсти я могу отличить от чувств, которые творятся в моей душе сейчас.
Владимир Абрамович молчал, но было видно, что он очень внимательно слушает, как никогда каждое слово Ивана, ведь ему сейчас нужно было принять судьбоносное для него решение, поэтому он не имел право допустить оплошность.
- Это сильнее меня и сильнее Насти! Не наглость или упорство привело меня к вам, а мои ноги, потому что сердце мое им так велело. Вы можете мне отказать сейчас, можете отказать завтра и послезавтра, но мне придется тогда ходить нескончаемо долго, а Насте ждать меня, пока я не сотру ноги до костей.
Владимира Абрамовича поразили слова Ивана, потому что ему не чем было крыть его карты. «В конце концов, то, что он мусульманин, ведь это не повод начинать спасать свою дочь. Раз так все произошло, значит, так тому и быть, с Богом не поспоришь. И если уж он послал к моей девочке ее величество любовь, то ему видней», - принял решение Владимир Абрамович и произнес только:
- Я согласен!
Глава 11
Решение Владимира Абрамовича о предстоящей свадьбе своей дочери и Ивана в мгновении ока разлетелось в разные стороны, достигнув ушей не только окружения Царегородцева, но и простого жителя-обывателя, благодаря тем же вездесущим журналистам, которые бросились наперебой соревноваться в красно писании, описывая предстоящие, правда, пока еще не определившиеся с точной датой, торжества. Стиль письма весь был пропитан сарказмом, по поводу выбора Насти. Биография Ивана стало всеобщим достоянием общественности, как не хотел скрыть этого Владимир Абрамович, но свобода слова или сплетен, сделали свое дело. Где уж там заканчивается граница дозволенного и начинается частная жизнь, стало уже никому не известно, потому что границы, по всей видимости, стерлись, так же как стерлись из памяти человека такие понятия, как честь, совесть, добродетель и скромность, уж о вере в Бога и говорить не приходится, поэтому просто помолчим, стоя в стороне и наблюдая за всеобщим веселием.
- Царь совсем с катушек съехал, что ли, брызгал слюной мужчина лет шестидесяти, похожий на мятый футбольный мячик, такой же круглый и лысый, которого звали Алексей Варламович Самохвалов. – Сергей Викторович, что ты молчишь? Разговор проходил в одном из ресторанов Екатеринбурга, в уютной кабинке для особенных гостей.
Аскалов Сергей Викторович последние две недели находился под сильным давлением со стороны многих, имеющих, так или иначе, отношение к одной из самых крупных российских компаний. «Ладно бы Настя просто вышла замуж за Ивана, лишив надежды войти в семью многих, претендовавших на это место – это было полбеды, другое дело, что в семью придет человек совсем неизвестный, несмотря на то, что про него все уже было известно, но это больше всего и пугало, потому что тогда ничего было не понятно, почему Владимир Абрамович решил впустить в семью безродного человека. Он, что начитался сказок в детстве и на старости лет решил поставить подобный спектакль?», - размышляли те, чьи интересы могли пострадать в той или иной степени в будущем.
- А, чего ты хочешь от меня услышать, Алексей Варламович? – в недоумении отмахивался Аскалов, не поднимая глаз.
- Не знаю, - шипучим голосом, продолжал наседать на Сергея Викторовича толстяк. – Не знаю! Ты у нас безопасностью ведаешь и тебе думать!
- Правильно говоришь! Безопасностью! А не сватовством! Я что еще должен был женихов искать? Не перегибаете ли вы все палку? – грозно сверкнул своими маленькими глазами из-под лобья, Сергей Викторович, что немного охладило пыл Алексея Варламовича.
- Хорошо, хорошо, не кипятись!
- Я и так спокоен! Не знаю, что вы все тут переполошились! Раньше нужно было думать и самим подыскивать наследника!
- Мы и подыскивали! Дочь Царя вся в отца, просто, уперлась в это козла безродного! – злобно выругался толстяк.
- Влюбилась девочка! – ухмыльнулся Аскалов, но как то отрешенно.
- В кого? Не смеши меня! Она просто избалованное дитя, которому захотелось сыграть в золушку, но вот только наоборот!
- Неважно, что она решила, но вот только видимо придется всем ждать, пока она не наиграется.
- Она-то может и наиграется, но вот этот Иван, видимо не дурак, и он-то уж точно своего не упустит. Видел, как Царь его пригрел сразу же?
Аскалов в ответ только молча кивнул.
- То и оно, что проблема не в Насте теперь, а в этом Иване. Ему он даже своего беса это ускоглазого приставил, как его?
- Алмаз!
- Вот увидишь, что он скоро и в совете директоров окажется, а потом и трон займет! Не зря же поговаривают, что царь устал уже и покоем бредит и внуками.
- Мы же не можем ему запретить распоряжаться своей жизнью и компанией, где он абсолютный хозяин, или ты забыл? – фыркнул Аскалов, которому порядком все это уже поднадоело, когда его чуть ли не единственного обвинили в том, что он не доглядел, хотя как правильно сам заметил Сергей Викторович, в его обязанности входят другие функции.
-Правильно! Но нужно значит посоветовать царю как-то, что его решение ошибка и…
- … Ты думаешь, я не советовал и не лил чернуху на этого чудика? Все сделал, больше чем ты думаешь! – перебил Сергей Викторович толстяка.
- Не достаточно значит, если он не внял! – не соглашался собеседник Аскалова.
- Да пойми ты, наконец, что для Владимира Абрамовича дочь – это все! Я всегда говорил, что он исполнял всегда все капризы своей дочери – всегда, как не сопротивлялся, но в итоге сдавался. Повлиять же на Настю я не могу! Она с ума сошла по этому парню. Сколько вокруг нее вилось до этого ухажеров и где все они? Всех отшила! А к этому прилипла так, что и не оторвать! Я-то помню тот день! Не надо мне рассказывать, то чего ты не видел, уважаемый Алексей Варламович! Настю словно подменили тогда! Ты бы видел ее глаза! Она же дар речи потеряла! Ее увели даже, потому что она не в себе была, как и Ивана этого.
- Да бред это все! Ты сам себя послушай!
- Алексей Варламович! Этот разговор не к чему, не приведет. Сколько можно из пустого в порожнее переливать? Давай так, ты там со всеми советуйся и конкретный мне план излагайте действия! Я солдат! Как прикажете, так и сделаю!
Аскалов утомился и решил закончить общение с этим толстяком, который ему и так не нравился и еще ко всему прочему воняло от него едким запахом пота, которым он изливался уже весь, не переставая наседать на Сергея Викторовича, все пытаясь как-то сманить того на свою сторону.
- Но ведь твой генерал – это царь!
- Будем считать, что он болен и пока действует временное правительство, - вполне серьезно произнес Сергей Викторович.
- Ты уверен? Ты исполнишь любое наше решение? – внимательно посмотрел в глаза Аскалова, Алексей Аврамович, пытаясь что-то в них прочесть, но глаза Аскалова ни о чем не говорили, они были пусты и туманны, как всегда. «Страшный человек! - подумал в тот момент толстяк, у которого даже мурашки пробежали по коже. - Но, он способен на все, в этом нет сомнений»!
- Проси счет! – только и ответил Аскалов.
Аскалов Сергей Викторович был не виноват, что он действительно был человеком страшным, потому что считался жестоким, беспринципным и безжалостным человеком. Так уж распорядилась судьба, что когда-то он попал после армии, где, кстати, успел повоевать, выполняя интернациональный долг, в милицию, и не куда-нибудь, а в убойный отдел. Сердце у человека хрупкое, где не место жестокости и насилию, и оно не способно долго сносить всего того ужаса, которые творят человеческие руки, поэтому со временем оно закрывается, прячась в невидимом для врачей панцире. Говорят же иногда: «Ваше сердце почерствело!». Нет, оно не почерствело, а всего лишь скрылось на время или навсегда. Вот так и со временем сердце Аскалова Сергея Викторовича также перестало служить ему, спасая его от жестокости, оставив лишь механическую функцию, заставляющую тело жить, но лишь только тело. Сергей Викторович стал расчетливым и холодным игроком на арене реальности жизни, которая внезапно поменяла свой цвет и вкус, как обычно бывает при каких-то природных катаклизмах и он был игроком хорошим, если не лучшим в своем качестве. Владимиру Абрамовичу он сослужил хорошую службу, когда строилась его империя, где война играет решающую роль иначе и не бывает, когда строишь что-то грандиозное, пусть даже и не возвышенное. Любая империя, будь это страна или организация, но если внимательно присмотреться, то их объединяет одно: пот, слезы и кровь! Мог ли смериться Сергей Викторович, что ему когда-нибудь придется подчиняться другому человеку, а не Владимиру Абрамовичу, да даже тому же Ивану, над которым смеялись сначала, а теперь вздрогнули, а почем и нет? Он правильно ведь сказал тому потному толстяку, что он солдат, а поэтому ему нужен только приказ. Оговорился, лишь только, что его генерал сейчас болен. Сергей Викторович в это слово «болен» вложил много смысла и намека. То, что Владимир Абрамович не вечен и он, как и все власть имущие, уйдет, когда наступит его час, он понимал, но вот только не хотелось бы, чтобы империя, которая могла остаться без своего создателя, рухнула бы в одночасье, а под ее обломками бы было похоронено столько людей, которым это компания стала домом родным. Он был в первые жизни готов послушаться приказа не своего прямого начальника, командира, если хотите, а временного совета заинтересованных лиц, тех самых лиц, которые тоже участвовали в создании этой успешной организации и теперь считали себя вправе требовать защитить их, а это могло быть только через защиту самой компании, которой и они отдали много своих драгоценных лет. Вот только на-что он был способен, оставалось открытым вопросом для Самохвалова и ему подобных, которые могли бы в первую очередь пострадать, если все их опасения сбудутся. Новый царь – новая свита! Так было и так будет! И сам Аскалов тоже, скорее всего, будет заменен, а ведь и он отдал столько сил и энергии в становлении компании, а значит и он тоже имеет право быть заинтересованным в сохранении ее.
- Он ждет от нас решения, сказал кому-то по телефону Самохвалов, когда его тучное тело везли к нему домой, в один из элитных поселков, граничащих с Екатеринбургом. – Я думаю, он готов пойти даже на самые крайние меры. Вы же знаете его. Он способен на все!
- Ты уверен? - послышался хриплый, скорее всего простуженный голос незнакомца, кому и звонил Самохвалов.
- Уверен! – твердо ответил тот.
- Давайте тогда не будем откладывать наше решение, а встретимся завтра или лучше послезавтра, - поправил незнакомец. – Приболел я немного! До завтра боюсь не смогу оправиться. Давайте на послезавтра на восемь вечера встретимся и обо всем окончательно договоримся.
- Где встретимся?
- У вас!
- У меня? – испуганно переспросил Самохвалов. – Я думаю …
- Вы не думайте Алексей Варламович! – перебил все тот же голос незнакомца. – Спать перестанете, - послышался хриплый смех в трубке.
- Это не смешно, - дрогнул голос толстяка, судорожно рукой пытающегося смахнуть новые капли пота со лба, которые предательски появлялись еще с большей силой, чем обычно.
- Алесей Варламович! – голос незнакомца прозвучал строго. – Возьмите себя в руки! Иначе я сочту, что вы нам не нужны более и сами решим возникшую проблему! Тогда ваше будущее точно уж будет под вопросом! Все! Послезавтра в восемь! – собеседник отключился.
- Але, але, - судорожно повторил несколько раз толстяк, но перезванивать не решился, видимо фигура, с которой он общался, была очень весомой.
Самохвалов несколько минут сидел молча о чем-то напряженно думая, потом же обратился к водителю со следующими словами:
- Сережа поворачивай обратно в город.
- На заречную?
- Да.
Толстяку срочно понадобилось, чтобы его кто-то утешил, а дома ему этого давно уже ни кто не мог дать, поэтому пышная красавица Люба, годившаяся ему в дочери, уже несколько лет была той, кто дарил ему эту утеху, не бесплатно конечно, но она не была той, кто называет это профессией, а она была той кто называет это безысходностью, хотя может быть это одно и тоже.
- Алексей Варламович, давно хотел вас спросить, но все как-то забывал, - обратился водитель к нему, парень лет тридцати, очень маленького роста.
- Слушаю.
- Это Иван Неустроев, о котором все толкуют, он, что наш директор будущий?
Толстяк даже вздрогнул и испуганно посмотрел на водителя.
- Кто тебе сказал?
- Да все говорят уже, что как только Владимир Абрамович сыграет свадьбу, то сразу же уйдет на покой, а вместо себя поставит его.
- Не верь этому!
- Так все говорят! Мне конечно дело до этого нет, но когда новый директор приходит, то начинается чистка старого коллектива, - тихо пробормотал Сергей.
Толстяк еще больше вздрогнул и почувствовал, что весь пошел потом, но на этот раз ни чего не сказал, а только почувствовал, что силы его покидают.
За окном мелькали высокие современные дома, во многих окнах, которых горел свет, потому что уже темнело. В квартире под номером 52, расположенной в одном из этих домов, толстяка ждала уже Люба, которую он известил о своем внезапном визите только вот несколько минут тому назад. Когда откроется дверь в эту саму квартиру, на лице красавицы будет сиять улыбка, которая ни когда не сходит с ее лица и всегда лучезарно сияет. Может быть она и поддельная, но это было неважно Самохвалову, потому что он понимал, что вся его жалкая жизнь полна лжи, страха и лицемерия. Самое главное, что его сейчас будут тешить нежными успокаивающими словами и ему станет легко и свободно, как птице, словно он внезапно потерял свои полтора центнера. Он так и заснет в объятиях этой красавицы, которая уж точно не будет фыркать, что он плохо пахнет, как его жена, такая же толстая и мерзкая, как он сам. А утром он будет снова самим собой, вечно трясущимся от страха, потерять способность ощущать свое жалкое величие, дающееся ему от пачки, новеньких пятитысячных купюр, всегда имеющихся в его портмоне.
Глава 12
Все что нам надо знать в этой жизни – это то, что всему, когда то приходит конец и неважно хорошее это и доброе или плохое и злое, потому что все переменчиво, все меняется и безвозвратно исчезает где-то там, на горизонте, где заканчивается все, что может себе позволить видеть человеческий глаз.
Иван встретился с Настей, спустя уже неделю после разговора с Владимиром Абрамовичем. Встретился здесь же в беседке, где он и получил благословение отца Настеньки. Она вернулась из слишком затянувшейся командировки, куда отправил ее отец, пытаясь спастись от судьбы, но разве можно свернуть с дороги, которую человек не в силах избрать, потому что он всего лишь тот шарик, который запускает Крупье в казино.
Молодые люди встретились, не веря тому, что они снова рядом, как тогда на балу. Они стояли друг напротив друга и молчали, не в силах отвести глаз. Нужны ли им были слова? Они многое и так уже успели рассказать, благодаря всемогущему интернету, который прорезая пространство и время, казался уже незаменимым, и как волшебник одним мановением клавиши мог перенести вас на немыслимые расстояния. Добрая Екатерина Павловна, вечно о чем-то хлопочущая и та встала, как вкопанная, не смея пройти в беседку, чтобы сделать свое привычно доброе и вкусное дело, постояв немного, видя, как влюбленные стоят и смотрят друг на друга, улыбнулась материнской улыбкой, развернулась и воротилась в дом.
Жизнь Ивана стремительно начала меняться, как только он стал считаться женихом Насти. Во-первых, к нему приставили личного телохранителя Владимира Абрамовича, того самого злого драчуна Алмаза, потому что теперь он был уже принят в семью и его решили беречь по личному распоряжению Царегородцева. Во-вторых, все, что касалось бизнеса Ивана, то ему пришлось про него забыть, потому что теперь у него открывались новые горизонты, хотя об этом не говорилось вслух самим Владимиром Абрамовичем, но это предполагалось, как само собой разумеющееся и об этом Ивану рассказали помощники Владимира Абрамовича, принявшиеся сразу же готовить Ивана к новой жизни, что заключалось в подготовке будущей смены.
Что касается свадьбы, то ее решили сыграть в сентябре – это был выбор Насти, которая очень любила осень, и если ей суждено было выйти замуж, то только осенью. Она любила осень за ее золотую красоту и ее тишину, за ее дожди и за то, что ее мама вышла за муж за ее отца тоже осенью, в сентябре, и они любили друг друга и любят и посей день, хоть и так далеко друг от друга.
Пошел уже август, Иван с головой ушел в работу, хотя его и не назначили на какую-то конкретную должность, но он начал появляться в филиалах компании, где он знакомился с управляющим персоналом. Официально это звучало, как ознакомление с компанией с целью набраться опыта и изучить изнутри весь механизм деятельности. У Владимира Абрамовича не было времени, чтобы своего будущего зятя провести по всей административной лестницы, как и должно быть, потому что он чувствовал, что времени у него не так много, поэтому пытался форсировать события, да и Иван оказался очень смышленым молодым человеком, как бы там кто про него не говорили. Так вот, поэтому и поползли слухи о преемнике Владимира Абрамовича, видя появление этого молодого человека, кстати, очень многим понравившегося, за его любопытство и въедливость, которую он сразу же начал проявлять.
Рабочий график Ивана был максимально сжатый: нужно было в течение года освоиться в компании, изучив досконально детали, имеющие важное значение, чтобы претендовать на то, чтобы стать во главе организации. Владимир Абрамович следил лично за тем, как проходит обучение Ивана тонкостям бизнеса, которым сам он обучался десятилетиями. С одной стороны эта затея выглядела абсурдной, но повторимся еще раз: время было ограничено и нужно было одевать сапоги скороходы, и бежать галопом по Европе, если так вам будет угодно.
Маршрут поездок по филиалам компании Ивану определялся заранее, чтобы на местах были готовы принять его и показать и рассказать обо всем, что имело первостепенное значение. Иван был сосредоточен, как никогда в жизни и всеми своими силами пытался не подвести Владимира Абрамовича, и подошел к этому делу со всей серьезностью, понимая в какую семью, он попал, подгоняемый порывом любви.
Заканчивалась рабочая неделя, в последний же день, в пятницу, Ивану нужно было съездить в город Серов, расположенный на севере области, где находилось крупное предприятие, так же являющееся одним из подразделений, входящих в длинную цепь необъятных владений Владимира Абрамовича. Он проснулся рано, часов в пять утра, прочел утреннюю молитву, выпил кружечку чая, и, не зная, почему у него возникло острое желание пройтись сейчас же по саду.
Иван шел босиком по подстриженной совсем недавно траве, покрытой росой, которая как щетина колола подошвы его ног, что было очень приятно и в тоже время полезно, словно ему делали массаж. В то время, как он медленно, обходил каждое свое деревце, у него мелькнула в голове мысль, а что если он последний раз в этом саду и в последний раз ходит вот так по траве и дышит свежим лесным воздухом. Почему ему в голову влезла именно эта мысль, он не понимал, потому что вроде как все же хорошо было сейчас в его жизни, а самое главное, что он влюблен и теперь он не один. Иван решил, что он перевозбужден изменениями в его жизни и к тому же, скорее всего ему придется съехать со своего маленького желтого домика, потому что он взлетал высоко, а дело орлов гнездится в больших гнездах и его домик, к его огорчению был значительно ниже статусом. Вот только своих домашних питомцев он обязательно бы забрал с собой. Настя не была против; она вообще не была против всего того, что любил Иван, потому что она была вся теперь его, до кончиков ее волос. Даже, если бы пришлось ей покинуть свои замки и вселиться в этот небольшой, но уютный домик, то она даже бы не пискнула, в отличие от ее отца, которого бы это ужасно расстроило, но, слава Богу, что Иван все это понимал и не хотел расстраивать Владимира Абрамовича, человека которого он теперь благотворил. Как и всегда Иван заканчивал обход своего сада своей любимой яблоней. Яблоки еще значительней подросли и его это очень радовало. Иван подошел совсем вплотную к дереву и нежно его поцеловал, как в благодарность за то, что оно его так радовало своими плодами. Он не за какие деньги бы не согласился продать этот дом с садом, и если уж ему суждено было жить отныне в другом месте, то он обязательно бы возвращался сюда со своей любимой женщиной и вот так вместе с ней бродил бы по саду и любовался яблоками, вдыхая их аромат. В то время, как он бродил по саду, Иван заметил, что и его Шарик с Борькой рядом с ним сопровождают его – это его очень удивило, потому что ранее он не замечал за ними такого. Ну, если касаться Шарика, то собака есть собака и пес всегда был возле него. Когда он, куда бы то не шел, но вот чтобы его кот, гуляющий всегда сам по себе, его поразил, тем более теперь они оба были вместе, и как два верных слуги шли бок о бок с Иваном, причем Ивану показалось, что они очень необычно серьезны, как могут быть серьезными домашние животные.
Иван выехал из дома в семь утра, когда за ним прибыла машина, черный пятисотый мерседес. Теперь ему приходилось ездить только на пассажирском заднем сиденье, потому что спереди был водитель и Алмаз, который пришелся по душе Ивану, как и самому казаху, Иван, может быть, больше потому что Иван был, как и он, мусульманином и еще, потому что был похож на его шефа, может быть, как и Владимир Абрамович, Иван не пресмыкался перед людьми.
- Ребята давайте заедим на пять минут на Таватуй, - вдруг предложил Иван, когда они только выехали из поселка на трассу и водитель совсем молодой парень лет двадцати двух, такой крупный, как метатель молота, вдавил педаль газа в пол.
Алмаз удивленно обернулся к Ивану.
- У нас же Иван Васильевич время все подсчитано до минуты, а дорога до Серого не простая и так, а если мы заедим в дом на озере, то уж точно не нагоним график и опоздаем, а мне потом выскажет шеф за непунктуальность. Владимир Абрамович терпеть не может, когда опаздывают.
- Я буквально на минутку, а время мы нагоним! Я не сомневаюсь, с таким то водителем, - похлопал легонько по плечу Ивана здоровяка, который долгое время занимался автогонками и только последнее время из-за неимения времени, сбавил обороты. – Ведь, правда, Александр, - обратился Иван к водителю.
- Нагоним, конечно, - улыбнулся тот в ответ.
- Ээх! – недовольно буркнул Алмаз, который вздрагивал уже не раз, когда этот молодой лихач брался за дело. – Ему только дай волю.
Прошло не больше получаса, а Иван уже бросал маленькие камушки, пытаясь попасть в окно на втором этаже, в спальню Насти, пока, наконец, окно не распахнулось и оттуда не высунулось Настенька с разбросанными по всему лицу густыми черными волосами. Она была прекрасна. Говорят же, если вы хотите узнать истинную красоту женщины, то назначьте е свидание на вечер, а сами придите утром! Настя была удивительно красива в каждый момент своей жизни и когда она прихорашивалась и когда была растрепана. Иван стоял и смотрел на нее в то время, как Настя улыбалась, радуясь ребячеству своего любимого.
- Ты ведь уже должен был мчаться в командировку, - воскликнула Настя.
- Должен! Но я свернул, чтобы пожелать тебе прекрасного утра и сказать, что я тебя люблю! Нет! Я тебя обожаю девочка моя!
- И я тебя! Я люблю тебя Ваня! Нет! Я тебя обожаю мальчик мой!
Так они и стояли и повторяли одни и те же слова любви друг друга, не замечая ни чего вокруг, словно они были в центре всего мира, который крутился вокруг них, как возле самой огромной звезды на свете.
«Нет, я не ошибся в Иване и это не мимолетное увлечение Настеньки, - думал Владимир Абрамович, который в этот час тоже был в доме (редкое исключение) и уже сидел в своем кабинете, готовясь к предстоящему рабочему дню, слыша щебетание своих детей. – Дай Бог счастья им! Они достойны, видимо любви! Я думаю, хватило во мне мудрости поступить именно так! Пусть говорят люди в силу своей испорченности, но правда заключается в том, что я поступил, как подсказывало мне сердце, а никак твердили мои помощники и мне от этого сейчас так хорошо!», - закатил глаза Владимир Абрамович от счастья, которое, как он считал, пришло к нему в дом.
- Первый, объект опаздывает, - раздался трескучий голос по рации.
- Первый понял, ждем! – Черт! – выругался мужчина лет тридцати с короткой стрижкой, капитан в форме госавтоинспектора, нервно похаживающий возле десятой модели жигулей, с эмблемой «ДПС». – Где эти уроды задержались! Черт, черт! У нас ни так много времени, могут сменить нас и все тогда, операцию придется переносить.
- Не переживай, Михалыч, - попытался его успокоить напарник, младшего возраста и меньшего звания, он был лейтенантом, сидел на водительском месте.
- Правильно говорит он, - в разговор вмешался другой мужчина в форме и со званием, тоже лейтенанта, но возраста немногим старше, чем оба его коллеги, приоткрыв заднее окно автомобиля. У него был очень грубый грудной голос и на его бычьей шее имелся шрам сантиметров пять на из-косок вниз от подбородка. Милицейская форма явно ему была не к лицу, хотя по его бритой голове и такому обветренному лицу и спортивному виду, можно было предположить, что человек он военный или какой-то бывший спортсмен, хотя все-таки ближе подходил к военному, к прапорщику, на пример, потому что таким голосом, как у него можно было неплохо командовать, а вырабатывается такой голос со временем у тех, кто именно командует, когда в ход идет все: крик, мат, грубость.
- Первый, первый объект появился! Скорость сумасшедшая! Как поняли!
- Первый понял! – ответил капитан, но не по рации, расположенную в машине, а к себе в рукав, где видимо был микрофон, а значит, рация была не полицейская и работала на другой частоте.
- Все работаем, - скомандовал почему-то именно бритоголовый. – Третий готов?
- Готов!
- Работаем по первому плану!
- Понял второй!
- Вот черт! – выругался водитель мерседеса, в котором следовал Иван. – ГАИ! У меня 180 на спидометре. И этот не показал не фига! – выругался молодой парень, ткнув несильно рукой по регистратору. – Да здесь и никогда они не стоят! Какой черт их сюда пригнал?
Александр недовольно нажал на тормоза и прижался к правой обочине в десяти - пятнадцати метрах перед полицейской машиной. Чтобы сэкономить время он не стал дожидаться, когда к нему подойдет инспектор, а сам, взяв все необходимые документы, направился на встречу, медленно двигающемуся в его сторону капитану. Место, где тормознули машину, действительно было не понятно, почему выбрано полицией, потому что дорога здесь немного виляла и извивалась, проходя сквозь некое ущелье, проделанное, когда-то людьми, строившими ее.
Капитан, как и полагается отрапортовался, показал на своем черном приборе, похожем на фен скорость Александра, но что тот виновато пожал плечами и предложил пройти к ним в машину для оформления протокола.
- Может, договоримся, - буркнул Александр.
- Вы пройдите, пройдите в машину! – повторил капитан, сделав вид, что пропустил мимо ушей, то, что ему предложили.
- Понял, - ответил Александр и направился в полицейскую машину, в надежде там повторить свое предложение.
Капитан же в то время, как Александр присел в машину, подошел к мерседесу и внимательно посмотрел в салон автомобиля. Задние стекла были наглухо затонированы, поэтому он попросил сидящего внутри автомобиля Алмаза, опустить стекло и после чего заметил, что на заднем сиденье сидит молодой крепкий мужчина – это был Иван.
- Что-то случилось, - поинтересовался Алмаз.
- Ездите слишком быстро! – ответил капитан немного дрогнувшим голосом, что встревожило почему-то Алмаза, и он внимательно взглянул в глаза капитана, который немного даже отпрянул, видя, что он чем-то выдал себя. Алмаз взглянул вперед и только сейчас заметил третьего милиционера на заднем сиденье. «Странно, что их трое» - сразу же отметил про себя Алмаз, и машинально отстегнул кнопку на кобуре, нащупал рукоять пистолета и снял его с предохранителя, приготовившись, как всегда к худшему. «Место еще такое, действительно странное», - Алмаз оглядел небольшой холм справа, заросший соснами и вдруг ему показалось, что что-то вверху блеснуло от попавшего луча солнца. Капитан в это время, как то странно сдвинулся немного правее, как бы оставляя обзор, чтобы Алмаз был хорошо виден. Алмаз все понял и в мгновении ока, левой рукой схватил за китель капитана и дернул его на себя. В это время раздался такой звук, чем то напоминающий хлопок и Алмаз почувствовал острую боль в правом плече.
- Засада, - зарычал Алмаз, выдергивая пистолет. Капитан же, как беспомощная туша повалился на машину и сполз на землю, вновь оставив открытым Алмаза, который достав-таки пистолет и переложив его в левую руку, стрелял в направлении, где он и заметил блеск стекла, что, по всей видимости, создала оптика снайперской винтовки.
В это время в полицейской машине беспомощно извивалось и дрыгалось тело Александра, которому накинул на шею удавку этот самый бритоголовый крепыш, пытаясь задушить его. Еще немного и все было закончено.
- Иван бе…, - крикнул Алмаз и замолчал на полуслове, сраженный пулей в голову.
Иван дернул ручку левой двери и попытался покинуть машину, но получил тупой удар по голове…
- Бандерлоги! Ты что оптику не мог скрыть нормально! Этот чебурек тебя по ней вычислил. Вон солнце какое, - рычал тот самый бритоголовый на другого парня, одетого в камуфляжную форму темно – зеленого цвета. Рядом стояло еще двое в таком же одеянии, по всей видимости, один из них тот самый, который отслеживал движение автомобиля, другой же, тот, который можно предположить вырубил Ивана, который попытался бежать. Был здесь и полицейский, молодой парень, тупо глядевший на безжизненное тело капитана, лежавшее на земле, рядом с таким же безжизненным Алмазом и водителем мерседеса. Он был полностью обескуражен, было видно, что руки его трясутся, а губы посинели, как у мертвеца. – Столько блин косяков, - е мое! – продолжал возмущаться бритоголовый.
- Мне можно ехать? – дрожащим растерянным голосом чуть ли не простонал лейтенант.
- Куда ехать? Ты идиот что ли, мент? – рявкнул на него бритоголовый и посмотрел на одного из своих парней, высокого долговязого темноволосого мужчину, лейтенантского возраста, который понял все без слов. Он медленно подошел к полицейскому прямо смотря тому в глаза, достал массивный нож откуда-то из-за спины одной рукой и таким резким молниеносным движением наотмашь полоснул того по горлу. Лейтенант так быстро заморгал глазами и, схватившись обеими руками за горло, рухнул наземь и после нескольких судорожных движений, затих.
- Что ты его как барана режешь? – недовольно фыркнул бритоголовый. Вон крови сколько!
- Пули жалко на мента! – промычал долговязый в ответ. – Он и есть баран! Смотри вон, как навалил! На весь лес запахло, - злобно оскалился долговязый.
Иван открыл глаза! Голова его раскалывалась от боли. Он почувствовал, что руки его связаны сзади, но ноги были свободы. Он слышал голоса где-то рядом, но не мог понять о чем идет речь, где он сам, но потом память к нему вернулась и он вспомнил кровавую картину, последние слова Алмаза, и образовавшееся отверстие в голове Алмаза, а потом все потемнело. «Где я сейчас? Судя потому тому, что была мертвая тишина, а вокруг столько деревьев, то где-то глубоко в лесу», - сообразил Иван.
- О, смотрите! Второй чебурек в себя пришел, - все тот же долговязый, зарезавший только что полицейского стоял и смотрел на лежащего Ивана. Остальные тоже подошли.
- Поднимите его! - скомандовал бритоголовый.
Двое других беспрекословно подняли Ивана и поставили прямо напротив бритоголового, который был ростом пониже Ивана.
- Ну что дурачек! Мне сказали, что ты царем решил стать? – ухмыльнулся бритоголовый, глядя волчьим взглядом Ивану в глаза. – Говорят что ты еще мусульманин? Где твое: Аллаху Акбар, тогда? Ненавижу таких, как ты! – лицо бритоголового даже перекосилось от гнева. Ты же здесь родился! Ты или дурак или предатель! Предатель ты! – ненадолго замолчав, продолжил бритоголовый. Предатель! Ты умный! Далеко не дурак!
Иван стоял и молчал, но взгляда не уводил, а тоже прямо смотрел в глаза бандиту.
- Не боишься? В глаза смотришь! На колени! На колени чебурек! – грозно зарычал бритоголовый на Ивана.
Иван только ухмыльнулся и произнес:
- Я перед Богом только на колени встаю, - твердым голосом сказал Иван, не отводя своих глаз.
В этот момент Иван не о чем не думал. Ему казалось, что это все происходит не с ним, а он всего лишь спит и ему снится ужасный сон, но вот он скоро проснется и все будет по прежнему, как некоторое время тому назад, когда он говорил слова любви Настеньке.
- Кончай с ним быстрей, - произнес долговязый, по всей видимости, имеющий в этой группе, как и бритоголовый, особенный статус, но немногим меньше, чем последний. Не тяни!
- Подожди! – отмахнулся бритоголовый и, оглядевшись по сторонам, заметил сосновую массивную ветку, лежавшую на земле. Он схватил ее, потрогал, нежно проведя по ней своей грубой ладонью, и потом резко со всего маха ударил по ногам Ивана. Послышался звук сломанных костей, а Иван взвыл от боли и рухнул наземь, как подкошенный, а бритоголовый продолжал избивать его, нещадно молотя по всем частям тела.
- А сейчас ты где? Чебурек! Где? - взревел бритоголовый. Не слышу Аллаху Акбар! Не слышу!
Иван перестал выть, но что-то бормотал не связное, извиваясь от боли на земле.
Бритоголовый порезвившись на славу и выпустив весь свой гнев, остановился и откинул палку в сторону.
- Что он там бормочет? - попытался услышать долговязый, подойдя ближе к валяющемуся на земле Ивану, глаза, которого также горели от ярости. Двое же других молча наблюдали за кровавой картиной.
- Кул хуваллоху ахад. Аллохус сомад…., - то ли шептал то ли, ревел этими словами Иван, но не останавливался, а казалось, повторял и повторял одно и тоже.
- На арабском, вроде …., предположил бритоголовый, переведя дух и сплюнул на Ивана. Живучий сука! - Нам надо чисто все закончить! Сейчас прибираться начнем. Все парни приготовили для похорон? – посмотрел в сторону своих парней бритоголовый.
- Обижаешь, - ответил невысокий жилистый парень, тоже молодой, но уже заметно лысеющий. – Сгинут все и тела и машины, как будто и не было на свете ни когда их.
- Молодцы!
- Кинь мне глушитель, - обратился бритоголовый долговязому. - Надо с этим кончать, кивнул он в сторону Ивана.
- Кул хуваллоху ахад. Аллохус сомад…., - снова и снова повторял Иван, зажмурившись от боли, потом же затих. Иван вдруг почувствовал, что ему стало как-то легче, а боль куда-то исчезла. Ему вдруг показалось, что он услышал знакомый голос, звавший его по имени. Он открыл глаза и увидел свою давно умершую бабушку Марию Ивановну, которая как живая стояла возле него, словно не замечая своры бандитов. Потом она наклонилась, и Иван мог поклясться, что он почувствовал шершавую ладонь своей любимой бабушки.
- Ванечка не бойся! – произнесла Мария Ивановна, но губы ее не пошевелились. - Ванечка не бойся, - прозвучали эти же слова снова.
С этими словами образ Марии Ивановны растворился в воздухе, и вдруг появилась неизвестно откуда Настенька.
- Настенька, Настенька, пытался сказать Иван, но у него не выходило. Он снова и снова пытался произнести имя любимой и предупредить ее об опасности, но не мог.
- Ванечка, Ванечка, - улыбнулась Настенька и, опустившись на землю, протянула свою белоснежную руку. Иванова рука поддалась и, словно не чувствуя боли взяла руку Насти и крепко сжала. – Нас ждут! Идем!
- Ну чего там телишься, - упрекнул бритоголовый долговязого.
- Держи!
С этими словами долговязый поспешил и подал металлический набалдашник, служивший глушителем. Тот в свою очередь быстренько закрепил его на стволе своего Стечкина и подошел вплотную к Ивану.
Смотрите парни! Эта сволочь улыбается! Не верю своим глазам, мать вашу! – выругался бритоголовый,- который вновь побагровел от злости, которой, по всей видимости, у него было в переизбытке.
- Кончай с ним! – произнес долговязый. - Он сумасшедший!
Бритоголовый прицелился в голову и произвел несколько выстрелов, хладнокровно без всякого сожаления, как и требовала его профессия.
- Настя, Настя, Настя, кто-нибудь помогите - пронзил тишину женский голос похожий на Екатерину Павловну.
- Слышишь? – переспросил один из охранников на КПП возле дома Владимира Абрамовича на Таватуе.
- Да вроде! – неуверенно ответил второй. – В доме может, кричали?
- Ладно, будь здесь, а я в дом.
С этими словами мужчина бегом направился в дом Владимира Абрамовича.
День начался прекрасно для Настеньки, как только она услышала голос своего любимого. Пение птиц даже стихло, когда Иван окликнул Настю так, как обычно замолкают зрители, когда на сцене появляется солист и просит тишины. После такого же внезапного отъезда Ивана, как и появления, Настя сразу же почувствовала легкое недомогание и тревогу, но по началу, не предала этому значения. Однако с каждой буквально минутой недомогание росло, как снежный ком, а тревога усиливалась. Еще немного и она уже не могла стоять на ногах и медленно опустилась на пол, буквально на глазах опешившей от этого Екатерины Павловны, которая и закричала, зовя на помощь, потому что была очень впечатлительной женщиной.
- Что случилось, - крикнул вбежавший охранник и увидев склонившуюся горничную над Настей.
- Я не знаю! Скорую вызывайте! Срочно!
Охранник тут же передал по рации, чтобы вызвали скорую помощь.
Владимир Абрамович был на пробежке, которую совершал каждое утро по своим угодьям, но тоже услышал крик и со всех своих старческих ног бросился к дому.
- Настя! - взревел его голос, как никогда в жизни. Что? – вопросительно он посмотрел на всех присутствующих.
- Я не знаю, - заревела Екатерина Павловна. - Я увидела только, как она упала. Скорую вызвали!
Владимир Абрамович кинулся к своей доченьке, подхватив ее как пушинку, и вынес ее из дома, на свежий воздух. Настя тяжело дышала, но вдруг открыла глаза и произнесла.
- Папочка!
- Настенька! Что с тобой девочка моя?
- Папочка! – тихо, тихо произнесла Настенька, с каждым вдохом теряя силы. – Все так кружится…. Вдруг глаза как-то странно ее засияли, вроде как чего-то заметив. – Ванечка, - произнесла девушка, и Владимир Абрамович заметил, как ее правая рука слегка поднялась ладошкою к небу, а потом пальчики сжались, но не до конца. Создалось впечатление, что она кого-то или что-то схватила и теперь крепко держала, а на лице ее засияла внеземная улыбка, которой одаривает человека только счастье.
- Скорая помощь здесь! – крикнул кто-то.
- Кладите ее на землю, осторожно, скомандовал высокий мужчина, в белом халате подбежавший к Владимиру Абрамовичу, все еще продолжающему держать на руках свою девочку.
За дело взялись прибывшие врачи, которые пытались быстро сориентироваться в ситуации и принять меры, но разве они могли что-то сделать? Они сделали все, что можно было сделать, все, но в этом случае они были бессильны. Огонек в глазах Настеньки, который вдруг внезапно зажегся, начал затухать пока не погас совсем.
Тот самый высокий мужчина в белом халате поднялся с колен и с огромной печалью в глазах посмотрел на Владимира Абрамовича.
Владимир Абрамович ни чего не сказал. Он не закричал и не зарыдал. Он подошел к своей дочери. Опустился на землю, сел рядышком со своей Настенькой и долго, долго, глядел в ее уже остекленевшие, но счастливые глаза, потом повернулся ко всем присутствующим и произнес следующие слова тихо-тихо, как будто и его силы внезапно начали покидать:
- Короткие минуты счастья! Нужны ли вы нам, если все заканчивается, все умирает и исчезает, превращаясь в пыль? Что же движет этими безумными смельчаками, которые готовы умереть во имя любви? Сила? Особенный дух? Или они всего лишь избранные Богом люди, твари божьи, которых создал Творец и сам же удивился своему творению. Мы об этом никогда не узнаем! Мы будем пересказывать легенды из поколения в поколения о трагических событиях нашей общей истории. Мы будем вздыхать, жалеть тех давно усопших, погибших во имя любви людей, а потом продолжать жить, есть, спать, рожать детей и тоже умирать, но не во имя и благодаря любви, а пришедшей старости, что на самом деле очень грустно и печально и….
Эпилог
Прошло сорок дней, с тех пор, как умерла Настенька и ее отец Владимир Абрамович, и бесследно исчез Иван с телохранителем и водителем, что породило множество слухов, о которых мы не будем говорить, потому что в них больше желчи и лжи, чем правды. Что же произошло на самом деле с Настей так и не смогли определить, хотя было вскрытие. Владимир же Абрамович умер от инфаркта, так и не договорив последние слова, которые хотел поведать тем, кто был в тот момент с ним. Империя Владимира Абрамовича начала на глазах разваливаться пока не развалилась, как карточный домик, поэтому я и не говорил о названии этой мощнейшей организации, потому что все уже ее позабыли, как будто ее и не было вовсе. Что же произошло со всеми остальными героями этой печальной истории? Стоит ли о них говорить? Достойны ли они, чтобы их хоть как то упомянуть и рассказать о дальнейшей судьбе в плохом или хорошем изложении? Это знает только Бог, а я всего лишь его покорный слуга знаю то, что мне рассказали! Вы спросите, кто мне мог в таких подробностях все это поведать. Об этом я умолчу, но поверьте мне все, что я рассказал - чистая, правда, а напоследок я поведаю вам еще кое-что. Слушайте же!
Так вот, повторюсь. Прошло сорок дней! Вы, наверное, помните Илью, которого мы давно позабыли, но он ни куда не исчез, а вновь появился после недолгого скитания, и его жизнь вроде как должна была измениться, когда Иван был принят в семью, но как вы знаете, судьба распорядилась иначе. Илья терпеливо ждал своего друга, изо дня в день приезжая к нему домой, так как имел ключи от дома, потому что частенько последнее время ему приходилось подкармливать пса и кота в то время, когда Иван уезжал по делам. Вот так он и на сороковой день оказался он у него дома и как всегда покормил питомцев Ивана. Постояв немного повздыхав по Ивану и Насте, потому что их он уже не разделял, как каких-то отдельных людей и если честно не верил, что Иван вернется. «Нет Ивана уже на свете, как бы не говорили злые языки. Не знаю, как и что с ним случилось, но что-то страшное!» думал Иван, - любил он ее и не мог бросить, не мог, значит, что-то с ним обязательно произошло! Эх!» - вздохнул Илья, и было собрался уходить, как вдруг что-то заставило его пройти за дом в сад.
- Какие яблоки то, на удивление хорошие уродились в этом году, - воскликнул Илья вслух, обратив внимание на самое ближнее к дому дерево, то самое, которое больше всего любил Иван. «Надо будет тогда отдельно приехать и собрать яблок, а то пропадут», заключил Илья. - А это что? – Ни когда такого не видел! – воскликнул вновь Илья, но сильнее прежнего
Илья обратил внимание, что на самой верхней ветке висит самое настоящее золотое яблоко, не иначе, переливаясь в лучах солнца; огромное такое – даже какое-то не естественно совсем. Сорвать его не представлялось возможным, потому что не допрыгнуть - высоко и не подняться по веткам от того что они могли сломаться. Илья решил это яблоко во, чтобы то не стало снять сейчас, и пошел за стремянкой.
Когда он вернулся, то сразу же ее установил и только вот собрался подняться, как его внимание привлекла стая птиц, летящая высоко в небе. Он засмотрелся и на мгновение забыл про яблоко. Вдруг одна из птиц отделилось от стаи и камнем, кинулась вниз как раз вроде как в сад Ивана, так можно было понять, визуально наблюдая за ее траекторией. Птица приближалась все ближе и ближе, пока Илья не узнал в этой птице белого прекрасного лебедя. Лебедь подлетел к саду и сделал небольшой круг, не приземляясь, а вроде как чего-то ища. Зайдя на второй круг, он подлетел к верхушке этой самой яблони, любимой так Иваном и где сей час, Илья пытался сорвать яблоко. Какого было изумление Ильи, когда лебедь на полной своей птичьей скорости сорвал золотое яблоко и пустился в погоню за улетающей стаей! Илья так и стоял, открывший рот, наблюдая, как прекрасное белое создание удаляется все дальше и дальше в просторах голубого неба….
Райское яблоко
© Copyright: Николай Патрушев, 2015
Свидетельство о публикации №215030801947
Свидетельство о публикации №215030801947
Рецензии