Сингарелла. Глава IV

                Глава 4
                В потемках отношений.
        В оставленной им постели, на другом конце гарнизона, лежала, тупо уставившись в потолок, молодая женщина. Она, как и капитан, винила во всем себя. Только, в отличии он него, она была благодарна мужчине за доставленное наслаждение. Сегодня впервые  она испытала удовольствие от близости - не смотря на беременность, супружеский стаж Веры исчислялся всего двумя сутками.

        На следующее утро капитан Воронин впервые в своей жизни опоздал на работу. Все не ладилось и не клеилось с момента пробуждения, все валилось из рук, что-то постоянно терялось. Даже банальное дело – застегнуть рубашку далось ему с трудом, казалось, что пуговицы не пролазят и не могут пролезть в узкие отверстия петель.

       У кабинета, как назло столпилось много пациенток, хотя день был не приемный. С первой же клиенткой случилось недоразумение из-за запоздавших результатов анализов. Заглянувший на прием Алексей Иванович, обратив внимание на странное состояние доктора, отпустил Воронина на часок отдохнуть. И только сидя в ординаторской, капитан понял причину своего беспокойства: он ждал, когда придет Вера. Он чувствовал, что она должна прийти. Он вернулся в кабинет.

         Она пришла в самом конце приема, совсем бледная и больная. При дневном свете она казалась значительно моложе и красивее. Положив на стол бумаги, сказала, что Алексей Иванович просил заполнить историю болезни.

          Она явно его не узнала, а, может, просто не показывала вида. Не успел доктор задать ни одного вопроса, как больная потеряла сознание и начала медленно сползать со стула. Вошедший в это время Алексей Иванович подхватил женщину на руки и с видимой легкостью понес ее в отделение.

        Кровь бросилась в голову капитана. Это было полное фиаско: он не смог контролировать ситуацию как врач, откуда ни возьмись, появился соперник, да к тому же этот соперник - его собственный начальник с огромным и непререкаемым авторитетом. Почему она пришла сразу к Кротову? Может, узнала, что сегодня на приеме работает он?

         В себя его привел телефонный звонок: Алексей Иванович просил срочно прийти в отделение.
           Верочке было действительно очень плохо. Начались схватки, была реальная угроза прерывания беременности. Кротов обсудив с Сергеем Ильичем дальнейшие действия, попросил не оставлять больную без присмотра.

          Сам он, забрав с тумбочки Верин паспорт, куда-то убежал, пообещав по возвращении все рассказать. Кротов не мог знать, что просить Воронина ему ни к чему: весь мир для него сейчас был сконцентрирован у кровати этой молодой особы.

      Откуда-то из глубины его души волнами поднимались угрызения совести, их тошнотворные приливы мешали капитану сосредоточиться. То, что вчера казалось ему естественным, сегодня представлялось ему совсем в ином свете. Ему казалось, тот факт, что женщина уснула практически у него на руках, было актом беспредельного доверия, которое он, увы, не оправдал.

          Он представил себя на ее месте. Одна в чужом гарнизоне; мужчина, здоровый и сильный, в темноте ночи претендующий на ее тело, хорошо понимающий, что жаловаться она не станет, потому, что не знает его имени, да и к чему ей огласка. Представил ее слезы в предутренней постели, ощущение страха и горечи, физическую боль начавшихся схваток. Он молился, чтобы лекарства быстрее подействовали, и ей стало легче.

         Алексей Иванович вернулся через несколько часов – оформлял Верину прописку - и немного снял груз вины с Сергея Ильича.

         Ночными событиями злоключения Веры не закончились. Как она и предполагала, супруг не обрадовался прибавлению семейства. Более того, он выставил ее за дверь, сказав, что она сможет  вернуться, если сделает аборт.

        Шел пятый месяц беременности и ни о каком аборте не могло быть речи. Алексей Иванович так и объяснил молодой мамаше. Женщина призналась, что не собирается избавляться от ребенка, вот только с утра у нее появились тянущие боли в животе, и, вообще, ей некуда и не к кому пойти. Пока они беседовали, боли усилились, и доктор решил положить женщину на сохранение. Для этого понадобилась прописка.

         Медики однозначно были на стороне матери и ребенка. Они решили переговорить с будущим папашей. Эта миссия была поручена Сергею Ильичу на правах старого знакомого. Лучше бы он этого не делал.

          Муженек был настроен решительно и агрессивно. Никакие аргументы не могли повлиять на решение в пользу малыша. Вопрос ставился однозначно: либо я, либо он. Он упрекал жену в том, что она испортила его карьеру, что она без конца самовольничает. И, вообще, если Воронину так ее жалко – пусть забирает себе, тем более что именно он ее выиграл в карты. Поворот разговора был самым неожиданным.

         Больной стало легче лишь на четвертый день. Между капитаном и Верой установились теплые и молчаливые отношения. Воронин заходил в палату по несколько раз в день, часто без видимых причин. Он очень дорожил этими отношениями, ему казалось, что Вера тоже его ждет с нетерпением. Капитан уже окончательно убедился, что Вера его не узнала, и теперь он смертельно не хотел разоблачения.

         Все изменилось вечером пятого дня. Сергей Ильич переоделся в форму и зашел к Вере попрощаться. Увидев его, она густо покраснела, сухо попрощалась, и, ссылаясь на усталость, отвернулась к стене. Доктора такая перемена удивила, и только через некоторое время он понял, в чем дело: Вера впервые видела его в форме и, вероятно, сразу же узнала в нем своего ночного гостя.

        Сергей Ильич перестал искать с ней встреч, и она намеренно избегала его. Как-то незаметно ее перевел в свою палату Алексей Иванович. Три недели тянулись медленно, как год. К тому же заведующий запретил Воронину находиться в госпитале вне рабочего графика. Капитан понимал, что сделал он это для того, чтобы Вера могла отдохнуть от бесконечных пряток, но все же обиделся.

       А ей эта передышка была крайне нужна. Она должна была как-то причесать свои мысли, а они топорщились, путались, сбивались, никак не хотели приходить хоть к какому-то общему знаменателю. Она то тихонько плакала, уткнувшись в подушку, наивно полагая, что соседкам ничего не слышно, то часами бренчала на гитаре, пока на нее не начинали ругаться.

       Она не возражала, просто уходила в больничный сквер, куда-нибудь в гущу сиреневых зарослей и пела, и плакала. Она очень скоро обнаружила, что у нее много поклонников, залегших в кустах, в основном, солдаты срочной службы, молодые и очень вежливые.

        Вере было не до поклонников и концертов, - Серега так ни разу не пришел, и что ей дальше делать она совсем не знала. И дело было совсем не в материальной стороне, она не понимала, как Серега, ее самый, самый, самый любимый друг мог вышвырнуть ее беременную из дома.

         Как вообще это вяжется с его образом, как она считала, едва ли не с ангельским?. Он долгие годы заботился о ней, любил и баловал, он приехал к ней в глухую Ивановку на два дня, потому, что больше жить без нее не мог, он … Он так не мог. Вот такой раздрай был в душе молодой женщины.

       А тут еще этот капитан. Вера за многие годы впервые увидела, что на белом свете очень много мужчин, например Воронин, только старый немного, но он такой теплый и заботливый. Вот если бы забыть то, что произошло в ту ночь, а, может, не забывать?

       За эти три недели Сергей с Верой встретились всего несколько раз, а Воронину  с каждым днем все больше и больше хотелось видеть ее. По вечерам она вообще в палате не бывала.


         Только счастливая случайность помогла Воронину обнаружить место ее вечерних вояжей. Наталья Тимофеевна, жена начмеда, врач терапевтического отделения, пригласила коллег на чай по случаю своего дня рождения. Тяжелых больных не было, по местному телевидению шло какое-то старье, и Воронин решил приглашение принять.

        Около половины девятого приглашенные прибыли на бал, но именинницу на месте не застали. Отделение, казалось, вымерло. Только из-за закрытой двери столовой доносился  смех и шум.

          В темном помещении было полным – полно людей. Они смотрели трансляцию телевидения на немецком языке. Шла очень смешная комедия. Где-то в передних рядах звонкий девичий голос переводил текст на русский. Сергей Ильич мог поклясться, что это был голос Веры. К чести переводчицы – немецкий она знала в совершенстве.

        Капитан бочком протиснулся на свободный стул, и даже не заметил, как коллеги ушли справлять юбилей. Он не столько смотрел фильм, сколько слушал голос переводчицы и ее сдержанный смех, наблюдал завихрения людей возле нее. Он ждал окончания сеанса, решив, во  что бы то ни стало, прояснить ситуацию именно сегодня. Когда включили свет, они встретились глазами, и Вера сразу поняла, что разговора не избежать.

      Она безропотно пошла рядом с ним. Оба молчали. Ни один не хотел начинать разговор первым. Уже открыв двери ординаторской, Сергей нарушил молчание - предложил войти. Сел на стул, взяв ее за обе руки. Получилось так, что она стояла у него между колен и смотрела ему в глаза. Глаза у него были просто замечательные: темно-карие, глубокие-глубокие, строгие-строгие и одновременно грустные.
- Почему ты от меня прячешься? Ты меня боишься?
- Нет.
- Ты меня ненавидишь?
- Нет.
- Ты не можешь простить того, что между нами произошло?
- Я сама во всем виновата. Я сама Вас пригласила в дом.
- Но ты не приглашала в свою постель. Тебе было, наверное, больно и неприятно?
- Все было замечательно.
- И поэтому ты от меня прячешься?
- Я просто не хочу продолжения.
- Я настолько отвратителен?
Выдержать такой разговор, глядя друг другу в глаза - испытание не для слабонервных. Что творилось в душе девчонки? Что толкнуло ее на новый импульсивный поступок: элементарная жалость к одинокому мужчине, собственные необузданные чувства?

        Она шагнула к нему навстречу, взяла его лицо в ладони и страстно прильнула к его губам. Сергея словно парализовало: руки и ноги сделались ватными, сердце в груди остановилось на мгновение, а потом забилось часто и громко.

          Он обнял ее, крепко - крепко прижал к себе. Она обвила его шею руками, шепча на ухо разные важные глупости. Потом снова коснулась его губ поцелуем. Он ответил сильно и страстно. Оба прекрасно знали, что будет дальше, оба были счастливы, что это случится здесь и сейчас.

            Вера довольно быстро поняла, чего от нее ждет капитан. Желая не нарушать хода событий, она начала расстегивать пуговицы на его халате. Он не выдержал  этой «замедленной съемки» подхватил ее на руки и унес на кушетку. Он наклонился над ней, отодвинул с плеча халатик и сорочку, прильнул губами к теплой коже, скользнул вниз на грудь, как вдруг она с силой оттолкнула его и спрыгнула с кушетки.

           На его лице появилась гримаса то ли страдания, то ли разочарования. Он не успел ничего сказать – в дверь постучали. Голос медсестры был необыкновенно ласков и с игривой ноткой:
- Сергей Ильич, что же Вы опаздываете, девушки заждались!
-
Воронин не отрываясь смотрел в лицо Веры – его скривила горькая усмешка, она подумала, то, что и должна была подумать: это что же за кума, что под кумом не была! О том, что за отношения между медперсоналом больниц и госпиталей знали все и вся.

        Воронин подошел к Вере вплотную, взял за плечи, она уперлась руками в его грудь, не позволяя обнять ее. Он не знал, что говорят в таких двусмысленных ситуациях, а она думала о том, что все мужики предатели. И Чернов, и Воронин тоже.