Благословение святой Маргариты

Памяти моего научного руководителя
 
Успех – это сумма небольших усилий, повторяющихся изо дня в день. В захолустных городишках я растила свою троицу, учила сельских детей и неистово мечтала работать в вузе, заниматься научными исследованиями, ездить на симпозиумы, писать монографии. Ничто не способно остановить человека с правильным внутренним настроем на пути к достижению цели...
После окончания института мне выдали характеристику, где было написано, что меня рекомендуют для обучения в аспирантуре. Я так гордилась этой последней строчкой, что не выдержала и на беду себе показала характеристику директрисе cельской школы, где начала работать учителем-словесником. Она прочитала и съязвила: «Учёная вы наша, профессор кислых щей». Муж тоже отнёсся к моей мечте скептически: «Ну и что толку, что ты с отличием закончила школу и институт? Всё равно получаешь меньше уборщицы. Без меня ты бы давно пропала». И я замолчала. Мечты мои ушли в глубокое «подполье», продолжая теплиться в подсознании и грея душу.
Давно заметила – желания мои сбываются. Оказывается, мысль – реальная сила (форма энергии), обладающая свойством притяжения, которое делает её похожим на магнит, потому что всё происходит в ментальном мире. Вселенная готова принимать от вас просьбы (мысли, мечты) и стремится отправить вам послание (помощь). Это взаимодействие проходит через фильтр ваших установок. А тут уж воля ваша – что просите, то и воздастся. Вы – шедевр собственной жизни, вы – Микеланджело своей судьбы. Давид, которого вы лепите, – это вы сами! Наша вера и наши убеждения обусловлены нашим личным опытом, а не внешними причинами. Желающего судьба ведёт! Не только древние греки, наши русские предки были убеждены: «Человек без мечты – что птица без крыльев!»
Покружив 17 лет по захолустным военным городкам Приамурья, мы переехали в областной центр. Меня приняли на кафедру русского языка ассистентом. Заново прослушав лекции по фонетике и углубившись в курс, я начала вести практические занятия. Чтобы не показаться дилетантом, перечитывала исследования по фонетике, фонологии, фоносемантике. Пока анализировали со студентами разделы фонетики ведущих учебников по русскому языку, обратила внимание, что звуки там описаны в трёх аспектах, а вот важнейший для коммуникации – фоностилистический – отсутствует вовсе. Что гласный звук бывает ударным или безударным, а согласный – твёрдым или мягким, глухим или звонким – этому детей учат. А вот что звуки вызывают положительные и негативные впечатления (ассоциации), аккумулируют эмоции, что они имеют значимость, что ими можно воздействовать на окружающих и даже лечить звуками, что в национальном сознании они интуитивно расцениваются как любимые и нелюбимые – об этом в учебниках – ни слова. Плотно занявшись феноменом звукового символизма, я убедилась, что этот четвёртый аспект русских звуков можно и даже нужно ввести в соответствующие разделы учебников по родному языку. Изложив в тезисах свои соображения, отправила письмо в Исследовательский центр преподавания русского языка Института общеобразовательной школы Российской академии образования.
Спустя какое-то время в аудиторию, где я вела занятие, постучали: секретарша ректора попросила срочно пройти в приёмную к телефону. Звонили из Москвы. Это был председатель Учёного совета академик Шанский. Николай Максимович был автором вузовских учебников по русскому языку, солидных монографий и статей. Мы их конспектировали на всех курсах. Я даже испугалась. Представившись, он сказал:
– Письмо ваше получили. Прочитали. Считаете, разделы фонетики всех учебников написаны неправильно?
– Неправильно, – сказала я и снова испугалась: ой, что теперь будет?
– Ну что ж, приезжайте и докажите, как правильно. Надо провести серьёзное исследование. Приглашение вам выслали.
Я начала собираться в командировку. Заведующая решила, что мне лучше пройти стажировку на кафедре методики МПГУ – там Баранов М.Т., Ладыженская Т.А., другие корифеи методики. Академика Шанского можно посетить в свободное от стажировки время. «Ещё лучше: познакомлюсь со всеми светилами сразу!», – решила я, храбрая портняжка, и весело отправилась подписывать документы. Но в приёмной декана (с ней мы учились на одном курсе) меня остановила испуганная секретарша:
– Туда нельзя! Давайте документы, – сказала она и скрылась за дверью.
– Что? В Москву? Разгонять тоску? Она в своём уме? Её поезд давно ушёл! – услышала я из-за двери.
Следом вылетела перепуганная девушка и подала неподписанные документы. Так. Значит, мой поезд ушёл? Ещё посмотрим! И с места в карьер я двинулась к проректору по научной работе. Наступление – лучший способ обороны:
– Вот приглашение академика Шанского. Вот решение кафедры о стажировке. Если вы не разрешите мне поехать в Москву, то сразу переведите в уборщицы.
– Почему в уборщицы? – удивился озадаченный проректор.
– Вы приняли меня ассистентом, а не полы мыть, верно? Мне надо учиться, вести исследование и защищаться. Мне работать со студентами, а не с тряпками и швабрами.
– Резонно. Но понимаете ли.., – замялся научный куратор, – у вас неперспективный возраст для защиты... и семья большая... Вы не представляете себе, как всё это непросто.
И тут я взмолилась:
– Александр Ильич, отпустите меня! Я пять лет работала в газете, писать обучена. В Союз журналистов кого ни попадя не принимают. Я смышлёная и быстро напишу диссертацию. А за материнство отлучать от науки – грех!
– Ну что с вами делать? – сдался сердобольный проректор и подписал командировочную. Мы вышли в приёмную. Там уже была взбешённая моя однокурсница, теперь кандидат наук, доцент и декан. Я опередила её на несколько минут, которые решили противостояние в мою пользу.
– Ну смотрите же, – сказал проректор. – Справитесь, поставлю здесь, в приёмной, памятник с надписью: «Многодетной маме – кандидату наук». Не защититесь – уволим.
Так я, можно сказать, с боем, оказалась на кафедре методики МПГУ. Михаил Трофимович Баранов предложил тему по методике обучения лексике. Я стала посещать его занятия по орфографии и одновременно приступила к работе над предложенным исследованием. Сижу в Ленинке, начитываюсь, погружаюсь в тему. А душа, нет-нет да вздохнёт:
– Ну вот, мечтали о звуковом символизме, о фоносемантике, о звучащей речи, а тут...
– Цыц, – приказываю душе. Скажи спасибо, что вообще тему дали. И руководитель – зав. кафедрой методики. Заметь – ведущей в России.
– Так-то оно так, – уныло соглашается душа. – Да только...
– Да замолчишь ты, наконец! Без тебя тошно!
Наутро начались лекции для аспирантов. Михал Трофимыч недомогал, с трудом, вяло приступил к разговору о проблемах методики изучения лексической системы языка. Он вообще был человеком очень спокойным, размеренным, неторопливым. Да, не в моём духе... А потом объявили следующего выступающего:
– Доктор педагогических наук, профессор Российской академии образования, автор нового федерального комплекса по русскому языку Маргарита Михайловна Разумовская.
За кафедрой появилась невысокая, голубоглазая, моложавая женщина. Всё в ней было стремительным – движения, жесты, мимика, речь, манера мыслить и рассуждать вслух. Она горячо, эмоционально заговорила о проблемах методики обучения родному языку, о принципах и методах, заложенных в новом федеральном комплексе по русскому языку, о необходимости перестраивать его обучение на иной, деятельностной основе. За всё время она ни разу не присела. Ходила по аудитории, рассуждала, спрашивала... Оказалось, профессор Черемисина задерживается, и следующую лекцию начала опять Маргарита Михайловна. Четыре часа пролетели, никто опомниться не успел! Душа моя ликовала и радовалась. Перед нами была великолепная рассказчица, блистательный оратор, талантливый учёный-методист, руководитель передового авторского коллектива исследователей, сумевшая в строгой последовательности, взвешенно, аргументировано и доступно изложить проблемы методики обучения родному языку на философском и общенаучном уровне. Она взбудоражила, завела всех слушателей, никого не оставив равнодушным. По-моему не только мне, всем захотелось куда-то бежать, действовать, что-то переделывать.
Неожиданно прозвенел звонок. Ответив на вопросы слушателей, Маргарита Михайловна стремительно пошла по коридору, а я, как зачарованная, смотрела и смотрела ей вслед. Сейчас она выйдет в потоке студентов через парадный вход и...
– Маргарита Михайловна! Подождите!
Она обернулась и с удивлением посмотрела на меня.
– Подождите. Это я Вам писала письмо. Ну, про четвёртый аспект фонетики, чтобы, значит, его в школьные учебники ввести...
– А где вы пропали? Мы думали, вы не приехали, обещали же.
– Да приехала. Приехала. Я здесь. У Баранова. На лекции хожу. Мне так велели. У меня же возраст... Вот. Приказали, чтоб только на методиста...
– Мне бы ваш возраст, – засмеялась Маргарита Михайловна.
– Да ещё, знаете, у нас там, на окраине...
– Запомни, дорогая, Москва состоит из книг и воздуха, а провинция – из идей и мыслей. Мы тебя не за красивые глазки пригласили, а за толковое решение проблемы. Приходи завтра с утра в академию, там и поговорим.
И я не пошла – полетела, будто крылья у меня вдруг отросли. Так бывает. Одни словом могут убить, а иные – поднять и на крыло поставить, и в долгий успешный полёт благословить. К таким принадлежала она, Маргарита Михайловна, мой научный руководитель. Уже на другой день мне определили тему: «Развитие звуковой стороны речи учащихся на уроках русского языка в школе». И я понеслась в Ленинку.
Через два дня, проснувшись, не смогла дойти до ванной. Растёртая накануне нога опухла, покраснела и нещадно ныла.
– Что делать? Мне ж на консультацию в академию!
С трудом доковыляв до телефона в коридоре, позвонила Разумовской.
– Ничего страшного не случилось. Бывает. Сиди в номере и жди. Через час буду.
Она явилась нагруженная двумя сумками. В одной были книги.
– Это тебе. Занимайся пока несколько дней, пусть нога заживёт. Это по теории языка всё. Читай. Очень развивает и ум в порядок приводит. Всё начинаешь понимать по-иному, будто на вершину горы поднимаешься. Распробуешь  – не оторвёшься.
Потом она ловко обработала мне рану настоем берёзовых почек, приложила свежий лист алоэ и крепко забинтовала.
– Через пару дней будешь у меня как огурчик, – засмеялась она.
Из другой сумки начала доставать колбасу, хлеб, молоко. Потом извлекла головку сыра.
– Ой, да куда мне столько! (Я потом этот сыр до конца командировки доедала и ещё на обратную дорогу хватило).
– Лежи. Ешь. Читай. Потом расскажешь, какие идеи в твоей светлой головке появились.
После такой тотальной опеки я быстро пошла на поправку. Маргарита Михайловна не жалела на меня времени, хотя была очень и очень занята. Иногда для экономии времени она приглашала меня к себе домой, в многоэтажку у метро Щёлковская. Мне очень нравились такие консультации. Ещё бы! С порога она тащила меня на кухню, сверкающую чистотой, как и весь дом. Наливала чашку вкуснейшего борща, ставила тарелку с ароматным пюре и большущей, ну просто обалденной котлетой из лосятины.
– Ой, я опять объемся, как в прошлый раз!
– Ешь. Знаю, по столовкам-то не шибко набегаешься. Больше на сухомятке.
Она заварила чёрного листового чая, потомила его под полотенечком и налила себе прямо из заварника. Потом мне. Я посмотрела на густой напиток, но кипятка попросить постеснялась. И начала пить. Минут через пять у меня бешено заколотилось сердце и заполыхали щёки.
– Ой! Что с тобой? – вскричала хлебосольная хозяйка, – ты заболела?
– Это мне от вашей заварки плохо.
– Ну давай скорей на балкон, на ветерок. Ну вот, а говорила на Дальнем Востоке сливан пьют, а он, небось, покрепче моего чая?
– Так в сливан молокане сливки добавляют, яйцо взбивают, а у вас гольный чифир!
– Скажешь тоже. Просто свежий крепкий чай, он сосуды очищает и бодрит. Я всю ночь сегодня писала, а разве по мне видно?
Маргарита Михайловна тщетно пыталась сдерживать смех. Посмотрит на меня и ну хохотать. Мне стало легче, я тоже засмеялась. С ней всегда было весело, легко и просто. Она была неугомонным оптимистом. Общаясь с ней, я убедилась, что большие учёные – по-настоящему добрые, щедрые, открытые, доступные и демократичные люди.
Дни в Москве летели быстрее пули. Я стремительно обрастала материалами по утверждённой теме. Во мне просыпался «писучий» зуд, когда нестерпимо хочется взяться за перо и бумагу. Это чувство хорошо знакомо каждому из журналистской братии. Перед отъездом домой показала часть главы Маргарите Михайловне. Она прочитала один лист, другой, третий, потом стала бегло просматривать последующие страницы и спросила:
– Что это?
– Первая глава диссертации. Может, что-то не так?
– А у вас есть публикации?
– Есть. Я в трёх газетах работала селькором, завотделом сельского хозяйства. У меня много репортажей, интервью, очерков, есть фельетоны, рассказы.
– Да нет, я о других публикациях спрашиваю! О научных!
– Таких нет, я ж недавно в вузе. Зато как победителя областного конкурса селькоров меня в Союз журналистов приняли.
– А почему не сказала?
– Думала, не имеет значения.
– Ошибаетесь. Знаете, какая главная проблема аспирантов? Материал наберут, а вот оформить в диссертационное сочинение не могут. Год, а то и два мучаемся, учим их писать. Вы – другое дело. Жаль, что нет научных статей, – сказала профессор. – Написанное вами – на уровне докторской. Но без научных публикаций вы её не потянете. Пишите научные статьи и кандидатскую, а потом – докторскую. Мы с Шанским поможем. Да, не вздумайте сказать у себя там о докторской, а то ведь съедят. Завистников в мире – хоть пруд пруди.
– Маргарита Михайловна, напишите мне справку, что я смогу защитить кандидатскую, а то меня не отпустят больше. Кое-как вырвалась.
Она засмеялась:
– Пишите диссертацию и высылайте по частям на моё имя. Мы рецензируем, дадим заключение и вызовем на защиту. Приказом по академии вы вне конкурса зачислены в аспирантуру. Жду вас через полгода на первую консультацию.
Я вернулась домой окрылённая и охваченная сильнейшей «писучестью». Надо сразу на машинке работать, так будет быстрее. Дело за малым – научиться на ней печатать! Время пошло! Вселенная любит скорость!
После занятий я быстро готовила семье ужин и закрывалась в спальне, где стояла старенькая списанная «Москва». Зато какая у неё была мягкая клавиатура! И она была такой же пчёлкой, как её новая и последняя хозяйка, потому что через пару лет появятся компьютеры. А сейчас мы с ней работали как ненормальные. Через месяц я отправила в академию введение и первую главу диссертации, ещё через два – вторую (полтора месяца ушло на постановку экспериментов, которые мне разрешили провести в пятой школе), а третью (мне взбрело в голову, что должна быть третья глава!) и заключение пообещала привезти с собой к декабрю. На этот раз командировку мне дали без проблем, потому что следом из академии пришёл приказ о моём зачислении вне конкурса.
– Без меня ёлку не наряжать! К Новому году буду! – наказала я детям и улетела в Москву.
Ну нет бы перед отъездом позвонить научному руководителю! Приезжаю в Первопрестольную, звоню из гостиницы, мне отвечает муж, тоже профессор:
– Маргарита Михайловна в реанимации, её прооперировали.
– Да вы что? Как она? Что говорят врачи?
– Да пока плохо.
– Ой, а что мне делать? Возвращаться?
– Ни в коем случае. Поезжайте к Шанскому. Он вас ждёт.
Надо сказать, что Николай Максимович ещё в прошлый приезд стал называть меня на узбекский лад – Гюльчера, а не Гульчера, как в паспорте записано. «Цветочек к нам среди зимы пожаловал?» – заулыбался он, услышав мое экзотическое имя. И на удивление учёных дам как-то уж очень благосклонно ко мне отнёсся, что семидесятилетнему академику было несвойственно. Он опекал меня, заботился, советовал, разрешил печатать на своём «Роботроне». Это была самая продвинутая в академии пишущая машинка немецкой марки.
Гюльчера... Да он был в Узбекистане и язык помнит! – догадалась я. Наверняка это было давно, а воспоминания молодости, как известно, дорогого стоят. Моё имя ассоциируется у него с чем-то приятным. Надо бы спросить, был ли он в Средней Азии? Но не только спросить – и глаза-то поднять на маститого академика боязно.
И тут меня осенило: следует в генеральном каталоге посмотреть его ранние работы... Есть! Сразу же наткнулась на книги Шанского, изданные в Ташкентском университете. Ай да Гуля! Ай да сукина дочь! Говорила же проректору, что смышлёная я!
Теперь я стояла перед маститым учёным и уже не боялась его, как прежде.
– Вовремя приехали. Привезли заключение?
– Да, третью главу и заключение. Вот они.
– Зачем третью главу? Уберите её. Мне интересно посмотреть выводы по проведённому исследованию.
– Я не проводила никакого исследования (я не знала, что диссертацию исследованием называют).
– Ты не проводила эксперименты? Они же описаны во второй главе! – перешёл он на «ты» от возмущения.
– Эксперименты поставила, а исследования не проводила, – продолжала я «тупить».
– Этого за глаза хватит! Диссертация готова, девятнадцатого декабря на заседании учёного совета академии утвердим твою защиту.
– Как защиту? Так не бывает! Мне ещё больше двух лет в аспирантуре, – воскликнула я и заплакала от страха. – Я всё провалю! К тому же денег и одежды – в обрез.
– А главами из диссертации нас кто завалил? Думаешь, нам тут больше делать нечего?
– Да я просто так написала. Думала, вы посмотрите. Замечания сделаете. Я не спеша исправлю, подготовлю. Время-то есть.
– Просто она написала! Нет, вы только поглядите на это чудо в перьях! Ох уж эти провинциалы! Не обращаем внимания – плохо. Помогаем – тоже не угодили! Полюбуйтесь, она от защиты отказывается! Да через два года ты ещё одну диссертацию напишешь! Утри сопли, засучивай рукава и за работу. Звони домой, чтобы деньги и вещи самолётом передали, а ректору дай телеграмму, чтобы продлил командировку на полтора, нет, на два месяца, потому что после защиты документы в высшую аттестационную комиссию будешь готовить сама. Отсюда уедешь кандидатом наук.
Вот это поворот! Ошеломлённая, принялась за работу. Моим наставником на это время стала докторантка Разумовской – Светлана Ивановна Львова. Без её советов и рекомендаций я бы, конечно, пропала.
Как только Маргариту Михайловну перевели из реанимации, я по её требованию отправилась в больницу. Зашла в палату, взглянула на неё – похудевшую, бледную, беспомощную, вспомнила операцию сына и заплакала.
– Ну как ваши дела? – пытаясь бодриться, спросила она.
– Закончила автореферат, отдала на машинку. Перед Новым годом никто не берётся печатать. Спасибо спонсору за доллары.
– Какому спонсору?
– Так я сначала спонсоров нарожала и выучила. Теперь они меня до кондиции доводят. Старший сын вернулся из загранплавания и долларами снабдил. «Бери, мама! С ними любую дверь откроешь». И он, как всегда, оказался прав. Все к Новому году готовятся, отказываются печатать. А за доллары сразу согласились.
– Хватит ли у меня сил прочитать автореферат? – заволновалась Маргарита Михайловна.
– Николай Максимович сказал, что сам отредактирует.
– Когда ж он читать будет? Под ёлкой что ли? Сегодня 28 января. Ты ничего не перепутала?
 – Нет, ничего. Да, он тему изменил. Теперь это «Обучение звучащей речи на уроках русского языка».
– Ну и славно, что он взялся, а то я слаба ещё. Знаешь, сначала Николай Максимович разозлился, как письмо твоё показала. Ещё бы, кого критиковать взялась! А потом воскликнул: «А ведь она права, чёрт возьми! Однако какие идеи в голове у этих провинциалов бродят!»
– Имя – судьба! – засмеялась я. Всё дело в моём азиатском имени.
И рассказала о своих изысканиях в генеральном каталоге.
– А ведь ты права! Он часто вспоминает Узбекистан и начало своей карьеры. Но главная причина нашей с ним симпатии – твоя светлая голова, креативное мышление и профессиональное умение писать.
В палату вошла рассерженная врач:
– Это что за безобразие?! Опять консультации?
– Я пойду. Завтра мне на учёный совет, – засобиралась я.
– Вы думаете первая сегодня? – продолжала расходившаяся врачиха. – Вы третья! И пригрозила:
– Ну, Маргарита Михайловна, пожалуюсь главврачу! О здоровье надо думать, а не про этих вот, – кивнула она в мою сторону.
– Ну, ни пуха – ни пера! – засмеялась вконец провинившаяся больная, ещё вчерашняя пациентка реанимации.
Она обняла и поцеловала меня, благословив в добрый путь.
С вечера я так волновалась, что проснулась ни свет ни заря. Решила выйти пораньше и по пути заглянуть в Новодевичий монастырь. В храме было необычно людно и торжественно. Казалось, там горели тысячи свечей. Я протиснулась к иконной лавке и спросила:
– Скажите, матушка, какому святому свечу поставить? Со мной чудо случилось – приехала на консультацию и вдруг – защита.
– Так сегодня ж день Николая-угодника, святителя Мир Ликийских! Это он и сотворил чудо, не иначе! Помолитесь ему, Угоднику, да ещё Сергию Радонежскому, покровителю учащихся людей.
Я с благодарностью подошла к иконам праведников, подумав, что и Шанского Николаем зовут. И ему за здравие свечу поставила, и больной Маргарите Михайловне, чтоб скорее поправилась, и добрейшей Светлане Ивановне Львовой, чтоб у нее защита докторской прошла успешно. Я не догадывалась тогда, что они, православные чудотворцы, через четыре года сделают меня доктором филологических наук по специальности 10.02.19 – общее языкознание, социолингвистика, психолингвистика. И уж, конечно, тогда, в гостинице, я не подозревала, что эту самую высокую в России учёную степень вместе с книжками по теории языка принесла мне в простой хозяйственной сумке моя судьбоносица Маргарита Михайловна Разумовская. Да, это она сознательно «инфицировала» меня общим языкознанием. Больше некому!
А пока, 19 декабря 1995 года, я трижды поклонилась своему храму «Успенье Пресвятой Богородицы» (здесь меня крестили и дали православное имя!) и со спокойной душой пошла на заседание учёного совета Российской академии образования, где приняли единогласное решение допустить меня к защите диссертации на соискание учёной степени кандидата педагогических наук.
– Ну вот, говорил же, уедешь домой с учёной степенью, – сказал на банкете по случаю моей защиты академик Шанский. – Не расслабляйся. Психологам хорошо известны так называемые болезни достижений, возникающие после того, как человек преодолеет серьёзные трудности и добьётся значительных успехов. В медицинской литературе даже описан постдиссертационный синдром, который развивается у научных работников после благополучного завершения большой и ответственной работы. Поэтому сразу берись за докторскую. Рабочее название темы мы обговорим завтра. И ещё – не задирай нос, не думай, что твою идею обучения звучащей речи на уроках русского языка в школе так сразу и подхватят. Лет десять-пятнадцать, а то и больше уйдёт на осознание важности обучения родному языку на коммуникативной основе.
Предсказание академика, занимавшегося проблемами обучения русскому языку как иностранному и потому хорошо знакомого с коммуникативной методикой, сбылось. Стандарты второго поколения по русскому языку, выдвинувшие коммуникативную компетенцию на первое место, стали внедряться в школах России с 2009 года. Одним из авторов и главным инициатором коммуникативного направления в обучении русскому языку как родному стала любимая ученица Маргариты Михайловны доктор педагогических наук, профессор, автор нового федерального комплекса по русскому языку Львова Светлана Ивановна.
И ещё. Маргарита Михайловна не была набожным человеком. В церковь не ходила.
– Я воспитана в духе атеизма и верю только в то, что можно аргументировать. Такое уж мы прагматичное поколение. Бога доказать нельзя. В него можно верить или не верить. Я не хочу лицедействовать в угоду теперешней моде на веру в Бога. Это кощунство ещё большее, чем неверие, – сказала она мне, когда я заговорила о чудесном вмешательстве Николая-угодника в мою судьбу. – А ты верь. Это хорошо. Блажен, кто верует...
Я убеждена, не обязательно быть канонизированным Церковью, чтобы считаться святым. Маргарита Михайловна жила честно, справедливо и по совести, т.е. по тем самым заповедям, которые весь мир называет Христовыми. Она открыто, искренне, щедро и самоотверженно готовила не одно поколение российских учёных-исследователей, лелеяла и любила всех нас, ближних своих яко себя и чуточку сильнее. Не иссякнет память о ней! Да святится имя её!