Ворон птица вещая

Я была в гостях у старинной приятельницы на дне рождения. В самый разгар празднования вдруг позвонил сын:
— Мама, тебя спрашивал какой-то Андрей Васильевич. Сказал, что приглашает тебя. Да, и чтоб не ждала приёмного дня, а пришла срочно. Знаешь, у него такой голос...
— Какой?
— Ну такой... решительный, властный... Необычный.
 «Так, зачем я понадобилась ректору вуза, где не работаю и с которым не знакома?» — размышляла я, продолжая разговаривать с гостями, рассматривать семейный альбом и угощаться десертом. Внутренний голос подсказывал: это не простое приглашение, оно как-то развернёт мою жизнь...
Вечером заглянула в древнеарийский календарь. Вот это да! Редко, но так бывает — у приглашающего меня два тотема — белка и ворон. Белка — неутомимый реформатор, а ворон — птица вещая: как скажет, так и будет. Древние арии подсказывали, что человек, пожелавший видеть меня, — личность незаурядная. Наутро я отправилась к нему.
В приёмной было несколько человек, но секретарша, услышав мою фамилию, пригласила войти без очереди. В просторном кабинете я увидела красивого черноволосого человека. В его проницательных глазах мерцал огонёк заинтересованности. Он неспешно, с каким-то аристократическим достоинством достал изящные кофейные чашечки, заварил кофе и пригласил к столу.
— Любопытно, почему у вас нерусское имя? — неожиданно спросил он.
— Папа узбек, а мама из алтайских староверов. Бабушка по отцу — с Тибета. Так что метиска.
— Я так и думал. Это хорошо, что метисированная.
— Почему? — удивилась я.
— На этот счёт у меня своя точка зрения. Нечистокровные люди обладают усиленной энергией и подсознательно убеждены, что им следует доказывать свою состоятельность. Они устремляются к своей цели, пытаясь во что бы то ни стало добиться своего. Я не раз убеждался в этом, а когда услышал ваше имя да ещё что вы так быстро защитили кандидатскую, решил с вами познакомиться. Хотите стать доктором наук?
— Хочу.
— Другого ответа я не ожидал. Завтра же переходите сюда на должность доцента. Знаю, что очно в докторантуре находиться не сможете. У вас ведь большая семья? Поедете на стажировку на пять-шесть месяцев. Если понадобится, продлим. Набирайте материал, а написать диссертацию (кстати, и монографию!) вам будет нетрудно — ведь вы профессиональный журналист?
— Да, я работала в нескольких газетах. Когда ехать?
— Через несколько дней.
— Ой, придётся командировочные документы долго оформлять — ведь я здесь никого не знаю...
— Не волнуйтесь. Всё сделает моя секретарша, и билет купит она. И ваш самолёт взлетит из моей приёмной, — засмеялся он.
— Я защищалась в Российской академии образования, академик Шанский предложил мне тему докторской. Может, туда и поехать?
— Нет, только не РАО, — перебил меня собеседник. — Мне нужен доктор не педагогических, а филологических наук. Я дам вам три рекомендательных письма — ректору МГУ Виктору Садовничему, ректору Санкт-Петербургского университета Людмиле Вербицкой (мы с ней в одном дворе босиком по лужам бегали — я же коренной петербуржец) и Владимиру Гусеву — ректору Воронежского университета. Поезжайте сначала к нему и постарайтесь остаться в Воронеже. Там настоящая научная школа: ВГУ когда-то слили с Юрьевским университетом, который перед войной эвакуировали в Воронеж, а потом большинство его профессоров и библиотечные фонды там и остались. Мне бы хотелось, чтобы своё исследование вы провели там, на ведущей в России кафедре общего языкознания и стилистики. К тому же там группа наших студентов, им нужен куратор. Вы быстро защититесь, я уверен.
«Ворон — птица вещая», — мелькнуло в голове.
Пока увольнялась в своей неприветливой альма-матер, обдумывала неожиданное и заманчивое предложение. Вспомнила, когда впервые у меня появилось желание стать доктором наук. Обучаясь в аспирантуре, я занималась в Ленинке. Там когда-то работали Толстой, Чехов, Куприн, многие знаменитые люди России. Я ходила по этажам (не библиотека, а целый город!) и читала надписи. Вдруг вижу: «Зал обслуживания докторов наук». Даже такой есть? Туда входили обычные на первый взгляд люди, а я смотрела на них зачарованно — настоящие доктора наук, вот бы и мне так... Да где уж, хоть бы кандидатскую защитить...
...В родном вузе меня отпустили быстро и даже с некоторым облегчением. В самом деле, кому нужна такая беспокойная, как я? Никто — ни заведующая кафедрой, ни декан, ни ректор — даже не попытались отговорить меня от увольнения. У всех на памяти была моя неожиданная защита — поехала в академию на первую консультацию и вместо того, чтобы через месяц вернуться и выполнять учебную нагрузку, вдруг осталась на защиту. «И когда успела написать диссертацию? Прямо авантюризм какой-то!» — недоумевали коллеги. К тому же им пришлось дополнительно работать за меня во время моей незапланированной отлучки. Поэтому все на кафедре были рассержены, и даже те, кто относился ко мне вроде бы неплохо, сделали вид, что ничего не произошло, иные перестали здороваться.
В то время я занималась в семинаре по трансперсональной психологии и спросила у знакомого психотерапевта, почему такая странная реакция у коллег на мою защиту. Он популярно объяснил:
— Запомни, самая ведущая эмоция в человеческом обществе — зависть. Пока ты была просто ассистентом, тебя терпели, до тебя снисходили. Как только сделала попытку стать равной другим, да ещё так стремительно, — не понравилось. Тебя будут заедать, затирать, задвигать.
— Что же делать? — растерялась я.
— Не останавливаться на достигнутом, подниматься выше тех, кому не понравилось твоё восхождение. Тебя оставят в покое, когда ты поднимешься так, что камни, брошенные в тебя, станут падать на них самих. Кому это понравится? Запомни: восходит тот, кто умеет подняться. Любопытно: а как муж относится к твоему успеху?
— По-моему не очень-то обрадовался. Озадачил фразой: «Нарожала, а мне поить и кормить такую ораву, тут уж не до академии». Хотя о его академии и речи никогда не было. В школе учился кое-как, в училище тоже в хвосте тянулся, потом перенёс травму, очень долго лежал в госпитале.
— Дальше хуже будет, — «успокоил» психотерапевт. — Мужики обычно не терпят жён умнее себя.
И я решила подниматься — ну, чтобы это, значит, камни — не в меня...

...У меня не хватило смелости сразу сказать Саше о неожиданном предложении и своём решении ехать на длительную стажировку для работы над докторской диссертацией. Скажу утром. Пусть спит спокойно. Сама же проворочалась и всю ночь не сомкнула глаз. К утру твёрдо решила: согласится он или нет — уеду. Что я здесь провожу вечера в одиночестве, что там буду — всё равно он уже третий год не прекращает свои похождения к этой женщине, которая одолжила ему несколько недостающих тысяч на машину. Он давно отдал эти проклятые деньги, но под каблуком у неё так и остался. И теперь не ему решать мою судьбу.
— Ну что, выспался?
— Да вроде выспался.
— Ну тогда слушай...
И кратко изложила ситуацию.
— Что ж, пообещала — поезжай, — неожиданно легко согласился он. — Ну-ну, с кандидатской справилась без труда — думаешь, с докторской получится? Такая высота тебе не по зубам.
— Посмотрим...
— Тебя убеждать — только время зря тратить. Уж если ты задумала... Кстати, в Воронеже живёт старшая сестра матери тётя Даша с приёмной дочерью. У меня где-то адрес её записан. Будет где остановиться на первое время.
«Это ещё один знак судьбы», — решила я.
И наутро с некоторым страхом я входила в чужой вуз. Впрочем, здесь было много наших, перешедших сюда раньше. Это как-то обнадёживало.
— Что случилось? — спросила и. о. декана факультета, с которой мы работали на одной кафедре. — Поссорилась с кем-то?
— Ну почему же обязательно поссорилась? Вы же ни с кем не ссорились, а тем не менее здесь. Ректор пригласил. Он поручил мне узнать у вас мою нагрузку. Я перешла на должность доцента и через несколько дней уезжаю на стажировку в Воронежский университет.
— По какому поводу?
— По поводу докторской.
У неё вдруг вытянулось лицо. Она села и молча рассматривала меня в упор. Через несколько минут, опомнившись, вкрадчиво заговорила со мной как с неразумным дитятей, которое не ведает, что творит. Начала издалека.
— Я уважаю вас. Вы фактически совершили подвиг...
От удивления брови у меня непроизвольно поползли вверх.
— Да, да, если хотите, материнский подвиг — вы родили и вырастили троих сыновей. Ведь это совсем не просто. Ни у кого на факультете нет столько детей. Я восхищаюсь вами.
Я растерялась, не понимая, куда она клонит.
— Но пока вы стирали пелёнки и колготки, пока растили детей в поте лица, мы... я, например... занималась наукой, набиралась опыта работы в вузе. Вы понимаете, что вы... мягко говоря, пока недостаточно компетентны для докторской?
— Понимаю.
— Я, со своей стороны, — ещё мягче, ещё проникновеннее подвела она, — при всём своём опыте никогда не согласилась бы на такое предложение. Вы просто не осознаёте, какое ярмо, какую тяжкую ношу собираетесь взвалить на себя.
— И что вы предлагаете?
— Отказаться от докторской.
— Я не стану отказываться от предложения ректора, — твёрдо сказала я и встала. — Это не в моих правилах.
— Смотрите, как бы вам не пожалеть… — услышала я вслед.
Тогда и представить себе не могла, какого недоброжелателя нажила. Позже я поняла причину такой реакции: коллега перешла в этот вуз, чтобы получить здесь должность профессора. А любой человек с докторской степенью автоматически получил бы искомое звание, то есть перешёл бы дорогу, перечеркнув задуманное. Но хоть я и храбрилась, разговор с Компетентной Дамой не выходил из головы. Червь сомнения с утроенной силой принялся пожирать остатки моей решительности.
Все предшествующие цивилизации пытались передать потомкам накопленные знания. Они фиксировали их на камне, глиняных табличках, папирусе, пергаменте, шёлке, бумаге. Но всепожирающий огонь, наводнения, плесень, просто время безжалостно уничтожали информацию, предназначенную будущим поколениям. Например, пожар в Александрийской библиотеке уничтожил не только древние рукописи — погибли и глиняные, специально обработанные огнём же таблицы с надписями. От высокой температуры они рассыпались в прах.
А потом люди догадались, что все добытые сведения автоматически фиксируются в информационном поле Земли. Надо только уметь подключиться к нему и получить нужную информацию. Для этого разные народы изобрели свои магические знаки. Древние кельты, например, пользовались рунами. Первоначально у них и алфавит был руническим, как, впрочем, и у других народов изначально алфавит использовался в магических целях, а уж затем его приспособили для письма.
Древние египтяне использовали знак Соломона, затем создали магические карты Таро в виде Великих и Малых арканов, на основе которых созданы игральные карты. Только одни берут колоду в руки, чтобы развлечься и провести время, а другие (очень немногие!) с помощью карт получают нужную информацию.
Китайцы с этой целью пользовались триграммами, составленными всего из двух знаков — сплошной и прерывистой линий. Этот алфавит, предшествующий иероглифам и зафиксированный в «Книге перемен», жители Поднебесной (да и весь мир) используют не в начертательных, а в магических целях, то есть для получения информации из ноосферы. Православная церковь запрещает всякого рода гадания, но любопытство оказалось сильнее, и я испробовала основные виды получения информации, изобретённые разными народами. Наиболее убедительными мне показались знаки, созданные древними китайцами.
Очень редко, в самых крайних случаях, обращаюсь к «Книге перемен», или Ицзину. И Небеса дали мне свой мудрый совет: «Положение ваше запутанно, и в данный момент не так просто в нём разобраться и правильно оценить. Следуйте по пути, который укажет вам человек из вашего окружения, и убедитесь, что это наилучший выход. Через пять месяцев ваша судьба изменится к лучшему. В данный период ни в коем случае не позволяйте уговорить себя на такие действия, которые считаете неуместными и ошибочными». Я была потрясена ответом. Даже Небесам ясно, что отказаться от предложения ректора — верх глупости! Сомнения и дурные предчувствия улетучились. Я на правильном пути. Надо ехать!
 
...Воронеж ослепил белоснежной кипенью садов. На клумбах цвели первые весенние тюльпаны, распускались нарциссы, а чуть позже город заполонили махровые пионы — белые, розовые, бордовые. Нигде не видела я такого обилия столь роскошных цветов.
Девяностолетняя тётя Даша жила почти на окраине города, в небольшом домике, который построила сама после войны. Здесь было особенно много садов. Аромат цветущих деревьев пьянил, радовал, вселял надежду. Я увидела не дряхлую старуху, доживающую свой долгий век, а приветливую женщину, удивительно подвижную, весёлую и общительную. Она расцеловала меня, отправила в ванну, а сама захлопотала у стола, на который выставила угощение со своего огорода, толково рассказала, как добраться до университета и одобрила моё желание сразу же отправиться по делу, ради которого я приехала. Надо было спешить: через несколько дней начнётся празднование Дня Победы и всем будет не до меня.
В университете, едва я зашла в приёмную и представилась, меня тут же проводили к ректору. Из-за стола вышел немолодой голубоглазый человек.
— Андрей Васильевич звонил, просил помочь с устройством и, главное, с темой исследования, — приветливо сказал он. — Знаете, он верит в вас и ваши способности. Андрей Васильевич редко ошибается.
«Ворон — птица вещая», — снова мелькнуло в голове.
Не успела как следует оглядеться, как в кабинете появились декан, заведующий кафедрой и комендант.
— Этой женщине с Дальнего Востока надо найти жильё, оперативно определиться с научной темой и помочь в работе над исследованием. У неё много детей и мало времени. За работу.
Я поступила в распоряжение научного консультанта доктора филологических наук, профессора Иосифа Абрамовича Стернина, необыкновенно энергичного и деятельного человека, который возглавлял не только кафедру общего языкознания и стилистики ВГУ — ведущую в России, но и созданную им кафедру теории и практики коммуникации — первую в России. Не успели мы выйти из приёмной, как к нему стали подходить студенты и преподаватели со своими вопросами. Так, в окружении нескольких человек, он и зашёл на кафедру, а меня попросил подождать. Я остановилась у окна. На подоконнике лежал забытый кем-то потрёпанный сборник научных трудов по психолингвистике. Я наугад открыла его и наткнулась на слово «лакуна». Что это такое?
Когда в детстве мне удаляли гланды, врач несколько раз повторила: «Это ж надо, какие лакуны! Сын учил физиологию и тоже твердил о лакунах между фасциями (пучками мышц). Какие же пустоты или провалы могут быть в языке? Заинтригованная, я стала читать: «Расхождения (несовпадения в языках и культурах) фиксируются на различных уровнях языка и описываются при помощи термина “лакуна” — отсутствия однословного наименования в лексической системе языка. Например, тех, кто недавно в браке, называют молодожёнами. А как назвать тех, кто давно в браке? Такое наименование отсутствует. Это и есть лакуна».
Увлекшись, я углубилась в чтение, но тут меня позвали, и я с трепетом вошла на знаменитую кафедру. Наверно, тут все — доктора наук….
Иосиф Абрамович спросил:
— С какой проблемой была связана ваша кандидатская?
— С феноменом звукового символизма в методике преподавания русского языка как родного.
— Так... Феномен — это неплохо, а вот методикой мы не занимаемся.
— Я не настаиваю на методическом аспекте и вообще на продолжении этой темы.
— Ладно. Я предложу вам несколько тем для исследования, а вы подумайте и выберите одну из них. Проще, конечно, не с нуля начинать, а использовать наработки кандидатской.
И знаменитый профессор стал формулировать темы будущей диссертации. Первые две были связаны со звуковым символизмом, а потом он увлечённо заговорил о явлении лакунарности в системе языка. Глаза его заблестели, когда он стал рассуждать о концептах и национальной концепто¬сфере, о языковой картине мира, о том, что она может быть выражена не только лексическими единицами, но и их значимым отсутствием — лакунами разных типов. Потом спохватился:
— А знаете, что это за явление?
— Очень немногое. — И я повторила то, что успела только что прочитать.
— Хорошо, что вы имеете представление о лакунарности. Это, между прочим, тоже феномен, загадка.
— К сожалению, в голове у меня больше лакун, чем знаний о них, — невесело пошутила я.
— Ничего, — ободрил меня собеседник. Компетентность — дело наживное. Лишь бы у вас было желание поскорее элиминировать, то есть заполнить, эти белые пятна, да ещё способность обобщить всё, что наработано другими по этой проблеме. Доктор наук — это не учёная степень, это особый способ мышления. Думайте, выбирайте... Вот вам разрешение посещать библиотеки — областную научную и нашу, без них не обойтись.
И мы расстались. Я вышла и подумала: если всё дело в моем желании, то профессор даже не представляет, как оно велико и с каким упорством я стану воплощать его в реальность. Твёрдое убеждение, что желающего судьба ведёт, а нежелающего — тащит, у меня с детства. И оно никогда не подводило. Взглянув на сборник на подоконнике, я вдруг подумала: а может, это тоже знак судьбы? Есть такое гадание — «Перст указующий»: если вас мучает какой-то вопрос, вы берете Библию, открываете её наугад, потом тоже наугад упираетесь пальцем в какое-то слово. Это и есть ответ, надо только уметь его расшифровать. Я ведь тоже наугад открыла сборник и сразу попала на лакуну. Будто кто-то специально объяснил мне ключевую единицу феномена. Интересно, кто же автор тезисов, которые меня так выручили?
Я снова открыла лежащий на подоконнике сборник и рассмеялась. Это был Стернин И. А.
Зашла в библиотеку, оформила читательский билет, заказала основные труды Иосифа Абрамовича Стернина и Зинаиды Даниловны Поповой. Больше докторов наук на кафедре не оказалось. Решила, что надо хорошо знать, какими проблемами занимаются мои наставники. Им легче станет общаться со мной. Библиотекарь разрешила несколько книг взять с собой. Я оставила в залог паспорт и обрадованная поспешила к тете Даше.
Майскими праздниками и началось моё знакомство с Воронежем. Меня поразили День Победы, Дон, овраги и соловьи. Я впервые увидела, что значит празднование этого Дня теми, кто пережил фашистскую оккупацию. Накануне с вечера весь город пришёл в волнение — люди ходили по улицам, поздравляли друг друга, пели, ликовали, во время салюта многие плакали. Утром нескончаемые вереницы горожан потянулись на кладбища и братские могилы. День радости и печали продолжался до позднего вечера.
Потом я поспешила увидеть Дон, который воспел Шолохов в своей знаменитой эпопее. И вот я у его вод. И это Дон?! Среди голых песчаных берегов текла неприметная река средних размеров, гораздо меньше Амура или Зеи. Она больше походила на канал имени Москвы, который я видела в Химках, когда работала там в диссертационном зале. Хотя, наверно, здесь Дон такой же невзрачный, как и Амур в верховьях. Надо видеть, каков он, батюшка, в низовьях! Скорее всего, возле станицы Вёшенской он совсем другой.
Вот чего я не видела ни на Алтае, ни на Дальнем Востоке, ни в Узбекистане — так это оврагов. Какие ж они широкие и глубокие — раны земные. В пору всеобщего пробуждения природы их склоны захлестнуло белым половодьем — цвёл ослепительный тёрн. А вечером, лишь зашло солнце, как запели, защёлкали соловьи! Вот это чудо и торжество природы...
Все праздничные дни я штудировала работы ведущих учёных Воронежской лингвистической школы, в традициях которой мне предстояло провести фундаментальное исследование. Времени было мало, а сложных работ — несколько. Я начала их структурировать — закладывать в схемы основные понятия и положения. Дело пошло! Перелистываю свои схемы, если что-то не понимаю, тут же нахожу соответствующее место в монографии. Перечитываю, снова фиксирую в схеме, но теперь так, что мне понятно.
И всё думаю, размышляю над темой. На чём остановиться? На исходе праздников решила — выбираю феномен лакунарности. Пусть труднее начинать с нуля, зато любопытно мне, интересно научному консультанту. Надо, чтобы работа нравилась и увлекала, захватывала воображение, тогда и с трудностями справляться легче. А их впереди было столько, что мне не снилось.
Самое тяжкое испытание — сомнения: вдруг не справлюсь, опозорюсь, как вещала Компетентная Дама. Но грела мысль, что Андрей Васильевич — человек опытный, неординарный. Не просто так остановил он свой выбор на мне. Да и здешний ректор сказал, что он редко ошибается...
12 мая выбранная мною тема «Лакунарность русской лексики» была утверждена на заседании кафедры общего языкознания и стилистики, и я приступила к исследованию. Объём работы был такой, что не поднимала головы от монографий, научных сборников и диссертаций по 12–14 часов, а всё равно продвигалась вперёд медленнее, чем требовалось. Тысячу раз прав был Андрей Васильевич: в Воронеже настоящая научная школа, серьёзные наработки, на основе которых можно выявить глобальные закономерности в развитии самых современных лингвистических явлений. Иосиф Абрамович и Зинаида Даниловна всегда рядом и готовы прийти на помощь, безоглядно делятся своими идеями не только со мной, но со всеми, кто припадает к ним как к источнику знаний. Здесь я поняла, что настоящие большие учёные — доступные, демократичные, очень добрые и щедрые люди.
Зинаида Даниловна Попова, основательница Воронежской лингвистической школы, не была моим консультантом, но уделяла мне времени не меньше, чем каждому из своих аспирантов. Болезненная, кроткая, скромная, она говорила о сложных научных проблемах так, что они становились понятными и близкими, будили воображение, наталкивали на догадки. Каждый её совет дорогого стоил. Она обладала даром озарения, озаряя других и щедро одаривая своими идеями окружающих.
К тому же в этом старинном университете — не библиотека, а пир богов: всё, что ни заказывала, мне тут же приносили. Если чего-то не было, я отправлялась в Ленинку (ночь — и ты в Москве!) или в диссертационный зал в Химках, где находила доказательства своим догадкам и гипотезам. Иногда за нужной информацией ехала в Питер. И от такой королевской возможности мне предлагали отказаться? Молодец, что не струсила, не послушалась Компетентной Дамы и вопреки её зловещим предсказаниям устремилась в неизведанный, манящий путь. Но как всё успеть? Дни летели с головокружительной быстротой. Как ни старалась, времени не хватило — заканчивался срок командировки. Ну хоть бы ещё месяц, лучше два! Ректор говорил, что можно продлить командировку, если понадобится. Конечно, конечно понадобилось!
Звоню ему, отвечает секретарша:
— Андрей Васильевич в Корее.
— А он оставлял распоряжение по поводу продления моей командировки?
— Мне нет, может, отдел кадров в курсе? Позвоните туда.
— Нет, насчёт вас ничего не говорил. Что делать? Возвращайтесь.
Я приуныла.
— Ну всё, Иосиф Абрамович, придётся уезжать.
— Не огорчайтесь, вы и так работали за троих. Мы просто удивлены, сколько вы успели сделать за это время. Возвращайтесь, пишите диссертацию и монографию. По-моему, материала у вас достаточно. Если что-то понадобится, вышлю. И с публикациями помогу. То, что уже написали, — хорошего уровня. Кафедра довольна. Таких бы докторантов побольше.
Зинаида Даниловна обняла меня на прощанье и сказала:
— Не останавливайтесь, пишите. У вас всё получится, я уверена. Статьи ваши смотрела — хорошо написано. Вы самодостаточный и талантливый человек. Таким мы помогаем, а посредственности сами пробьются.
…На другой день после возвращения домой зашла в деканат отметить командировочное удостоверение. И наткнулась на злые глаза Компетентной Дамы:
— Почему опоздали на сутки?
— Рейс по техническим причинам задержали.
— А справку взяли?
— Какую справку?
— Ну в аэропорту, что рейс задержан, иначе прогул у вас, дорогая.
— В билете есть отметка. А мне теперь куда?
— Как куда? Учебную нагрузку выполнять. Ничего путного из вашей поездки всё равно не получилось. Пишите заявление: «Прошу стажировку считать законченной и приступить к выполнению учебной нагрузки по кафедре». — А мне пояснила:
— Так полагается юридически. Зайдите к проректору, а потом — в приёмную на подпись Андрею Васильевичу.
— А он здесь?
— Да, — холодно сказала она.
 Подхожу к приёмной, а ректор навстречу:
— Вы почему здесь, а не в Воронеже?
— Я не дозвонилась вам, секретарь ничего не знает, в отделе кадров — тоже. Сказали, надо возвращаться...
— При чём здесь секретарша? Я перед отъездом оставил в деканате распоряжение о продлении вам командировки на четыре месяца.
— Я только что оттуда, — растерянно проговорила я. Никто ничего не сказал. Вот моё заявление...
— Какое ещё заявление?
Он прочитал его и рассердился ещё больше:
— Ну-ка, зайдите в кабинет. Какую нагрузку вы собираетесь выполнять?
— Ту, что мне велели в деканате.
— Так, сейчас же марш отсюда и писать докторскую. Чтобы четыре... нет, шесть месяцев духу вашего здесь не было! В Воронеж возвращаться уже не имеет смысла. Вы набрали материала?
— Да, конечно, — пролепетала я.
— Ну так и работайте.
Я пулей вылетела из кабинета. В коридоре столкнулась с Компетентной Дамой, которая спешила в приёмную.
— Скажите, распоряжение ректора о продлении командировки было у вас?
— Да, у меня.
— Вы что, не могли мне телеграмму дать?
— Я не обязана за свой счёт давать телеграммы!
— Передали бы в отдел кадров…
— Знаете, милочка, вы у меня не одна, тут столько документов…
Дома, прежде чем засесть за диссертацию, я заглянула в «Книгу перемен». Ицзин обнадёжил и успокоил: «Всё, что вы сделаете в этот период, за что приметесь завтра, завершится успешным результатом. Некая невидимая сила упрочит ваши отношения с людьми, поможет завязать новые тесные контакты, которые станут для вас благоприятными. Былые труды и усилия будут оплачены. Вас преследует женщина, она стремится преградить вам путь, помешать осуществлению ваших намерений, вмешаться в вашу жизнь. Несмотря на это, желания ваши исполнятся».
Я ещё раз убедилась, что все дела — добрые и злые — каким-то непостижимым образом известны в Космосе. И каждый живёт так, как предначертано свыше. Небеса предупреждали меня об опасности и ободряли на моём пути.
Шесть месяцев для докторской диссертации — это почти ничто. Значит, надо использовать и большую часть ночи — получится вдвое больше. Это уже что-то! Я привезла с собой полный чемодан ксерокопий и конспектов, в памяти — в несколько раз больше прочитанного и воспринятого от Иосифа Абрамовича и Зинаиды Даниловны, от других ведущих учёных. И всё это надо было переосмыслить в соответствии с темой исследования и толково изложить в диссертации и монографии. Моя голова должна работать как никогда чётко, в режиме озарения. Но как же без отдыха?
Нет, всё что ни делает человек — это не только его прихоть. Его что-то ведёт. Когда я увлеклась трансперсональной психологией и упорно посещала семинары в ущерб отдыху, коллеги недоумевали: «Ну зачем тебе психология, да к тому же западная? Ты же лингвист». Тогда я не могла объяснить ни им, ни себе, зачем я это делаю. Какая-то неведомая сила тянула меня на эти занятия. И вот теперь полученные тогда знания пришли на помощь: длительное озарение возможно только в условиях транса. Каждый из нас дважды в сутки мимолётно переживает это состояние — при переходе в сон и при выходе из него. Это и есть транс, или инсайт — озарение. В этом состоянии Менделеев увидел свою знаменитую таблицу элементов и все пустые клетки в ней. Оно озаряло Чайковского, Моцарта, Штрауса, Мандельштама и многих великих музыкантов, поэтов, художников, учёных, архитекторов в момент их творчества. Об этом состоянии знали древние цивилизации и активно использовали его неисчерпаемые возможности.
Транс — такое состояние, при котором фокус внимания направлен внутрь себя, когда размываются барьеры между сознанием и подсознанием, что позволяет установить прямой контакт с последним. И тогда человек приобретает мощную силу: у него открываются новые способности, повышается творческий потенциал, решаются проблемы, которые казались неразрешимыми, ибо подсознание — самая творческая часть личности, постоянно находящаяся в действии, способная удерживать колоссальную информацию. Это психическая (ментальная) энергия в чистом виде. Поэтому доступ к собственному подсознанию открывает новые возможности человека, вызывает небывалые силы: пробуждается интуиция, развивается сенсорная система, человек обретает способность получать непосредственное знание из Вселенной, так как вся информация, имеющаяся в мире, способна улавливаться подсознанием.
На занятиях психотерапевт настоятельно рекомендовал:
— Найдите общий язык со своим подсознанием, установите с ним дружескую связь, и вдохновение никогда не покинет вас!
И он показал, а мы усвоили одну из самых эффективных техник вхождения в продолжительный транс, научились поочерёдно загружать свои сенсорные каналы — системы, воспринимающие информацию от внешнего мира. У каждого человека — свой способ восприятия информации. Этим мы и отличаемся друг от друга. И только у немногих все сенсорные каналы одинаково активны.
Психотерапевт между тем продолжал:
— Загружая каналы, вы замечаете, как веки тяжелеют, глаза закрываются, усиливается расслабление. Осознав, что вы в лёгком трансе, сделайте три глубоких вдоха и выдоха и мысленно скажите: «Теперь я погружаюсь в царство Бессознательного. Теперь моя личность готова к встрече с Подсознанием». После этого только наблюдайте за собой и не проявляйте никакой активности. Вы — щепка на волнах. Будьте пассивны и подчинитесь воле волн. И вы ощутите момент, когда ваше подсознание откроется вам. И тогда задавайте ему любой интересующий вас вопрос и получите ответ, дайте любое задание, не сомневаясь, что оно будет выполнено. С этих пор подсознание — мощная и грозная сила — ваш ближайший союзник и помощник.
Бразильский спортивный психолог Хозе Сильва, неоднократный олимпийский чемпион, изучая опыт спортивных суперзвёзд, доказал, что все они от природы обладают способностью быстро входить в транс и «видят», как добиться успеха. Он пришёл к выводу, что людей с такой способностью — примерно десять процентов от общего населения планеты. Это успешные спортсмены, художники, архитекторы, конструкторы, ученые и т. д. Транс позволяет не только плодотворно работать, но и отключать мозг для полноценного отдыха. При этом требуется не шесть — восемь часов, а в несколько раз меньше.
И для меня перестали существовать день и ночь в привычном смысле этого слова. Как только я испытывала усталость (тут и начинались затруднения), я ложилась и, входя в транс, давала команду мозгу: «Спать!». Час-полтора — и можно было снова плодотворно работать часов шесть. Если я не знала, что дальше писать, снова входила в транс и задавала вопрос. И ответ получала незамедлительно. Пригодился, конечно, и опыт работы в районных газетах, где требовалось быстро готовить материалы разной тематики.
В таком режиме я написала четыреста страниц диссертации и обширную монографию. Время от времени отправляла написанное в Воронеж, Иосиф Абрамович звонил:
— Молодец! Правильно! Из написанного делайте две монографии — «Лакунарность русской лексики» и «Феноменология номинативной лакунарности». Издавайте их срочно и дописывайте диссертацию. Первую главу сократите, остановитесь подробнее на экспериментах.
Иногда по издательским делам я ездила в университет. Там снова встретила Компетентную Даму.
— Ну что? Не успели?— сказала она, не скрывая злорадства. А ваш покровитель уезжает.
— Куда?
— В Москву, теперь он — замминистра образования.
Я поспешила к Андрею Васильевичу.
— Ну, как дела? — спросил он.
— Диссертация и две монографии на экспертизе в Воронеже и в Москве. Жду ответа.
— Вот это да! — воскликнул он. — Как станут известны результаты, сообщите. Впрочем, я сам быстрее узнаю. Будут проблемы — звоните. А вообще не тяните, защищайтесь как можно скорее! Вы нужны вузу в новом статусе.
Он дал мне номера своей новой приёмной. Подумав, сказал:
— Поезжайте-ка в Воронеж. Я распоряжусь. Вам надо пройти предзащиту на кафедре. Определяйтесь с оппонентами и сроками защиты. Заодно передадите в Москве пакеты по указанным адресам. Да, ещё один пакет завезёте в Питер.
 И я уехала. Выполнив все поручения, отправилась в Воронежский университет, на ставшую родной кафедру, где мне были рады, щедро помогали и поддерживали. Сделала доклад по итогам проведённого исследования, записала все замечания. В заключение Зинаида Даниловна сказала: «Ну что ж, исследование в целом выполнено в сжатый срок. От вас стали приходить большие фрагменты работы, я поняла, что мы не ошиблись. Исследование состоялось, остаётся достойно его завершить».
Я вышла и тихо заплакала — от волнения, радости и благодарности.
Оставалось ждать заключения экспертов Института языкознания РАН.  Правду говорят, что нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Когда от сомнений стало невмоготу, снова заглянула в «Книгу перемен»: «Добрый знак. Но будьте осмотрительны. Вы на вершине горы, и возможности спуститься у вас нет. Так что будьте бдительны, пока находитесь наверху. Не позднее чем через шесть месяцев ждите крупных перемен. Время благоприятствует вашим начинаниям. Кто-то противостоит вам, но если вы будете решительны и непреклонны, вас ожидает успех. Испытание вы выдержите».
Предсказание успокоило, хотя и озадачило: почему через шесть месяцев? Ведь, вроде, можно выходить на защиту сейчас. Неужели полгода будет длиться экспертиза? Но через несколько дней позвонил Иосиф Абрамович и ободрил:
— Всё отлично, отзывы хорошие. Правда, изменили название диссертации: «Лакунарность как имманентное свойство системы языка» — и, главное, — специальность. Теперь она напрямую связана с психолингвистикой. Видите, куда вас унесло? Это здорово! Правда, нужны доработки и исправления. Завтра получите вызов на защиту, срочно выезжайте, не задерживайтесь!
Стоял холодный бесснежный декабрь. Я не верила — со мной ли происходит такое чудо? Получив вызов факсом, пошла в деканат и протянула его Компетентной Даме. Она оторопело смотрела в текст, где говорилось, что моя диссертация признана завершённой, мне надлежит явиться на доработку замечаний и на защиту докторского исследования.
— Это не ко мне, — буркнула она. — Идите к ректору.
И я пошла к новому руководителю. Он выслушал меня, прочитал вызов.
— Да, конечно, поезжайте. А как у вас с учебной нагрузкой?
— Сейчас декабрь. Я отлучусь месяца на два-три, вернусь и до конца учебного года успею провести все занятия.
— Так и сделаем. Я поговорю с деканом. Зайдите завтра ещё раз.
Дома не находила себе места. Почему Ицзин предсказывает крупные перемены (а это и есть защита) только через полгода? Неужели кто-то убедит ректора не отпускать меня на защиту? Что он завтра скажет? И я снова заглянула в «Книгу перемен».
«Ждите и собирайтесь с силами, очень скоро они вам понадобятся — когда наступит весна, сойдёт снег и зацветут цветы. Слишком торопливые действия сейчас могут принести только вред. Потерпите ещё немного...».
Всё ясно — новый ректор не отпустит в Воронеж. Когда я зашла к нему на другой день и он сказал мне об этом, не удивилась и не возразила: Ицзин дважды указал мне срок защиты — когда зацветут цветы, то есть весной или в начале лета. А сейчас декабрь. Зачем гневить судьбу, ведь она без того меня ведёт, а Ицзин советует потерпеть ещё немного.
Силы мне действительно понадобились: за два с небольшим месяца предстояло выполнить полугодовую нагрузку. Компетентная Дама поставила условие: каждое проведённое занятие я должна подтвердить подписью декана того факультета, где оно состоялось. После пяти-шести пар лекций я бегала по деканатам и собирала подписи. Все недоумевали — кто такое придумал? Сроду такого не бывало!
И вот наконец я в аэропорту. Муж, провожая меня, был, как обычно, не в духе и мрачно молчал. Желая успокоить и подбодрить его, я сказала:
— Ты потерпи. Я быстро защищусь и вернусь.
 А он зло ответил:
— Ты ещё защитись. Много вас таких... желающих...
И я заплакала.
Однако Воронеж, как и Москва, слезам не верит. Надо закатывать рукава — времени до защиты мало, а правок и доработок — уйма. Снова по 12–14 часов напряжённой работы...
Когда наконец пошла за готовыми диссертациями, поднять шесть экземпляров не смогла — в переплёте они оказались неподъёмными. Пришлось просить о помощи таксиста.
— Это кто ж столько написал?
— Я.
— Одна?
— Одна.
— А за сколько лет?
— За полгода.
Он только присвистнул.
За два дня до защиты, когда уже висело приглашение, вдруг обнаружилось, что не хватает микрокворума по моей специальности. Председатель совета распорядился защиту отменить и перенести её на осень. Это значит, что придётся уезжать домой — а кто меня отпустит ещё раз, если сейчас едва вырвалась?
Стоп! А как же насчёт того, что желание моё сбудется, когда наступит весна, сойдёт снег и зацветут цветы? И снова Ицзин подсказал: «Желание ваше исполнится благодаря вмешательству человека старше вас». Значит, мне следует обратиться за помощью к человеку старше меня. Кто это? Ясно одно — он здесь, в Воронеже, рядом. И он поможет! Вспомнила слова психотерапевта: «В трансе можно решить любую проблему и получить ответ на любой вопрос». Так намучилась за день, переволновалась, что мгновенно уснула, не успев отследить ответ из подсознания. Утром, при выходе из сна, «пришёл» ответ — Гусев! Вот кто поможет! Он старше меня. Правда, уже не ректор, так как накануне состоялись перевыборы. Но его так уважают здесь, к нему прислушаются. Прихватила свои монографии — и к нему. Объяснила ситуацию. Он позвонил по телефону кому-то, а потом обратился ко мне: «Идите, готовьтесь, всё будет в порядке».
От центрального корпуса я не шла — летела через благоухающий сквер к зданию филологического факультета. «С кворумом» на небесах всё было в порядке — снег давно растаял, на клумбах полыхали тюльпаны и завтра моя защита!
— Уважаемый председатель Диссертационного совета! Уважаемые члены Учёного совета! Тема нашего диссертационного исследования — «Лакунарность как имманентное свойство системы языка». Работа выполнена в русле концепции воронежской теоретико-лингвистической школы на базе исследований профессоров Торопцева, Поповой, Стернина, Бабушкина, Кретова. Обобщены и использованы также результаты диссертационных исследований аспирантов и соискателей кафедры общего языкознания и стилистики последних лет. Объектом нашего исследования является потенциальная сфера языка, обнаруживающаяся как совокупность пустых, незаполненных мест в его лексической системе. Такие пустые места мы и обозначаем термином лакуна...
Я говорила, а члены совета, известные учёные России, внимательно слушали. Потом они задавали вопросы, а я спокойно и взвешенно отвечала. По глазам Иосифа Абрамовича и Зинаиды Даниловны видела — они довольны.
Затем слово предоставили официальному оппоненту — ведущему научному сотруднику сектора психолингвистики и коммуникации Института языкознания Российской академии наук Юрию Александровичу Сорокину:
— Уважаемый Учёный совет! Хочу обратить ваше внимание на то, что лёд всё-таки тронулся. Данную работу нельзя не рассматривать как успешный и многообещающий рывок в решении сложных вопросов лексикологии, лингвистики текста, психолингвистики и этнолингвистики. Об актуальности и прагматичности обсуждаемой диссертации, равно как и теоретической значимости работы, не стоило бы говорить, если бы этого не требовалось «по протоколу», ибо все эти три качества в полной мере присущи работе диссертанта, являясь естественными составляющими её манеры думать, рассуждать и фиксировать результаты своих размышлений чётко и ясно (добавлю ещё, что работа написана безупречно в стилистическом отношении)...
Я слушала крупнейшего отечественного психолингвиста и не верила, что всё это он говорит о моей диссертации... О монографиях он высоко отозвался накануне и попросил сделать дарственные надписи.
— И в заключение. Диссертант написала хорошую, умную диссертацию. Положа руку на сердце, могу утверждать одно: она достойна — и сомнений тут быть не может — присуждения ей учёной степени доктора наук. Надеюсь, что и в дальнейшем она будет думать и писать в том же креативном стиле.
На автореферат поступило немало положительных отзывов. На основании результатов тайного голосования присутствующими единогласно было возбуждено ходатайство о присуждении мне учёной степени доктора филологических наук. Через два месяца ВАК присвоил мне эту степень, а через два года по итогам диссертации и трёх монографий я стала участницей международной «Славянской энциклопедии: Теоретическое, прикладное и славянское языкознание», двух всероссийских и двух региональных энциклопедий.
Зловещие предсказания Компетентной Дамы не сбылись — я не опозорила тех, кто поверил в меня. Много позже я прочитала у Елены Рерих: «Благословляйте преследующих вас, ибо они, сами того не подозревая, гонят вас в светлое будущее». И теперь за каждым застольем я провозглашаю тост за своих недоброжелателей. Они — мощный стимул для тех, кому завидуют и яростно противостоят.


Рецензии
Дорогая Гульчера!
У меня нет слов:пребываю в сплошном восхищении Вами.
Вот это характер! Вот это сила воли!Какая же Вы ум-
ница. Убеждаюсь в который раз,что ничего в мире нет
случайного. Сколько я нашла интересного и интересую-
щего меня до сих пор в Вашей работе. Остается только
пожалеть, что жизнь заканчивается(в апреле - 80 лет)
Магические знаки, карты таро, триграммы...Как все это
интересно. Ничего не слышала о "Книге перемен",об Иц-
зине. В молодости интересовалась эзотерикой.Как жаль,
что прошла мимо того, о чем Вы пишете.Рано обзавелась
семьей,детьми.(На 3-м курсе вышла замуж).Хотя знаю,
что многое мне было дано, но не оказалось рядом нужных
людей.
Я очень прошу Вас прочесть мою маленькую работу "Божья
пощечина". Я так удивлялась тому, о чем я там написала.
Но после прочтения Вашей работы я многое поняла.

Будьте добры, подскажите мне, что я могу почитать о до-
ступе к собственному подсознанию.
Пожалуйста, извините за то,что занимаю Ваше время.

С огромным уважением и поклонением!

Фаина Нестерова   19.12.2017 05:45     Заявить о нарушении