Только до весны

Сколько дней я не слышала твоего голоса – двадцать или девятнадцать? Сколько дней мы не видели друг друга? Я потеряла счет времени. Так бывает, когда кроме работы у тебя нет больше ничего. Когда твоя жизнь – работа. Ежедневная, каждое утро и каждый вечер ты возвращаешься домой и знаешь, что завтра будет похоже на сегодня, а послезавтра на завтра и так изо дня в день. Это вынужденная мера, когда становится тяжело в одиночестве, но выдержать надо, вот и насильно заставляешь себя и уговариваешь: работа – то, что тебе нужно.

Сколько я не видела твоих карих глаз и не чувствовала твоего взгляда в спину? Сколько я не видела твоего счастливого лица, твоих губ, расплывающихся в улыбке, когда я зайцем скачу тебе на встречу, и мой любимый серый пумпон болтается в такт моим движениям на шапке? Вечность, наверное, но я так устала, ты бы только знал, как я устала быть счастливой наигранно там, где я действительно несчастлива. Быть приветливой, где не хочется. Быть достойной, где хочется завязать волосы в смешной пучок, надеть мешковатую одежду и сказать: «Не трогайте меня, не спрашивайте меня ни о чём, не отвечайте, не смотрите на меня вообще. Это не я. Меня нет». И в эти секунды сердце сжимается от жалости к самой себе. И остается сжатым до сих пор. До весны.

Застряли в пробке. Тонкими пальцами набирает текст. Левой рукой счищает со стекла иней, чтобы посмотреть, где именно они стоят. Не слышит музыки в наушниках, только слова по-английски и переводит их. Свет от габаритов расплывается на окнах. Усталость навалилась на нее в середине недели, даже в самом начале, не успели пройти два дня, как захотелось четверга, когда спадет нагрузка, и пятница будет очередным единственным выходным на неделе, а дальше снова рабочие, дальше снова одна и та же котовасия.

Поправляет шапку, потянув ее назад. Эти холода пришли так быстро и незаметно, что есть лишь одно желание – забраться в тепло, укрыться пледом и пить горячий зеленый чай с лимоном, гладить мирно посапывающий рядом комок шерсти и ни о чём не думать. Кожа на ее пальцах высохла от мела, подушечки жесткие, как наждачка, а кутикула к вечеру встает дыбом. Это плата за профессию. Плата за радость детей видеть ее, плата за улыбки и смех на уроках, плата за один учебный год.

Проезжает три остановки и выходит из автобуса. Скользя, как пингвин, идет по обочине и переходит через дорогу. Темнота слепит, а резкий свет от фонарей бьет по глазам, как хлыстом.

Дожить до весны. Только до первого марта, а дальше все изменится. Раз засечка, до конца марта – два засечка, а там и 24 мая не далеко – три засечка. И можно начинать новый отсчет. Скорее бы, скорее.

Доползает до дома, не поднимая ног. Забирается на шестой этаж, скидывает тяжелую сумку, разбирая, раздевается до гола прямо в коридоре, проходит в комнату и ужом проскальзывает в холодную заправленную постель под два одеяла и плед. Только до весны. Только до нее, родной.

20 – 22.1.15

Редактор: Настя Шварц

Иллюстрация: Anna Dittmann