Поезд опаздывает

На протяжении нескольких лет часто мне снится один и тот же сон. Будто бы я в одном белье стою на поручне моста; стою, раскинув руки, балансируя – внизу не вода, а рельсы железной дороги. Я стою, у меня жар, я болен; ветер треплет мои волосы, пряди летят мне в лицо, я стою босыми ногами на поручне. Внизу едет поезд. Я поскальзываюсь и лечу вниз, на расчерченую рельсами землю, под колёса.
Толчек – и с просыпаюсь. Этот сон преследует меня.
Один раз, это было лет семь назад – впрочем, утверждать не берусь, память была милосердна и стёрла многие воспоминания тех лет – я и вправду стоял на таком мосту, в одних только лёгких брюках, босой, с растрепаными волосами. Я находился тогда, как мне казалось, на самом дне жизни – ни средств к существованию, ни родных, ни друзей, ни работы, да ко всему – огромные долги, доставшиеся мне в наследство от отца-игрока.
Но тогда я не прыгнул. Всё было очень просто – я струсил, испугался в самый последний момент. Сразу после того, как одна нога против моей воли соскользнула вниз и сердце ёкнуло так сильно, что я отчетливо осознал: я бешено, до дрожи, всё ещё хочу жить. Во что бы то ни стало. Я слез. Руки дрожали и слёзы бежали из глаз. Я пошел домой.

С тех пор многое изменилось. Со временем мне удалось своими силами выкарабкаться из той ямы. Я нашел подработку, затем работу... смог частично рассчитаться с долгами, хотя жил на гроши; я познакомился с Лизой. Постепенно воспоминания о тех временах выветрились из моей головы. Они заменились стремлением к лучшей жизни – непременно с Лизой. А для этого надо было прилагать усилия. И я старался. Из отощавшего доходяги в рванье я со временем стал неким подобием современного мужчины – и только сны регулярно напоминали мне о том, что так и не произошло...
*
Недавно мне довелось ужинать с одной добропорядочной молодой семьей.
Сыновья, мальчишки девяти и одиннадцати лет, играли в детской. Хозяйка, её звали Ольгой, разливала по чашкам ароматный чай, от которого шел густой белый пар. Хозяин, Борис, человек еще молодой, не достигший сорока лет, сидел в кресле. У него было простое улыбчивое лицо, румяные щеки и небольшая курчавая бородка. Черные волосы его были пострижены по той моде,по какой нынче стригутся деловые люди.
Борис говорил. Голос у него был низкий и мягкий, как у добродушного медведя. Да он и походил на него – крупный, плечистый, в движениях было что-то медвежье, но не неуклюжее, а, скорее, массивное. Ольга, напротив, была хрупкой и бледной и более всего напоминала цаплю. Они были хорошей, дружной семьей и понимали друг друга с полуслова. Годы близости не разрушили их интерес друг к другу. Порой мне казалось, что и не было тех пятнадцати лет, связывавших эту пару – столько нежности было между супругами – не наигранной, а самой душевной, которую можно себе представить.
Разговор зашел о работе. Очень быстро я обрисовал свою незавидную ситуацию,приукрасив ее, однако, таким образом, чтобы не вызвать жалости у супругов. Потом слово перешло к Борису. Он занимал высокий пост в банке. Работа ему нравилась и радовала его, вот, правда, далеко приходилось ездить. Ну да на то есть железная дорога и скоростные электрички. Не все же баранку крутить, - усмехнулся он. В дороге ведь и поспать можно, и последние новости почитать, а то и просто пейзажем насладиться, если погода позволяет.
Дорога в один конец отнимала у Бориса два часа, но он уж наловчился – сначала спал, затем читал и уж на закуску рассматривал пейзаж приближавшегося города. По дороге домой он читал свежие газеты или предавался размышлениям.
-В общем-то, всё отлично. Но случаются дни, - вдруг осторожно прервала мужа Ольга, - когда Боря ужасно задерживается в дороге. Обыкновенно это бывает осенью и весной и часто по понедельникам.
-Что ты, душенька, пустяки это, милая, - мягко обратился к Ольге Борис.
-Вот и не пустяки! – и она улыбнулась, покраснев так, словно сказала не то глупость, не то что-то очень личное. – Видите ли, - потупилась она, - это ведь как обыкновенно... там занятые люди едут, а у этих... срам какой. И зачем же обязательно под поезд? Разве нет других способов?
-Видите ли... тема деликатная, - Борис отвел глаза. – Но я и впрямь частенько себя спрашиваю, отчего ж именно под поезд? Что за надобность?
Страшная догадка внезапно поразила меня, но я молчал. Хозяйка встала и заходила по комнате, затем стала зачем-то натирать посудным полотенцем и без того блестевшие ложки.
-Очень часто, раз или два в месяц возле одного моста движение останавливается, - начал Борис. Мы стоим иногда и два, и три часа, ждем, пока его уберут. И вы ведь не думайте, что все так просто. Съезжается полиция, всё с превеликой осторожностью. Тьфу! Как будто и вправду нет лучшего места. Я бы их за такое штрафовал.
-Да как же их оштрафуешь? Если уж решились? Да может, у них и нет ничего.
-Как же, ничего, - с раздражением ответил Борис. – Одним из недавних был, кстати, Иоганнсон.
*
Иоганнсон был известным писателем. Не так давно он покончил с собой, прыгнув на рельсы под колёса в то время, как поезд проезжал под мостом в районе города К. Иоганнсон был состоятелен и поговаривали, серьезно болел.
*
Моё страшное воспоминание стояло передо мной во весь свой исполинский рост. Оно улыбалось полными красными губами Бориса, его глаза бегали серыми глазами Ольги... мальчишки в детской возились уже с игрушечной железной дорогой, прокладывали по комнате рельсы, составляли из вагончиков поезда...
*
И тут мне захотелось немедленно покинуть эту уютную гостиную, оставить в чашке недопитый чай, бросить всё и скорее уйти. Но я не мог. И потому, словно одеревянев, сидел, тупо уставившись в янтарную глубину полупрозрачной фарфоровой чашки. И откуда-то сбоку долетали до меня полные возмущения смущенные слова Ольги об остывшем по вине очередного самоубийцы ужине.

3.03. – 8.03.15