Хроника моего сердца

Мысль написать о своей жизни, создать своего рода расширенную автобиографию, оценить события прошлых лет с позиции сегодняшнего дня, зрела в моей голове давно. Но внутренний голос нудно нашёптывал: «Оставь эту дурацкую затею. Кому нужны твои сопли, нытьё, твоя заурядная биография? Чего ты добилась в жизни? Ни карьеры, ни богатства. Не было даже элементарной стабильности». Всё так.
И всё же…

Сейчас, находясь в довольно зрелом возрасте и вспоминая те далекие годы детства, отрочества, юности, многие эпизоды кажутся смешными, нелепыми, милыми до слёз. Что-то хочется навсегда вычеркнуть из своей памяти, а что-то, напротив, как киноплёнку, прокручивать много раз…

… В пяти километрах от города Скопина находится село Вослебово. Кстати, оно относится к числу наиболее старых поселений края наряду с такими как Пронск, Рязань, Ижеславль, возникших в 12-16 веках. По одной из версий название села название села – это дань памяти воину-монаху Ослябе, героически погибшему во время Куликовской битвы. Потом слово трансформировалось в Вослеба, затем в Вослебово. По другой версии имя ему дала речка Вослебка, впадающая в Вёрду. Село известно с 16 века.

Здесь родились и выросли мои родители. Мой папа – Чевагин Владимир Иванович, мама – Строгонова Татьяна Дмитриевна. В 1941 году моему отцу было всего 14 лет, на войне он не был. Работал на железнодорожной станции здесь же, как и многие местные жители. Ещё в 1911 году недалеко от села пролегла железнодорожная линия Ряжск-Павелец и в связи с этим и была построена станция. Мои родители рано остались сиротами. В Сорок пятом они поженились. Ни кола, ни двора. На порядке Родник построили избушку. В 60-е годы 20-го века переименовали все улицы села и порядок Родник стал улицей Заречной. Один за другим посыпались дети. Два первых сына умерли младенцами. За ними в 1948 году родились моя старшая сестра Тоня, в 1950-ом – мой старший брат Николай.

Холодной зимой 12 декабря 1952 года на свет появилась я. Через несколько дней после моего рождения отец пошёл в сельский совет за первым в моей жизни документом – свидетельством о рождении. Имя придумал по пути в учреждение, назвал Валя, Валентина. Моё место рождения – Вослебово. Я совсем не помню этого.
Но вот мои самые первые воспоминания. Я в Скопине. Мы только что переехали жить сюда. В только что построенный дом на улице Афиногенова. Мне 4 года. Было тепло, солнечно. Запомнились новые красные ботиночки на моих ногах. Наш дом крайний, потом, чуть дальше, обрыв. Внизу – луг. Потом появились новые соседи, и мы перестали быть крайними. Мама берёт меня за руку, и мы идём вниз, в колодец, за водой.

Смутно помню бабушку Арину, по рассказам родителей – она нам неродная. Но вот посему она жила с нами -  не знаю. Она воспитала нас троих, была полноправным членом нашей семьи. А родители… Всегда пахали. Вечные труженики. Мама всю жизнь проработала в детском инфекционном отделении городской больницы санитаркой. Тяжелейшие дневные и ночные смены. От неё всегда пахло хлоркой. Освободился денёк – родители в лес за грибами, ягодами, грушей-дикушками. А потом мы все обрабатывали принесённые из леса дары природы. Надо сказать, нас не баловали ничем, жили бедно. Между нами чётко распределяли обязанности и мы твёрдо усвоили – это надо. Глядя на постоянно работающих родителей, стыдно было бездельничать. Сейчас я понимаю, как эти трудовые навыки пригодились мне в моей дальнейшей взрослой жизни.

Некогда было маме «сюсюкаться» с нами, и мы с раннего детства приучались к самостоятельности. Честно сказать, особой ласки я к себе не чувствовала. Наверное, жизненные перипетии отложили свой отпечаток на характер родителей. Ведь кроме работы, вечной пахоты, постоянной нужды, они ничего не видели в жизни. По рассказам односельчан, папа был лучшим в классе. Он щёлкал предметы как «орешки». Всё давалось ему легко. Как сказал его совсем старенький учитель (об этом мне поведал сам папа) при встрече с ним: «Из тебя мог бы получиться большой человек, если бы тебя поместить в другие жизненные обстоятельства». В итоге – ремесленное училище, сиротство, в 18 лет – женитьба. «Я не пробовал ремонтировать только самолёты и строить аэродромы», - так говорил мне отец.

Почти три месяца я жила при Сталине. 5 марта 1953 года Иосиф Виссарионович скончался. Он управлял страной около 30 лет. Этот год поэтому и считается одним из самых серьёзных в истории. В сентябре 1953 года – Первый секретарь Центрального комитета КПСС – Никита Сергеевич Хрущев.

Бабушка Арина умерла, когда я была в первом классе. Мне потом баба Дуся (это родная тётя моего отца) рассказывала: «Ты стояла около дома и на всю улицу рыдала и при этом причитала как взрослая, – и на кого ж ты нас покинула – отчего у соседей невольно на лице появлялась улыбка. А я… впервые со смертью встретилась в лоб. Меня это потрясло до глубины души. Перед смертью бабушки к нам приходила врач, и она уже не смогла помочь ей по объективным причинам. И много лет спустя, когда на улице я встречала эту докторшу, на лице у меня появлялись непрошенные слёзы горечи и потери, досады.

В 1958 году на свет появился наш младший брат Толик. Так его мы зовём до сих пор. Мне кажется, что ему досталось больше всех нас в смысле трудностей и невезения. Мы трое были школьниками. Отец в это время стал всё чаще прикладываться к рюмке. Толик с раннего возраста видел ссоры в семье и даже драки. Одним из светлых моментов помню семейные походы в кино. Там нам покупали мороженое по 13 копеек, по 9 копеек – эскимо на палочке. И даже не важно, какой был фильм. Иногда нас с младшим братом оставляли дома одних. И я часто производила над ним всякие эксперименты: надевала девичьи наряды, сооружала бантики на голове. Ходили с ним на луг, который был за нашими огородами. Здесь протекал ручей с чистой водой. Тут мы купались, отсюда таскали тяжёлые вёдра с водой для полива огорода.
Воспоминания о Тоне с Колей как-то сильно стёрты в моей памяти. Вроде были, а вроде и нет. Учились они средненько, были незаметными как в школе, так и дома. Духовного родства я с ними не ощущала и роли старшей сестры и брата, по отношению к себе с их стороны, к сожалению, не почувствовала. Крепкой дружбы между нами между нами не было. Её нет и сейчас. Я много думаю об этом. Есть ли вина родителей в этом? Нас что, не научили дружить? Каждый шёл по жизни своим путём, не мешая и не помогая другому. Это очень плохо и страшно. Сейчас я это знаю точно. Надо нуждаться в друг друге, интересоваться родственниками. Ведь мы одного РОДа. И уметь прощать. Прощение – сильная сторона человеческого характера. Как жаль, что многие постулаты кажутся понятными только в старости. И нельзя переписать заново свою жизнь, которая состоит только из черновика. Об этом можно размышлять очень долго и порой бессмысленно. Каждый в своей жизни наступит на свои собственные грабли, набьёт свои шишки и, конечно, обязательно сделает свои ошибки.

А пока… Школьные годы чудесные… Так поётся в известной песне. Я бы с этим поспорила. Мне почему-то хотелось, чтобы эти годы поскорее прошли. Это 1961-1970 года. У меня, как у всех, - вначале октябрёнок, потом пионер, комсомолец. В общем, бешеная гонка по вертикали, всевозможные кружки, секции. С 7-го класса – секретарь комсомольской организации и, как следствие, бесконечные собрания, заседания. «Прозаседавшиеся»! Видимо, Маяковский сказал это о нашем поколении. При всём при этом – участие во всех спортивных мероприятиях города (имела хорошие результаты по лёгкой атлетике). К тому же, необходимо было хорошо учиться, быть примером для всех. Постепенно накапливалась дикая усталость.

Но вот впечатление от учителей оставалось самое благоприятное. Не считаясь со своим личным временем, они занимались нами. Ни о каких подарках даже речи не было. Да и мы даже не смели нагрубить им, ослушаться их. Для нас учитель был существом высшего порядка.

Не чувствовалось никакого социального неравенства. «Богатеньким» считался тот, у кого в кармане были деньги на пончики. Мне не давали. Да я и не просила. Каждый день на большой перемене эти «богатенькие» устремлялись вниз. А там уже стояла тётенька в белом фартуке с большой кастрюлей с надписью: «Столовая №7».  Из неё на весь этаж разносился божественный запах от жареных пирожков с повидлом по 5 копеек!

А вот школьная форма как-то уравнивала всех. Не было ни у кого из девчат золотых серёжек на ушах. На уроках физкультуры – дешевые кеды и трико по 3 рубля, у которого тут же растягивались коленки. Приходилось штаны тянуть аж до подмышек. Большого выбора в магазинах не было. Прилавки не изобиловали товарами. Очереди за хлебом.

60-70-е годы! Это время историки называют политической и культурной «оттепелью». После Никиты Сергеевича Хрущева (он был смещён с должности партийным решением) Генеральным секретарём ЦК КПСС стал Леонид Ильич Брежнев (1964-1982 гг.). Наступила эпоха «застоя», которая связана с товарным дефицитом в лёгкой промышленности. Это я всё хорошо помню. Но ни у кого из моих знакомых не было дикой тяги к роскоши, к богатству. А мы и не понимали, что можно и даже нужно жить лучше. Тем более устраивать какие-то демонстрации, митинги, выдвигать требования. Но вот, как потом оказалось, что ещё впереди эпоха более острого товарного дефицита. Но об этом позже.

А пока – я побеждаю в городском конкурсе. Тема конкурсного сочинения «Есть у революции начало – нет у революции конца». О! Красноречие лилось из меня потоком. Меня награждали в торжественной обстановке во Дворце Культуры. Подарили сборник произведений Александра Блока. Самыми приятными моментами были, конечно, - школьные вечера, осенние балы, КВНы. В субботу – танцы. В тёплое время – в городском парке, зимой – во Дворце Культуры. Но чтобы туда попасть, надо выполнить ряд домашних поручений. Помню, как я с бешеной скоростью носила вёдра с водой из ручья, чтобы полить грядки. Домой – только вовремя. Бежишь домой -  а там на крыльце уже отец сердито попыхивает папироской.

И всё же жизнь была какая-то спокойная, размеренная, без страха перед завтрашним днём и пусть без телевизоров и холодильников «Полюс», без ковров, без колбасы, с очередями в магазинах. А вот когда удавалось родителям заполучить колбаски, то запах от неё щекотал нос издалека. Мы тогда и в помине не знали, что такое фальсификат. Всё было натуральным. Масло было маслом. О сое никто и не слышал.
На выпускной вечер в школе платье шила сама, корпела над ним долго. Помню, что оно было слишком коротким. Ведь теперь я взрослая, и можно было не слушать замечания директора по поводу длины юбки.

И вот сданы экзамены! А впереди…
«Молодым везде у нас дорога…»!
Я, по правде сказать, до окончания школы, не знала кем хочу быть. Планы менялись то и дело. А папа мечтал видеть меня юристом. Что же… Вот только незадача. Одним из самых нелюбимых мною предметов была история. Всё как-то здесь было туманно, размыто, никакой конкретики. А эти съезды КПСС!!! Шла эпоха «развитого социализма»! Нам было искренне жаль народонаселение «загнивающего капитализма». Вот этот-то предмет и подвёл меня при поступлении в Казанский госуниверситет на юридический факультет. Здесь учился когда-то сам Ленин. Я даже посидела за партой Ильича. История была первым предметом. Как сейчас помню, конкурс был 29 человек на место. 1970-й год – столетие со дня рождения нашего любимого вождя. Не было никаких шансов поступить сюда вчерашней школьнице. Первоочередники – рабочие, уволенные в запас солдаты. «Рабочая кость» во мне сидела, но этого было недостаточно. Билет попался отвратительный, про какие-то захоронения миллионной давности. Поняла, что больше тройки мне не получить, встала и пошла за документами. Зачем сдавать другие экзамены, если всё равно не пройду по конкурсу? Вот так, не начавшись, закончилась моя юридическая карьера.

Итак, я вернулась домой. По протекции мамы пошла работать в больницу медицинским специалистом. Теперь она решила сделать меня врачом и через год получить от главного врача городской больницы направление для поступления в медицинский институт. Здесь я увидела воочию саму «кухню» лечебного учреждения, познакомилась со спецификой работы медперсонала. Ходила в палаты к больным, некоторых, тяжело больных, поддерживала как могла. И, надо сказать, мне всё нравилось. Белые халаты, инструменты, престижная благородная профессия доктора. Хирурги казались мне людьми высшего порядка, магами. Моя работы была «бумажная». Учёт больных, выдача справок, ведение архива, копии историй болезни умерших (всё вручную!). Самое утомительное было разобрать «иероглифы» врачей. Ну и почерки у них! Я получала 60 рублей. Такие же деньги платили и моей маме. Она работала рядом со мной в детском инфекционном отделении санитаркой до самого выхода на пенсию. Адский труд, постоянная угроза заразиться, тяжелейшие ночные смены. Зато в шкафчике дома – куча почётных грамот, благодарностей, медалей и – минимальная пенсия!!! Вот так! Получала мало – и пенсия тебе шиш с маслом. И не важно, что ты хорошо работала. Просто государство вот так оценило твой труд! И до настоящего времени при расчете пенсии основным критерием считается заработная плата. Кто сумел подсуетиться – получи побольше. Но должен же быть дифференцированный подход к каждому пенсионеру, учтены все нюансы, мелочи. Можно перечислить много профессий советского периода, которые заведомо предполагали нищенскую пенсию и полуголодное существование в старости. Да, об этом можно долго ломать голову, да всё будет впустую.

Прошёл год, нужно было вновь становиться абитуриенткой, всерьёз задуматься о будущем. В семье было не всё гладко. Всё чаще отец приходил с работы пьяным, происходили ссоры, в ходе которых маме «доставалось по первое число». Иногда выручал чердак, там мама пережидала буйство отца. «Золотые ручки» папы сделали своё чёрное дело. К нему несли в ремонт всё, а благодарностью чаще было спиртное. В то время он работал слесарем в техническом училище. Бывало, что по причине пьянства он несколько дней не выходил на работу – ему прощали. Кто же, кроме Владимира Ивановича, устранит все неполадки, починит всем обувь? А работал он быстро, красиво, всё схватывал на лету.

Страх, что не поступлю во второй раз, заставил меня более тщательно подойти к этой теме. Поразмыслив, выбрала на этот раз Воронежский государственный университет. Родители наивно полагали, что я опять рвусь в юристы. Но я под большим секретом отдала документы на филологический факультет, хотя учителем быть я не собиралась вовсе. Ну не моё это. Благо, учёба в университете позволяла быть и педагогом, и журналистом, и заняться всерьёз литературоведением. Перспективы были более широкие, чем в педагогическом институте. Кстати, экзамены вступительные были одинаковыми и для юристов, и для филологов, и для журналистов: сочинение, история, русский язык и иностранный.

Конкурс был большой (9 человек на место). Необходимо было как минимум получить 18 баллов, то есть две четвёрки и две пятёрки. Последним экзаменом для меня был немецкий язык. Получив на нём пять, я набрала эти злополучные баллы и стала студенткой этого университета! Теперь мне предстояло жить в большом красивом городе, быть самостоятельной, самой решать все вопросы. Здорово!
Узнав правду, что я не будущий прокурор, отец расстроился. Жила на частной квартире. Вот только намного позднее я узнала, как тяжело было родителям учить меня на дневном отделении, каждый месяц в течении пяти лет посылать мне деньги, отказывая себе во всём необходимом.

Моим братьям и сестре пришлось идти по другой стезе. Браться стали военными, они были на государственном обеспечении. Николай закончил военно-инженерное училище. Толик – вначале Скопинский сельскохозяйственный техникум, потом армия и наконец престижный Ленинградский военно-спортивный институт им. Лесгафта. Тоня стала фельдшером, закончив Скопинское медучилище.

Итак, я студентка. Идёт 1971 год. В стране более-менее спокойно. Правда, о многих событиях мы просто не знали, пресса умалчивала. Но в 70-х годах было осуществлён переход к всеобщему среднему образованию. В эти годы уже никто не верил в коммунизм, но революций из-за дефицита никто не ждал. Этот период отмечен появлением диссидентства как попытки противостоять реакционной политике подавления инакомыслия в СССР. Начались провокации КГБ против диссидентов, повлекшие массовый выезд из страны интеллигенции, а также евреев. Я хорошо помню, как в 1974 году был выслан из страны Солженицын.

И всё-таки была какая-то странная уверенность в том, что завтра будет лучше, чем вчера. Серьёзных проблем с питанием не было. Конечно, в больших городах прилавки были побогаче. И каждый раз, приезжая домой из Воронежа, я везла что-то вкусненькое родителям, то чего не было у них. Помню, как они всегда ждали воронежский бородинский хлеб (такие маленькие буханочки), конфеты к чаю (конечно, которые подешевле), рыбу, колбасу.

В общем, жить было можно. В СССР не было необходимости узбекам, киргизам, таджикам ехать гастарбайтерами на московские стройки. Они и у себя жили достойно. Они приезжали посмотреть Москву, Красную площадь, посетить Мавзолей…
Продолжалась эпоха Брежнева. А я студентка! И я считаю, что студенческие годы в моей жизни были самыми чудесными! И пусть я, как и многие другие российские студенты, жила на частной квартире, а не в общежитии. Места в нём давали, в первую очередь, иностранным студентам и тем, кто приехал учиться из братских республик. Для иностранцев даже было выстроено отдельное общежитие. В нашей группе учился сириец Эльхуси Салах Эль Деен. Мы звали его просто Салах, он был командирован от коммунистической партии, был старше всех нас. Я его хорошо помню, серьезный парень. К пятому курсу он говорил на русском языке свободно. Другие же приезжали, чтобы просто выучить наш язык, они были детьми обеспеченных родителей, вели здесь разгульный образ жизни, свысока посматривали на нас. Никто их не отчислял за неуспеваемость, они и не хотели учиться! Некоторые девочки-дурочки попадали к ним на крючок. Манила экзотика! Мой знакомый студент с другого факультета заступился за свою девушку, когда к той начал приставать студент-негр. Завязалась драка. Безо всяких объяснений Сашку выгнали с четвёртого курса. Другой чёрненький встречался с нашей девчонкой, на день рождения сделал ей шикарный подарок с красивой надписью на своём языке. Мы долго не могли перевести текст. Потом выяснили, что звучит это так: «Русской свинье от чёрного короля». Затем эти иностранцы, получив у нас диплом, становились у себя дипломатами, занимали руководящие посты.

И все эти истории не омрачали всех прелестей студенческой жизни. И я считаю, что в университете учиться было даже легче, чем в школе. Нет этих дурацких рамок в 45 минут. Были семинары, лекции, экзамены и зачёты раз в полгода. Можно порой пропустить занятия, а потом переписать лекции у других, более добросовестных. Но за пять лет учёбы нельзя было получить ни одной тройки, если хочешь иметь стипендию в 40 рублей. А я её очень хотела, чтобы родителям можно было посылать мне меньше денег. Мой общий бюджет в месяц составлял примерно 70 рублей. И как сейчас это покажется странным, на эти деньги в то время можно было достойно существовать. Мелкие вещи покупали в Детском мире, там были всякие размеры и намного дешевле, чем в обычных магазинах. Хорошие, качественные трусы за 40 копеек! Каждую субботу мы с подружкой Тоней умудрялись ходить делать маникюр, посещали банный комплекс. Жили мы вместе. У нас был общий кошелек. Когда его содержимое кончалось – добавляли туда из своих отдельных заначек. Тонька была более шустрой, прозорливой. Старалась знакомиться с местными парнями, потом мы шли к ним в гости, и там мы сметали со стола всё подряд, стараясь наесться про запас. Иногда их мамы давали нам что-нибудь с собой. Было неудобно только мне, но не Тоньке. Конечно, это были единичные случаи.

Эта Тонька научила меня делать шикарные шпаргалки. Если экзаменационные листы были без штампов, мы доставали готовые тексты из заветных мест. Чаще всего шпаргалки располагались под широкой резинкой на ногах. Нужно только на ощупь правильно посчитать номер билета. В этом случае юбки надевали подлиннее. Как назло, в это время была мода на мини, коленки далеко торчали из-под юбки. Училась я хорошо. Шпаргалки выручали не всегда. Нужно было зубрить, сидеть в библиотеке. Там, в читальном зале, дотемна грызли гранит науки. Все учебники были бесплатными. В студенческой библиотеке была вся необходимая литература. Здесь же писали и курсовые, и дипломные работы.

Среди предметов – история КПСС, диалектический и исторический материализм, политическая экономия капитализма и социализма, философия (её  без шпаргалок сдать было невозможно), логика, психология, диалектология, языкознание, история русского языка, зарубежная литература, литература народов СССР, латинский язык, чешский, старославянский и все пять лет немецкий. Помню как я блистала на выпускном экзамене по научному коммунизму. Сейчас смешно вспоминать.
А вот диалектологическая и фольклорная практики здорово врезались в мою память. Мы, студенты четвёртого курса, приехали в богом забытую деревню Воронежской области. С нами были кураторы, преподаватели ВУЗа, которые тут же махнули на нас рукой, спрятавшись в самом добротном доме. Мы должны были по окончании практики представить толстый талмуд с частушками, старинными песнями, пословицами, обрядами. А для этого мы с утра до вечера ходили по дворам, находили бабушек и дедушек, собрали по крупицам фольклорные находки. Было очень интересно! Нас гостеприимно встречали в каждом доме, потчевали нехитрой крестьянской едой. Вечером с местными ребятами жарили на костре в огромной закопчённой сковороде картошку, пили парное молоко.

А какой говор воронежский! Можно долго слушать беседу двух женщин и ни слова не понять. Какой-то особенный диалект. Такое впечатление, что находишься не в России, а где-то далеко-далеко за пределами нашего Советского Союза. Приходилось составлять этимологический словарь с объяснениями происхождения и значения каждого слова. Только теперь я понимаю ценность этих тетрадей. Чего стоили одни лишь народные песни, баллады, притчи! Всё это богатство мы сдавали своим научным руководителям и получали зачёт по практике.

С особой теплотой вспоминаю поездку всем курсом на картошку. Целый месяц (в основном, сентябрь) мы жили в деревне, в сельском клубе, помогали колхозникам собирать урожай. Правда, помощь от нас была  небольшая. Халтурили как могли. Запомнились наши обеды: огромный стол в деревенской избе, посередине невероятных размеров чугун, и мы – с алюминиевыми чашками и ложками постоянно отгоняем назойливых мух. Их было очень много! Главное для нас – не перепутать их с мясом.
А вечером… Костёр, песни под гитару, сигаретки. Рядом – преподаватели в резиновых сапогах, мы – в фуфайках и никакого социального неравенства. Красота! Покой в душе! Умиротворение! Кончалась осенняя страда, и мы вновь в аудиториях.
… А дальше… Первая любовь в моей жизни. Даже не знаю, как рассказать о ней и о нём… Но покой в душе исчез навсегда. Хорошо ли это, плохо ли – да кто его знает. Но точно знаю, что без любви жить нельзя, пусто, бессмысленно, скучно. Вот что-что, а скучать он мне не давал до самых последних дней.

… Я студентка третьего курса, возвращаюсь из дома в университет, стою у кассы города Ряжска в надежде достать случайный билет до Воронежа. Передо мной длинный худой парень раздражённо говорит мне: «Девушка, вообще-то, я впереди вас и мне тоже до Воронежа!» Билетов не досталось никому, и я поплелась на пригородную электричку. Стоял холодный февраль, на мне белый пуховый платок, который постоянно слезал с моей головы. Сажусь в ближайший вагон электрички, поднимаю. Устало глаза – а напротив этот же парень с огромным чемоданом времён первых пятилеток. Ну, думаю, вздремнуть к сожалению, не придётся. Потом нужно бежать к другой электричке, которая привезла бы нас в Воронеж ранним утром. А утром – занятия! Но время пролетело незаметно. Попутчик (его звали Володя) оказался интересным собеседником. Он жил в Воронеже и учился в технологическом институте после службы в армии. Сам родом из Скопина (Боже мой, подумала я! Этот надоевший до чёртиков провинциальный городок как шлейф тянется до Воронежа!). «Ты такой худой», - говорю я, - а ешь много, чемодан-то неподъёмный!» А в нём оказались книги, подписные издания.

В то время купить хорошую книгу было проблематично. Стояли очереди как за колбасой. В книжных магазинах всегда было полно народу. Люди читали! Писали письма друг другу! Библиотеки и читальные залы не пустовали. А тут… в чемодане!!! Появился какой-то интерес к этому незнакомцу. Вечером он пригласил меня в свой институт на соревнования по баскетболу, в которых он сам принимал участие. Пришла на квартиру, где мы жили вдвоём с Тоней, рассказала о своём новом знакомом и спросила её совета, что делать дальше. Тонька говорит: «Ну что же, высокий, спортивный, любит книги. Поедем, поглядим на него с трибун». Так и ходили на прогулки-свидания втроём. Нам нравилась его щедрость, простота в общении. После тренировок шли в кино, в кафе и даже в ресторан. Этим он нас подкупил окончательно.

Про себя он рассказывал мало: сестра Надя, мама, которая развелась с его отцом. Мне его фамилия Московкин ничего не говорила. У нас была разница в возрасте почти четыре года. Когда я заканчивала начальную  школу, он – восьмилетку, после которой учёба в горно-машиностроительном техникуме. Говорил, что живёт в общежитии. Это было далеко от нас. Ведь мы на правом берегу, а он – на левом. Так город Воронеж был разделён искусственным морем, по которому ходили лодки, байдарки, где мы умудрялись учить билеты и заодно загорать. Город очень красивый, с какой-то особенной архитектурой, с чёткой планировкой улиц, площадей. Театры, филармонии, далеко не пустые прилавки больших магазинов, промышленные предприятия, заводы. Один авиационный завод чего стоит! После Скопина всё казалось большим, сказочным, ухоженным! Да так оно и было на самом деле. Мысли вернуться в родной Скопин не было совсем.

Прошёл год. А нам вдвоём было хорошо. После каждого экзамена внизу, в холле, меня всегда ждал Вовка и мы шли отмечать успешную сдачу. Иногда садились ночью в поезд Воронеж-Москва и целый день бродили по улицам и площадям столицы. Мы всё больше привыкали друг к другу, и я не представляла себя с кем-то другим.
Но однажды… Пришло письмо от сестры, где она сообщала, что мой избранник женат, что у него есть сын 1972 года рождения, что живёт он со своей женой Валей (ого!) в квартире, а не в общежитии. Вместе со своей женой они вместе учились в Скопинском техникуме. Она из какой-то деревни Скопинского района, жила на частной квартире, вернее в соседнем (ныне соседнем) доме. Сейчас там живут Красиковы. Уже женатые (в 18 лет) они уехали по распределению в Воронеж… Он ничего не отрицал. Конечно, добавил, что между ними уже нет никаких отношений, что вот-вот состоится развод… в общем плёл то, что многие девчонки знают не хуже меня… Жизнь потеряла для меня всякий смысл… Мы расстались.

Как нельзя кстати оказалась практике в Ленинграде, в публичной библиотеке им. Салтыкова-Щедрина. Здесь мы готовили материалы для будущей дипломной работы. Жили в шикарной гостинице. А город поразил своё красотой, аристократичностью! Кроме корпения над документами в архивах, сидения в библиотеке, были прекрасные экскурсии по городу. Мы с Тоней познакомились здесь с двумя художниками. Имён их я, конечно, не помню. Мой молодой человек по уши влюбился в меня, это было видно невооружённым взглядом. Меня же всё это забавляло (а в душе – саднящая рана, боль и пустота). А этот был готов предложить руку и сердце. Я ради хохмы говорю ему : «Вот тебе испытание. Пройдёшь его – выйду за тебя. На алые паруса не претендую, но вот сегодня жду тебя на белом коне. И вдруг ночью просыпаюсь от сильного конского ржания. Смотрю вниз – а там на белом коне мой художник, а вокруг милиционеры. Его чуть не посадили за хулиганство. Потом он приехал ко мне в Воронеж с такой же просьбой. Я его быстро выпроводила, вместо любви было одно раздражение. В это время я уже жила в общежитии (всем старшекурсникам предоставлялось общежитие). Тоня жила в другой комнате и наши пути постепенно разошлись в разные стороны. Нас в комнате было четверо, две из них – киргизки.
Жизнь в общежитии была интересной. На этаже – кухня, душевая, внизу – прачечная, где стирали и сушили одежду. Бывало и такое, что высушенного  белья недосчитывались, среди нас находились воришки. Однажды я варила курицу целиком. Пришла, открываю крышку, а там выкипает пустой бульон. Курочка улетела в неизвестном направлении. Историй было великое множество. И смешных, и грустных. Воспоминания самые приятные. Кто-то из нас собирается на свидание всем этажом. Одна несёт кофту, другая - бигуди. В моде были термобигуди. Сваришь их в кастрюле, горячими накрутишь – и быстро становишься кудрявой. К этому времени я отрезала свои очень длинные волосы, они порой доходили до края юбки. Просто устала от них и с завистью смотрела на ухоженные стрижки девчонок.
Уже начала привыкать к тому, что я одна, без Московкина. Нов от однажды он вернулся. И тут случилась моя первая большая ошибка в жизни! Я не выгнала его. Мы до утра говорили с ним, сидя на широком подоконнике общежития. И всё завертелось снова. Институт к тому времени он бросил, работал на шинном заводе.
До сих пор не могу понять, что я в нём нашла, что так тянуло к нему. Ведь особой внешностью он не обладал, не был предприимчивым. Но была какая-то внутренняя харизма. Он сумел обаять всех в общежитии, вплоть до вахтёров. Его пропускали безо всяких пропусков, и он поднимался, увешенный сумками с продуктами. Гуляла вся комната. Подтягивались голодные студенты и из соседних. Все ждали его прихода, особенно тогда, когда заканчивалась стипендия, а следующая была не скоро. Подходило к своему завершению обучение в университете. Вот уже выпускные экзамены, защита дипломной работы. Получаю направление в Узбекистан, в Бухарскую область.

Еду в Скопин. До отъезда к месту работы оставалось больше месяца. Вовка остался в Воронеже, продолжая работать на заводе. Дело о его разводе ещё находилось в суде. В семье уже давно знали о моей «дурацкой» влюблённости. Считали, что мой отъезд – это отличный шанс начать жизнь с чистого листа, забыть этого Московкина. Они, наивные, полагали что меня, с моим образованием ждёт большое будущее, хорошая, успешная карьера. «Мы что тебя с таким трудом учили, по крохам собирали на почтовые переводы, чтобы отдать этому женатому с ребёнком?» - говорила мне мама.
И тут моя очередная ошибка. Вовка вызывает меня телеграммой к себе. А я, обманув родителей, якобы меня ждут в деканате по поводу распределения, еду сломя голову, чтобы найти на свою голову приключения детективного характера. Вовка, работая на шинном заводе, как и многие другие, подворовывал шины и складывал их в сарай. Когда он в очередной раз после окончания смены пополнял запасы, его там уже ждали работники милиции. А я безуспешно ждала его на съёмной квартире. Так жена отомстила ему за его уход из семьи. Это она вызвала наряд милиции. Ему дали три года работ на стройке народного хозяйства.

А я уехала в Узбекистан. Началась новая страничка в моей биографии. Прилетела на самолёте в город Ташкент. И этот город мне очень понравился. На удивление, этот древний город очень современный, кругом слышна была русская речь. Потом очень долгий путь на автобусе до Бухары, которая очень отличалась от Ташкента. Здесь современность сильно перемежалась со старинным национальным колоритом. Попадались по пути узкие улочки, женщины в своих самобытных нарядах, узбекские тюбетейки, тюрбаны на головах. Я на всё смотрела широко открытыми глазами, как будто попала в сказку Шахерезады. Здесь уже меньше было зелени, которая свойственна нашим русским полям и лесам. Жара стояла просто невыносимая!

Потом – районный центр Ромитан, где мне предлагают место в далёком кишлаке. Я сдуру соглашаюсь: экзотика манила меня! Как же, нести культуры в массы, учить русскому языку детей, лишённых цивилизации, - это благородно! Тогда я не понимала, что моя затея, мои благородные планы и помыслы – чушь собачья. Поселили меня в отдельном домике, у школьного сторожа Саида. Он жил с женой-инвалидкой (она очень плохо ходила) и с тремя уже взрослыми дочерями. Кроме хозяина, никто по-русски не говорил. Он был переводчиком. При его отсутствии изъяснялись на пальцах.

Да, после Москвы, Ленинграда и Воронежа кишлак, в котором мне предстояло жить и работать, показался мне чем-то нереальным, лишённым даже минимальных удобств для проживания здесь. «Как же тут живут и выживают бедные люди?» – с ужасом думала я. Вокруг полупустынная местность, по которой разбросаны хаотично домишки. Ни магазинов, ни бани, ни кинотеатров… Ничего… И постоянный тошнотворный запах баранов. В каждой семье их великое множество. Минимальные блага цивилизации просматривались в районном центре. Ужас охватил меня. Здание школы представляло собой одноэтажный, длинный сарай. В каждом классе стояли печки. Их утром топил мой «хозяин по квартире». А дома – посередине комнаты стояла печка, труба от которой уходила в форточку. В тёплое время печку убирали. Из мебели – тумбочка, на которой стоял смешной, допотопный телевизор, и множество матрацев (они заменяли кровати). Вся семья, поужинав на полу, тут же располагалась ко сну. После тяжёлого, изнурительного труда, сон приходил мгновенно. Да, работали они, надо сказать, классно. И малый, и старый, в вечной пахоте. В школе – одни мужчины-преподаватели. А их жёны – в поле. В эти годы в Узбекистане основным боле производство хлопка-сырца, шелковичных коконов для промышленности центральных районов СССР и стран Восточной Европы. В сезон сбора ученики не были на занятиях, все на огромных плантациях. Мы просто заполняли журналы и были свободны. Смотрели за школьниками. Я удивлялась тому, как добросовестно они выполняли эту нудную работу. Из каждой раскрывшейся коробочки надо вытащить вручную комочек ваты и положить его в огромный фартук, привязанный к животу. Так же и с тутовым шелкопрядом. У них, как я запомнила, было святое отношение к хлебу. Нигде не найдёшь недоеденного кусочка. А за две лепешки нам могли на заправке налить полный бак бензином. Порой останавливали рейсовые автобусы на полпути. Пассажиры безропотно выходили, набирали положенную норму хлопка, а затем автобус продолжал свой маршрут. А вечером вся семья садилась вокруг огромной кучи коробочек и перебирала вату, чтобы не попались зёрнышки.

Потом шили бесчисленное количество курпачи (это матрац), ватные фуфайки, безрукавки. В общем всё шили… В магазин ездили в основном за рисом. Процветало натуральное ведение хозяйства. Фрукты, овощи свои. Мне в окно заглядывало огромное абрикосовое дерево, во дворе – заросли винограда. Свои молоко, сливочное масло, кефир, простокваша, творог, сухофрукты, яйца, хлеб, мясо. Ого, моё нытьё ушло в сторонку. А я страдала от отсутствия чёрного хлеба. Одни лепёшки, которые готовились на улице в тандыре. Скоро и я научилась ловко отдирать их от стен печки. Вкуснотища! Жара была такая, что я в раскалённом песке запекала яйца. Утром ставила на солнце таз с водой. Придя с работы, купалась уже в горячей воде. Да, уровень жизни здесь был на грани фантастики! Мне было жаль этих сельчан, особенно женщин. Они были полностью подчинены своему «господину» - мужу, не смели перечить ему. И постоянно беременные! Ужас! Так и жили, даже не понимая того, что можно жить лучше, интереснее, довольствуясь тем, что есть. Порой спать ложились в том, в чём были на хлопке. Косички расплетали редко, голову мыли кислым молоком. Дети приходили в школу грязные, с чёрными, запущенными ногтями, обязательно в штанах, а потом сверху платье. Они с удивлением поглядывали на мои голые ноги. Были смешные случаи, когда некоторые ребятишки специально роняли ручку на пол (когда я стояла рядом), чтобы посмотреть под юбку. Эти шаровары заменяли им и нижнее бельё.

Я быстро поняла, что этим деткам не до учёбы. Русский язык был наравне с иностранным. Они не понимали меня, а я их. Поэтому я во всех классах делала одно и то же: на доске писала русские слова с переводом на узбекский. Часто меня педагогический коллектив срывал с занятий: кто-то из родителей принёс очередную «взятку» - плов, конфеты. А на 8 марта мне мои ученики преподнесли одинаковые подарки – по куску мыла! Кошмар! Постепенно я изучила их разговорную речь, чтобы понимать их громкие реплики в спину. «Русмалюм» (русская учительница, по-другому меня не звали) всё понимает, с ней поосторожнее, - предупреждали они друг друга.
С каждым днём у меня зрело дикое желание всё бросить, уехать отсюда. После университета – как Робинзон на необитаемом острове. Для местных мужиков я была как красная тряпка для быка. Вечные «слюнявые» взгляды, откровенные предложения. Коллеги по работе (в общем, они были нормальные) доставали меня своим вниманием. Каждый предлагал мне жильё у себя, не спрашивая разрешения у своих жён. Больше всех меня донимал директор, туповатый недалёкий хлыщ. Я поехала искать защиту от приставания в Ромитан, в районный отдел образования. Вот наивная дура! Он приехал к нам в школу, всем сделал нагоняй, сказал, что они позорят свой Узбекистан, что берёт меня под свою защиту… В следующий приезд предложил мне место в педагогическом институте на кафедре русского языка. Я обрадовалась, но рано. Было условие… Стать его наложницей (он так выразился). А ведь он был старый, толстый, в общем, крайне противный!!! Был послан по-русски. А даже в то время здесь ещё были случаи фактического многожёнства. И никого это не смущало. Подбивал клинья ко мне и старый хрыч Саид-ака. Когда эта информация дошла до директора, то он тут же уволил его. Семья лишилась единственного кормильца. Я ушла от них (как-то неудобно продолжать жить здесь) и поселилась в свободной комнате в здании школы.
По выходным я садилась в автобус и ехала на целый день в Бухару или Ромитан. Ходила в баню, в ресторан, по магазинам. Здесь была совсем другая жизнь, близкая мне по духу, а вечером возвращалась в свою спартанскую келью. Однажды в Ромитане ко мне пристала группа нахальных ребят. Меня спас от них мимо проезжавший парень, посадил к себе в машину и привёз домой, к жене. И мы подружились. И теперь каждую субботу я ехала к ним в гости. Его звали Усмон, её – не помню. Детей у них в то время не было. В общем, мне повезло. Стало жить интереснее, спокойнее. У них были хорошие друзья. У нас собралась целая компашка. Все они говорили на русском языке. Я до сих пор их вспоминаю с особой теплотой и нежностью. Я не была для них обузой, зарплату я получала хорошую. Где-то 250 рублей за ничегонеделанье. Честно делилась. Запомнился случай, когда мы ездили на бахчи, где было всё заполонено арбузами. Мы их безжалостно разбивали о коленки, выбирая самый спелый. Тут же рядом в арыке ловили рыбу руками.

Стали приходить письма от Московкина. И… всё вернулось на круги своя. Любовь вспыхнула с новой силой. К ней прибавились чувства жалости, сострадания, какой-то вины. Ведь в том, что он отбывал свой срок, была и моя вина. Жена его вышла замуж во второй раз и, как мне говорили, очень удачно. Я была этому только рада. Судя по всему, её брак с Московкины был не совсем удачным. Она тоже Валя! Во как! Бог с ней. Как же нужно глубоко обидеть женщину, чтобы она сотворила такое.
Вскоре Вовка приехал ко мне в Узбекистан. И это было здорово! Несколько дней пролетели как одно мгновение. Он сразу нашёл общий язык со всеми моими друзьями, даже с преподавателями школы. Нам было хорошо вдвоём, никто не мешал, ушли в небытие все прошлые невзгоды. Но ему пора было возвращаться, срок ещё не истёк. А я жила одним ожиданием писем.

Летом 1977 года я приехала домой на каникулы. Родители уже не сопротивлялись моему решению выйти замуж за Московкина. У нормальных молодожёнов совместная жизнь начинается с регистрации в ЗАГСе. У нас же – всё наоборот. 15 июля 1977 года – венчание, 17 июля – свадьба. Не было ни фаты, ни белого платья. А 23 июля мы поехали в гости к моей старшей сестре Антонине и её мужу Василию в Гремячку, в деревню Скопинского района). Рядом с ними жил председатель сельского Совета. Он нас и сочетал узами законного брака ранним утром следующего дня. Вот и вся идиллия! Этот день запечатлён на фотографии, которая до сих пор висит на стене. Мой новоиспечённый муж в растянутой старой футболке, я – в растоптанных шлёпанцах, но счастливая. Сейчас бы я сказала «счастливая дура», без руля и ветрил, то бишь без мозгов.

К началу учебного года я вернулась в Узбекистан, чтобы попросить увольнения. При этом решила немного поработать, накопить денег на обратную дорогу. И вдруг поняла, что я беременна. Это известие вкорне меняло все планы. Нужно было остаться здесь до декретного отпуска. И я осталась. Встала на учёт. Было тяжело, отсутствие элементарных условий, одиночество. Нужно натаскать дров, угля для печки, воды. Постоянно хотелось чего-то вкусненького, а за ним ездила в районный центр. Правда, друзья меня не покинули. К ним я могла приехать в любое время дня и ночи. Тем более, занятий как таковых в школе не было. Все – на хлопке. Уже тогда я слышала недовольные разговоры среди населения, что пашут они для ненасытной Москвы, не имея ни выходных, ни высоких зарплат. Правда, в то время я не ощущала себя чужой в этой республике, не было этого деления на «своих» и «чужих». Узбеки – народ вполне миролюбивый, добрый, очень трудолюбивый, любящий и уважающий свои традиции. Мне очень импонировало их трепетное отношение к родителям, к старшим.

В октябре Володя приехал ко мне. Мой животик к этому времени уже заметно округлился. Никаких УЗИ в то время не было, и мы не знали кто там, в этом животе. Я усиленно ела овощи, фрукты, благо их было в изобилии. А на рынке они стоили сущие копейки.

… Пришла телеграмма из Скопина, а в ней известие о смерти отца Московкина. Но она пришла с большим опозданием, как это часто бывало в кишлаках. Ехать было бессмысленно, его в тому времени уже похоронили. Помню, как всю ночь Вовка плакал, уткнувшись в подушку. К тому времени родители его были разведены. Отец его уехал жить в деревню Желтухино на свою родину, сошёлся там с женщиной и прожил с ней до самой смерти. А умер он в 53 года, поперхнувшись хлебной крошкой. Глупая смерть. Видела его всего лишь один раз в жизни, мы втроём (я, Вовка, его сестра Надя) приезжали к нему в гости. Передо мной стоял высокий, худощавый, немногословный мужчина. Даже не верилось, что он, по словам моей свекрови Московкиной Валентины Петровны, был в семье тираном, пьяницей, дебоширом и развратником.

А я продолжала жить в Узбекистане и считать месяцы, потом денёчки до декретного отпуска. А они как назло тянулись медленно. Наступила весна 1978 года. А она здесь приходит намного раньше, чем в России. Появилась первая зелёная травка, и её сразу же собирают женщины, чтобы использовать как начинку для лепёшек. Странно, но было вкусно. Меня здесь многое удивляло. Вот, например, они готовили варенье из моркови, помидоров, а абрикосы и персики скармливали животным. Арбузы солили на зиму. Картошка не была основным продуктом.

… Полёт в самолёте был удачным. Меня в Москве ждал Вовка. Мы вернулись в Скопин. До родов жили у моих родителей. 24 апреля 1978 года родился сын. Рост – 58 см, вес 3750 гр. Хорошенький с большими голубыми глазами. Сразу было видно, что будет спокойный мальчик. Любил поспать, плакал только по делу. Мог подолгу играть один.
А нам с Володей хотелось жить одним, тем более что в его родительском доме пустовала половина. Она досталась его отцу после развода. Здесь он сделал автономное отопление, отдельный вход. Скрепя сердце, свекровь выпроводила из этой половины квартирантов, и мы с коляской въехали туда. Правда, за одну ночь наша половина сильно убавилась в размерах. Свекровь со своим новым мужем молниеносно соорудили стену, тем самым удачно расширив свои апартаменты. Какое-то время было обидно, но потом всё сгладилось.  Из условий было только отопление (печное). В малюсенькой комнатке располагалась печка. И её нужно было регулярно топить. Вода – за два квартала. Огород поливали водой из речки. Сейчас уже это кажется чем-то нереальным. Но тогда житейские трудности были обыденным делом, преодолевать их помогали молодость, наличие силёнок, желание ухаживать за своими Вовками. Да, сын Владимир Владимирович. Я сама была ошарашена, когда муж принёс мне из ЗАГСа свидетельство о рождении сына.

Время шло. Муж работал на автоагрегатном заводе, вернее, числился здесь в отделе кадров. На самом деле был членом заводской футбольной команды. Спорт его увлекал с самого детства. Начались постоянные отъезды, спортивные сборы, соревнования… А я одна с ребёнком.

По окончании декретного отпуска вышла на работу в редакцию районной газеты «Ленинское знамя» (сейчас газета «Скопинский вестник»), по Скопинскому радио вела передачи и писала статьи в газету. Вначале было всё прекрасно: коллектив, интервью с интересными людьми, знакомство с руководителями города и района. Потом домашние хлопоты и обязанности стали брать верх. После работы – как белка в колесе. А ночью нужно было написать пару статей. Но не было ни сил, ни желания, ни вдохновения. А без этих составляющих невозможно сочинить и строчки. Помощи от мужа не было никакой, даже если он был дома. Тогда я это не совсем осознавала, думала, что это в порядке вещей, когда основная обязанность мужа – приносить деньги. Все мужские дела по дому делал мой отец. Он как на работу в выходные дни шёл к нам, нагруженный всякими инструментами. За ним топала мама, чтобы внести свою достойную лепту.

А вскоре в 1980 году умирает гражданский муж моей свекрови. У него остановилось сердце, когда они на работе неудачно отметили День 8-го марта. Помню, как у гроба дяди Саши стояли его две дочери от первого брака и две жены. После поминок бывшая жена забрала все сберегательные книжки покойного и благополучно удалилась с детьми насовсем. С той поры никаких следов их пребывания на могилке я не замечала. Но я им и не судья.

А потом свекровь покупает себе домик недалеко, на улице Володарского, и мы остаёмся одни. Да, моим родителям пришлось много потрудиться здесь: ломать «китайскую стену», переделывать трубы, ломать печки и так далее.
К этому времени у нас (18 ноября 1981 года) родилась дочки Наташа. Богатырша! Рост 60 см, вес 4300 гр. В отличии от брата, бегать ей пришлось по всему большому дому. Ну и егоза была! Шустрая! Досталось брату от младшей сестрёнки. Но Вовчик терпеливо сносил все козни Наташи, водил её в садик, потом безропотно носил её портфель в школу. Хотя особых хлопот с детьми у меня не было: росли умненькими, здоровенькими, не хулиганили. Учились очень хорошо, были примером для своих одноклассников. С самых малых лет я почему-то знала, что мои ребятишки будут отличниками. Другого варианта в моей голове не было. Школу закончили с медалями: Вовчик с золотой, Наташа – с серебряной.

А муж… Его постоянно не было дома. Спортивные сборы, игры. «Старость меня дома не застанет, я в дороге, я в пути». Поначалу я принимала как должное его вечные отъезды, отлучки, терпеливо ждала, что ещё немного и всё наладится, и заживём как все нормальные люди. Я завидовала тем жёнам, которые знали, когда приходят с работы их мужья, сколько получают за свой труд, когда по выходным они вместе что-то мастерят, работают на огороде, ходят в кино. Когда я говорила мужу, что неплохо бы найти серьёзную работу, а не прыгать по стадионам и жить в сомнительных гостиницах, он в ответ смеялся: «Да ты хочешь, чтобы после пяти вечера был дома в четырёх стенах?!»

Работа в редакции постепенно стала тяготить меня. Я попросту разрывалась между домом, огородом, работой. В доме не было элементарных удобств. Постепенно образовался синдром измученной домохозяйки. В семье начались постоянные ссоры, выяснения отношений. Сменив ещё пару работ пришла к выводу, что лучше быть домохозяйкой, чем так разрываться. Муж был этому только рад. Тем более, я получала столько, сколько он мог за ночь проиграть (или выиграть) в карты, нарды. О! Это отдельная история. Об этом можно писать долго и много, но я не буду: очень больно, просто невыносимо. Пусть дети будут в неведении. Да и не нужно им знать обо всех выкрутасах их папы. Как отец он был хороший, а как муж – никудышний (мягко выражаясь). Он жил так, как хотел, ни в чём себе не отказывая, порой попирая моральные принципы. А я… растворилась в нём, в детях. Когда мои родители, братья, сестра, подруги указывали мне на его поведение, на его отношение ко мне (он, видите ли, бог, а я – «подай-принеси») я считала, что они наговаривают на него, что они неправы. Ладно, хватит об этом. Только прихожу к выводу: с возрастом приходят не только болезни, но и опыт. Но он пришёл слишком поздно ко мне. Сейчас я смотрю на события прошлых лет, на нашу семейную жизнь совсем по-другому и удивляюсь тому, как я не замечала элементарных вещей, как будто была не только глухая, но и слепая.

А тогда… нашла самый дурацкий выход, чтобы не сойти с ума, тем более в барчике всегда были хорошие запасы спиртного. Подружки не заставили себя долго ждать. На какое-то время становилось легче. Доходили слухи, что отлучки были связаны не только с игроманией и спортом. Но Вовка так умело выкручивался, что я ему верила, что впору хотелось извиниться за своё недоверие. Только потом я поняла, что ему было выгодно моё хмельное состояние, когда по приезду он видел меня такой (он был на коне, а я виноватая). Сам-то он напьётся в другом месте (и ещё успеет выспаться), а мать-то вся на виду. Впрочем, одного его слова было достаточно, чтобы положить конец этим выпивкам. Ему этого было не надо. Вместо того, чтобы очистить барчик, он постоянно наполнялся. Деньгами он меня не баловал, считал, что единственным казначеем должен быть мужчина, а бабе сколько ни дай, ей всё мало.

Потом у него была более-менее серьёзная работа – заместителем директора по режиму на стекольном заводе (а до этого здесь же – спортивным инструктором). Но не тут-то было. Поехал в командировку на Украину на своей машине и попал в аварию. Это было в сентябре 1995 года. Сын учился в это время в одиннадцатом классе, дочь – в восьмом. А я поехала в неизвестный мне город Умань Черкасской области, чтобы быть рядом с мужем. Состояние его было очень тяжёлым, он находился в реанимации, потом его перевели в отдельную палату. Я сняла жильё, где хозяйкой была чудесная женщина Лидия Захаровна. Она по-матерински отнеслась ко мне, помогала во всём, скрашивала моё пребывание на Украине. Как же я ей благодарна! Потом она прислала мне несколько телеграмм, подписывала их так: «твоя украинская мама». Она не разговаривала на русском языке, поэтому письма ей были не под силу. Постепенно связь наша оборвалась. У неё было слабое здоровье, видимо, её не стало. Прошло столько лет, а я до сих пор тоскую по ней.

Все дни я проводила в палате, а вечером у меня был один и тот же маршрут, где я была наедине с величественной природой. На моё счастье, дом хозяйки находился рядом с волшебным, знаменитым на весь мир парком «Сергиевка»! Тут, гуляя по аллеям, я искала покой, надежду, веру, потихоньку плакала, уткнувшись в шелковистую траву. «Сергиевка» - шедевр паркового ландшафтного искусства. Тенистые аллеи, таинственные гроты, нагромождения скал. Войдёшь сюда – и не вышел бы вечно. Открытие парка состоялось в 1802 году. И с каждым годом он становился прекраснее. На протяжении всего туристического сезона едут в Умань автобусы. Вход сюда свободный. Здесь бродили когда-то Александр Пушкин и Тарас Шевченко, Павел Пестель и Михаил Бестужев-Рюмин, и я до сих пор горда тем, что увидела это чудо.
Продолжили лечение и по приезду в Скопин. Ведь сломано было всё, что только можно было сломать. И хромота осталась навсегда. А я втайне надеялась, что наконец-то муж прозреет, что будет больше ценить жизнь, станет более ответственным и серьёзным, оставит в прошлом свои выкрутасы. Но на мою беду, как по всей стране, так и у нас в Скопине (как грибы разрослись) тут и там появились помещения, где ночью и днём играли люди всех возрастов, тупо уставившись в игровые автоматы. Московские «ребятки» взяли руководство в свои руки, а исполнительным директором в Скопине поставили конечно-же Московкина. Эта работа пришлась ему явно по душе. Он почувствовал себя полноценным, нужным, как рыба в воде. Шальные деньги, кутежи, гулянки, постоянные отъезды, отлучки, коллектив «соратников» и «единомышленников» (которые впоследствии выпихнули его с тёпленького местечка, когда он полностью наладил производство). Всё, опять закрываю эту тему. Опять больно, грустно, противно. Ведь трудовая книжка не пополнялась записями, официально – инвалид второй группы.

Гармонии и покоя в семье не было. А ведь дети, глядя на такие семейные отношения, как у нас, сделают вывод: семья – это вечный труд, серые будни, постоянные выяснения отношений. И тем не менее, я говорю своему мужу спасибо за таких детей. Они выросли хорошими, неиспорченными, чистыми людьми. Мне никогда не было за них стыдно.

После окончания средней школы сын успешно поступил в Ярославское высшее военно-финансовое училище (позднее стала Академией), за четыре года обучения получил высшее экономическое образование и стал офицером. Наташа поступила в Московский институт мировых цивилизаций, закончив с красным дипломом. Как не гордиться матери такими детьми? Так вот незаметно выросли детки, а мы постарели. Мудрость как-то задержалась в пути. Остались вдвоём. Казалось бы, живи да радуйся жизни. Сын с дочкой работали в Москве, были вполне самостоятельными людьми. А муж довольствовался случайными заработками, с упоением играл в карты и нарды. В общем, занимался тем, что ему нравилось. А я опять одна, и снова ссоры. Доходило до рукоприкладства. Теперь-то я понимаю, что нельзя было ни терпеть, ни унижаться, ни позволять себя оскорблять. Главное, надо было работать, быть в коллективе, а не сидеть в четырёх стенах и постоянно ждать… ждать… Раствориться в муже, в детях, потерять своё «я», позволить мужу пользоваться тобой, а не любить – это ужасно. Теперь-то я это понимаю чётко.

Жизнь моя проходила по одному сценарию – сегодня то же, что и вчера, а завтра тоже, что и сегодня. 30 ноября 2002 года умерла моя свекровь, Валентина Петровна, а за три года до этого не стало и моего отца (4 марта 1999 года). Очень жаль было потерять их. Эта потеря чувствуется до сегодняшнего времени. С каждой смертью близкого тебе человека в сердце остаётся какая-то жуткая пустота, которую ничем невозможно восполнить.

Подходил к концу 2005 год. 17 декабря мы шумно отметили очередной мой день рождения. Ничто не предвещало беды. Муж стал собираться в поездку в Ленинград. Долгих расспросов по поводу того, зачем едет, я не проводила. Сказал, что какой-то семинар по нардам. А что выспрашивать, всё равно наврёт. Красиво и убедительно. Иногда лучше быть в неведении. К тому времени я это уже чётко усвоила. А 19 декабря.. раздался этот зловещий звонок. Звонила моя дочь из Москвы, сообщила, что папа попал в автомобильную аварию. В машине их было трое: его родная сестра Надя, двоюродная сестра Лида и он. В живых остался только он. Ноги сразу стали ватными и всё поплыло перед глазами. Как Надя и Лида оказались в машине? Для меня это было неожиданностью!!! Я тупо набираю номер Надежды. На том конце голос следователя из города Великий Новгород. А муж «бедоносец» - в реанимации в тяжелейшем состоянии! Так моя жизнь разделилась на «до» и «после».
Хоронить Надю пришлось мне в Скопине. Сестру Лиду похоронили её родные в Пронском районе, где она жила до своих последних дней. А я собиралась снова в путь как жена декабриста. Путь мой лежит в неизвестный Великий Новгород. География вполне обширная! Теперь я двигаюсь по пути к северной столице. В больнице вижу своего неутомимого путешественника. Весь в гипсе. И опять ломаный-переломанный. Мысли о разводе, прошлые скандалы, драки, недомолвки – всё исчезло из моего сознания. Только одно – я нужна ему! Вспепоглощающая жалость захватила меня! Бедненький, родненький.

В Ленинграде живёт, оказывается, их двоюродная сестра. Вот Вовка решил (почему-то втайне от меня) навестить её, взяв с собой своих сестёр, а заодно побывать на семинаре по нардам. А на обратном пути произошла эта трагедия. Ещё раз он наступил на одни и те же грабли. Вторая авария в точности повторила первую на Украине. Поперёк дороги стоял неисправный «КАМАЗ». И муж на большой скорости врезается в него. Были ли опознавательные знаки на грузовике, теперь это не важно. Было совсем раннее утро. Перед отъездом они допоздна прощались. Спать пришлось не много. Надя умоляла брата поехать рано (хотела успеть на работу) обещала всю дорогу тормошить его и петь песни. Но не прошло и получаса как пассажирки захрапели. На какое-то время муж прикрыл глаза – и вот. На сей раз его русское «авось пронесёт» не помогло ему. У бога тоже, оказывается, терпение не бесконечное. Сколько можно терпеть его постоянную расхлябанность, несерьёзное отношение к жизни, ветреность, надеясь, что и на этот раз «пронесёт». Не пронесло! Сколько верёвочке не виться.

Я приехала на смену дочери. Пока я занималась похоронами Нади, всё это время она была с отцом. Мы долго не говорили ему, что сестёр нет в живых. Он считал, что они пострадали меньше и поэтому уехали домой. Но правду пришлось сказать. Это было тяжело и говорить, и услышать.  Новый 2006 год мы провели в реанимации, потом бродили с дочерью по городу. А город просто замечательный. Вскоре Наташа уехала в Москву А я, по правде сказать, даже не замечала красот этого древнего великорусского города! Сейчас я сильно жалею, что не посетила многие прекрасные места, храмы, соборы. А тогда мне было не до этого. Я просто замкнулась в себе. Меня раздражали смеющиеся на улице люди, весёлые лица. Так хотелось, чтобы это был сон. Но просыпаясь утром в чужой, съёмной квартире, понимала, что это явь. И снова надо идти в больницу. И каждый раз, когда подходила к палате, сердце сильно стучало от страха, что кровать будет пустая. Воспоминания сильно врезались в память, но лучше её опустошить.

Вот мы и вернулись домой, началась длительная реабилитация в Москве, Рязани, Скопине. Мужу дали первую группу инвалидности. Я превратилась в медсестру, сиделку, психолога, кухарку. Дальнейшие записи будут короткими, так как наша жизнь превратилась в один сплошной, некончающийся день. Одно и то же. Муж нашёл себе занятие не выходя из дома: играл в нарды в интернете. Часто приходили его друзья, чтобы продолжить эту (до печёнок ненавистную мне!) игру уже вживую за столом. Я прислуживала всем сразу. Вот и вся их помощь измученной, истрёпанной жизненными невзгодами женщине.

Иногда муж (правда, с трудом) ездил в Рязань в региональное отделение партии ЛДПР. В то время он был координатором Скопинского отделения этой партии. Даже умудрился стать депутатом Скопинской районной думы. Я приветствовала эти его инициативы. Зная  его неуёмный характер, желание быть среди людей. Дом для него был своего рода клеткой, где ему не хватало кислорода, простора.
Мелькали дни, похожие друг на друга, недели, годы. Муж чувствовал себя более-менее сносно. Главное, он не стал лежачим. После лечения в московском ЦИТО у него были имплантаты на правой руке и ноге. Весь он был заштопан А характер…, конечно испортился. Ведь он привык быть на коне, а тут. На его совести две смерти близких ему людей. Сёстрам было 48 и 49 лет. Им быть жить да жить. Груз вины сильно давил на него. Он уже не строил грандиозных планов на дальнейшую жизнь, часто был раздражён, срывался по малейшему поводу. Было тяжело и физически, и морально.
Но как оказалось, по-настоящему тяжело стало позднее. Вспоминаются чьи-то строки:

«Как жаль, что память не убить.
Она одна нам жизнь калечит.
Как больно помнить всё и жить.
С нелепой фразой «время лечит».

В начале 2009 года Вове стало хуже. Появилась слабость, усталость, кровотечение из прямой кишки. Упорно занялись самолечением геморроя. Улучшения не наступало.  Поехали в больницу. Диагноз прозвучал как гром среди ясного неба. Рак! И вправду бедоносец. Мне озвучили этот приговор одной.  Муж ждал меня внизу на первом этаже. Я не помню как я спустилась к нему, как доехали домой. Скрывала от него какое-то время. Но Вовка слышал по ночам мой плач. Видел в моих глазах боль, тоску, безнадёгу. Пришлось рассказать правду. Надо отдать должное Вовке, он стоически воспринял эту информацию. Летом 2009 года ему сделали операцию и вновь появилась надежда. А в октябре этого года я сама попала в больницу с переломом позвонка. В тот день, пока не было мужа, кошка принесла котят. А я их утопила. Узнав про это, Вовка избил меня. Он зажал меня в узком проходе кухни, я не смогла двинуться с места. Потом он уснул, а я выпила снотворное с водкой и полезла на чердак, чтобы не было страшно спать. А когда под утро слезала вниз, то упала с лестницы. Ноги отказали сразу, и я их попросту не чувствовала. Дальнейшее было как во сне. Тем более, что феназипам ещё долго сидел в моём организме. С той поры это слово для меня ассоциируется с пулей, с чем-то страшным и запретным. Через три недели я пришла из больницы. И вот мы вдвоём, два физических «урода». Для обоих было большой проблемой достать картошки из подвала, не говоря уже о походе в магазин. Но к Новому 2010 году я окрепла.

Весной 2010 года мужу вновь становится хуже. Его кладут в областной онкодиспансер. В ходе обследования становится очевидным, что делать операцию бессмысленно. И вот возвращаемся домой. Описывать дальнейшие полгода его жизни не стоит. 10 сентября 2010 года его не стало. Ему только исполнился всего лишь 61 год.

А я в полной растерянности, как жить дальше без него? И с ним было нелегко, а без него, оказывается, ещё хуже. Тупик. Как Робинзон, только без Пятницы, на необитаемом острове. К тому времени сын наш был женат. И вот, через 10 дней после смерти мужа, Вовчик и Олеся подарили мне долгожданную внучку Евочку, хорошенькую девчушку с фамилией Московкина! Таким образом, был восстановлен естественный природный баланс, а я наконец-то приобрела почётный статус бабушки. И значит, надо жить!

27 сентября 2012 года умирает моя мама. Как же стоически она переносила физическую боль! Ведь у неё была гангрена ног. Превозмогая свои невыносимые страдания, она умудрялась успокаивать нас, делать какие-то наставления, советы. До самой последней минуты была в полном сознании. Потом какое-то время, вставая по утрам и забывая о том, что нет мамы, я думала, чтобы такое вкусненькое отнести ей на улицу Афиногенова, дом 72.

И вот снова природа, не терпящая пустоты, подарила всем нам 8 декабря  2012 года ещё одну девочку-куколку. В семье сына родилась вторая дочка. Назвали её Лией. Поневоле задумаешься над тем, как умно и чётко работает небесная канцелярия. Спасибо ей за внучек! Как-то потихоньку в моей жизни всё начало стабилизироваться. Пришло относительное успокоение, но и окончательное осознание того Его больше нет и не будет, что я вдова (ужасное слово!).

Незаметно выросла и наша дочь Наташа. И вот уже она с мужем Алексеем подарили мне ни с чем не сравнимый по ценности огромный комочек счастья – чудесную внучки Мирославу! На меня свалилось с неба долгожданное богатство. У меня три внучки- самые лучшие лапочки на свете! И с их появлением моя жизнь приобрела особый смысл. Говорят, что бабушки любят своих внучат больше, чем детей. Не в обиду детям скажу – это так! Даже не знаю, как это объяснить. В молодости насладиться материнством мешали вечные хлопоты, полное отсутствие свободного времени, неурядицы в семье и много-много других факторов. Да и сознание было совсем не таким. Не понимали, что жизнь скоротечна. Жили, как будто писали черновик. Спешили куда-то, делали ошибки, наивно полагая исправить их в дальнейшем.
Да, параллельно с возрастом, к счастью пришла и мудрость. Так хочется успеть увидеть, как будут взрослеть мои внучки, и очень хочется, чтобы у них было всё намного лучше, чем у их бабушки. И буду очень рада, если число моих внуков увеличится. И ещё мне очень хочется, чтобы родные люди не теряли друг друга ни по каким причинам, не ссорились, делили любовь и добро, и не забывали, что они птицы одного гнезда под названием «РОД».

Ну вот и подходит к концу путешествие по волнам моей памяти. Оно не было лёгким и беззаботным. Знаю, что в тексте есть и стилистические и грамматические ошибки. Исправить – значит вновь перечитать и опять всё пережить. А если я снова перечитаю, то наверняка захочу выбросить в мусорный ящик все исписанные листочки, потому что не понравится мне самой моя писанина. Много нытья и не хватает логики. Пусть мои дети не обижаются на меня, что для их отца не нашлось более радужных красок. Но я любила его! И никто мне его не заменит.

А на дворе конец декабря 2014 года. Скоро Новый Год. И моя большая семья соберётся вместе за одним столом у нас дома, чтобы встретить 2015 год. И это здорово! Впереди – новые события, новые радости и победы, ожидание чуда, мира и покоя в стране и в душе. Всё плохое и тяжёлое оставим в прошлом. Ему там и место.
Надеюсь, что в нашем РОДУ у всех всё будет благополучно, без потрясений. А я об этом обязательно напишу. И для этого мне не понадобятся чёрные краски. Я использую цветную палитру радуги. Другой быть не должно! Значит, будет продолжение.

Ведь жизнь продолжается!

Декабрь 2014 год.
г.Скопин