Храм любви. гл. 26. Разборка

   ГЛАВА 26. РАЗБОРКА

                На эшафот, на эшафот всегда обман любовь
                ведет.
                Автор

К его удивлению, Надежда была в его палате уже через день
после того, как получила телеграмму от Рушави. Она была ску-
пого и ориентировочного содержания, что он попал в аварию
и лежит в какой-то больнице некого подмосковного городка
по дороге к ней. Не зная точно, какая больница, но быстро выяс-
нив по телефону, какой это город, не сообщая об этом Рушави,
она обошла и обзвонила их все. Наконец найдя его, она не сра-
зу поверила своим глазам.
— О какое несчастье! Выходит, это правда?
— Да, это правда. Я еще живой, но уже труп, — ответил он
на ее восклицание, когда она вошла. — Ты не принесла мне уда-
199
чи в нашем деле, но я все это время, кажется, был в своих гре-
зах счастлив. Вот только разорвавшаяся бомба измены вернула
меня из этих грез к реальности и расставила, наконец, все
по своим местам. Я еще душевно догораю, борясь с безумным
пламенем своего сердца. Осколками этой бомбы парализованы
мои ноги. Теперь ты и физически, и морально свободна от всех
наших договоренностей. Никаких обязательств быть не может,
и память уж прощает зло, хоть горечь мучает чело.
Надежда молча смотрела на него и, взяв его за руку, слегка
поглаживала ее. Он чувствовал каждое ее прикосновение к себе
очень остро, как будто эти движения лечебным образом возвра-
щали его к прежнему восприятию жизни. Ни сил, ни желания от-
толкнуть ее у него не было.
— Чувствую, чувствую тебя, как и прежде, только ты можешь
не стараться проявлять любезность, — почти прошептал он. —
Сейчас я напоминаю зверя, вытащенного из капкана. При массо-
вом отлове охотники им перебивают позвоночник и парализо-
ванными живыми трупами бросают в общую кучу. Они еще
не мертвые, но уже безопасны и не жильцы. Живым, все созер-
цающим взглядом беспомощно смотрят на этот мир и ждут даль-
нейшей своей участи. Охотники на морозе порою греют в такой
куче свои руки. Я тоже так делал, когда был охотником. Сейчас
сам в шкуре такого зверя. Часто, отогрев руки, я с новыми сила-
ми продолжал охоту. Теперь и об меня можно погреть только ру-
ки, но и этот жар моей души уже скоро потухнет совсем. Тебе
нужно искать другой костер.
— Помолчи, — наконец выдавила она из себя. Она не нахо-
дила больше каких-то правильных слов и, смотря на него, хоте-
ла понять, насколько безвыходно его положение.
— Я и так часами молчу и все думаю, думаю, думаю. Может,
больше не придется высказаться, так что слушай. Я желаю вам
счастья с Рушави. Вы же, как говорит он, скрыто подали заявле-
ние в ЗАГС. Это уже не измена, а предательство по-крупному
и в атаке на все хорошее, что я сделал для тебя. Я по наивности
мог предполагать только подлую физическую интрижку, на кото-
200
рую можно было закрыть глаза. Теперь и так, и эдак, но всему
пришел один конец.
— Я не допущу твоего конца. Выкинь эти мысли из головы, —
возразила она. Видя, что он в ясном сознании, сказала себе:
«Значит, не все потеряно, но его не надо оставлять в одиноче-
стве, наедине с самим собой. Как бы ни было, но ему нужно оно,
и только в нем сможет приобрести силы и вытащить себя сам».
— Недавно по телику передача была, так там рассказыва-
ли, — продолжила она, — как парень, чтоб заработать денег
на свадьбу, записался в контрактники и уехал в Чечню. Там ему
оторвало ноги и одну руку. Так он даже из больницы не хотел
выходить, скрываясь от своей невесты. Она его все же нашла
и там же, в больнице, заставила зарегистрировать брак. Любила
его и даже ребенка родила. Детей только от счастья и на счастье
рожают. Может, и мне так поступить?
— Зачем? Все уже пришло к логическому концу. Да и в дол-
гое счастье с калекой не верю. Женщина, как ныне родина, ка-
лек долго не любит. Ну дали ему пенсию в полторы тысячи руб-
лей, крепкого счастья на такие деньги не наладишь, это первое
время сочувствие и жалость, потом все уйдет. Она загуляет, он
запьет. Сколько таких ныне по вокзалам.
Она с удивлением посмотрела на него.
— Не смотри так. Я не родина, ради себя жертвы ни от кого
не хочу, и на амбразуру ложиться не надо, у меня уже ничего
не осталось, и я ничего не могу дать взамен на любовь. Даже
родина, когда не может ответить взаимностью, теряет к себе лю-
бовь.
— Нет, ты неисправимый пессимист, — возразила она.
— Нет, не пессимист, а реалист, и у меня тоже осталось мало
времени и того, ради кого и чего жить. В этой жизни всегда труд-
но найти человека, который любил бы тебя по-настоящему, чтоб
тебе хотелось отдать ему всего себя, без остатка. Если Рушави
влюбился в тебя, то это, надеюсь, настоящие искренние чувства
с его и с твоей стороны. Он мне как блудный сын, и я рад, что он
наконец нашел свое счастье. Будь и ты счастлива. Через неделю
201
твое выступление на Горбушке с трансляцией по телику. Все
оплачено, всего пятьсот баксов, желаю удачи. Не знаю, зачем
нужно было скрывать и ждать трагического конца или готовить
его. Если бы ты честно призналась в своих чувствах, а не лгала
мне, я бы все равно закончил твою рекламную акцию. Предпо-
лагал, что рано или поздно ты все равно кинешь меня, и радо-
вался каждому мгновенью общения с тобой. Судьба распоряди-
лась по-своему. Дальше ты пойдешь без меня.
— Не верь Рушави, Арабес. Он меня оболгал. Я его не люб-
лю. Все было по-другому. Он выдал желаемое за действитель-
ное. Это его игра.
— О! Если бы это была ложь, он не смог бы точно описать твою
сексуальную особенность быстрого возбуждения. Он даже знает
о родинке в паху у твоей голубой Маньки, или Надежде Мананян,
как сама по-армянски называешь свою кунку. Ты как была, так
и останешься одной из кукол в твоей музейной коллекции, только
голубой. Выше подняться не сможешь. Голубая кукла-меч, рассе-
кающая на куски души. Приласкает один, поиграет другой. Это бу-
дет интересно до поры до времени. Если тебе не надоест бесчув-
ственное любопытство, то ты втянешься и это станет твоей фор-
мой существования. Убежишь от одного, от другого, пока тебе
не оторвут ноги и голову, как я твоему подарку. Никто не даст тебе
настоящего богатого чувства любви, и в душе ты останешься ни-
щенкой, обкрадывающей свою душу. В лучшем случае ты можешь
стать женой-куклой для показа окружающим и развлечения, как
дорогая реликвия, наравне с машиной, дачей и так далее.
— Я уже не смогу быть куклой, образ этот — моя игра, чтобы
как-то выжить. В действительности я без дела не могу жить,
и это дело — творчество. Я в нем живу, и только в нем я могу
оставаться сама собой. У меня нет даже кукольной мастерской
и музея кукол, это моя фантастическая несбывшаяся мечта, под
которую моя творческая душа искала спонсоров. Столкнувшись
с тобой, я поняла: это не главное, Главное — любовь, которую я
почувствовала к тебе, но игра уже была начата и я не знала, как
признаться в этом.
202
— Может, деньги за твою прозу — это тоже твой вымысел? Я
начинаю думать, что и вся предыстория твоей прозы — такая же
самая сказка. Сознавайся. Я хочу знать напоследок истину. Мне
сейчас врать нельзя.
Она задумалась и, помедлив, ответила, что и в этой истории
действительно больше желания, чем правды. Потом стала оправ-
дываться, убеждая его в том, что ложь женщины — это не ложь
в прямом ее понимании, что эта ложь направлена на то, чтоб
сделать своего избранника абсолютно счастливым мужчиной.
Даже в сексе ложь женщины — это естественное состояние, ко-
торым женщина пытается доставить удовольствие своему близ-
кому человеку. В этом она стремится к самому важному в жиз-
ни — к пробуждению духовной энергии, которую мы называем
любовью.
— Не оправдывай свою ложь, — возразил Арабес. — Ложь,
какая бы она ни была, останется ложью, и ее зловоние всегда
вызывает отвращение. Секс имеет только одно завоевание —
покончить с ложью, заполняющей наше болезненное воображе-
ние. Только тогда, когда мы освобождаемся ото лжи и говорим
правду о том, что чувствуем, отношения между мужчиной и жен-
щиной перестают терпеть неудачи. Если женщина раскрывается
полностью, она как бы учит секретам своего тела, говоря:
«Узнай, какая я, и будь во мне радостью». Правда, как воспетый
душой секс, — счастливое состояние души, а ложь — это, как на-
сильственный секс.
Надежда слабо пыталась его разубедить в этом, но он ее
не слушал и говорил свое, будто соскребал пригоревшую накипь
со своей души:
— Ничто так не обнажает и не уродует душу женщины, как
ложь. Солгавший однажды будет совершенствовать свою ложь
и дальше, и это страшно. Твоя любовь на поверку оказалась то-
же наигранной ложью. Торговать телом даже честнее, чем ду-
шой; играя в любовь, а я бросил ради нее семью. Ложь — это
краденое спокойствие, взятое в кредит у совести. Это, в конце
концов, война. В любви нельзя ее делать целью счастья, иначе
203
оно не даст настоящей радости. Ты меня окунула в дерьмо. Я иг-
раю на чужом поле лжи, да еще и с изменой в тылу. Это заведо-
мый крах всему делу. В обмане всегда один идиот, другой дурак,
а когда-то ты говорила, что если тебя обманут, ты никогда с этим
человеком общаться уже не будешь. Я не заслужил ни этой вой-
ны, ни такой мести.
— Все-таки, Арабес, ты меня не убедишь, что ложь в этом
мире лжи и обмана — всегда зло и война. Обман заложен в ге-
нетике женщины, как оружие спасения слабого существа. Я
не мужчина, и ко мне нельзя предъявлять равные, как к себе,
требования. Это вы, мужчины, воины, но даже меж собой вы
не всегда бываете честными.
Этот мир начинается с войны между мужчинами и женщина-
ми, но лишь тогда, когда умирают настоящие чувства. Между
мужчинами ложь — это действительно война. У женщин —
оправдание слабости.
— Разложение личности тоже начинается с обмана и закан-
чивается полной потерей совести. Ты гниешь и превращаешься
в моральную гнилушку. За что я тебя любил? За созданный
в своем сознании миф, основанный на твоей лжи. Какой я ду-
рак, как тебя боготворил. Я хотел сделать из тебя образ короле-
вы красоты, чтобы ты могла повести народ к миру любви, чтоб
слова из песни: «…Я образ ангела и света, иду к тебе, моя плане-
та…» — звучали из твоих уст гордо, с достоинством и честью.
Твой поступок вытоптал мне все побеги светлого в тех святых
местах, куда я кроме тебя никого не пускал. Теперь в моральном
плане ты для меня сейчас уже не королева, а всего лишь лживая
жрица любви. Даже морального права на свободу своих чувств
ты уже не имеешь. Если проститутка торгует телом, то у тебя, ко-
нечно, игра выше, ты торгуешь душой. Проституткам в любви
не признаются, но у них хотя бы все честно, а ты стремишься до-
биться любви к себе, похоже, это твоя эгоистическая цель, ради
которой ты идешь на любой обман, сама не испытывая ее.
— Как ты жесток в своих мыслях, Арабес. Я вспоминаю,
кто-то говорил, что любовь — это дар души, как ее стих и пес-
204
ня. Раньше тоже считалось зазорным продать стих, как и сей-
час продать любовь. Пройдут года, и люди будут продавать
свою любовь, как свое душевное творчество, так же, как стихи
и песни.
— Не проводи параллели, это кощунство. Если сердце жен-
щины не занято, но она не может сотворить и подарить любовь
мужчине, который дарит ей свою любовь, — она не женщина.
Для меня играющая в любовь дама не может быть дорогой спут-
ницей.
Все это он ей говорил, не открывая своих глаз, будто не хо-
тел видеть и отогнать не мог. Он тоже не хотела уходить, так как
решила во что бы то ни тало, оправдаться и не выглядеть в его
глазах полной стервой.
— Согласна, — продолжала она, — женщина должна
уметь дарить, а твоя жена этого делать не умела или не хотела.
Если бы это было не так, ты бы не оказался в моих объятьях. Да-
же продажа души — это прекрасней, чем простая продажа тела,
хотя это ко мне не относится. Ты мне нравишься от души.
— Нет, это как раз к тебе и относится. Твоя жестокость по-
ступков поражена именно этими мыслями. Она пахнет кровью,
а ты говоришь, что это к тебе отношенья не имеет. В этой комна-
те еще стоит запах крови, что издают мои бинты. Ты же пыта-
ешься стравить в схватку двух мужиков, даря надежду одному
и другому, — так возразил ей он, а сам в это время вспомнил
свою командировочную беседу в доме любви Анны. Ему тот мо-
мент, когда она утверждала, что ее жрицы любви готовы пробо-
вать любовь как душевный продукт, сейчас показался тем самым
случаем в лице Надежды.
— Удивительно, — продолжал он, — но я попал в ту реаль-
ность, которую мне предсказали, и даже увидел настоящую жри-
цу любви. Вот телеграмма, я ее нашел в мусорном ящике. В ней
Рушави признается в любви к тебе, и ты отвечаешь взаимно-
стью. Вон на тумбочке лежат фотографии, подтверждающие это,
и кассета нашего с ним последнего телефонного разговора. По-
смотри и послушай.
205
Арабес показал ей на конверт:
— Фотографии говорят сами за себя. Здесь вы в ресторанах,
на пляжах и на воде. Устроили праздник за мои кровные деньги.
Со мною ты фотографироваться не спешила, а в любви объясня-
лась и тому, и другому, но заявление в ЗАГС подала с ним. Все
как в моей песне: «Ложь туманом ложится и ползет по земле,
правды чистой напиться невозможно нигде…» Съезди ко мне
в дом и привези пистолет. Жить дальше мне смысла нет.
— Глупости не делай, я с ним разберусь, он признается
во лжи, — негромко произнесла она, рассматривая фото. — Под
венец я с ним не собираюсь, как и везти тебе пистолет. В этом я
своей косой клянусь, как обещала после первой нашей близо-
сти, — сказала она и уже хотела уйти, но остановилась и, запла-
кав, подошла к кровати. — Ты прости меня. Наши отношения
сразу были сориентированы на экспромт, без учета парадоксов
твоего и моего характера. Какими бы ты ни хотел их предста-
вить сейчас, они всегда были общением с полной искренней ду-
шевной отдачей и жаждой наслаждения. Хочешь, я, как вечно
юная красавица Гера, искупаюсь в своих слезах и, как она, по-
сле купания в воде снова стану девственницей, чтобы всегда да-
рить тебе свою невинность и честность, и все забудем? Пойми:
для меня ложь — это не война, а стремление к миру. Я болею
от этого, но не виновата, что вы оба в меня влюбились. Мне
не оставлялось выбора.
Он глубокомысленно молчал, потом отвернул голову, как
будто ее не слышал совсем. На мозги давила навязчивая мысль,
что верность познается в беде, а красота — в освобождении
от страданий. Поэтому первое изображение женщины было
не идеалом красоты, а олицетворением полезности, освобожда-
ющей от страданий. Эту мысль он ей не высказал, но ее появле-
ние ему добавило страданий. Ему уже не хотелось видеть ее
красоты, и он произнес какое-то всплывшее изречение, не пово-
рачивая к ней головы:
— Уходи, уходи ты со своей красотой. Ты сосуд, или пустота,
иль вместилище метания в меня боли и огня?
206
Она не расслышала его слов и, не выдержав его неопреде-
ленности, с иронией продолжила:
— Молчишь, бурчишь? Может, тогда мне, как папуаске
из племени туки-муки, вырезать клитор и изуродовать себя, что-
бы стать фригидной и непривлекательной женщиной? Может
быть, я тогда бы, как твоя жена, навсегда стала честной, но дох-
лой кобылой в постели и как женщина потеряла ценность для
всех.
Наконец он усмехнулся:
— Делай что хочешь, но честность — это удел сильных,
а не холодных и уродливых. Я, кажется, тебе об этом говорил.
Она дар внутренней красоты, и ей нужно учиться. Внутренняя
красота дается для любви, внешняя красота дается для влюблен-
ности. Второе проходит быстро, даже общие интересы и увлече-
ния не являются данью внутренней красоты, это скорее ее лож-
ные позывы. В наших отношениях все как в истории древних.
Если женщина не может отдать мужчине невинность, она долж-
на предложить свою развратность. Когда хромой Гефест поймал
Афродиту в объятьях пылкого Ареса и потребовал суда, боги
Олимпа сочувствовали Афродите, завидовали Аресу и смеялись
над Гефестом. Я в его роли, но в положении, когда все это уже
не имеет смысла, и должен уступить.
— Ты же умный мужчина и должен понять, что это не так.
Ты поднимешься, и мы доведем проект храма любви до логи-
ческого конца. У тебя рядом сейчас нет более душевного
и уважающего человека, который мог бы стать твоим соратни-
ком. Не разбрасывайся. Мы в соответствии с нашим контрак-
том и компаньоны, и друзья, и что-то большее. Я, конечно,
не чеховская Душечка, но единственная твоя надежда.
— И что-то большее, если не дьявол в юбке, только непонят-
но, что, — усмехнувшись и перебивая ее мысль, возразил он
и оттолкнул ее руку, которой она пыталась придержать его.
— Не надо так. Ну зачем? Не убивай желанье дарить ласку
любимому и близкому человеку. Это значит, что я тебя и люблю
и хочу любого. Мы с тобой самые близкие люди. Каждый чело-
207
век — это своя планета, мы с тобой — одна и дополняем друг
друга. Таковыми нас сделало и творчество, и совместное дело.
Ты не должен рушить все это. Нереализованное дело и творче-
ство — это моральная смерть. В этом деле и твое сердце, и моя
душа. Это наш храм любви и неплохая идея для раскрутки. Так
пусть же она не умрет, а живет в этом, как наш святой дух дела
и чувств. Если мы будем ненавидеть друг друга, мы не построим
этот храм. Он рассыплется, как Вавилонская башня. Только объ-
единение наших усилий и сердец даст силы, и эта энергия люб-
ви станет аурой в этом храме жизни. Мы с тобой не только ду-
ховная плоть, но и гражданская семья, а в любой семье могут
быть различные случайности. Мы совместно творим и наше
творчество, и оно — наше потомство вечности. Надо учиться
друг другу прощать. Одному тебе жить в этом храме будет
и скучно, и грустно, и даже поругаться будет не с кем. Я тень
твоя и родник твоей мысли. Если уж быть логичным, как стара-
ешься быть ты, то наш храм — это место жертвоприношения бо-
гу, а любовь как система отношений уже если не храм, то боже-
ственное жертвоприношение в нем. Даже простой дар чувств —
это высшая форма жертвоприношения.
Она, оправдывая себя, старалась говорить его мыслями, что-
бы показать, что она стала частью его, хотя давалось ей это
очень нелегко. Так продолжая оправдываться, искала аргументы
оправдания:
— Каждый из нас этим друг другу в жертву приносит что-то
свое. Мое жертвоприношение может искупить всю мою вину. Ты
только скажи, чем, и я это сделаю, как раньше дамы делали бо-
гам. Может быть, стану тебе божеством, как истинные возлюб-
ленные, которые стремятся казаться таковыми друг другу. Сде-
лай свое требование и прощение, и это выполню, как волю
первую твою, как божественное жертвоприношение счастью,
и иначе не может быть продолжения нашего дела и жизни.
Жизнь имеет много ям, надо вылезать.
— Ты пытаешься рассуждать и говорить моими мыслями, го-
воришь о готовности на все ради искупления, чтобы добиться
208
прощения, как лиса из моей сказки про чупакабр. Однако не ви-
жу смысла. Зачем? Я уже не лев, а труп с твоей подачи.
— Да, я твоя лиса счастья и друг и без ласк не знаю, как до-
казать свою любовь. Только моя любовь может поднять тебя
с постели. У тебя не должно быть другого выбора, кроме как
жить наполненным своими возможностями. Я сейчас поговорю
с главврачом и дам первый свой концерт у тебя в больнице.
Устрою песнетерапию для всех больных. Какая другая женщина
может это сделать? Нет у тебя, и уже другой любящей искренне
женщины у тебя быть не может. Я твое начало и твое продолже-
ние. В этом и красота, и горечь наших отношений. В традицион-
ных семьях могут быть тоже разные ситуации, и секс при этом
может присутствовать или не присутствовать совсем. Семья
от этого не обязательно должна рассыпаться. Не на этом стоит
фундамент семьи. Секс и в наших отношениях тоже не может
стать причиной вражды. В духовной семье страсть творчества
может с еще большим успехом заменить сексуальную страсть.
Не только красота, но и поддержка, как воздух счастья, достав-
ляет радость жизни, такую жертву во спасение жена тебе
не даст.
— Ты меня уморила. Не надо, дорогая, не надо уже никакой
жертвы, достаточно их было с одной моей стороны. Теперь меня
от таких жертв уже тошнит. Жена всю жизнь требовала жертвы,
потом ты, а сейчас готова идти на них сама. Что-то меня это
не радует. Можно есть жертвенный торт и хором, но для этого
нужно его разрезать, а тебя не разрежешь. Возможно, ты и спо-
собна разрезать себя на куски, но тот жертвенный кусок себя,
который ты предлагаешь мне, уже не по мне. Однобокость жерт-
венности в наших отношениях может превратить храм наших
отношений в скотский сарай или плевательницу для меня, а мое
отношение к тебе в посмешище. У меня такое, в скрытом виде,
уже, наверно, есть. Предлагать жить в откровенном сарае мое
самолюбие не выдержит. Храм, о котором мечтаю я, это возвы-
шенное строение, и если что-то в нем будет душевной болью,
а страсть — единственным связующим раствором, то такой пе-
209
сочный храм рассыплется сразу после его постройки. Связую-
щим материалом должно стать что-то вечное, но это уже не для
меня. Я знаю, что души без тела на земле не бывает, а с больной
душой мне и тела не надо. Поэтому не надо пытаться меня и се-
бя ни разделять, ни объединять. Все уже потеряло смысл, я труп.
Она безответно вновь стала его ласкать, он от слабости
не сопротивлялся.
— Прости меня, — шептала она, — видишь, я каюсь. Следо-
вать твоему пониманию красоты отношений, которую ты видишь
в жертвенности ради возлюбленной, в твоем возрасте, наверно,
проще. Я хоть более эгоистична и считала, что без здорового
эгоизма любовь бессмысленна, но, видишь, я тоже уже готова
к этому и в твоем понимании.
Разве ты не видишь, что я готова жить ради нашего дела,
а значит и ради тебя. Это также становится смыслом и моей жиз-
ни, но ты категоричен, а делать музей из наших отношений
и своей жизни не хочу. Рядом со мною нет и не было такого че-
ловека, которому я могла бы посвятить жизнь. Все вокруг мельче
меня, а размениваться по мелочам я не хочу, но так получилось,
согрешила, исправлюсь. Без тебя я пропаду, не оставляй меня
одну. Я стала частью твоей, а ты моей души. Мы же с тобой боги
одного голубого храма свободной любви, только ты о свободе
говоришь с позиции свободного мужчины и холодного разума,
я же — со своей колокольни слабой чувственной женщины.
— Я думал о храме, но не свободной любви, а о храме се-
мьи-любви. Никакой женской или мужской свободы и независи-
мости в ней быть не может, а может быть только согласованная
свобода. Ты этого не поняла, и сейчас уже, видно, бессмысленно,
у меня нет сил тебя переубеждать и спорить.
— Ну вот, ты вновь, вижу, оживаешь, я уже чуствую в мыслях
снова твой дух и радуюсь за тебя. Здраво мыслить ты не пере-
стал и, несмотря ни на что, так же на своих позициях, которыми
я уже восхищаюсь.
— Как все быстро меняется в тебе. Только несколько дней
назад при нашей встрече все подвергала сомнению, а сейчас
210
опять как будто согласна со мной и готова нести мой флаг. Я те-
бя не понимаю, но и другой надежды, что кто-то может довести
начатое до конца, у меня нет.
— Вот и выходит, что я единственная твоя надежда, и не го-
ни ее, хоть в моем понимании твоя свобода любви — это не моя
радость, но я уже с ней согласна. Если она ограничена только
моноотношениями, но не может решить всех социальных и ду-
шевных проблем, то, как говорят, каждому свое. Кому это, кому
то, и любое согласие — вершина всего.
— Вот-вот, отсюда и треугольник наших отношений. Разность
идеалов. Хорошо, что получился не пятиугольник или вообще
многоугольник, иначе и черт здесь рога обломал бы. Именно это
привело к моей трагедии.
— Если ты считаешь, что первоочередное право на любов-
ную активность и свободу выбора имеет только мужчина, а жен-
щине оставляешь только свободу согласия, а не свободу любви,
то в моем случае вы с Рушави мне не оставляли выбора. Я, как
все женщины, слабое существо, а ты считаешь, что бабское де-
ло — только уметь любить, а мужское — их танцевать. Вот тут
и кроется трагедия наших отношений. А если женщина способ-
ней мужчины и готова вести его дело лучше него, что тогда?
— Не хочешь ли ты сказать, что готова довести мое дело
до конца и готова залезть в мужские брюки, как ныне стараются
некие дамы?
— А почему ты не уверен во мне?
— Однако теперь уже не знаю. Таким, как ты, женщинам
можно предоставить право только на свой мужской гарем. Дело
требует самопожертвования, а ты эгоистка.
Она опять задумалась над его словами и даже прекратила
его ласкать.
— Я не знаю, что ответить тебе. Боюсь теперь даже спорить
с тобой.
— Не прибедняйся, ты всегда могла спорить и способна мыс-
лить. Немного подумаешь и, возможно, согласишься со мной.
Только уже скоро будешь спорить и упражняться в логике с дру-
211
гим, я выпал из твоей обоймы даже друзей. Все затраты свои
прощаю, хоть ты — самый неудачный мой риск и проект.
— Твой проект, в полном твоем понимании, не моя высота.
Но я могу оказаться джинном упрощенного решения. До твоей
фантазии мысли никому не дотянуться, далеко. В этом тебя мне
никто не заменит. Хочу все-таки остаться частью твоего дела,
но теперь уже, видно, не судьба. Ты же категорично настроен
меня оттолкнуть от себя совсем. Не хочешь понять, что даже ес-
ли я и изменила тебе, это ничего не должно изменить в наших
отношениях. То, что объединяет нас, не может объединять меня
ни с кем.
Повторюсь: если моя душа не устояла перед напором,
и страданиями, и трагедией другого мужчины, в этом не моя ви-
на. Ты же говорил как-то, что бывает любовь, когда душа горит
и идет ломка. Верь не верь, но Рушави сейчас именно в таком
состоянии. Он как мальчишка влюбился в меня и говорит, что ес-
ли я его брошу, он застрелится и застрелит меня. Что гуман-
нее — убить человека отказом или дать согласие на тайну в по-
лигамных отношениях, когда все живы и счастливы? Ты же сам
говорил, что любой мир всегда лучше войны.
Арабес тяжело вздохнул. Взгляд его стал грустным и мутным.
— Может, и говорил, не помню. Если мужчина готов идти
за тобой на край света и достать тебя и на седьмом небе, но по-
сле достижения своей цели забыть, спрятавшись под землю, то
это тоже, наверно, любовь, только период распада такой любви
слишком мал. Однако это лучше такой любви, в которой человек
готов застрелить и себя и тебя в случае отказа. Только мне ка-
жется, что ты лукавишь и тебе льстила его любовь, вот и решила
выпить этот хмельной бокал.
— Кто в этом мире знает правильный ответ? Как поступить
и где соломку подстелить, — ответила она, и он покачал головой.
— Эх, эта безумная влюбленность. Только у него эта вспышка
на твою красоту не скоро пройдет. Залить эту вспышку он уже
быстро не сможет, даже ледяной водой твоих отношений. На все
нужно будет время. Я его знаю. Да и зачем теперь тебе заливать
212
его костер и травмировать еще одну душу? Я уже не соперник.
Мой удел проще. Думать стало моей единственной сексуальной
ориентацией.
— Да мне тоже поначалу казалось, что у него это просто
вспышка страсти, и я пыталась утолить ее первой близостью,
но все оказалось сложней. Ни его любопытство, ни эмоциональ-
ная страсть первой близостью исчерпаны не были. На смену
первой страсти вспыхнула другая беда, и это становится кон-
фликтом. Он привязывается ко мне все больше, и я не знаю, что
делать.
— А ничего уже не надо делать. Видно, это твоя судьба. Для
возникновения страсти достаточно очарования тела и душевных
отношений. Конфликт в таких отношениях не переходит в нена-
висть.
— Нет, с Рушави у меня ошибочная случайная связь. С моей
стороны все уже прошло, ни позывов, никакой, даже малейшей
эмоциональной привязанности. Каждый человек может иметь
право на ошибку, — оправдывалась она. — Таких, как он, можно
найти миллион, такие, как ты, — редкость. Да я сделала ошибку,
что позволила испить его страсть любви. Это вино мне не по ду-
ше. Из-за этого теперь мы должны стать врагами? Ты же знаешь,
что безболезненного решения в неразделенной любви быть
не может. Наш треугольник — классический образец. Гипотенуза
любви в нем равна Пифагоровой закономерности — страсти
квадратов катетов. Я должна была разделиться между вами,
иначе кто-то из вас, если не я, мог умереть.
— Слова, красивые, замысловатые, где они искренние, где
нет? Ездишь по ушам. «Не верьте женщинам, друзья», — не пом-
ню, чьи это слова. Я поддался твоему очарованию и ослеп,
но знаю точно: подлость никогда не может стать великой. В этом
я убежден. Ты умна, и горя от ума, скорее всего, не получишь
никогда, только и от хитрости смотри не удавись. Не надо за-
ставлять страдать людей, которые искренне стремятся к тебе
с добром. Недаром же говорят: на хитрую задницу всегда най-
дется и шомпол с винтом.
213
Она обиделась на его слова, но не тот она была человек,
который мог отступить перед первой обидой или ответить
тем же и потерять все. Примостившись с краю его кровати,
она, улыбаясь, смотрела на него, будто эти слова ее не каса-
лись, и, продолжая гладить его обросшие щетиной щеки, на-
стойчиво продолжала:
— При сохранении сердечных отношений женщины, если
узнают, прощают мужчинам измену всегда легче, чем они им.
Да, я уехала и была с ним, но тебе я тоже дала свободу. Если ты
имел какую-то связь на стороне, я тебя не буду укорять за это.
— Естественно, ты сейчас потеряла моральное право на это.
Если тебе это было безразлично, зачем ты с заклинаниями мне
на шею надевала свою голубую прелесть? Хорошо, что протер-
лась и стекла в штаны. Я это в любом случае не сделал бы болью
для тебя. Теперь радуйся, ты получала пылкую любовь двух муж-
чин. Для многих эгоистичных женщин этого для счастья доста-
точно, если даже они не любят сами.
— Нет, мне для счастья нужно любить самой. Не помню, ты
или кто-то другой мне говорил, что самая сильная любовь за три
года может превратиться в пыль по разным бытовым и схожим
причинам. Вечной любви обещать вообще нельзя, но мужчины,
пока ее проявляют, становятся божествами, даже если не обеща-
ют замужества. Да, такая рыцарская любовь — большое искуше-
ние для многих женщин, это их слабость. Я не исключение, хоть
себя к слабым женщинам не отношу, но если бес попутает, быва-
ет, на передок слабею и устоять перед напором не могу. На ста-
руху тоже бывает проруха.
— Тогда я в тебе не понимаю ничего совсем. Одно дело —
поддаться искушению, другое дело — пойти на него от безвы-
ходности, чтобы не навлечь большей беды. Ты же пошла с ним
в ЗАГС. Брак — это очень серьезно, и его можно заключать
только с тем, с кем у тебя кроме чувств есть то общее, что со-
ставляет духовный смысл и цель жизни. Без этого любой
брак — ошибка, которая не прощает мимолетных ошибок увле-
ченности.
214
— Может быть, это как раз мое черное мгновение, но объяс-
нить его я сейчас не могу, и он говорил о спасении твоей семьи.
В ЗАГС с ним не собиралась, это он хотел и настаивал, а ты
и сейчас гладишь шнурки, чтоб зашнуровать уже задницу своей
обиды.
— Нет, это не похоже ни на черное женское мгновение, ни
на вынужденный поступок, — возразил он. Что бы ты ни говори-
ла, я тебе не верю. Скорее всего, обдуманная подлость.
Она, почувствовав его уже сильную агрессивность, в силу
своего упрямого характера решила все равно не отступать
и бороться за себя до конца, не понимая ясно, зачем и к какой
новой интриге это все может привести. Истинных мотивов,
оправдывающих ее поступки, не находилось. Все в ее душе
было спутано в один непонятный комок. Чувство вины, беды
и страх потери заставляли ее оправдывать себя любым обра-
зом, и она продолжала искать методы и приводить любые ар-
гументы в свою защиту, чтобы морально не выглядеть подле-
цом.
— Правильно считается, что только в экстремальных услови-
ях люди проявляют свое настоящее лицо. Вот и ты, Арабеска,
как большая часть мужчин, показал себя максималистом и соб-
ственником. Вы, мужчины, отдаете нам свободу в постели, а все
остальные предпочитаете оставить себе. Даже права на свободу
в своих отношениях с вами — вы требуете от нас их заслужить
у вас и это считаете справедливостью.
Он смотрел на ее беспомощное выражение лица и думал,
что она в душе себя осуждает и кается, но упрямо выгораживает
себя и даже пытается осудить его.
— Вот смотрю на тебя, ругаю тебя, — продолжал он, — а с те-
бя как с гуся вода. Я тебе про Ивана, а ты мне про болвана. Мне
до сих пор трудно разглядеть твое истинное лицо, хотя свобода
любви, даже в браке, — вот, похоже, твое истинное лицо. Не спа-
сает тебя и песня, в которой ты говоришь: «…мне не нужно ни
денег, ни славы… Глоток свободы мне отрада…», — а в конце
уже караешь эту свободу без границ.
215
— Неправда твоя. Я всегда говорила, что больше всего доро-
жу отношениями, как смыслом жизни, только вот понимание
свободы у нас разное и, видно, уже никогда не изменится.
— Я как представитель сильной части человечества прошу
тебя: не стремись к равным правам с мужчинами. Это дикость,
следствие равного и совместного с мальчиками детского воспи-
тания. Забудь о равенстве. Если уж нас бог сделал неравными,
то зачем перечить своей природе?
— Я такое уже от мужиков слышала. Это настоящий мужской
эгоизм.
— Что ты, нет, — возразил он, усмехнувшись. — Даже свобо-
да секса в постели может быть мужской, только если она ему бу-
дет оплачена взаимностью.
— Полная ваша свобода мужчин всегда отталкивает их
от женщины. Такая их свобода, если она не голосует за нее вза-
имностью, формирует распад любви и отвращение к ней. Я же
хоть и надела на тебя заговоренную свою прелесть, не спраши-
ваю тебя, изменял ты или нет, так как не хочу, чтоб ты врал. Я гу-
манный человек, а ты жесток.
Тут он поймал себя на воспоминаньи ночей с Шаманкой, Ан-
ной и Светланой, но хоть и имел там секс, считал, его необяза-
тельно причислять к осуждающей измене, так как был свершен
не по своей воле. Тут же был налицо факт преднамеренной
и спланированной измены. Подумав, он опять, как и при встрече
после сделки, не стал в этом признаваться, но прежняя горечь
от ее измены уже перестала ему быть мучительной болью для
жестких условий и его лютого негодования с осуждениями. Ду-
шевно он стал спокойнее, но внешне по-прежнему продолжал
гнуть свою линию непрощения.
— Если хочешь знать, — наконец после раздумий продолжил
утверждать ей, — то скажу тебе, что полной свободы нет даже
в борделе, это экзотика. Однако если свободу борделя сделать
состоянием жизни, то жизнь превратится в ад. Хотя свобода
в сексуальной страсти ничего общего со свободой в жизни
не имеет, и если в борделе сделать совместное согласие услови-
216
ем их порядков, то он превратился бы в рай с разным уровнем
свободы нравственности и разной ценой отпущения того или
иного греха или без права их отпущения. Только такое приемле-
мо не для всех. Мужчина в борделе покупает не секс, как я уже
кому-то говорил, а отторгнутую обществом его свободу и власть.
Он через сексуальное наслаждение превращает ее в насилие
женского сознания и в этом получает алчное моральное удовле-
творение. Чем больше несвободы мужчин в семье и обществе,
тем больше цена удовлетворения их в борделе. В Японии разре-
шается бить манекенов своего начальника для компенсации
эмоций как обратной реакции на иерархию подчинения. Про-
ститутка — тот же самый манекен, где мужчина оттягивается
полной свободой за насилие и несвободу в семейных отноше-
ниях, где женщина вершит власть. По этой причине я даже изме-
ну с проституткой не причисляю к измене.
Она только покачала головой, но возражать не стала, он,
не обращая на ее внимания, продолжал уже давно заученное
утверждение, которое повторял не одному:
— Даже свобода секса в свинге ограничена их моральным
кодексом, где могут быть личности одной крови. Наличие сразу
нескольких половых партнеров у таких не вызывает воспале-
ния их придатков и прочие следствия. Убивая в групповой сво-
боде секса ревность, они одновременно убивают свою красоту
сексуальной страсти. Принять такую свободу — трагедия для
меня, даже наполовину разбитого. Любовь без собственности
на тело в сексуальных отношениях — не мой флаг. Она безлика
и не может требовать ни продолжения жизни, ни вечной люб-
ви. Вы, молодежь, наверно думаете и готовы делать по-друго-
му, без внутренних конфликтов души, но интернациональная
религия и мораль без права собственности на секс вряд ли ста-
нут основой интернационального права.
Если ты стремишься к такой абсолютной свободе, то семьи
никогда не создашь и будешь гладить уже шнурки свои сама,
чтобы зашнуровать свою задницу, а не гладить их для моей
нерешительности.
217
— Ладно, ладно, забудь и успокойся, какие бы между нами
отношения ни были, товарищеские, любовные, деловые ли, ре-
зультат должен быть один. Мы должны закончить твое и мое де-
ло, и тем более, что все переплелось. Не надо олицетворять мою
свободу со свободой в борделе. Почему сексуальная свобода
мужчины в борделе не может являться такой же свободой для
женщины? Знаю от тебя точно, что любовь всегда исключает это
неравенство.
— Очень потому, что женщина не всегда хочет, а мужчина
хоть и всегда хочет, не всегда может. Наше различие в подходах
в том, что мужчина всегда прощается со своей плотью, а женщи-
на всегда собирает ее, и равенства прав тут не может быть
по природе. Дело даже больше не в этом, а в социальных отно-
шениях людей, построенных на их физиологии. Раньше религия
запрещала резать трупы, но если бы их не резали, нарушая за-
преты религии, меня бы сегодня здесь не знали, как лечить.
Я своими размышлениями над любовными случаями жизни
режу былую свободу любви и также нарушаю каноны религии,
которая откровенно говорить о ней грехом считает и если не ка-
рает и запрещает, то каяться заставляет. Все писатели тоже
внутрь тела любви не лезут, так многих за это осуждают. В ее
анализе фактов интимной откровенности видят разврат, где
нравственной красоты не увидать, а я своими мыслями вскры-
ваю ее анатомию, чтобы любовь никого не убивала и не делала
несчастными, как меня. Без этого ни храма любви, ни его рели-
гии во спасение красоты и счастья жизни не создать. Да, именно
из этого понимания я строил отношения с тобой и готов был от-
дать тебе все, но теперь твою любовь уже не воспринимаю как
необходимость с равными условиями наших прав и свобод.
В это время в палату вошла санитарка. Надежда попросила
оставить все инструменты и зайти позже. Санитарную обработку
пообещала ей сделать сама.
— Если хочешь, я тебе заменю нянечку и буду сиделкой воз-
ле тебя. Залечу не только твои душевные и телесные раны,
но стану и плевательницей, в которую ты отхаркаешь кровь сво-
218
их мыслей и черные раздумья в стихах. Может быть, я и сама
поплюю в свою урну за компанию. С тобой здесь даже некому
поговорить, ты со своими раздумьями в одиночестве сойдешь
сума.
— Я же сказал: привези мне мой пистолет, не хочу ни му-
читься сам, ни мучить других.
— Жалко тебя, но я сама как пистолет, только с холостыми
патронами, и не дам тебе закончить жизнь, не допущу. Ты счита-
ешь, что я слабее тебя, а сейчас проявляешь свою слабость. Ты,
добиваясь моей любви, жертвовал всем и поднимал меня до ра-
венства с собой духовно и материально, теперь это буду делать
я. Буду платить взаимностью, как получится.
— Да, красиво высказалась. Руководствуясь этим потным
желанием, можно тебя из роковых дам ангелом посчитать. Ты
своими поступками перешибла мне сначала ноги, а теперь пере-
шибаешь и мозги. Рад за тебя, что пытаешься остаться мне дру-
гом. Намекаешь, что наш храм отношений можно сохра-
нить на любом моем желании с твоим согласием?
— Выходит, так.
— Только помнишь, какое-то согласие меж нами уже было, я
тебя клянуться косой за неверностью не заставлял. Ты сама мне
пыталась доказать ею свою верность и преданность. Я всегда
склонен был к сомнениям, а ты меня тогда железно успокаива-
ла, как и сейчас пытаешься. Меду прошлой и сегодняшней
встречами я написал стих, как будто чувствовал это расставание
с тобой и с собой. Он в тумбочке, прочти.
Она, заглянув в тумбочку, взяла листок и стала читать; он на-
зывался так же, как первая его строчка:
Пусть уходит время без боли,
Хоть в седые, хоть в юные годы.
Сожаленья не трогают память,
С пониманием дарят лишь радость.
Что ты сделал, а что не сумел?
Бог судья, и уж этот удел
Выдаст памяти гордости след
219
От ушедших, но добрых побед.
Жизнь замоет года, как волна
Замывает песка берега,
И ушедшей надеждой судьба
Прошумит над тобой, как листва.
Прошлое, как в зеркале, порой
Молча говорит с твоей судьбой.
Совесть несвершенному опять
Приговор не хочет объявлять.
Как и что теперь мне не понять?
Можно ль в чем-то молодость ругать?
Но хочу максимализм простить,
Молодость и глупость помирить.
Вот склонилось прошлое надо мной,
Теребит мозолистой рукой,
Заказать же богу рок иной
Неспособно время и с бедой.
А задумчивый шепот с альбома судьбы
Молвит: «Что имеешь к годам, что ушли?»
И за то, что я сделал иль сделал не так,
Что могло, то случилось, и рока кулак
Уж прошелся по лику, оставив накат.
Годы — птицы, они улетели давно,
И уже говорю, размышляя в окно:
«Не должно быть мучительной боли за то,
Что с годами ушло и быльем поросло».
Пусть надгробье оставит лишь только одно:
«Я советую жизнь прожить так же светло,
Чтобы кто-то хотел преклонить вам чело,
А не бросить проклятье надгробью свое».
Между годом рожденья и годом ушел
Пустотою не будет у надгробия стол.
Чтобы значимым быть, не казаться,
Надо людям полезным остаться.
И пусть умрет вандала зло
Перед созерцанием надгробья твоего.
220
* * *
— Стих твой намекает, что ты совсем размечтался о своей
кончине. Когда же ты успел его написать?
— В мгновения забытья между «пощупать», «любить», «про-
клянуть» и «забыть», так как здоровье и память стали не просто
плохими, а отвратительными. Мысли и здоровье стали несовме-
стимы с жизнью.
— Ну, это в твоем духе, я заменю тебе память на компьютер-
ную, чтоб помнил только хорошее и вечно, и здоровье будет же-
лезным. С новой памятью и здоровьем ты как военный бард
успеешь спеть песню во время полета, от разрыва до разлета, и,
разлетаясь на проклятия, будешь продолжать жить. Я тоже по-
рой способна на невероятное. Хочешь, в жертву твоему спасе-
нию принесу свою косу? Даже сейчас, и если надо, во искупле-
нье своей вины обрею голову наголо. Здесь, в больнице, сделаю
свой концерт и посвящу тебе, уже лысой артисткой, чтобы это
утешило физическую боль, а слезы свои соберу и высушу, чтоб
ты принимал как лекарство от душевной боли.
— Ты думаешь, это поможет? Мне будет больно видеть тебя
каждый день даже лысой монашкой, если станешь уходить
от меня по-прежнему для развлеченья с Рушави. Этим меня
убьешь еще быстрее, чем настигшая беда, и я медленно поползу
к своему гробу. За гробом моим уже не будет никого. Жена тоже
придет ли? Если только отдать похоронную дань. Ты уже не пой-
дешь, зачем. Сейчас, мне кажется, ты только хочешь показать,
что бросила Рушави, так будто бы связалась с ним по наивности
или со страха.
Я тебе сообщил, что удачно крутнулся и жду вагонов с това-
ром, а за это денег может быть больше, чем тех, которые ушли
с моего расчетного счета. Для рекламы и раскрутки тех денег
не хватит, и вы их уже, наверно, распушили, а нужно еще и го-
раздо больше, и это формирует твое поведение.
— Хватит себя хоронить и считать, что меня интересуют
только деньги. Если бы ты мне не нравился, твои деньги бы-
221
ли бы не нужны. Ты же знаешь, мне предлагали и поболее
деньги, но предлагающие мне не нравились. Поэтому ныне я
с тобой. Так что не думай, что судьба уже не может подарить
тебе радость, и не падай духом в уныние. Если нельзя сохра-
нить чувства, можно сохранить юмор, дружбу и дело. Переми-
рие в джунглях должно наступить. Тут я в первой очереди. Как
там известный нам поэт сказал: «Поэтом можешь ты не быть,
а человеком быть обязан». Вот я и хочу остаться тебе другом
и человеком. Все эти сексуальные мелочи забудутся, как чер-
ная реальность, и задышит новой надеждой судьба.
— Ничего себе мелочи, — возмутился он. — Из-за них я при-
кован к кровати. Ты же шагаешь своей сексуальной свободой
по живым человеческим душам и вытаптываешь их, а душа
не лужайка травы, для твоей резвости. Свободы секса даже
в обезличенном стаде баранов нет.
Известная революционерка Коллонтай, мечтающая тоже
о свободе любви и сексуальной морали, убеждаля всех, что ком-
сомолке с комсомольцем половое сношение «должно быть, как
стакан воды выпить». Это мнение мадам Коллонтай считаю
слишком примитивным, да и она сама потом в нем разочарова-
лась, так как в своих отношениях не прощала поклоннику все-
дозволенность и измену ей.
Ты же считаешь, что ни брачные, ни моральные оковы вер-
ности для тебя неприемлемы, а сама стремишься в эти узы.
Почему? Значит, меркантильность, при всем твоем величе-
ственном пафосе, все-таки тебя не обошла, а может и на пер-
вом месте, при которой тебе нужна свобода любви для души.
Признаваясь в любви одному богатенькому, ты хочешь сохра-
нять свое право на сексуальную свободу. И рыбку съесть,
и на мину не сесть не получится. Сейчас для меня это уже
не имеет смысла, но здравый разум не отпускает. Я, конечно,
в любом случае, даже из могилы постараюсь материально
обеспечить твой проект, с условием если мою затею с храмом
доведете до практического завершения. В конце концов, наде-
юсь, что при всей твоей непостоянности ты разумна и совест-
222
лива, а потому, думаю, доведешь мою затею до логического
конца.
— Ну ладно, ладно сомневаться, я же по имени не зря На-
дежда и фамилия у меня Желанная, а говорят, как корабль назо-
вут, так он и поплывет. Со мной все должно жить, а не умирать.
Не унывай, я пока сделаю у тебя санитарную уборку с концер-
том.
Надежда, напевая только что прочитанный его стих, подо-
шла к стоячей вешалке, чтобы надеть висевший на ней халат.
Так напевая ее, стала снимать свое шикарное синее платье
с пышными короткими рукавами и большим декольте.
— Ну, вот такое шикарное платье и снимаешь, ты в нем как
принцесса смотрелась. Мне сначала показалась, что ты пришла
сразу с концертной сцены.
— Нет, я пришла на свидание с любимым.
— В нем хочешь показать здесь концерт или сейчас вернуть
его мне? Я покупал тебе его для сцены.
— Вот в нем здесь и выступлю, а тебе оставлю свой парик
из волос, которыми зареклась.
Он слабо попытался усмехнуться, а она продолжала напевать.
Когда она скинула платье и обнажила свою фигуру, которой поза-
видовала бы даже богиня любви, он все-таки усмехнулся и про-
неслась мысль: «Ну точно, это не просто так», — и он тут же озву-
чил ее. Она не ответила ему, а лишь, продолжая напевать, покра-
совалась обнаженной фигурой и накинула халат. Потом взяла
тряпку, протерла тумбочку, выложила в нее фрукты, мед, пыльцу,
мумие и поставила на нее принесенный ею транзистор с кассетой
лечебной музыки, как и все лечебное, что было принесено ею.
— Это тебе, слушать будешь, чтобы в голову дурные мысли
не лезли, когда не с кем будет побеседовать. Ведь такой, как я,
собеседницы у тебя уже не будет никогда. У них, если ты начнешь
говорить о том, о чем говоришь со мною, у всех будут вянуть уши
от твоих бредовых размышлений. Ведь их понимаю только я.
Он промолчал, а она, опять напевая его стих, стала проти-
рать шваброй пол. Наблюдая за ней, попытался продолжать пре-
223
рванный разговор, но как будто осекся и опять замолчал. Она
подошла и попыталась его погладить.
— Выкинь свои сомнения из головы, я буду с тобой и постав-
лю на ноги. Это будет честно и по-русски.
— Ну что ж, я готов кричать ура, ведь тоже воспитывался
в русской культуре семьи. На культуре души, подобной моей,
держится мир, считай, может, сформируется и основа его культу-
ры. Вот на такой, как твоя, не смогут удержаться даже наши от-
ношения. Ты согласна со мною?
— Не согласна. Я русская, хотя наполовину армянка. Женщи-
ны той и другой нации всегда старались сохранять верность сво-
ему избраннику, даже когда он исчезал надолго. Военная ли
служба или деловые обязанности разлучали их, она стремилась
хранить чистоту отношений. Постоянные войны сокращали муж-
ское население России, и женщины, понимая беду одиночества
других, всегда прощали мужчинам романы на стороне, если чув-
ствовали любовь и заботу о себе. Поверь, зависимость женщины
от мужчины всегда больше, чем мужчины от женщины,
и не только сексуально и физически. Мы, бабы, не добытчики,
а заботчики, вот и приступлю к своим обязанностям, а ты не хо-
чешь этого? Вздыхаешь и молчишь.
Он посмотрел на нее и, усмехнувшись, произнес:
— Тебя воспитывали разные люди и нелюди. Ты детдомов-
ская свободная интернационалистка по сознанию и в любви,
на тебе даже креста нет. Ты почти не знала семейного воспита-
ния. Какой ее видишь, неясно.
— Свобода не во всем была моей стихией. Ну, если ты не ве-
ришь мне, то я могу надеть пояс верности из секс-шопа, чтобы
сомнения твое доверие не подрывали.
Он наконец добродушно улыбнулся ее выдумке.
— И зачем мне это, у меня уже стоять любви вопрос не бу-
дет. Ты зря печешься.
— Все это ерунда. Я все поставлю, и он будет стоять, как
будильник по приказу зари. Даже если ты умрешь, крышку гро-
ба закрыть не смогут, он будет требовать любви. Ты только пей
224
все, что я тебе принесла, и свобода любви тебе будет гаранти-
рована.
Этим утверждением она будто опять наступила на его боль-
ную мозоль любовной свободы, и он разразился новым возму-
щением:
— Никогда нормальный русский мужик, если он даже ин-
тернационалист, как я, не поймет свободы и не уподобится эс-
кимосу, который любит держать свечку, когда гости ублажают
его жену. Для них климатические условия выживания требова-
ли свежей и сильной крови, для русских они же требовали
парного существования в верности и согласованного подчине-
ния ради выживания. Даже обряд тибетцев, который допускает
одну жену на десять братьев, русскому будет казаться кощун-
ственной любовью. Сердце русского не сможет забиться от вол-
нения при групповом сексе свингов. Страсть наслаждения
в любви ему дарят только моногамные отношения.
Даже гарем для мусульманина больше являлся усладой тще-
славия, а не физической потребностью. В знак верности одной
женщине ключи от гарема он может отдать любимой жене, хотя
закон предписывал не реже одного раза в неделю быть с каж-
дой.
То же могли бы подтвердить тибетские мужчины, которые
иной раз всей семьей остаются девственниками, если их общая
жена влюбляется в одного брата и не желает больше никого.
Умение ограничивать свою свободу дано только сильным лицам.
— Ладно травить пустое, это все у тебя боль самолюбия кри-
чит, — заметила ему в ответ она. — Я вот вижу, тут на стене три
розы вразлет нарисованы. Посмотри, как на фоне их я буду
смотреться, — она подошла к стенке спиной и раскинула руки,
как Христос на кресте. — Я распята на них, видишь? Их шипы
прокололи мне руки, — халат ее расстегнулся. Согнув одну ногу
в коленке, она продолжала твердить: — Посмотри, их шипы, они
даже прошили мою грудь и бюстгальтер.
Арабес почувствовал, что от ее красоты по его телу пробе-
жал удар тока.
225
— Твой вид — это шок, — промолвил он. — Вспоминаю одну
известную в Древней Элладе жрицу любви, кажется Афринию,
с тела которой лепили богиню любви. Когда судьи ее обвинили
в том, что она презрела богов и стала безбожницей, то ее по-
клонник сорвал с нее все одежды. Судьи, увидав ее божествен-
ную красоту, сразу оправдали ее во всех грехах. Ты что, так же
хочешь добиться прощения?
Он, не дожидаясь ответа, закрыл глаза и будто ушел в нир-
вану сознания, четко увидев пробежавшую в сознании картинку:
распятая на шипах розы дама, похожая на нее и в такой же по-
зе, сдернув с шипов руки и смахнув с них кровь, обломала ши-
пы роз, которые прошили через спину ее груди. Став свободной
и уже сдернув себя бюстгальтер, смяла его, и он превратился
в магический светящийся шар. Тут ему показалось, что она уже
не она, а какая-то дама, похожая то на Анну, то Шаманку в том
доме любви, в котором помогли ему выбраться из сложной ситу-
ации.
От магического шара стал исходить свет, и за ним слышался
голос этих женщин. Одна будто твердила ему:
— Если породистую собаку хоть раз случить с беспородной,
то она уже никогда не даст полноценного потомства. Этот закон
природы требует сохранения генофонда. Свободы любви тут
быть не должно, иначе мир постигнет шок от вырождения чело-
веческой цивилизации. Ты же породистый пес, Арабес, зачем те-
бе эта беспородная Жучка? Свобода ее любви должна быть под
контролем и в тех рамках, в которых она не должна будет угро-
жать распаду породистого генофонда. Тебе зализывает сердце
Моська, которую пора гнать, так как она виляет всем без разбо-
ра и не умеет себе отказывать ни в чем. Класть весь мир под но-
ги ей и звать ангелов для ее благословения этого — твоя ошиб-
ка. Мы тебе заменим ее.
Другой голос вроде бы ей отвечает:
— Его восприятие вкуса требует величественной красоты
в моногамности, хотя сознание его уже породой обезличено, те-
перь с ним могут делать что угодно, и ради выживания он готов
226
превратиться в Моську, с возможностью свободной полигамной
связи дворовых собак. Как бы он ни хотел, он уже смирился
с судьбой и будет вынужден кушать торт хором, если не отка-
жется от него совсем.
И как будто голос Шаманки говорил:
— Посиди и, прикурив от моей зажигалки, подумай.
А он как будто им отвечает:
— Вы же каждая и конкурентка, и соперница, не беспокой-
тесь, это теперь только моя Красная Шапочка, которая спасает
от смерти в одиночестве, и только. Моя затея пришла к пшику.
— В этом твоя проблема, — отвечает голос, доносящийся из-
за света плывущего на него шара. — Мы тебя не просто преду-
преждаем и стремимся помочь. Ты опять в беде.
— Ну что поделать, такая я уже зараза, — отвечает он ему.
Арабес будто так высказался и замолчал, а голос молвить
продолжал:
— Вот-вот, в этом твой роковой конфликт. Понимаем, что
не так страшно спать с дедушкой, как с бабушкой, потому при-
глашаем в гости, и брось ты свою роковую даму и компаньона.
Если ты не приедешь, у тебя будет все, а нет, то у тебя останется
мало времени жизни. Мы будем о тебе скорбеть и помнить
и уже воплотили твои идеи. На нас сейчас работают целые НИИ.
В таком внимании даже птицы занимаются сексизмом и свобо-
дой любви, но размножаться не хотят, и это стало нашей пробле-
мой, которую мы не можем без тебя решить. Каждый в нашем
доме уже в пробирке зачат, и выносит их детей только святых
клонов отряд. Затея твоя, аранжировка наша.
— Аранжировка ваша без слуха сделана. С висячими уша-
ми и бледнолобыми мозгами за хорошее дело браться все
равно как не снимая штаны отнуждаться. Академики ваши
в НИИ не знают даже, как чесать яйца свои, чтобы их не ото-
рвали и в консервы глупости не закатали. Сами обдумать
не могут ничего, в этом и проблем сто, — вроде как отвечает
он им, а они рассказывают, что дальше, все по его мозговой
«фене»:
227
— Удовольствия плотские — главная ценность нашей веры
в свободе без обязанностей и ответственности. Крестим всех
иконой любви, где пенис распят на розе божьей звезды. Кре-
щение на любовь по праву назначаем и перед крещением грехи
отпускаем, чтоб право на следующий грех получить и без греха
грешить. Для этого мужской пенис освящаем и на иконах его
ласкаем — это и крещением называем. Гости храма ему покло-
няются, перед божьей благодатью духами любви освещаются.
Теперь у нас все свободно друг другу изменяют и за это ни-
кого не упрекают. Права на измену не требуется, только право
на помилование, но оно страшно дорого, а без него измену
не освящает никто. Ведь еще никому на земле не удалось про-
жить всю жизнь без греха, тем более в современном мире, кото-
рый построен так, чтоб человек работал для того, чтоб получать
удовольствия в грехе.
— Выходит, любовь в вашей аранжировке стала продолже-
нием глупости, равноправие — продолжением свободы и анар-
хии, — сделал вывод он, но они отрицали и продолжали:
— Мы теперь по вашей божьей значимости каждому двуно-
гому козлу дарим крутую любовь и освящаем, кому на раз, кому
на два раза в неделю. Для показа задниц и сисек по ней же со-
ставляем моральные контракты разной порнодоступности.
По воле богов ведем звездный перехват девственниц на по-
клонение греху. Кому в гнездовье любви на ночь, кому по мо-
ральному контракту на всю судьбу — кто какую вымолил и за-
служил в поту.
Грешники во славу греха поют и делают парады независимо-
сти от святости, чтоб народ не знал любовной пакости. Паству
святых и грешников приурочили ко Дню свободы любви от гре-
хов. Для них же устраиваем праздники равноправия и толерант-
ной любви с разной верой любой страны, невзирая на разность
в возрасте и половой пригодности.
Теперь мы вводим демократию чувств без любви вместо
диктатуры избранных от тоски. Даже кабины демократической
быстрой любви стали поставлять во все города страны. Свобода
228
любви шагает по земле, но получают ее только те, кто божью
значимость получил себе. Маркетологи любви склоняют, освя-
щая девок на грехи. Лепят стражников ее, чтобы не мацали то,
что богами любви разрешать не велено. В чести праздники свя-
тых бог назначает для них таковых. Посвящает в святых всех,
кто в воле бога знал успех. Также есть праздники вечной любви
от бога Стрельцов, Козерога и прочих представителей созвездий
судьбы рока. Ходят также продавцы, ценят сушки для души. Все
они двуноги и в любви довольно скоры. Есть и сушечки для тела,
чтобы страсти всех горели. Торг свободой прав гуляет, любовью
разной всех венчает или за жертвенность дам дарит. Любви кол-
хозы сотворили конфеты, напитки, пирожки для сотворенья сча-
стья и любви, с названьем «Он и она», дарят амуры за божьего
плана дела. Душ любви в келье любой выбор жриц в храмах
большой. Им демократия души дана богами для любви. Есть
жрицы божьей святости, что к грешникам без жалости. Они хо-
дят по кругам ада и торгуют уголками из рая для спасения
от одиночества и затворничества. В общем, построили ваш рай
везде для мира любви на земле и не испачкали штаны, как гово-
рили вы. Теперь весь мир в оргазмах счастья поет вашу «Песню
грешников», чтобы не чувствовать в грехе его и одиночество без
любви рассматривают как высшее зло.
Так мы соединяем человека с человеком по божьему праву
их звездной природы, для любви по видовой значимости, через
типовую душевную гармонию взаимным согласием, ты не про-
тив и рад?
— Господи! — закричал он в своем забытьи. — Что этот мир
святых ****ей сделал с затеей моей? Хотя через задницу можно
было сделать и смешней. Неужто эта порнография — мира судь-
ба, или шутка вас засосала со зла? Видно, бредите радостью руб-
ля для ланча из блюд «чума»?
— Ну, ты не паникуй. Мы тебя не понимаем, то ты за это, то
ты против. Где ты? Разве в нашей аранжировке нет и доли твоей
мечты? Ведь все твое, а если что-то получилось не то, то это зна-
чит, думы твои дерьмо, — произнес с загадочной усмешкой го-
229
лос в ответ из-за шара, и от вспышки погасшего света он будто
очнулся, вернувшись из забытья. Открыв глаза в реальности,
увидел склоненную над собой Надежду.
— Что с тобой? Что с тобой? — шептала ему, склонившись
над ним, Надежда. — Я что, напугала тебя своим телом? Я уже
переоделась и уже вновь в бальном концертном платье, которое
тебе так нравилось.
— Тебе надо остыть, ты напомнила мне моих знакомых, ко-
торые тоже охвачены стихией сексуальной свободы, где обязан-
ность — только совесть. Уйди от меня, совсем уйди, я устал с то-
бой и хочу побыть один.
Она ушла, поцеловав его в щечку опустошенного выражения
лица, бросив фразу:
— На этот раз ты пытаешься убежать от меня. А я тебя все
равно не брошу. От себя не убежишь. Я стала твоей верой, и ото-
рвать тебя от меня можно только с мясом твоей душевной плоти.
Оставшись один, Арабес впал в уныние. Долгие раздумья
в этом состоянии привели его к мысли, что пора не только кон-
чать со своей жизнью как набором мучений недееспособного
состояния, но и со всеми своими начинаниями и затеями. Он от-
лично стал понимать, что как храма любви, так и музея истории
любви ему уже не осилить. Состояние здоровья просило только
спокойствия. Он даже не стал тянуться к жизни как к ране. «Вы-
живать или не выживать?» — задавал постоянно себе этот во-
прос. «Ради чего или ради кого?» — задавал себе следующий во-
прос. С осознанием того, что он уже навсегда будет прикован
к постели, а потому ему уже ничего будет не надо, для него ста-
новилось все ясней и ясней. Это его пугало, и быть обузой кому-
то его не радовало.
«Конечно, доделать начатое было интересно, но отдать ко-
му? Человечеству? Было бы интересно увидеть, но если не я, то
кто, и что получится у других? — размышлял он, лихорадочно
перебирая всех своих знакомых. — Некому. Надежда скурви-
лась вместе с Рушави, но пытается себя обелить. Играют
со мною в какого-то подкидного дурака. Скорее всего, будет
230
продолжать играть и со мной, и с Рушави, стараясь его натра-
вить на меня, или как? Он меня добьет, чтобы взять все в свои
руки, а она, наверно, будет делать тоже так, чтоб он зависел
от нее. Для своих целей один может использовать и жену, и На-
дежду. Другой нужно только расположить меня, и если я выживу,
она может рассчитывать только на полное мое доверие. Рано
или поздно я буду вынужден полностью карты доверить ей,
в силу уже своей слабости. При таком раскладе она не может
его отталкивать далеко. Однако что-то реальное может сделать
только она, а влюбленный Рушави пойдет за ней в огонь и воду.
Она за ним пойдет только в одном случае — если он будет под-
нимать ее. Надо напоследок с ними поиграть, — сказал он сам
себе вслух. — Если они верят в мою затею, они на уничтожение
не пойдут, если нет, пойдут на преступление, и этим я их повяжу
и приговорю. Однако, может быть, сделать так, чтобы они поссо-
рились друг с другом? Они играют со мною, я приму их игру.
Зная Рушави, я более чем уверен, игру со мною в любовь ей он
не простит. Это будет моя предсмертная месть, предсмертный
выход, сделка и концерт, и для этого нужно еще пожить, хотя бы
до развязки. Помирать, так с музыкой».
С эти мыслями он заснул.
231
Г                * * *