Храм любви. гл. 29. Реанимация любви

               ГЛАВА 29. РЕАНИМАЦИЯ ЛЮБВИ

                Любовь с трупом тоже прекрасна, если такая
               любовь способна его воскресить.
                Автор

Осознавая свою прикованную к кровати обреченность, Ара-
бес понимал, что болезнь, с учетом афганских травм, будет
прогрессировать и через определенное время он будет пара-
лизован совсем. Это он знал из уст врача по лечению первого
ранения в Афгане и торопился если не закончить, то довести
все начатые дела до своего логического завершения в форму,
устраивающую его уход из жизни. Понимал также, что продол-
жать их без него вряд ли кто будет. У всего его окружения кро-
ме меркантильных помыслов никаких других не существовало.
Исключением из всего окружения была Надежда, но ее по-
следний поступок выбил его из колеи. Он понимал, что потерял
и ее, хоть она и уверяла его в преданности начатому ими делу.
Ему нужно было все незаконченные дела материализовать
в какую-то денежную сумму и раздать всем друзьям по серь-
гам. «Дальше будь что будет, — говорил он сам себе. — Нужно
закончить эту жизнь, как боец, оказавшийся в плену, и довести
239
начатую с ним игру». Ему не хотелось мучить этот мир физиче-
ски, но муки за их якобы глупую шутку прощать не хотел. Чув-
ствовал, что жизнь исчерпала весь его энергетический ресурс
и хоть потеряла смысл, но не лишила азарта к выражению
и самолюбия. Храм жизни, как храм любви, подаренный ему
Надеждой, в душе мгновенно рухнул, но не убил желания доиг-
рать на этом поле. Эта романтическая идея его уже не волно-
вала, как поначалу. «Мне некуда больше спешить», — молвил
он сам себе и подсознательно готовил себя к мгновенной
к смерти и предсмертной радости за то, что сможет сотворить.
Он как бывший вояка ждал момента, когда можно будет отдать
себе приказ: «Умереть, но взять последнюю высоту», — если
к этому моменту жизнь не сможет это сделать сама. Паники
по поводу своего состояния не проявлял и к спасению себя
не очень стремился. Как солдат, потерявший все силы, он вдруг
с холодным безразличием повернулся к опасности спиной
и ждал ее рокового удара в ответ на свой. Суетливое поведе-
ние перед расстрелом, у стены безысходности или выкопанно-
го самим же рокового рва, конца изменить не могло и облег-
чить тоже.
Как бывший боец, воспитанный в русских традициях, он был
убежден, что только он является собственником своей жизни.
Лечь или не лечь на стреляющую амбразуру, солдаты всегда ре-
шали сами и у бога на это разрешения не спрашивали. Покон-
чить со своей жизнью во имя других или во имя другой жизни
их всегда делало святыми, и это самоубийством не считалось,
хотя в том и другом случае это божественное решение всегда
было продиктовано свыше.
Однако все его подобные рассуждения и убеждения поте-
ряли актуальность, когда день спустя его вновь навестила На-
дежда.
Она пришла с букетом роз и бесцеремонно поставила
на столик рядом с кроватью. Потом достала какую-то приготов-
ленную самой пищу и тоже поставила рядом. Он встретил ее пу-
стым безрадостным взглядом.
240
— Ты, я вижу, не рад. Смотришь на меня как на пустое место.
А я не могу тебя бросить в таком состоянии. Ты как ежик в ту-
мане. Разреши мне стать той самой собачкой, возвратившей ему
потерянный узелок. Вместо узелка я дарю тебе ту самую голу-
бую косу твоей куклы, которую ты хотел, чтоб тебе преподнес
Рушави. Получи в дар и в искупление своей вины от меня самой.
Я больше не буду куклой.
Она подала косу и потрясла головой, показывая свою новую
прическу — золотую копну волос.
— Нравлюсь я тебе в этом образе? Теперь я уже не голубая,
а, как солнце, золотая. Имидж комсомолки тридцатых годов,
стремящейся построить новый мир.
— Да, коса — это огромная жертва с твоей стороны и вели-
колепный подарок, я шокирован. Только мне как-то уже
все равно.
— Зря ты так. Не обижайся. Я верный и надежный друг,
несмотря ни на что. Ты меня не гони, даже если как женщина я
тебе больше не нужна. Считай, я приняла монашеский постриг.
Присев рядом с ним, она заставила его выпить ранее прине-
сенное мумие с пыльцой и съесть ею приготовленную пищу. Он
с интересом сделал, так как знал, что она готовить сама не лю-
била.
— Прекрасно и очень вкусно, — ответил он, опустошив содер-
жимое блюда. — Ты становишься настоящей женщиной. Приготов-
ление вкусной пищи требует души, как и любовь. Кто хорошо го-
товит, тот может и красиво любить. Тебя этому научил Рушави?
— Этому научил стих. Помнишь его?
— Это какой?
— Секс или еда? — промолвила она. — И еще одиночество
мое, — и напомнила ему старый стих, который часто читала, ко-
гда трапезу исполняла.
Она опять прочла стих, и он добродушно усмехнулся.
— Нет, не усмехайся, а давай кушай, это я сделала для тебя.
Говорят же: сделай настоящей женщине хоть раз хорошо, и она
всегда вернет тебе это с большей радостью.
241
Потом погладила его по волосам. Когда коснулась щеки,
ощутив его жесткую щетину, воскликнула:
— Я тебя сейчас побрею.
Он попытался отказаться. Однако спорить было бесполезно.
Ее природная энергия настойчивости и инициатива не знала пре-
дела. Через десять минут он был чисто выбрит. — Ну вот, теперь
тебя можно целовать, — и она поцеловала его в губы. Поцелуй
был затяжным, и за это время он не только почувствовал аромат
ее волос и губ, но и, несмотря, на свою длительную неподвиж-
ность, впервые почувствовал, что у него между ног что-то слабо
зашевелилось. С этим ощущением прилива крови у него просну-
лось желание приласкать женщину. Ее упругая грудь почти вы-
скакивала из бюстгальтера и прижималась к его подбородку. Он
слабо прижал ее рукой. Она не отпрянула, а еще больше придви-
нулась к нему и освободила ее от бюстгальтера, чтобы ему было
удобней ее чувствовать. Потом, подняв свою красивую ножку,
протиснула под одеяло и положила сверху на его безжизненные
ноги. Он ее ногу на своих ногах не почувствовал, но нежные дви-
жения руки поверх плавок стали ощутимы. Они вселяли то ли ка-
кую-то непонятную и смутную надежду на невероятное, то ли
удивление от реакции его тела на ее проделки.
«Неужто возбудится, — думал он и впервые оценил прелесть
того, что находится в отдельной палате. — С ее темпераментом
и природной нецеремонностью она могла то же самое проделы-
вать и в общей палате», — подумал он.
Когда она стала гладить его под плавками, по обнаженному
телу, он в то же самое время стал машинально гладить ее
по тем же местам. На одно мгновенье в его сознании всплыл во-
прос: «Зачем?»
— Слушай, — слабо прошептал он, — неужто ты думаешь, что
я, как старые распутники и сластолюбцы с картины Томаса Ро-
улендсона, могу получить удовлетворение наблюдением за сек-
суальной твоей красотой и распущенностью?
— Это так и не так, — возразила она, — и я покажу тебе сей-
час сущность спасающего бытия.
242
Он не смог противиться ее напору, охватившему его ощуще-
нию и подчинился ее воле.
— Нет, Арабес, что-то очень слабо проходит аранжировка
моей любви, — наконец проговорила она. — Я уже вся мокрая,
а ты еще слаб. Давай попробуем ввести его в твоем полувозбуж-
денном состоянии, как это мы делали раньше.
Послюнив пальцы, она стала увлажнять свою и так уже
взмокшую куночку.
— Зачем ты мучаешься? Это тебе надо? — спросил он. — Ты
сплошное противоречие. Пользуешься моей беспомощностью.
Ты же видишь, я уже в сексе не герой. Что ты хочешь от старого
искалеченного коня? И глубоко уже не возьму, и борозды удо-
вольствия не сделаю.
— Надо Арабес, надо, Ты можешь любить или не любить, лю-
бовь, она сегодня есть, а завтра нет, но секс должен быть всегда,
это здоровье твоего тела. Без активизации сексуальных сил ты
скиснешь совсем. Ты был хорошим конем, который не только
не портил, но вел прекрасную борозду наслажденья. Мне всегда
нравилось быть с тобой.
— Ох как это было давно, тогда ты мне очень нравилась и я
упивался тобой, а это много значило. Сейчас я и душой и телом
калека, как дохлая кобыла, лежу в борозде своих воспомина-
ний.
— Выкинь эти мысли, я больше знаю, что нужно тебе
и на что ты способен. Ты должен жить даже тогда, когда это уже
невозможно. Если ты будешь чувствовать жизнь всем своим су-
ществом, у тебя появятся силы выжить. Без тебя то, что начал ты,
закончить будет трудно. Даже прикованный к кровати, ты нужен
мне и нашему делу. Мы сделаем новую аранжировку нашей
любви, достроим наш храм.
— Мой храм любви, построенный тобой в душе моей, уже
рухнул. Я жду, когда рухнет и все остальное тело. Ты пойдешь
дальше уже без меня.
— Не напускай на себя хандру, — просила она. — Я не дам
тебе умереть, пока я жива. Ты сильный, и я знаю, ты выживешь.
243
Тем временем она с трудом, но все-таки ввела его вялый
член в свое тело, и он почувствовал нежное возбуждение
от объятий ее среды. Она сидела на нем сверху, хотя и не люби-
ла эту позу.
Стараясь не прижимать его сильно к постели, она теребила
нежностью губ его лицо и волосы. Не делая резких движений,
она плавно двигалась, стараясь возбудить его еще больше.
— Ну вот, молодец, ты чувствуешь, как ты становишься
во мне сильнее? Мне приятно. Мне очень приятно, и я рада, что
могу ощущать тебя в себе.
— Ты сумасшедшая! Видишь, у меня нет такого возбуждения,
как обычно раньше, и не потому, что уже и нет того чувства
страсти, которое, как буря, возникало у меня, когда я видел тебя.
Что за удовольствие насиловать мужчину? От холодного те-
ла и такой же вытоптанной души невозможно услышать песню.
Помучаешься и отстанешь.
— Я зажигалка, как остудила, так и заставлю вспыхнуть.
Не надо недооценивать ни меня, ни себя. Ты все сможешь еще
лучше, чем раньше. У меня хватит любви, чтоб с утра до ночи
целовать и возбуждать тебя. Я буду стимулировать твои рухнув-
шие силы. Интенсивный секс тоже лечит, твоя жизнь сейчас за-
висит от него и от меня. Ты просто психически сейчас затормо-
женный. Все пройдет. Это же про меня ты написал: «Зажигалка!
Зажигалка на коленях у меня, и смеется, и ласкает неспокойная
душа…»
— Сумасшедшая, сумасшедшая, — задыхаясь, повторял он,
но отказать в этом занятии ей у него не было сил.
Ко всему ужасу, происходящего греха оказалась свидетелем
нянечка, которая хотела войти и заняться уборкой. Открыв дверь
и увидев случившееся, она некоторое время даже незаметно
пронаблюдала происходящее и сразу доложила лечащему врачу.
После всего произошедшего Надежда ушла, поставив ему
на магнитофон кассету с записями напетых на нее последних
песен, исполнение которых он до этого не слышал. Среди них
была одна его песня, написанная ранее:
244
Тук-тука
Тук, тук, тук-тука,
В прятках детство вижу я.
Тук, тук, тук, опять игра,
Хоть и взрослый я, друзья.
Тук, тук, тук, тука-тука,
Где же ты, моя судьба?
И не знаю, и не знаю,
Где найду, где потеряю.
Все считаю, все считаю,
Об удаче лишь мечтаю.
То найду, то потеряю,
Где искать, уже не знаю.
Между правдой и бедой
Стала жизнь моя игрой.
Отвяжись, отвяжись,
Отвяжись, худая жизнь.
А удача-то прячется,
То хохочет, то плачется.
Тук, тук, тук-тука.
Где искать, скажи, тебя?
Нет удачи, нет меня.
Ха, ха, ха, ха-ха-ха-ха,
Только горькая судьба,
Жизнь, как прятки без конца.
Отыщу, все равно отыщу
И удачу себе подарю.
Отвяжись, отвяжись,
Отвяжись, худая жизнь.
Тук, тук, тук, тук-тук-тука,
Прячется, прячется счастья судьба.
Ищет весь люд, как и я, без конца,
То, что лишь ценим с потерей всегда
И не знаем, и не знаем,
245
Где найдем, где потеряем.
Тук, тук, тук, тук-тук-тука,
Помогите, помогите мне найти его, друзья.
* * *
Он прослушал ее, но решил, что этой песней она сделала
ему подарок искупления. Однако его заинтересовала другая на-
петая ею песня, на свои стихи. Она напоминала ему о состоянии
ее души. В песне она просила от бога очищения от своего греха.
Песня ему показалась более забавной, и он несколько раз про-
слушал ее. Она подействовала на него как успокоительный
бальзам. Невольно он даже сам стал напевать ее, так как после
всего случившегося он стал себя чувствовать как-то более во-
одушевленно и продолжал слушать, как она напевала, будто
только ему.
Дождик
Дождик, лей, лей, лей
На меня и на людей.
На людей по точке,
На меня по бочке.
Пусть очистится душа
Под святой водой дождя.
Грех, грех, грех на душе,
Как во спасенье, подарен он мне.
Дождик льет, льет, льет,
Грех с души моей стечет.
Грех, грех, грех души,
С божьей водою меня отпусти.
Может, любовь свою снова согрею,
Может, от счастья опять захмелею.
Может и карты, пол дождь раскидать,
Каплями неба судьбу нагадать?
Что же я, что же себе я гадаю?
246
С каплями неба с судьбою играю.
Вот в мечтах меж них шагаю,
Души радугу встречаю.
Пусть промокну быстро-быстро,
Но отмоюсь чисто-чисто.
С освященной им душой
Стану лаской дорогой.
Дождик, лей, лей, лей
На меня и на людей.
На людей по точке,
На меня по бочке.
Так же в детстве напевая,
Я под дождиком плясала
И ему всегда кричала:
«Трын, трын, трын-трава,
Мочи, дождик, не беда.
Только чистая душа —
Зонтик счастья для меня».
Дождик, лей, лей, лей
На меня и на людей.
И он плакал, плакал, плакал
И на счастье с неба капал.
Под текущей по телу слезой
Я всегда становилась святой.
Дождик, лей, лей, лей,
Очищай меня скорей.
* * *
С ее музыкой ему непонятно почему, а стало жить действи-
тельно веселей.
Такие ее посещения стали систематическими. Нанятая женой
нянечка, наконец, доложила про эти посещения и любовные за-
нятия его жене.
Жена, задумавшись над полученным известием, попросила
ее помешать этим встречам. Уединившись на скамейке в сквере
247
при больнице, они обсудили проблему, как этому можно бы-
ло бы помешать. Жена настаивала на том, чтобы она устроила
скандал, который можно было бы довести до драки, а в причине
ее можно было обвинить Надежду. Договорившись наконец, они
мирно разошлись.
248
               
                * * *