Храм любви. Гл. 32. Исход

                ГЛАВА 32. ИСХОД

                Все имеет свои последствия, и время за все
                выставляет свой счет.
                Автор

Дебаркадер горел, как свеча, в ночном тумане. Зарево, рас-
плескавшись по речной глади, играло на волнах реки и в волнах
облачной выси, облизывая звезды своей коварной красотой
страсти. Сквозь жар и треск огня до набежавших зевак некото-
рое время доносилась трагическая песня откуда-то звучащей
музыки и песни:
Парус любви
Та, та, та. Та, та, та. Та, та, та.
Та, та, та. Та, тата, та, тата.
Там, там, там, в высоте,
Бьется мой парус любви на земле.
Буря! Буря! Молния бьет.
Парус! Парус мой пламенем жжет.
276
Пламя, пламя, пламя беды,
В нем погибает мой символ любви.
Бьется, бьется великая страсть,
Тщетно пытаясь любовь отстоять.
Та, та, та, та, та, та, та, та, та, ах!
Бесится пламя на скорби волнах.
Погасите! Погасите! Погасите беду!
Я слезами ее никогда не залью.
С болью, с болью горят паруса,
Вечной любви погибает судьба.
Та, та, та, та, та, та, та, та, та, ах!
Бесится пламя на скорби волнах.
Парус! Парус мира любви на земле
Пламя, пламя сжигает в огне.
Вот и остались одни миражи,
Как воскресить мне надежды мои?
Та, та, та, та, та, та, та, та, та, ах!
Бесится пламя на скорби волнах.
В грезах, в грезах причалы судьбы,
Мне не поднять новый парус любви.
В пламени сердце, но бьется мечта —
Сшить новый парус на все времена.
Та, та, та, та, та, та, та, та, та, ах!
Бесится пламя на скорби волнах.
Дай же, дай же мне, бог, талисман,
Море надежд и любви океан.
Я свой парус опять подниму,
К миру любви за собой позову.
Та, та, та. Та, та, та. Та, та, та.
Та, та, та. Та, тата, та, тата,
Там, там, там, в высоте,
Парус любви поднимите себе.
* * *
Пожарные приехали не сразу и только к утру погасили то,
что огонь практически уже сжечь не мог.
277
О случившемся Арабес узнал уже позже.
— В этом огне погиб Рушави и, кажется, твоя роковая подру-
га — голубая кукла, которая, наверно, стала настоящей русал-
кой, — сказала ему жена. — Я так думаю, потому как труп ее по-
ка не опознали. Говорят, какой-то труп девки выловили где-то
по реке ниже вашего храма порока, но он пока находится
на экспертизе. Вот урок тому, чем может кончиться все, что
не радует бога. Видно, затея с храмом любви не обрадовала
и его, как и затея с Вавилонской башней. Считай, что восторже-
ствовала божья справедливость. Я всегда тоже была против тво-
ей сумасбродной затеи. Вот в ее вещах, оставшихся здесь,
в больнице, нашли записную книжку.
Она положила на его тумбочку маленькую голубенького цве-
та книжку с такой же маленькой шариковой ручкой.
— Свершилась воля Господа, случилось то, что следовало
ожидать. Все ваши души будут гореть и жариться и дальше
на адовом огне греха. Черти будут грызть их кости и плясать
на них. Всю загробную жизнь они будут мучиться и рыдать. Ни-
что нечистое, даже в помыслах, не может войти в чистое. Такова
божья воля. Пошлет он тебе своего ангела-спасителя или нет,
но просить все равно буду, потому что ты мне не чужой. По-че-
ловечески мне их жалко, но виноват ты, это только твоя роковая
идея погубила всех.
Арабес, услышав это от жены, сразу как-то сник и закрыл
глаза.
— Мой ангел надежды погиб. Теперь только время рассудит,
что чистое в моей жизни, а что нет. Я поклонялся богу истины
своего и ненадуманного счастья для каждого, искал его и жил
им. Даже твой бог бессилен против истины, и это чистая прав-
да — это как-то когда-то воскреснет. Каждый человек живет сво-
ей истиной. Тот жизненный опыт, те убеждения, с которыми ты
живешь и которым поклоняешься, это твой храм. Мы с тобой
служим разным богам и ходим в разные храмы, хотя и принад-
лежим одной вере. Твое известие и твоя радость по этому слу-
чаю убивают меня. Не надо меня ни жалеть, ни желать мне како-
278
го-то своего ангела. Будет гореть в огне моя душа или не будет,
тебе этого не дано знать, и этого желать не надо, иначе в отмще-
ние я буду приходить к тебе ночами и трепать твою душу. Черти
растопчут и ее, а ты еще нужна детям. Тебе придется слишком
часто меня поминать, чтоб я тебя не мучил в кошмарных снах.
Подумай о милосердии, и как умру, будешь занимать очередь
к моему праху для искупления глупости и отпущения милосер-
дия на счастье…
Он недоговорил. Жена удалилась, хлопнув дверью, считая
его слова бредовой ересью. Он понял, его не слышат и пони-
мать не хотят. Жена его не понимала и раньше, но сегодня
своими словами добила, пытаясь морально разрезать его
на куски.
Полученное известие от нее он как-то постарался осмыслить
и, отвлекаясь от мыслей о поведении жены, раскрыл оставлен-
ную ею записную книжку Надежды. На одной из страниц увидел
набросок стиха:
Люди будущего дня,
Вот вам мои слова.
В них я, наверно, вся.
Вера в любви нужна!
Чтобы не жить в грехе,
Кары страшась в душе.
Боль и ушибы уйдут,
Может, придет и уют.
Сад жил мечты во мне,
Но все сгорает в беде.
Эту мечту навсегда
Вам завещаю я.
* * *
«Да, моя голубая роза надежды погибла, как и рухнула идея
храма, — стал рассуждать он. — Этот стих вроде бы как про-
щальное послание. Вот почему она не появилась. Иначе быть
279
не могло, она бы обязательно пришла. Были хоть миражи, а те-
перь и их не осталось».
Ниточка, которая еще связывала его с этой жизнью, оборва-
лась, как висячий мост, приснившийся ему как-то во сне. У него
от боли защемило сердце и перехватило дыхание, как будто
вновь та ее невидимая голубая прелесть промежности ожила
на шее и, как шагреневая кожа, сжалась на ней. Он вытащил из-
под подушки ее косу, поднес к лицу, и это на мгновенье облег-
чило его дыхание. Наслаждаясь ее запахом, он из последних
сил сжал ее в руках, и тут же весь мир потемнел, и перевернулся
перед его глазами. Как будто что-то внутри его плоти затрещало
и весь его храм, розы с голубым цветом мечты, который его со-
знанием был величественно воздвигнут над сказочной рекой
жизни, рухнул и обломки навалились на него. Он, как утопаю-
щий, стал задыхаться и потерял сознание.
Его смерть была неожиданностью для врачей. Последнее
время они отмечали некоторое улучшение его состояния,
и вдруг смерть. Нянечка, которая ухаживала за ним, говорила,
что по ночам он часто разговаривал во сне о неком храме люб-
ви и голубом духе, который вместе с ним тушил пожар. В по-
следней записи, которую она нашла на полу у постели, было сти-
хотворение, которое он назвал «Реквием себе»:
Ну вот, ну вот, ну вот
Пришел и мой черед.
Бог взвел часы проклятья
Для отсчета жизни счастья,
И рядом нет уж никого,
Чтоб счет остановить его.
Та-та, та-та, та-та, та, там —
Стучит сердце по басам.
Я реквием пишу себе,
И спазмы давят горло мне.
Та-та, та-та, та-та, та, там —
Стучит сердце по басам.
Отвяжись, смерть, отвяжись,
280
С косой рядом не садись.
Дай я еще разок чихну
И в твою рожу наплюю.
Да не смейся надо мной,
Я пока еще не твой.
Та-та, та-та, та-та, та, там —
Стучит сердце по басам.
Ну вот уже и полегчало,
Что отхаркал, в тебя попало.
Значит, умирать мне рано
И зря надо мной косою махала.
Та-та, та-та, та-та, та, там,
Бетховен, дай ей по мозгам.
Пусть не стучится в сердце мне,
Как твоя музыка во сне,
Косой со злобою во тьме.
Я реквием пишу себе.
Та-та, та-там, та-та, та-там,
Не слышу сердца по басам.
Прощального набата стон
Памяти сделал мне поклон
И тишина совсех сторон.
Время. отпущенное мне,
Умолкло с музыкой в душе.
Но я вернусь уж к вам потом,
С мыслью о храме, о святом,
Что зараждает жизнь во всем
И дарит счастья смысл кругом.
Та-та, та-там, та-та, та-там,
Святое так пусть бъется к нам.
* * *
После похорон на его могиле был установлен странный па-
мятник. Он состоял из плиты голубого мрамора с высеченным
на ней храмом с крестом. Голубой мрамор на солнце переливал-
ся, как море безбрежной любви. Однако над куполом этого хра-
281
ма, отдаленно напоминавшего православный, была изображена
то ли русалка, то ли дух девушки в голубой фате. Сам крест позже
стала венчать звезда. Видимо, ее кто-то из его сослуживцев изоб-
разил в знак того, что он был интернационалистом. Под крестом,
как символ счастья, была размещена подкова с надписью: «РЕ-
ЛИГИЯ ЛЮБВИ». Изображение подковы разместила жена, когда
готовила памятник и это изображение нашла в его рисунках.
Из нее над скрещенными тремя руками, сжатыми на запястьях,
как бы возвышался крест. Руки вытягивались из светящей, как
солнце, лампады в основание подковы наподобие лампады.
На нижнем скрещении перекладин креста между двух полумеся-
цев, охваченных ладошками, размещалось сердце, проткну-
тое голубыми розами, лежащими по обе стороны перекладины.
Они были как бы распяты на кресте, а полумесяцы торжественно
говорили о вечном лунном времени любви. Когда на плиту пада-
ли лучи солнца, то звезда, как символ надежды, начинала све-
титься. От этого казалось, что выгравированная русалка — дух
или призрак в голубой свадебной фате — начинала петь мело-
дию одной из его песен.
Жена говорила, что, по словам кладбищенских служащих,
могилу часто навещали молодые женщины. Видно, те, что звони-
ли ей после его смерти и интересовались его судьбой.
Первое время на могиле долго лежала пара венков с надпи-
сью: «Спасибо за сына». Гораздо позже иногда стали бывать
женщины уже с детьми, но все они никогда ничего о себе
не рассказывали и к общению не стремились. Они так и оста-
лись неизвестными, и я о них тоже ничего не могу сказать.
Жене его действительно, как и нарекал Арабес, долго снился
почти один и тот же сон в различных вариациях:
Она видела рожающих в ее доме каких-то голубых женщин.
Они кричали от болей и корчились в родовых муках. Пытаясь
прервать эти раздирающие душу стоны и появление детей, раз-
дирающих их плоть, она в агонии металась между ними. Бегая
то к одной, то к другой роженице, пыталась заталкивать выходя-
щих из их чрева детей обратно.
282
Какие-то загадочные стуки в дверь с магическим зовом са-
кральной музыки поднимали их, и они, отталкивая ее, сами шли
на этот зов и открывали ее. Движения их были мучительны,
но они с невероятным упрямством шли, придерживая между ног
выходящий плод за голову, чтоб он не выпал совсем. Открыв но-
гами дверь и сразу разродившись, они с радостью и облегчени-
ем вдыхали доносившийся зов музыки пленяющего их мира. Эта
неосознанная ими музыка звала за собой, и они, оставив детей
под ее дверями, вливались в общее шествие проходящего голу-
бого карнавала. Среди этой толпы она видела умершего мужа,
зовущего их за собой.
Он шел босиком, как бог, в майке с изображением Девы Ма-
рии посередине какой-то пылающей голубой реки, как по доро-
ге некой сказочной жизни, и пел свои песни. Река своим исто-
ком уходила в туманную даль, будто вытекая из исторической
дикости человечества через варварство к цивилизации и далее
будто вливалась в некую сказочную цивилизацию любви. В ру-
ках он нес шикарный букет, вроде будто к своему надуманному
и голубому храму семьи-любви. Этот голубой храм светился го-
лубой дымкой туманной истины и этой истиной манил всех к се-
бе. Букет, что он нес в руках, пылал как костер, и тоже голубым
светом. Он шел и разбрасывал пылающие светом цветы налево
и направо, а цветочный костер от этого становился все больше
и больше, призывая всех поклоняться богине любви, несущей
в мир женское начало красоты. Также он как будто олицетворял
обликом святой Марии Магдалины религию, дарующую счастье.
Призывал принять ее как интимную религию союза «ян»
и «инь», природы женского и мужского начала, как неба и зем-
ли. Путь его освещал в ощущениях какой-то сказочный голубой
свет от этого туманного храма. Из этого храма в небо поднима-
лась сказочная лестница, и по ней, как по скрижалям божьего
закона счастья, спускалась Дева Мария. Она воспевала свою лю-
бовь, как божественный дар во всей своей нави и прави и при-
зывала к освящению ритуалом согласия, в свободах семьи-люб-
ви, такой, которая была между ней и Христом.
283
За ним, как на демонстрации, шла огромная масса поющих
и танцующих в масках людей. Они несли странные чучела пыла-
ющих ведьм, так олицетворяя уничтожение зла человеческой
страсти.
Ряженые маски, в виде различных животных, веселились
в клоунадах и потешных представлениях, как будто по-детски
радовались празднику своего соединения с природой, того жи-
вотного мира, который они собой представляли. Эту демонстра-
цию завершал карнавал обнаженных, раскрашенных цветами
людей. Эрогенные зоны их тел сверкали светящимися красками,
как дорожные знаки по дороге в рай. От этого вся толпа походи-
ла на огромный живой факел природы, любви и страсти, светя-
щийся в полутьме ароматом желаний. Воздавая в танцах с пес-
нями хвалу природе красоты тела, они как бы приучали людей
к наслаждению этой красотой. Высоко над собой некоторые нес-
ли светящиеся плакаты с изображением своих душ. Нагой свет
их тел освещал их, говоря всем, что по телесной красоте они по-
чти все одинаковы и лишь в природе своих душ неповторимы.
Тем самым будто требовали восприятия своего тела в соедине-
нии с красотой своего духа.
Возглавляла все это праздничное шествие голубая русалка,
которую несли, как победительницу, на любовном щите надежд
несколько мужчин. Над ним, как огромный костер, горел огонь
желаний. Она в нем, как сказочная Огневушка, пела, пританцо-
вывая, под свои песни. Мужчины шагали маршевым шагом, как
на параде. Под бой барабанов вокруг них прыгали сказочные
шаманы в африканских масках, как черти бесясь в разгуле стра-
стей. Далее по берегам этой светящейся голубым цветом реки
стояли какие-то сказочные терема, и перед каждым окном дома
сидели со свечками пушкинские красавицы. Они загадывали се-
бе различные желания счастья, а ходящие перед ними по выве-
шенным разноцветным праздничным цепям коты пели всем пес-
ни любви. Через крыши домов, как в старые добрые времена,
летели валенки, женские сапоги и прочие предметы женской
красоты и соблазна, вплоть до их трусиков. Эти предметы пой-
284
мавшим их говорили о неком праве и расположении их хозяек
к той или иной форме знакомства и интимного общения. Одни
предлагали дорогу к сердцу, другие сватовство, а если это были
трусики, то намекали на свободное право доступа к телу хозяй-
ки, без традиционных церемоний, разрешающих законность ин-
тимных отношений на основе любой узаконенной форме семьи.
От этого все странное шествие хмельных от счастья людей
с предвкушением восторга от слияния их с природой своего
«ян» и «инь» пускало навстречу ей летучие кораблики своей
любви. Они вздувались алыми парусами Грина, гонимые вели-
ким ветром музыки счастья, будто велением свыше. Она в рас-
терянных чувствах смотрела на все, а они парили над ней, как
голуби, и целовались. Смущаясь поцелуев, богиня, спускавшая-
ся с небес, гасила дневной свет, зажигая им звезды радости,
и мрак мгновенно исчезал. От каждого поцелуя взмывал фей-
ерверк искр, рассыпаясь множеством звезд различных цветов
и величия. Если пущенные кораблики, как человеческие чув-
ства, вдруг тонули от порывов ветра в этой реке жизни, то
фейерверки гасли и больше уже не украшали жизненный небо-
свод шествия. Однако тогда Мария как голубая царица мечты
то поднимала лестницу в небо, то сама взмывала ввысь и па-
рила над ними, освещая всех своим светом.
Оттуда невидимыми крыльями счастья и зовом своей души
призывала вновь к еще большим чувствам и страстям, в которых
они могли бы раскрыть своею настоящую природу красоты. При-
зывала уже к новой красоте жизни и великой страсти слияния
с окружающей природой и их внутренней сущности.
Ее умерший муж, как бы вторя этому зову, крестился и мо-
литвой счастья подпевал этой богине, будто хотел испросить
у Всевышнего прощения и величия.
Она прислушивалась, но песнь до нее не доходила. Над его
головой, как птицы, летали то ли ангелы, то ли бесы. В этом сне
она с трудом что-то понимала. Однако они, видимо, охраняли
его и давали его душе сил дойти до храма, своей мечты. Пылаю-
щий цветочный огонь любви, который плескался на руках его
285
и его пассии, они ссыпали со щита. Так идя к этому храму, они
усыпали ими дорогу до самого его входа. Их голубой храм, о ко-
тором они мечтали и который стал их трагедией, так и не стал
желанным храмом. Храмом, в котором они хотели слиться и друг
286
с другом, и с природой своего «я». Храм их интимной веры
и восхождения в мир истины полного ощущения счастья так
и растворялся в далеком тумане красивой сказкой, зовущей
к гармонии жизни без войн, насилия и бездушия. Все это каза-
лось ей бредом, а масса людей этого шествия виделась ей вак-
ханалией страстей, льющейся по земле ее святости. Окружаю-
щий мир будто сошел с ума, помешавшись на его затее.
Она, обозленная на эту шествующую реку разврата, пере-
крестившись и подхватив всех оставленных ей детей, кричала:
«Меча, хочу меча!» Наконец получив его в руку, вскакивала
на коня. С воплями бросала коня на эту толпу порочного сча-
стья, махая лезвием кары и налево, и направо. Так, гоняясь
за этим уходящим карнавалом, рубила этот разврат с вопию-
щим вдохновением. За ней поднимались другие люди, в чер-
ных балахонах, похожих на рясы инквизиции, и как могли за-
вершали ее дело, ставя кресты и распиная на них плотское
счастье. Кровью искалеченных тел в боли заливалась земля,
очищаясь вновь мучительным потоком слез. Ей хотелось чет-
вертовать все святящееся, шумящее и шевелящееся в этой ла-
вине разврата. Головы молча сыпались, как горох, на землю,
и она торжествовала.
Однако какой-то призрачный туман кары, как месть,
в негодовании носился за ней, превращая ее торжество и ли-
кование в душевную боль. Лавина слез и крови протестом
возмущения, как с картины Айвазовского, девятым валом го-
лубого огня накатывался на нее страстью негодования. Эта ла-
вина голубого огня, как святая вода, оживляла вновь всех.
Она, в бешенстве от этого, негодуя и теряя силы, волчицей
выла на лунный свет ночного неба, усыпанного мигающими
звездочками, как надеждами на счастье, то ли его разбитыми
осколками.
Иногда во снах огонь этой голубой волны превращал ее
в мыльное неистовство, и она, раздуваясь, как мыльный пузырь,
становилась все больше и больше, поднимаясь, как на дрожжах,
все выше и выше. Там, в высоте, то исчезала из вида, то превра-
287
щалась в туманную картинку. На этой картинке видела себя то
оголенным призраком, поставленным на колени разъяренными
мужчинами, то просящей прощения Дездемоной. Мвуж призы-
вал ее к смирению. Она злилась и от этого раздувалась еще
больше и больше.
Иногда во снах огонь этой голубой волны превращал ее
в мыльное неистовство, и она, раздуваясь, как мыльный пузырь,
становилась все больше и больше, поднимаясь, как на дрожжах,
все выше и выше. Там, в высоте, то исчезала из вида, то превра-
щалась в туманную картинку. На этой картинке видела себя то
оголенным призраком, поставленным на колени разъяренными
мужчинами, то просящей прощения Дездемоной. Мвуж призы-
288
вал ее к смирению. Она злилась и от этого раздувалась еще
больше и больше.
Карнавал с шумом уходил и исчезал, оставляя за собой ла-
вину льющегося голубого огня. Она от своей беспомощности ло-
палась и наконец исчезала совсем в неком рассеивающемся ту-
мане предрассудков.
Они, как темная вселенная, поглощали ее, и она, превратив-
шись в отживающую звезду, становилась только слабой точкой
в уходящей вселенской жизни.
В ужасе от таких кошмаров она просыпалась и уже не могла
заснуть. Постоянные недосыпания с преследующими видениями
изводили ее до нервных срывов, о которых и предупреждал
Арабес.
КОНЕЦ РОМАНА
289

                К О Н Е Ц   Р О М А Н а.