10. Возвращаясь на Юг

Лейтенант Контрерас, майор Бланко и сержант Астуриас отправились в Темуко в тот же день, с помощью зажигалки. Они вспыхнули и разобрались на атомы в коридоре здания Диего Порталеса, а собрались на заднем дворе какой-то гостиницы – точнее, в тёмной арке между корпусами. Через её просвет был виден кусок улицы, широкой, плоской, с низкими квадратными домиками, только слева торчала свеча многоэтажки.

- Здесь мы остановимся, - сразу объявил Бланко. – Это отель «Байерн».

Он бывал здесь не раз и знал это место как свои пять пальцев, раз даже в арке определил, где находится.

Гостиница была трёхэтажной, свежепобеленной, с коричневой отделкой по фасаду и пологой крышей. У входа висел щит с бело-голубыми шашечками и готическими литерами, но никакого фахверка и горшков с геранью – так что всё в совокупности вызывало снисходительную улыбку.

Хотя им, людям военным, было всё равно, где ночевать, лишь бы не под кустом. Марго с удивлением констатировала, какой она стала отстранённой. Раньше её сильно выбивало из колеи несоответствие качества её ожиданиям, а теперь она одинаково принимала и негу на атласном белье, и залегание на землю во время боя. Во время этой «командировки» она вообще очень много всего передумала.

Они перенеслись в Темуко одетыми в гражданское, мундиры лежали в сумках. Марго брала книги не только у падре Саэнса, но у всех, кого избрала для близкого знакомства, в том числе у Краснова и Бланко: хороший способ узнать человека – посмотреть, что он читает. Майор Бланко давал ей труды по истории религий и мифологии, вот оттуда она и поняла, что на индейцев произведёт впечатление строгая форма. На это же рассчитывал и генерал.

После ужина Бланко предложил выйти прогуляться.

- Что сидеть в номере? Пойдёмте проветримся, наденьте свои красивые платья, давайте устроим эстетическую революцию в этой провинции! – засмеялся он.

- А это безопасно, шляться по улицам? – задумчиво проговорила Марго. – Как бы чего не вышло.

- Вот как раз таки быть в движении – наш единственный выход, - серьёзно ответил Бланко. – Труднее засечь. Тем более, зачем нам, по-твоему, оружие?

- И то правда, а ещё тут душно, - вздохнула Пилар.

Она была права: январский зной разливался в воздухе и сковывал вялостью.

- От жары мы сомлеем, а от кондиционера простудимся, - резонно заметила сержант Астуриас, и они выбрались на прогулку.

Все трое сейчас ничем не напоминали солдат, майор в бриджах и майке, девушки в ярких сарафанах. Только в сумочках у них лежали пистолеты.

Темуко был типичным провинциальным городом с невысокими домами, просторными дорогами и тёмно-зелёными кучерявыми холмами на горизонте. Тут и там попадались на улицах сосны с пышной, плотной кроной. Трое молодых людей шли расслабленным шагом по одной из центральных улиц в негустом потоке других прохожих, мимо однотипных магазинов, чьих-то велосипедов и скамеек.

- Я только одного не понимаю, - беспокойно говорила Марго, - в чём соль нашей миссии? Ездить и агитировать индейцев за Пиночета? Конечно, и это сойдёт, чтоб исчезнуть из Сантьяго...

- Да, и к тому же оставаться в Ином мире, - вставил Бланко.

- Но почему? Я как раз подумала, что стоит «вынырнуть», - задумчиво протянула Маргарита.

Майор покачал головой.

- Нет. Вы слишком пропитались... здешним. Вы оставляете за собой след в обычном мире, это как кровь для пираньи, как запах для гончей.

Марго кинуло в жар, и она шумно выдохнула. Лейтенант Контрерас не задумывалась, насколько задержалась здесь. Запись вех здешней жизни не заняла бы большого места, зато подробности были различны и многочисленны, Марго постоянно была занята, было некогда скучать. Она жила, любя и сражаясь. Конечно, как тут не провалиться в сказку, страшную сказку с головой?

Марго молчала несколько секунд, и её осенила зловещая догадка.

- Послушайте, майор, вот вы ещё тогда, в первый день, говорили о материализме левых. И что за нами, нашей метафизикой преимущество. А что же получается? У противника тоже есть продвинутые люди?

- Да, ведь они могут её чуять! – подхватила любопытная Пилар.

Бланко ответил словно нехотя, скрепя сердце:

- Ну, приходится это признать. Мы слишком долго их ни в грош не ставили, материалисты, мол. Наше упущение – недостаточное изучение магического аспекта деятельности противника.

Он снова заговорил как по писаному, оседлав любимого конька.

- И что теперь?

- Да вот наше задание как раз таки!

- Уж лучше бы фронт открыли, - проворчала Марго.

- Вот сами в материализм и скатываетесь. Наша задача – привлечение потоков духовной энергии, причём – изначальной, присущей этой земле. Нравится вам или нет, но в каждом месте есть такая Сила, есть её точки, с нею нужно либо изначально быть в гармонии, как мапуче, либо приноровиться. Вот тема эта – генерал и индейцы. Она не так анекдотична. Задумайтесь вот над чем: при Пиночете им внимание уделяли, он среди мапуче популярность имел, в 1989 году был провозглашён верховным вождём... Чего вы прыскаете, Марго?

- Подождите, - с улыбкой велела она, тыкая в телефон. Она разыскала в интернете картинку и сунула ему под нос: - Вот, полюбуйтесь. Только не обижайтесь, это чистые ассоциации! Это один советский деятель, по фамилии не помню, но жутко важный, из Политбюро.

На экране было знаменитое фото Косыгина в головном уборе североамериканских индейцев. Пилар посмотрела, не удержалась и тоже захихикала. Бланко усмехнулся, но чуток желчно от досады.

-  Понимаю, понимаю. Но нашему генералу наряд вождя больше к лицу. Можно говорить, что это популистский ход во время предвыборной кампании, но там было нечто большее. Это была инициация. Окончательная. До этого генерал тоже бывал на Юге и завоевал у мапуче большое уважение. А Бачелет их травит и душит. И Лагос травил, бунты подавлял. И не стеснялись же пиночетовским антитеррористическим законом, кстати, пользоваться.

- А они вообще не дурни насчёт попользоваться, - ехидно вставила Пилар, - только фиг признаются, что они с этой системой что-то общее имеют.

- И какой вывод? Одни могут войти в резонанс с этими энергиями и использовать себе во благо, а другие – нет. Нужно брать то, что само идёт в руки! – взволнованно воскликнул Бланко.

Марго молчала. Она понимала, что в эту минуту рушатся её планы, мешаются карты, заглушается песня её души, и кем? – вольно или невольно, самим генералом, раз отправил её на такое задание, а теперь этим романтическим язычником, профессором Бланко. А она оказалась отброшена назад, не успев ещё даже начать.

- А я не думаю, что всегда нужно идти по пути наименьшего сопротивления, - хмуро произнесла она. – Есть способ использовать другие энергии, и с не меньшей мощью, вот только никто не желает.

- И какие же?

- Христианские.

Бланко даже замедлил шаг, почти остановился.

- Скажете тоже!

- Скажу! Вы только не произносите слова «средневековье», сами же понимаете, от ваших слов не средними веками, а каменным веком веет, - насмешливо сказала Марго. – Я вижу насмешку, а я так скажу: сейчас чилийцам католичество гораздо ближе, роднее, чем индейские культы. И я уверена, через веру христианскую можно добиться прорыва.

- Скорее, застоя и разложения.

- Разложение – как раз таки последствие модернизма, а то самое средневековье, рыцарское, чистое и пламенное, поможет вернуть нам себя! – страстно заговорила Марго. Пилар пока что слушала, не решаясь принять ничью сторону.

- Иначе говоря, спастись. А зачем «спасаться»? С нами что-то не так? Мы что, ущербные какие-то? Никогда не понимал этого тезиса, как будто комплекс неполноценности какой-то, - усмехнулся Бланко.

- Вы говорите, как непослушный мальчишка. Да-да, именно, это признак инфантильности. Потому что язычество – это песочница человечества. Надо быть или аутентичным дикарём, как индейцы, или, я извиняюсь, дураком. Потому что отвечать за свои поступки уж очень не хочется, вот тебе безликая «энергия», крути-верти ей, как угодно, ведь и чёрное, и тёмное – это «всего лишь другой аспект реальности»! Да чёрт знает до чего таким образом дойти-то можно! И всё будет ладно, всё будет хорошо.

- Потому что нет понятия так называемого греха, - перебил Бланко, - и полноценный человек такой дурацкой рефлексией не мучается.

- Расхлябанность и отсутствие дисциплины.

- И кастрированного чувства собственного достоинства. И раболепия.

- Зато у вас нет подлинного чувства трансцендентности. Боги мелкие, как удельные князьки. И – человеческие, слишком человеческие.

- В стремлении к идеалу можно не напрягаться, - прибавила Пилар.

- Нет, это значит, что даже обычный человек может стать богоподобным, – упрямо возразил Бланко. – Здесь есть гармония. А вот «смирение» и сверхзадачи?.. И ещё о Боге. Поймите, молишься к нему, молишься, а отзыва нет. И что, нужен ты ему в созданной им оранжерее? – фыркнул майор.

Марго густо покраснела.

 - У кубинцев в сантерии или у бразильцев в кандомбле то же самое, - заговорила Пилар. - Они молятся не Создателю, а ориша, посредникам между Миром Духа и Миром Земли. Считается, что Олодумаре при создании мира очень устал от своей работы и не отвечает на молитвы. Вот они и обращаются к ориша - тем, кто снуёт туда-сюда. Поздравляю вас, герр Бланко, можете заключать пакт с бразильцами и кубинцами. Особенно с последними!

Майор помолчал, сдерживаясь, а потом добавил:

 - У каждого свой опыт. Но я верю в множественность божественных сущностей. Равноценных. Мир очень многообразен. Наивно полагать, что в нем только одна сила. Таких сил много, они кооперируются, противостоят, смешиваются...

- Знаете что? У меня в голове всё смешалось от ваших споров! Пойдёмте лучше обратно в гостиницу, - вмешалась Пилар. 

Они вернулись в отель, выпили чаю и легли спать. О религии больше не говорили. Такие разговоры во время задания были вредны.

Назавтра с утра Бланко взял напрокат подержаный опель, и товарищи отправились в путь. Они должны были посетить трёх шаманов. У Марго всё крутились в голове фразы вчерашнего спора, но она затихла и даже мысли эти отгоняла. Девушки сидели вместе на заднем сиденье, поглядывая в окошко на поля и грубоватые изгороди. Просто физически ощущалось замедление времени: в столице ситуация менялась каждую минуту, кипели страсти, а здесь они словно развеялись на ветру. Майор пребывал в приподнятом настроении, любуясь простором и голубизной неба, и даже выключил радио, чтобы весь салон автомобиля заполнился жарким, завзятым стрёкотом вездесущих кузнечиков, дурманящим запахом разогретой травы в пояс и хрустом меленького тёмного гравия под колёсами. Бланко уже давно жил в столице, но постоянно норовил оттуда сбежать, неизменно превозносил сельскую идиллию и постоянно хаял город и его жителей.

- Все трое – союзники генерала, - рассказывал Бланко, - и мачи Хорхе, и мачи Ана, и мачи Долорес. Я с ними хорошо знаком. Люди очень разные, у каждого свои причуды, но они очень влиятельны в здешних краях.

- Правда? – переспросила Пилар.

- Я собирал тут материалы для своих монографий в течение семи лет, - с достоинством ответил Бланко.

Пилар только покачала головой, а Марго бросила на неё выразительный взгляд: видишь, мол! Раньше Марго понимала, что без мапуче  нет и Чили, но думала о них как-то абстрактно. А теперь прочла несколько книг, откопанных в генеральской библиотеке: они помогли лучше понять, чем жил её друг Бланко и в чём заключались его исследования.

Он освоился в этих южных краях, когда ездил по тихим маленьким деревушкам, собирая материал для научных работ. Что удивительно, он смог подружиться с мапуче, несмотря на свою странную «колониальную» внешность. «Это потому, что у меня энергетика не креольская», - на полном серьёзе объяснял он. – «Мне мачи Памела сказала, и мачи Ана потом подтверждала».

Раньше Марго посмеивалась, как и над другими чудачествами майора, но сейчас молчала: это в Сантьяго можно было подшучивать, а теперь она не на своей территории и вынуждена играть по другим правилам. Бланко знакомил девушек с разными деталями «протокольного» свойства, но они всё равно ощущали себя слегка неловко.

Без всякого перехода от своих инструкций майор радостно объявил:

- Мы приехали!

- А к кому? – крикнула Марго ему вдогонку. Но он уже нёсся по гравийной тропинке к большому деревянному дому, только выставил наотлёт ключ после двух хлопков дверями, и машина, защёлкиваясь, пикнула за спиной.

У дома росла высокая араукария. Под ней стояла не новая, но приличная иномарка. Вокруг неё расхаживали пёстрые длинноногие куры, они же толклись у крыльца.

Дверь им открыл худощавый, жилистый индеец с сумрачным скуластым лицом, точно вырезанным из древесины, на котором навсегда отпечаталась саркастическая усмешка.

- Чего надо? А, это ты, вингкито (1), ну, проходи, - осклабился Хорхе. На девушек он и не взглянул.

Мачи разболтанной хулиганской походкой направился в глубь прохладного затенённого дома, на ходу поправляя свободную белую рубашку, живописно расстёгнутую аж до половины.

Внутри пахло индийскими ароматическими палочками, какие обычно продаются в супермаркетах. Они прошли в просторную комнату-веранду, которая отделялась от патио сухо шелестящей плетёной занавесью. Стены были обиты светлой вагонкой, а по лавкам вдоль стен сидело человека четыре – все они дожидались приёма у знахаря. Хорхе хотя и боялись, а многие даже открыто называли калку, то есть ведьмаком, но шаманом он считался сильным, к нему приезжали и из дальних мест.

Девушки ощутили, как по ним скользнули взгляды сидящих. Шаман тоже решил не бросать пациентов, раз они пришли к нему раньше. Мчась через прихожую, он резко затормозил, как человек, внезапно что-то вспомнивший, и чуть ли не на носках крутанулся к небогато одетой женщине лет сорока.

- Ну что, принесла? – спросил он.

- Принесла, - послушно отозвалась женщина и извлекла из большой потрёпанной торбы баночку с мочой.

Шаман молча взял её и начал смотреть на свет. Все затихли. Почти полминуты в священном молчании. И тут Хорхе напустился на женщину так, что она аж отшатнулась:

- Ты что, в поликлинику ходила?

- Нет! – испуганно выпалила она.

Мачи поставил баночку на столик и наклонился к пациентке:

- Врёшь! Ходила сегодня с утра, ещё радовалась, что очереди нет! Выпытывала о своих болячках у доктора ихнего - высокий, лысый и в очках!

Широкое смуглое лицо женщины потемнело от стыда, она уткнулась взглядом в пол, признавая вину. Все остальные лишь переглянулись.

- Вот видишь! Значит, мне ты не веришь. Значит, у вингка ты ошиваешься. А потом уж сюда, дай-ка, мол, попробую, авось так надёжнее будет, на два стула одной задницей присесть! – издевательски качая головой, уперев руки в бока, говорил Хорхе.

Индеанка не знала, куда деться со стыда. Повисло секундное молчание. Бланко многозначительно кашлянул.

- А, ладно, - разом остыв, махнул рукой Хорхе, - ну что с тобой делать? Вылечу! А теперь сидите ждите, ко мне по делу пришли.

На этом он посчитал свой врачебный долг исполненным и широким жестом поманил троих товарищей в комнату. Во время разговора он обращался исключительно к Бланко. Марго сидела, мрачно кусая губы. Пилар тоже кисла с разочарованным выражением лица. Они привыкли к совершенно другому отношению. А здесь их вроде как и за людей не считали – чужачки, да ещё и женщины... «На хрена нам сдались такие союзники», - зло подумала лейтенант Контрерас. Но майор не подкачал, постарался обратить на них внимание.

- Это жена генерала и её адъютант, лейтенант Маргарита Контрерас и сержант Пилар Астуриас, прошу любить и жаловать. Маргарите генерал доверяет так же, как себе, она – полномочный посол на завтрашнем празднестве, - серьёзно обозначил Бланко. – Завтра ей нужно выступить перед всеми собравшимися. А сейчас могу сказать одно: генерал обещает дать вам землю и волю. Что вы видели от демократов? Наплевательство, пинки и зуботычины. Сплошной бардак. Мачи не уважают, над обычаями смеются. Генерал это не одобряет.

- А что он сейчас одобряет? – задиристо переспросил Хорхе, стреляя чёрными глазами.

- Он хочет, чтобы был порядок, как в старые времена, - настойчиво повторил майор Бланко. – У тебя будет всё, что и сейчас, уважение, деньги, но не придётся постоянно перед кем-то оправдываться. А всякие бездельники будут сидеть тихо. И чисто будет. А придут левые, так они вам весь край раздербанят своими заводами и электростанциями. И евреев напустят ещё больше.

- Ох, да, - недобро протянул мачи. – Чего они понаехали? Это их земля? Это не их земля! – агрессивно выкрикнул Хорхе. – Напустила тут Бачелетиха! Пройти негде от их кибуцев! Всю нашу землю жидам загонит, п**да тупая!..

Зная одиозные повадки майора, Маргарита сомневалась, что он искренне ставит индейцев выше евреев, но он сумел грубо, верно и чётко наступить шаману на больную мозоль. Если не светлая преданность, так злость и обида погонят его к генералу.

Хорхе согласился поддержать Пиночета и его посланников. Для него генерал был воплощением могучего духа, который вполне мог помогать и ему лично. Шаман считал, что своим благосостоянием тоже косвенно обязан ему. Бланко рассказал историю, как однажды, ещё в середине девяностых, Хорхе, пьяного в зюзю, пытались задержать в городе карабинеры, а тот начал орать на них и угрожать, что пожалуется генералу, и тот их прикончит. Маргарита от души повеселилась, услышав эту историю.

Майор заметил хмурые лица своих девчонок.

- Ничего, женщины-шаманки пользуются здесь даже большим уважением, чем мужчины, - объявил он. – И вот у них вы точно найдёте поддержку! Едем к мачи Ане.

Дом шаманки оказался гораздо более скромным, а она вела себя приветливее: познакомила с мужем и детьми, угостила травяным чаем и домашними сладостями, хотя и пошутила:

- Ну, главный кулинар тут не я, а Хосе, - и кивнула в сторону супруга, а тот, польщённый, широко улыбнулся.

Вскоре он и двое сыновей отправились на работу в поле, а сама Ана осталась для беседы. Это была крепкая зрелая женщина со спокойным, волевым лицом и постоянно чуть прищуренными глазами – так, словно она привыкла всматриваться только вдаль. Все её движения были размеренными, плавными, скупыми и от этого почти торжественными. В доме у неё пахло тыквой, корицей и овчиной: прямо из дома можно было пройти в хлев, где Ана держала своих ритуальных животных, хранителей духа.

Она отнеслась к Маргарите и Пилар с сочувствием и почти заговорщицки, понимая, как им непросто. Ведь и Ана обладала властным, мужским характером, постоянно вмешивалась в дела общины, да ещё обладала недюжинной физической силой. За это недоброжелатели обзывали её maricona (2). Она обещала поручиться за них и помочь, хотя успеха и не гарантировала.

День незаметно переломился к вечеру, солнце светило устало, трава рябила перед глазами. Марго сползла по сиденью и лениво полулежала, ни о чём особо не думая. Каждый из визитов оказался дольше ожидаемого, много отнимала дорога, хотя все деревни были на карте недалеко от Темуко. Незаметно сияющее небо обложило дымкой и облаками. Этот грязновато-белый покров словно приглушал и краски, и настроение, и звуки – даже кузнечики стали стрекотать не так завзято.

- Ну и что, завтра этот обряд? С утра, что ли? Ох, надо речь написать. Даже к заигрыванию с неверными надо подходить тщательно.

- «Неверные», опять двадцать пять! Испортил вас падре ваш.

- Чего это он «мой»? Он общий!

- Да не надо мне тут...

- А хоть бы и мой. Вам, майор, вздыхать да облизываться. Мы наедине в тёмном месте остаёмся, и я ему там делаю самые сокровенные признания, и вообще... он знает обо мне такое, что вам и не снилось! – чуть не давясь от внезапного смеха, закончила Марго, а Бланко больше для аффектации, чем действительно с досады, плюнул в окно.

Пилар вполуха забавлялась их вечной пикировкой, а сама рассматривала на телефоне фотографию шаманки: майор ей показал. Вот она в джинсах и майке, очень похожая на модель Химену Уилипан. А вот в традиционном костюме: прямая неподвижная стать, украшение из серебряных монист на голове, сложенные руки, волосы длинные и тёмные, но глаза – светлые, как оникс. Бланко рассказывал, что её взгляда боялись. А у неё была привычка: говорить, неподвижно уставившись. Долорес обладала огромной силой, несмотря на молодость: ей было двадцать семь. Хотя мачи могут быть любого возраста: иным юным магам дано побольше силы, чем их зрелым «коллегам», особенно если посвящение и установление контакта с духами произошло в результате природного катаклизма, например, землетрясения.

Долорес была призвана духами в возрасте двенадцати лет, она испытала магическую болезнь: непрестанный жар, головокружение, боли в суставах, нарывы почти по всему телу. Ни на какое другое недомогание это не было похоже, в общине сразу пошли слухи, что ребёнок станет мачи. Родители заплатили другой шаманке, Памеле, чтобы она исцелила девочку и потом взяла её к себе в ученицы.

Мапуче считали Долорес тёмной ведьмой, как и Хорхе. Виной тому был не только характер и сила: говорят, в роду у неё были белые - «демоны»-чужаки. Возможно, германцы с арауканами, подумала Марго, тогда вообще конфетка для националистов типа Энсины и Гутьерреса... А ещё считалось, что от Долорес ничего хорошего не жди: любая её работа с бедою связана. 

В этом доме пахло травами и снами, близкими к смерти.

Долорес смотрела на чужачек испытующе. Она была вежлива. Не фыркнула и не хмыкнула, но казалось, окатила высокомерием перед тем, как плавно, словно в танце, развернуться и прошагать на кухню, чтобы вновь, как и Ана, предложить им чаю.

Долорес была одета в вызывающее трикотажное платье и даже по дому ходила на каблуках. Она, как и Хорхе, водила автомобиль, писала книги, статьи и записывала песни.

Они с Бланко изложили суть дела. Мачи покивала в знак согласия. Но это ментальное прощупывание, оценивание не прекращалась, хоть разговор казался непринуждённым, с шутками, историями из жизни и рассказами о себе. Однако Марго не оставляло чувство напряжения, она не выдержала и вышла во двор, подставив лицо прохладному преддождевому ветру.

Она стояла так минут пять, но почувствовала сбоку чей-то взгляд. Долорес подошла бесшумно и молча зажгла сигарету.

- Ты куришь?

- Мой дух мне это не запрещает. Он вообще многое позволяет: компьютер, мужчин... – Мачи затянулась и ровной струёй выпустила светлый дым. – Только вот цена большая.

Марго неловко молчала. Ей на что-то намекали, вот только на что?

- Мне дали католическое имя, Мария де лос Долорес, и как в воду глядели, кому имя Долорес – того жду многие печали, - невесело усмехнулась она. – Сначала, едва вы вошли, я и растерялась, я ощутила, что посланы вы генералом, что Бланко с ним связан – знаю точно. Вообще, всегда видела, что он – военный, странным образом оказавшийся на гражданском поприще... А ты? Неожиданно. Совсем домашняя девочка. Комнатная, счастливая. И родители тебе всё устраивают, и кормят, и одевают, и родственников у тебя полно. А ты ведь даже не знаешь, что такое потеря, ты была на похоронах один раз в жизни.

Маргарите стало неуютно и досадно: это было правдой - но чем она здесь провинилась? Разве человек может быть виноватым в том, что счастлив, что ему легче, больше дано, чем другим? Бог неровно делит. А эта зависть и внушение чувства вины –узнаваемо. Типичный духовный приём противника.

- Я совсем не левая, - негромко произнесла Долорес, словно прочитав мысли, - иначе зачем бы вам ко мне ехать? Я могла бы рассказать многое и о родословной с отцовской стороны, и о семье матери, которая принадлежала к одному из самых славных арауканских родов, ты-то своих предков только до четвёртого колена знаешь, и то с грехом пополам.

- Почему ты постоянно пробуешь меня на зуб? – медленно проговорила Марго, пристально посмотрев мачи в лицо, и две пары зелёных глаз, одни как морская волна, другие как светлый камень, скрестились лучами.

- Потому что иначе нельзя. Особенно в том деле, в котором мы участвуем. Кто его знает, у всякого своя сущность. Но я уже отвыкла, что можно получать что-то, не расплачиваясь горем. И вот вопрос: ты – выдержишь?

Потом, вечером, майор рассказал им про Долорес. Сначала умерла мать, это случилось через полгода после посвящения: пневмония. Затем, через пару лет, разорился отец, хотя хозяйство семьи Кинтраль было одним из лучших в округе: здесь поговаривали и о зависти да чёрном глазе. Отец умер меньше, чем через год после разорения. Юная мачи замкнулась и ушла в духовные практики. Брата Долорес, который сейчас работал в городе, чуть не убили в пьяной драке. Мужчины одаривали Долорес восторженным поклонением, в потом или спивались, или гибли, или начинали обращаться с ней, как с собакой – как окончилось пять или шесть романов. Мачи снова стискивала зубы с мыслями: «Ничего, я вам покажу!». Только двоюродная сестра Росио прекрасно ладила с Долорес и была её «переводчиком» во время ритуалов – толковала её слова, внушённые духами.

Маргарита ощутила, что день стал поистине бесконечным. Она устала. Не ответив на риторический вопрос, лейтенант Контрерас ушла в дом. Она никому не рассказывала об этом разговоре.

Путь назад был удивительно быстрым. Когда они вернулись в гостиницу, время снова потекло, как обычно. Марго потащилась в душ и рухнула потом в кровать: наконец-то свежесть и чистые простыни. Свет постепенно мерк перед глазами. Она думала о генерале и об этом крае. Он наверняка хотел её приобщения. Вертелись в голове строчки танго Астора Пьяццолы:

Vuelvo al Sur,
como se vuelve siempre al amor,
vuelvo a vos,
con mi deseo, con mi temor... (3)

Генерал тоже считался южанином по происхождению, его предки были землевладельцами из Мауле. Она пару раз замечала, что он смотрит на неё украдкой со странной нежностью, будто дивится, и догадывалась: это из-за единосущности. Может, действительно хочет «приобщить»? Ну уж нет, она не обязана во всём разделять его вкусы.

Война индейцев и конкистадоров была не чем иным, как войной миров – каждый сражался за свой космос, за сохранение или расширение своего сакрального пространства. Араукания оставалась для Маргариты миром странноватым и чужим.

«Кто знает, что из этого выйдет», - сонно думала Марго. Она не знала, что за отведённых три дня ей от Юга не отделаться...
___________________________________
1. Уменьш. от вингка – wingka – у индейцев мапуче название инородцев, прежде всего, белых чилийцев.
2. Бранное слово, в мужском роде maricon - педик, гомосексуалист; в женском роде означает лесбиянку или грубую, мужеподобную женщину.
3. Я возвращаюсь на Юг,
как всегда возвращаются к любви.
Я возвращаюсь к тебе,
с моим желанием, с моим страхом... (исп.)