Зверьё моё

Первым нашим домашним зверем была, как водится у всех деревенских ребятишек,  роскошная дымчатая кошка. Это был зверь умный и злой. Каждое утро начиналось с того, что в наше кухонное окно стучалась соседка, баба Лиза, и кричала: «Нюрка! Принимай добычу!» Наша бабушка брала ведро и совок для золы и выходила в коридор, собирала в ведро мёртвые тушки задушенных кошкой степных карбушей, относила за сараи и, облив бензином, сжигала их, а потом сердито выговаривала, глядя в преданные глаза пушистой красавицы: «Что же ты, зараза, их не лопаешь? Бензин я на них трачу. Без него-то не горят». Если кто-нибудь пробовал её погладить, получал обычно когтистой лапой по руке.
    Один раз, когда нас с братом оставили дома одних, из-за чего-то мы поссорились. Я запустила в Сашку чёрной игрушечной обезьянкой, которую он терпеть не мог. В ответ Сашка схватил за хвост кошку и бросил в меня. Она ободрала мне всё лицо, а Сашка с победным криком прыгнул на подоконник. Я - за ним. Стёкла разбились, и мы вывалились на улицу. Сашка отделался синяками и ссадинами, а мне в клинцовской сельской больнице наложили швы. Потом я ими перед подругами хвасталась.
    Главной кормилицей родители называли корову Зойку. Смирная, добрая, она прожила у нас двадцать лет, А когда с ней случилась какая-то болезнь, отец наш не решился сам её зарезать, пригласил двух приятелей, а сам убежал куда-то и вернулся с красными от слёз глазами. От неё осталась Майка, крупная белая корова с огромными рогами и своеобразным характером. Маме молоко она отдавать не желала. Переступала с ноги на ногу, брыкалась, опрокидывала подойник. Меня она любила, наверное,  за то, что я подкармливала её всякими вкусными вещами: подсоленными горбушками хлеба, огурцами, капустой или яблоками. Из стада бежала она мне навстречу во всю прыть и стойко терпела моё неумелое доение, отдавая всё молоко до капли.
    В те годы я училась в интернате для слепых детей и дома бывала только на каникулах. Жил в нашей семье ещё один преданный мой зверь. Это была Пальма - помесь волка с собакой. Существо, умное и верное. Долгие месяцы она помнила и ждала меня.  Дождавшись, прыгала, визжала и пыталась лизнуть в нос. По вечерам, когда темнело, она находила меня, где угодно,  и уж не отпускала от себя. Даже в сельском клубе забивалась под мой стул и сидела там, не шевелясь, весь киносеанс. Люди боялись эту огромную псину: «Прогони, ты, Люська, отсюда своего волка!»- говорили возмущённо мне. «Не бойтесь! Дураков она не ест!»- успокаивала я окружающих. Отец наш в те годы по настоянию врачей ушёл из трактористов и стал работать пастухом. Пальма была ему неоценимой помощницей.
    Не ладили они с Ночкой, кобылой, которую выдали отцу для работы. При появлении Пальмы лошадь вставала на дыбы, била копытами, ржала и не подчинялась отцу. У этой капризной дамы был свой любимец - младший братишка Серёжа Его она обнюхивала, облизывала, подгибала ноги, наклоняла голову, чтобы ему было удобнее взобраться ей на спину. Несла она этого шестилетнего карапуза царственно, грациозной походкой, стараясь не тряхнуть. А он дёргал нещадно за гриву. Запомнился мне один случай: отец накосил в степи сена и нагрузил в телегу, запряг Ночку, и мы поехали домой. Пальма спала, зарывшись в сено. Вдруг она тревожно тявкнула. Что-то, видимо, приснилось. Кобыла понеслась галопом, ударяя по передку телеги задними ногами,  и разбила её. Мы вывалились в наполненную водой балочку, а Ночка убежала прочь, громыхая разбитым передком телеги. За ней устремилась мокрая, всклокоченная Пальма. Мы же остались собирать обломки телеги и обречённо поволокли их на себе домой. Телега-то была совхозная, и за неё папе пришлось бы выплачивать немалые деньги. С трудом папа собрал эту телегу. Оказалось, что какие-то железки из тележного крепежа мы потеряли. Отец обошёлся подручными средствами, а обеих неприятельниц он от души угостил кнутом, приговаривая: «Будете знать у меня, как беситься! Дуры чумовые!» Они поняли правильно и присмирели.
   Наша Пальма обладала одной особенностью: всё, до чего дотрагивались руки хозяев, она охраняла. Знала каждого цыплёнка или барана в отцовском стаде. Как-то зимой наш папа привёз крошечного зайчонка. Рассказал, что они с бригадиром Иваном Хохловым нашли в стогу сена двух новорожденных зайчат. Хохловы посадили своего в клетку, а у нас зверёк жил на свободе. Бегал, где хотел. Выскакивал во двор и никуда не убегал. Ели они с Пальмой из одного тазика. Жаль! Нечем было сфотографировать эту сцену!
     В нашей семье в разное время жили разные существа, и всех мы любили. Эта традиция сохранилась и в нашей теперешней семье и в семье нашего старшего сына. У нас принято подбирать и выхаживать больных котят, голубей, щенков и всех, кто нуждается в заботе и помощи. Ведь  все дети по сути своей добрые.